Текст книги "Дважды – не умирать"

Автор книги: Александр Александров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Делай два!

Курсанты одновременно ставят поднятую левую ногу на полную ступню, переносят на нее свой вес и застывают в таком положении. Руки при этом вытянуты по швам.

– Подбородок выше, Гвоздев!.. Мазаев, не сутулиться!

Сержант неторопливо прохаживается перед строем, внимательно оглядывая своих подопечных. Любая мелочь замечается им, и никуда не укрыться от его всевидящего взгляда.

– Делай три!

Правая, оставшаяся позади нога, медленно подтягивается к левой. Она так же выпрямлена в колене, оттянутый носок чуть касается земли.

– Делай раз!

Правая нога взмывает в воздух и замирает. Руки, соответственно меняют положение. Теперь уже левая, согнутая в локте, находится перед грудью, а правая оттянута до упора назад.

Так, шаг за шагом, каждый из которых разбит на три такта-этапа, курсанты пересекают строевой плац. Потом отрабатывается команда кругом, повороты налево, направо. Курсанты одеты в серые длиннополые шинели. Кокарды, пуговицы, бляхи поясных ремней ослепительно сияют на солнце. Это оттого, что все металлические детали специально натираются особой пастой. Ну, а в надраенные до блеска сапоги вообще можно смотреться, вместо зеркала.

Урманов с легкостью выполняет упражнения. Ему нравятся эти, в общем-то, необременительные занятия на свежем воздухе. Вот только если бы не мороз…

В кухонный наряд все подразделения части заступали по очереди. Такая же очередность существовала и внутри подразделений. С учетом того, что народу в военном городке было довольно много, это случалось не часто. Но если уж заступил на дежурство – держись… Пахать приходилось целые сутки.

Перед обедом курсанты второго отделения переоделись в застиранную подменку и строем отправились в столовую. Там, на месте, они разделились на группы. Одним нашлась работа непосредственно на кухне, другим – в зале, третьим – в подсобке. Урманов с Кольцовым попали на кухню. Им можно сказать – повезло. Здесь не так сильно приходилось трудиться. Хотя работы, конечно, хватало…

На кухне тепло… Булькает в котлах варево, на огромных сковородах шкварчит что-то аппетитное. Скоро обед, надо успеть все во время приготовить.

Роты принимают пищу строго по расписанию. Пока одни, наевшись, выходят строиться, другие уже на подходе. И это конвейер движется без остановки. Только, казалось бы, завтрак закончили, а уже надо обед накрывать. Отобедали – а тут тебе и ужин. И крутится кухонный наряд почти без перекура как белка в колесе. Лишь часам к двенадцати ночи, когда все перемыто и подготовлено к завтрашнему дню, курсанты возвращаются в казарму… Короткий, похожий на забытье сон, а там, глядишь, и снова пора на работу. В пять утра подъем, надо завтрак готовить.

Шеф-повар в белом колпаке и в таком же безупречно чистом халате, виртуозно зачерпнув половником из котла, снимает пробу. На обед сегодня уха, мясное рагу с гороховой заливкой, салат из капусты. В большом котле остывает компот.

Где-то задерживается начальник санчасти майор Снегирев. Машина уже здесь, под окнами, а самого не видно. Он должен продегустировать еду и поставить в специальный акт свою подпись. Без этого не обходится ни один прием пищи.

– Сходи, позови его! – помощник повара ефрейтор Дзагоев кивком головы указал Урманову на дверь. Тот отложил в сторону недомытый противень и вышел.

В коридоре столкнулся с майором. Сказав, что его ждут, Урманов развернулся, и хотел было идти за ним следом, но неожиданно замер, как вкопанный.

– Ты?

Возле приоткрытой двери в большой зал стоял военный, одетый в парадный мундир. На его бледном лице застыла слабая печальная улыбка.

– Выписали? – спросил Урманов, крепко пожимая протянутую ладонь.

– Да, – устало произнес солдат. – Все, увольняюсь.

Это был Роман Чижов. Тот самый, из автороты, которого случайно ранил приятель на хоздворе.

– Увольняюсь по инвалидности, под чистую… Вот, пришел пообедать в последний раз… Дембель.

В голосе его слышались грустные нотки. Говорил и двигался он как-то осторожно, словно боялся оступиться и был совсем не похож на того, прежнего Ромку Чижова, которого Урманов знал.

