Текст книги "Крах одной карьеры"
Автор книги: Александр Афанасьев
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Александр Афанасьев
ПОВЕСТЬ
Печатается в сокращении
70-летию органов ВЧК – КГБ посвящается
Пролог
«Тойота» темно-синего цвета, мягко притормозив, свернула на площадь перед аэропортом «Шереметьево» и остановилась. Водитель не спеша открыл дверцу автомашины и бросил взгляд в зеркало заднего вида: дорога была пустынна. Удовлетворенно хмыкнув, он вышел, закрыл ключом дверцу. Закурил и неторопливо направился к входу в аэропорт.
Было раннее утро. Большой холл аэропорта, залитый лучами солнца, наполовину пустой и от этого казавшийся сонным, жил размеренной жизнью. Одни пассажиры покупали свежие газеты, другие рассматривали стенды с моделями самолетов, третьи безразлично созерцали витрину ларька сувениров или сидели в буфете, потягивая кофе и лимонад и внимательно прислушиваясь к металлическому голосу диктора, то и дело сообщавшего о прибывших или отбывающих лайнерах. Слева у входа в таможенный зал красивая девушка а форме Аэрофлота нехотя разговаривала с молоденьким сержантом милиции.
Человек из «тойоты» медленно прошелся по холлу, бросил взгляд на огромное табло расписания, покосился на часы и уселся в кресло. Достал из кармана свернутую газету и стал читать, изредка поглядывая по сторонам, явно не зная, как убить время.
Прошло полчаса, и диктор объявил:
– В аэропорту «Шереметьево» совершил посадку авиалайнер компании «Эрфранс», совершающий рейс Париж – Москва – Токио-Человек сложил газету, небрежно сунул ее в карман и неторопливо направился к выходу из таможенного зала. Минут через пятнадцать показались первые пассажиры только что прибывшего самолета. Они подходили к высоким столикам, заполняли декларации и, выхватив свои вещи с ленты конвейера, направлялись к турникетам для таможенного досмотра.
Взгляд человека с «тойоты» остановился на невысокой девушке в модных очках. Тонкая, стройная фигурка, чуть удлиненное лицо, короткая стрижка делали ее похожей на подростка. Девушка прошла досмотр и, перекинув через плечо кожаную сумку, подняла чемодан, направляясь к выходу из зала. Затем остановилась, в упор посмотрела на встречавшего ее человека. Тот слегка поклонился ей:
– Мисс Ирэн Горд?
– Мистер Травински? – вопросом на вопрос ответила молоденькая пассажирка.
– Вот и познакомились, – человек мягко пожал ее руку и взялся за чемодан. – Прошу…
Перебрасываясь ничего не значащими фразами, они вышли из здания аэропорта. Подойдя к машине, Травински положил чемодан мисс Ирэн в багажник, сел за руль. Машина мягко тронулась с места.
Мисс Ирэн с любопытством рассматривала проносившиеся за окном поля и небольшие рощицы, а Травински наблюдал эа ней в зеркало.
– Как долетели? – нарушил он молчание.
– Прекрасно, – быстро повернулась к нему Ирэн. – Правда, долго ждали вылета из Парижа… Туман.
– Удивительно! Июнь месяц – и туман в Париже… – Травински покачал головой. – Как поживает старик Донован? Все так же брюзжит и жалуется на печень?
Ирэн звонко расхохоталась, ее собеседник очень точно передал голос вечного брюзги – главного редактора журнала.
– О, мистер Травински! По-моему, он стал еще большим брюзгой.
Травински кивнул и, не глядя на собеседницу, негромко спросил:
– А что там Билл натворил? Московская пресса ничего об этом не писала.
Ирэн удивленно посмотрела на полноватое лицо с аккуратными усиками:
– А вы разве не знаете? Его объявили… – она запнулась, – персоной нон грата. Предъявили обвинение в умышленном искажении фактов и в деятельности, не соответствующей статусу журналиста дружественной страны…
Травински презрительно фыркнул:
– Билл всегда отличался большими размерами пиджака и маленькими размерами шляпы…
Ирэн засмеялась, улыбнулся и Травински, довольный, что его острота пришлась девушке по нраву.
