355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Плетнёв » Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания » Текст книги (страница 8)
Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания
  • Текст добавлен: 4 марта 2021, 08:00

Текст книги "Проект «Орлан»: Одинокий рейд. Курс на прорыв. Фактор умолчания"


Автор книги: Александр Плетнёв


Жанр:

   

Боевики


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Крейсер «Пётр Великий»

Некоторые сущности не следует познавать полностью, тем не менее продолжая пользоваться ими в некоторой степени привычно и бездумно.

Конечно, слушали, слушали «радио» англо-противника. Во многом бритты общались на УКВ, но что-то долетало. Нередко открытым текстом, но даже на кодированном «буль-буль-буль» по интенсивности можно было оценить и просчитать состояние дел на британской эскадре.

Явная экспрессия в эфире во время атаки была вполне закономерна, дальнейшее волнение и радиоговорливость могли быть и следствием удачного отражения удара. Но судя по поднявшемуся кипешу после расчётного выхода ракеты на цель, сразу стало понятно – в кого-то прилетело! И не в кого-то. А куда надо! Потому что вскоре пришло сообщение от «Сан-Луис», конечно, через аргентинский ретранслятор – на «Пьедро Буена» ликовали.

* * *

Отстрелявшись, крейсер заложил разворот на 12 узлах (излишне круто, на взгляд старпома) и взял обратный курс, мощно набирая приемлемые двадцать шесть.

На фоне скачущего на волнах эсминца Скопин, известный своими острыми шутками и не менее злым языком, обозвал это «величавым бегством».

– Дали врагу по яйцам… исподтишка и… гордо бежать!

Шли в таком же режиме – путаное зигзагирование. Только теперь крейсер не «прятался» за радарами и ГАС эсминца, ведя своё прослушивание.

Произошла восьмичасовая смена вахты. Скопин уже торчал на мостике, принимая команды Терентьева с ГКП, неторопливо меряя шагами весь полуовал рубки, поглядывая на выносные индикаторы гидро– и радиоконтроля, бросая короткие реплики рулевому, периодически возвращаясь к разговору с только что заступившим на вахту офицером.

– Пуск прошёл штатно. Всё, что должно было – отделилось, всё, что надо – раскрылось и полетело. Меня командир немедленно послал наверх, дабы лично осмотрел и проконтролировал… ну, ничего там не сорвало, не помяло после стартовика – в скотине-то дури немерено. Помнишь, как при учебно-боевых крышку загрузочного люка «форта» перекосило – кувалдой выправляли. Ну, и подзадержались на полубаке, пока всё осмотрели. Благо всю наледь сдуло, поплавило выхлопом – то́палось вполне комфортно.

Потом мне Луценко: «Смотрите тащкапторанга… на эсминце». Гляжу, а тёзка-то наш ратьером частит: «Вива виктория» и всё такое!

– Тёзка?

– Да эсминец – «Пьедро Буена». Не врубаешься – «Педро» тот же Пётр, только на испанском.

– А! Точно!

– Ну, так дальше! О! Думаю – пора на ГКП, поздравить наших прикомандированных аргентинцев, ну и, видимо, принять… поздравления от них!

– Ага, – ухмыльнулся вахтенный, – принять на радостях, как там его – фернету!

– А товарищи-мучачос были, видимо, и не против, наверняка полагая, что у русских всё происходит через стакан.

– Дык стереотипы у них: водка, балалайка, матрёшки, чёрная икра…

– Чапельники!

– Чего-о-о?!

– Проехали! Темнота ты[62]62
  Скопин, видимо, вспомнил эпизод из фильма «День выборов».


[Закрыть]
, – отмахнулся Скопин, продолжив: – Я как на ГКП пришёл – моряк, как его… капитан де навио, с трубкой в руке вытянулся перед своим далёким и невидимым начальством, докладывал. Да с таким важным видом, словно лично метнул ракету в противника. Однако отболтавшись от вышестоящих, весь растянулся лицом в улыбке, видимо, ему сладкого отсыпали в виде званий и побрякушек. Затараторил на своём – в переводе поздравления от самого Галтьери и лично от него, с непременным желании отметить победу, и знаешь так – с красноречивым жестом, щёлкнув пальцем по шее.

