Текст книги "Рыцарь Святого Гроба"

Автор книги: Александр Трубников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава шестая,
в которой Роберу так и не удается
избавиться от вредной привычки

Иерусалимское королевство.

Акра – Тир – Сидон – Бейрут. 1227 г. от Р.Х.

Воскресенье после дня Вознесения Господня —

Пятидесятница (30 мая – 6 июня)

Приморская равнина от самой береговой кромки и до синеющих на горизонте холмов была покрыта лоскутами возделанных полей. Среди полей петляла накатанная дорога. Маленький отряд из двух всадников, двух лошадей и двух мулов, обгоняя пеших путников и караваны верблюдов, двигался в сторону Тира. Робер во что бы то ни стало хотел оказаться под защитой крепостных стен еще до захода солнца.

Возглавлял процессию сам де Мерлан. Он гордо скакал на походном коне, с Ветром на поводу. Вслед за Ветром по белому гравию весело трусил мул, везущий Жака, а с ним и второй, навьюченный припасами, копьем и щитом.

Достославный рыцарь, в котором тщеславие, после продолжительной внутренней борьбы, все же ненадолго одолело здравый смысл, парился в новой кольчуге. Он жутко страдал от жары, но упорно не желал сменить боевой доспех на одежду, более подходящую для здешних условий. Жак чувствовал себя намного лучше. Он ограничился легким кири – кирасой из выделанной многослойной кожи, которая уберегала от стрел и копий получше иного железа, а для защиты от едкой пыли на здешний манер повязал лицо до самых глаз тонким льняным платком.

– Земли, конечно, богатые, – разглядывая окрестности, мечтательно говорил Жак, – да и весна приходит намного раньше. Они тут, поди, не один, а два урожая снимают до Рождества. Правда, на базаре в Акре рассказывали, что там, за холмами, лежит глубокая плодородная долина, по которой течет река Иордан. Именно в этой-то долине и есть самые богатые земли, лучше которых разве что Египет да Месопотамия. А за этой грядой начинаются скалы, а за скалами – огромная пустыня.

– Хорошие места, – подтвердил Робер. – Защищать эти земли – одно удовольствие. Если построить цепь крепостей на морском побережье, потом еще вон на тех дальних холмах, да еще возвести форты в скалах, чтобы оседлать главные ущелья и перевалы, – тогда ни один враг не пройдет. Ну а ежели как у нас, в Арденнах, – полдня пути – форт, день пути – крепость, – то можно и вовсе врагов не бояться. Дядюшка мой, граф де Ретель, гордился тем, что император Балдуин де Борк, один из первых иерусалимских королей, тоже из его рода, и много мне рассказывал про эти места.

Путешествие проходило без происшествий. Правда, пару раз вдали появлялись какие-то отряды – судя по поведению, не очень дружественные, да на самой границе видимости мельтешили наездники в тюрбанах – явно сарацины. Но всякий раз де Мерлан приказывал Жаку поднять копье, уперев его в стремя, и всадники, издалека завидев рыцарский вымпел, немедленно исчезали. Останавливаясь в деревнях, чтобы дать лошадям короткую передышку, Жак и Робер продолжали двигаться вперед.

Под вечер со стороны моря набежали тучи и укрыли долину от жгучего неуемного солнца. Стало немного прохладнее, и лошади, чуя скорый привал, побежали вперед заметно быстрее.

– Кого-то мне этот капюшон напоминает. – Робер обернулся к Жаку и указал ему на бредущего по обочине тучного коротконогого монаха.

– О, да это же тот самый послушник с «Акилы»! – обрадованно воскликнул Жак. – Привет тебе, уважаемый! Куда путь держишь?

– Господь вам в помощь, пилигримы! – отозвался послушник-бенедиктинец. – Иду я в славный город Тир, дабы помолиться святому Павлу, который проповедовал там семь дней на пути к Иерусалиму. А потом смогу, подобно апостолу, дождаться благословенного мига, когда наконец дела суетные придут в порядок и мирные богомольцы наконец-то снова смогут возносить молитвы у Гроба Господня! Кстати, уважаемые, не желаете ли вы совершить богоугодное дело и позволить мне проделать остаток пути на спине вашего мула?

