Текст книги "Великие неудачники. Все напасти и промахи кумиров"

Автор книги: Александр Век

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Александр Век
Великие неудачники. Все напасти и промахи кумиров

В жизни вам ничего не обещано.

С вами не заключали никакого контракта.

Чарльз Буковски

В жизни всякое бывает, но с годами все реже.

Борис Крутиер

От автора

Когда Иосифа Бродского друзья спрашивали, почему у него такие печальные глаза, он отвечал: «Жизнь вообще печальная штука. Вы заметили, чем она заканчивается?»

Что тут возразишь? Все мы, в смысле тех или иных «печальных штук», неудачники.

А начались наши напасти с наших далеких пращуров – Адама и Евы. Создатель их за коварное преступление изгнал из Эдемского сада. Халява для хомо сапиенсов закончилась навсегда. Теперь хлеб наш насущный зарабатывать нужно было в поте лица.

Ну ладно бы Адам и Ева. Они, кроме того что были первыми среди нас, ничем особенным не отличились. А возьмем наших кумиров и властителей дум. Хотя бы писателей. Эдгара По находят в полусумасшедшем состоянии под забором. Гоголь бросает в печь незавершенную рукопись и сам себя морит голодом. Зощенко после кремлевских карательных акций, вместо того чтобы гениально писать, вынужден тачать сапоги…

Продолжать приводить примеры можно бесконечно.

Практически все великие были и великими неудачниками. Если, конечно, заглянуть за кулисы да избавиться от призрачного обаяния славы.

К чему мы ведем?

Вовсе не к тому, что надо быть незаметным, «тише воды, ниже травы». Стремиться стать великим все-таки стоит. А вот великих несчастий лучше бы избежать.

Вот и собрали мы сорок две истории блистательных взлетов и скандальных падений.

Давайте учиться на чужом горьком опыте.

Хотя правильно говорят наши деды: «Знал бы, где упасть, соломки бы подстелил».

От судьбы не уйдешь… А если попробовать?

Адам, или Первый неудачник

•  Адам и Ева – если верить Библии, первые люди на Земле. Они же – первые и величайшие неудачники.

• Самая большая неудача – первое в истории человечества грехопадение.

«В шестой и последний день творения мира был сотворен человек из персти земной, по образу и подобию Божию. Господь Бог вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою. Господь дал ему владычество над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над всякими животными, пресмыкающимися по земле» (Быт. I, 26, 30).

В Библии слово «Адам» употребляется в нескольких смыслах: «человек» (Быт. 5. 2), «мужчина» (Еккл. 7. 28), «всякий» (Числ. 19. 14), «каждый» (Зах. 13. 5), «люди» (Суд. 16. 7), «первый человек» (Иов. 15. 7). Употребляется «Адам» и как имя собственное. Известно нам и такое выражение: «сыны Адамовы». Так вот, оно никогда не означало непосредственных потомков первого человека. Это просто «люди» («сыны человеческие») (Притч. 8. 31; Пс. 44. 3). А «Сын Адамов» – это конкретный человек (Иезек. 2. 1) или любой (Иер. 49. 18) из всей массы смертных.

Известно также, что жил библейский Адам где-то на Востоке, где сам климат и плодородная почва способствовали тому, чтобы становиться душою живою.

Там же начало свое получил и весь род человеческий.

Еву Создатель создал чуть погодя, но зато с хирургической точностью: из ребра Адама. В Книге Бытия с некоторыми уточнениями описывается первая и самая уникальная в истории рода человеческого операция:

«…для человека не нашлось помощника, подобного ему. И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребер его и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа» (2. 20–23).

Роковая встреча со змием и все, что за ней последовало, – первая серьезная драма всех времен и народов. Встреча эта разрушила величайший замысел, направленный на достижение вечного счастья и благополучия, носящего название «Царствия Божиего». Царствия яркого и недостижимого.