Машина затормозила около высотного дома.
– Вот, дорогая мисс Ирэн, мы и приехали, – сказал своей спутнице Травински. – Это ваш дом.
Они поднялись на лифте на восьмой этаж. Травински своим ключом открыл дверь и пропустил Ирэн вперед.
Ирэн с любопытством огляделась. Небольшая однокомнатная квартира с нишей, в которой стояла широкая тахта, маленькая кухня, лоджия, ванная…
– Располагайтесь, а я съезжу по делам. Через два часа буду. Тогда и поговорим.
Травински первым делом заехал на Международный почтамт и дал телеграмму главному редактору о том, что его секретарь и помощник мисс Ирэн Горд долетела благополучно. Он внимательно перечитал заполненный бланк, поморщился и взял другой. Снова переписал. Текст был такой же, как и в первой телеграмме, но с припиской: «Ирэн долетела благополучно тчк встретил в аэропорту тчк чувствую себя хорошо зпт приступаю к работе тчк».
Приписка о самочувствии говорила о том, что на всем пути от дома до аэропорта и обратно Травински не обнаружил, чтобы за ним кто-то наблюдал. Это его обрадовало: значит, он пока работает предельно точно, как и просил шеф.
Травински усмехнулся. Он представил себе Донована – высокого, широкоплечего, в мешковатом костюме, с неглажеными брюками, засыпанными пеплом от сигарет, его длинное лицо с ежиком волос над торчащими ушами, мохнатые брови, нависающие над всегда недовольными и сверлящими собеседника глазами…
– Гарри, мальчик, будь умницей, – рокотал Донован перед отлетом Травински в Москву, – я на тебя надеюсь… Мне эти сосунки из закрытых колледжей надоели до черта! Им денег девать некуда, так играют в разведчиков. А приедут в страну пребывания и сопли пускают: то им контрразведка на каждом шагу мерещится, то сыплются на контрабанде или еще на чем-нибудь…
Гарри молчал, потягивая джин с тоником. Старик был не прав: многих ребят Гарри знал, и то, что они «сыплются на контрабанде», старик явно привирал. Парни были что надо, но судьба разведчика зависит подчас не от его ума, а от ума его людей… или людей, работающих против него.
– Гарри, ты работай и плюнь на этих пижонов из писак, – орал старик, взбудораженный доброй порцией джина. – А будут мешать – дай знать, я им быстренько промывание мозгов устрою.
Старик перегибал палку. Гарри прекрасно понимал, что, работая под «крышей» корреспондента, он так или иначе должен будет сотрудничать с коллегами, аккредитованными в Москве. Знал он также, что эти ребята не здорово относятся к людям его профессии и, догадавшись о ней, тут же прекращают всякие контакты с так называемыми «жареными» литераторами, хотя хороший журналист – это почти всегда своеобразный разведчик…
– Гарри, – Донован неожиданно успокоился и посмотрел на Травински так, что тому стало не по себе, – не повторяй ошибок некоторых твоих друзей, не пытайся отсидеться на вырезках из газет! Мне нужна достоверная и полная информация об уровне науки в Союзе. Мне нужны имена и фамилии ученых, работающих во всех областях… Мне нужна общая картина.
Гарри слушал внимательно, понимая, что сейчас последует конкретное задание.
– «Компанию» интересует филиал Академии наук, что недавно открылся… Там, кстати, работают наши знакомцы, – Донован поморщился, – академики Мездриковский и Водолагин. К обоим ты делал подходы – и неудачно.
– Шеф, – попытался возразить Травински, – не каждый идет на контакт. Вы сами понимаете…
– Не в этом суть. Мы допускали неудачи. Но чем черт не шутит! Наши аналитики внимательно изучили все публикации этого института и пришли к мнению, что занимается институт чрезвычайно перспективными разработками в области физики твердого тела. В общем, «Компания» решила прощупать фирму, в которой работают Мездриковский и Водолагин.
Травински не перебивал и ничего не спрашивал, зная, что все необходимое шеф скажет сам.
