Текст книги "Две проекции одинокого мужчины (СИ)"

Автор книги: Александр Гордиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

*** (1)(3) Железнов
Квартира Железнова

За 9 дней до точки отсчета. Вторник. 23.35

Железнов накрыл сковородку крышкой, уменьшил огонь и вполоборота развернулся к Катерине, уютно устроившейся с ногами на угловом диване в противоположном от Железнова углу кухни:

– Так вот, вернемся к твоей аномальности…

Не прекращая говорить, Железнов открыл высокую, до потолка, деревянную дверцу слева от газовой плиты. Неожиданно для Екатерины за ней оказался встроенный холодильник. Железнов, хмыкнув от непривычного изобилия, достал пару банок и несколько свертков и упаковок, которые переместил на столешницу справа от себя:

– Ты – красивая женщина. Объективно красивая. Объективно – в данном случае означает не мое личное мнение, а результат признания твоей красоты статистически значимой выборкой мужчин. А статистически значимой – это значит достоверной, когда субъективные оценки отдельных мужчин складываются в общую объективную оценку, когда количество перерастает в качество. То есть, проявляется один из фундаментальных законов диалектики…

– Я в курсе, – неожиданно прорезалась Екатерина. – В смысле основ философии, – несколько смущенно продолжила она.

– Неожиданное рядом… – взгляд Железнова принял несколько озадаченное выражение. – Ну, хорошо. Тогда ты должна понимать, что если ты понравилась трем мужчинам – это ни о чем не говорит. Но если ты понравилась сорока трем из пятидесяти, то наука утверждает, что такая оценка является объективной и ей можно доверять…

Катя молча слушала Железнова. После неудавшейся попытки предложить Железнову свою помощь – он не преминул напомнить ей, что основным условием ее присутствия здесь, у него, является «отсутствие присутствия», то есть она представляет собой элемент интерьера кухни, пусть и красивый, но безмолвный, – Катя смирилась с уготованной ей ролью и, аккуратно подобрав под себя ноги, вполоборота разместилась в центре углового дивана, подперев голову рукой, вся превратившись в слушателя:

– …а если ты не просто понравилась, – Железнов выкладывал из банки на тарелку соленые огурцы. – А понравилась больше, чем твоя соперница на подиуме, которая в несоревновательных условиях тоже, скорее всего, просто так понравилась бы очень и очень многим мужчинам, то это означает, что твои внешние данные при оценке женской красоты являются более предпочтительными по сравнению с тоже красивой женщиной, но которая тебе проиграла, – Железнов отставил банку и развернул промасленный пакет, в котором оказалась скумбрия. Железнов вдохнул исходящий аромат. – Пахнет-то как… вкуснотища! Ага. Вот тут мы и подходим к тому, чего ты о себе не знаешь, – Железнов, стоя вполоборота к Кате, крупными кусками нарезал золотисто-синюю рыбу. Неожиданно он поднял голову и поймал взгляд Екатерины. – Думаю, что у тебя было мало поклонников.

Не ожидавшая такого резкого перехода от общего к частному, Екатерина не сразу поняла, что это вопрос.

– Мало, меньше, чем у других.

Железнов, утвердительно кивнул, взял за торцы небольшой деревянный столик, стоящий аккурат посредине кухни, и на пару сантиметров придвинул к диванчику, поближе к Екатерине. Скептически хмыкнул: выигрыш оказался мизерным, учитывая микрообъем кухни и центральную позицию стола. Молча разместил на нем тарелку с нарезанной скумбрией, для себя мысленно выделил позитив – «зато из любой позиции можно дотянуться» и продолжил, одновременно раскладывая салфетки и приборы на столике на троих:

– Я, конечно же, имею в виду не всех тех, кто издали восхищался твоей красотой и неординарностью, думаю, что таких-то как раз было достаточно много, а вот тех, кто смог найти в себе мужество… – Железнов запнулся и неожиданно рассмеялся. – Представляешь, только сейчас заметил сходство слов «муж» и «мужество», по-видимому, одно требует другого, – Железнов усмехнулся. – Надо будет Науму сказать, что мужество у него отсутствует напрочь, исходя из его отношения к семейной жизни. Ага. Извини, отвлекся. Так вот, парней, которые смогли подойти к тебе и признаться, что ты им нравишься – этих должно было быть мало. Потому как мужчина – есть существо тонкое, легкоранимое и не любящее получать от ворот поворот… – отвернувшись на секунду, Железнов взял со столешницы еще один промасленный сверток, развернул, и Екатерина увидела, что это кусок сала с крупными прожилками ближе к торцу, достаточно обильно облепленный мелкими кусочками чеснока, перевернул доску, положил на нее сало, критично взглянул на нож, достал из шкафа точилку в виде офицерского кортика, только вместо лезвия – штырь с насечками из очень твердого сплава – и быстрыми и резкими движениями справа и слева заточил нож.

– Это для меня? – не выдержала Екатерина. Она вдруг поймала себя на мысли, что ей здесь нравится. Несмотря на тесноту, несмотря на запрет «не отсвечивать», что-то во всем этом было умиротворяющее, уютное, комфортно-завораживающее.

– Ты не в моем вкусе, – Железнов отрезал достаточно толстую пластинку от лежавшего на доске куска. – Сало я люблю больше. Извини. Военный юмор. Так вот. Продолжим о тебе. Ты должна была обратить внимание, что во всех выходах на подиум ты имела подавляющее преимущество над соперницами. Как минимум: три к одному. Или больше. Ты, прости меня, «брила налысо» и не оставляла шансов соперницам. Ни у одной из участниц не было такого результата. Даже близко – не было.

Невозможно было не заметить этого и, естественно, я задал себе вопрос – почему?

– Я стала предметом научных исследований? – Катя спросила на автомате, забывшись – она попала под гипноз сильных мужских рук Железнова, от которых почему-то не хотелось отводить глаз.

– Не нужно обладать семи пядей во лбу, чтобы понять, что с точки зрения внешности ты стоишь в стороне от всех участниц – у тебя холодная, как я определил для себя, замораживающая красота. Все девчонки, которые прошли в финал – красивы. Однозначно. У кого-то из них красота более яркая, броская, а у кого-то больше женственности при наличии идеальной фигуры. У тебя есть все…

– Почему же тогда я проиграла в финале?

– Да потому что есть еще один, не фиксируемый никакими приборами элемент женского очарования. От любой женщины исходит тепло. В большей или меньшей степени. Надо признать, что от пустых красавиц не исходит ничего… А от тебя, – Железнов взял секундную паузу, – исходит холод. От единственной из всех финалисток. И народ испугался. Финал – это финал. И каждый мужик, прости меня, примерял тебя на себя, смог бы он быть рядом с тобой? Оказалось, что нет. Не смог бы.

– Не понимаю. Почему?

– Попробую объяснить. Конечно же, я – не истина в последней инстанции, и даже если ты проведешь опрос среди тех членов жюри, кто в финале проголосовал против тебя, уверен, что большинство из них не смогут найти внятный ответ на твой вопрос: «Почему?». И не потому, что не захотят, а потому что, как я думаю, ответ лежит в области подсознания: просто у тех, кто голосовал против тебя, у них в момент выбора – тебя или Ксюши, в отношении тебя присутствовало некое негативное ощущение, у кого-то – больше, у кого-то – меньше, но оно присутствовало.

– Я никому ничего плохого не сделала.

– Не хватало, – Железнов, продолжая монолог, достал из специальной упаковки полуметровый испанский багет, еще горячий, прикинул: ломать – не ломать и положил целиком на стол. – Так вот, от твоей соперницы по финалу Ксюши Соболевой исходило тепло – от улыбки, от глаз, от голоса, не знаю еще от чего, но это всегда ощущается. На уровне подкорки возникает понимание, что Ксюша – человек общительный, легкий, открыта к общению, характер не злобный – то есть в случае выхода на нее с конкретным предложением «дружить» и отказ будет мягким и корректным, не травмирующим самолюбие мужчины…

– А я, значит, стерва?