– Ха, уже нахватался наших словечек.

– Но Терентьев сразу зарубил все вольные позывы. И правильно. Нехрен расслабляться. Британскую атомную ПЛ аргентинцы-то так и не обнаружили. Да и наш доблестный личный состав чудить начал.

– Дристуны? А что там собственно произошло?

– А-а-а-а, знаешь уже, – Скопин отмахнулся, – да эти-то просто долбодятлы. Стащили при разгрузке несколько ящиков с аргентинскими фруктами (там же накладных-приходных не было – никакого контроля), заныкали их и давились втихаря, пока не покрылись сыпью да не обдристались, идиоты. Я Забиркина спрашиваю: «У тебя что, голодное детство было? Апельсинов недоедал?» Представь, этот умник мне, дескать, «генетическая память, страх перед цингой». У него, оказывается, дед, прадед и глубже там, как заверяет, на флоте служили.

– Так вот чего этого ботана на флот потянуло.

– Ну, видимо. Но я вообще-то про других персонажей, до которых только сейчас дошло, что мы и они, в частности, «попали»! И обратного пути, видимо, нет. По́зднее у них, видите ли, зажигание. Так ты не в курсе? – Скопин увидел, что собеседник морщит лоб в непонимании.

– Я глаза продрал и сразу на вахту.

– Ну так, Пономарёв, начмед наш, тот изначально удивлялся, что ни у кого нервного срыва или истерики не случилось после переноса. Вот и дождался себе психопациентов. А они, видишь ли, просто не дозрели – море и море, поход как поход. Даже когда ЗРК шмаляли – на учения было похоже. А тут «главным калибром» вдарили, по общекорабельной верещало «ракетная атака», вот и сорвались. В общем, кисловатые рожы у некоторых в экипаже. Пару-тройку Пономарёв в лазарет – на успокоительное. Два дурня из дивизиона движения «шилом» набрались[63]63
  «Шило» – этиловый спирт, выдаваемый для технических нужд. Употребляется как в разбавленном виде, так и в чистом.


[Закрыть]
. Знаю я их – просто так не стали бы до такого состояния. Значит, зацепило их. У одного, по-моему, дети там остались, а второй – пёс его знает, может, тоже отцовские инстинкты, либо за компанию нюни распустил.

– Можно подумать, у них одних там кто-то остался.

– Ну и самый радикал у нас оказался новенький программист РТСник.

– Который из двоих, Лёха?

– Ага. У этого другой Фрейд в голове – бабы. Жена, две любовницы и ещё одна «женщина в Ростове-на-Дону».

– Где? В Ростове-на-Дону?! – вытаращился вахтенный.

– Шутка – Ильф и Петров! Три у него их.

– Блин, и как он с ними управляется?

– Инструкция по применению женщины пишется посредством долгих и упорных практических исследований. Зачастую методом проб и ошибок. Фактически методом ты́ка.

– Ага, и ты́кать её ты́калкой чертовски и обоюдно приятно.

– Ну, как-то так, – Скопин и не думал ухмыляться, – я ему: забудь, они уж там, а ты тут. А те, которые «они» тут: одна ещё мутной каплей на конце болтается, а другие в коляске с соской – только учатся.

– Умеешь ты успокоить, – фыркнул вахтенный.

– Нам сейчас надо без головняка и приключений отойти на старую позицию и ждать.

* * *

Однако без происшествий не обошлось.

Шли всё те же «назначенные» 26 узлов. Могли бы догнать и до тридцати, но эсминец при таком волнении больше выдать не мог. И хоть небо и океан уже «щупали» своими средствами, даже намереваясь выпустить вертолёт, «Пьедро Буена» решили не оставлять.

Температура воздуха колебалась в районе минус 5–7°, пронизывающим ветром надувая на железо корабля мгновенно намерзающую влажность.

Гидравлика легко схрумкала корку льда, открывая створки вертолётного ангара, но обслуживающая команда, пока катила машину на взлётную площадку, успела набить пару шишек, поскользнувшись.

«Камов» ушёл «слушать» глубину, а боцман, видимо, по-своему решил бороться с хандрой среди экипажа.

