Текст книги "Там, где меня нет"
Автор книги: Александр Варенников
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
– Молчание – золото? – переспросил Даниил и приготовился сделать пометку в тетради.
– Да, – Ивлева вновь посмотрела на Даниила, перевела взгляд на пачку сигарет, лежавшую на столе. – А можно у вас попросить?
Евтушенко, улыбнувшись, придвинул пачку ближе к женщине и достал из кармана зажигалку.
– Спасибо, – сказала Ивлева и затянулась сигаретой.
– Думаю, нам стоит начать с самого начала, – с недовольной миной сказал Даниил. – Представьтесь.
Ивлева Марина Анисимовна, 1964 года рождения. Уроженка украинского Житомира. Переехала на Север в 1985-м, даже не представляя, что через пять лет город начнет скатываться в яму из-за закрытия большинства градообразующих предприятий. Впрочем, не одна Ивлева попалась в эту ловушку. Со второй половины 90-х город стал абсолютным рекордсменом по относительному сокращению численности населения.
Кто-то уезжал, кто-то оставался. Ивлева осталась. Большую часть времени работала продавцом в продуктовом. Какой-то период жизни (самый светлый, как предположил Даниил) она посвятила семье. Муж, ребенок. Затем развод, ребенок остался с отцом. О том, в какой момент жизни появилась всепоглощающая тоска и бутылка водки, Ивлева не сказала. Да и к делу это не имело никакого отношения.
– Как часто Черепанов навещал вас? – задал вопрос Даниил, делая пометку в тетради.
Беседу вел в основном он. Евтушенко в какой-то момент почувствовал неприязнь, возникшую у коллеги в отношении Ивлевой. Потому и молчал, дабы в подходящее время использовать подходящие слова.
– Раньше так получалось, что раз в два месяца. Как приезжал, денек-другой в городе был, и когда обратно уезжал, к себе домой. Вахтовиков обычно на перевалочном пункте селят, но в город выйти не запрещено.
– Вы сказали, так получалось раньше.
– Ну да. В последнее время он редким гостем стал. Все говорил, что теперь сразу с месторождения на самолет везут. Хотя я знала, что все это брехня. Но мужика ведь силком не затащишь. Да и гордость, знаете ли…
– Но в прошлый четверг Черепанов, все же, объявился, так?
– Да, – Ивлева потушила сигарету. – Сказал, что вернулся по делу. Я еще удивилась. Ну какие дела могут быть у него здесь? Он ответил, что дела особые. Сказал что-то про администрацию. Да, точно, он говорил, что дела в администрации, но я и не слушала особо. Он еще сказал, что, мол, видимся мы с ним в последний раз. Как в воду глядел. Может, знал, что с ним случится? Как вы думаете, товарищ офицер, люди могут видеть будущее?
Даниил ничего не ответил. Он сделал еще несколько пометок, после чего отложил тетрадь и ручку.
– Не могут, Марина Анисимовна, – сказал Евтушенко. – Иначе и преступлений не было бы. Вы так не думаете?
Он поблагодарил ее за то, что она по собственной инициативе обратилась в милицию. Не мог, правда, понять, что толкнуло ее на этот поступок. Знал, что такие, как Ивлева, обычно ментов сторонятся. По этому поводу он и хотел поговорить с ней, но уже без Даниила.
– Отойдем ненадолго? – предложил он коллеге. – Нас там Першин вызывал…
Даниил подыграл своему старшему коллеге. Кивнув, поднялся из-за стола и направился к двери.
– А мне что делать? – с испуганным видом спросила Ивлева.
– Да вы посидите пока, – с улыбкой ответил Евтушенко. – Мы по служебным делам, на пару минут. Сигареты в вашем распоряжении.
Вместе с Даниилом они отошли от кабинета на порядочное расстояние – в другую часть коридора, где быстро обменялись мнениями. Пришли к тому, что больше всего подозрений вызвала тревожность Ивлевой. Была ли эта тревожность вполне закономерной реакцией на известие о смерти любовника? Или же вкупе с тремором давалась как последствие вчерашней пьянки? Глаза Евтушенко загорелись, когда он стал задаваться этими вопросами.
