Текст книги "Окаянь 3 (СИ)"

Автор книги: Александр Коклюхин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Глава 10

10.

С утра ещё оставалась надежда, что день всё-таки будет солнечным, хоть и ветренным, а скопившиеся на западе дождевые тучи унесёт за горизонт. Увы, синоптики в прогнозе не ошиблись. Пока Зотагин добирался до железнодорожной станции в посёлке с весёлым названием Красный Гуляй, пока его машину загружали там какими-то ящиками для лампового завода в Сенгилее, погода успела сто раз поменяться. Солнце то слепило глаза, то скрывалось за тучными облаками. Ветер то почти совсем стихал, то поднимал на пустыре возле места, где шла погрузка, маленькие пыльные смерчи. Изредка накрапывал мелкий дождь. В нудный и затяжной он перешёл позже, во второй половине дня, когда Зотагин уже возвращался обратно. Небо полностью затянуло серой пеленой, по ветровому стеклу густо сыпануло дождевыми каплями, и Зотагин включил дворники.

После Тушны – села в низине меж холмов – дорога пошла в гору. Зотагин переключился на первую передачу, и семьдесят пять скрытых под капотом лошадок неспешно потянули «газон» по асфальту в затяжной подъём. Отремонтированный двигатель ровно пел на низких оборотах, дворники ритмично елозили по ветровому стеклу, смахивая влагу. Вторая неделя пошла, как Зотагин впервые выехал в рейс на восстановленной машине. Механики своё дело знали туго. Всего за какой-то месяц, по винтику перебрав практически списанный грузовик, подарили ему вторую жизнь. Конечно, до «Петрухи» этому полста второму далеко. Разве что в обслуживании неприхотлив, а во всём остальном на взгляд Зотагина проигрывал. Зотагин понимал, что сравнивать машины из разных миров и времён не совсем правильно, вернее, совсем неправильно, но ничего не мог с собой поделать. Особенно в конце рабочего дня, когда спина начинала ныть из-за неудобной посадки. Тут поневоле вспомнишь анатомические объятия водительского кресла магистрального тягача. Опять, уже в который раз подумалось: что там сейчас с его «Петрухой»? Скорее всего, нашли, подлатали и продали на торгах. Бегает, наверно, по тем же дорогам, только под другим седоком. Интересно было бы узнать, во сколько он ему обошёлся?

Но больше всего Зотагину не хватало общения. Раньше настроился на волну, нажал тангенту рации – и в курсе всего, что творится на дорогах. Тебе всегда всё подскажут или предупредят патруле на дороге. Да и просто позубоскалить можно, узнать, кто чем дышит, послушать дорожные сплетни… Здесь у водителей раций не было. В лучшем случае возили с собой транзисторный приёмник. У Зотагина такой тоже был. Купил в магазине за тридцатку портативный «Кварц», чтобы не скучать в пути. Особым разнообразием эфир не баловал, но жить можно. Сейчас по «Маяку» передавали концерт по заявкам передовиков производства. Лежащий на сиденье рядом приёмник для кого-то из них голосом Эдиты Пьехи пел о страданиях невезучего чёрного кота. Зотагину вспомнился Брыся. Независимый и самодостаточный.

Овражистые холмы с меловыми проплешинами на ковыльных склонах вдоль дороги сменил лес. Берёзы и осины росли в нём вперемежку с соснами. В открытую форточку водительской двери чувствовался запах мокрой травы, хвои, смытой с асфальта пыли и самого дождя, влетавшего в кабину мелкими каплями.

Подъём закончился. Зотагин разогнал машину и уже положил руку на рычаг, чтобы переключиться на повышенную передачу, когда увидел голосующего человека в дождевике до пят. Капюшон плаща был откинут на спину. Лица не разобрать. Человек стоял под крышей придорожной остановки и, подняв руку, смотрел на приближавшийся грузовик. Подобных остановок на сенгилеевской трассе было несколько. Все, как одна, были сложены из сероватого силикатного кирпича местного производства. Эту поставили у дороги на Шиловку. Само село находилось на берегу Волги километрах в семи отсюда. К нему от трассы вела насыпная грунтовка.

Зотагин съехал к обочине и остановился. Конечно, по инструкции брать пассажиров запрещено, но кто их читает эти инструкции, а уж тем более исполняет. Особенно, когда начальства рядом нет. При случае пассажиров брали все. Помогали доехать кто за копеечку, кто просто за спасибо. Зотагин тоже иногда подвозил попутчиков, каждый раз вспоминая, как вот так же в своём мире однажды помог Веронике-Настёне и чем ему это потом аукнулось. Успокаивало, что здесь не стреляют.

– Куда? – спросил Зотагин из-за опущенного наполовину дверного стекла.

Человек в дождевике махнул рукой в сторону Сенгилея.

– Садись!

Тот кивнул и направился к машине. Обошёл грузовик сзади, открыл дверь и залез в кабину уже без плаща. В зеркало заднего вида Зотагин увидел, как он походя закинул его в кузов.

– Не боишься, что твой плащ по дороге потеряем? – спросил Зотагин. – Сдует ведь.

– Нет, не боюсь, Александр Сергеевич!

– Когда это мы успели познакомиться? – с подозрением развернулся к пассажиру Зотагин.

– Роман Семёнович, – представился тот, протянув руку.

– Меня откуда знаешь? – проигнорировал её Зотагин.

– Неужели не догадались, Александр Сергеевич? – улыбнулся назвавшийся Романом Семёновичем.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Зотагин уже понял откуда прибыл его пассажир. Наконец-то там о нём вспомнили и прислали связного.

На вид Роману Семёновичу было лет тридцать. Может, чуть больше. Широкое лицо с выступающими скулами, курносым носом и маленьким подбородком подкупало открытостью. Взгляд тёмных, чуть раскосых глаз, прежде чем остановиться на Зотагине, с интересом скользнул по кабине грузовика. Одет связной был в джинсы и светлую льняную рубашку с коротким рукавом и погончиками. Чисто выбрит и аккуратно подстрижен.

Ведущая в радиоприёмнике объявила, что по заявке капитана Невельской базы тралового флота Григория Андреевича Ласкова сейчас прозвучит песня «Синяя вечность» в исполнении Муслима Магомаева. На музыкальном вступлении Зотагин выключил приёмник.

– Долго ещё молчать собираемся? – спросил он.

– Николай Потапович вам привет передаёт, – сказал Роман Семёнович. – Он на «лаптёжнике» вас подвозил. Припоминаете?

– Ну если только от Потапыча, – буркнул Зотагин и словно бы по необходимости пожал протянутую руку. – Почему сразу не сказал, что связной? А то ходит вокруг да около. Запаздываете. Я вас раньше ждал, даже беспокоиться начал, вдруг обо мне забыли, – он тронул машину с места.

– Красиво тут, – заметил связной, глядя в окно. – Вы уже обустроились, Александр Сергеевич?

– Обустроился, – не стал вдаваться в подробности Зотагин.

В самом деле, какой прок рассказывать ему о своих мытарствах с квартирой. Встать в Сенгилее на постой оказалось непросто. А всё из-за педагогического училища. Где поодиночке, а где по двое-трое, иногородние студентки квартировались по всему городу. В недавно отстроенном общежитии всем мест всё равно не хватало, зато местные жители охотно шли навстречу будущим педагогам. Особенно пенсионеры. И самим веселее, и по хозяйству, глядишь, помогут. Плюс плата за квартиру. Учились студенты четыре года. И столько же времени снимали здесь жильё. Многих знали, считали своими, берегли им место. А на одинокого мужчину смотрели с подозрением. Мало ли. Вдруг пьющий или в дом начнёт водить кого ни попадя.

Жильё Зотагину удалось снять только на окраине города. Окна хозяйского дома выходили на эстакаду. Так здесь называли место, площадью примерно с гектар, куда свозили с лесных вырубок деревья для местного мебельного комбината. Тут лесины распиливали на брёвна. Потом их затягивал тросом себе на горб трелёвочный трактор и, взрёвывая дизелем, тащил внутрь двора лесокомбината к месту дальнейшей переработки. Шумно, конечно, но терпимо.

Вряд ли всё это интересовало связного. Потому Зотагин и отделался однозначным ответом.

– А у вас там как дела? – спросил он в свою очередь.

– Не очень, – помедлив, ответил Роман Семёнович. – Всё сложнее, чем предполагалось. Значительно сложнее.

– Меня ваши сложности каким-то образом коснутся? – бросил на него взгляд Зотагин.

– Коснутся.

– А конкретнее?

– Проект приостановлен. На неопределённое время. Поэтому наблюдателей решено отозвать, – повернулся к нему Роман Семёнович.

– Ничего себе новости! – Зотагин разъехался на встречке с белой «копейкой». – Я тут, можно сказать, только-только корни пустил, машину, вон, из хлама поднял, – стукнул он ладонью по рулю, – а теперь бросай, значит, всё! Так получается?

– Не совсем, – сказал связной. – Есть варианты. Вы можете остаться и ждать возобновления проекта. Но должен предупредить вас, Александр Сергеевич, что ожидание может растянуться надолго. Очень надолго. Кстати, Сергей Илларионович выбрал именно такой вариант, – добавил он.

– Это Мартынов что ли? – вспомнил писателя Зотагин. – Помнится, он с музой не в ладах был. Сам нам жаловался. Решил остаться, значит… Сочинил уже что-нибудь?

– Пока нет, но над чем-то работает. Оказывается здесь уже есть свой Мартынов. – сообщил связник. – Фантастику пишет. Поэтому, чтобы избежать путаницы, наш Мартынов взял псевдоним. И подался в почвенники.

– Куда подался? – не понял Зотагин.

– В почвенники. О деревенской жизни теперь писать будет. Проходная, говорит, тема. Охотнее печатают и тиражи больше, – пояснил Роман Семёнович.

– Ему виднее. А остальные наши как? Самсонов с Овирским?

Выбоину в асфальте заполнило водой, Зотагин её не заметил и вовремя не притормозил. Машину тряхнуло. В кузове громыхнул груз.

– Чуть язык не прикусил с вашими дорогами! – скривился Роман Семёнович.

– Нормальные дороги! Асфальт по всему району, – пожал плечами Зотагин и переспросил: – Так что там с остальными-то?

Связник, похоже, ждал этот вопрос. Ответил сразу.

– Самсонов вернулся. Стать журналистом-международником, как он хотел, не получилось. По конкурсу куда-то не прошёл.

– Молодой ещё. Всё впереди. Наверстает. Овирский тоже вернулся?

– Там другая история, – усмехнулся связной. – Льва Аристарховича нам, образно говоря, пришлось из подвалов Лубянки вытаскивать.

– Серьёзно?! – опешил Зотагин. – Лёвку посадили? За что?

– В Москве на площадь Дзержинского с плакатом «Вся власть Советам!» вышел. Его там сразу и скрутили.

– Зачем? В смысле с плакатом зачем вышел? Совсем головой тронулся?

– Мы попросили, – объяснил его поступок Роман Семёнович.

– Вы попросили? – ещё больше удивился Зотагин. – И Овирский согласился? Он же, насколько я знаю, только ради своей диссертации туда отправился. Революция в его планы не входила. Ладно, допустим Лёвку вы как-то уговорили, но вам-то самим зачем с КГБ надо было ссориться?

– С МГБ, – поправил его связной. – В те годы их ведомство Министерством государственной безопасности называлось.

– Я не о буквах спросил.

Дождь усилился. Дворники едва успевали сгребать воду с ветрового стекла. Встречные машины ехали с зажжёнными фарами. Зотагин тоже включил ближний свет.

– Никто с безопасностью ссориться не собирался, – сказал связной. – Расчёт был на то, что Лев Аристархович на допросах расскажет о будущем Союза. О виновных в его развале. Овирского, конечно, посчитали бы сумасшедшим, но его показания в любом случае были бы зафиксированы в протоколах. Полагалось, что полученные от него данные уйдут наверх, там с ними ознакомятся кому следует, и всё сработает, как надо. Не сработало. Или сработало с точностью наоборот. Могло прямо или косвенно стать причиной смерти Сталина.

– Даже так? – недоверчиво усмехнулся Зотагин.

– Даже так, – сказал Роман Семёнович. – Возможно Хрущёв или кто-то из его союзников каким-то образом получили доступ к протоколам допросов Овирского раньше Иосифа Виссарионовича и приняли меры. Ведь там полностью раскрывалась роль Хрущёва в развале СССР. А это по тем временам гарантированно стенка. Впрочем, после девятнадцатого съезда партии в верхах такая драка за власть шла, шерсть во все стороны летела. Поэтому ничего точно утверждать нельзя. Одно могу сказать: протоколы допросов Овирского пропали.

– Не преувеличиваете насчёт Кукурузника? По-моему его здесь просто дураком считают, хоть и опасным. Такого наворотил. Не зря его из генсеков турнули.

– Наворотить успел, – согласился Роман Семёнович. – Одним своим докладом о культе личности народ на два лагеря разделил. Сталина ведь и после смерти люди в большинстве своём уважали. А сколько лесных братьев и прочих фашистских прихвостней, что после войны в лагерях сидели, Хрущёв на волю по амнистии выпустил! И в экономику полез, хотя ни черта в ней не разбирался! С него развал и начался. Остальные только довершили. Андропов своим либерализмом и Горбачёв перестройкой. А точку алкаш поставил. Старцев я не считаю.

– Кто-то другой на месте Хрущёва был бы лучше? – покосился на связного Зотагин.

– Откуда мне знать, – ответил тот.

– А «Демиург» ваш что на этот счёт говорит? Ведь не сами же вы Лёвку на ту площадь послали. Наверняка он что-то там спрогнозировал. Подожди! – вдруг осенило Зотагина. – Это что же, выходит, именно вы со своей железкой Лысую задницу во главе страны поставили! – хохотнул он.

– Не вижу ничего смешного, – хмуро заметил связник. – У вас здесь его его так называют?

– У нас его по-всякому называют. Так ваша работа или нет?

– На петлю времени похоже, – нехотя признал Роман Семёнович. – Но однозначных выводов делать не стоит.

– И как исправлять собираетесь?

– Уже никак. Событие произошло. И вообще, вопрос не по адресу.

– Ладно, без обиды, – сказал Зотагин. – Из-за чего всё-таки проект прикрывают?

Дорога пошла под уклон. Зотагин притормозил и переключился на первую передачу. В дождь на мокром асфальте, да ещё с грузом лучше не рисковать.

– «Демиург» с некоторых пор бабочку Брэдбери отследить не может, – ответил связной. – База данных достигла критического уровня. Мощностей не хватает всё обработать. Последствия того или иного вмешательства либо вовсе не выявляются, либо предполагают широкую результативность. Из-за этого проект временно закрывают. Так что вы решили, Александр Сергеевич? – напомнил Роман Семёнович причину своего появления.

– А если у вас ничего с вашим «Демиургом» не получится, проект совсем закроют? Такое ведь тоже может случиться? – спросил Зотагин.

– Не исключено.

– И что тогда?

– Говорю же, всё от вас зависит.

– Тогда, если останусь, то насовсем, – вслух подумал Зотагин. – Так получается? – повернулся он к пассажиру.

– Именно так, – кивнул Роман Семёнович. – Постарайтесь определиться побыстрее, Александр Сергеевич, – поторопил он. – Вы не один у меня на сегодня.

Гора осталась позади, и Зотагин снова прибавил скорость. Сквозь пелену дождя впереди смутно угадывалась Волга и теряющиеся в зелени садов городские крыши. Ламповый завод располагался на въезде в Сенгилей. Самое большее через полчаса Зотагин встанет там под разгрузку. Связной прав, пора определяться. И так вон сколько времени, как сказал бы Иваныч, разговоры разговаривали.

Зотагин задумался. Сказать по правде, здесь его ничего не держит. В том мире у него тоже ничего нет. Так что и выбирать-то ему особо не из чего. Другое дело, здесь спокойнее. Американцы, хоть и шарахаются иногда по миру со своей демократией, больше у себя в штатах сидят. Османской Империи тоже на горизонте пока не наблюдается. И долго ещё наблюдаться не будет. Конечно, жизнь и здесь не сахар, но всё познаётся в сравнении. Один лака-кулокка лесовиков Шелабкуба из того мира чего стоит. Зотагин его рожу со шрамом на всю оставшуюся жизнь запомнил. Как и своих товарищей в воде с удавками на шее. Интересно, а в Сибирской республике он так и числится в розыске или там давно рукой на него махнули? Но в Сибирь он тоже возвращаться не хотел. Слишком много воспоминаний. И хороших, и плохих. Пусть так и останутся воспоминаниями.

– Александр Сергеевич? – напомнил о себе связной.

– Знаете, Роман Семёнович, я, пожалуй, останусь, – решил Зотагин. – Надоела мне эта бесконечная прыготня по жизни. Устал. Покоя хочется. И хоть какой-то уверенности в завтрашнем дне.

– Что ж, это ваш выбор, Александр Сергеевич. Удачи. Остановите мне здесь, пожалуйста, – показал он на автобусную остановку у лесопосадочной полосы.

Зотагин остановил машину. Дождь громко барабанил по крыше кабины. Роман Семёнович кивнул ему на прощанье и, хлопнув дверцей, направился к остановке. Льняная рубашка на связном сразу промокла и потемнела.

– Плащ свой забыли! – крикнул ему в спину Зотагин.

Но возле остановки уже никого не было.

Глава 11

11.

Зотагин радиусом – переулок не зря назвали Широким – развернул свой «газон» и остановился рядом с забором из некрашеного штакетника. Потом сдал чуть назад, к воротам. Его ждали. Створку ворот заранее волоком оттащили по траве в сторону, чтобы было удобнее заносить груз во двор. Зотагин ещё не успел заглушить мотор, как на крыльцо одноэтажного бревенчатого здания под шатровой крышей и с раскидистыми деревьями вдоль фасада, вышли двое мужчин и женщина. Все трое направились в его сторону. Зотагин достал из-за солнцезащитного козырька над ветровым стеклом накладную, открыл дверцу и спрыгнул из кабины на землю. Обошёл машину спереди, поздоровался и протянул бумаги женщине. Мужчины в серых сатиновых халатах были грузчиками. Они молча кивнули Зотагину, подошли к кузову и, освободив затворы, откинули вниз боковой борт.

– Мы вас ещё до обеда ждали, – беззлобно попеняла Зотагину женщина, пробегая взглядом накладную. – Что так долго-то?

Она была немолода. На лице с намечающимися брылями читалось выражение хронической усталости от постоянной ответственности. Её тёмно-русые волосы с уже заметной сединой на висках были собраны в пучок на затылке. Короткие рукава заправленной в тёмно-синюю юбку бежевой кофточки плотно охватывали полные плечи загорелых рук. В ушах поблескивали красными камешками золотые серёжки.

–Я ведь не один на базе был. Пока до меня очередь дошла, пока грузился, пока в бухгалтерии документы оформлял, вот время и прошло, – объяснил задержку Зотагин.

– Начинать, Лексевна? – спросил грузчик. Его напарник уже забрался в кузов и тоже вопросительно смотрел на начальницу.

– Разгружайте! – осмотрев груз, распорядилась та. – Матрасы сразу внутрь заносите, а кровати пока здесь, во дворе ставьте. Их потом соберём.

Грузчики принялись за работу. Алексеевна ушла в дом отметить в документах получение груза. Зотагин узнал из таблички возле двери, что здесь находится интернат местной общеобразовательной школы. Знакомо. У них в Хорватово тоже был такой для тех, кто у себя мог учиться только в началке. Они жили в интернате, разъезжаясь по домам только на каникулы. Здесь так же, наверное. Ничего не меняется, хоть времена разные. Потому и новые кровати завезли. Готовятся к учебному году.

Зотагин в разгрузке не участвовал. Не его это дело. Мужики сами справятся. Он распахнул обе дверцы, но в кабине всё равно было душно. До климат-контроля здесь ещё не додумались. По крайней мере до его широкого применения. Зотагин вытащил из замка ключ зажигания и огляделся, соображая, чем бы занять время.

Середина августа выдалась жаркой. Оно и хорошо, что дождей нет: уборочная сейчас в самом разгаре. Надо же, удивился про себя Зотагин, и четырёх месяцев не прошло, как он сюда прибыл, а уже мыслит здешними категориями. С другой стороны, чем ему ещё мыслить, как не ими. Прошлое осталось в будущем. Пора бы привыкнуть.

В целом этот мир соответствовал тому, что им о нём рассказывали. Однако имелись нюансы, заметить которые можно только пожив здесь какое-то время. Сейчас Зотагин пообтёрся, но на первых порах, когда только-только начинал привыкать к местному укладу жизни, ему не раз приходилось ощущать непонимание со стороны тех, с кем приходилось общаться. Освоиться помогли занятия по социологии. В учебке Зотагин не считал, их важными. Зато сейчас даже вспоминать смешно, что он когда-то надеялся здесь просто шоферить. Не именно в Сенгилее, а вообще.

Переулок полого спускался, упираясь в идущую через всё село Советскую улицу. С неё Зотагин и повернул сюда, объехав выкопанный прямо посреди переулка колодец. Колодцем давно не пользовались, но засыпать почему-то не спешили. Просто наглухо заколотили колодезный домик над врытыми в землю бетонными кольцами, сняв вместе с воротом больше ненужную цепь с ведром. Дорожная колея огибала колодец с обеих сторон, причём с одной была укатана больше. На поросших жухлой травой обочинах купались в пыли воробьи. Листья на деревьях давно утратили сочную зелень и кое-где уже пожелтели от летнего зноя. В выгоревшем, без единого облачка, небе медленно таял инверсионный след самолёта. Вверху жалобно крикнула пролетавшая чайка. Её товарки белыми точками кружились над речным заливом. Отсюда, с высоты было видно, как от дебаркадера в сторону Волги, вставая на крылья, направляется «Метеор». Противоположный берег залива порос лесом. Дальше, на взгорье среди полей виднелись строения Мордовской Бектяшки. Село, где сейчас разгружали машину Зотагина, тоже называлось Бектяшкой, только Русской.

Рабочие уже сняли с кузова и унесли внутрь здания все матрасы, после чего устроили перекур. Расположились с сигаретами на крыльце в тени дерева. Спустя недолгое время в дверях появилась Алексеевна и что-то сказала грузчикам, указав на машину. Наверное поторопила с разгрузкой. Её выслушали, согласно кивнули, но не двинулись с места. Начальница с минуту постояла, выжидающе глядя на курильщиков, и опять настойчиво посоветовала им приступить к работе, причем её настойчивость отразилась, как в жестах, так и в выражении лица. До Зотагина долетели обрывки фраз, не обещавших грузчикам ничего хорошего относительно будущей премии, если они сейчас же не прекратят филонить. На этот раз подействовало. Грузчики затушили сигареты в консервной банке, нехотя поднялись и с показной неторопливостью направились к машине.

Наблюдая эту сценку Зотагин снова убедился, что деньги здесь пока не стали фетишем. Конечно, от заработка никто не отказывался, да и отказаться, в сущности, не мог. Тунеядцы в Союзе преследовались законом. Поэтому работали все и всем за труд платили. Кому больше, кому меньше. Зависело от того, кем трудишься. Гобсеки – куда ж без них! – тут тоже встречались, но значительно реже, чем в будущем, где качество жизни напрямую обеспечивалось количеством денег на пластике. Здесь карточки пока ещё не придумали. Деньги клали на книжку в сберкассе, надеясь при случае найти своим накоплениям достойное применение. Качество жизни в этом мире больше определялось дефицитом.

О хронической нехватке многих товаров в здешних магазинах Зотагин узнал на лекциях по экономике ещё в учебке. Ему было внове, почему вместо того, чтобы просто купить в магазине необходимую вещь, нужно доставать её по какому-то блату. Лектор тогда довёл до них причины возникновения дефицита в позднем СССР, сделав это с такими научными подробностями, что Зотагин запутался. Разобраться помог Мартынов.

В тот вечер Зотагин увидел его, когда возвращался из гаража Потапыча. Писатель с удочкой в руках сидел на раскладном стуле в конце деревянных мостков причала для учебной яхты. Причал выдавался далеко в озеро и с него было удобно рыбачить. Мартынов с самого начала облюбовал себе это место. Зачем кому-то из обучавшихся требовалось умение ходить под парусом, Зотагин представления не имел, хотя часто видел яхту на озере. Сейчас она стояла у причала с убранными парусами. Иллюминаторы рубки были зашторены изнутри, кокпит на случай дождя закрыт брезентом. Под ним угадывалось колесо штурвала. Яхта называлась «Бегущая по волнам».

Зотагин, направился к Мартынову. Просто так, без какой-либо надобности. Доски причала слегка прогибались и поскрипывали при каждом шаге. От воды тянуло сырой прохладой. Ветер лёгкими порывами налетал с дальнего берега, пробегая по воде мелкой рябью. Остывающий шар солнца готовился закатиться за темнеющие на той стороне деревья. Неподалёку в тинистой заводи пробовал голоса лягушачий хор. Рядом тёрлась бортом о кранцы из старых автомобильных покрышек яхта.

– В спину не дыши! – не оборачиваясь сказал Мартынов вместо приветствия, едва Зотагин приблизился.

– Почему? – растерялся тот.

– Примета плохая. Клёва не будет. Чего тебе? – Мартынов перезабросил удочку, коротко взглянул через плечо на Зотагина и снова уставился на поплавок.

– Ничего, – ответил Зотагин. – Просто шёл мимо.

– Откуда?

– Что?

– Откуда шёл, спрашиваю?

– От Потапыча. На «зилке» сто тридцатом по трассе с ним катался.

– Понятно, – кивнул Мартынов. – Давно хотел узнать, чем вас, юноша, восьмидесятые годы привлекли? Ведь это уже развал Союза, можно сказать. Поделитесь секретом.

– Просто в отделе кадров для меня другого места не нашли, – сказал Зотагин.

– Выходит и у нас кадры решают всё, – засмеялся Мартынов.

– Мне ещё в двадцатые отправиться предлагали, но там дороги плохие, – Зотагин, свесив ноги к воде, устроился на мостках рядом с Мартыновым. – В вашу группу я тоже случайно попал.

– Любая случайность превращает наши возможности в действительность, – философски заметил писатель.

– Вы так считаете?

– Разумеется, иначе не говорил бы.

Торчащий из воды маячок поплавка шевелило мелкой зыбью. Клёва не было. Мартынов и наживку несколько раз менял, выбирая из банки червей покрупнее, и удочку в разные места забрасывал, – рыба как сговорилась. В конце концов оба поняли, что улова сегодня не будет, но уходить не хотелось. Вечер уж больно был хорошим. Слово за слово, разговорились. Вот тут-то Зотагин и вспомнил о своей проблеме с экономикой.

– Товарный дефицит образовался, потому что людям зарплату повысили, – сказал Мартынов, раскурив трубку.

– То есть, когда у тебя больше денег, то и товаров купить на них ты можешь больше, – продолжил мысль Зотагин.

– Вот именно! – с прищуром ткнул в его сторону мундштуком трубки Мартынов. – А где взять необходимое количество товаров, если их столько не произвели? Спрос есть, а товаров нет. Или они есть, только находятся не там где нужно, хотя завезены туда согласно плану. А куда нужно их не завезли. И тоже по плану. Вот так дефицит и получается. Где-то прилавки от него ломятся, а где-то нужную вещь днём с огнём не сыщешь, хотя магазины забиты никому не нужным товаром. Но плановая экономика, ещё не самый страшный зверь. Просто в СССР она учитывала всё, кроме самой экономики.

– Как это? – не понял Зотагин.

– Очень просто. Рутина и казёнщина – вот основная причина товарного дефицита в СССР и, в конечном итоге, его развала. Ведь что такое экономика? – повернулся Мартынов к Зотагину и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Экономика, юноша, как вам должно быть известно, изучает производство и распределение, а также потребление товаров, услуг и прочих благ в обществе. Потребление! – выделил Сергей Илларионович. – Проще говоря, человеку надо одеться, обуться и насытиться. О духовной пище речь не идёт, – предупредил он.

– Хотите сказать, в СССР не было ни одежды, ни обуви?

– Не хочу, – возразил Мартынов. – Всё там было. Но запросов уже не удовлетворяло. Людям надоели безликие, пусть и практичные вещи. Просто лёгкая промышленность за модой не успевала. Принято считать, будто тогда все силы тратились на оборонку. Не до кроссовок с джинсами было. Ерунда! Если бы Хрущёв не уничтожил кооперативы, те завалили бы всю страну американскими рабочими штанами. И остальным тоже. Ведь справлялись же со всем этим появившиеся впоследствии цеховики. Они-то на план просто плевали. Понимаешь, о чём я? – Зотагин кивнул. – Продуктовый дефицит тоже Хрущёв инициировал, резким снижением цен в государственной торговле. Закупочных цен, – уточнил Мартынов. – Результат не замедлил сказаться. Колхозные товары ушли на рынок, потому как продавать их там теперь стало выгоднее. Ушлые дельцы от торговли сразу воспользовались этим. Полки продуктовых магазинов опустели. Товар с них перекочевал на рынок, а разница от продаж – в карманы дельцов. Такой вот бизнес по-советски. Окаяни, по меткому выражению твоего моряка, в Союзе тоже хватало.

– Выходит, Хрущёв во всём виноват? – спросил Зотагин.

– Ничего-то вы не поняли, юноша… – огорчённо посмотрел на него Мартынов. – В развале СССР так или иначе виновата вся партийная верхушка. С того момента, когда она начала мнить себя незаменимой и неподсудной. К тому же быстро обуржуазилась. Хрущёв, как тогда образно выражались, был застрельщиком процесса. Его инициатором. А распоясалась партноменклатура потому как догляда за ней не стало. Сотрудникам государственной безопасности, а уж тем более милиции даже повернуться в их сторону строго запрещалось. Вот все и отворачивались, вместо того, чтобы вовремя кому надо хвост прищемить. Простые граждане всё это видели и тоже разлагались по мере сил и возможностей. Дурной пример, юноша, заразителен.

– А как же Андропов? – возразил Зотагин. – Он ведь сам Председателем КГБ был, прежде чем Генеральным Секретарём стать.

– Андропов… – пыхнул дымом из трубки писатель. – Андропов фигура неоднозначная. Считается борцом с коррупцией. Хотя в целом эта борьба больше походила на борьбу за власть. Вы, юноша, с историей знакомы так же, как с экономикой или получше?

– Получше. История интереснее.

– Тогда не буду слишком глубоко вдаваться в подробности. Как пришёл к власти Хрущёв не напоминаю. Здесь практически те же методы. Только без расстрелов. Романова, к примеру, просто оклеветали. Был когда-то в городе Ленинграде такой ответственный партийный работник. Пустили слух, будто он устроил для своей дочери свадьбу прямо в музее, где гости на счастье молодожёнов перебили драгоценный императорский фарфор из запасников. Через центральную прессу, кстати, пустили. Оцени размах вранья! И ещё. Около десяти лет у Андропова с Брежневым были тесные деловые отношения. Совещания проводились почти ежедневно. К слову, именно Андропов уговорил Леонида Ильича не покидать пост, хотя тот не раз порывался уйти. Проще говоря, в застойном периоде СССР есть и его вина. Когда же после смерти Брежнева, Андропов сменил его на посту Генерального Секретаря, он стал методично избавляться от ставленников Леонида Ильича. Вместо них расставлял на посты своих. Горбачёв, между прочим, его креатура. В верхние эшелоны власти его Андропов привёл. Как и прочих, причастных впоследствии к развалу Союза. Хотя, что стало бы с Советским Союзом, проживи Андропов дальше, предсказывать не берусь. Я фантаст, а не гадалка. Вижу, юноша, вы о чём-то задумались? – заметил Мартынов.

– Не понимаю, зачем спасать страну, если там всё было плохо? – сказал Зотагин.

– С чего вы взяли, юноша, что в Советском Союзе всё было плохо? – удивлённо повернулся к нему писатель. – Там было много хорошего. Очень много, – попыхивая трубкой, заметил он. – Вы сами это почувствуете, когда там окажетесь. Но главное даже не в этом. Опыт СССР показал миру, каким может быть государство, где нет эксплуатации человека человеком. Весь мир увидел, к чему надо стремиться! И многие тогда пошли по этому пути, пока… В общем, понятно. Надеюсь, «Демиург» со своей задачей справится, – неожиданно сказал Сергей Илларионович. – Это в их интересах, потому как, проект напрямую связан с существованием СССР. Не будет Союза – в мире только окаянь и останется. Так-то вот, юноша.