– На связь даю тебе нашего агента «Сэма», он переводчик в «Интуристе». Жаден, хитер, на вербовку пошел быстро, позже стал изображать из себя «идейного борца с коммунизмом». Способен на решительные действия, спасая свою жизнь. Умен, работает с охотой. Уверен, что после выполнения нескольких заданий мы выведем его на Запад.
Глава 1
Первого секретаря посольства Юджина Макдональда Гарри Травински не любил. Дело не в том, что Макдональд занимал на служебной лесенке «Компании» – так называли ЦРУ за глаза ее сотрудники – очень высокое положение. Травински терпеть не мог «выскочек» – всех, кто обладал состоянием, которого Гарри не имел, связями, которых тоже у него было не густо, и, конечно же, положением в обществе.
Вот и сейчас, подъезжая к посольству и представляя разговор с Юджином, Травински состроил кислую физиономию и тяжело вздохнул. Он наверное знал, что Макдональд тоже его не любит и в кругу себе подобных называет «молодящимся жеребчиком». А это было обиднее всего: стариком себя Гарри не считал.
Травински припарковал машину к обочине тротуара и направился к входу в посольство. Поднялся на третий этаж, нажал кнопку у двери. Через мгновение в глазке загорелся свет и дверь распахнулась.
– Хэлло, Гарри, – пророкотал Макдональд, не вставая из-за стола, – проходи, старина. Садись. – Макдональд дружелюбно улыбался, но его серые глаза цепко всматривались в подчиненного. Высокого роста, с крупными, резкими чертами лица, загорелый, он словно только что вернулся с юга.
– Добрый день, мистер Макдональд, – степенно поздоровался Травински, усаживаясь напротив. – Как поживаете?
– Прекрасно, – Макдональд перебросил через стол коробку сигар, – кури. Так вот, пришла телеграмма из «Компании», хотел посоветоваться с тобой. Ты что-нибудь слышал об Институте физики твердого тела и Академгородке, который недавно открылся под Москвой?
Гарри состроил мину, которая могла означать, что он много знает, но предпочитает начальника не перебивать.
– «Компания» сильно заинтересовалась этой фирмой… Чем русские там занимаются?
– Судя по сообщениям печати, это научно-исследовательский институт Академии наук СССР, который работает над проблемами сверхчистых материалов.
– Оборона? Космос?
– Как сказать… – Травински с удовольствием затянулся сигарой. – В принципе – чистая наука, а в прикладном варианте – что хотите. Оборона, космос, электроника, новое поколение компьютеров…
– У тебя там есть кто-нибудь на примете?
– Нет. Институт расположен в районе, который не рекомендован, для посещения иностранцами.
– Так… – Юджин разглядывал кончик сигары. – Значит, все усилия направляешь ныне на этот институт. Нужна четкая и ясная картина, чем там занимаются, кто занимается и с какими предприятиями они связаны. Есть сведения, что часть этого института будет заниматься разработкой новой технологии получения сверхчистых материалов. Сведения точные, получены из надежного источника.
– А мое руководство поставлено об этом в известность? – обронил, не глядя на Макдональда, Травински. – Мы как бы из разных ведомств, мистер Макдональд…
– Не строй из себя девочку, – грубо отрезал Юджин, – если я приказываю тебе что-то, значит, так надо «Компании».
Несколько минут оба молчали. Травински сглатывал обиду, как слюну, и никак не мог заставить себя поднять глаза на шефа. А тот, некоторое время втайне понаслаждавшись унижением Гарри, встал, достал из бара бутылку виски и два фужера.
– Ладно, Гарри, не сердись, – он поставил перед ним фужер и легко прикоснулся к нему своим, – нам не надо ссориться. Вот еще что: там, – он показал большим пальцем на потолок, – просили оказать тебе помощь, а то ты, бедняга, год просидел, а ни одной вербовки не провел, – уколол Юджин Травински, – ладно, ладно, свои люди…
Травински слушал невнимательно. Он понимал, что если Макдональд «делится» с ним своей агентурой, то задание «Компании» серьезное, и это его настораживало. Обычно такие команды он получал от непосредственного своего начальника Донована, с которым проработал много лет и знал его слабости, силу и привычки.