– Скажи честно, Пал Палыч, – обратился к нему Даниил. – Ты получаешь кайф от работы? От такого общения?
– Ну а как иначе? – усмехнувшись, ответил Евтушенко. – Моя работа – это та причина, по которой я сохраняю былую прыть. Чуть расслаблюсь – сразу в труху превращаюсь. Ты будешь таким же, парень. Придет время.
Евтушенко отправился обратно в кабинет. Там он сел рядом с Ивлевой и внимательно посмотрел на нее. Закурил.
– Отправил пацана документы разбирать, – бросил он небрежно, выпустив струю сизого дыма. – Работа у нас такая… бумажная. Начальство с отчетами давит, как будто нам людей защищать не нужно.
– Да, ваш старлей какой-то очень напряженный. Мне казалось, что он на меня набросится, – поделилась переживаниями Ивлева.
– Ну это он сам по себе такой. Молодая кровь бурлит.
Евтушенко придвинулся ближе к Ивлевой. Посмотрел на ее руки, сухие, обветренные.
– Слушайте, Марина, – голос его звучал тихо, томно. – Пока я здесь, вам не о чем волноваться.
Евтушенко был почти уверен, что эта женщина легко находит общий язык с мужчинами и привыкла к мужскому вниманию. Для нее это была знакомая бухта, где не застанет непогода и где в баре у пристани всегда найдется выпить.
Впрочем, взгляд Ивлевой выдавал ее растерянность. Нужно было надавить еще самую малость…
– Чего вы боитесь? – спросил Евтушенко и положил руку поверх ее руки. – Кто-то угрожал? Черепанов угрожал?
Сначала она начала кивать, но после резко покачала головой. Внутри нее происходила какая-то борьба, которая окончилась тем, что женщина отстранила свою руку.
– Сейчас бы выпить, – холодно сказала Ивлева. – Воды. А то ведь тошно. Я уже могу идти?
– Если вам больше нечего сказать, то да, можете идти, – вглядываясь в глаза собеседницы, сказал майор.
Ивлева встала и направилась к выходу. Евтушенко последовал за ней, вроде как проводить, но она шла так быстро и целеустремленно, что майор попросту не поспевал за ней. В коридоре повстречался Даниил. Он с вопросом посмотрел на Евтушенко, но тот лишь отмахнулся и продолжил идти за женщиной.
Даниил нагнал его на улице, у входа. Дул прохладный ветер, и на свежем воздухе стоять было приятно. Возвращаться в кабинетный смрад не особо хотелось.
– Последим за ней денек-другой, – сказал майор. – Отправим ребят. Думается мне, кто-то вынудил ее прийти. Сама она не решилась бы. Кто-то подтолкнул ее…
Евтушенко смотрел в сторону автобусной остановки, расположенной на площади перед зданием милиции. Ивлева, переминаясь с ноги на ногу, ждала автобус. Вскоре подъехал старенький ЛАЗ, и она скрылась из виду. Но взгляд свой Евтушенко от остановки не отводил. Теперь он смотрел на сошедшего с автобуса паренька в дутой курточке и джинсах.
– Вот и подкрепление прибыло, товарищ старший лейтенант, – закуривая, сказал Евтушенко.
Парень как-то уж очень шустро приблизился, практически подлетел. Даниил отметил, что ему на вид лет четырнадцать, может быть пятнадцать. Щуплый, с упрямо пробивавшимися подростковыми усиками и растрепанными светло-русыми волосами.
– Знакомься, Даниил. Это мой племянник Юрка, – представил парня майор.
Последовало рукопожатие.
– Юра Мальцев, – сказал парень нарочито официально, чем немало позабавил старших.
– Звучит прям как Бонд, Джеймс Бонд, – усмехнулся Евтушенко.
Даниилу показалось, что парень немало смутился. Хотел, наверное, выглядеть посерьезнее, а получилось как всегда. Впрочем, и в подростковом, да и во взрослом возрасте тоже, подобное происходит ежедневно. А потом ищешь взглядом в пол вчерашний день.
– Ну так сам сказал, что подкрепление прибыло, – сказал Даниил с серьезным видом, дабы подыграть своему новому знакомому.