Раскрасневшаяся ряха боцмана (на вид алкоголика-любителя) на самом деле – обветренное бывалостью северных морей лицо. А гоняя матросиков, физиономия старшего мичмана вообще приобретала озверело-решительный окрас. Боцман это отдельная песня: мата и фигур речи с совершенно невообразимыми оборотами!

– Что ты тут по стойке вольно мнёшься, как Венера Милосская?! – И далее – на матросское обидно-оторопелое «почему как Венера?»: – Да потому что такой же безрукий! Тебе что сказали сделать? – И не слушая ответа: – А ты? – И так далее и в том же духе.

Боцман знал главное правило работы с личным составом – не давать расслабляться. Как в детстве зубной врач. Начнёт сюсюкаться – хныканья перерастут в истерику. А прикрикнет крахмально-белой строгостью – сидит паинькой, терпит.

Чтобы у парней не оставалось времени на всякую психологическую фигню, озадачил их в лучших традициях советских «тягот и лишений» воинской службы. Свободных от вахты выгнал наверх, приказав сколоть лёд с палубы, чтобы швартовая команда могла спокойно работать, очистить от наледи подвижные узлы, проверить чехлы на артиллерийских и зенитных установках, ну и прочее…

На корме, где во время разгрузки аргентинского транспорта примяли леерное ограждение, верхняя перекладина держалась на честном слове. Один из матросов, видимо утомившись, прислонился спиной к лееру. На зигзагировании крейсер порой ставил борт на волну и ощутимо кренился. При очередной координате у матроса ноги, оскальзываясь, ушли вперёд, пятой точкой брякая его на злополучную перекладину, которая тут же сорвалась с крепления. Бедолага опрокинулся на спину, нелепо мелькнув нижними конечностями, свалился за борт.

Заметили сразу. С оглашенным «человек за бортом!» забегали. Кто-то рванул на ГКП, кто-то более умный к телефону внутренней связи. Бардак! Пока бегали, корабль прошёл метров четыреста-пятьсот. Но «стоп машина» отработать не успели – естественно, свесились бо́шками за леера и неожиданно увидели лишенца не в воде, а под бортом.

Как он только умудрился ухватиться за свисающий нештатный (непорядок) «конец»!? Да так удачно, что, видимо соскользнув по канату, упёрся ногами в скобы для крепления забортного трапа. Пока суть да дело, парень передрейфил окончательно, прилипнув к холодному серому борту такого вдруг желанного родного корабля, слыша под ногами клокочущий назревающий кильватер, с тоскливой паникой наблюдая орущие пасти товарищей сверху. Сам «каскадёр поневоле» на голосовую связь не выходил, видимо получив команду от инстинкта самосохранения стиснуть всё, что можно, вцепившись мёртвой хваткой в канат, сжав скулы и остальные предательские сфинктеры.

Канат, за который случилось схватиться потерпевшему, был весьма дубовым, обледенелым и крайне неудобным в плане ухватистости. Вниз свесили более гибкий вариант, но парень совершенно не реагировал, явно не собираясь расставаться со своей промёрзшей «пуповиной». Пришлось изгаляться под мат и непосредственное руководство боцмана – задеревеневшего на морозе матроса смогли подтянуть к срезу и уже потом багром за бушлат вытащили на палубу.

– В санчасть его! – боцман уж осип от своего ора и мата. – Эй, парень, отпускай. Слышишь?

Тот вроде слышит, глазами лу́пает, но даже зубами не стучит после получаса на холодном ветру. И не отпускает!!! Попробовали помочь – хрен! Нашёлся кто-то с соображалкой – быстро метнулся за ножницами по металлу, откромсав края. Так с куском каната в руках матроса и отправился в медицинский бокс.

Надо сказать, что пальцы у несчастного разжались и отпустили обрезки только через час, после смачивания кистей медицинским спиртом. Да и в глотку, видимо, ему перепало малой порцией.

Терентьев аврал прокомментировал коротким «раздолбаи», велел наплевать на обледенение и оставить всё как есть.

В последующих событиях такая вроде незначительность, как лёд на палубе, оказалась неприятной помехой в реализации одного дерзкого плана, который и был в итоге провален. Но об этом позже.

Вокруг да около, далеко и близко

Падая, мальчики не любят показывать, как им больно, чтобы не быть осмеянными сверстниками и девчонками.

