Текст книги "Время перемен"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

«Схему!»

Головастый спускает картинку. На секунду, этого достаточно. Они – в пятидесяти метрах от «вивария». Никаких опасных излучений, никаких инородных полей… Юджин сворачивает за угол и резко останавливается. Дверь. Вернее, стальной люк. Под ним – мертвец. Вернее, полмертвеца. Люк разрубил тело пополам. Неаппетитное зрелище, но видали и похуже. Ирландец сапогом отодвигает обрубок к стене, прижимает в замку анализатор, ворчит:

– Вот ведь дрянь какая…

– Что, не возьмет? – спрашивает Грива. Он чувствует облегчение. Ему не хочется лезь в пасть дракону. Он совсем не прочь подождать группу зачистки. Решительных парней в брониках седьмого уровня. Но иногда и несколько минут оказываются решающими. Кто поручится, что под комплексом не упрятан хорошо экранированный ядерный фугас и как раз в этот момент в сотне километров отсюда чей-то палец не жмет на контрольную кнопку?

Юджин аккуратным кружком прилаживает к люку термомины, отодвигается. Переборка из легированной стали – это не пластиковая дверь.

– Поехали, – говорит он и инициирует мины.

Артём Грива

Сработало. Мой визор выдал красный сигнал: опасное излучение.

– Фонит, – удовлетворенно изрек О’Тулл.

Направленные термомины образуют в фокусе почти шесть тысяч градусов и превращают в плазму практически любой материал. Но действуют всего лишь доли секунды.

Переборку они прожгли, но в отверстие с внутренней стороны не прошел бы и кулак. Это была не просто сталь, а какой-то хитрый многослойный сплав. Как выяснилось позже – космическая разработка. Для наружного люка. Если бы я знал тогда этот маленький нюанс, то, может, и не сунулся бы в дыру. И не заварилась бы каша, от которой два года спустя будет тошнить кровью пять с половиной миллиардов моих соседей по планете. То есть каша бы все равно заварилась, но я не оказался бы в самой середке котла…

Юджин вынул из кобуры лазерный пистолет. Он не забыл, что «ужасных динозавров» удерживала лазерная сетка. Он всегда обращал внимание на мелочи, мой напарник. Ирландец приготовился, но шагнул не к дыре, а в сторону. Первым заглянуть в преисподнюю – моя привилегия.

До прибытия группы зачистки оставалось всего ничего.

Но я не стал ждать. Я заглянул.

Сначала я ничего не увидел. Вернее, увидел комнату, напоминающую ту, через которую мы прошли с боем четверть часа назад. Полный разгром, трупы на полу, развороченные экраны дисплеев. Вот только крови было значительно меньше. То есть ее не было совсем…

А потом я увидел Его.

Он приближался медленно и неуверенно. На Нем был серый комбинезон, порядком измызганный.

Сначала я решил, что это человек с нарушенными двигательными функциями. Такие чудны́е дерганые движения… И еще от него исходило ощущение беды. Нестерпимой непоправимой утраты… Меня пробрало буквально до костей… Я даже не сразу сумел понять, что это Его боль, а не моя.

По экрану визора поползли синие прозрачные полосы. Обзору они не мешали, но свидетельствовали о наличии постороннего электромагнитного излучения.

И я отвлекся. Решил, что передо мной какой-то свихнувшийся чудик из персонала базы. И сосредоточил внимание на противоположной двери.

Кого я ждал? Динозавра? Летучую медузу?