– Ладно, бойцы. В ногах правды нет, – заключил Евтушенко. – Пойдем в кабинет. Кофе выпьем.
15
Из дневника Юры Мальцева
08.01.2007
Так я и познакомился с Даниилом Некрасовым, или просто дядей Даней. С самого начала он показался мне, что называется, своим парнем. Первое впечатление зачастую обманчиво, но тут я не прогадал.
Сейчас с большим усилием пытаюсь вспомнить, какую чушь я наплел тогда дяде Паше, чтобы он пригласил меня к себе на работу, но воспоминания почему-то обрываются, превращаются в выдумку. Наверное, слишком волновался. Я почти уверен, что наплел с три короба про то, что хочу стать милиционером, и что пишу про милиционеров, и что мне интересно посмотреть, как работают настоящие блюстители порядка.
Дядя Паша, или Пал Палыч (его так все называют), наверное, отнесся к моим словам с присущей ему иронией. Он не мог знать, что в действительности мною движет. А я все думал о разбившемся на скутере Бугае. Думал о найденном на побережье мешке. О монетке, которую я показал Бугаю и которую оставил на его столе. Мне хотелось разобраться в этом деле, но я не знал, куда двигаться дальше.
Потому я и решил подслушать разговоры милиционеров. Не питал иллюзий по поводу того, что они вдруг начнут сливать мне всю добытую информацию, но и не считал маленькую экскурсию в отдел милиции бессмысленной затеей. Уж лучше, чем сидеть дома и гадать, что же случилось на самом деле.
– Вот тут у нас оперативный дежурный находится, – рассказывал Пал Палыч. – А там, дальше по коридору – камеры предварительного заключения, или «обезьянник», если по-простонародному…
Уже в кабинете дядя Даня обмолвился о женщине по фамилии Ивлева и о том, что «нужно как можно скорее установить слежку за этой алкоголичкой». Фамилия показалась мне знакомой. Прикинувшись дурачком, я спросил, почему понадобилось устанавливать за ней слежку.
– Потому что она может располагать важной информацией, – ответил дядя Даня.
– О том, что случилось на побережье?
Пал Палыч, до того отвлекшийся на какие-то бумаги, поднял на меня взгляд.
– Слишком много вопросов задаете, молодой человек.
– Может, его тоже допросить? – пошутил дядя Даня.
Мне стало неловко, ведь спросил про побережье я как-то на автомате. То ли тяжелый воздух так на меня подействовал, то ли волнение, но голова закружилась. Наверное, я побелел или позеленел, потому что дядя Паша спросил, все ли у меня хорошо. Я ответил, что это все из-за подготовки к экзаменам и бессонных ночей, и оба милиционера с сочувствием закивали.
Зашла речь о Максе Бугаеве. Между делом, Пал Палыч сказал коллеге, что тот был пареньком неплохим, но во всякую дрянь лез. Неужто Семак был прав и Бугай был у местных бандитов «шестеркой»?
Так и подбивало поделиться всем, что разузнал, но одна лишь мысль о том, каких нагоняев можно получить, крепко удерживала мой рот на замке.
Я провел в отделе не больше часа, ведь у милиционеров было много работы. Они отправились в администрацию, как я понял тогда из обрывков фраз…
Читать я начал не рано, но и не поздно. Первой полюбившейся книгой была детективная история про подростков, кусочек большой серии. Это уже значительно позже, на уроках литературы, я понял, что ассоциации – важная штука, если нужно сделать персонажей живыми. Тогда же – мне было десять – я просто погружался в историю и читал с упоением. Представлял, что расследую преступление вместе с ребятами из восьмого «А» класса.
К чему я заговорил о чтении? Да к тому, что в детективных книжках все как-то уж очень плавно, и улика за уликой попадаются, и дело движется. А я вот словно застыл на месте, в мертвой точке. С таким чувством я покинул отдел милиции. Делать было нечего, так что я решил прошвырнуться по городу, предварительно выкурив сигаретку под трибунами открытого стадиона. Ведь не только одному мне мать курить запрещает и приходится палиться, правда?