Авианосец это не скорлупка-эсминец. Там было куда отступить, сконцентрироваться, локализуя и блокируя очаги возгорания, но и было где разгуляться огню, нашедшему себе прекрасную пищу – авиационное топливо. «Инвинзибл» имел продуманную и отработанную с учётом мировой войны систему пожаротушения, но… Бронированная боевая головка ракеты, прежде чем жахнуть, добралась с кормы почти до миделя, дырявя противопожарные перегородки, в которые отсек за отсеком сквозняком потёк огонь.

Вудворду, имевшему представление, ЧТО встряло в авианосец, после первых же докладов, хватило здравого смысла практически незамедлительно отдать приказ «покинуть корабль». Не пытался он и оттянуть финальную констатацию, отчитываясь Лондону, скупо пряча эмоции вестника дурных событий за сухостью уставного доклада: «Подвергся ракетной атаке… как боевая единица – потерян».

Хотя авианосец продолжал оставаться на плаву, бесконтрольно выгорая с детонацией боеприпасов. Вудворд рассчитывал, когда пожар сойдёт в пассивную стадию, спровадить выгоревший остов на буксире вслед за «Шеффилдом» к острову Южная Георгия, где в условиях тыловой якорной стоянки попытаться снять с корабля что-либо ценное.

Пресс-служба министерства обороны Великобритании пока помалкивала, но информация каким-то образом просочилась в СМИ, вынудив военных сделать предварительное обтекаемое заявление: «…подверглись ракетным атакам… повреждения… экипажи борются за живучесть…».

Сенсация – лакомый кус для журналистов. Докопались, сопоставили факты, оценили вес ракеты русских с анализом вероятностей и дожали Адмиралтейство. Тем пришлось признаться. Англия была в шоке! За два дня войны – два корабля и уже три (включая «Конкерор») с начала экспедиции.

Проклинали аргентинцев и хунту. Проклинали французов за «Экзосеты». Проклинали русских и их крейсер, который теперь называли не иначе как «Peter the Terrible»[64]64
  «Peter the Terrible» (англ.) – «Пётр Ужасный».


[Закрыть]
.

Ну и как водится, доставалось военным и правительству – госпожа Тэтчер неуютно заёрзала на своём кресле.

Суровый и справедливый гнев, естественно, не задержался на велико-бритто-островах, выплеснулся в мировой политический «колизей», где большой палец главных заявленных цезарей – США, гулял то вниз, то вверх, а то и вбок, в зависимости от сторон света: юг (Аргентина), запад (Великобритания), восток (СССР), естественно, фаллически задираясь каждый раз, когда дело касалось интересов себя любимых. Ну вот, как пример: ведущий «холодную войну» Вашингтон не отказался от выгодного экспорта зерна в СССР, тем не менее продолжал строить препоны британским компаниям, поставлявшим трубы для газопровода «Западная Сибирь – Восточная Европа».

Теперь же, после такого эффективного боевого выступления советского корабля (кремлёвским отнекиваниям от крейсера, естественно, никто не верил), политическое давление на Советы исключительно усилилось. И не только политическое.

Чтобы понять степень «наезда» на СССР, сто́ит привести некоторые факты из реальной истории на время Фолклендского конфликта.

Поддержка пакистанскими и англосаксонскими спецслужбами сепаратизма в Таджикистане и Узбекистане с помощью афганских моджахедов с планами терактов. К примеру, готовился взрыв крупнейшей ГЭС в Таджикистане.

Препятствие пропуска советских ВМС через Гибралтарский пролив.

Демонстративное увеличение численности войск на военных базах, усиление ВВС и военного флота США и Великобритании.

Провокации против Северной Кореи, с которой у СССР был договор о взаимопомощи.

Срыв некоторых контрактов по советско-западноевропейскому проекту «Газ-трубы».

Тесные контакты с Бухарестом, недовольным политикой СССР по многим вопросам – Запад оказывал румынам значительную помощь в деле создания собственного атомного оружия.

В нашем случае то, что не было реализовано в известной истории, форсировалось, переходя от планов к действиям.