– Так вот, – продолжал Макдональд, – дам тебе одного «помощника»… Впрочем, он пока еще не агент, – неожиданно Макдональд усмехнулся, – а, так сказать, кандидат, но вербовка будет простая. Он привлек наше внимание на валютных операциях. Успешно сотрудничает с несколькими африканскими дипломатами и студентами. Работает таксистом в Академгородке.
– В том самом? – удивился Травински.
– В том самом. Вербовку проведешь лично, предварительно пусть с ним поработает «Сэм».
– Хорошо… Сколько времени мне дается?
– Нисколько! – Макдональд решительно ткнул сигару в пепельницу. – Это мы должны были знать вчера!
– Но простите, мистер Макдональд, – возмутился Травински, – это же разведка, а не ограбление по-чикагски!
– Надо будет, – Макдональд лениво смахнул со стола пепел, – наденешь маску и исполнишь вариант «по-чикагски». Не те времена, мой мальчик, чтобы заниматься сантиментами…
* * *
– Ты в Киеве когда-нибудь был? – Полковник Росляков смотрел на Андрея поверх очков и улыбался.
Андрей Кудряшов молча покачал головой. Перед очередным заданием Росляков всегда начинал издалека, словно проверяя, в какой готовности находится его подчиненный.
– Нет, Владимир Иванович, не был.
– Собирайся, боец, недельки на две.
Андрей вопросительно посмотрел на начальника.
– Международный симпозиум «Физика твердого тела».
– Ученые в душе всегда поэты.
– Зато мы прозаики, – полковник серьезно и грустно улыбнулся. – Есть сведения, что этим симпозиумом заинтересовалось ЦРУ. Среди гостей симпозиума из капиталистических стран наше внимание привлекли несколько аккредитованных корреспондентов. Вот смотри, – он пододвинул Андрею конверт с фотографиями, – корреспондент журнала «Сайенс энд Сосайэти», «Наука и общество», Гарри Травински…
На Андрея с фотографии смотрел полноватый человек с чуть опущенными в иронической улыбке уголками рта. Безупречный пробор, холеные усики.
– Шельмец опытный, – Владимир Иванович удовлетворенно хмыкнул, словно был донельзя рад тому, что противник не новичок, – на выставке в Москве дважды уходил от наблюдения. Прекрасно владеет русским. По рождению русский, отец – Генрих Травински, белоэмигрант. Служил у Деникина в контрразведке. После революции долго околачивался в Европе, потом переехал в Америку. Там женился. В двадцать пятом году родился наш «приятель». Жена Травинского скоро умерла, а папаша… дал сынку «образование» сам.
Андрей внимательно слушал полковника, разглядывал фотографию.
– Так вот, Травински-младший окончил Мичиганский университет. По образованию инженер-физик, бакалавр. Стажировался в Парижском университете. А папаня его тем временем перебрался в русскую редакцию «Свободной Европы». Консультантом по России. В конце шестидесятых годов Гарри Травински бросает работу в лаборатории, которая, кстати, неизвестно чем занималась, но название имела громкое: «Лаборатория анализа современных исследований и разработок», и переходит в журнал «Наука и общество». Как потом стало известно, – Росляков довольно хмыкнул, – и лаборатория, и журнал кормятся на денежки ЦРУ. Так сказать, дочерние предприятия… Понял, Андрей, какой журналист аккредитован на симпозиуме?
Андрей оторвал глаза от фотографии:
– Материал по его визитам в Союз можно посмотреть?
– Нужно.
Андрей встал:
– Разрешите идти?
– Давай, боец, дерзай…
Андрей сидел над материалами, читал и перечитывал короткие – сообщения, справки, отчеты. И вот догадка, сначала робкая, пере росла в уверенность, и он, составив план командировки, снова засел за документы.
Он появился у Рослякова через два дня.
– Докладывай, – полковник поудобнее уселся в кресле.
– Все визиты «журналиста»…
– Уже окрестил? – усмехнулся Росляков.