«Для жительства человека Господь Бог насадил рай в Эдеме на востоке, в котором произрастало из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи. Из Эдема выходила река для орошения рая, разделявшаяся в свою очередь на четыре реки. Сад Эдемский был вверен попечению первого человека, чтобы он возделывал и хранил его. Ему было дозволено вкушать плоды от всякого дерева в саду, кроме одного, именно, от дерева познания добра и зла, – под страхом смерти ему было запрещено есть от него. Как скоро первый человек водворился в этом счастливом жилище, Господь привел к нему всех животных полевых и всех птиц небесных, которых Он сотворил, и Адам нарек им имена, выражающие свойства каждого из них».

Посреди всего этого великолепия в образе толстого, длинного змея и явился сам дьявол. Явился с одной целью: сбить Адама и Еву с пути истинного. И под воздействием сладких речей дьявола нарушили оба высочайший запрет: не рвать райских яблок с райской яблони в Райском саду. Ибо это не просто яблоня в Эдеме растет, но вечно произрастает Древо познания добра и зла.

Яблоко было сорвано, и надкусили его они оба. Грехопадение свершилось.

С этого, собственно, и начались все человеческие печали, горести, беды, страдания и неудачи. Человек стал смертен; он стал сильно болеть как физически, так и нравственно. И правдивые слова изрек о них после пророк Иеремия: «Лукаво сердце человеческое более всего сущего и крайне испорчено…» (Иер. 17:9) И приобрели слова эти звучание символическое, и побудили смертных действовать в соответствии с ними. Люди стали убивать друг друга. Они стали грубо обманывать, шумно ругаться, дико глумиться, всячески издеваться и насмехаться друг над другом, а некоторые, не имея на то веских оснований, объявили себя главнее всех остальных и назвались духовными и физическими распорядителями рода людского. И вся дальнейшая История развернулась во всей своей очевидности. И вся История демонстрирует, что именно так все и происходит в течение десятков веков.

Виноват ли во всех исторических катаклизмах самый первый, самый известный и, можно сказать, самый великий неудачник? Можем ли мы повесить на него ответственность за все происходящее? Отвечает ли он за всех нас, когда-либо проживавших на Земле?

Вопрос спорный. Настолько, насколько может быть спорным самый противоречивый и краеугольный вопрос бытия. Больше того, спор этот не прекращается почти шесть тысяч лет. А если еще добавить сюда научную информацию о происхождении человека, то окажется, что проблеме целых пятнадцать тысяч лет, а то и все тридцать. Местонахождение же Райского сада до сих пор не выяснено, а потому неизвестно, откуда изгоняли самого первого и великого неудачника. Но не верить нельзя. Коли изгоняли, так уж изгнали, и ничего тут не поделаешь: не надо было яблок рвать. Напротив, надо было девушке строго-настрого приказать, чтобы змея не слушала, поскольку страшный искуситель. Змей он и есть змей. Зачем же слушать его?

Однако перед таким искушением трудно устоять: мало у кого это получается, а у большинства людей не получится никогда. Ева же мало того что сама не устояла, так еще с каким-то подвохом сказала в саду: «Ты мой самый любимый Адам, а я любимая Ева твоя. А вот это вот яблоко самое вкусное. Кушать его нельзя, но я его надкусила. Вкуси же и ты сей плод с Древа познания добра и зла». И только хотел Адам воскликнуть: «А вот я сейчас тебе так вкушу!» – как острейшее желание вкралось в его сердце. И захотелось ему самому разобраться, что же такое познание, где зло, а где добро. Он, испуганно оглядевшись, надкусил плод.

Словом, он мало того что Еву не отговорил, так еще сам искушению поддался. Отсюда – неисчерпаемый источник всех его бед и неудач. А заодно и наших.