«Battlecruiser» ходил под аргентинским флагом, и формально англичане не могли придраться к СССР. Стали давить косвенно. В Форин-Офис оперативно подготовили документы и подали запрос («коллективную жалобу») в ООН, объединяющий положение в Афганистане с «советской оккупацией Хивинского, Кокандского и Бухарского эмиратов». Назревала большая политическая пикировка, где Советский Союз загонялся в оправдывающуюся сторону.

Однако все дипломатические потуги британцев не могли решить их проблемы в южной Атлантике.

Потеря авианосца сводила военные действия к затяжному характеру и практически бесперспективной ситуации. И Лондон стал более настойчиво просить военной помощи у своего главного союзника по НАТО. В частности, предоставить самолёты ДРЛО, авианосец или на крайний случай универсальный вертолётоносец типа «Тарава», вспоминая опыт лизинга прошлой мировой войны.

Американцев не менее бриттов раздражало участие в конфликте крупного ракетного корабля, да ещё с предположительно ядерным оружием на борту, видя в этом не столько бряцанье оружием самих аргентинцев, сколько поигрывание ракетными мускулами кремлёвских ястребов. И хоть Лондону мягко было отказано, к делу с усердием подключились спецслужбы США. Для начала ЦРУ, с целью иметь рычаги давления на Буэнос-Айрес, выбросило в прессу провокационную информацию о якобы успешных переговорах с Великобританией, где речь шла об аренде у США кораблей и самолётов.

* * *

В Кремле совершенно не понимали ситуации.

Андропов разглядывал не самого хорошего качества фотографии со спутника, слушая комментарии командующего флотом С. Г. Горшкова, который, водя карандашом как указкой, показывал отличия неизвестного крейсера от «Кирова» и проектных модификаций, следующих в серии «Орлан».

– Значит, очень похож?

– Так точно, но…

– Но это ни о чём не говорит! Если они слепили подобное для провокации и повода ужесточить экономическое давление (так называемые санкции), неточности в имитации могут быть вполне. Но дело в том, что вообще непонятно, для чего им городить подобное? Для воплей о нашей агрессивности достаточно Афганистана и, опять же, бунтующих поляков. И только не говорите мне, что им так понравился наш проект, что они выкрали техническую документацию и построили у себя на верфях почти точную копию.

На очередном заседании комиссии ООН советский представитель в который раз заявил о непричастности СССР к атомному ракетному «Battlecruiser», оперирующему в зоне Фолклендского конфликта.

В Южной Атлантике советское разведывательное судно, которое под видом рыболовецкого траулера направлялось в зону маневрирования скандального крейсера, с целью снять параметры его радиоэлектронных излучений, сделать более детальные снимки и попытаться идентифицировать принадлежность корабля, было отозвано. А зря.

Крейсер

Что мы можем предполагать в своей жизни, выглядывая за угол будущего, терзая свою любознательность и надежду? Оптимистическое «а вдруг» и разочарованное «опять», протаптывая новые дорожки, неизменно наступая на старые грабли.

Спустившись строго на юг, к банке Бердвуда (всего лишь 4 часа ходу и 110 морских миль), попали в зону шквалистого ветра. «Пьедро Буена» стал отставать, и Терентьев приказал периодически переходить с «назначенного» «полного хода» – 26 узлов на «малый», поджидая «аргентинца»[65]65
  В соответствии с поставленной задачей и условиями хода, командир корабля устанавливает «назначенный ход». Например, назначив «полным ходом» – 26 узлов, при котором и рукоятки машинного телеграфа будут поставлены на «полный ход вперёд». «Самый полный» всегда больше «назначенного хода» на 4 узла, стало быть, в нашем случае – 30, несмотря на то что крейсер может выдать полных 32. «Малый ход» есть половина «назначенного».


[Закрыть]
.

Потом в «ходовой» снова тренькал машинный телеграф, указывая стрелкой на «полный», а когда и на «самый полный», добавляя лишние 4 узла. Команду репетовали, проскальзывала пороговая вибрация, пока машина становилась на мощные устойчивые обороты, и крейсер, всё на том же зигзаге, отрывался вперёд. Одним словом – гарцевали.

На «Полиноме» гидропоказания уже поползли вверх – то бишь пошёл Южно-Антильский хребет, когда акустики выдали на ходовой мостик «бомбу», обнаружив в режиме «эхо» подводную лодку. И неожиданно близко, что звучало для них самих укором – прошляпили.