– Прости, преподобный, – недовольно ответил Робер, – но был бы ты, святой отец, полегче фунтов на двадцать, тогда, конечно, другое дело. А так – лошади медленнее пойдут, до заката в Тир не успеем, а ночевать достойному рыцарю в чистом поле никак не сообразно.

– Не слыхал ли ты, уважаемый, о том жонглере, что с нами плыл из Марселлоса? – одаривая послушника серебряной монеткой, поинтересовался Жак.

– Как не слыхать, – мгновенно спрятав подношение в поясной кошель и благодарно кланяясь, ответил послушник. – Он сам хвалился, что плывет в Святую Землю по приглашению его светлости графа Яффы, дабы песнями своими прославлять крестоносные подвиги этого владетельного сеньора.

– Яффы, говоришь? – заинтересованно переспросил Робер.

– Яффы, сын мой, – подтвердил послушник, – это в двух днях пути до Святого града, на берегу моря. Мы движемся сейчас от Акры аккурат в противоположную сторону.

– … … … – громко, испугав лошадей, произнес Робер.

Послушник в ужасе перекрестился.

Де Мерлан добавил еще пару слов, свистнул, пришпорил коня и рванул вперед, обдавая пеших паломников клубами пыли. Жаку ничего не оставалось делать, как пуститься вслед.

По мере приближения к Тиру долина постепенно сужалась, пока весь горизонт не заслонили каменистые холмы, вершины которых густо поросли лесом. Дорога теперь шла у самого берега. Вскоре за небольшим перевалом появился и древний город.

Тир был отлично укрепленной крепостью, расположенной на полуострове, выдающемся далеко в море. Его мощные стены, выдержавшие осаду Саладина, поражали своей высотой и толщиной. Город этот, хоть и имел удобный порт, был не столь велик и многолюден, как Акра. Путники быстро нашли вполне приличный постоялый двор и устроились на ночлег.

– Слушай, сир Робер! – спросил у рыцаря Жак, после того как кони, напоенные и накормленные отборным зерном, были вычищены, заботливо укрыты попонами и задремали в стойлах. – Может, пока не поздно, развернемся в Яффу? Там вон тоже граф свой есть, а при нем этот злодей Рембо подвизается. Выручим вексель, пока не поздно!

– А никто тебе не говорил, виллан, что возвращаться – плохая примета? – ехидно поинтересовался де Мерлан. – А ежели нам еще кто, тот же Рыцарь Надежды, к примеру, по дороге в Яффу встретится да заявит, что слышал, будто Рембо отправился в Антиохию?.. Эдак мы будем туда-сюда метаться до второго пришествия.

– Вот что, – сказал Жак, – пусть нас Господь и рассудит: бросим жребий – как выпадет, так и поступим.

– Идет! – согласился Робер. – Бросай монету: выпадет орел – продолжаем путь в Бейрут, решка – разворачиваемся в Яффу.

Жак не глядя достал из кошелька первую же подвернувшуюся монету и подбросил ее над столом. Когда она, покрутившись, звякнула о дерево, оказалось, что это та самая деньга монгольского хана. Она лежала кверху всадником, то есть орлом. При этом Жак краем глаза заметил, что на монету очень внимательно смотрит человек, сидящий за соседним столом.

Человек вдруг встал и направился прямо к ним.

– Прошу прощения, что вмешиваюсь в разговор. – Перед ними стоял средних лет мужчина в дорогом и очень изысканном платье. Его живые, проницательные, но в то же время немного грустные глаза смотрели прямо на Жака. – Мое имя Григ. Мастер Григ. Я киликиец, вольный каменщик из Константинополя. Приглашен архиепископом Тира для ремонта и укрепления стен. Пробуду здесь до осенней навигации, после чего проследую в Яффу, чтобы приступить там к постройке новой крепости.

