Текст книги "Механический ученик"

Автор книги: Александр Чапковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

НА ПРИСТАНИ

Время бежало незаметно. Оно проносилось мимо, теряясь в строчках канцелярских отчётов, рапортов, инструкций. Ползунов сплавлял руду с Кабановской и Красноярской пристаней, сносил старые амбары, ставил новые, подгонял ленивых и нерачительных, ведал амуницией и провиантом. Занимался всем, кроме самого главного – огненной машины.

Апрельским вечером он сидел у окна казённой избы на Красноярской пристани, рассеянно проглядывая полученную инструкцию. Инструкция была длинной.

Канцелярия приказывала принять присланных с Бийской крепости военных служителей и распределить их по судам. Потом погрузить в эти суда свинцовую руду и сплавить весь караван на Барнаульский завод. Всё это предписывалось делать с «крайним старанием».

Ползунов отложил инструкцию и с тоской поглядел в окно. Потом повернулся к капралу, стоявшему в дверях избы.

– Завтра всех людей – на погрузку, – приказал он. – Сперва погрузите свинцовую руду, а если останется место, то и серебряную. Солдатам и казакам будут платить по три копейки в день, а урядникам и капралам за надзор – по полторы копейки. Понял?

– Так точно, ваше благородие! Все сделаем. На ленивых да грубых палок не пожалеем. Будем работать без отдыха в праздники и воскресенья, согласно приказу.

Капрал вышел из избы, а Ползунов так и остался сидеть без движения, уставясь в окно.

Смеркалось. Надо бы зажечь свечу и посидеть над книгами и чертежами, поломать голову над расчётом огненной машины. Но он не мог даже подняться. Тупая работа на пристани, споры, кляузы, наказания выматывали все силы.

Отдыха не было даже дома.

Он вернулся из Петербурга не один. Вместе с ним в Барнаул, в его дом, приехала из Москвы солдатская вдова Поленька Поваляева.

– Познакомься, матушка, – сказал он тогда, вводя Поленьку в избу, – моя невеста, Поленька.

Мать поглядела на неё и, ничего не сказав, ушла к себе. С первого взгляда невзлюбила она свою будущую невестку. Поленька сперва старалась и так и сяк угодить свекрови, но Дарья Абрамовна даже головы не поворачивала в её сторону. Что Поленька ни сделает – всё не так! И щи у неё кислые, и пол плохо подметён, и на скатерти пятно.

– И одевается она не по-нашему, – ворчала Дарья Абрамовна, когда оставалась наедине с сыном. – Всё ходит в своём, в московском. Ишь расфрантилась – нашим, уральским, видать, брезгует. А ты тоже хорош! Мало тебе вокруг барнаульских девок? Верно Семён Черемисинов говорит: при твоём уме да чине ты, Ваня, кого угодно выбрать мог. Хоть купчиху, хоть приказчикову дочку.

– Ты больше с Семёном разговаривай! – в сердцах крикнул Иван. – Он тебя научит!

– Вот ты невзлюбил Семёна, – отвечала Дарья Абрамовна. – Чем он тебе плох? Поди, не глупее тебя будет! Вон какой дом построил!

– При чём здесь дом?

– А при том. Он о своей семье печётся. Хочет, чтобы они не хуже людей жили.

Иван тяжело вздохнул.

– Послушай, мама, – мягко заговорил он. – Что значит – не хуже? Ежели ты толкуешь о деньгах, то их всё равно всегда мало, а ежели про заботы да дела, то это совсем другое дело.

– Не знаю я ничего, – отвечала Дарья Абрамовна, – но только на женитьбу своего родительского благословения я тебе не дам!

Не было счастья, да несчастье помогло. На Красноярской пристани случился пожар. Сгорела казённая изба. Дело было вот в чём.