– Псевдоним сам просится. Так вот, во-первых, все визиты «журналиста», а их было шесть, приурочены только к выставкам и симпозиумам. Причем все эти симпозиумы и выставки, как правило, проводились или в Москве, или в Киеве. Во-вторых, постоянно отмечалась необыкновенная активность «журналиста» при встречах с молодыми учеными и инженерами. В-третьих, вопросы «журналиста» обычно касались личности интервьюированного, а не его специальности. В-четвертых, статьи, опубликованные в его журнале, отличаются от подобных подозрительной доброжелательностью по отношению к молодой советской науке и «искренними» сожалениями по поводу слабых контактов советских молодых ученых с молодыми учеными США. В-пятых, в материалах отмечается стремление «журналиста» встретиться с кем-то из участников, как он выражается, «в свободной от официальности» обстановке… Правда, никто не клюнул на его «приглашения».
Росляков медленно чертил на листе бумаги завитушки.
– Ну, и в-шестых, – Андрей бросил взгляд на молчавшего начальника, – «журналист» был на всех последних симпозиумах по физике твердого тела, на которых присутствовали ученые из филиала Академии наук Водолагин и Мездриковский. В своем журнале Травински опубликовал большое интервью с Водолагиным, которое называется «Проблемы современной физики и размышления академика Водолагина». Речь идет в основном о последней монографии ученого, вышедшей в Швеции. Все.
Полковник положил карандаш и задумчиво посмотрел в окно:
– Мысли, выводы?
– «Журналист» явно ищет подходы к нашему ученому миру. Отсюда его статьи, его «доброжелательность».
– Ясно. Водолагина и Мездриковского я знаю лично. Это люди, имеющие большой вес в науке. Правда, их школы рознятся подходами к некоторым проблемам физики, но так и должно быть. Разные подходы, споры и дают толчок новой мысли.
Кудряшов с удивлением смотрел на Рослякова. «Сколько знаю – столько удивляюсь. Таким простаком прикинется, а на самом деле вникает в суть намного глубже, чем иной ученый».
– Может, «журналист» хочет сыграть на этих «разногласиях», чтобы выудить что-то интересное для себя? Как думаешь?
Андрей неопределенно пожал плечами:
– Работы Водолагина и Мездриковского не содержат секретной информации, они открыты. Регулярно публикуются в реферативном журнале Академии наук. Что же может интересовать «журналиста»?
– Применение результатов. – Росляков резко встал и подошел к окну. – Применение… Уровень научных изысканий в Союзе и уровень технологии… Ладно, Андрей, спасибо. По плану поговорим позже.
Глава 2
– Здорово, Серега! Еле тебя догнал, – Валерий Кушнир, высокий, стройный парень с тонким смуглым лицом и ярко-синими, в пушистых ресницах глазами, хлопнул собеседника по плечу. – Ну и видик у тебя… Серый, как осиновый пень: Ты что? Заработался?
Гиляров устало махнул рукой и чуть замедлил шаг. Оглянулся, словно боясь, что кто-то их услышит:
– А… С Татьяной поругался.
– Что такое?
– Да ну… старая история. Опять у тещеньки дорогой засиделась и вернулась под утро…
– Ну-ну… Серега, – Кушнир решил перевести разговор на другую тему, – новость хочешь?
– Ну?
– В Киеве симпозиум будет. Мой шеф сегодня меня уже озадачил: хочет, чтобы доклад делал я.
– Тоже новость!.. Григорий Александрович и меня сегодня вызывал. Я выступлю с сообщением по нашей теме.
– Да? – Кушнир покачал головой. – Интересно, что же это получится? Наши шефы в науке как собака с кошкой живут, а мы, значит, вроде рупоров их идей будем?.. Интересно.
– Валер, неужели ты никак не поймешь, что ваша идея получения сверхчистых материалов настолько сыра, что о ней говорить серьезно нельзя? Вы, кроме теории, ничего не даете, кстати, и теория, то есть ее математический аппарат, запутан.
– Ну, поехал!.. Слушай, Серега, кончай эти водолагинские штучки. Мездриковский прав: надо рисковать.