Вообще-то субмарину британцев усиленно «выглядывали» до банки Бердвуда или за ней, но никак ни в этом районе, где глубины́ ей для скрытности явно маловато.

Сигнал тревоги всколыхнул людей, разогнав по постам, а затем наступает непонятка – локаторы засекают НЦ, но кратковременно и едва-едва. То есть правая антенна на фок-мачте РЛС для низколетящих целей «мазнула» «боковым лепестком», кого-то углядела и… на экране опять пусто!

Командир штурманской боевой части сравнивает данные гидроакустиков с данными радиометристов – дистанция и оба пеленга сходятся!

Первая мысль: «лодка всплыла под рубку». Старпом докладывает на ГКП.

Но тут приходит лаконичное «радио» с «Пьедро Буена» от аргентинцев, которые, понятно, в этих водах более поднаторели: «Криль!»

А следом после минутной паузы: «Кит!».

– Ах, ты твою мать! – Прикинув дистанцию, до Скопина доходит, что это в пределах видимости. Выскакивает на правый сигнальный мостик, прилипая к визиру: – Красавец!

Кит трапезничал, открывая там, под водой, свою пасть-решётку, пропуская через неё тонны воды и колоссальные массы рачков. На поверхности лишь показывался тёмный горб спины и выхлёстывался мощный горизонтальный плавник хвоста.

«Красиво, но досадно и немного стыдно, что устроили переполох».

Кит, или знаменитый местный криль, ещё не раз заставлял вздрагивать и потеть под кителями операторов гидроакустической станции. Но общего «аврала» предусмотрительно не объявлялось. О боевой тревоге оповещали только телефонизированные боевые посты, до детального выяснения, всякий раз относя подозрительные эхоотражения к разряду «ложных». Одно, кстати, из них было вовсе не ложным! И действительно, кто бы мог подумать, что «британец» будет прятаться в таком не совсем уютном месте для субмарины, как ма́лые глуби́ны. Только это не имело значения. «Спартан» не успевала, не могла, да и не было у команды ни сил, ни желания после охоты и прессинга аргентинцев, устроивших тотальную ПЛ-охоту.

Лодка лежала в дрейфе. Командир решил дать экипажу передышку. Единственно, что потом, всплыв, отослал сообщение в штаб, подтвердив разведданные о проходе «русского».

В установленной точке крейсер и эсминец совершили поворот, проложив курс на запад южнее острова Эстадос. Ещё через четыре часа разминулись на правом траверзе с малым соединением – крейсер «Бельграно» с малотоннажками эскорта. Удалось выяснить, что аргентинское командование всё же решило послать корабли к связке буксир – «Шеффилд».

Позже, прослушивая какую-то новостную радиостанцию, узнали, что «Бельграно» не минул своей участи – на маршруте следования был перехвачен ПЛ «Спартан».

Осторожный «англичанин» незаметно следовал за соединением, долго примерялся для атаки и наконец решился, произведя торпедный залп, оказавшийся результативным.

Но это потом, а пока «Бельграно» браво прочапал мимо. В этот раз с противолодочным зигзагом, но на слишком малых узлах – ничему не учатся!

* * *

– Пусть группа гидрометеонаблюдателей на основе этой хроники… – Терентьев коснулся клавиатуры ноута, бегло просматривая текст, – …мда-а, так вот, пусть выколдуют – какая будет погода.

– А чего тут гадать, – Скопин пожал плечами, зачитывая непосредственно из текста, – сказано же, «ухудшение погоды, вызванное господством в районе островов штормового фронта, сильная облачность и…» хреновая видимость. Авиации опасаться точно не сто́ит.

– Так то над Фолклендами, а где мы? За полтыщи километров. Там – со штурманскими документами аргентинцев, по-моему, были распечатки по воздушным течениям и температурам на это время года. Пусть используют. В общем, озадачь, чтоб просчитали. Результаты – штурмана́м. Сам – проследи смену вахт и можешь быть свободен. В смысле – спать. Мне ты нужен отдохнувшим и без тараканов в голове.

* * *

«Да не вопрос! – подумал Скопин вслед удаляющемуся командиру. – Озадачить – озадачу, спать так спать! Блин, только спать не очень хочется. Зато службу тянуть опять в самую “собаку” выпадает».

