Текст книги "Иной жизни для себя не представляю! Книга четвертая (СИ)"

Автор книги: Александр Воронецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

деяниях неправоправных не замечались. А насчет канавщиков..», -

12

начальник недолго помолчал, посмотрел в мою сторону, – «Юрий

Васильевич знает лучше», – и замолчал.

«Что скажешь, Юра?» – с Михаилом мы отчествами друг друга не

заморачивали.

Что сказать. Да, с канавщиками я в контакте. Только, всего-навсего

показываю, где им копать канавы, а потом их же просматриваю и

принимаю. И все в рабочее время, а после него – ну если работяг в

магазине случайно встречу, или в Мирненском пивбаре. Так что говорить

вроде и нечего. Кроме совсем уж ереси, и она в моей голове мелькнула:

«Вы у наших канавщиков отпечатки пальцев снимите – и все в

момент определится», – это я Михаилу. А что? В Мирном у кого-то сняли,

почему бы такое и в партии не провернуть. Михаил послушал, помолчал,

глубоко вздохнул:

«У тебя всегда крайний вариант», – вонючую сигарету потушил, -

«подозревать всех и сразу. А к людям вначале нужно приглядеться – и сразу

станет ясным, кто на преступление пойдет, а кто никогда. Проверить алиби

– у многих они железными окажутся. А потом уже отпечатки снимать». Я

пожал плечами, вроде как лох, что с меня взять, а Михаил поучать

продолжил, теперь не только меня, а и Павла Петровича:

«Для нас (то-есть ментов) худший вариант – очистил ювелирный

приезжий гастролер. Такого теперь ищи-свищи. В Мирном я с кем мог – по

теме поговорил. Но гастролер мог побывать и в партии. Даже в ней

поработать. Тогда интересно: кто у вас за последнюю неделю с работы

уволился. Или просто пропал – как я знаю, такое бывает, и чаще всего с

канавщиками: не понравился заработок – и адью, поехал искать место

лучше».

«С этим я разберусь», – пообещал менту Павел Петрович, и

посмотрел на меня, – «а Юра поможет с канавщиками, он о них все знает»,

– пришлось отвести глаза в сторону, что б начальник не заметил моего

негативного отношения к предложенному. Потому что есть руководитель

горной службы, и он о своих подопечных знает определенно больше меня.

Через десять минут я ехал с буровиками на рудное гнездо. Возле

оставленного на ночь прицепа с цистерной бурового раствора

остановились, из кабины машины вывалились. Я начал оглядываться, а

старший мастер принюхиваться.

«Чем-то пованивает», – посмотрел на меня, – «сайга с зимы

догнивает, не иначе. А вчера вроде и не пахло».

Я тоже несколько раз шмыгнул носом – действительно, слабеньким

запашком откуда то тянет. Только у нас погибшей зимой сайги кругом

столько, что запашек никого не удивляет. И я на нем не зациклился – пошел

смотреть керн аварийной скважины.

Отлично! Повезло буровикам – молибденовая руда пересечена, на

забое пустые породы, и скважину можно спокойно закрыть, без

недобуренных трех метров. Выпрямился над ящиком с керном – работяги

рядом с надеждой на меня смотрели.

13

«Все нормально», – это для них, и тут же увидел радостные улыбки:

принимаю я скважину! Приказал устье накрыть листом железа, и не

вздумать на забой что-либо бросать – в ней еще предстоит геофизику

Андрею поработать, с его новой аппаратурой. А рядом забил новый

колышек, на который веселые работяги тут же установили свой агрегат.

Теперь я свободен, и…вновь донесся знакомый и отнюдь не ароматный

запашок. Где ж это дохлятина лежит? Пошел, как говорится, «по ветерку»

на запах – через десяток метров он исчез. Несколько шагов сделал назад –

появился опять. Интересное дело! Снова шагнул вперед – запах появился.

Теперь назад – снова исчез.

Я начал делать небольшой круг, и наткнулся на древнюю скважину,

пройденную при царе Дадоне при оценке рудного гнезда, на котором я

сейчас командую буровиками. В те времена техника была примитивной, и

если сейчас диаметр скважин сантиметров десять и около того, то раньше

меньше двадцати сантиметров бурить не могли.

К моему удивлению, слабый запашок не постоянно, а некими

волнами вытекал из этой скважины. Попробовал заглянуть внутрь –

чернота, бросил вниз небольшой камушек – очень быстро достиг дна,

значит, скважина не глубокая. И тут я вспомнил, что недалеко отсюда, всего

метрах в пятистах, есть скважина наша, глубокая, пройденная на

продолжении той же низины, в которой я сейчас стою. Удивительная тем,

что из нее вытекает водичка, образующая рядом небольшую лужу. Только

водичка – соленая и с сероводородом, воняет сами понимаете как, и даже

сайга ее не пьет. Может, и в этой древней скважине, что у меня под ногами,

на забое тоже водичка с сероводородом? Бросил вниз еще камушек и

прислушался: прогремев по стенкам скважины, упал на что-то мягкое, не

так, как камень на камень. Похоже, водичка внизу есть – тогда и запашок

объясняется. Ну вот, все просто – теперь можно и в партию.

Когда мои ребята – Владимир и Паша – вернулись с поля, я их

пораспрашивал, насчет канавщиков. Главное разузнал: в последние дни

никто не исчезал, никто не уволился, и все ездили в поле зарабатывать

денежки кайлом и лопатой. Но канавщики были не только у меня в группе,

и об их коллегах, менее мне знакомых, побежал поинтересоваться к

руководителю горной службы. Оказывается, нужный мне кадр у него есть.

Вернее, был, потому что на днях исчез, не закончив заданную канаву. Но

такое уже случалось, и начальник службы очень надеется, что тот, по

окончанию очередного запоя, вот-вот объявится. Потому что с желающими

помахать лопатой в партии постоянная напряженка. Теперь мне нужно

заглянуть к Павлу Петровичу.

«Если насчет канавщиков», – догадался, зачем я у него появился, –

«есть у нас один, исчез без предупреждения и разрешения. Но должен

вернуться – рабочая одежда осталось, да и деньги заработанные не

получены», – я кивнул головой, соглашаясь, а Павел Петрович заулыбался, -

«А за сапогами и ботинками Михаил уже приезжал, и с собой увез –

сравнить отпечатки с них и те, что у ювелирного в траншее. Только

14

пропавший мужик», – поискал на столе бумажку и мне прочитал, -

«Лопатин Иван – вряд ли способен на серьезное дело, вроде Мирненского

ювелирного. Интеллекта не хватит, его удел – кайло и лопата, не больше!»

Я тут же вспомнил Ивана Лопатина – весной он у меня поработал.

Да, мужик – простота душевная. Не жаловался, не предъявлял претензий,

вел себя тихо, и… постоянно после получки трое-четверо суток безвыездно

проводил в поле возле последней своей канавы, куда привозил старенький

спальник и рюкзак с бутылками и едой. Только лопату и кайло в руки не

брал, а кайфовал в вялотекущем запое. Поэтому, с мнением Павла

Петровича я согласился, но не на сто процентов:

«Все правильно, но в траншее он мог и поработать, если был на

подхвате у умного организатора», – и попытался начальника

спровоцировать на телефонный разговор, – «Может, Михаилу позвонить?

Он же наверняка с обувью в траншею уже сбегал, и все что нужно, там

сравнил!»

Павел Петрович улыбнулся, головой покачал – нахал я

законченный, – но к телефону потянулся. Минут пять с Михаилом

разговаривал, но понять, что тот ему отвечал – для меня было невозможно.

Только неожиданная серьезность начальника партии, и длительность

разговора – целых пять минут! – вначале вызвали, а потом все укрепляли и

укрепляли совсем не безобидные мыслишки. Наконец Павел Петрович

положил трубку, и мне реальность их подтвердил:

«Плохие мы психологи. Думали – простой канавщик, кроме лопаты

ни на что не годный. А он один ювелирный обнес! Следы в траншее – его

ботинок! И на этих же ботинках – собственности Ивана Лопатина –

нашлись его отпечатки пальцев. И они совпадают с теми, что в магазине на

стеллажах! Вот так то!»

Да, с Павлом Петровичем мы лажанулись капитально. Провидцы

хреновые! Но и во всем хреновом момент есть положительный:

преступление Михаил раскрыл, и можно его поздравить. А на Иване

Лопатине, как канавщике, поставить крест – в партии он никогда не

появится. Теперь его искать – при денежном эквиваленте похищенных

драгоценностей – нужно по всей стране. В первую очередь не забывая

пляжи Черного моря.

Утром Андрей проснулся первым. Убрал постель, от нечего делать

приготовил завтрак на двоих, с яичницей, бутербродами и хорошим (не

бурда!) кофе. И начал ждать, когда появится его мучительница.

Появилась, правда уже не в ночнушке, посмотрела на стол и

улыбнулась, может даже и ему. Когда привела себя в порядок – за стол села,

и вдвоем они позавтракали. Не разговаривая.

А после работы сбегала в магазин, и засела на кухне, мурлыкая как

кошка. Приготовила невиданный ужин, с салатом, горячим блюдом и

десертом, и явилась на него, облачившись в прозрачный халатик. С чего

15

бы? Знает же, что у Андрея сейчас температура определенных частей тела

повышается и мышцы напрягаются, от такого ее, фривольного, вида. Но,

когда выставила на стол бутылку вина, обалдел по полной. Даже пальцы на

руках подрагивать начали! Чертовка на этом не остановилась:

«Открой, пожалуйста, бутылочку!» – и ему улыбнулась. Открыл,

рюмки налил.

«А теперь», – свою рюмку подняла, – «выпьем за любовь! И что б у

нас больше никаких раздоров!» – своей рюмкой стукнула по рюмке его. С

ума сойти! Вслед за ней проглотил вино, а потом, мало что соображая,

поднялся со стула, к соблазнительнице подошел, молча поднял ее на руки, и

отнес в спальню. И эта недотрога, в кровати и без возражений, позволила

ему все.

Пятница.

Утром еще раз Андрея удивила: прижалась к нему горячим,

дурманящим телом, и когда он, как мужику и положено, запустил руку под

ночнушку, не возмутилась, по обычному, а улыбнулась, и попросила:

«Ну Андрюшенька, ну давай вечером! Сейчас мне так хорошо!»

Ну и ну! Раньше – в не его день – она, во-первых, никогда б к нему

не прижалась. А во-вторых – если б конечно рискнул запустить руку куда

не положено – вместо ласковых слов много чего наговорила, невозможного

для изложения на бумаге, по поводу его постоянной сексуальной

озабоченности.

Андрей тут же шаловливую свою ручку убрал, и замер, не рискуя

даже шевелиться. Что-то с его мадам происходило, но что – понять не мог.

Хотя изменения ему нравились, потому что просьба – «давай вечером» -

означала, что уже сегодня ненавистный для него график исполнения

супружеского долга будет нарушен в лучшую сторону: с двух на… хотелось

бы, дней на шесть в неделю. А ради такого можно вытерпеть все!

Через пять минут блаженства – так ему показалось – в его объятиях,

мадам открыла глаза, улыбнулась, и неожиданно расщедрилась на поцелуй.

Чего никогда утром не делала. И пока Андрей приходил в себя, от этого ее

поцелуя, прошептала – «Пора вставать!» – и из кровати выскользнула.

Дальше – больше. Обычно кофе пили молча, сейчас же жена завела

разговор:

«Скоро суббота – пора подумать, чем будем заниматься!»

Чем! У нее на выходных занятие всегда одно: сбежать к подругам,

умотать с ними в Мирный, и проверить там все магазины с женскими

шмотками. А он дома будет злиться, ее ждать, что-нибудь приготовит на

обед. И конечно, будет читать технические книги по своей профессии

геофизика, что жену больше всего возмущает, потому что считает это

пустым времяпровождением. А ей магазины проверять –

времяпровождение полезное! Андрей не знал, что ответить, потому что

16

подобных вопросов никогда от нее не слышал. Но и промолчать было

нельзя – вопросик-то, еще раз подтвердил, что в голове жены что-то

меняется, в лучшую сторону. Потому решил инициативу, насчет выходных,

полностью отдать в ее руки:

«Что ты решишь – тем заниматься и будем!»

«Тогда так!» – разулыбалась эта … напрашивалось слово «зараза»,

но Андрею сейчас оно не понравилось, и – в мыслях конечно, – заменил его

на «соблазнительница». А как по другому? Она же его все утро соблазняет!

На что? И с чего бы?

«Я решила пригласить гостей. Только чтобы была пара – и мне с

женщиной посплетничать, и тебе с мужчиной поговорить. Вот до перерыва

и подумай, с кем нам скучно не будет!» – Андрей даже побледнел, от

сложности для него подходящую пару найти, и – еще сложнее – уговорить

ее к ним придти. Потому что эта соблазнительница ранее прекрасно

обходилась без гостей. И не только обходилась, а и Андрея ни в какие

компании, где можно выпить, не отпускала, и довела дело до такого

положения, что на него все махнули рукой как на женского подкаблучника,

и приглашать к себе перестали.

«Не знаю, согласятся ли», – Андрей старался говорить спокойно и

ровно, что бы не спугнуть наконец то появившуюся возможность

обзавестись если и не друзьями (имел ввиду для себя, у жены то подруг

было море), то хотя бы хорошими знакомыми, и неожиданно предложил, -

«Если с Юрием Васильевичем поговорить?»

«И я о нем подумала! Только что бы с женой!» – теперь она его по

голове погладила!

«А…. к …какому…. часу приглашать?» – пролепетал Андрей чуть

ли не заикаясь от еще одной неожиданной ласки.

«Пригласишь на субботу, а о часе – договоришься с Юрием

Васильевичем», – и выпорхнула из-за стола переодеваться, на работу. В

возникшем желании ей угодить – после всех сегодняшних загадочных

женских поступков – убрал стол и начал переодеваться на работу тоже.

Опять! Самоходная буровая и сегодня торчала возле камералки, а ее

команда – три гаврика, – заметив меня, зашевелилась, и двинулась

навстречу.

«Какие проблемы?» – поинтересовался у старшого, после взаимных

приветствий.

«Никаких!» – засветился тот улыбкой, – «Из руды вышли, на шести

метрах! Закрывать можно скважину!»

Продвинутые ребятки! Когда приспичит, они не только бурить

могут, но и породы пустые от руды в керне различать. А сейчас им

приспичило точно: короткие скважины не обещали хорошего заработка. А

17

значит, нужно с ними побыстрее кончать, то-есть, закрывать как можно

раньше, если такая возможность появится.

«Погнали керн смотреть!» – не заходя в камералку, я шагнул к их

агрегату.

«Вчера здесь такая вонь стояла, что не вздохнуть», – сообщил мне

старший мастер, когда вылезали из машины на вдрызг разъезженном

пятачке, – «а несло из старой скважины», – показал рукой направление, -

«пришлось сверху закрыть». Я за его рукой проследил, хотя о вонючей

скважине уже знал, и решил попозже в нее еще раз заглянуть, из чистого

любопытства. А пока шагнул к скважине новой, предлагаемой мне

буровиками для закрытия.

Действительно, закрыть можно – из руды вышла в пустые породы.

И что для мужиков совсем приятно – следующая скважина, на месте

которой я тут же забил колышек, вряд ли будет глубже шести метров. Ну

если совсем уж по невероятным причинам руда скакнет на большую

глубину.

Проконтролировал буровиков, что бы правильно установили

агрегат, и подошел к скважине древней, теперь прикрытой керновым

ящиком с каким-то тряпьем. Ящик приподнял, и…чуть не задохнулся! Ну и

вонизм! Совсем не сероводород, а запах гниющей плоти. Только кто из

животных мог упасть в дыру, диаметром чуть больше двадцати

сантиметров? Какая-то мелочь, вроде мыши, крысы, ну может зайца или

корсака. И так вонять? Не похоже.

В силу своего мерзкого желания узнавать даже то, что мне

абсолютно не нужно, я вокруг источника вони побегал, непонятно что

выискивая, ничего как и положено не нашел, и двинул в партию, так и не

придя к выводу, кто или что могло оказаться причиной столь

непереносимых ароматов. Хотя понял, что излучаемый вонизм предмет

попал в скважину недавно, суток двое-трое назад и не позже – когда с

Игорем Георгиевичем первый раз посетили рудное гнездо, никаких

ароматов мы не почувствовали.

Шагая по старой, но подновленной машиной буровиков дорожке от

рудного гнезда в партию, я продолжал просматривать близлежащие кусты и

развалы камней, непонятно что надеясь увидеть и в них. На полпути

надежда оправдалась: недалеко от дорожки между кустов заметил кусок

брезента. На всякий случай подошел: пробный брезентовый мешок, в какие

местные браконьеры предварительно затаривают мясо добытой сайги, что

бы поменьше пачкать кровью рюкзак, в котором эти мешки нужно нести

домой.

Пнул мешок ногой – под ним травка ничуть не хуже той, что вокруг.

Значит, брошен недавно, и вырасти траве не помешал. Теперь поднял его

рукой – в остатках старой крови, но без единой сайгачьей шерстинки, без

которых никогда у охотников дело не обходится. И что в этом мешке

переносилось?

18

Память услужливо подсказала: мясо. Которое, как и у меня

прошлым летом, испортилось в холодильнике после трехдневного

отключения электричества, по причине непредсказуемой аварии. Но этим

летом никаких аварий не случалось, да и зачем сюда тащить, если можно

просто положить рядом с домом, на радость местным собачкам, как это

сделал я? Или кто-то из буровиков втихаря привез тухлятину, и в

скважину выкинул?

Пробежался по кругу, ничего нового не заметил, и продолжил свой

путь к рабочему месту в камералке, уже подумывая, чем там буду

заниматься. И дела срочные определились: керн законченных скважин

задокументировать, и отобрать пробы в рудных интервалах.

Техников – документатора и отборщика проб – я нашел, объяснил,

что от них требуется. Оставалось найти геофизика Андрея, предупредить и

его, что скоро новый прибор можно опробовать – две скважины готовы.

Только работать ему придется по ночам, когда буровики отдыхают. Потому

что их агрегат и каротажку – это машина с геофизической аппаратурой и

лебедкой с семьюстами метрами троса, на котором в скважину опускают

приемную часть прибора – на маленьком пятачке вместе поставить

невозможно.

Только Андрей объявился сам. И не по делу, а – вот уж никак не

ожидал – с предложением мне и Свете на обед. Причем высказанным с

таким волнением и надеждой, что отказать я не мог, хотя семьями мы до

сих пор можно сказать не дружили. Заодно и по работе поговорили.

Довольный Андрей ушел, и тут же в комнату влетел мой друг и

постоянный партнер по охоте и рыбалке Дока. Этот то понятно зачем:

завтра суббота, и мы с ним всегда проводим первый из выходных день или

на озере на рыбалке, или в степи на…..как бы это поприличней назвать….

изъятии для собственных нужд одной особи семейства антилоповых, как

компенсацию за наши с Докой усилия по поддержанию местных родников в

нормальном состоянии, и постоянно проводимых мероприятий по

ограничению численности злостных хищников, имею ввиду волков.

Однако на этот раз напарника понесло на другое:

«Ты хоть знаешь, что на днях ювелирный в Мирном ломанули?»

«Знаю», – кивнул я головой, – «и даже больше: ловкача уже нашли, и

он нашим канавщиком оказался».

Как технарь по специальности, Дока пропадал в гараже или

мехцехе, и в рабочее время мы редко встречались. Но скорешились по охоте

и рыбалке, и так получилось, что несколько раз пришлось нам поработать

на милицию, когда той нужно было кое-что найти или подсмотреть в поле.

Такие дела Доке очень нравились, и как я сейчас понимал, забежал он ко

мне возмутиться, что в деле с ювелирным менты нас ни о чем не

попросили. Какая наглость! К моему удивлению, Дока всего лишь

пожаловался:

19

«На этот раз у них», – это у ментов, – «быстро все получилось. За

два дня разобрались!» – грустно вздохнул, прямо таки с жалостью, – «И

наша помощь не понадобилась!»

Я, конечно, не мог не улыбнуться, но… неожиданно мелькнула

мысль, что можно Доку чуток успокоить, предложив дело в общем то

пустое, но с некой интригой, требующей объяснения:

«Приключений хочешь – завтра мне и поможешь».

«А что делать?» – вмиг глаза у него загорелись.

Пришлось рассказать, что рядом с партией есть старая скважина, а в

нее или животина упала, или кто-то из моих буровиков что-то на днях

бросил ( такая мыслишка меня не покидала). И сейчас из этой скважины

идет такой вонизм, что не мешало бы посмотреть, что в ней лежит. А

завтра это можно сделать – у буровиков выходной, и мешать нам некому.

Только нужно подготовиться: провод метров пятнадцать, лампочку и

батарейку.

«Я и крюк сварганю!» – тут же предложил энтузиаст, – «Не

разглядим, что на дне, так вытащим!» – и по комнате забегал.

«Надеешься, что драгоценности из ювелирного?» – попробовал я

подколоть приятеля, – «Но от них если и воняет, то духами!» Не

получилось: Дока небрежно махнул рукой – женские бирюльки, сейчас от

партии далекие, мало его интересовали. Но напомнил о другом:

«Ружья с собой берем. Скважину проверим – и в одно местечко

смотаемся, там я следы волчьи видел!» – это само собой, по субботам в

поле без ружей мы и не выезжаем.

Поговорить с Юрием Васильевичем долго не решался. Вдруг

откажет? И что тогда? Но и делом заниматься не получалось, из-за этих же

его мыслей. Почти до обеда помучился, а дальше не выдержал, к Юрию

Васильевичу зашел. Убедился, что в комнате никого кроме них нет, и, стоя у

стола, забыв поздороваться и стараясь не заикаться, начал облекать в слова

данное женой поручение:

«Инна и я приглашаем вас с супругой в субботу на обед», – тут же

испугался: фу, как официально, не мог лучше придумать! А дальше из него

выскочила полная ерунда: «А сосед у меня тогда не застрелился случайно!

И не шкаф, а ведро с водой на пол уронил!» – ну зачем, скажите

пожалуйста, это то Юрию Васильевичу надо?

К удивлению, выслушав спокойно и серьезно его слабенькую в

художественно отношении речь, старший геолог заулыбался, показал рукой,

что нечего стоять и пора воспользоваться стулом. Убедился, что гость это

сделал, и начал отвечать, с ноткой оправдания:

«Спасибо Инночке за приглашение. И тебе тоже. Только в субботу

не получится – день меня в партии не будет», – заметил, как настроение у

Андрея вмиг испортилось, что ярко отразилось на его лице, этом зеркале

20

души, и дальше продолжил уже с ноткой надежды, – «Но в воскресенье мы

с женой свободны!»

«Пусть в воскресенье!» – Андрей с облегчением улыбнулся, -

«Только о времени нужно договориться!»

«Жены пусть и договариваются!» – предложил Юрий Васильевич, и

наверное для разрядки добавил, – «А насчет твоего соседа – рад, что жив-

здоров, пусть и дальше не кашляет. И ведра на пол не роняет!»

Довольный дальше некуда, Андрей сразу же заскочил в комнату, где

сидела Инна, и все ей рассказал. В ответ та похлопала глазками,

поулыбалась, и побежала в комнату, где сидела жена Юрия Васильевича

Света. С ней договориться о перенесенном на воскресенье обеде. А

ответственный за революционный «контактный» метод определения

молибдена прямо в скважине, побежал в отдельный домик, почему то

называемый «Инструменталкой». Хотя в нем никаких инструментов не

было, а хранились и ремонтировались приборы геофизические. Что бы

успеть приготовить свой новый к исследованиям в скважинах. Часть из

которых, как Юрий Васильевич предупредил, будут готовы через пару дней.

Ближе к вечеру, когда Инна дома отсутствовала, сосед, наверное

заранее в отсутствии жены убедившись, к Андрею постучал. Предложил на

минуту зайти к нему, «по делу». Ну и как отказать? Зашел, что делать.

Чистотой, как прошлый раз, комната не обрадовала, похоже, с того дня

никто ее не убирал. Зато на столе стояла бутылка водки, порезанные хлеб,

овощи и колбаса на клочках бумаги. Знакомое ведро тоже стояло, на

знакомом месте, только сейчас ручка от него лежала отдельно, с ним рядом.

Хозяин, между тем, простер к столу руку:

«Выпить надо, по-соседски. Что б меж нами дружба была, без

раздоров!»

«Нет-нет-нет!» – тут же замахал Андрей рукой в отказе, – «Я водку

не пью!» – выпивал, конечно, но не с алкашами же!

«Дык, в прошлый раз ты хорош был!» – привел сосед железный

аргумент, – «Тогда ко мне полечиться приходил, а теперь выпить

брезгуешь!»

«Не был я хорош!» – возмутился Андрей, – «От бокала вина такими

не бывают! А водку – не уважаю!» – и начал двигаться к выходу.

«Тогда как хошь», – сосед показушно возмутился, – «Насилу мил не

будешь. И ко мне не заглядай, когда трясти будет!» – Андрей уже из

комнаты выскакивал.

«Ну и тип!» – повозмущался еще и дома, – «Выпить со мной

захотелось! Потом жди его каждый день!» И неожиданно вспомнил: в

прошлый раз ведро, которое сосед уронил из-за выскочившей ручки,

стояло в углу комнаты целое, то-есть ручка была на месте, и как помнится,

от него это ведро он собой загородил. Зато сейчас ручка лежала отдельно,

но вид имела – абсолютно нормальный! Врет, похоже, сосед, не оно в

комнате недавно грюкнуло!

21

Суббота.

Дока ничуть не удивил, прикатив на Урале спозаранку, когда я во

дворе полоскал рот и мыл зубную щетку. Пришлось в темпе глотать кофе, и

быстренько из дома убегать, пока этот тип в него не завалился и не

разбудил жену. К счастью, что-то отвернулось в мотике, и чертыхаясь,

водила начал это что-то к нему привинчивать, позволив мне за две минуты

собраться и устроиться в люльке. Наконец тронулись, и очень скоро

оказались на месте – всего то с километр от партии, ну может чуть меньше.

Дока с Урала соскочил первым, оглядел клочок разъезженного,

захламленного буровиками пространства, и пару раз втянул в себя воздух:

«Ничем не пахнет!» – это повернувшись ко мне. Я поманил его

пальчиком, и подвел к керновому ящику с тряпьем, закрывающим старую

скважину:

«Под ним нюхни!»

Напарник шустро нагнулся, и так же шустро (вот уж чего не надо

было делать!) керновый ящик сдвинул в сторону, одновременно с шумом,

как корова, втягивая в себя воздух. В следующее мгновение он от этого

ящика летел в сторону, содрогаясь в рвотных порывах. Я тоже от скважины

отскочил, и «аромат» тоже почувствовал, но по сравнению с Докой мне

досталась меньшая его толика.

Через минуту, отмучившись в сторонке и на карачках, ко мне

подошел.

«Ну и запашок! Как мы в нее заглядывать будем?» – в сомнении, что

это возможно осуществить, покачал головой.

Я молча прошел к Уралу – всего в десяти метрах, и так же молча

вернулся назад, с приготовленным Докой инструментом. Скважину обошел,

что бы оказаться с наветренной стороны, и с осторожностью к ней

приблизился. Ничего, дышать можно, главный заряд вонизма,

скопившегося в закрытом керновым ящиком пространстве, Дока принял на

себя, и если сейчас запашком тянуло, то в приемлемой концентрации,

дышать можно. Начал разматывать электропровод, на одном конце с

шахтерским фонарем без стекла, и с шахтерским же аккумулятором на

другом. Дока, обогнув скважину, и видя, что на рвотные порывы меня не

тянет, подошел помогать.

Включив лампочку, начали спускать ее вниз, по возможности

задерживая дыхание и отворачиваясь от скважины в сторону, вдохнуть

воздух почище. Метров через семь, не больше, осветился забой. Воды не

было, лежали куски непонятно чего. Точно не камни. Дока подергал

провод, постукал фонарем по этим кускам, и….лучше б этого не делал!

Когда фонарь подняли, он был заляпан бурой гадостью в консистенции

киселя, от которой несло, как из… Не хочется и говорить.

22

Теперь мы занялись крюком, сделанным в форме наконечника багра.

То-есть, им можно что-то проткнуть вертикальным заостренным концом с

бороздкой как у рыболовного крючка, а что-то зацепить изогнутым концом

другим. По моей подсказке, изделие утяжелили железякой, ставшей не

нужной нашим буровикам, и размотав шнур, бросили в скважину. Для

надежности Дока шнур подергал, и медленно начал выбирать под ноги. На

вертикальном заостренном конце висела человеческая стопа.

Вытащив ее на поверхность, мы от скважины метра на три

отскочили. Поняв, что дышали не чем иным, как разлагающейся

человеческой плотью.

«Ну, блин, напроверялись!» – покачал Дока головой, – «Теперь что?»

– имел ввиду – делать.

«К ментам», – это единственный правильный вариант: пусть они и

разбираются дальше, со всей этой жутью.

Через пять минут, осторожно опустив стопу на забой скважины и

оставив ее там вместе с крюком, смотав электропровод, предварительно

отрезав фонарь с лампочкой и забросив его (это Дока) подальше, катили в

Мирный. Уже из милиции долго звонили Михаилу домой, наконец его

нашли. И через час были на знакомом месте, демонстрируя ментам жуткую

находку.

А дальше нас «попросили» испариться, правда, предварительно

поинтересовавшись, с чего бы двум ненормальным пришло в голову

проверять скважины. И пообещали на эту тему завтра поговорить уже

серьезно. Крюк со шнуром, электропровод с аккумулятором, фонарь с

лампочкой – заставили Доку найти – они экспроприировали, но в Урал

только заглянули, и слава богу, наши припрятанные ружья не заметили. В

последнюю минуту услышали, что Михаил вызывает по рации подмогу -

поднимать из скважины остальные части расчлененного тела.

Волчьи следы, как мы вчера планировали, проверять уже не

хотелось. Сейчас нам бы стресс снять, и Дока предложил сделать это у него

дома. Жена – Ниночка – на дежурстве в Мирненской больнице, можно

спокойно выпить и поговорить, насчет расчлененки, и что нам делать

дальше. Я, конечно, согласился.

Во дворе первым делом стянули с себя куртки и тщательно умылись

– было ощущение, что от нас попахивает, сами понимаете чем. Дальше

Дока вытащил из холодильника вареное мясо и большую бутылку водки,

налил по стакану, и забыв не только про хлеб, а и просто присесть,

предложил:

«Давай не чокаясь. Кто б там ни лежал – а все ж человек. Прости

его боже, если грешным был!»

Стоя выпили, по кусочку мяса взяли, и только теперь опустились на

стулья. Водка, надо заметить, не очень и подействовала, после недавней

находки, и Дока налил в стаканы еще раз, теперь по привычных сто грамм.

Выпили, закусили, и начали оживать.

23

«Давай», – Дока откинулся на спинку стула, – «все рассказывай, об

этой скважине. Трупак в нее попал – а в Мирном ювелирный ломанули.

Значит все связано!»

В последнем я сомневался, на что были основания. И вспомнив, как

Мирненский опер Михаил всегда что-то рисовал на листе бумаги,

выслушивая результаты наблюдений в поле, куда сам же нас и посылал в

недавнем прошлом, любителю детективных историй предложил:

«Неси лист бумаги и карандаш!» – без возражения он побежал в

другую комнату.

« Теперь смотри, слушай, и сопоставляй», – я положил бумагу на

стол к нему поближе, разделил его вертикальной чертой на две части, и

написал вверху – «Понедельник», – Дока на строчку уставился, как на

завещание о приличных деньгах.

«Утром было совещание у Павла Петровича. После него с Игорем

Георгиевичем наметили скважины, договорились завтра съездить в поле и

выставить колышки – недалеко от партии, меньше километра», – под

«Понедельником» оставил полосу чистой бумаги показать, что ничего пока

не случилось. Ниже ее написал «Вторник».

«С Игорем Георгиевичем рано утром съездили на рудное гнездо,

рядом с которым оказалась вонючая скважина, о которой мы тогда и не

знали, и вбили колышки на местах своих скважин. Там ничем не пахло, а

вместо позже разбитой буровиками дороги были старые заросшие травкой

следы, по которым до нас в этом году точно никто не проезжал», – под

«Вторником» на бумаге в левой половине нарисовал улыбающуюся рожицу

– показать, что запаха не было, а правую часть оставил пустой. Ниже

написал: «Среда». Дока внимательно за моей рукой проследил. Пока