Все его промахи, ошибки и заблуждения неравномерно распределены по всей долгой и чрезвычайно продолжительной жизни Адама. И прежде всего то, что от Бога скрыть ничего не удалось. Прогуливаясь на закате по Саду, Создатель пребывал в прекрасном настроении, и казалось, ничто не в силах потревожить его. До той поры, пока Он не обнаружил преступное нарушение чрезвычайного запрета Его. Он ужасно разгневался и, прокляв обоих, из Сада их навеки прогнал.

И оказался изгнанный из Сада Адам лицом к лицу со всеми трудностями, сложностями и невзгодами обычной человеческой жизни.

Он и его жена вынуждены были принять на себя все эти трудности, сложности и невзгоды. И если прежде он по Величайшему дозволению жил в Саду в полной праздности, давая лишь имена всем живым существам, которых создал Господь Бог, то теперь всякая тварь стремилась Адама укусить, напугать и прочими способами обидеть. И обрушились на него ливни и ураганы, смерчи и землетрясения, войны и революции. И пришлось ему много и тяжко трудиться, чтобы свести концы с концами. Пришлось самому все строить. Пришлось самому сажать, собирать, изобретать, возделывать, да еще и внимательно следить за тем, чтобы род человеческий, зачатый самым первым и самым великим неудачником против воли Создателя, успешно продолжался.

Первым признаком грехопадения было чувство стыда и тщетная попытка скрыться от лица Бога. Призванные Богом, Адам и Ева выказали свою боязнь и винили друг друга – Адам жену, а жена – змея. Страшное наказание, проклятие Божие, постигло всех, причастных к сему преступному делу, а через падших прародителей коснулось и всего рода человеческого. История Адама и Евы содержится в первых главах книги Бытия и обрывается довольно резко. Прожил первый неудачник рода человеческого 930 лет.

Америка! Америка!

•  Американский стиль жизни, он же – «американская мечта». Великое достижение человечества или тупиковая ветвь развития цивилизации?

•  Самая большая неудача – создание «общества потребления» и тотальное падение духовности.

Давайте хотя бы на время отвлечемся от всех неудачников и их неудач и вспомним старое шутливое стихотворение. Вот это:

 
Колумб Америку открыл,
Страну огромную такую.
Эх, для чего он не открыл
На нашей улице пивную!
 

Теперь на той улице – четыре пивных заведения. Одно из них так и называется: «Америка! Америка!» Заведение полнится гортанными криками и безудержной музыкой, и работает оно с ночи до утра и с утра до ночи.

В 1776 году свободолюбивые выходцы из Старого Света, переселившись в Новый Свет, послали к чертовой матери британский флаг и саму метрополию. В Декларации независимости они написали:

«Мы, тринадцать Северо-Американских Соединенных Штатов, сегодня, 4 июля 1776 года, объявляем о своей полной независимости. С этого дня свобода для нас – величайшая и основная ценность. Вместе с ничем не запятнанной честью».

Это не дословное цитирование Декларации. Это – ее вольная трактовка. Подлинников, отпечатанных на типографском станке, сохранилось 25 штук. И каждый из этих отпечатанных экземпляров стоит теперь не менее 2 миллионов долларов. Так что вы если где-нибудь найдете 26-й, то непременно разбогатеете.

Один из экземпляров Декларации независимости был случайно обнаружен на блошином рынке в самом начале XXI века. А чуть раньше (лет сорок пять назад) на «черном рынке» Москвы шла бойкая торговля «техасскими брюками» («ковбойскими штанами»), которые при наличии на них лейбла «Made in USA» стоили 25 рублей советскими деньгами, что составляло примерно 30 тогдашних американских долларов. На тот же период приходится и популяризация стихотворения Маршака о приключениях Мистера Твистера, бывшего министра. Он, напомню, был миллионер и являлся «владельцем заводов, газет, пароходов». Он заехал в СССР на досуге, объезжая от нечего делать весь мир. Но визит в первую в мире страну социализма был испорчен появлением в коридоре гостиницы «Англетер» высокого человека с белыми зубами и черным цветом кожи, то есть негра. И Мистер Твистер побагровел, от злости чуть не лопнул и стал немедленно упаковывать свои огромные чемоданы, чтобы немедля отбыть обратно в США – в страну кромешной сегрегации, повального антикоммунизма, но украшенную на подплыве к Нью-Йорку статуей Свободы с факелом в руке.