Иван ещё в Петербурге задумал сделать модель огненной машины Ньюкомена. Но времени на работу не оставалось: приходилось дневать и ночевать на пристани. Тогда он приказал двум крестьянам поставить в казённой избе глиняный горн, чтобы отливать в нём детали будущей модели.

Горн поставили. В тот же вечер его принялись сушить. Тут-то и случился пожар.

Иван не получал разрешения на строительство горна. И понятно, не захотел объяснять начальству истинную причину пожара. Он ограничился короткой запиской: изба-де сгорела из-за неисправности печи.

Тем бы дело и кончилось, не живи в той же деревне крестьянин по имени Токарев. Когда-то давным давно Ползунов наказал его по приказанию Христиани «за пустые и бездельные слова». Токарев затаил обиду. И теперь написал донос.

Через два дня Христиани вызвал Ползунова для объяснений.

– Как это случилось, – громко возмущался Христиани, – что вы утаили от меня правду?

Ползунов стоял, опустив голову.

– Почему я от посторонних людей узнаю, что вы строили в казённой избе горн, собирались отливать части какой-то машины?

– Я был неправ, – сказал Ползунов. – Воля ваша, можете вычесть из моего жалованья стоимость избы.

– И вычтем! – сердился Христиани. – Рассудим до конца и вычтем. Ну от вас-то, Иван Иванович, от вас я этого никак не ожидал.

– А что мне было делать? – горячо отвечал Ползунов. – Ведь с тех пор как я вернулся из Петербурга, только одного и прошу: окажите милость, дайте построить огненную машину. Ежели бы мне поддержку не на словах, а на деле дали, сколько бы я успел!

– Ладно, – сказал Христиани. – Я ещё раз доложу в Петербург. Думаю, разбираться с этим делом будет сам Андрей Иванович Порошин. На будущий год он, видимо, приедет на заводы. И теперь уже генералом.

– Порошин приезжает! – радостно воскликнул Ползунов.

– Да, и к его приезду вам бы следовало обвенчаться в церкви с вашей невестой Пелагеей Поваляевой. Чтобы не было никаких разговоров.

«А эти разговоры – чья работа, – подумал Иван. – Токарева или Черемисинова?» Он вспомнил, что всё последнее время видел Токарева возле припасной конторы. Начальник её, Семён Черемисинов, всячески привечал его. Одна компания!

Резкий стук в дверь вернул Ползунова к действительности.

В дверях стоял капрал.

– Ваше благородие, – сообщил он. – Тут батоги привезли, изволите посмотреть?

– Батоги? – переспросил Ползунов.

Он молча глядел на капрала.

«Почему я должен заниматься всем этим? – думал он. – Неужели для этого я учился, пытался что-то понять, разбирался в чертежах и книгах? Следить за солдатами и казаками? Глядеть на батоги? И всё-таки… Раз уж судьба приставила меня к этим делам, я должен выполнять их честно, отвечать за работу, но вместе с тем делать всё, чтобы облегчить труд отданных под моё начало людей».

– Ты вот что, – сказал он капралу. – Ты батоги брось. Давай попробуем платить задельно. Больше сделал – больше и получил. Пускай люди доброхотно работают и сами блюдут свою выгоду. Может, тогда и палок не потребуется? С начальством я этот вопрос улажу. Ну как?

– Есть, ваше благородие! – весело отвечал капрал.

Ползунов поднялся, достал с полки книгу, зажёг свечу и углубился в чтение.

СТРАШНЫЙ СОН

Тихим летним вечером по берегу реки прогуливались двое. Один – сухопарый, длинный – шёл, засунув руки в карманы, и внимательно слушал собеседника. А тот – невысокий, крепкий – излагал что-то, размахивая руками и встряхивая окладистой бородой.

– Да поймите вы, любезный Иван Иванович, – перебил высокий, – механическое искусство и душевные помыслы суть вещи различные. Людскими чувствами и движениями души движет господь бог. И механическими ухищрениями ничего не изменишь! Это я вам говорю как бывший пастор.