– Нет. Стержень, – Железнов внимательно смотрел в глаза Екатерине, – стержень, который не сломать, не погнуть, не вытащить из тебя… Можно только самому сломаться от осознания собственной ущербности из-за неспособности сломать либо преодолеть твое равнодушие…

– Равнодушие?!.

– Да. Равнодушие – это сумасшедшая сила без слабых мест…

– Это кто сказал?

– Сталкивался, – жестко отрезал Железнов. И через мгновение уже продолжил в обычном тоне. – Причем именно отсутствие слабых мест делает равнодушие непобедимым… Их просто нет, – Железнов развел руками, – этих самых слабых мест – некуда давить, не к чему взывать, воздействовать не на что. А потому нет и не будет реакции на воздействие – основы в общении между мужчиной и женщиной. Вот так. А последствий всего два: либо отстраненное восхищение твоей неординарностью, либо ощущение собственной неполноценности рядом с тобой. Но так как собственное «эго» каждого индивидуума не желает мириться с такой оценкой собственной значимости, то отсюда и возникает негатив, направленный на тебя – как ты посмела!

– Это ошибочное мнение…

– Статистически подтвержденное, – перебил Железнов. – Хотя, – Железнов улыбнулся, – ученые, всерьез занимающиеся статистикой, утверждают, что в природе никто не исключает марктвеновскую цепочку: «ложь» – «большая ложь» – «статистика»…

– Не понимаю…

В это время раздался звонок в дверь.

– Наум, – констатировал Железнов. – Прояви милосердие, открой, пожалуйста.

– У меня же его нет, – Катя улыбнулась и одним неуловимым движением оказалась на ногах.

– Тогда – эгоизм: без Наума за стол не сядем.

– Вот это мне близко и понятно. Открываю.

В открытую дверь ввалился радостно-предвкушающий Наум:

– Саня, я тут еще пару бутылок взял… – Наум, как пленный с поднятыми руками, правда, в каждой – по бутылке водки, как вкопанный остановился на пороге в коридоре, – …чтобы не бегать… – фразу Няма завершал на автомате, ошарашено уставившись на Екатерину.

Надо отдать Науму должное – на адаптацию и перевоплощение у него ушло всего пару секунд: аккуратно поставил бутылки на кафельный пол и разогнулся уже следователем НКВД: глаза прищурены, взгляд – недоброжелательный, настороженный, правая рука тянется под куртку, туда, где теоретически должен висеть маузер:

– Кто сдал?!. – Наум неумолимо надвигался на Екатерину. – Здесь не ступала нога человека! – поняв, что сморозил что-то не то, попытался исправить ситуацию: – Здесь тебе конспиративная квартира!!! Лежбище не юных продюсеров! А ты хто?!. И где Железнов!? Кто сдал, я тя спраша-ю!!! Мне фронтовой ужин Железнов обещал!!!

Не ожидавшая такого напора Екатерина, тем не менее, не сдвинулась ни на дюйм:

– Будет тебе – фронтовой! – наклонившись, взяла стоящие на полу бутылки, кивнула в сторону кухни. – Разувайся и проходи!

*** (2)(3) Екатерина Строева
Квартира Железнова (продолжение)

За 8 дней до точки отсчета. Среда. 00.43

– И что, – перед Наумом стоял полный стакан водки: по-фронтовому, так по-фронтовому. – Перед тем как поднять стакан, я хотел бы определиться: мы закапываем томагавк войны или «иду на Вы», как говаривал князь Святослав, объявляем ее? – при этом взгляд Наум сосредоточил исключительно на стакане, и его вопрос был обезличен.

– У Екатерины изменился статус, – Железнов поднял стакан. – Она осталась без мужа.

– Вот как… извини, Катя, я не знал, – Наум тоже поднял стакан. – Тогда ответ известен.

– Да, Наум, тут ты прав, с женщинами мы не воюем.

Катя подняла свой стакан, также по-мужски наполненный до краев, посмотрела сквозь него на Железнова. – Я не женщина.

– Неужто девушка?!. – голос у Наума приобрел ехидный оттенок.

– Стержень. Стальной.

– Да ну? Это ты сама себя так? Или обломался кто?