Менялась промежуточная вахта: с 18:00 до 20:00. В это время был развод корабельного наряда и ужин. Быстро решив вопросы со старшим метеогруппы и вахтенными, Скопин наскоро перекусил. Потому что есть особо и не хотелось. Как и спать. Понимал, что надо отдохнуть перед вахтой, но пребывал во власти противоречивых чувств – всё взывало взболтнуть осадок адреналина после боевого крещения, делясь впечатлениями с товарищами, да и с командиром обсудить дальнейшие планы. Но Терентьев на попытку заикнуться о перспективах зашикал, отмахнувшись. Видимо, откладывая эти вопросы на завтра.

И теперь Скопин напоминал кота-бездельника, который сам не знает, пойти на вкусный запах или – бамс! – лениво развалиться на тёплом, жмурясь на недоступных воробьёв.

Думал двинуть на корму к летунам, но хорошо, что предварительно позвонил, а то бы то́пал вхолостую – сказали: у Харебова с экипажем возня по технике и какие-то регламенты.

«Что за регламенты?» Там на вахте что-то пробурчали в трубку – нихрена не разобрал.

Зачем-то забрёл на ГКП. Попался на рассеянно-неодобрительный взгляд Терентьева, но того усиленно донимали аргентинские военные, переходя на жестикуляцию и коверканый английский, минуя своего переводчика. Не стал подходить.

Самое гадство, все, кто нужен – либо при деле (а ведь так и до́лжно – служба), либо отбились.

В БИЦе (и туда наведался) его окликнул Сашка Ермилов, который сидел в выгородке у приёмоиндикаторов космической навигационной системы.

Втиснулся – а тут собралась шайка-лейка: сам Ермилов, естественно, Забиркин с какого-то боку-припёку и программист из новеньких. Но не злополучный Лёха, который из-за баб своих чуть не удавился, а тот, который второй. Но разговор у них о том же – о бабах. При этом все трое что-то колдовали с аппаратурой, перебрасываясь специфическими терминами, вполне им понятными и не мешающими виться беседе об отношениях «на берегу» с приятно-противоположным, но таким противоречивым полом.

Дав Скопину проникнуться, Ермилов, глумливо ухмыляясь, спросил:

– А ты чего об этом мыслишь?

– Чего мыслю?! Если вы про любовь, то она бывает разная: любовь с большой буквы, со средней и маленькой. А ещё бывает вообще без буквы «л». Юбовь! А точнее «ебовь»! Придём в Союз – будут вам «невесты белокурые наградой». И леди, и ляди, и неприхотливые, и с претензиями.

Дождавшись, когда въедут и оторжутся, старпом, кивнул на мониторы:

– Вы вообще чего тут колдуете?

– Хотим влезть в спутники.

– В советские?

– В американские.

Скопин присвистнул:

– А получится?

– У американцев уже существует компьютерная сеть ARPANET – прообраз будущего Интернета. Понятно, что проводно́й, но поскольку финансируется министерством обороны США, наверняка что-то завязано на спутники. Пытаемся. Учитывая то, что протоколы передачи данных стандартизированы – вдруг выгорит.

– Товарищ капитан второго ранга, – осторожно спросил притихший в углу Забиркин, – а вот вы говорите… в общем, придём мы… домой – это Советский Союз сейчас. И кто мы там будем? И что мы, а?

– А ведь действительно, – подвязался Ермилов, – ты говоришь – Союз, «невесты белокурые», а мы тут такие из будущего… да с золотишком герои-пираты.

– Твою ж мать! Это ж кто растрепался про золото? – Скопин кинул недобрый взгляд на Забиркина. – А-а-а, полиглот-казачок засланный! Тебе, Забиркин, вообще сейчас положено из нарядов не вылезать за апельсины краденые.

– Да ладно тебе, Геннадьич, – заступился Ермилов, – лично я от швартовых узнал. Ящики тяжеленные, и промаркированы были, пусть не по-нашенски, но ребята сразу догадались. Но так я о чём: придём с Союз и зафигачат нас за колючку в общагу гарнизонную, чтобы не трепали лишнего. Золото аргентинское в Госхран, и ни тебе «жигулёнка» паршивенького, ни квартирки-однушки на край.