Ивлева… Я все прокручивал в голове фамилию, и тут до меня дошло, что в параллельном классе учится девочка с такой же фамилией. Катя Ивлева. Совпадение? Увлеченный мыслями, я позабыл про сигарету, и она дотлела до самого фильтра.
– Катю Ивлеву воспитывает отец, – сказал Саня, когда я спросил у него про эту девчонку вечером того же дня. – Я про ее мамку ничего не слышал. Да и вообще, чего тебе сдалась мамка Ивлевой?
Я рассказал Сане о том, что слышал в милиции. Не стал говорить о Максе Бугае и о моем расследовании и представил все так, будто добрый дядя Паша Евтушенко сам предложил мне приехать к нему на работу.
– Ну вот я и услышал, что они за этой самой Ивлевой хотят слежку установить, – говорил я. – Понимаешь, что это значит?
– Она – подозреваемая? – с округлившимися от удивления глазами спросил Саня.
И я кивнул в ответ.
Мы с ним сидели на одном из контейнеров, расположенных ровными рядами у залива. Металл был нагрет весенним солнцем, повисшим над вершинами сопок. Громко кричали чайки.
– Слушай, может, мы сами последим за ней? – предложил Саня.
– За Ивлевой? Но мы ведь даже не знаем, как она выглядит и где живет.
– Придумаем что-нибудь.
Я уже писал о том, что Саня Воронцов – самый неуклюжий засранец из всех, кого я знаю. Мне казалось, что таким людям обычно достается недюжинный ум и смекалка. Может, и так. Все же, мой друг Саня – случай крайне непростой. Попробуй понять, что у него на уме.
Тут же полетели предположения, выводы. Оказалось, что можно попросту напроситься к Кате Ивлевой в гости и там попробовать раздобыть фотографию матери, если таковая вообще имеется. Спросить про маму, как бы между делом.
– И как ты собираешься к ней в гости напроситься? Ой, привет, я тут хочу последить за твоей мамашей, скажи-ка мне, как она выглядит и где живет… Так? Великолепный план…
Мой друг послал меня к черту, но я стукнул его по плечу, и вроде как никакой обиды. Мы продолжили сидеть на теплой крыше контейнера, слушая назойливый крик чаек, круживших над заливом.
– Уж лучше где-нибудь достать телефонный справочник и по нему пробить эту Ивлеву, – предложил я.
– Алкоголичка… – вдруг сказал Саня.
– Что?
– Ты сказал, что они называли ее алкоголичкой, так? Твоя мама работает в центре социальной помощи населению, так? А ведь у них в картотеках может храниться информация по таким людям. Вдруг она получала социальную помощь? Остается по-тихому посмотреть карточку этой Ивлевой и узнать ее адрес. И дело в шляпе.
– В шляпе? – возмутился я. – Думаешь, это так просто?
Саня пожал плечами, а я подумал, что идея не такая уж и плохая. Оставалось только напроситься к матери на работу…
16
Сергей Александрович Гурин был свободен ото всех возможных дел вот уже второй час и нырять с головой в работу не собирался по крайней мере до конца дня. Пятница – она ведь для того, чтобы подумать о выходных: о сладком сне до полудня, позднем завтраке и вкусных пышках, приготовленных любимой женой; о рыбалке, когда можно вдоволь насладиться тишиной и уютом северных краев. Будучи главой администрации района, он мог позволить себе подобную вольность мысли в рабочее время, потому сидел за столом в своем просторном кабинете, закинув ногу на ногу, и крутил четки. Он думал о том, как эти четки вообще оказались в его руках. Когда это случилось? Он думал об этом, когда раздался телефонный звонок.
– К вам из милиции, Сергей Александрович, – сказал секретарь.
Гурин сразу же спрятал четки в ящик массивного дубового стола. Сделал это так, будто четки были важной уликой в деле… Но в каком деле? С каким это делом милиция заявилась? Хотя ясно, с каким. Но почему же к нему? Задаваясь этими вопросами, Гурин оглядел стол так, будто должен был убедиться, что все предметы на своих местах.
Он словил себя на мысли, что нервничает, когда в кабинет, постучавшись, вошли два милиционера. Тот, что постарше, с лицом, покрытым глубокими морщинами, представился и про коллегу не забыл.