– Нет, почтенный господин Любке, я с вами не могу согласиться, – отвечал Иван Иванович. – Машина, над которой я сейчас тружусь и которая уже несколько лет отнимает всё моё время, это не просто механизм – это вещь, должная облегчить труд по нас грядущим. В этом корень. Ради этого я изучил все машины, созданные в Англии и Германии. Ради этого создаю свою машину, отличную от тех.

– Да что она изменит, ваша машина? – пожимал плечами Любке. – Наивный вы человек! Неужели вы не понимаете, что в Англии и Германии их создатели меньше всего думали об облегчении труда и больше всего о прибылях?

– Ну и пусть их! – отвечал Ползунов. – Не в этом дело. Я, к слову сказать, и машину задумал совсем другую. У них главная цель – откачать воду из шахт, а я придумываю заводскую машину. Моя огненная машина должна служить для всех нужд завода: откачивать воду, двигать мехи, поднимать молот – короче, заменить водяное колесо.

– Не буду с вами спорить, – сказал Любке. – Я ведь нынче не пастор, а горный офицер. И не сегодня-завтра приезжает мой преемник по духовной должности. А меня более всего интересует ход горнозаводских дел. Расскажите, как идёт ваша работа?

– Да что тут говорить! С той поры, как приехал Андрей Иванович Порошин, мне, по неимению практики к сложению огненной машины, выделили время на занятия с вами и другими искусными механиками да мастерами. Я сделал все необходимые извлечения из Белидора, Леупольда, Шлаттера и других книг. Потом перенёс описания и чертежи огненных машин в свои бумаги. И вот ведь странно, я просто вижу, как много упустили в своих работах по огнедействующей механике знатнейшие учёные мужи! И хотя теория этих машин покрыта великой тьмой, сделать возможно многое!

– Что же странного? – отвечал Любке. – В бытность свою я знал немало европейских учёных, а за их сочинениями слежу и поныне. Так вот, я не сомневаюсь, что по части механики вы не только не уступаете им, но даже во многом их превосходите. Что же касается теории и тьмы, которой она покрыта…

– То здесь у меня есть одно преимущество! – подхватил Ползунов. – Ещё в Петербурге я приобрёл издание трудов господина Ломоносова. И хотя спор о теплоте пусть решают те, кому это положено по должности, я полностью разделяю теорию нашего знатнейшего химика.

– А идею теплорода, таинственного вещества, которое улетает из нагретых тел, вы отвергаете?

– Я механик, и не моё дело спорить с учёными мужами, но в теории теплоты я следую господину Ломоносову. Он же считает, что теплота состоит в коловратном движении нечувствительных частиц, из которых соткано тело.

– Вы, как я смотрю, тщательно изучили Ломоносова, – сказал Любке. – Ну а проект огненной машины составлен?

– Главные механические части машины уже изображены. Но вся хитрость состоит в том, чтобы машина не только откачивала воду из рудных ям, но могла использоваться для всех заводских нужд. Она сможет приводить в движение не один паровой насос, как у Ньюкомена, а несколько разных механизмов. Потому-то мне и надобно наделить её двумя поршнями – чтобы действовала равномерно и непрерывно. И стояла отдельно, как гидравлическое колесо на кузницах Екатеринбурга. Я видел такие кузницы ещё в детстве.

– Какой же из членов машины ещё не изобретён? – спросил Любке. – Кажется, всё уже сделано.

– Вот именно, что кажется! – досадливо произнёс Ползунов. – Самое трудное – впереди. У меня, как я сказывал, два цилиндра. И когда один поршень поднялся до верха, второй стоит в самом низу. Вот тут-то вся закавыка. Надобно сразу в один цилиндр подать студёную воду, чтобы сгустить пар и осадить поршень, а в другой – подать пар, чтобы поршень начал подниматься вверх. И всё это одновременно, механически, с помощью некоего распределителя.

– А как делали аглицкие мастера? – спросил Любке.