– Это Железнов сказал, – Катя немного приопустила стакан, посмотрела на Наума, – что от меня исходит холод, а во мне сидит стальной стержень… об который все обламываются. На расстоянии. И как это ни смешно звучит, Наум, – Катя уже смотрела в глаза Железнову, – я – девушка, ты угадал.

Наум, готовый, было, паясничать дальше, ошарашено смотрел на Екатерину:

– Откровенно. И фантастически, – и чтобы как-то уйти от неловкости, продолжил. – А мы, собственно, празднуем или сочувствуем?

– Празднуем, – Катя кивнула на поднятые стаканы. – И сколько держать будем? Предлагаю выпить за начало новой жизни Екатерины Строевой, – с этими словами Катя не морщась, на едином дыхании опустошила стакан.

Железнов и Наум не заставили себя долго ждать.

– И что теперь? – Железнов мастерил сложный бутерброд из свежего бородинского, кусочка сала и дольки соленого огурца. – Как ты собираешься жить? Как я понимаю, на прежнее место работы ты не вернешься…

– Да нет, Александр, я теперь – невеста с приданым. Григорий оставил мне все свои российские активы. В виде акций, – про охранное агентство Екатерина решила не говорить – зачем настораживать предполагаемый объект воздействия? Тем более, что… Нет, об этом лучше даже не думать в окружении гениев и талантов.

– Акций? – в голосе Наума сквозило явное непонимание. – Это бумажки такие? Типа ваучеров?

– Уже не бумажки, – вмешался Железнов, – тут ты отстал лет на сорок. Сейчас все учитывается в электронном виде. На самом деле – это список акционеров. И обзывается депозитарий.

– Хорошо, что не лепрозорий. Ну, хорошо, – Наум явно был настроен повысить свою экономическую грамотность, – и что? Список… И что он дает, этот список? То, что ты один из акционеров? Не понимаю.

– Няма! И, Слава Богу! Иначе мы потеряли бы очень талантливого…

– …гениального, – поправил Наум. – Не вводи в заблуждение непосвященных, – Наум кивнул в сторону Екатерины.

– …извини, конечно же, гениального, – выделил интонацией Железнов, – продюсера. Кесарю – кесарево. Так вот, Няма, быть в списке – не самое главное. Важно – какие это акции и сколько их.

– Все равно пока ничего не понимаю.

– Да ничего тут сложного нет. Если ты владелец достаточно большого пакета акций прибыльного и развивающегося предприятия, то можешь считать себя богатым человеком…

– Я и так гений…

– Здесь пробегал дикобраз… – Железнов акцентировано процитировал Балу из «Маугли». – Няма, дослушай. Конечно же, если ты хочешь понять всю глубину и трагизм того, что ты лично не акционер, – Железнов улыбнулся. – Приведу простенький пример: если ты владеешь десятью процентами акций, например, нефтедобывающей или перерабатывающей компании…

– Ага… хороший пример…

– …то это означает, что тебе принадлежит десять процентов стоимости этой компании…

– Ого!

– И ты имеешь право на получение десяти процентов прибыли…

– Ничего себе!

– И еще много чего… Акционер может продать свои акции, при этом их стоимость, как правило, может составлять пятилетний доход, получаемый по этим акциям.

– Ни хрена себе! Саня! Если ты все это знал, то почему мы тут сидим!!! Без акций! И почему у нас их нет!!! Чтобы продавать их. Время от времени.

– Потому что, как говаривал известный тебе кот Матроскин: «Для того, чтобы продать что-то ненужное, это ненужное вначале надо купить»…

– И что, Катя, много у тебя этого ненужного? – Наум был явно сражен пробелом в своем образовании.

– Валя мне сказала, что если продавать все срочно, то около полумиллиарда…

– Сколько?!!

– …долларов…

– А кто такая Валя? – поинтересовался Железнов.

– А если не спешить, то процентов на двадцать-тридцать больше, – Катя смущенно улыбнулась. – Я и сама не предполагала, что Григ проявит такую щедрость. Но у него не было другого выхода – по-видимому, он очень не хотел, чтобы это все просто так попало в руки тех, с кем он конкурировал.