– Мы, Сергей Александрович, времени-то много не займем. Кое-какие детали прояснить надо бы. Это по поводу недавнего убийства.
Гурин сглотнул слюну, но не подал вида, что встревожен. И в самом деле, чего ему переживать? Он пригласил милиционеров сесть за стол. Налил из графина воды полный стакан, но не допил, потому что подумал, что нахлынувшая жажда может выдать в нем тревогу. Сел за стол, поправив галстук, подаренный женой на сорок седьмой день рождения.
– Ну, я вас слушаю…
– Наверное, вам не совсем понятно, почему мы сегодня пришли в ваш кабинет с вопросами, – Евтушенко говорил ровно, жестикулируя так, будто излагал свой грандиозный план по реконструкции старого завода, нисколько не скрывая восхищения. – Но я попытаюсь объясниться как можно яснее.
– Да, не совсем понятно, – кивнул Гурин.
– И вы, наверное, не в курсе всего, что происходит…
Евтушенко выдержал паузу, глядя собеседнику в глаза.
– И что же происходит? – нахмурившись, поинтересовался Гурин.
– Странные дела у нас в городе происходят, Сергей Александрович.
Гурин заерзал на стуле.
– Вы можете выражаться поконкретнее, товарищ майор? У меня ведь время ограничено…
Тут Евтушенко удовлетворенно кивнул. Почувствовал, что настроил своего высокопоставленного собеседника на правильный разговор, да и сам получил немного мещанского удовольствия.
– Думаю, вам известно, что в прошлую субботу, утром, на берегу были найдены останки человека.
– Да. Я близко общаюсь с подполковником Першиным. Он держит меня в курсе событий. Это… ужасно. В нашем-то городе…
– Ну а Черепанова Анатолия Васильевича знаете? – перебил собеседника Евтушенко.
Гурин хотел было отреагировать на дерзость, да только прокрутил в голове фамилию, имя… Задумался.
– Нет. А должен?
– Совсем не обязательно. К слову, это жертва. Останки Анатолия Васильевича мы нашли на побережье. Об этом вам подполковник не рассказывал?
– Не удосужился, видимо. В конце концов, мы с ним не старые друзья, чтобы каждый день созваниваться. Да и обсуждать такое…
– Тоже верно, – Евтушенко улыбнулся. – Все же, у нас есть информация о том, что покойный так или иначе был связан с администрацией города. Не спрашивайте, как именно, – я вам не смогу ответить, но не потому, что не хочу. Просто не время еще. Поможете нам разобраться? Документы поднять, у сотрудников поспрашивать. Может, кто-то из них был знаком с покойным. Может, существовали или существуют какие-то программы…
– Эм-м… Я готов помочь вам. Только о каких программах вы говорите?
– О тех, в которых мог участвовать бывший зек.
Гурин с вопросом посмотрел на Евтушенко. Перевел взгляд на Даниила.
– Слушайте, уважаемые. Вы ведь с конкретным вопросом пришли? Если нужно поднять информацию, уточнить у сотрудников, то я вам с удовольствием помогу. Но давайте придерживаться конкретики. Я не понимаю ваших загадок, и разбираться ни времени, ни желания у меня нет. Давайте ближе к делу.
– Да, давайте, – согласился Евтушенко.
Теперь майор сделался обычным и без излишней жестикуляции рассказал главе администрации Гурину план мероприятий. Разговор приобрел спокойный тон, без резких хлестких вопросов в духе Евтушенко, так что Даниил, все время внимательно наблюдавший за Гуриным, даже слегка заскучал.
Майор поблагодарил Сергея Александровича за содействие, после чего задал еще один вопрос, как бы между делом:
– У вас ведь неподалеку от места, где были найдены останки, рыбацкий домик находится, так? Ровненький такой, с высокой трубой. Заметный.
– Ну, это да.
– Ну а вот в прошлую субботу вы, случайно, не рыбачили эдак часов с семи утра до девяти?
Гурин нахмурился. Уже не в первый раз за время беседы он чувствовал подвох, и терпение его было на исходе. Тут не нужно было обладать тонкой чуйкой – вызов чувствовался в каждом слове Евтушенко.
«Что себе позволяет этот наглый мусор? – возмущался внутри себя Гурин. – А второй молчит все время, взглядом меня буравит. Ищет, к чему бы придраться. Как руки сложил, как шею почесал, так? Как на уголовника уставился. Будет потом хороший отзыв Першину. Послушает, как себя его подопечные ведут; как каверзными вопросами честных людей донимают!»
– К чему это вы клоните, товарищ майор? – сменив хмурость на кислую ухмылку, спросил Гурин.
– Да нам до боли не хватает свидетелей, Сергей Александрович. Дело ведь буквально тонет. Вот и хватаемся за соломинку.
– Ну, тут я никак не помогу, господа. Утром в субботу я был дома. Знаете ли, я – семейный человек.
– Видел, как он отреагировал, когда я в первый раз про убийство сказал? – негромко спросил Евтушенко, когда они с Даниилом шагали по коридору в сторону лестничного холла.
– Кажется мне, Пал Палыч, что ты всех и каждого подозреваешь.
– Но ведь так и проще, – тем же негромким голосом пояснил майор. – Нужно от чего-то отталкиваться. Вот я для себя решил, что для начала буду рассматривать каждого как потенциального подозреваемого, а уже погодя стану искать оправдания и противоречия, дабы сузить круг подозреваемых.
– Так себе логика, – сухо сказал Даниил.
– Какая нынче наглая молодежь пошла, – Евтушенко театрально закатил глаза. – Поучился бы лучше.
– Все же, высоко берешь, товарищ майор.
Даниил остановился. Подождал, пока мимо пройдет пара озадаченных своими делами чиновников. Придвинулся к Пал Палычу.
– Глава администрации – крупный человек.
– Да мне наплевать. Человек как человек. Все способны и на дрянь, и на благодеяние в равной степени. У крупных – по всем статьям – людей даже больше соблазна. В конце концов, у нас градоначальник и с криминальным элементом за одним столом был замечен, так что…
Даниил к тому времени уже не слушал своего старшего коллегу. Неожиданная встреча заставила его остановиться. Взгляд долго блуждал по женскому лицу, высматривая какие-то знакомые с давно минувших дней аккуратные линии.
Линии те тонко рисовали ее лицо, сохранившее частичку той юношеской свежести, которая так обыденна в молодом возрасте и так поразительна в возрасте зрелом. «Впрочем, она изменилась», – подумал Даниил, ведь не могло быть иначе. Люди беспомощны перед временем, как песок на берегу моря беспомощен перед приливом.
– Привет, – немного растерянно сказала Алина.
– Привет, – эхом отозвался Даниил.
Яркие рыжие волосы ее стали короче, приняли цвет темно-каштановый, да и веснушки будто полностью сошли с лица.
– Ты… здесь?
Она смутилась, задав вопрос. Да, звучал он глупо, но искренне.
– Похоже, что да, – оглядевшись по сторонам, будто бы в поисках себя, а после улыбнувшись, ответил Даниил.
Посмотрев сначала на коллегу, а после на молодую женщину, Евтушенко сказал, что пойдет вниз. Даниил кивнул, ответил, что догонит, но всем своим вниманием оставался прикован к Алине. Ему почему-то казалось, что во вселенной случился какой-то сбой или его мозг закипел и вышел из строя, и что он находится где-то за границей реального. Так странно видеть ее после двадцати лет разлуки. Но что есть двадцать лет? Для кого-то это момент в погоне за своей мечтой. Для кого-то, пожалуй, это целая жизнь.
– И когда же ты прилетел? – спросила Алина. – Надолго к нам?
– Думаю, что надолго. А прилетел я в начале недели. По работе.
Алина прижимала к груди папку с документами, и Даниилу на какое-то мгновение показалось, что она таким образом защищается от него. Кольнула обида, пусть это было глупо. Она ведь шла по своим делам.
– Егор говорил мне, что ты в администрации работаешь.
– Ах, Егор, – Алина покачала головой. – Давно уже мы с ним не виделись.
– Не дольше, чем со мной.
– Это точно.
Даниил все думал, что же осталось в ее лице прежним. Он знал науку и то, что, например, строение лба и расстояние между глазами с возрастом не меняется, как и не меняется очертание подбородочной складки. Но логикой пользоваться хотелось меньше всего, и ему казалось, что остались прежними и улыбка, и взгляд.
– Ну а ты по каким делам здесь? – спросила Алина.
– Я… да по работе забежал, – замялся Даниил. – Слушай, мы тут как два школьника стоим во время перемены. Может быть, встретимся как-нибудь? Кофе выпьем. Тут же найдется заведение поприличнее?
– Почему бы и нет. Так забавно, что ты говоришь, как приезжий.
– Да я уже, можно сказать, и стал приезжим. Но как мне тебя найти? Без мобильников как-то совсем тяжко живется.
– Зато осталось живое общение, – усмехнулась Алина. – Может, договоримся встретиться в понедельник, после работы? Будет время?
Конечно же, будет. Но почему не на выходных? Даниил уже начал обдумывать, под каким предлогом можно будет выбраться из дома на пару-тройку часов. Впрочем, вопрос свой он не озвучил, потому что это выглядело бы, как обычное навязывание самого себя. Ни к чему было показывать свою обычность. Хотелось быть особенным. Тем парнем, который стал другим парнем. Особенным парнем.
– Я занята на выходных, – покачала головой Алина. Будто мысли прочитала. – Обещала встретиться…
– Да конечно, какой вопрос! – подхватил Даниил. – Буду в понедельник.
Распрощавшись с Алиной, он поспешил по лестнице вниз, потому что почувствовал себя маленьким засранцем, которого решили сводить в зоопарк, но который при этом медленно одевается и заставляет своего нетерпеливого отца ждать у входа в подъезд. Но отец Даниила был совсем другим. Никуда он его не водил, да и зоопарка в городе не было.
У здания администрации была припаркована машина. Привычный глазу УАЗ «буханка». Привычный, да не очень.
Евтушенко поначалу не мог понять, что же привлекло его внимание. Только хорошенько покопавшись в памяти, он понял, что интересна была не сама «буханка», а наклейка в виде пламени, яркая, большая, занимавшая почти весь низ машины.
– А вот тебе и «горящая» машина, – сказал он только что подошедшему Даниилу.
Тот покачал головой.
– И впрямь горящая, – он посмотрел на майора. – Тоже захотелось пообщаться с водителем?
– Да. Интересно посмотреть в глаза человеку, который такую безвкусицу на авто лепит.
17
…Только подумай, что будет, если собрать всех людей, которых ты когда-либо в своей жизни обидел, вместе. На целый город хватит. Знаешь, мне как-то страшно от таких мыслей становится.
А ты не думай об этом. Ведь не факт, что те, кого ты обидел, вообще о тебе думают. Им наплевать.
Но я не о том, что наплевать. Я о количестве. Чувствую себя массовым убийцей. Ты не чувствуешь то же, что и я?
Нет. Но мне кажется, что не зря мы с тобой повстречались, друг мой…
Ольга хотела отправить в мусорную корзину и этот лист бумаги, вслед за другим десятком исписанных листов; вслед за другими мыслями. Но в этот раз что-то внутри сладко кольнуло. Обиды? Да, ей определенно хотелось погрузиться в эту тему.
Она поймала себя на мысли, что сделала слишком большой перерыв и теперь вытянуть из себя пару достойных строк станет для нее задачей отнюдь не простой. Прошло ведь уже больше полугода… да, больше полугода с тех пор, как она лишилась работы. Ей сказали, что так лучше, что ей нужно передохнуть, прийти в себя. Но ничто так не разрушает живое сознание, как отсутствие живости в том, что окружает. Пытливый ум должен питаться действительностью не меньше, чем книгами или документальными передачами. Пытливый ум нуждается в свободе.
Они сказали…
Да к черту! Неважно, кто и что сказал. Они поступили скверно. Но разве могли они поступить иначе? Неизвестное зачастую пугает. Думая об этом, Ольга машинально пыталась вспомнить все те моменты неизвестного, что случались в ее жизни, и всех тех, кого она могла обидеть своим поведением. Нужно ли чувствовать себя виноватой?
Так бывает, что мысли кажутся слишком громкими. Ольга не могла слушать свой внутренний голос, бесновавшийся, шелестевший. Кто-то внутри был недоволен тем, что она вот уже несколько дней остается дома. Зачем проделывать путь в несколько тысяч километров, если в итоге стены все так же будут давить со всех сторон и воздух будет казаться тяжелым? Зачем все, что происходит в жизни?
Завитки букв понемногу успокаивали взбунтовавшееся сознание. Хотелось думать не о себе, а о ком-то другом. И все мысли возвращались к Даниилу.
…Ты не познал любовь, пока не упал на колени…
День знакомства. Случайная встреча. На дворе стояла осень с холодными ветрами и дождем, смывавшим прочь желтое и красное. Но Ольга искренне верила в то, что только в такое время года она может чувствовать себя хорошо. Было ли это признаком помутнения? Сезонным обострением?
Нет. Просто еще во времена своего студенчества она заметила, что самые приятные встречи в ее жизни происходят именно в начале октября. Быть может, у жизни был какой-то особый план, детально проработанный в неведомом плановом отделе, и в октябре каждого года перед сотрудниками этого отдела стояла задача подготовить неведомый отчет, и они уже на что угодно готовы были пойти, лишь бы справиться с отчетом. Посылали хороших людей и настроение в придачу давали. В холоде и под приливным дождем без настроения и хороших людей рядом уж совсем никак.
Даниил тогда был совсем другим. От него веяло ненасытной молодостью, безудержностью в мыслях и чувствах; романтизмом, доставшимся будто бы от лермонтовского Печорина, и едва уловимой загадочностью. Когда он на пару с коллегой вошел в школьный кабинет, чтобы рассказать детишкам о милицейских буднях, Ольга все думала, что такому красавчику уж точно не место на улицах, среди насилия и преступников. Слишком заметный для всего этого. Тогда она еще не знала, что этот мужчина, этот Печорин ее времени, уже успел спасти жизнь человеку.
В его глазах пылал совсем другой огонек. Яркий, с красной окантовкой, будто нарисованный. Иногда Ольге казалось, что она встретила одного человека, вышла замуж за другого, а на край земли отправилась вообще с третьим. И вопрос не в возрасте, пусть и минуло, как в один миг, восемь лет. Просто другой огонек теперь пылает в его глазах, а порой и вовсе затухает, и кажется, что прошлое – всего лишь вспышка в темноте.
Темнота окружала их в момент первой близости. Дождь выстукивал по карнизу ломаный ритм, но в небольшой комнатке было жарко и стекла окон потели. Ольга думала, что слишком быстро все случилось и что она повела себя, как распутница, не выждав время, за которое… да к черту это время! Она хотела его, этого красавчика-сержанта, этого Печорина. Впиваться губами в его губы и чувствовать его возбуждение, и откликаться на него всем телом. Так в двадцать шесть лет она будто бы почувствовала первую любовь. Кто сказал, что так бывает всего раз в жизни? Если влюбляешься, то это всегда как будто в первый раз.
Даниил пришел домой позже обычного. Сказал, что было много работы и что он чертовски голоден и хочет спать. Призрак того романтического героя, того Печорина, восемь лет назад вошедшего в школьный класс и в сердце Ольги.
Она хотела было засыпать его вопросами, но не с тем, чтобы донять и без того уставшего мужа, а чтобы узнать, что все хорошо и что можно спокойно засыпать, положив голову на его плечо, и рукой касаться его груди, и чувствовать, как ровно бьется его сердце. Вопросы она оставила при себе, оттого сон все не приходил к ней, когда стрелка часов ушла за двенадцать, а солнце все так же бойко светило в окно.
«Мне нужно занять себя чем-нибудь, – думала она. – Я могу рассыпаться, я это чувствую. Я хочу чувствовать себя нужной…»
Работа в детском лагере начиналась с понедельника. Ольга грела себя мыслью о том, что совсем скоро она будет так же, как и муж, уходить на работу по утрам и возвращаться вечером, уставшая, но очищенная от гнетущих мыслей. Будет ли? Иначе никак. Иначе она снова сойдет с ума.