– Я Жак из Монтелье, в недавнем вольный виллан, а ныне оруженосец сира Робера де Мерлана, рыцаря из Арденнской земли. Мы крестоносцы.

– Еще раз прошу простить мне мою назойливость, – кивнув одновременно обоим приятелям, продолжил мастер Григ, – но дело в том, что помимо увлечения стрельбой из арбалета и коллекционирования древних манускриптов я еще страстно интересуюсь монетами из дальних стран. Именно эта страсть и привела меня к вашему столу. Я вдруг решил, что если вы являетесь обладателями монгольского тенге, то, вероятно, побывали в тех странах.

– К сожалению, вы ошиблись, уважаемый мастер, – ответил Жак, пнув что есть силы под столом Робера, который уже встопорщил усы и раскрыл было рот, чтобы выдать в ответ фразу, которая могла бы оскорбить собеседника. – Эту монету всучил мне дорожный меняла. Я по недосмотру и незнанию принял ее за безант.

– Жаль… – вздохнул мастер Григ, – я люблю расспрашивать путников о дальних странах. Тем не менее я готов обменять эту монету на полновесный солид.

Жак с Робером переглянулись. Рыцарь чуть заметно кивнул. Став обладателем тенге, мастер Григ рассыпался в благодарностях, но присоединиться к трапезе отказался, сославшись на множество дел.

– Если вам что-нибудь понадобится, уважаемые господа, – сказал он на прощание, – например, возвести форт или доходный дом или же разыскать древнюю рукопись, – смело обращайтесь ко мне. Вы здесь люди новые и нуждаетесь в помощи и совете.

– Почему ты согласился отдать ему монету? – спросил у Робера Жак, как только они остались одни.

– Виллан, как говорится, и в Нубии виллан, – вздохнул Робер, глядя на товарища, словно на тяжело больного ребенка. – Да ты знаешь, кто такие вообще вольные каменщики? Это гильдия мастеров, которым ведомы древние секреты. Их труд на вес золота, и они выбирают сеньоров, которым строят замки и дворцы, а не наоборот. Заручиться даже незначительной поддержкой такого мастера – это все равно что стать доверенным лицом влиятельного графа, а иметь его в недругах – все равно что поссориться одновременно с папой, императором и самым главным сарацинским султаном. К тому же он еще и киликиец. А этот народ, проживающий искони на окраине греческих земель, имеет большие колонии не только в Константинополе и Акре, но в Париже и даже далеком Лондоне. Словом, во всех больших столицах и при всех дворах киликийцы имеют большой вес. Так что выполнить его просьбу для нас – большая удача!

Наутро они продолжили путь. Холмы подошли вплотную к воде, и широкая дорога, идущая по равнине, закончилась, превратившись в караванную тропу. Лошадям здесь приходилось тяжелее, и темп движения резко упал. За два дня они добрались до Сидона, который, как выяснилось, был поделен пополам между мусульманами и христианами, и наконец, на пятый день пути прибыли в Бейрут.

Город окружал довольно широкий ров, в котором поблескивала вода. Стены из песчаника поднимались вверх не меньше чем на полсотни футов, как навскидку определил Робер, и с внутренней стороны были укреплены гласисом – искусственно отсыпанным пологим подъемом. За стеной вздымались тяжелые башни баронского замка, который здесь играл роль цитадели, а чуть левее сверкали купола церкви Иоанна Крестителя. Беспрепятственно въехав в ворота, де Мерлан огляделся по сторонам и крякнул от удовольствия.

– Крепость стоит под защитой городских стен, – сказал он Жаку, – имеет выход в гавань и отлично выставлена на местности. Да и церковь имеет крепкие стены и находится под прикрытием двух башен. Если захватят внешнее кольцо укреплений, в ней сможет укрыться половина городских жителей. Толково, нечего сказать. Тут можно хоть десять лет обороняться. Знаешь, я уже хочу служить под началом этого барона.