В общем, я облажался. Настолько, что даже упустил первый миг, когда Он обратил на меня внимание. Этот миг был так короток, что я даже не успел разглядеть Его лица. То есть в тот, первый, миг я даже решил, что это не лицо, а маска. А во второй миг я испытал такой невыразимый ужас, что ослеп и оглох, а сердце мое оборвалось и ухнуло куда-то в ледяную бездну. В общем, это был такой жуткий страх, такая невероятная тоска и страдание, что перенести их я был не в силах. Наверное, я заорал. Наверное, я на какое-то время вообще перестал существовать. Как личность. Остались одни рефлексы. Остался «зверь», который всегда просыпался во мне в такие критические мгновения. У «зверя» не было души, которая могла страдать, у него не было морали и совести – только желание выжить и примитивные рефлексы. Эти рефлексы отбросили меня от двери метров на десять. А дальше сработали рефлексы Юджина О’Тулла. Он вскинул руку и выпустил в дыру лазерный импульс. Попал. Ирландец всегда попадал: ночью, на слух, с завязанными глазами. Как-то он даже ухитрился сбить из звукопистолета взлетающую вертушку. Но его нынешний выстрел без преувеличения изменил судьбу мира. Хотя одному Богу известно – в какую сторону.

Потом Юджин сказал: думал, что промазал. Поскольку после выстрела он не услышал характерного звука попадания. Словно лазерный луч иссяк, поглощенный полем или пространством. Позже эксперты, исследовавшие это самое тело, также не обнаружили на нем лазерного ожога. И все-таки Он умер. И О’Тулл не промахнулся.

Интересно, что Пако Васка не соврал: на комплексе действительно смастерили машину времени. Только совсем не такую, о какой потом трепались по Сети. Собственно, и машины как таковой не было.

Глава вторая
КОЕ-ЧТО О КАПИТАНЕ ГРИВЕ И ВСЕМИРНОМ КОМИТЕТЕ ПО ВЫЯВЛЕНИЮ И ПРЕСЕЧЕНИЮ НЕСАНКЦИОНИРОВАННЫХ НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Очнулся Артём, когда его погрузили на носилки. Он тут же сел, помотал головой, стащил с физиономии намордник осмотического фильтра.

– Не вставать! – военврач попытался вернуть Гриву в горизонтальное положение, но оказавшийся рядом О’Тулл похлопал лекаря по плечу, и тот сообразил, что офицер-полевик в состоянии сам оценить состояние своего здоровья.

Артём спрыгнул с носилок.

– Где… этот? – спросил он.

– Им занимаются умники, – ответил Юджин. – Видок у тебя неважный. Ты в норме, Арти?

– Более-менее… – пробормотал Грива.

Но это была неправда. Что-то с ним было не так. Что-то такое происходило в его организме. Грива чувствовал это, как чувствуют начало болезни еще до появления конкретных симптомов. Только это была не болезнь…

– Пошли к Хокусаю, – сказал Артём, отгоняя дурное предчувствие. – Отчитаемся.

О’Тулл поглядел на него с сомнением, но спорить не стал.

Обычно послеоперационный доклад длился не менее получаса. Специальный координатор видел все, что происходило внизу. На мониторах командного пункта. Но видеть – не значит находиться. Поэтому Хокусай Танимура всегда интересовался личными впечатлениями своих офицеров. Причем предпочитал получать первую информацию «по-горячему», сразу после окончания операции. Но на этот раз доклад занял чуть больше минуты. Специальный координатор отступил от обычного правила и отпустил офицеров после пары вопросов, касавшихся исключительно самочувствия Гривы.

«Хреновый, должно быть, у меня вид», – подумал Артём. И был прав.

Напарники вышли из штабного модуля – здоровенного геликоптера, занявшего половину двора. На захваченной базе жизнь била ключом, но к Гриве и О’Туллу это уже не имело отношения. Резекция и санирование объекта – не их тема.

Офицеры взяли одну из освободившихся десантных вертушек и через пятнадцать минут уже садились на палубу «алладиновского» авианосца.

По «алладиновскому» контракту офицер-полевик, даже не получивший ранений, после операции должен был пройти строгий медосмотр и курс реабилитации. К элитным кадрам в Комитете по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований относились необычайно бережно. Неудивительно, если учесть, как тщательно в этой организации подходили к подбору персонала и какое количество денег было вбухано в каждого специалиста в процессе подготовки.

Разумеется, и Гриве, и Ирландцу порядок был известен. Поэтому еще через час, сдав оружие, сменив полевую форму на гражданскую одежду и пообедав, напарники загрузились в «крыло»-челнок, который и доставил их в гражданский аэропорт Сиэтла.

Здесь друзья расстались. В Комитете существовало негласное правило: офицеров-полевиков крайне редко задействовали на территории государств, подданными которых они являлись, а вот на отдых после операции всегда отправляли на родину. Вот почему О’Тулл остался ждать рейса в Ирландию, а Грива уже через час занял место в представительском классе стратосферного лайнера русской авиалинии, который должен был за четыре с небольшим часа перенести его на противоположную сторону земного шарика, сначала – в Киев, а оттуда, транзитом, в Симферополь, где Гриве предстояло арендовать вертушку и самостоятельно добраться до ливадийского реабилитационного комплекса неподалеку от Императорского дворца. Комплекс этот был личным подарком Государя Комитету, обладал правом экстерриториальности, и, естественно, никаких плановых рейсов туда быть не могло.

Откинувшись в удобном кресле «представительского» салона, Артём Грива размышлял о своей работе. И о своей родине. Это были привычные мысли. Они помогали не думать о том, что случилось на базе. Инстинкт подсказывал Гриве, что сейчас нельзя об этом думать. Опасно. Почему? На этот вопрос Грива не смог бы ответить, но инстинкту он доверял. Так что он думал о своей родине, которую действительно любил, и о своей работе, которую считал самым стоящим занятием для мужчины и офицера.

Вообще-то в России к «Алладину» относились с большим пиететом и никогда не забывали, что Антитеррористический совет, предшественник «Алладина», был некогда создан по инициативе самого регента Кондратьева. Но, возможно, это была всего лишь попытка сохранить лицо. Какому государству приятно, если на его территории базируются силовые подразделения, этому государству не подчиненные?

Каждая из держав решала эту проблему по-своему. Россия – формальным Императорским покровительством, Объединенная Запад-Европа норовила перевесить на «алладиновцев» функции собственных спецподразделений, Индия и Япония оговаривали сотрудничество многотомным договором, Израиль и ЮАР бесцеремонно впутывали Комитет в свои африканские игры… Только два государства упорно пытались ограничить деятельность «Алладина» на своей территории, а еще лучше – вовсе выставить его за пределы своей страны: США и Китай. Но ни в том, ни в другом случае дело не заходило за рамки газетных демаршей и публичных протестов по гало. Любой правитель, попытавшийся пойти дальше, моментально перестал бы быть правителем. При дружном одобрении международной общественности. Земляне отлично помнили, что такое «ифрит». И не нуждались в лишних напоминаниях. Но, к сожалению, несмотря на все усилия Международного координационного центра по исследованию феномена спонтанной деструкции и его карающего органа, то есть «Алладина», «ифрит» продолжал свою разрушительную работу. И никто не мог предугадать, когда и где произойдет очередная катастрофа и какой вид она примет: то ли станет обрушившимся на испанское побережье цунами, то ли реализуется нашествием ядовитых пауков на пригороды Сеула. И только одно правило «ифрит» соблюдал свято: начало бедствия, будь то подводное землетрясение или внезапная мутация членистоногих, с высокой точностью совпадало по времени с совершенно конкретным научным достижением человеческой расы. Так что Координационному центру оставалось лишь установить, какое именно из зарегистрированных направлений научной деятельности оказалось смертоносным. И повесить на этом направлении «кирпич».

А задачей «Алладина» было выявление незарегистрированной научной деятельности и пресечение таковой. И клинками, которые беспощадно смахивали очередную голову «гидры», были спецподразделения, выполняющие так называемое санирование и резекцию нежелательных направлений. А лезвиями этих клинков – группы проникновения, состоящие из офицеров-полевиков, элиты «алладиновских» коммандос.

До того как попасть в «Алладин», Грива служил в Департаменте внешней разведки, в африканском отделе Управления контроля внештатных ситуаций. И не за столом в здании Управления на Миллионной улице, а резидентом «на холоде». Хотя только большой шутник мог бы назвать «холодом» климатические и социальные условия Африканского континента, на котором две самые воинственные державы планеты, Израиль и ЮАР, непрерывно делили сферы влияния, а миллионы коренных обитателей континента энергично резали друг друга, как следуя воле правящего ими «белого меньшинства», так и вопреки этой воле. И при неформальной поддержке «великих держав», всячески поощрявших эту резню, потому что иначе эти миллионы диких и голодных африканцев непременно хлынули бы в благоустроенные государства Америки, Азии и Европы, где и без того хватало выходцев с Черного континента.

В этом бурлящем котле Грива провел первые три года после окончания Высшей Военной Императорской школы, активно и с удовольствием участвуя в изощренных поединках мастеров «плаща и кинжала», длившихся десятилетиями поединках, в которых за каждую оплошность можно было заплатить не только «бонусами», но и жизнью. Тогда Грива думал, что более «острой» деятельности не бывает. Он понял, что ошибался, когда стал сотрудником «Алладина». Здесь не было поединков. Здесь всё, как правило, сводилось к одному-единственному удару. И если этот удар не отсекал ядовитое щупальце, то второй удар наносил уже «ифрит». А это – десятки, а то и сотни тысяч человеческих жизней…

Поэтому офицер-полевик «Алладина» не имел права ошибаться. А следовательно, его физическое и психологическое состояние подлежало строгому контролю. И об этом было особо сказано в контракте офицера Гривы. Так что если ему был положен отдых, то никто – ни сам Грива, ни даже лично Председатель Международного координационного центра по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции – не мог лишить офицера-полевика права на релаксацию.

Глава третья
СОТРУДНИК ВСЕМИРНОГО КОМИТЕТА ПО ВЫЯВЛЕНИЮ И ПРЕСЕЧЕНИЮ НЕСАНКЦИОНИРОВАННЫХ НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ ИХ БЛАГОРОДИЕ КАПИТАН ГРИВА НА ОТДЫХЕ

Первые дни положенной релаксационной недели Артём провел абсолютно бездеятельно. Читал, бегал по горам, надев «гидру» (апрель все-таки), часами плавал в холодном море. Эскулапы его особо не донимали, а служебные проблемы он, как и положено по уставу, оставил за воротами релакс-комплекса. Пользуясь своими привилегиями «лица, чей ранг приравнен к рангу младшего камергера Императорского Двора», Артём оформил пропуск в Царский парк, где и бродил в полном одиночестве, размышляя о возвышенном и сочиняя хокку. Хокку выходили отвратительные. Восьмушке самурайской крови, наличествовавшей в жилах Гривы, было не по силам победить полное отсутствие поэтического таланта.

На четвертый день Артём, по согласованию с комендантом (считалось, что Грива – на службе), взял вертушку и слетал в Ялту, где аккурат в этот день проходил финал чемпионата стеночников.

Лет десять назад, как раз когда Грива заканчивал математико-информационное отделение Военной Императорской школы и готовился поступить на службу во Второй департамент (так тогда называли Департамент внешней разведки), стеночная борьба вдруг приобрела в России невероятную популярность. Лучших бойцов почитали не меньше, чем сумоистов в Японии. Позже энтузиазм несколько угас. Тем не менее в рейтингах гало соревнования стеночников уверенно вписывались в первую десятку, уступая, конечно, таким видам, как футбол и хоккей, но далеко опережая все прочие единоборства.

Ялта – один из самых дорогих черноморских курортов. Тем не менее на крыше местного отеля «Хайат», чья свеча торчала как раз рядом со стадионом, посадочных мест не было.

Грива поставил машину на желтый прямоугольник служебной стоянки, махнул перед носом служащего радужным пропуском в Ливадийский дворцовый комплекс (служащий почтительно козырнул), соскользнул в прозрачной капле лифта вниз, в журчащий фонтанами холл – и снова окунулся в весеннюю многолюдную Ялту.

На площади перед стадионом бурлила толпа. Билетов, разумеется, не было, но Артём полагал, что привилегии для того и существуют, чтобы ими пользоваться, поэтому через общий терминал связался с администрацией, сунул в щель личную карточку и, естественно, тут же получил допуск в «дворцовую» ложу.

Хотя десятитысячный стадион был забит до отказа, ложа, в которой с комфортом разместился Грива, была практически пуста. Только в углу притулилась довольно симпатичная девушка в сарафане, красный цвет которого демонстрировал ее симпатии к красноярской сборной.

– Привет, – настороженно сказала она.

На вид ей было лет семнадцать-восемнадцать, и сомнительно, чтобы у нее было право на место в «дворцовой» ложе. Но Артём – не инспектор и не какой-нибудь штатский сноб из министерства.

– Привет! – дружелюбно ответил он, положил на барьер полученный от контролера бинокль и активировал экран инфо. Сведения о командах-финалистах, для того, кто понимает, намного интереснее, чем рекламное представление спонсоров чемпионата. Грива понимал.

Рекламное шоу длилось минут десять, потом завыли трубы и на арену двумя компактными группами выбежали стеночники. Сборная Красноярска против московского «Святогора». По девять троек с каждой стороны. И те и другие в стандартных костюмах: порты-пояс-рубаха. Некоторые – босиком. Это не возбранялось. Так же, как и вышивка по вороту. Но в остальном – строго. Вообще-то правила в «стенке» очень жесткие. Особенно с тех пор, как отказались от применения протекторов. Раньше, до того как «стенка» окончательно оформилась, вольностей было больше. Некоторое время даже разрешалось использовать дубинки. По две-три на команду. Большие дискуссии велись на эту тему: дескать, по русским традициям «стеночники» дубинками сплошь и рядом дрались. Но в основе современной «стенки» стояли люди серьезные, понимавшие, чем отличается «фольклорная» музыка от музыки «на основе фольклора». Дубинки отменили. И протекторы, кстати, тоже. Та самая традиция однозначно требовала от участников «держать» удар.

Реклама на тридцатиметровом галоэкране сменилась «картинкой» арены, стадион взвыл и тут же стих.

Артём на экран не смотрел. Если бы он хотел увидеть чемпионат по гало, не полетел бы в Ялту.

Команды построились.

– Извините… – вдруг тоненьким голоском проговорила девушка. – Если вам не нужен бинокль…

Артём не глядя протянул ей бинокуляр. Офицер-полевик со зрением ниже тройки – это гарантированное увольнение для курирующего окулиста.

Стадион снова взвыл. Стеночники с ревом, даже без помощи динамиков перекрывшим ор зрителей, ринулись в бой. Казалось, уровень шума достиг предела, но тут врубились направленные микрофоны, и от боевого клича троек завибрировал барьер ложи.

Когда-то Грива потратил немало времени, чтобы освоить голосовую технику «стенки», но по-настоящему так ею и не овладел, хотя эффективность ее была потрясающей. От воинственного клича даже одного умелого бойца у противника опускаются руки и слабеют колени. А если пронзительный вопль разом испускает сыгранная тройка – супротивник может и сознание потерять. Рассказывали историю о том, как из Токсовского зубрятника вырвался бык и отправился прогуляться по курортной зоне. Санкт-петербургская команда стеночников успела раньше звероловов. Когда те наконец прибыли, зубр в глубокой печали лежал на травке. При этом его никто и пальцем не тронул. И правильно, что не тронул. Зубр – это не домашний бычок. Солидная зверушка. А вот против боевого клича не устоял…

Командная техника стеночного боя с виду кажется достаточно простой: куча на кучу. Но это – только с виду. Овладеть ею весьма нелегко. По сути, каждая тройка – это единый боевой организм. Двое – на прикрытии, один – на атаке. Это не значит, что защитники не могут атаковать, а атакующий – защищаться. Футбольный нападающий тоже может играть в защите, а защитник – в нападении. Но в идеале каждый делает то, что умеет лучше. С учетом групповой тактики. Иными словами, любая пуля может убить, но малокалиберная гарантированно выводит из строя при точном попадании, а крупнокалиберная – при любом. То есть, если «биток» попал, тот, в кого он попал, из игры вычеркивается. На стеночном жаргоне это называлось «сделать мясо». А «сделать мясо» из крепыша, ломающего головой доску в пять сантиметров толщиной, – серьезная задача.

Стадион стоял на ушах. Девочка-соседка приплясывала, подпрыгивала и лупила по барьеру Артёмовым биноклем. «Стенка» – безумно заводная штука. Грива, конечно, не визжал. Считал: несолидно. Но получал от зрелища большое удовольствие. Потому что будучи профессионалом видел не только прыжки и плюхи, а еще и отточенную технику. Он видел, как ловко маневрировали «тройки», сменяя друг друга в «активной зоне», чтобы у «пристяжных» и «битков» была возможность немного отдышаться. Видел, как готовились и формировались направления атак и как моментально уплотнялась линия бойцов, когда противник пытался создать в какой-то точке единовременный численный перевес. Видел он и разницу между двумя школами стеночников. Москвичи-святогорцы старались работать командно, технично, экономно, планируя долгий поединок «на выносливость». А сибиряки явно делали ставку на индивидуальную мощь двух-трех особо крепких и выносливых «битков». Большинство болельщиков, как давно убедился Грива, предпочитали именно этот вариант. Пусть «стенка» закончится через полчаса, зато это будут та-акие полчаса…

Буц! Буц! Шмяк! Шмяк! Рев взлетел еще на полсотни децибел.

«Ва-ви-ла! Ва-ви-ла!»

«Биток» Красных из красноярской сборной провел отличную комбинацию, в полсекунды уложил полную тройку святогорцев и порвал москвичам линию защиты. В следующую секунду его тройка оказалась в кольце противников. «Пристяжные» вертелись как бешеные. Одного тут же сшибли, второго тоже едва не завалили, но красноярский «биток», двухметровая машина с руками горильей длины, ухитрился «махнуть» поверх головы своего «пристяжного». Грива увидел, как святогорского «битка», тоже бугая пудов семи, кинуло на своих, кольцо лопнуло, и мгновением позже красные рубахи красноярских буквально «затопили» желтые рубахи москвичей. Те еще пытались отбиться. Три тройки святогорцев, спина к спине, встали последним желтым островком и мужественно продержались еще целую минуту.

Когда упал последний святогорец, низким басом заревели трубы и «стенка» красноярцев рассыпалась.

Из четырех ворот на усеянную телами арену бросились врачи и санитары с самоходными тележками.

– Ва-ви-ла! Ва-ви-ла! – ревел стадион.

Могучий красноярский «биток» застенчиво улыбался и вытирал лицо разорванной в клочья рубахой. Красная кровь на красной ткани была не заметна.

– И-и-и! – в восторге запищала Артёмова соседка по ложе, как обезьянка, вспрыгнула на Гриву и принялась его целовать.

Только через минуту ему удалось отделить от себя это восторженное взлохмаченное и совершенно очаровательное существо.

– Я Артём, – представился он. – А ты?

– А я – Маша! – сообщила девушка и опять полезла обниматься.

На этот раз они поцеловались с чувством и без лишней торопливости. Под тонким шелком сарафана не было ничего, кроме упругой плоти. Мир закружился и поплыл… Кто-то сунулся в ложу, но Артём вовремя сделал шаг назад, прижал дверь спиной. С той стороны еще некоторое время суетились и дергали ручку. Потом дверь оставили в покое.

Руки девушки опустились ниже, нацеливаясь на пряжку пояса, но по пути наткнулись на кобуру.

– Ой!

Удивленная Маша моментально отстранилась, но Артём ее не отпустил, придержал за гибкую талию.

– Ты – жандарм? – спросила девушка с ноткой почтения.

Грива мотнул головой.

– А кто? – В серых глазах вспыхнула искра отчаянного любопытства.

– Шпиён! – страшным шепотом сообщил Артём. – Китайский!

Девушка звонко рассмеялась:

– Нет, правда, ты кто?

– Офицер, – строго сказал Грива и тут же улыбнулся: – Будем праздновать победу, Маша?

– Ты тоже болел за красноярских! – восхитилась девушка.

– Я болел за хороший бой, – честно сказал Грива. – Надеюсь, тебя никто не ждет?

– Ну-у… – Маша смутилась.

– Купаться будем… – пообещал Артём. – И рыбу ловить. С дельфинами.

– Ой! – восхитилась Маша.

– Кефаль. Руками. Я научу. Решили?

– Решили! – Маша встряхнула соломенной гривкой.

– Тогда вперед! – заявил Артём. – У меня вертушка на стоянке.

Строго говоря, на территорию комплекса посторонним вход запрещен, но если отдыхающий офицер желает пригласить гостя или, тем паче, гостью, на это смотрят сквозь пальцы. Эмпатки-психологини из обслуги – это, конечно, здорово. Для новичка. Но большинство «отдыхающих» рано или поздно тянет на что-нибудь натуральное. Чтоб не всплывала в самый неподходящий момент мыслишка, что тебя «лечат».

Уже в вертушке Грива спросил:

– У тебя личная карта с собой?

– Угу.

– Вставь ее сюда, пожалуйста, – попросил Артём.

Некоторые правила в него накрепко, до уровня рефлекса, вбили еще в Департаменте разведки.

Маша бросила на него удивленный взгляд, но тем не менее сунула пластиковый прямоугольник в щель анализатора.

Никакой реакции не последовало. Девушка Маша в базах «Алладина» не числилась.

– Порядок такой, – успокоил ее Артём. – Военный объект.

– Правда? – Маша оживилась. – А можно спросить – чей?

Вертушку тряхнуло: опоры коснулись земли.

– Можно. Спросить.

Собственно, никакого секрета в том, что в Ливадии расположен санаторий Всемирного комитета по выявлению и пресечению несанкционированных научных исследований, не было. Но Грива не любил с ходу объявлять своим случайным знакомым, что он – офицер «Алладина». Даже в просвещенной России на «алладиновцев» взирали, и совершенно без всякого основания, как на могучих и безжалостных сверхчеловеков. При таком отношении было трудновато строить натуральные отношения.

Они вылезли из вертушки.

– Погоди минутку, – Грива заскочил в свой оплетенный виноградом домик, прихватил пару осмотических «гидр» для длительного плавания, дельфиний манок и спрятал в сейф личное оружие.

К морю они отправились пешком.

Грива знал отличную бухточку…

Артём Грива

Осмотическая модель «гидры» – отличная вещь. Ни громоздких баллонов за спиной, ни утяжелителей на поясе. Батарей хватает на несколько суток пребывания в воде нулевой температуры. Холод практически не ощущается, мерзнут только ладони, да и то если перчаток не надевать. В общем, полная свобода. Если, конечно, умеешь правильно работать моноластом. Моя новая подружка умела. Это восхитительное зрелище: стройная девушка в облегающей серебристой «гидре», скользящая сквозь пронизанную солнцем воду. Грациозный полет. То есть кажущийся грациозным, пока на горизонте не появятся дельфины. В сравнении с ними мы – как двухлетний карапуз, ковыляющий за гимнасткой. Они к нам и относятся как к детям. Наверное. Психология дельфинов даже для специалистов – темный лес. Насколько я знаю, лет сто назад их вообще считали животными, на них даже охотились… Хотя чему удивляться, если даже сейчас, во второй половине двадцать первого века, на половине Африканского континента каннибализм считается чуть ли не доброй традицией.

Я учил Машу ловить кефаль. Руками. Поймал одну жалкую рыбешку. Дельфины вертелись вокруг и, вероятно, от души потешались.

Потом им это надоело, нас «отбуксировали» в море, так далеко, что берег превратился в дымную полоску, и затеяли карусель.

Девушка Маша визжала так, что даже сквозь маску слышно было. Дельфиний танец – это нечто. Просто безумие, когда мимо тебя, почти впритирку, проносятся живые торпеды. Кажется, что для них вода – как воздух. Ни малейшего сопротивления. Чем обычно заканчивается дельфиний танец, теперь знает каждый. Благодаря гало. Но гало-программа не передает того возбуждения, которое пронизывает воду вокруг сплетающихся дельфиньих пар. Это покруче любого афродизиака. Я не знаю никого, кто устоял бы. Не говоря уже о нас с Машей. К счастью, модельеры «гидр» учли и это…