– И он выбрал тебя.

– Да. По-видимому, он тоже увидел во мне стержень. Или я стала наименьшим из возможных зол. Не знаю… А Валя – моя единственная подруга. Теперь – моя помощница, у нее финансовое образование. Это та девушка, которую я приводила на кастинг.

– Саня! Мы – идиоты! Не взять в программу девушку, которая знает, что такое акции и умеет считать до миллиарда!

– Даа… Неа… – в голове Железнова происходили какие-то сложные мыслительные процессы на предмет – идиоты они или не идиоты, что не взяли Валю.

– Ты как буриданов осел, определился бы, либо «да», либо «нет»!

– «Нет» – в том смысле, что она скупила бы всех судей.

– Так деньги не ее!

– Так статусом и возможностью!

– Я гарантирую… – Строева не совсем твердой рукой разливала по очередному стакану. По полной. Почему-то она решила взять эту миссию на себя.

– Что ты гарантируешь?

– Что о Вале никто ничего не узнает.

– Ерунда! – Железнов махнул свободной от стакана рукой. – Все обо всех всё знают. Или узнают. И вообще, за бедную Катю… – Железнов поднял полный стакан, – …и счастливую Валю.

– Саня, это ты завидуешь? – на лице Наума присутствовало недоумение.

– Или язвишь? Знай, завидовать нехорошо, – в голосе Наума прорезалась назидательность.

– Сочувствую.

– Мне тоже непонятно, Александр, что вы имеете в виду. Судя по тому, что вы говорите, я вызываю у вас жалость, – голос у Кати приобрел твердость. – Если вы о муже, то наш брак был фиктивным. Эмоций не присутствовало, я ничего не потеряла, а только приобрела…

Железнов махнул рукой: не то.

– Я имею в виду два фактора: во-первых, Катя, теперь тебе будет очень сложно остаться одной: твоя жизнь обрела стоимость в цифровом выражении. Цифру ты озвучила сама. Появилось очень много лиц, заинтересованных в том, чтобы ее сократить. Вернее, их, – Железнов на секунду задумался. – В соответствии с законом сохранения деньги не исчезают. Они перетекают. Из одного кармана в другой. Так вот, найдется очень много желающих отобрать у тебя то, что оставил тебе Григорий, вплоть до сокращения твоей жизни. То есть тебе нужна очень квалифицированная охрана…

– Уже. Охрана уже есть, – глаза Кати приобрели темно-изумрудный оттенок, а сам взгляд стал похожим на тот, который Железнов определил как «замораживающий». – И завещание я уже составила – в случае моей гибели деньги перейдут туда, откуда их будет невозможно вытащить.

– Стержень! – Наум восхищенно смотрел на Катю.

– А во-вторых, Александр? Вы сказали, во-первых. Значит, есть и во-вторых.

– А во-вторых, Катя, ты теперь обречена жить в сомнении и в существенной части – во лжи.

– Это почему?!. Мне не в чем оправдываться, и я никому не собираюсь лгать, я…

– Да нет, Катя, это тебе очень многие будут врать, будут стараться любыми способами втереться в доверие и просить денег… под очень убедительные причины. И скрывать свою ненависть и зависть за елейными словами и улыбками в тридцать два зуба…

– Вы верите, что так и будет?

– …и тебе очень непросто будет отличить правду от лжи: вокруг тебя образуется толпа обожателей, якобы обожателей, а тебе некуда деваться – рано или поздно ты захочешь создать семью, выйти замуж, и тебе нужно будет разобраться, кому нужна ты, а кому – твои деньги, Катя.

– Мрачную картину вы нарисовали, Александр.

– Прагматически верную, к сожалению.

– И что же мне делать? Отказаться от денег?

– Если хочешь быть счастлива, то мой ответ – «Да». Каким бы идиотским он не выглядел бы. Ты этих денег не заработала…

– Заработала! У меня был контракт.

– Они свалились тебе на голову. Мое мнение – они не принесут тебе счастья. Извини. Но я так думаю. Не зря же говорят: «Как пришли, так и ушли». Но это мое мнение, а я – обычный человек. И здесь не существует советов. Единственно, что я могу тебе гарантировать, так это то, что мы с Нямой, – Железнов очень тепло кивнул в его сторону, – никогда у тебя денег просить не будем.

– Ты эта, за меня не подписывайся! – на месте Наума сидел запойный. Правда, с озорными глазами. – Эта, «…у них денег куры не клюют, а у нас – на водку не хватает…»

– Не попал. Пока хватает, – Железнов приподнял полный стакан. – Так вот, Катя, жизнь – странная штука. Сейчас ситуация развивается таким образом, что тебе (!) будут нужны люди, которым от тебя ничего не нужно…

– А вам, значит, от меня ничего не нужно? – Катя улыбалась.

– Наум, колись…

– Ну, – Наум задумался, – если денег в долг просить не будет… сигареты стрелять и звать замуж не будет, то нет – ничего и не надо.

– Ну, вот видишь, Катя, нам от тебя ничего и не надо.

– А вы про себя ничего и не сказали.

– А я очень богатый человек, Катя, – Железнов выдержал паузу в ответ на немой вопрос Кати. – В эмоциональном смысле, конечно.

– Странно. Я никогда не слышала, чтобы кто-то о себе так говорил.

– А ты с такими людьми и не встречалась, – Няма как всегда был скромен.

– Александр, – взгляд у Екатерины слегка плыл. – Вы с Наумом сегодня перегрузили меня информацией… да и не только, – Катя кивнула на стакан.

– Это кто – кого, большой вопрос, – откомментировал Наум.

– Надо мысли в кучку собрать. Если не возражаете, я на пол часика вас оставлю – у вас же в комнате есть диван?

– Да, без вопросов. Няма, разливай.

* * *

Катя остановилась в коридоре на входе в единственную железновскую комнату, наблюдая через большое, во весь рост зеркало, как за спиной – на кухне Наум разливал по очередному стакану. Усмехнулась про себя – наполнение соответствовало обсуждению творческих процессов, подтверждающее известный факт: «Как мужики крепко поддадут – так моментально переходят к обсуждению работы».

Дизайн комнаты Катя для себя определила как «неоспартанский стиль»: ничего лишнего, много свободного пространства, современная легкая деревянная конструкция, отделяющая «рабочую зону» в виде столика с компьютером от «спальной» в виде разборной диван-кровати, пребывающей в стадии кровати. Напротив дивана – огромный экран, справа от которого – ячеистая, также деревянная конструкция с дюжиной компьютеров, каждый из которых слегка подсвечен зеленым светом. Единственное, что слегка выбивалось из общей картины – это высокая белая «травка», покрывающая все свободное пространство на полу.

Катя медленно обходила комнату, пытаясь обнаружить встроенные камеры. Сегодня с утра она встречалась с директором охранного агентства Алексеем Сергеевичем Смоляковым, который заверил ее, что квартира Железнова поставлена под контроль. И не только в аудиоформате. Видео предусмотрено также.

Телефон у Кати завибрировал – Смоляков:

– Екатерина, звоню вам, чтобы подчеркнуть, что ситуация в квартире Железнова под полным нашим контролем. Вы меня удивили своим присутствием – совершенно не обязательно было самолично осуществлять контроль, – заметив некоторое смятение на лице заказчика-владелицы агентства, он ее успокоил. – Можете совершенно спокойно говорить – ваши друзья увлечены спором на кухне. Мы же с вами все обсудили.

– Я здесь по другим причинам, Алексей Сергеевич. Часть информации я предпочитаю собирать сама, при личном общении.

– Я понял вас. Звоните в любое время. Как и договаривались, анализ информации по Железнову будет готов к концу недели.

– Хорошо. Позвоните накануне – договоримся о встрече.

Еще вчера с утра Катя по приглашению Смолякова посетила офис, как недавно выяснилось, принадлежащего ей охранного агентства.

Агентство занимало трехэтажный особняк на одной из тихих улочек в центре Москвы, неподалеку от Пушкинской площади. С виду – аккуратненький, внутри – модерновый: в общем, офис – хайтек, обустроен и оснащен не по последнему слову, а тем, что у других появится года через два-три – нечто подобное Катя видела только в Лондоне, да и то – в двух-трех компаниях с мировым именем.

Из беседы с руководителем выяснилось, что оказание охранных услуг – это достаточно доходный бизнес. Репутация агентства позволяла не беспокоиться о заказах, наоборот, впору было подумать о расширении ряда подразделений. В связи с чем, Катя попросила представить план развития с экономическим обоснованием, а заодно поставила две практических задачи: организовать ее собственную охрану – желательно незаметную для окружающих, и узнать все, что только возможно о Железнове.

Укладываясь на диван, Екатерина еще раз обвела взглядом комнату Железнова – очень мало вещей. «По-видимому, совсем непросто было замаскировать камеры». На какое-то мгновение на Строеву нахлынули угрызения совести: имеет ли она право вот так обнажать жизнь человека. Пусть и обидевшего ее. Но. Что сделано, то сделано. В конце концов, она не собирается афишировать полученную информацию. Она нужна только ей одной – для того, чтобы как можно быстрее понять, что же это такое – Железнов, и как с ним «бороться», в смысле – как стать главным желанием его жизни. А потом – отомстить за то унижение, которое устроил ей Железнов на кастинге. Доказать ему, что с ней – так нельзя!

В глубине души Катя понимала, что использовать подобные методы – нехорошо. Но, с одной стороны, лондонская квартира Грига тоже была нашпигована подобной техникой в целях безопасности – и ничего, она же так (!) жила, а с другой стороны на краю Катиного сознания присутствовало то, что она упорно пыталась загнать как можно глубже – ей интересно (!), просто интересно – кто он такой – Железнов.

Разбудили Катю голоса. Один из них почему-то говорил шепотом, а второй – с явно выраженной артикуляцией, свидетельствующей о том, что владелец голоса явно прилагает усилия, чтобы донести до собеседника свою мысль. Явно издалека донести. Катя не сразу поняла, что размышляя о Железнове, она незаметно для себя соскользнула в сон. И теперь эти два товарища стоят над ее телом и размышляют, как с ней быть:

– Саня, – собственником шепота змея-искусителя оказался Наум. – Саня, ну зачем ее будить? Ее же после этого везти куда-то надо… мне. А ты в это время уже спать будешь… нагло…

– Няма… я пониманию, что джентльменом быть непросто… Иногда – трудно. В отдельных случаях – невыносимо. Но надо, – на пару секунд Железнов остановился, ожидая подхода очередной мысли, и продолжил.

– Не хочешь ехать – оставайся, а я поеду… к тебе, например.

– Ага! Хитрый какой! Я тут останусь, а она завтра замуж меня позовет?!! – голос у Нямы налился возмущенной силой. – А может, она беременная уже?

– Ты – маньяк! Она говорила, что она не беременная…

– Не говорила! Она сказала, что она девушка…

– Девица… – поправил Железнов.

– Тем более. Непорочное зачатие! Были прецеденты! Дева Мария была… И ты об этом знаешь!

– Ну, знаешь ли, – было видно, с каким огромным трудом у Железнова в памяти всплывает, кто такая дева Мария. Вспомнил и, улыбнувшись, продолжил, – быть отцом при непорочном зачатии… это – почетно. Тебя все знать будут…

– Ага. В качестве идиота. Непорочного.

– А то, что я самая завидная невеста современности, вас не может заинтересовать? – якобы сонно пробормотала Екатерина, она решила «проснуться» – пора домой.

– Нее… – раздалось в два голоса.

– Я еще не дорос до этого почетного звания, – продолжил Наум соло.

– Какого еще звания?

– Жениха… – выдавил Наум.

– А у меня звание уже есть, – неожиданно для себя изрек Железнов. – Полковник. И добавлять к нему можно только генерала: генерал-полковник…

– Или «под-полковник»…

– А жених-полковник не по уставу… и не звучит.

– Ладно, господа продюсеры, не нужно меня провожать. А такси, такси джентльмены вызвать могут?

– И не только вызвать, но и посадить, – Наум явно не скрывал своей радости.