Статуя Свободы – подарок из Франции. В натуральную величину. К столетию со дня принятия Декларации.

Прошло лет восемьдесят. Большим подарком для нас стало повсеместное распространение капроновых чулок, рок-н-ролла, вкусной жвачки, сексуальной свободы и ожесточенной ненависти к «американскому образу жизни». И появление пепси-колы с запахом сапожного гуталина. Ее с огромным воодушевлением пили на выставке достижений американского народного хозяйства, состоявшейся в парке Сокольники в 1959 году. Длина и многолюдность очереди на эту выставку занесена в Книгу рекордов Гиннесса, которая также является достижением Штатов. Как и певец и гитарист Элвис Аарон Пресли, президент Джон Кеннеди, война во Вьетнаме, полет на Луну, всеобщее кредитование и киноактриса Мэрилин Монро, отравившаяся на своей вилле задолго до наступления эпохи 3D.

К достижениям самой могучей заокеанской страны, к ее особенностям мы многое относили и продолжаем относить. «Американский образ жизни» – в первую голову. Тотальную систему кредитования населения и «белые воротнички». Юную Лолиту и надувной «бабблгам». А когда у нас появились в свободной продаже сигареты «Винстон», то мы и их туда отнесли. И нью-йоркский район Брайтон, битком набитый нашими соотечественниками. Мы видим в наших киосках журнал «Плейбой» и не сомневаемся, что он американского происхождения. Мы знаем, где возвышается Эмпайр-стейтс-билдинг, кое-что слышали про изобретателя Белла, видели по телевизору длинный розовый «Кадиллак», в котором ездил Элвис Пресли, а также слышали какую-то американскую легенду, воспетую жизнерадостным Чабби Чеккером и как-то связанную с открытием стеклянного, словно пельменная на углу, игорного казино в одном из новых городов североамериканского континента. Восхищаемся мы и богатством США – как ни с чем не сравнимым золотовалютным запасом этой страны, так и растущей день ото дня эмиграцией в Штаты «умнейших голов» со всех концов света. А еще мы любим поговорить об американском воздушном транспорте, рассказывать друг другу о грандиозных американских победах в области репродукции человека и о том, что в США есть типичная «фабрика грез» (Голливуд), и новейшую продукцию этой фабрики мы видим на наших экранах.

Словом, у них, если даже сильно не углубляться, очень много разных достижений. Сегодняшних и вчерашних. Спорных и бесспорных. Стильных и суперстильных. Стриптиз и бодибилдинг, Microsoft и одноразовая зажигалка, коммерческое телевидение и кукла Барби, блокбастер и великая иллюзия. На фоне наших достижений все это – мелочи, чепуха. Кроме великой иллюзии. Это, пожалуй, единственное действительно серьезное различие между нами и ими. Они, например, с большим уважением относятся к бездомным животным, а мы не относимся. Они стараются не нарушать правил дорожного движения, а мы эти правила не менее старательно нарушаем. У них нельзя дать взятку полицейскому – у нас невозможно не дать…

Но мы их все равно поздравляем со всеми их неудачами, а заодно и нас со всеми удачами. Ибо все дальше и дальше от нас та эпоха, когда мерзким и жалким выглядел на советских газетных полосах главный американский неудачник – Дядя Сэм. Одна его жидкая борода чего стоила, не говоря уж про цилиндр звездно-полосатый. А рок-н-ролл был пляской святого Витта. А Мистер Твистер – главным отрицательным героем всех школьных утренников. А что до того, почему мы всегда были, есть и будем выше их по нашей нравственной составляющей, то даже в этом проявляется безудержный американский размах, который теперь все чаще декларируется как наше отечественное достижение на фоне полного краха «великой американской мечты», переходящего в полный крах американской экономики.