– А ты думал, коль супостат нас пиратами кличет, и добычу по законам пиратским поделить? Типа – членам экипажа одну десятую, капитан и квартирмейстер – получают двойную?!. Корабль и ракеты не мы ваяли – страна, практически вот этот самый СССР. Мы лишь так – отработали на «пятёрочку», на зарплату с премией.

Скопин почувствовал, как медленно сходит вальяжность настроения. То, что мнилось как вполне закономерные сложности, вдруг увиделось в качестве будущих проблем. Проблем, которые могут быть решены не самым мягким способом.

«Каждый из нас, даже не будь специалистом в продвинутых технологиях, всё равно является носителем аховой информации – чего только сто́ят ракетные удары по Югославии и будущий развал Союза. Как отреагируют на эту “бомбу” костенеющие своей старостью кремлёвские партийные руководители? Не станут ли тысяча человек экипажа крейсера проблемой из разряда “с глаз долой”? Получить боевой корабль с обученным экипажем, естественно, будет в радость командующему ВМФ, а вот какой головняк может быть у всяких там замполитов и суровых ребят из КГБ, столкнувшихся с умами наших парней, уже переточенными под дикий капитализм современной России? А в довершение информация просочится к не дремлющим врагам, и за каждым морячком с крейсера начнётся охота иностранных спецслужб. А тогда уж точно – в резервацию. Хотя Андропов оставил о себе впечатление адекватного и умного человека. Правда, не долго ему… Вот и надо, пока он у власти, определиться и решить все вопросы».

Скопин уже мягче посмотрел на Забиркина:

– Вопрос актуален. У Терентьева тоже, кстати, голова болит о нашем будущем. Так что не бои́сь – в обиду не дадим.

* * *

«Скомка́лось и окончательно обвалилось» – так бы прокомментировал Скопин своё настроение. Неприятно, но факт – ничего конкретного он им сказать и обещать не мог.

Покинув информационный центр, поднялся наверх в ходовую. Кивнув вахтенному, вышел на левый сигнальный мостик, расхристанный, слёту хапнув холодного ветру, набрав в уши целую гамму из свиста в антеннах и басистого рокота океана.

Огляделся – сумерки ещё цеплялись за серые надстройки, безнадежно сползая в океан, обтекая редкие барашки на волнах, и уже в ста метрах от крейсера царила непроглядная тьма.

Было муторно – бродило на душе ощущение неуверенности и затаившегося бессилия перед государственной машиной далёкого СССР. Большая страна (в противовес урезанной и едва набравшей треть от былого России), о величии которой вспоминалось-грезилось с гордым трепетом, показалась бездушным монстром, который ради своего сохранения и… развала, не задумываясь перемелет маленькие песчинки людей.

Холод пробрал до костей, выстудив голову, так и не освежив, не развеяв дурных мыслей.

«Что душа русского человека требует в такие моменты хандры? Правильно! Только не этого сиропу-фернету, и даже не коньяку из запасов командира, а обычной водки. Но за неимением сойдёт и “шило”. А у кого можно разжиться сей неприхотливой выпивкой? Совершенно верно! У летунов! Будем надеяться, что к этому времени закончатся их “загадочные” регламенты».

Так, забивая голову разговором с самим собой, целенаправленно двигал на корму, попутно отрабатывая субординацию приветствий с редкими встречными.

Совершенно на «автомате» отмечая нюансы о местоположении на 250-метровом (в длину) крейсере по ряду малозаметных, но привычных признаков.

В «гараже» продолжался маленький аврал – технари деловито потрошили «камовы», проверяя, перепроверяя, меняя, тестируя. Поэтому потеснившись, сели в каюте. Вскрыли консервы, ломтями – хлеб, пахнуло солёными огурцами из бочки, булькал кипятильник в кастрюльке с картофаном и бабатом (или бататом? Так и не разобрались… аргентинскими, кстати). Начали потихоньку с классического «по пять капель» и «между первой и второй».

Обожгло холодным, потом по пищеводу расползлось тепло, занюхали, закусили.

– Давай, делись подробностями, а то мы тут как в глухомани – сначала предполётная накачка, потом над океаном в режиме молчания, – Харебов испытывающе взглянул на хмурного Скопина. – Ты как?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю