Текст книги "Взгляд висельника"

Автор книги: Александр Варго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Антон, привет.

– Здравствуйте, Александр Михайлович. – Переверзев поднял голову и улыбнулся.

– Завал? – спросил Истомин.

– Да не так уж, вот не могу найти новую планограмму торговой точки на «Юго-Западной». Там, похоже, были какие-то изменения по оборудованию. Придется ехать, выяснять на месте.

Истомин хотел сказать, что не надо. Делай как Тамара Львовна. Давай подрядчикам техзадание на основании старой планограммы. Но решил, что еще одного тунеядца он у себя в отделе не выдержит. Саша посмотрел на пустые места.

– А что, больше никого? – спросил Александр.

Антон снова оторвался от бумаг.

– На перекуре.

Истомин кивнул. Он так и знал. Сейчас на перекуре, потом по кружечке кофе, снова перекур, а там обед. И так изо дня в день. Отдел тянули Истомин и Переверзев. И дело даже не в перекурщиках и интернет-серфенгистах. Дело в руководителе. Два месяца назад Истомин занял место начальника отдела. Он был слишком мягок с подчиненными. А они относились к нему так, будто он вахтер дядя Толя. Сидит себе за конторкой и никак не влияет на рабочий процесс (перекуры, чаепития). Но он не дядя Толя, и Саша собирался это доказать.

* * *

Они будут ненавидеть его, а может, даже бояться, но относиться как к дяде Толе уже не будут никогда. Истомин распечатал шесть страниц с новыми правилами. К черту, новыми! Они были первыми и единственными. Раньше у них было только одно правило. Раз ты на рабочем месте (двор для курильщиков был одним из них), значит, ты работаешь. Теперь их немного больше. Целых шесть.

Первое. Рабочий день начинается с проверки почты (не в «Одноклассниках» и не «ВКонтакте»). На работе – рабочая почта.

Второе. Перекуры каждый час по пятнадцать минут.

Третье. Обеденный перерыв сокращается на полчаса. Вместо положенного часа обед длится тридцать минут. Почему? Смотрите пункт второй.

Четвертое. Рабочий день увеличивается на полтора часа. Мы работаем с девяти ноль ноль до девятнадцати тридцати. Почему? Смотрите пункт второй.

Пятое. На работе работаем.

Шестое. Каждый день в конце рабочего дня сдаем отчеты о проделанной работе за день. Почему? Смотрите пункт пятый.

Перечитав свое творение, Саша понял, что упустил одну немаловажную деталь. Он ни слова не сказал о некурящих сотрудниках. Почему, например, Антон Переверзев должен работать на полтора часа больше этих разгильдяев. Ну, с Антоном, положим, он как-нибудь разберется. Отгул даст или просто будет отпускать его, как всегда, в шесть ноль-ноль. Тамару Львовну можно смело причислять к курильщикам. От нее толку ровно столько, сколько и от них. Соцсети и чай – вот ее сигареты. Ничего, потрудится пару недель, как все, – глядишь, поумнеет. На старости лет. Истомин не понимал людей, доживших до седин, но не имеющих ни грамма самоорганизованности и ответственности. А таких он повидал, и немало. Взять хотя бы его отца. Пошумит, пустит пыль в глаза, а на деле же, пока мать не скажет, и с места не сдвинется.

Первым вошел Андрей Милашов. Милашка, как его звали коллеги. И по отделу, и по курилке. Тридцатилетний детина, лысеющий и уже с животиком, ни черта не сделал за те два месяца, что Истомин руководил отделом. Александр, будучи обычным работником, мягко говоря, плевал на то, чем заняты его коллеги. Он просто делал свое дело. Ответственно и с душой. Сейчас он продолжал в том же духе. Только теперь Саша отвечал за весь отдел. И если Тамара Львовна, не сверившись с новыми данными, отправляет подрядчиков электрифицировать витрины, стоящие с розетками уже полгода, то по шапке получает Истомин. О Тамаре Львовне никто и не вспомнит. Вот поэтому… В основном поэтому с небольшим опозданием, но все-таки он решил взять все под свой контроль.

– Что это? – спросил Милашка, принимая распечатку из рук начальника.

– Правила, – просто ответил Истомин. – Очень простые правила, которые нужны нам всем.

Глава 4

Как только дверь закрылась за Марией Васильевной, Скороходов медленно повернулся к Истомину и угрожающе посмотрел на него.

– Ну что, Томочка, вешайся.

Артем встал и пошел в сторону Сергея. Истомин встал и сжал кулаки. Ему еще не приходилось бить человека по-настоящему. Тренировки не в счет. Там были правила. Здесь их не было, и это настораживало. Сергей боялся, что разозлит Скороходова. А еще он боялся, что разозлится сам и изобьет придурка.

Скороходов на некоторое время замешкался. Что его заставило остановиться, можно было только догадываться. Может, он почувствовал угрозу, исходящую от Истомина? Когда Скороходов опомнился и все-таки решил довести начатое до конца, а именно встряхнуть зарвавшегося лоха, дверь в кабинет открылась.

– Все по местам, – сказал директор и, пропустив вперед Шерстнева, прошел следом.

– Тебе повезло, лошара, – прошипел Артем и пошел к своей парте.

Марии Васильевны так и не было. Вячеслав Андреевич заложил руки за спину и прошелся вдоль доски, сначала в одну сторону, затем в другую.

– Значит, так, дорогие мои, у Марии Васильевны случилась беда, – начал директор.

– Что, у нее любимая кошечка умерла? – выкрикнул Юра Терехин.

Такого он не позволил бы себе при Марии Васильевне. Такого бы при ней сделать не посмел никто.

Вячеслав Андреевич как-то грустно хмыкнул.

– Нет. Кошечки все живы. Ее дочь вчера попыталась покончить с собой.

В кабинете повисла тишина. Даже вечно копошащаяся Соня Стрункина затихла.

– Марии Васильевны некоторое время не будет. Русский и литературу буду вести я, пока она не вернется. – Вячеслав Андреевич подошел к столу и присел. – Итак, на чем вы остановились?

– Мы искали тетрадь Истомина, – выкрикнул Борисов.

– И что, нашли? – серьезно спросил директор.

– Да, но перед этим получили незаслуженных двоек.

– Ой ли? Борисов, ты – и незаслуженных? – Вячеслав Андреевич улыбнулся и заглянул в открытый журнал. – Аня, Савушкина, и ты тоже получила двойку?

– Да, – кивнула девочка.

– За что?

– Я не смогла ответить на вопрос.

– На какой? – директор терял терпение.

– Кто украл тетрадь у Истомина?

– Что, был такой вопрос?

– Да, – загудели ребята.

– А еще был вопрос: почему мы не начали урок? – пожаловался Скороходов.

Вячеслав Андреевич кивнул. Мол, да, такая программа. Ему осталось сказать: продолжим, чтобы класс завыл. Но он молчал.

– Дети, – вдруг сказал директор.

Для многих из них в пятнадцать лет услышать такое сродни оскорблению, но все молча посмотрели на мужчину.

– Я предлагаю остаток урока поговорить о вас и ваших проблемах.

Истомин почему-то вспомнил об отце. Сейчас Вячеслав Андреевич даже был похож на него. Сейчас начнется: «Из любой ситуации есть выход» и «Если что, ты обращайся». Но он начал немного не так.

– Проблема номер один – это вы сами, – тихо произнес Вячеслав Андреевич.

* * *

Как он и предполагал, они его возненавидели. Причем сразу же. То есть они никак не ожидали от него никаких правил.

– И что? – К нему подошла Света Лобанова. Женщина двадцати восьми лет с милым, ангельским лицом, располневшая после родов, как она всем говорила. Очень удобно. Не скажет же она, что, кроме курения, она еще и едой злоупотребляет. Жирной пищей. Истомин на секунду представил, как Светочка ест копченый окорок. Но не смог. Если честно, девушка ему очень нравилась. Он считал, что именно полнота делает ее более красивой.

– Что это? – повторила она вопрос.

«Располневшая после родов – это неплохое оправдание своей слабости, – подумал Александр. – А курит она, наверное, чтобы не растолстеть по-настоящему».

– Что «что это»?

Она положила перед ним так хорошо ему знакомую распечатку.

– И по какому пункту у тебя вопрос?

– По пункту «дискриминация по…»

Она не могла подобрать подходящее определение.

– Вот, – только и смогла сказать Светлана.

– Дискриминация? Интересно. Я не курю, Антон тоже, а работать мы будем на два часа больше вашего. Это не дискриминация?

– В чем же дело? Начните курить, – возмущенно сказала она.

– Вот и я говорю: бросайте курить.

Света фыркнула, развернулась и, виляя задом, пошла к своему рабочему месту. Насколько оно теперь станет рабочим, Истомин не знал, но то, что он сегодня приобрел врагов в лице троих подчиненных, было очевидно. Почему троих? Он увидел, как на него недобро смотрит Тамара Львовна. Уж явно не приятного рабочего дня она хочет ему пожелать. А чего он еще ждал? Он лишил человека смысла всей жизни – общения в «Одноклассниках», а теперь хочет, чтобы она любила его. Тамара Львовна и до этого-то вела себя высокомерно, а сейчас и подавно. Она демонстративно выключила компьютер (Саше стало интересно: а помнит ли она, что работать она должна именно на нем?), достала из ящика стола красную папку с планограммами и чертежами. «Будет создавать видимость работы», – подумал Истомин и пошел к своему столу. А то чем же он отличается тогда от лоботрясов с сигаретой.

Александр Истомин не был противником вредных привычек. Несмотря на то что, как ему казалось, он не имел таковых, Истомин относился терпимо к курящим, пьющим и черт еще знает чем занимающимся людям. Он считал, если твои привычки не мешают работе и по возможности окружающим, то ты можешь хоть ногти грызть на ногах. Но если, как в их случае, кто-то должен вытягивать отдел только из-за того, что большая часть работников занимается черт знает чем, то… В общем, для таких случаев и нужны правила.

– Мы на перекур, – сказала Света.

Саша посмотрел на часы. Было десять часов.

– В десять пятнадцать вы на месте.

Света снова фыркнула и пошла к двери. Милашка и Сергеев вели себя сдержанней, но от перекура отказываться не стали. Тамара Львовна тоже встала.

– Я с ними, – произнесла одними губами женщина и вышла.

Теперь это не перекуры. Теперь это у них собрания.

«Любовь здесь больше не живет», – вспомнились Саше слова из какой-то песни. Он улыбнулся и погрузился в работу.

* * *

Следующий урок был физкультура. До самого звонка директор вдалбливал им в головы очень простую истину, которая сводилась к одному: самоубийство – это выход слабых. Почти слово в слово как говорит его отец. Иногда, когда по какой-нибудь причине Вячеслав Андреевич отворачивался к окну, Сережке казалось, что это его папа говорит о грехе и слабости самоубийц. Блин, эпидемия какая-то. Будто взрослые воздушно-капельным путем передавали друг другу эту хворь. Болезнь нравоучений подрастающего поколения. Но уже на перемене Истомин узнал, что эта болезнь не что иное, как побочный эффект другой, более страшной эпидемии.

– Слыхали?.. – начал Ильич.

Игорь Ильичев, по понятным причинам прозванный Ильичом, был недалеким в учебе, но, что касалось слухов и сплетен, тут он, как говорится, все хватал на лету.

– Да слыхали мы, слыхали, – перебил его Арсен Манукян, подошедший к Истомину, чтобы поздороваться. – Таблеток она нажралась. Если бы не выблевала большую часть, то окочурилась…

– Каких таблеток? – не понял Ильич. Противоречивые мысли забегали по единственной извилине в его лохматой голове. Весь этот сложный мыслительный процесс отображался на лице приятеля, словно рейсы на табло аэропорта.

– Ты же о дочке Марии Горыновны? – попытался исправить ситуацию Сережка.

– А что с ней?

Ильич мог убить наповал одной только фразой, и если бы они сейчас не говорили о смерти, то непременно бы рассмеялись.

– Придурок, что мы слыхали? – Арсен все-таки улыбнулся.

– А! – воскликнул Ильичев. И заговорил, будто это как раз лежало на поверхности и для того, чтобы озвучить это, ему не приходилось думать. – Мечникова повесилась. Ее сеструха с петли сняла. Она разговаривала с ней, пока ждала «Скорую». Прикиньте?

– Откуда ты знаешь? – возмущенно спросил Арсен. – Ты что, в шкафу сидел?

– Не хотите, можете не верить, – сделал обиженную мину Игорь, но потом решил, что рассказать ему хочется больше, чем обидеться. – Моя соседка в «Скорой» работает. Она вчера дежурила, а сегодня утром я подслушал, как она говорила моей матушке, что эта полоумная сидела у трупа сестры, когда они вошли, и рассказывала, с каким прикольным парнем она трахалась.

– Что, прямо трахалась? – недоверчиво спросил Сергей.

Ильич покраснел. Надо признать, это был чуть ли не единственный случай проявления стыда у этого лоботряса.

– Ну, не трахалась, а встречалась, – поправился Игорь.

– Ну вот как тебе можно верить? А, Ильич? – подначивал друга Арсен. – Что это? «Ну, не трахалась, а встречалась», – передразнил он Ильичева. – Ну, не повесилась, а поскользнулась на банановой кожуре.

– Не, не! – возмутился Ильичев. – Повесилась, верняк! – Потом Игорь пригнулся и спросил шепотом: – А знаете почему?

– И почему же?

Истомин дернулся и инстинктивно сжал кулаки. Артем Скороходов подошел к ним и, обняв за плечо Арсена, спросил:

– О чем лопочете, девчонки?

Истомин сжал кулаки и сделал шаг навстречу Скороходову.

– Расслабься, Томочка.

– А я и не напрягался, – сквозь зубы процедил Сергей.

Артем усмехнулся и ушел.

– Зассал, – прошептал Арсен.

– Не думаю, – ответил Истомин, едва разлепляя пересохшие губы.

– Так вот, – внезапно продолжил Ильичев, будто его на время выключали, а теперь включили. – Она повесилась из-за этих. Скорохода и Женьки.

– Да ладно? Что ты лопочешь? Все знают, что эти могут довести. Но до самоубийства… – Арсен задумался. – Вряд ли.

– Да я вам говорю. Они избили ее, все это сняли на мобилу, а потом выложили в «Ютуб».

– И что? – не понял Сергей.

– Как что? Сто тысяч просмотров! – будто это все объясняло, ответил Игорь.

* * *

Сергей все-таки не понимал, что можно было снять, чтобы после просмотра этого видео захотелось повеситься. Он переоделся быстро, по-солдатски, как говорил дед. Арсен забыл форму, и физрук отправил его к директору. Забыть форму – это залет, а у Арсена это был уже третий залет с начала учебного года. Физрук Дмитрий Анатольевич органически не переваривал парней, особенно тех, кто отлынивает от физвоспитания. Манукян был одним из тех, кого Дмитрий Анатольевич считал непригодным к занятиям спортом в зале. Поэтому Арсен сначала сходит к директору, потом физрук отправит его домой за формой. То есть спортом ему все-таки позаниматься придется, но не в зале.

Скороходов и вся его команда уже были в зале и бросали мяч в кольцо. Истомин вышел и направился к турникам. Из головы не выходила смерть Мечниковой. Девчонка как девчонка. Отличница, но не задавала. Всегда давала списать. Подтягивала по физике и алгебре отстающих. Почему так вышло? Кому это нужно?.. С этим вопросом все ясно. Этим ублюдкам мешают даже родители. Он однажды подслушал разговор Скороходова с Женькой. Так, Артем вспоминал, как он на свой день рождения выгнал из квартиры мать.

Сергей повис на турнике, покрутился, подтянулся. Он намеренно повернулся лицом к залу, чтобы всех видеть. А то у них уже в привычку вошло сдергивать шорты, пока ребята подтягиваются. Сергей подтягивался и смотрел. Смотрел и думал.

Кто бросил мяч, он не видел, но он попал ровненько в перекладину перед его носом. С такой силой, что даже труба в руках загудела. Истомин спрыгнул и осмотрел играющих. Скороходов только делал вид, что играет, мяч кинул он. Сергей был в этом уверен. Почти. Хотя несостоявшийся урок русского языка говорил об обратном. Скороходик мог просто приказать кому-нибудь это сделать. Пашка, укравший тетрадь, был тому доказательством.

Дмитрий Анатольевич вышел из кабинета при зале. В руках у него был волейбольный мяч. Свисток раздался одновременно со звонком на урок. Ученики начали вяло оставлять игру и подходить к скамейке у стены.

– Поживее, пародия на спортсменов!

Когда все встали по росту, Дмитрий Анатольевич бросил мяч Скороходову и начал расхаживать вдоль шеренги.

– Нынешние дети избалованы всевозможными гаджетами. Компьютеры, коммуникаторы, плееры и всякая хрень. Вследствие чего мышцы атрофируются и приходят в негодность. Сейчас детей не встретишь на улице. Все «ВКонтактах», в «Одноклассниках» и в «Скайпах». И только физкультура способна вернуть вам упругость ваших мышц. Только физкультура не даст вам умереть от истощения. Мамы не смогут вас кормить вечно, пока вы играете в Minecraft. Так что выбор за вами. Спорт или смерть у компьютера?

Кто-то вяло ответил:

– Спорт.

– Не слышу, – почти выкрикнул Дмитрий Анатольевич. Крепкий, под два метра ростом, сейчас он походил на оратора на какой-нибудь демонстрации. И его «Спорт или смерть?» больше походило на лозунг.

– Спорт! – закричали дети.

Физрук удовлетворенно кивнул.

– На первый-второй рассчитайся!

– Первый, – начал Скороходов.

Сережа облегченно вздохнул, когда произнес «второй». Быть в одной команде с Артемом себе дороже. Он не любил проигрывать. То есть проигрывать, конечно, все не любили, но он воспринимал проигрыш очень болезненно. Болезненно для его команды. Артем всегда искал виноватых. Виноватыми оказывались те, кто слабее, или одиночки вроде Истомина. Быть в другой команде значило провести спокойно остаток дня.

* * *

Они проигрывали. Сергей вообще не любил командные игры. Наверное, потому что он был прирожденным одиночкой. Отвечать только за себя. Сейчас был не тот случай. Истомин два раза потерял подачу, пять раз пропустил мяч и трижды испортил отличный пас. Это ему еще повезло, что он не в команде Артема. Здесь его не побьют, но косые взгляды он на себе ловил уже сейчас. Ну не его это. Боясь хоть что-нибудь еще испортить, он напрягся. Нервозное состояние не способствовало спокойной игре. Кто-то целенаправленно его топил. Очередной пас был отправлен ему. Истомин едва не закрыл глаза. Руки сами выстрелили от груди, и мяч полетел чуть выше сетки прямо перед Мишкой Борисовым. Тому только оставалось опустить руку на мяч. И он опустил. Мяч, закрутившись, ударился сразу за сеткой на площадке противника. Медленно, но верно они двигались к сравниванию счета. Сергей видел, как бесится Скороходов. Он ненавидел всех в своей команде и в команде соперников. По кругу подавать полагалось Истомину. Сережа попытался взять себя в руки и не показать своего волнения. Руки потели. Он поочередно отер ладони о шорты. Потом взял мяч на левую ладонь и приготовился. Свистка, казалось, не было целую вечность. Когда он, словно сигнал несущегося на него поезда, ворвался в уши, Истомин подбросил мяч и ударил высохшей вмиг ладонью. Того, что произошло потом, не ожидал никто. Большинство из присутствующих в зале были уверены, что мяч в лучшем случае перелетит через сетку. Но он не только перелетел, его еще никто не смог отбить. Он, будто пудовый, выпал из рук Скороходова и ударился о пол. Артем взревел.

Десять десять. Счет сравняли, и не без помощи Сергея Истомина, Томочки. Кто теперь Томочка?! А, Скороходик?! Да какой он, к чертовой бабушке, Скороходик? Он больше походил на загнанного стреноженного коня. Длинные волосы слиплись от пота и были похожи на сосульки, верхняя губа все время тряслась, будто он собирается чихнуть. И как его еще девчонки любят? Артем орал на игроков своей команды и злобно поглядывал на Истомина. Но Сергей, понимая, что не сносить ему головы после урока, все равно был в приподнятом настроении. А самое главное, он был спокоен. Ладони были сухие, а зубы влажные. Все так, как и должно быть у нормальных людей.

Команда Сергея была в движении. Подача – переход. На счете десять-четырнадцать Истомин оказался под сеткой, напротив Скороходова. Сергей понял, что его, мягко говоря, не любят по ту сторону сетки. Мяч подавала его команда. Кто-то принял его, кто-то отбил. Сергей сообразил вмиг и, подпрыгнув, просто опустил мяч прямо на Скороходова. Тот либо не ожидал этого, либо разнервничался настолько, что его движения казались нелепыми и смешными, будто он был марионеткой в чьих-то руках. Мяч, словно раскаленный, подпрыгивал в его руках, а потом коснулся пола. Но на это уже никто не смотрел. Скороходов настолько упорно пытался отбить этот мяч, что как-то неловко изогнулся, и ткань шорт не выдержала. Сергей встретился с Артемом глазами. Впервые сквозь ненависть в глазах Скороходова читался страх. Под общий хохот Артем, зажимая обнажившиеся гениталии, поспешил в раздевалку.

* * *

Они выходили курить как по часам – каждое начало часа. Тамара Львовна – с ними. Истомин понял: они будут брать его измором. У них есть надежда, что он не досидит до конца и уйдет, как обычно, в шесть. Что будет дальше – нетрудно догадаться. Саша, конечно же, не добивался беспрекословного выполнения своих правил, но немного приструнить зарвавшихся подчиненных требовалось. Вообще Истомин считал, что если человек, став начальником, перестает быть человеком, то значит, он им и не был никогда. То, что он сделал сегодня, не тянуло на бесчеловечный поступок. Он просто попытался привлечь внимание подчиненных к работе. Будет ли он продолжать в том же духе? Он не знал. У него и дома проблем выше крыши. Если они начнут выкаблучиваться, то он назло им продолжит борьбу с курением в рабочее время.

К обеду он и вовсе забыл о правилах, но подчиненные, похоже, помнили. Когда он подходил к столу Тамары Львовны, на экране монитора были только документы по торговым точкам. Саша с удовлетворением подумал, что если после его правил каждый из них заработает хотя бы в полсилы, дело наладится.

В два тридцать Истомин позвонил Сереже. Уроки у него заканчивались в два, но парень почему-то не брал трубку. Опять играет в компьютер. Иногда Александру хотелось выдернуть все провода и выбросить системник. Но потом, поостыв, он ругал себя за это. У его парня должно быть все. По возможности, конечно. Тем более что компьютер сейчас в каждой квартире, как тумбочка в прихожей. Вроде бы обойтись без нее можно, но с ней ведь комфортней. Вот Саша и делал жизнь своего сына как можно комфортней.

Сам Александр рос в семье один, но избалованным себя не считал. Его и не баловали. Мать за малейшую провинность наказывала. И не так, как он своего. Скакалкой отходит так, что потом долго помнишь, что да как. Он помнил каждый такой случай. Его не назовешь непоседой, но неприятности будто сами искали его. В общем-то дети делятся на тех, кто находит проблемы сам (непоседы), и на тех, кто ждет их прихода (тихони). Саша был тихоней, но доставалось ему больше самого энергичного ребенка. Александр не хотел, чтобы Сережка потом так же вспоминал его. За четырнадцать лет он ни разу не ударил ребенка. Кричать кричал. Накричит, вспылив, а потом жалеет об этом. Идет, извиняется. Лида всегда упрекала его за это. Мол, кого ты растишь? Тряпку? А Саше все равно было жалко ребенка. Он шел, извинялся и уже в более спокойной обстановке объяснял Сереже, в чем тот провинился и как в дальнейшем избежать подобного. Но он не избегал. Ребенок. «Все мы были такими», – думал Саша и снова объяснял. Просто он был таким человеком. С подчиненными – так же. Разве что не извинялся потом. А так для него проще было трижды спокойно объяснить, чем, наорав, отвернуть людей от себя навсегда. Возможно, придуманные им правила были самой жестокой акцией, но она была просто необходимой мерой.

Истомин еще раз набрал номер сына. Не дождавшись ответа, отключил телефон и посмотрел на Тамару Львовну. Она, увидев пристальный взгляд начальника, неловко заерзала и посмотрела на монитор. Схемы были на месте и не напоминали даже отдаленно страничку в «Одноклассниках».

– Тамара Львовна, за главную останетесь? – Он не спрашивал. Он распоряжался только в свойственной ему манере, не повышая голоса. И Тамара Львовна это поняла.

– Вот и славненько, – сказал Александр и выключил компьютер.

* * *

Смерть Мечниковой была как кость в горле. Почему? Почему эта дура повесилась именно сейчас? Собственно, почему это меня волнует? Женя глотнула из баночки приторного напитка и затянулась сигаретой. Она не выкладывала видео в Сеть, она не снимала его, в конце концов. Но они ведь могут сказать, что она их заставила. Да нет. Они ее слишком боятся, чтобы сдать. Женя для них была страшнее тюрьмы. Она для них и была тюрьмой.

Странное чувство не покидало ее. Понятие совести было утеряно, поэтому то, что сейчас происходило с ней, было скорее страхом. Страхом перед реальным сроком. За причинение вреда здоровью – на видео видно, как она бьет лохушку, за доведение до самоубийства – в случае если хоть один придурок заикнется, что это была ее идея выложить видео. Нет, никто не заикнется. Она была уверена в этом. Почти.

Женька отбросила окурок и глотнула «Хуча». Банка опустела. Женя отрыгнула и, смяв жестянку, отбросила ее на беговую дорожку.

– Как тебе не стыдно? – услышала она тут же женский голос за спиной.

Когда Женя повернулась, собачонка на поводке у полной женщины затявкала. Скорее от страха, чем из-за агрессии.

– Что? – спросила Женя.

Собачка злобно зарычала и спряталась за ногу хозяйки.

– Я спрашиваю, тебе не стыдно?

– Нет, а что, должно?

– Бессовестная! Ты же пьешь…

– Да ладно? А не пойти бы тебе на хер мелкими шажочками, дура старая?

Женщина не нашлась, что ответить, дернула за поводок и пошла к дырке в заборе, огораживающем школьную спортивную площадку. Женя еще раз отрыгнулась и произнесла так, чтобы женщина услышала:

– Приятно иметь дело с понимающими людьми.

– С кем ты?

Женя обернулась. Перед ней стоял Артем. Скороходов являл из себя жалкое зрелище. Женя всегда замечала: если Тема серьезный, то он очень становится похожим на одного из лошков. И тогда у Женьки даже появлялось желание его опустить, унизить. Она едва сдерживалась. Пока он с ней, пока он ее парень, она его не тронет. Пока.

– Да тут блядь одна старая решила поучить меня.

– Ну и как? Научила? – как-то грустно спросил Артем.

– Ну, не так, конечно, как тебя лохопед Томочкин.

– И ты уже знаешь?

– Мне кажется, что и эта старая тетка с блохастой псиной уже об этом знает.

– Я его порву.

– Как собственные шорты?

Он промолчал. Женя видела, что он ее ненавидит. В данный момент он и ее бы порвал, злодей. Но Женьке стало вдруг смешно. Ее друг… Ее покорный друг был сейчас похож на пса на цепи.

– Чего ты смеешься? – обиженно спросил Тема.

– Я не над тобой. Я просто… – успокоившись, сказала Женя. Потом вдруг посерьезнела и спросила:

– Наказывать как планируешь?

Скороходов улыбнулся. И Женьке не понравилась его улыбка. Это была улыбка пса, знающего, что цепь давно проржавела и при сильном рывке она может оборваться.

– Есть одна идейка.

* * *

Сергей попрощался с Арсеном и Игорем и вышел из школы. Он прошел по школьному двору к решетчатому забору. Там вырезали пару прутьев еще лет пять назад, сделали себе калитку. Тропинка к ней была утоптана, словно ее кто-то залил бетоном. Истомин продолжал думать о Мечниковой. Он единожды отвлекся от этих мыслей, когда Скороходов, словно обделавшийся пингвин, побежал в раздевалку. Очень неприятная ситуация. Для Скороходова. А для того, кого он выберет виновником, она станет болезненно-неприятной. Что-то ему подсказывало, что жертва уже выбрана, и не исключено… совсем не исключено, что жертвой станет он – Истомин, или просто Томочка. Боялся ли он? Сейчас, в данный момент – да. Что будет, когда они окружат его, словно стая волков, он не знал. «Волков»? – Сережа хмыкнул. Они скорее были похожи на свору бешеных псов. Но от этого они были не менее опасны.

Истомин пролез в дыру в заборе и замер. Скороходов и Женька сидели на скамейке во дворе. Пробежать незаметно к подъезду не получится, и вернуться в школьный двор тоже не выйдет – слишком поздно. Набравшись храбрости, Сережа шагнул на тропинку, ведущую к подъезду. Он шел будто в кошмарном сне. Вокруг прятались чудовища, а спасительный выход так близко. Он миновал парковку и уже собирался шагнуть под козырек, но вдруг что-то заставило его остановиться и посмотреть на одноклассников. Они так же сидели на лавке и молча смотрели на Истомина. У Сергея едва не подкосились ноги. Он будто на ходулях, не сводя взгляда со Скороходова и Ефремовой, добрался до пропахшего подвальной сыростью подъезда. Ни улюлюканья, ни топота ног он не услышал. Они что-то задумали. Артем рассказал Женьке о своем позоре. А та, в свою очередь, вычислила виновника и теперь готовит акт возмездия. Женька на это мастерица. Сережины мысли снова вернулись к самоубийству Светки Мечниковой. Черт! Да она даже при слове «дурак» краснела. За что ее мучить? Ее просто тоже назначили виноватой в чем-либо.

Сергей поднялся на площадку между этажами и выглянул в окно. Скороходову и Ефремовой было не до него. Они целовались. Рука Артема по локоть была засунута под куртку Жени. Вот и славненько. Детишки заняты. Истомин удивлялся их спокойствию. Из-за них погибла девушка, а им хоть бы что. Это не спокойствие, это пофигизм. Папа про таких говорил, что эти люди живут одним днем. Мол, сейчас у меня все хорошо, а завтра посмотрим. Скорее всего, и завтра будет хорошо – ведь мне наплевать на проблемы других.

Сережа вошел в квартиру, разулся и тут же пошел в свою комнату. Ему не терпелось посмотреть ролик, из-за которого (по словам Ильича) Светка повесилась.

* * *

Женька почувствовала, что за спиной кто-то стоит. Она попыталась оттолкнуть Артема, но он только сильнее сжал ее левую грудь и впился в ее губы своим чрезмерно влажным ртом. Она попыталась снова расслабиться, но не смогла. Кто-то за спиной взглядом буравил ей затылок. Женя попыталась вывернуться из объятий Скороходова, но он еще сильнее сжал ее грудь.

– Ты мне сиську оторвешь! – отстранившись, закричала она.

Он, по инерции все еще плохо соображая, чего от него хотят, попытался прижать девушку к себе, но она была настроена решительно. Женька вскочила с лавки и оттолкнула Артема. Он едва не упал в грязную листву. Женя отерла рот и поправила куртку. И только теперь она вспомнила, почему вскочила. Не в сиське же дело. Тем более это мероприятие ей очень нравилось. Она резко обернулась назад. У подъезда стоял отец Истомина и смотрел на них. Жене от его взгляда стало не по себе. Люди с таким звериным взглядом способны убить.

– Че смотришь?! – огрызнулась Ефремова, рассчитывая на то, что Томочкин-старший ее не услышит. А когда он зашел в подъезд, произнесла чуть громче:

– Педрило штопаный!

– Ты на кого? – спросил Артем.

– Да Томочки твоего отец. Уставился…

– Надо было тебе его засадить тогда, – сказал Скороходов и сел на скамейку.

– Слушай, Скороходик, я всегда тебе поражалась. У тебя хоть капля сострадания есть? Мечик за тобой бегала с младших классов, а ты ее опустил, да еще и видео выложил в Сеть.

– Видео не я выложил, – изобразив на лице обиду, произнес Артем. – Но в целом ты права. Никого не жалко, никого. Ни тебя, ни меня, ни его…

– Придурок, – улыбнулась Женька. Подсела к Скороходову, взяла его руку и засунула себе под куртку. – Я ж за это тебя и люблю.

Он нащупал теплую грудь с прохладным набухшим соском и слегка сдавил.

– А не боишься, что оторву?