С этой беспримерной удачей мы их (и себя заодно) еще раз искренне поздравляем.

Антон Павлович Чехов

Все чеховские рассказы – это непрерывное спотыкание, но спотыкается в них человек, заглядевшийся на звезды.

Владимир Набоков

•  Чехов Антон Павлович (17 (29) января 1860, Таганрог, Екатеринославская губерния (теперь Ростовская область), Российская империя– 2 (15) июля 1904, Баденвейлер, Германская империя) – русский писатель, драматург, по профессии врач.

•  За 26 лет творчества создал около 900 различных произведений (коротких юмористических рассказов, серьезных повестей, пьес), многие из которых стали классикой мировой литературы.

•  Самое большое достижение и самая великая неудача одновременно – сама жизнь писателя.

Самое непостижимое в жизни Чехова, как ни смешно это прозвучит, – сама его жизнь, начавшаяся более полутора веков назад в «теневой столице империи», городе Таганроге.

Крупная удача постигла деда Чехова в первой половине XIX века: он перестал быть крепостным, выкупив себя и свою семью за 3500 рублей. Отец Антона Павловича был лавочником. В 1870-е годы он разорился, и вся семья переехала в Москву. Чехов остался в Таганроге, чтобы окончить гимназию. Осенью 1879 года он завершил свое обучение и, переехав в Москву, поступил на медицинский факультет университета.

Рассказы и фельетоны, которые он начал писать, были маленькими, похожими на зарисовки, не без оттенка горечи, но при этом очень смешными. Вспомним, например, финальную реплику в рассказе «Маска»: «Дай-то бог! – вздохнул Евстрат Спиридонович. – Негодяй, подлый человек, но ведь – благодетель!..» Рассказы Чехова стали печатать в газетах и журналах, платить за них гонорары, и этим юный Антон Павлович помогал семье не сгинуть в нужде. «Мы жили в тяжкой бедности, перебивались кое-как и не видели никакого просвета впереди, – признавался младший брат писателя, Михаил Чехов. – За три года жизни в Москве мы переменили двенадцать квартир и наконец в 1879 году наняли себе помещение в подвальном этаже дома церкви Святого Николая на Грачевке, в котором пахло сыростью и через окна под потолком виднелись одни только пятки прохожих. В эту-то квартиру и въехал к нам 8 августа 1879 года наш брат Антон…» Затем они жили на Сретенке, а после на Якиманке. По словам Чехова, это была «настоящая провинция: чисто, тихо, дешево и… глуповато». Еще одна квартира на той же Якиманке имела свои печальные особенности: «Надо спать. Над моей головой идет пляс. Играет оркестр. Свадьба. В бельэтаже живет кухмистер, отдающий помещение под свадьбы и поминки <…> Кто-то, стуча ногами, как лошадь, пробежал сейчас как раз над моей головой… Должно быть, шафер. Оркестр гремит…»

Обвиняют в невероятном успехе самого Антона Павловича. Его «железный характер», его «страшную волю», его «огромную работоспособность», его «врожденный талант». Его «почти волшебную» способность видеть и запоминать те картины жизни, которые с помощью острого его пера превращались в десятки блестящих рассказов и повестей.

Врач по специальности и призванию, он категорически отрицал, что в его рассказах и повестях есть хотя бы намек на что-то врачующее «острые болезни общества». Мастерством своим писатель должен только показывать, а быть в сочинениях назидательным доктором, указывать, что и кому надо делать, чтобы вылечиться, не должен.

Настоящий же врач (по призванию) обязан ездить по расхлябанным холерным дорогам. Он призван лечить людей в грязных деревеньках и осуществлять врачебную практику у себя на дому, как осуществлял ее Антон Павлович в своем флигеле в Мелихове, где теперь устроен музей. И многочисленные посетители этого музея с удивлением узнают, какими старинными инструментами пользовался Чехов-доктор, превращавшийся в Чехова-писателя тогда, когда был свободен от приема больных.