Гиляров остановился и взял Кушнира за руку:
– А если ваша технология невероятно сложна и ни одно производство не освоит ее, что тогда? Вы же с Мездриковским не хотите с нами даже разговаривать, не хотите наши соображения выслушать. Не каждое предприятие может освоить такую технологию. А если по правде – ни одно и не возьмется! Сложно очень…
– А нас это не касается! Идея родилась, мы ее просчитали, выдали приблизительную схему технологии, и будьте любезны – пашите, голуби милые! В конце концов мы академический институт, а не научно-исследовательский и опытно-конструкторские работы не проводим! Усек?
– Ох, и нахалы вы, – в сердцах бросил Гиляров. – Вам только бы скинуть тему и отрапортовать, что все сделано, а как дальше – наплевать!
Валерий фыркнул:
– Просто мой шеф умеет жить, Серега. Ну да что мы с тобой спорим? Вот на симпозиуме и посмотрим, кто прав, а кто виноват. Лады?
Глава 3
Перед входом в гостиницу «Украина» в Киеве, где поселились участники международного симпозиума, на высоких древках лениво полоскались флаги стран-участниц. Со стороны казалось, что перед гостиницей вырос разноцветный лес с яркими и пестрыми цветами.
Водолагин и Мездриковский получили номера «люкс» на втором этаже, Валерий и Сергей – одноместные на седьмом.
Быстро побрившись и приняв душ, Валерий вышел в огромный холл гостиницы. Там царила деловая суета: члены оргкомитета встречали иностранных ученых и размещали по номерам. В правом углу холла работало справочное бюро симпозиума, рядом регистрировали приезжающих. Валерий не спеша предъявил удостоверение участника и получил целую кипу программ, билеты в театры. Сев в мягкое кресло около журнального столика, он внимательно начал их просматривать, делая на полях программ пометки, что надо послушать и в каких секциях побывать. Его доклад был в первый день работы симпозиума, сразу же после торжественного открытия. На второй день в своей секции Валерий и Сергей делали более подробные сообщения, и это для Валерия было самым главным.
Вернувшись в свой номер, Валерий снял пиджак, галстук. Повесил в шкафу на плечики темный костюм, две белые рубашки, разложил на тумбочке около зеркала разную мелочь и вышел из номера. Спустившись на лифте в кафетерий на пятом этаже, взял несколько бутербродов, чашку кофе. Огляделся и направился с подносом к свободному столику.
– Вы не будете возражать? – Около столика остановился невысокий мужчина в серых брюках и рубашке с короткими рукавами.
– Пожалуйста, – Кушнир передвинул тарелочку с бутербродами. Мужчина, не торопясь, поставил на стол сковородку с яичницей, кофе, салат из помидоров, отнес поднос. Сел, доброжелательно глядя на Кушнира:
– Приятного аппетита.
Валерий с набитым ртом благодарно закивал головой.
Ели молча, и только когда принялись за кофе, мужчина спросил:
– Вы участник симпозиума?
– Да, а вы?
– Гость… Вообще-то я в несколько другой области физики работаю, приехал познакомиться, так сказать… Кудряшов Андрей.
– Кушнир.
Разглядывая спокойное, широкоскулое лицо нового знакомого, его плотную фигуру, Валерий подумал, что где-то видел его, но уточнять было неудобно.
– Извините, у меня дела, – Кудряшов поднялся, – встретимся завтра на открытии…
– Приходите слушать мой доклад, – неожиданно для самого себя сказал Валерий, – я выступаю первым.
– С удовольствием, – Андрей пожал руку и заторопился.
У Кудряшова действительно было немало дел. Он зашел в КГБ Украины, представился начальству, коротко рассказал о своем задании. Высокий пожилой человек в синем костюме, полковник Костенко Богдан Кондратьевич, крепко пожал ему руку:
– Как устроились?
– В «Украине». Номер на пятом этаже с видом на Крещатик. Богдан Кондратьевич, ничего нет по нашему «знакомому»?
– Пока все спокойно. Остановился в «Интуристе». Отметился в генконсульстве. Бродит по городу, фотографирует, покупает сувениры. Ты, Андрей, не беспокойся: если что-то новое будет, мы тебе сразу сообщим.
– Хорошо, – Кудряшов встал. – Тогда разрешите быть свободным.