Ничего не отвечая, Жак, запрокинув голову, во все глаза рассматривал стены с частыми бойницами и чуть заметными стрелковыми щелями, зубчатые башни и выступающие вперед барбиканы, которые, словно стежками толстой железной нити, были сцеплены частыми железными скрепами.

Улица, ведущая к восточным воротам замка, вначале шла вдоль самой стены, затем совершенно неожиданно повернула направо, запетляла между домами, резко развернулась налево, еще раз налево и в конце концов вывела их к мощной надвратной башне, далеко выступающей из стены. Фасадная сторона башни была отделена от улицы рвом и имела лишь узкие бойницы.

– Надвратная башня есть, а ворот в ней нет… – удивился Жак.

– Туда погляди! – Де Мерлан махнул рукой вправо.

Действительно, справа от башни через ров был перекинут подъемный мост. Проехав по мосту вдоль ряда стрелковых щелей, расположенных на уровне груди, они миновали большие кованые ворота, которые были устроены в боковой части башни, и въехали внутрь. Все внутреннее пространство занимал большой холл, по периметру которого на уровне второго этажа шла широкая галерея.

– Кто такие? – спросили сверху.

– Рыцарь де Мерлан, крестоносец, с оруженосцем! – одобрительно глядя наверх, ответил Робер. – На службу к господину барону…

– Из Иль-де-Франса? – снова поинтересовались с галереи, и оттуда высунулся стражник в кольчужном доспехе, держащий в руке взведенный арбалет. Плечи его укрывали железные латы, а на голове был шапель-де-фер – круглый шлем с широкими полями, чрезвычайно напоминающий шляпу (за что он, собственно, и получил такое название).

– Из Арденн! – уточнил Робер. – Прибыли неделю назад в Акру первым конвоем из Марселя – и сразу сюда!

Стражник скрылся за бортом галереи, и сразу же после этого массивная решетка в дальнем конце холла медленно поползла вверх, открывая путь во внутреннюю часть замка.

Посреди большого двора был вырыт колодец, вокруг которого, судя по всему, и сосредоточивалась вся здешняя жизнь. Специально приставленный слуга время от времени опускал вниз на веревке деревянное ведро и выливал воду поочередно то в длинное корыто, где конюхи и оруженосцы поили лошадей, то в лохань, вокруг которой суетились с бельем разбитные прачки. С прачками через двор перекрикивались несколько копейщиков, расположившихся за широким столом и занятые главным занятием любой стражи – игрой в кости.

Робер спешился, оставил коней под присмотром Жака и, бросая страдальческие взгляды на игроков, поинтересовался у одного из сержантов, с кем тут насчет службы нужно говорить. Получив ответ, он отправился на поиски шателена.

Дальняя часть двора имела вторые ворота, ведущие в главную цитадель. Ее башни были сложены из массивных блоков серого тесаного камня и поднимались вверх не меньше чем футов на сто. Дворик внутри цитадели был организован на восточный манер – с павлинами, пальмами, большим бассейном, где плавали ленивые рыбы, и несколькими навесами, под которыми были наложены горой большие и маленькие атласные подушки.

Шателен оказался выходцем из Фландрии, и они с Робером быстро нашли общий язык. Для старого рыцаря, лицо и шея которого были покрыты полученными в сражениях шрамами, достаточно было одного упоминания, что де Мерлан воевал в войске французского короля вместе с Недобитым Скальдом. Слава и репутация старинного приятеля оказались здесь столь значительным аргументом, что Роберу была немедленно дана аудиенция у самого барона. – И оруженосца своего прихвати, вроде как со свитой, – посоветовал напоследок шателен. – А за обоз свой не беспокойся, мои сержанты присмотрят за ним в лучшем виде.

Дождавшись, пока слуга сбегает за Жаком, Робер оправил снаряжение, стряхнул пыль с рукава и, низко наклонив голову, зашел в маленькую дверцу, которая через узкую короткую галерею привела его в апартаменты владетеля Бейрута.