Писал он еще и тогда, когда был свободен от приема гостей, коих бывало в его доме в Мелихове толпы. «Спали на диванах и по нескольку человек во всех комнатах, – вспоминал его брат Михаил, – ночевали даже в сенях. Писатели, девицы – почитательницы таланта, земские деятели, местные врачи, какие-то дальние родственники, званые и незваные, толпились у него по целым неделям». Страдал ли он от этого многолюдства? Да, страдал. «С пятницы Страстной у меня гости, гости, гости… и я не написал ни одной строки». Тем не менее с юности, когда он только приехал из Таганрога в Москву, до самых тяжких последних месяцев жизни страсть к бесконечной веренице «лиц и людей» оставалась все той же юношеской страстью. «Был сейчас на скачках…», «Ел, спал и пил с офицерами…», «Хожу в гости к монахам…», «Пил и пел с двумя оперными басами…», «Бываю в камере мирового судьи…», «Был в поганом трактире, где видел, как в битком набитой бильярдной два жулика отлично играли в бильярд…», «Был шофером у одного доктора…». Не этой ли незавершающейся веренице судеб и характеров, профессий и нравов обязаны мы, по выражению К. И. Чуковского, созданием «грандиозной энциклопедии русского быта восьмидесятых и девяностых годов, которая называется мелкими рассказами Чехова»?

Крупные рассказы и повести Чехова являются чем-то еще более грандиозным, чем даже «энциклопедия русского быта». Начавший, по его признанию, «с чепухи» (то есть с мелких рассказов и фельетонов), он быстро эту чепухупреодолел и создал такие произведения, которые вторую сотню лет занимают читателей внешней своей простотой и бесконечной своей глубиной. «Степь», «Припадок», «Именины», «Ионыч», «Палата № 6», «Студент», «Крыжовник», «Мужики», «Бабье царство», «Попрыгунья», «Черный монах», «В овраге», «Человек в футляре», «Дама с собачкой», «Скучная история»… Никто не может понять, как удалось двадцатидевятилетнему человеку написать историю, в заголовке названной «скучной». На самом деле она поразительно нескучна. И рассказывается в ней о последних месяцах жизни большого ученого, у которого «так много русских и иностранных орденов, что когда ему приходится надевать их, то студенты называют его иконостасом», а шея напоминает «ручку контрабаса». Этот «известный и почтенный» человек мучительно пытается понять, как и для чего прожил он свою жизнь или же он и не жил вовсе, а влачился по жизни, увлекаемый кошмарной силой обстоятельств. «Я чувствую, что долее не могу видеть ни своей лампы, ни книги, ни теней на полу, не могу слышать голосов, которые раздаются в гостиной. Какая-то невидимая и непонятная сила грубо толкает меня вон из моей квартиры. Я вскакиваю, торопливо одеваюсь и осторожно, чтоб не заметили домашние, выхожу на улицу. Куда идти?» А в «Даме с собачкой» герой мучительно старается вырваться из цепких объятий пошлых и мертвых обстоятельств. И вырывается из них, абсолютно не ведая, что дальше произойдет с ним и его возлюбленной, случайно встреченной на ялтинской набережной, где отчего-то «пожилые дамы были одеты, как молодые, и было много генералов».

Быть может, засилье в России генералов и чиновников, непроходимая пошлость, запойная глупость, густая красота природы, тьма просторов, чудовищные расстояния, жестокая бедность и вневременная «осетрина с душком» заставили Чехова все бросить и, вопреки предупреждениям друзей и мольбам многочисленных поклонниц, отправиться в тяжелейшее путешествие на каторжный Сахалин. Двенадцать тысяч верст преодолел он на свои деньги. Проехал через всю Россию на поездах, пароходах и в тряской коляске, чтобы попасть в кромешный ад, созданный человеком для других людей. Итог – полное и окончательное убеждение в том, что «хорош божий свет. Одно только не хорошо: мы».