– Ром, садись… Я сейчас.

Урманов быстро вернулся на кухню. Офицеров уже не было, Кольцов оттирал от жира котел, ефрейтор Дзагоев крутился возле плиты.

– Мясо есть?

Дзагоев удивленно вскинул густые черные брови, внимательно посмотрел на него.

– Какое мясо?

– Ну, я видел… Ты жарил недавно, – Урманов смутился под пристальным взглядом ефрейтора.

– Ты совсем оборзел, салага? – ухмыльнулся Дзагоев. – Это для офицеров.

– Да я не себе. Раненому хотел…

– Какому раненому?

– Чижову, из автороты… Помнишь, на хоздворе…

Лицо ефрейтора неожиданно потеплело. Он понимающе цокнул языком и развел руками.

– Так бы сразу и сказал… Пойдем.

Через минуту Урманов вышел в зал с поносом, на котором теснились тарелки с горячей ухой, двумя большими кусками румяного сочного мяса, салатом из огурцов и помидоров со сметаной. Вдобавок ко всему посреди подноса возвышался полный стакан апельсинового сока.

– Ничего себе! – оценил подарок Чижов. – Где это ты надыбал?

– Это Дзагоев, – скромно ответил Урманов, расставляя тарелки на тол. – Из офицерского буфета.

– Ну, спасибо…

– Да чего там, на гражданке сочтемся.

– Понял. С меня стакан… – улыбнулся Чижов. – А ты чего себе ничего не взял? Давай тоже, бери ложку. Тут на двоих хватит.

– Нет, нет, – встрепенулся Урманов. – Я сытый. Мы только что пообедали.Конечно, он врал… Есть ему хотелось до желудочных спазмов. Тем более, что ничего из этого меню, кроме ухи, ему не светило. Но поступить по-другому он просто не мог.

Льдинки на темном стекле отсвечивали желтыми тусклыми бликами. В отражении Урманов видел себя: в застиранной выцветшей подменке без погонов, с засученными по локоть рукавами. Размеренно взмахивая широким кухонным ножом, он шинковал белый кочан капусты. Дальше за ним в оконном отражении виделась большая электрическая печь, заставленная кастрюлями и сковородами, за ней, возле мойки – силуэт Кольцова, склонившегося над котлом… А если взглянуть на улицу, сквозь отражение, то можно разглядеть часть двора с занесенными снегом кустами сирени; покрытый изморозью учебный плакат; скамью под белым пушистым ковром. Увидеть, как в свете уличных фонарей медленно кружатся снежинки – легкие, невесомые, неземные… А если заглянуть еще дальше, в прошлое? Там уже видится иное…

Яркий солнечный день. Голубая бескрайняя синь летнего неба. В неподвижной озерной воде отражаются заросли тростника и густые кроны деревьев. От слабого теплого ветра изредка пробегает по поверхности легкая рябь, но потом все опять затихает. Птицы поют на все лады – звонко, самозабвенно. Их беззаботные голоса наполняют сердце веселой радостью…

Лодка плавно скользит по воде. Отец налегает на весла и уключины отзываются тихим скрипом, похожим на клики гусей. Солнце щедро дарит тепло, заливая горячим светом округу.

– Надень, – отец протягивает Сашке легкую матерчатую кепку.

– Не-е… – мотает тот головой в ответ, поправляя ладонью непослушные, добела выгоревшие за лето вихры.

– Давай, давай… Голову напечет.

Вздохнув, Сашка неохотно уступает.

У самого отца на голове форменная железнодорожная фуражка. Он работает машинистом тепловоза, все время в поездках. Не часто удается выбраться вот так, вместе с сыном на рыбалку. Но сегодня у него выходной…

Поскрипывают уключины. Взмах за взмахом лодка уходит все дальше и дальше от берега к темнеющим вдали островам. Там, среди кувшинок и тростника ждет их рыбацкое счастье.

Длинные рукава клетчатой фланелевой рубахи отца по локоть закатаны. На смуглой загорелой коже виднеется старая, поблекшая наколка – кинжал, вокруг которого обвивается змея. Как появляются такие наколки, Сашке уже известно… У них во дворе один парень этим летом выколол на пальце первую букву от имени девочки, которая ему нравилась. Потом всем рассказывал, как это больно. Но там – всего лишь маленькая буковка, а здесь – от кисти до локтя… Как-то Сашка спросил у отца, зачем он это сделал. «По молодости, по глупости, – ответил отец и предупредил. – Ты смотри, не сглупи, как я… Это ведь как клеймо – на всю жизнь».

Вот и тихая островная заводь. Отец осторожно опускает с носа якорь, и лодка замирает на месте. Сквозь толщу воды, пробиваемую косыми лучами солнца, видны водоросли на дне, стайки рыб… Сашка разламывает батон и, помочив его за бортом, бросает возле лодки прикормку. Бойкие рыбки тут же начинают метаться, взблескивать чешуей, подхватывая медленно идущий ко дну намокший хлебный мякиш.

Истошные крики чаек нарушают тишину. Откуда их столько взялось? Тоже, небось, надеются чем-нибудь поживиться… Взмахнув трехколенным бамбуковым удилищем, Сашка делает первый заброс.

Клевать начинает сразу. Легкий гусиный поплавок вздрагивает, приподнимается над водой и тут же ныряет. Сашка дергает удилищем, но не успевает подсечь. Пустой крючок на тонкой леске маятником раскачивается перед ним. А вот у отца уже есть первый улов. Шустрая серебристая плотица бьется у него в ладони… Сашка снова закидывает удочку, и снова хитрая рыбешка оставляет его ни с чем.

– Ты не зевай, – с улыбкой наставляет его отец, вытаскивая из воды очередную плотичку. – Как только увидишь поклевку, сразу подсекай. Тут надо приноровиться…

Ловят они на тесто. Поэтому любого промедления достаточно, чтобы рыба успела объесть наживку. Сашка отрывает мягкий белый кусочек, мнет его в пальцах и ловко прилаживает на крючок. Затем забрасывает снасть.

Тонкий поплавок из гусиного перышка ложится на зеркальную поверхность воды и, перевернувшись, застывает неподвижно. Сашка внимательно следит за ним, чтобы не пропустить поклевку. Едва только красный кончик оживает и начинает движение вниз, Сашка тут же подсекает. И вот уже мокрая, верткая плотвичка, поблескивая на солнце серебристой чешуей, упруго бьется в его руке. Снимая рыбину с крючка, он замечает, какие яркие у нее глаза – как два светящихся на солнце рубина. По-книжному, это, конечно, плотва, но у них на севере, ее называют – сорога.

После первой удачной подсечки дело у Сашки пошло. Теперь он наравне с отцом таскает рыбку за рыбкой. Плетеная корзинка под скамейкой быстро наполняется живым, трепещущим серебром.

На лодочный борт с облупившейся, выцветшей от времени краской садится голубая стрекоза. Ее тонкие прозрачные крылья, отражая солнце, светятся радужным ореолом. Любуясь этой совершенной, потрясающей красотой, Сашка боковым зрением замечает за бортом, в толще воды какую-то странную тень. Приглядевшись, он с волнением угадывает в этой тени очертания большой полосатой рыбы. Окунь!.. Не сводя с него глаз, Сашка подбрасывает крючок с тестом прямо ему под нос. Сквозь прозрачную воду видно, как окунь воинственно расправляет колючий спинной плавник, с черной меткой, и, вильнув хвостом, отплывает в сторону.

– Окунь на тесто не клюет, – говорит отец. – Попробуй на червя.

Сашка достает из консервной банки шустрого дождевого червя, насаживает его на крючок и снова забрасывает снасть в воду, стараясь, чтобы она опустилась поближе к окуню. Тот, увидев наживку, нерешительно подплывает, задумчиво шевелит темными плавниками, потом равнодушно отворачивается. Сытый, видать…

– А ты попробуй, поддерни, – советует отец. – Поиграй наживкой… Надо его раззадорить.

Подергивая концом удилища, Сашка приводит снасть в движение. Крючок с вертлявым дождевым червем рывками начинает удаляться от окуня. И мгновенно в этой большой полусонной на вид рыбе просыпается инстинкт хищника. Стремительно догнав убегающую наживку, окунь одним движением жабер втягивает ее в широко распахнутую пасть и накрепко сжимает бесцветные хрящеватые губы.

– Подожди, – негромко продолжает отец. – Дай заглотить… Окунь – это не сорога. Этот уж если взял, значит взял…

Выждав немного, Сашка дергает удилище в верх, и оно послушно сгибается под тяжестью бунтующей на крючке рыбы. Ощущая ладонями рывки и удары, Сашка упорно тянет ее из глубины. Леска звенит и режет воду… Наконец темно-зеленый, в черную полоску, желтобрюхий и красноперый окунище, повиснув на тонкой, напряженно натянутой леске, тяжело переваливается через борт и шумно бьет ярко-алым широким хвостом по деревянному лодочному настилу. Есть!.. Сашка радостно кричит от восторга. Еще бы! Не каждый раз такие экземпляры попадаются. Будет о чем рассказать ребятам…

Вечером, они уставшие, но довольные удачной рыбалкой медленно идут вдоль железнодорожного полотна. До дому еще далеко. Хочется пить… Вдыхая нагретый за день воздух, Сашка чувствует витающий в нем особенный, резкий запах пропитанных гудроном железнодорожных шпал. Этот запах знаком ему с детства. Ведь он – потомственный железнодорожник. Еще его прадед водил по рельсам тяжелые поезда; и дед, и отец… И он сам, когда вырастет, скорее всего тоже будет работать в депо. Хотя… Кто знает, как сложится жизнь? Учеба дается ему легко, а впереди еще пять классов средней школы. Может быть, он захочет поступить в институт… Время покажет.

Позади нарастает шум. Громыхая железными колесами их, нагоняет маневровый тепловоз с парой прицепленных вагонов.

– Фи-и-и-и-и!.. Фи-и-и-и-и-и! – тонко, фальцетом свистит локомотив.

Сашка поднимает голову и видит высунувшегося из окна машиниста. Он широко улыбается, поблескивая светлыми стальными коронками, и приветственно машет рукой. Отец тоже машет в ответ.

Скрипят колеса, оглушительно лязгают автосцепки. Поезд останавливается чуть впереди. Сашка бежит вслед за отцом к тепловозу. Из распахнутой двери показывается долговязая фигура кондуктора в оранжевом путейском жилете. Нагнувшись, он бросает отцу чистую ветошь.

– Протри, а то руки измажете.

Отец, поднимаясь наверх, протирает круглые железные поручни. Сашка карабкается за ним следом. Оказавшись внутри, он едва не глохнет от грохота работающего дизеля. Пахнет соляркой и копотью, рифленый железный пол трясется мелкой дрожью.

– Проходите в кабину, – сквозь рев дизеля кричит кондуктор.

Сашка затворяет за собой дверь и сразу становится тише.

Пока отец здоровается со своими знакомыми за руку, Сашка оглядывает тесную кабину. Сколько тут всяких приборов – лампочки какие-то, рычажки…

– Ну, как порыбачили? – интересуется машинист, разгоняя по рельсам застоявшийся поезд.

– Хорошо… Санька вот такого окуня поймал… – отец широко разводит в стороны ладони.

– Рыбак растет, – понимающе улыбается кондуктор.

Они пьют горячий душистый чай с малиновым вареньем. Сквозь шелест динамиков доносится голос женщины-диспетчера. Машинист что-то говорит ей в ответ.

– Иди к окошку, – говорит Сашке отец. – Там прохладнее.

Сашка пробирается к распахнутому настежь окну, высовывается наружу. Тугой теплый воздух бьет в лицо, ерошит светлые, добела выгоревшие волосы.Постукивая колесами на стыках рельсов, тепловоз быстро летит вперед. Навстречу несутся придорожные столбы, кусты, деревья, стадо коров, какие-то домики, постройки, люди… От восторга у Сашки замирает сердце. Хочется бесконечно лететь и лететь вот так, не зная ни горя, ни печали, куда-то далеко-далеко, за край земли; где только радость и свет, где добро и любовь; туда, где ждет его какое-то особенное, неизведанное еще счастье.

Глава 8

Рукопашный бой курсантам преподавал капитан Линдер. Среднего роста, жилистый, сероглазый, с обильной сединой в пепельно-русых коротко стриженых волосах. Всегда сдержанный, немногословный, он почти не обращал на себя внимания. Никто и никогда не слышал, чтобы капитан Линдер повысил на кого-то голос, с кем-то повздорил. Но в этой сдержанности и внешней неброскости, таилась скрытая внутренняя сила. Даже командир части относился к нему с подчеркнутым уважением. А уж про остальных сослуживцев и речи не было. О нем ходили легенды, ему приписывались небывалые подвиги. По слухам, в Афганистане он командовал какой-то особой группой, которая действовала на самых опасных участках. Говорили, что за участие в боевых операциях он был даже к Герою России представлен, но почему-то так и не получил…

Урманов сам слышал, как ротный старшина прапорщик Гладченко однажды рассказывал: «В прошлом году он у нас тут отличился. Из продуктового магазина вечером домой шел. С авоськой, в плаще – по гражданке одетый. И вот, в темной подворотне его какие-то хмыри на «гоп-стоп» взяли. Посчитали сдуру легкой добычей. А он даже авоську из руки не выпустил. Остановился только на минутку – и дальше… Бабка одна там свидетельницей была. Так она по-честному на суде божилась – не бил он, дескать, их совсем. Одного только кулаком по ноге ударил. И все… А отчего двое благим матом заорали, а третий захрипел – непонятно. Тем более, что мужики-то на голову выше все, да и здоровее» – «Так чего ж он с ними сделал? Гипноз, что ли?» – поинтересовались курсанты. «Да причем здесь гипноз! – отмахнулся старшина. – Первый, как только Линдера за грудки взял, сразу глазом на его палец наткнулся. Второму он «кошачьей лапой» в гортань саданул» – «Чем-чем?.. Он что с собой кошачью лапу носит?» – «Балда! Это удар так называется. Когда пальцы согнуты, а бьющая поверхность – фаланги пальцев. Тут замаха никакого не надо. Тычок просто… Но если удар отработан – страшное дело. Возможен даже перелом гортани и летальный исход… Ну, а третий его все ж таки умудрился книзу пригнуть. Знаете, как боксеры, бывает, в клинче сходятся? Один другому на спину сверху давит, да к земле пригибает… Вот, значит, пригнул он его, а Линдер в сторону качнулся. Тот следом повелся, а ноги не переставил. Она у него полусогнутой оказалась, чуть в стороне, и внутренней стороной стопы к земле прижата. То есть такой отрицательный осевой угол образовался. А Линдер кулаком как раз по этому месту и саданул. В результате – тяжелая травма коленного сустава… Конечно, произошло это все очень быстро. Это я вам тут полчаса рассказываю. А для Линдера это – как пуговицу застегнуть. Раз – и готово… Немудрено, что та бабка-свидетельница ничего так толком и не поняла».

Для Урманова, как и для многих других, капитан Линдер был образцом мужественности. Окруженный ореолом многочисленных легенд, он воплощал в себе все лучшее, что может быть в боевом офицере. Но самое главное – Линдер очень хорошо относился к самому Урманову, выделял его среди остальных. Возможно, тут играло роль то, что Урманов уже был неплохим бойцом. Хорошо поставленный удар, быстрая реакция, боевой интеллект – все это делало его более успешным рукопашником. Да и схватывал он все буквально на лету… А может капитан Линдер разглядел в этом пареньке то, что не всем бросалось в глаза – его упорство, настойчивость, твердость в достижении поставленной цели, его умение преодолеть себя, его неукротимую железную волю.

Занятия рукопашным боем стали для Урманова настоящей отдушиной. Это была возможность не только скрасить суровые армейские будни, но и показать себя… Если в других дисциплинах он зачастую в чем-то уступал сослуживцам, то здесь, напротив, чувствовал себя, как рыба в воде. Даже сержанты стали относиться к нему как-то иначе, уважительнее, что ли…

В спортивном зале под командой капитана Линдера, курсанты проводили обычно по три часа. Из них около часа или минут сорок уходило на теорию, и остальное время – на отработку тех или иных элементов. Кроме того, группа в составе двадцати человек еще дополнительно осваивала так называемые «каты». Это набор из блоков, ударов и движений, своеобразный бой с тенью, который курсанты показывали всякий раз, когда приезжала какая-нибудь офицерская делегация или комиссия.

– Тема наших сегодняшних занятий, – буднично проинформировал капитан Линдер сидящих перед ним на длинных низких скамьях курсантов, – совершенствование навыков в обращении с холодным оружием, а так же – метание в цель ножей и саперной лопатки. Кроме того, мы повторим некоторые приемы рукопашного боя, отдельные удары и займемся их отработкой на тренажерах.

Курсанты внимательно слушали, ловя каждое слово офицера. Их лица были сосредоточенны и серьезны. Еще бы… Им открывали святая святых – боевые приемы армейского рукопашного боя. Об этом с пеленок мечтает едва ли не всякий мальчишка. Да только вот приобщиться к этому удается далеко не каждому.

– Итак, – невозмутимо продолжил капитан Линдер, – начнем, как обычно, с конца, а именно – с ударов и приемов… Курсант Мазаев!

– Я! – Мазаев быстро вскинулся с места.

– Перечислите удары, которые мы с вами уже усвоили в процессе подготовки.

– Ну-у… – Мазаев мучительно покраснел и задумался. – Это… Удары бывают руками и ногами.

– Правильно, а поточнее…

– «Шуто учи», «тейшо уни», «маваша гери»… – начал перечислять Мазаев.

– Не обязательно помнить названия. Главное, чтобы вы правильно их наносили, – остановил его офицер. – Давай подробнее. Сначала об ударах руками.

– Самый распространенный – это удар кулаком… Наносится ладонью вниз. Кисть, запястье и предплечье составляют одно целое. Удары подразделяются на прямые, боковые, снизу. Ударная часть… – курсант замялся. – Ну, вот, костяшки эти… Как их…

– Мы поняли, продолжай, – снисходительно улыбнулся капитан Линдер.

– Потом бывают еще удары основанием ладони, фалангами пальцев, ребром ладони.

– А еще?

Мазаев замялся.

– Локтем! – подсказал кто-то с места.

– Да, точно!.. Локтем – вперед, назад, вниз… Обратные и боковые удары. Применяется в основном при близком контакте с противником, в тесном пространстве, когда нет возможности для замаха.

– Все?

– Вроде все… – неуверенно пожал плечами Мазаев.

– А пальцем?

– Ах, да! – спохватился курсант. – Пальцем… Удар производится в основном в область глаз, чтобы травмировать противника.

– Я бы заметил, – продолжил капитан Линдер, – что при этом очень важно самому не травмироваться. Ведь чуть ошибся, попал в переносицу, лоб, височную кость – и сам можешь вывихнуть палец в суставе. Следовательно, удар должен производиться с минимального расстояния, лучше, если с предварительной подготовкой. Как правило, удар эффективен, когда рука уже находится возле головы противника. Это возможно при захвате вас за одежду. Ведь вы в таком случае совершенно спокойно можете в ответ схватить противника за плечо или за ворот и, тем самым, замаскировать выход руки в ударную позицию. Бить лучше большим пальцем. Он короче, а, следовательно, крепче… И, кстати, совсем не обязательно это должен быть именно удар. Можно травмировать противника просто давлением или резким нажатием на глазное яблоко. Очень эффективный прием для освобождения от любого захвата… Ладно, мы немного отвлеклись. О болевых и уязвимых точках мы поговорим позднее. Сейчас продолжим разговор об ударах… Итак, с руками все ясно. Садись, Мазаев… А вот курсант Чухломин расскажет нам об ударах ногами.

– Удары ногами подразделяются на верхние, нижние, удары в прыжке, – энергично начал Чухломин. – Верхние удары наносятся в область головы и груди, нижние – в область живота, промежности, ног. Удары в прыжке выполняются, в основном, в голову и грудь.

– Так, – кивнул капитан Линдер. – Дальше.

– Удары ногой могут быть прямыми, боковыми, снизу вверх и сверху вниз… Ударная поверхность – основание пальцев, пятка, стопа, внешняя сторона стопы. Если в обуви, то можно бить носком сапога или ботинка.

– Что он забыл?

– Удар коленом! – раздалось из зала.

– Верно… Что скажешь, курсант?

– Удар коленом может быть нанесен в прыжке, при сближении с противником в область груди или живота; или же в ближнем бою – в пах, в лицо, если противник нагнулся… Коленом можно ударить в бедро, чтобы лишить противника подвижности.

– Все?

– Так точно.

– Садись, Чухломин… Что касается ударов ногами, то добавлю, что по программе мы, конечно, будем их изучать, но в реальном рукопашном бою они вряд ли когда-либо вам пригодятся. Это я говорю об ударах в прыжке, и ударах ногой в область головы… Может быть кто-то из вас решит после армии поработать каскадером – тогда да, на экране это смотрится очень эффектно. Но для боевого применения важно не то, что эффектно, а то, что эффективно… Поэтому больше времени надо уделять тому, что принесет вам хоть какую-то реальную пользу.

– Капитан Линдер помолчал, собираясь с мыслями.

– Кстати, о чем мы еще не сказали? Кроме ударов руками и ногами…

– Головой! – подсказали курсанты.

– Да, есть такой удар. Признаться, я его не очень люблю. Но кому-то он удается… Видимо, дело здесь в особенности строения черепа, а может быть – в толщине черепной кости. Не знаю… Хотя, в арсенале рукопашника должно быть все. Мало ли какие ситуации бывают? Надо по максимуму использовать все, что так или иначе может травмировать противника. Тут все средства хороши. Ведь на кону – ваша собственная жизнь. В безвыходной ситуации можно даже укусить…

В зале послышался смех.

– Да, а чего вы смеетесь? Я знаю человека, которому это спасло жизнь… Противник был сильнее, да к тому же с ножом. Казалось бы – все… Но солдат вцепился зубами ему в руку. Тот от неожиданности и боли разжал ладонь. Нож в темноте укатился по склону. А боец успел достать свой…

– Это в Афгане было? – спросил Урманов, сидевший в первом ряду.

– Не важно… – ушел от ответа офицер. – Я вам главное хочу сказать. Никогда не сдавайтесь, всегда боритесь до последнего. В бою побеждает не тот, кто сильнее физически, а тот, у кого дух крепче. И еще… Не дай вам бог, ребята применять то, чему я вас тут учу в ситуациях, когда вы не правы. По-пьянке, или еще как… Это будет предательством с вашей стороны. А что может быть более гнусным и ничтожным, чем предательство?.. Лично я многое могу простить. Но предательство – никогда.

В зале повисла гнетущая тишина. Курсанты понимающе молчали.

– Ладно, мы отвлеклись, – продолжил капитан Линдер. – Напомните, какие еще существуют способы травмирования противника? Кроме ударов, которые мы уже обсудили. Курсант Кольцов?..

– Я, – Кольцов встал, одернул выцветшую, полинявшую от бесконечных стирок подменку. На занятия по физической подготовке и рукопашному бою курсанты переодевались в подменку – сменное обмундирование, которое у каждого хранилось в раздевалке, в персональном ящике.

– Скажи, пожалуйста, чем еще, кроме ударов должен владеть рукопашник?

– Броски, захваты, болевые приемы.

– Правильно… А еще вы должны уметь использовать в рукопашном бою любые подручные средства – лопату, топор, кирку, нож, палку, камень, горсть песку… Даже обычная канцелярская скрепка в руках подготовленного воина – грозное оружие.

Капитан Линдер достал из кармана обычную металлическую скрепку, быстро, ловким движением распрямил первый загиб, надел ее на средний палец, сжал кулак. Из него торчала, хищно поблескивая, тонкая белая игла.

– Если таким орудием ударить точно в цель, ничего больше не потребуется… Вообще, многие вещи, которым я вас учу, могут показаться слишком жестокими. Но это, если забыть, что мерилом является ваша жизнь. Здесь не до сантиментов. Либо ты его, либо он тебя… И еще один важный момент, который вы должны усвоить. Любой удар, любое действие должны проводиться с максимальной твердостью духа, без каких-либо сомнений. Не уверен, не бей, а уж если замахнулся… Это как кодекс чести самурая. Никогда не доставай меч из ножен. Но если случилось так, что достал – обратно в ножны он должен быть вложен только окропленный кровью.

Капитан Линдер обвел взглядом курсантов. Лицо его было сурово. Бойцы внимательно слушали, и каждое слово умудренного боевым опытом наставника проникало им в душу.

– Пантюхин, Широкорад, Гвоздев! Ко мне!

Курсанты подбежали к нему.

– Пантюхин – «второй», Широкорад и Гвоздев – «первые»!

По устоявшейся терминологии это означало, что Пантюхин защищается, а остальные – нападают.

– Внимание, работаем в полуконтакте. Удары только обозначаем… Без фанатизма.

Капитан Линдер поставил курсантов так, что Пантюхин оказался в центре, лицом к Широкораду. Гвоздев стоял у него за спиной… Одеты они были по форме три – только куртка и брюки, без поясных ремней, без головных уборов и босиком.

– Работаем! – скомандовал капитан Линдер.

Широкорад бросился на Пантюхина, но получил точный удар в колено, замешкался и потерял равновесие. В это время Гвоздев обхватил Пантюхина сзади за руки, прижав их к телу, и попытался свалить на пол. Пантюхин сделал неуловимое движение корпусом вправо и быстро махнул кулаком вдоль тела, назад. Поскольку руки Пантюхина были зафиксированы выше локтя, это легко ему удалось.

На все ушло две с половиной секунды.

– Е-е-о-о-о-о!… – вскрикнул Широкорад, потирая ушибленное колено.

– Бли-и-и-и-ин!.. – сквозь зубы выдавил Гвоздев, багровея лицом. Он скрестил впереди руки, как футболист перед пенальти и на полусогнутых сделал несколько быстрых шагов.

– На пятках попрыгай, – посоветовал ему капитан Линдер и, обращаясь к Пантюхину, укоряющее произнес:

– Я же просил – без фанатизма…

Пантюхин смутился.

– Товарищ капитан, я не хотел. Так получилось… Гвоздь, извини!

Гвоздев, продолжая прыгать на пятках, ничего не ответил. Только лицом покривил. Видно было, что ему сейчас несладко.

– Ну, что сказать… – капитан Линдер потер ладонью подбородок. – В целом сработано неплохо. Быстро, точно, ни одного лишнего движения. Но вот силу удара надо контролировать… Иначе вы все тут друг друга покалечите.

Пантюхин расстроено молчал. Конечно, он сделал это не специально. И очень переживал сейчас по этому поводу. Вообще, он был доброжелательным, открытым парнем, с трогательной детской улыбкой. Про таких говорят – мухи не обидит.

– Внимание! – произнес капитан Линдер. – Шкулев, Нечаев, Урманов – ко мне!

Названные курсанты поднялись со скамеек и бодрой трусцой последовали на зов.

– Урманов – «второй», Нечаев и Шкулев – «первые»!

Капитан Линдер поставил курсантов так же, как и предыдущих. Урманов – в центре, лицом к Нечаеву, а Шкулев у него за спиной.

– Работаем!

Нечаев схватил Урманова одной рукой за ворот, но тот быстро перебросив свою левую руку изнутри на его плечо, блокировал захват и мгновенно выбросил навстречу противнику повернутую вниз ладонь с оттопыренным в сторону большим пальцем. Шея Нечаева оказалась как раз в выемке между большим и указательным пальцами… Урманов зафиксировав удар, тут же отдернул руку назад, попав острием локтя точно в солнечное сплетение стоящему позади Шкулеву. Тот охнул, чуть пригнулся и Урманов с разворота обозначил левый крюк в челюсть.

– Неплохо, – похвалил капитан Линдер. – Все грамотно сделано… Давайте разберем. Во-первых, хочу отметить, что при проведении тех или иных действий, необходимо обязательно учитывать физическое состояние противника, его комплекцию, рост, вес… Это очень важно, от этого зависит, насколько эффективен будет тот или иной прием. Здесь Урманов совершенно правильно оценил обстановку и стопроцентно травмировал Нечаева ударом раскрытой ладони в гортань. Но… Если бы на месте Нечаева оказался бы, например, Гвоздев, этот прием мог бы и не сработать. Сравним габариты этих курсантов. Нечаев – высокий, худой, с тонкой шеей… Гвозде тоже высокий, но плотный, с большой мышечной массой и толстой шеей. Гортань у него надежно защищена боковыми шейными мышцами. Нанеси Урманов этот удар ему – он бы мог его не пробить. Даже удар фалангами пальцев здесь был бы неуместен. Вот разве что удар кулаком… Поскольку Урманов боксер, этот удар мог бы пройти. Но… Нанеси этот же удар, например, Мазаев, – тоже мог бы быть непредсказуемый результат… Я потому это так подробно объясняю, чтобы вы усвоили: моя задача – наделить вас кое-какими навыками, а уж использовать их вы должны по своему собственному разумению. В реальной схватке, конечно, думать особо некогда. Но и без этого никуда… Чуть отвлекусь. Вот сейчас все поголовно хотят научиться высоко работать ногами. Красиво, мол… Согласен. Но если рассудить – будет ли тебе от этого какая-то практическая польза?.. Не стоит забывать, откуда это пришло. Вся эта восточная экзотика. Корея, Япония, Китай… Как правило, у представителей этих стран хорошая природная растяжка, плюс маленький рост и небольшой вес. А что же наша славянская реальность? Полная противоположность… Высокий рост, солидная комплекция, ну, и как следствие – отсутствие необходимой гибкости и растяжки. Так зачем тратить время и силы, осваивая то, что тебе чуждо. Надо совершенствовать то, что заложено в тебе изначально…