– То были одноцилиндровые машины, а в моей – два цилиндра, – ответил Ползунов.

– Стало быть, никаких примеров у вас нет, – заключил Любке.

К ним подбежал мальчишка.

– Ваше благородие! – кричал он Ползунову. – Ваше благородие, вам записка от их высокопревосходительства господина Порошина.

Ползунов взял записку, развернул, пробежал глазами.

– Можно было и не тянуть столько лет, – горько усмехнулся он.

В записке Порошин сообщал, что должен срочно отбыть из Барнаула на несколько дней и времени на встречу у него нет. А для Ивана у него безотрадная новость: пришло очередное письмо от Демидова. Сей господин в последний раз сообщал, что ни о каком Клинке он не имеет представления и пишет лишь «из великого уважения к его высокопревосходительству Андрею Ивановичу Порошину. Что же до Невьянской башни, то там подземелий нет вовсе, а слухи о них распускают его враги и завистники».

Иван понял, что никогда больше не увидит Клинка.

Наскоро распрощавшись с Любке, он зашагал домой.

В ту ночь Ползунову приснился страшный сон.

Ему снилась огненная машина, стоявшая на белом, засыпанном снегом поле. Возле неё – почерневшая изба с мёрзлыми окнами. Дверь избы хлопает – и на пороге стоит Стёпка Клинок. Молодой, весёлый. Вот он подходит к машине – и она начинает работать.

Горит пламя в топке, крутятся колёса, поднимаются и опускаются цепи, но что поднимают эти цепи?

Иван подошёл ближе и ахнул: вместо мехов машина раскачивала крышки зияющих чернотой шахт.

– Останови, Степан, – тихо попросил он. – Ты что, не видишь, что происходит? Останови её.

Но Степан только смеялся.

– Ерунда, ваше благородие, – отвечал Степан. – Подумаешь, шахты – экая невидаль! Зато извольте поглядеть на распределитель воды и пара. Как работает, а? Это мой вам последний подарок.

Он взял Ивана за руку и подвёл к машине. И Ползунов вдруг увидел тот самый механизм, над которым ломал голову уже полгода.

На самом верху машины через колесо была перекинута цепь, на которой, как гирьки у ходиков, висели два деревянных бруса. Брусья поднимались и опускались вместе с поршнями машины. Из каждого бруса сбоку торчал железный рог. Этими рогами брусья поддевали и перекидывали в разные стороны перевёрнутый, похожий на серп маятник. Поднялся вместе с поршнем правый брус – перекинул маятник налево, поднялся левый брус – маятник полетел вправо.

– Этот маятник не простой, – говорил Степан. – Он соединён с зубчатым колесом, и оное колесо поворачивается при полном подъёме одного поршня и опускании другого. Сие колесо воздействует на механизм, подающий пар и воду в цилиндры.

– Степан, – сказал Ползунов. – Ведь я во сне. Надо бы зарисовать, запомнить. Забуду ведь.

– Ничего, ваше благородие, запомните, – уверил Степан и прыгнул в шахту. – Прощайте!

– Стой! – завопил Иван, схватив какой-то рычаг.

Машина взвизгнула и полыхнула кровавым пламенем. На белом снегу вперемешку с брёвнами разлетевшейся избушки валялись части машины. А сам Иван ничком лежал подле серповидного маятника и зубчатого колеса.

В этот миг он проснулся. Вскочил с постели, подбежал к столу. Потом схватил бумагу, перо и зарисовал механизм с маятником.

На другой день он подал начальнику Колывано-Воскресенских заводов генералу Порошину три документа:

1 – предложение применять на заводах огненные машины;

2 – описание огненной машины;

3 – чертёж машины.

НАГРАДА

Однажды в ноябре 1763 года Ползунова срочно вызвали в канцелярию заводов. Его ждал Христиани.

– Я хочу поздравить вас, любезный Иван Иванович, с замечательной победой! – сказал он. – Проект вашей огненной машины рассмотрен в Петербурге. Возможно, его видела даже сама государыня Екатерина II, щедрая покровительница наук и художеств.

Ползунов затаив дыхание слушал Христиани. Он сам не ожидал такого успеха.

– В указе кабинета её величества, – Христиани ткнул пальцем в папку, – вы найдёте рассуждения президента Берг-коллегии господина Шлаттера. Сравнивая вашу машину с аглицкой, он пишет вот что.

Христиани вынул из папки бумагу.

– «Шихтмейстер Ползунов, – читал Христиани, – так похвалы достойною хитростью оную машину сумел переделать и изобразить, что сей его вымысел за новое изобретение почесть должно».

Христиани оторвал взгляд от бумаги и поглядел на Ползунова. Тот стоял молча.

– И главное, – продолжал он, – вас производят в механикусы с чином и жалованьем инженерного капитана-поручика и дают награду четыреста рублёв.

Он дружески потрепал Ползунова по плечу.

– Ну что же вы всё молчите, любезный Иван Иванович? – спросил он. – Ответьте хоть что-нибудь. Рады? Счастливы? Шутка сказать – такие похвалы и поощрения!

– А что там про цилиндры сказано? – спросил Ползунов. – И насчёт мехов господин Шлаттер ничего не говорит?

– Тут сказано о многом, – растерялся Христиани. – Но разве в этом главное? Ваш проект одобрен, вы нынче механикус, наградные – четыреста рублёв. Что ещё надобно? Берите-ка вы рассуждения господина Шлаттера и ступайте домой. Поглядите всё завтра свежим взглядом. Да, постойте, Иван Иванович! – крикнул он ему в спину. – Непременно зайдите к Порошину. Он немного прихворнул и никуда не выходит. Мы ему ничего не сообщали, хотели, чтобы вы его сами порадовали.

Ползунов взял папку и вышел на улицу.

Дома, в горнице, сидела Поля и разговаривала о чём-то с Дмитрием Левзиным, механическим учеником Ползунова.

Иван Иванович вошёл, опустился на стул и положил возле себя папку. Поля и Дмитрий молча смотрели на него.

– Хорошо, что ты зашёл, – бросил Ползунов Левзину. – Поглядим вместе рассуждения Шлаттера. Одобрили мою огненную машину.

Левзин оживился при этих словах, а Поля и бровью не повела.

– Меня произвели в механикусы и дали в награду четыреста рублёв.

На этот раз пришёл черёд оживиться Поле.

– Четыреста рублёв за этот чертёж? – воскликнула она. – Быть не может! Да это же… целое состояние!

– Проект рассматривал сам президент Берг-коллегии господин Шлаттер – помнишь, я тебе рассказывал о нём?

– Да, да, помню. – Она всплеснула руками: – Ой, вот счастье-то привалило! Механикус… Это какой чин – капитан? Вот это новость!

– Иди-ка сюда, Дима, – сказал Ползунов. – Поглядим, что написал господин Шлаттер.

Заключение Шлаттера называлось «Рассуждение о проектированной шихтмейстером Ползуновым огнёмдействующей машины» и состояло из пяти разделов. Иван Иванович пробежал глазами два первых раздела.

– Так, – приговаривал он, просматривая бумаги, – разумно и правильно. Постой-ка… Что же это он пишет? Разве я и сам не понимаю, что мою машину неспособно ставить к каждой печи для приводу мехов? Ведь я, Дима, напротив, задумал поставить воздушный ларь, дабы заменить шестнадцать мелких мехов двумя громадными, которые и будет качать огненная машина. Мехи дуют воздух в ларь, а от ларя дутьё пойдёт по трубам к печи. Ай да господин Шлаттер! Коли не разобрался, мог бы написать, спросить! Что дальше? Ага, «выплавляемый металл весьма дорого обходиться будет…». Ещё бы! Если к каждой печи приставлять по огненной машине, то, конечно, уйдёт много дров. Но разве я такое предлагал?

Левзин молча слушал Ползунова. Подошла Поля.

– Ты не серчай, Иван, – сказала она. – Всё же у тебя хорошо, рассудили всё в твою пользу – так стоит ли по пустякам надрывать душу? Ты погляди на себя: в щеках зелень да и в глазах зелено. И как кашляешь – просто страх берёт!

– Да что же тут хорошего? – вскричал Ползунов. – Шлаттер не понял моего проекта – разумеешь, не понял! Ты подумай, что он предлагает – качать огненной машиной воду из шахт и подавать эту воду на гидравлические колёса, чтобы они качали мехи. Это же весь труд загубить!

Он хотел сказать ещё что-то, но закашлялся и прикрыл рот платком. Когда кашель наконец отпустил его, он сказал:

– Если кто спросит – я у Порошина. Будем разбираться.

– Вот ведь какой человек, – сказала Поля Левзину. – Ему счастье привалило – чин да награды, а он всё изводится. Четыреста рублёв…

Но Левзин едва слушал её.

– Воздушный ларь, – с восхищением повторил он. – Никогда подобного не слыхал. Вот уж воистину: всяко слово у человека – золото.

Порошин лежал на диване в своём кабинете.

– Я, Ванюша, в спальне не лёг, – объяснял он, сбрасывая пуховое одеяло. – Стоит лечь, как тебя и впрямь хворь одолевает. А я так полагаю, что всякую болезнь надо пересиливать. Полежишь немного, потом поработаешь, потом – опять в постель. Глядишь, через день-другой и здоров.

Он поднялся с дивана, одёрнул стёганый халат и поздоровался с Ползуновым.

– Вы лежите, Андрей Иванович, – сказал Ползунов. – Я посижу подле вас.

– Ничего, ничего, Ванюша, мне полезно походить, – отвечал Порошин, прогуливаясь по комнате. – Ну, с чем пришёл? Так ведь просто ты к старику не заглядываешь. Уж не стряслось ли что?

– Да нет, – отвечал Ползунов. – Стрястись – ничего не стряслось, всё слава богу. Дело в том, что нынче утром на наш проект в контору из Петербурга пришёл ответ.

– Ответ? – быстро переспросил Андрей Иванович. – И что же они нам пишут?

– Шлаттер одобрил проект и почёл мою машину за новое изобретение. Меня повысили до механикуса и дали награду – четыреста рублёв.

– Ну поздравляю тебя, братец, – сказал Порошин, обнимая Ивана за плечи. – Как, однако, они тебя выделили. Поздравляю. Смотри, как время бежит. Могли ли мечтать: я уже генерал, а ты – механикус. А давно ли ты в драных штанах в арифметическую школу бегал? Эх, жаль Шедаль не дожил!..

– Спасибо, Андрей Иванович, за поздравление, – отвечал Ползунов. – Да только поздравлять особенно не с чем.

– Как это не с чем?

– А так. Шлаттер не понял главного. Он принял мою машину за паровой насос, вроде тех, о которых мы говорили с ним в Петербурге. Предлагает добывать с её помощью воду и лить на гидравлические колёса. Ну разве такое возможно?

Порошин поглядел на бумаги, зацепил глазами фразу, прочёл: «…буде Ползунов при заводах необходимо не надобен, то прислать его сюда с обозом серебра, дабы он для приобретения себе в механике искусства здесь при Академии наук пребывал и свои дарования и способности употребил впредь для заводской пользы».

Он усмехнулся:

– Ишь чего захотели! Никуда мы тебя не отпустим. А машину ты в действие приведёшь и без них. Понял?

– Понял, – отвечал Иван.

– Пиши записку, в чём у тебя нужда – люди, деньги, материалы, – отказа не будет. Моя тебе в том порука.

– Спасибо, – сказал Ползунов.

С этого дня началась работа над огненной машиной.