Никто не может понять, каким образом слабое здоровье его позволило ему преодолеть всю Россию, но многие понимают, что заставляло Чехова, преодолевая сибирскую глушь, констатировать: «Нет ни мяса, ни рыбы; молока нам не дали, а только обещали <…> Весь вечер искали по деревне, не даст ли кто курицу, и не нашли… Зато водка есть! Русский человек большая свинья. Если спросить, почему он не ест мяса и рыбы, то он оправдывается отсутствием привоза, путей сообщения и т. п., а водка между тем есть даже в самых глухих деревнях и в количестве каком угодно».

Два месяца провел он на Сахалине, а затем по бушующим морям проплыл на пароходах тысячи километрах и доплыл до Одессы. Возможно, неодолимой была тяга его к путешествиям, а возможно, по его признанию, оказало свое влияние и то, что остро хотелось «вычеркнуть из жизни год или полтора». Или же более чем откровенное размышление о самом себе: «Помышляю о грехах, мною содеянных, о тысяче бочек вина, мною выпитых <…> Я совершил столько великих и малых дел, что меня в одно и то же время нужно произвести в генералы и повесить». Друзьям из своего путешествия он пообещал привезти манильских сигар и статуэтки обнаженных японских девушек. И привез. Сигар, статуэтки, а для себя живого мангуста. А с настоящей японской девушкой познакомился в Благовещенске и остался доволен ее изумительным любовным мастерством и тем, что в ее маленькой комнате не было «ни тазов, ни каучуков, ни генеральских портретов».

Одна из его многочисленных московских поклонниц, пробовавшая свои силы в написании прозаических произведений, однажды обедала с ним, и он ей с присущей ему откровенностью сказал, что она никогда не станет настоящей писательницей по той причине, что ей «не знаком труд ради куска хлеба».

Сам же он стал писателем не потому, что был талантлив, а потому, что случай и упорный труд так им распорядились. За тем же обедом Чехов признался, что за шесть лет постарел лет на двадцать. И она, подтверждая это чеховское наблюдение, сказала потом своей подруге: «Во всей его фигуре была видна такая усталость! Я подумала: весна его жизни миновала, лета не было, наступила прямо осень».

Весной 1894 года он приехал в Ялту, чтобы крымский воздух пошел ему на пользу, и в Ялте написал рассказ «Студент», названный им «лучшим, самым любимым моим рассказом». В нем главный герой, студент духовной семинарии, ночью у костра рассказывает двум вдовым крестьянкам историю о том, как ученик Петр предал Христа, своего учителя. И, читая этот рассказ, появляется ощущение, что студент-семинарист смотрит на мир глазами автора, а в трагедии Христа видит судьбу всего человечества. Тогда же Чехов отослал своему другу и издателю Суворину письмо, в котором декларировал свою свободу от всякого идейного давления на себя и свое творчество, включая и влияние любимого им Льва Николаевича Толстого: «Быть может, оттого, что я не курю, толстовская мораль перестала меня трогать, в глубине души я отношусь к ней недружелюбно, и это, конечно, несправедливо. Во мне течет мужицкая кровь, и меня не удивишь мужицкими добродетелями. Я с детства уверовал в прогресс <…> Я любил умных людей, нервность, вежливость, остроумие <…> Но толстовская философия сильно трогала меня, владела мною лет 6–7, и действовали на меня не основные положения, которые были мне известны и раньше, а толстовская манера выражаться, рассудительность и, вероятно, гипнотизм своего рода. Теперь же во мне что-то протестует, расчетливость и справедливость говорят мне, что в электричестве и паре любви к человеку больше, чем в целомудрии и в воздержании от мяса». Несколько позже он в «Чайке» голосом Тригорина произнес собственные слова: «Ни на одну минуту меня не покидает мысль, что я должен, обязан писать. Писать, писать и писать».