– Конечно, иди гуляй пока. И дай бог, чтобы у тебя работы не было.
Начало симпозиума было коротким и деловым. Представитель Академии наук УССР поздравил участников. С ответной речью выступил Мездриковский.
Когда объявили выступление Кушкира, зал равнодушно гудел. Этого имени никто не знал, да и званий у него не было. Валерий быстро прошел на кафедру, взял в руки мел, откашлялся.
– Товарищи, дамы и господа, – голос его немного дрожал, но Валерий быстро взял себя в руки, – на каком языке делать доклад?
Мездриковский с усмешкой поднял голову, но тут же быстро повернулся к залу. Шум стих.
– Тогда, – Валерий оглядел амфитеатр, – я буду докладывать на русском, на вопросы готов отвечать на английском…
Доклад был подготовлен хорошо. Еще в общежитии он отрепетировал его перед зеркалом, выверяя интонацию, жесты и движения перед мнимой доской. Кушнир говорил не торопясь, четко и громко, изредка подходил к доске и несколько небрежно писал необходимые формулы. Он чувствовал, что зал слушает его, и от этого в груди у Валерия поднималось какое-то новое, неизведанное чувство легкости и уверенности в себе. Когда он закончил, раздались аплодисменты. Некоторое время Валерий стирал с доски и терпеливо ждал, когда начнут задавать вопросы. Но их не было. Валерий разочарованно пожал плечами и спустился в зал.
Потом выступили еще несколько человек, но Валерий их не слушал. Наконец объявили перерыв. Кушнир спустился в буфет и взял чашку кофе. Присел на полукруглый диван. Закурил.
– Разрешите? – Около него остановился человек с аккуратно подбритыми усиками. Через плечо на ремешке был перекинут «Никон». – Корреспондент журнала «Сайенс энд Сосайэти» Гарри Травински…
– Пожалуйста, – Валерий жестом пригласил Травински садиться.
– Я бы хотел выразить вам свою признательность, – церемонно начал говорить Травински, – за полный и интересный доклад. Честно говоря, я поражен: столь молодой ученый и уже выступает на таком представительном симпозиуме. Это обнадеживает. Разрешите несколько вопросов?
Кушнир молча кивнул головой, чувствуя, как у него в душе закипает неуемная радость.
– Вы кандидат наук?
– Скоро, наверное, буду.
– О… Надеюсь, вы защититесь с блеском, Валерий Борисович, – с уважением покачал головой Травински. – На мой взгляд, у вас есть все необходимые для ученого качества: уверенность, смелость… У вас своя лаборатория?
– Нет… пока. Я работаю у Евгения Павловича Мездриковского. – Это очень известное имя, – Травински значительно хмыкнул, отпил кофе. – Несколько лет назад я был представлен вашему учителю и имел с ним большую беседу. Его имя хорошо знают наши читатели, а наш журнал читают даже лауреаты Нобелевской премии. Я вам завидую, Валерий, разрешите вас так называть?
– Пожалуйста. – Кушнир глотнул остывший кофе и с интересом посмотрел на собеседника. «Откуда он так хорошо знает русский язык? И ведет себя так, словно мы давным-давно знакомы… Одет отлично… Что он хочет?»
– Так вот, Валерий, – Травински закурил, – я откровенно завидую вам: общаться каждый день с таким видным ученым, наблюдать его непосредственно в работе не каждому дано. Наверное, Евгений Павлович делает для вас многое?
– Конечно. Если бы не он, я бы и на симпозиум не попал. – Ответ вырвался как-то неожиданно и быстро, и Валерий заметил, что корреспондент с пониманием кивнул, словно был в этом уверен. – Приходите завтра на секцию, я там с докладом выступаю. Знаете, в физике твердого тела много белых пятен, – Валерий улыбнулся, – и я завтра постараюсь раскрыть на некоторые проблемы точку зрения школы Мездриковского.
– О! Это, конечно, будет интересно… Я обязательно приду. Раздался звонок. Травински встал, извинился и заторопился в зал.
* * *
– Здравствуй! – Кудряшов протянул Валерию руку. – Здорово ты выступал. Жаль, вопросов не было, но это обычное дело. Первые доклады слушают невнимательно. Зато на рабочей секции дадут жару. А так – хорошо.
– Спасибо, – Кушнир улыбнулся. – А я уж думал, что из пушки по воробьям бабахнул.
– Брось, все нормально. Кстати, несколько человек у меня расспрашивали, кто ты и что.
– Да? – радостно удивился Кушнир. – А впрочем, вот и американец тоже интересовался.
– Какой американец? – равнодушно бросил Кудряшов.
– А вот сейчас со мной сидел. С усиками. По-русски говорит лучше нас с тобой. Журнал «Сайенс энд Сосайэти»…
– А что он от тебя хотел? – удивился Андрей.
– А черт его знает, – Валерий пожал плечами. – Подошел, представился, завел разговор о том о сем. Спросил, есть ли у меня лаборатория. Я ему: дескать, откуда, когда я без году неделя как университет окончил. А, треп, одним словом.
– Бывает, не расстраивайся. Ты лучше к выступлению на секции как следует подготовься, а то забьют вопросами.
– Меня не забьют, – самоуверенно произнес Кушнир. – Я сам кого хочешь забью.
– Не скажи, – Андрей покачал головой, – насколько я понял из твоего доклада, эксперименты у вас не совсем чистые были.
– Это почему? – взвился Валерий.
– Статистики маловато.
– Но для подтверждения теории…
– Для подтверждения теории нужно провести большое количество экспериментов. Не так ли?
– Ты математик?
– Что-то вроде этого, – Андрей пошевелил пальцами в воздухе, – парапсихолог. – И засмеявшись, он подтолкнул Кушнира к дверям зала. – Идем, а то пропустим все доклады.
Заседание секции проходило в небольшой аудитории Киевского университета. Председательствовал Григорий Александрович Водолагин.
Валерий выступал пятым. Он развесил листы ватмана с экспериментальными данными, таблицы. Повернулся к залу и сразу же заметил в первом ряду Травински. Тот сидел, держа на коленях раскрытый «Никон» и диктофон.
Кушнир повернулся к Водолагину, словно спрашивая разрешения начинать, и, после того как тот чуть заметно кивнул, начал говорить. Говорил он положенные десять минут. Закончив, внимательно посмотрел в зал.
Андрей оказался прав: вопросы посыпались как из рога изобилия.
* * *
– Здравствуйте, Валерий, – Травински протянул ему руку и какое-то время тряс ее, весело улыбаясь, – вы молодец. Такой бой выдержали! Мездриковский будет вами доволен.
– Эх, будь Евгений Павлович на заседании, от этих крикунов камня на камне не осталось бы! – раздраженно выпалил Кушнир.
– Ничего. Вы и так с честью отстояли позицию школы уважаемого Евгения Павловича. Вы сейчас куда?
– Сам не знаю. Хочется просто пройтись.
– Разрешите я с вами… пройдусь?
– Пожалуйста.
Они молча спустились на Крещатик и долго шли, думая, с чего начать беседу. Неожиданно Травински придержал Кушнира за руку:
– Присядем, Валерий…
Кушнир покорно опустился на широкую скамейку и закурил.
– Знаете, – Травински задумчиво ковырял прутиком землю. – Мне кажется, что Евгения Павловича Мездриковского не очень поддерживает определенная категория ученых…
– Это просто зависть и происки! – Кушнир повернулся к собеседнику. – «Чистота эксперимента… неточность модели…». – Он передразнил взъерошенного парня. – Пустобрехи! Ума ни грамма, а Водолагин их за уши тащит, лишь бы «ученики» были…
Травински с интересом посмотрел на красное от злости лицо Кушнира, чуть улыбнулся:
– Это ваша обида говорит.
– Да причем тут обида! Просто противно становится…
– А вы знаете, – голос Травински вдруг стал тихим, и он задумчиво помолчал, – я бы мог вам помочь.
– Как? – удивился Валерий.
– Хотите, журнал опубликует ваш доклад на симпозиуме? Это псцдержит ваши позиции.
Кушнир вопросительно посмотрел на Травински. Тот спокойно выдержал взгляд и положил руку на плечо Валерия.