В непрерывной работе, помогая десяткам людей, формируя провинциальные библиотеки, принимая полчища гостей и излечивая множество больных, прожил Антон Павлович Чехов тринадцать лет после беспримерного путешествия на Сахалин. За эти годы он создал столько чудесных литературных произведений, что ни один из его кропотливых биографов не в силах понять, как это получилось. Он стал знаменитым драматургом, женился на московской актрисе Ольге Леонардовне Книппер, и громкий провал первой постановки «Чайки» в Санкт-Петербурге обратился триумфом в Москве и появлением символической птицы на занавесе МХАТа.

В апреле 1904 года он уехал из своего дома в Ялте в Москву, любимую и исхоженную с юности и ставшей особенной, «чеховской», в рассказах его и повестях. В конце мая его видели на улицах города: он на извозчике катался с женой, Ольгой Леонардовной. В первой декаде июня по настоянию врачей Чехов уехал лечиться в Германию. В городке Баденвейлер супругов поселили в лучшей гостинице «Ремербат», но через два дня попросили покинуть отель: своим кашлем русский приезжий докучает постояльцам, которые жалуются. Антон Павлович и Ольга Леонардовна переехали в частный пансионат «Фредерике», где Чехов помышлял, «как бы удрать от скуки», и наблюдал с балкона окружающую жизнь. Из «Фредерике» он писал доктору Россолимо: «Я уже выздоровел, остались только одышка и сильная, вероятно, неизлечимая лень».

В ночь на 2 июля 1904 года у Чехова был тяжелый сердечный приступ, и жена хотела поставить ему на сердце лед, но он воспротивился, сказав, что лед не поможет холодному сердцу. Вскоре приехал лечивший Чехова доктор Шверер и увидел, что на спасение надежды нет. Согласно медицинскому этикету, Шверер подал умирающему коллеге бокал шампанского. Чехов выпил бокал до дна и сказал: «Давно я не пил шампанского». И, повернувшись на левый бок, спокойно уснул.

Гроб с телом привезли в Москву в прицепленном к пассажирскому поезду красном вагоне-рефрижераторе. По дороге поезд остановился в Петербурге. Родственники, несколько друзей пришли на вокзал. Появился и кто-то из министров: в тот же час из Маньчжурии прибыл гроб с телом генерала Келлера. В Маньчжурии в разгаре была Русско-японская военная кампания.

Десятого июля четыре тысячи человек прошли по Москве к Новодевичьему кладбищу. В воротах кладбища образовалась сильная давка. В письме к жене А.М. Горький написал:

«Я так подавлен этими похоронами <…> на душе – гадко, кажется мне, что я весь вымазан какой-то липкой, скверно пахнувшей грязью <…> Антон Павлович, которого коробило все пошлое и вульгарное, был привезен в вагоне для “перевозки свежих устриц” и похоронен рядом с могилой вдовы казака Ольги Кукареткиной <…> Над могилой ждали речей, их почти не было <…> Что это за публика была? Я не знаю. Влезали на деревья и – смеялись, ломали кресты и ругались из-за мест, громко спрашивали: “Которая жена? А сестра? Посмотрите – плачут! – А вы знаете, ведь после него ни гроша не осталось… – Бедная Книппер! – Ну, что же ее жалеть, ведь она получает в театре десять тысяч” и т. д. Шаляпин – заплакал и стал ругаться. И для этой сволочи он жил, и для нее работал, учил, упрекал”».

За несколько дней до смерти, сидя в шезлонге и обложенный подушками, Чехов на балконе немецкого частного пансионата придумал пьесу. В финале ее герои оказываются на затертом льдами пароходе; над ними загорается северное сияние; они погибают под звуки оркестра на палубе, при небесном освещении и с какой-то странной надеждой на спасение. На то, что все когда-нибудь станет лучше и лет, может быть, через триста на горизонте покажется искомое обычным человеком счастливое успокоение.