Самый могущественный нобиль Святой Земли, глава клана Ибелинов, Жан Старый, оказался властным человеком с глазами немного навыкате и тяжелым, слегка выпяченным подбородком. В парчовом сюрко, коротком, едва достигавшем колен плаще и с тяжеленной золотой цепью на шее он, стоя у высокого стрельчатого окна, диктовал письмо:

– Тебе, Фридрих Второй из рода Гогенштауфенов, император Священной Римской империи, король Германский, король Бургундии, Неаполя и Сицилии, король Лангобардский, король Иерусалимский, холоп твой, недостойный Жан Ибелин по прозвищу Старый, пэр Иерусалимского королевства барон Бейрута, челом бьет! – При этом слово «челом» он выделил голосом, вложив в него такую прорву сарказма, что даже далекому от политики Жаку стало ясно, что своего императора-сюзерена Жан де Ибелин особо не почитает… – Двадцать лет назад, – продолжал Ибелин, – я оставил пост коннетабля Иерусалимского королевства и принял пустой, ничего не значащий титул барона Бейрута. Когда я, в сопровождении немногочисленной свиты, прискакал сюда, то увидел лишь небольшую рыбацкую деревушку с лачугами, ютящимися меж древних развалин. Сейчас Бейрут – процветающий город, окруженный стенами, стоящий под защитой крепости, одной из лучших в христианском мире, а у меня под рукой триста рыцарей. И после этого ты мне говоришь, что больше меня беспокоишься об освобождении Святого Гроба? Ты, который двенадцать лет собирает крестоносное войско, да никак не может добраться до Святой Земли, дабы сокрушить безбожных сарацин? И я, по твоим словам, должен исполнять приказы поставленного тобой бальи, никчемного Томмазо Д'Арчерра? Так знай же…

Барон сделал паузу, чтобы дать угнаться за собой писцу, и только теперь обратил внимание на посетителей.

– Кто такие? – спросил Ибелин, махнув рукой писцу, чтобы тот обождал.

– Шевалье де Мерлан, рыцарь из Арденн! – доложил Робер. – Желаю к вашей светлости на службу пойти.

Барон бросил на рыцаря внимательный, оценивающий взгляд и, по-видимому, остался доволен. Затем он оглядел оруженосца, чуть вскинул брови, словно немного удивившись чему-то, но промолчал. Появившийся словно из-под земли шателен приблизился к Ибелину и что-то долго ему нашептывал на ухо. Барон слушал и удовлетворенно кивал.

– Ну что ж, – ответил он, обращаясь к Роберу. – Ты мне подходишь, рыцарь. Сейчас у меня как раз совет. Покажешься моим приближенным, ответишь на все вопросы и сразу принесешь присягу. Эй, там! Зовите народ!

В дальнем конце зала открылась двустворчатая дверь, и в кабинет выплеснулась пестрая толпа придворных, которую возглавлял невысокий, чуть обрюзгший человек лет тридцати на вид, одетый намного ярче и дороже, чем все остальные. Робер нахмурил лоб, пытаясь вспомнить, где он его мог раньше видеть.

– Это, – махнул в его сторону барон, – мой любимый племянник и правая рука – Ги де Монфор. Под его командой и будешь служи…

– Дядя! Дядя! – перебил Ибелина любимый племянник, указывая пальцем на де Мерлана. – Это тот, про которого я рассказывал. Мы его в Акре искали, а он имел наглость прямо в замок заявиться…

Жак тихо охнул. Перед ними стоял тот самый чванливый и расфуфыренный тип, которого достославный рыцарь, пытаясь догнать жонглера, сбросил в воду с причала.

* * *

Маленький отряд, стараясь как можно скорее покинуть земли Бейрутского баннерета, двигался в сторону Сидона.

– Нет, ну ты слышал, как этот старый пень орал? – все еще кипя от возмущения, говорил Робер, обращаясь к Жаку. – Слюна на весь зал, цепь набекрень: «Никому не позволено унижать достоинство славных родов, которые искони Иерусалимской землей владеют!..» Тьфу…

– Ну, тебя-то ведь тоже никто за язык не тянул, – мрачно ответил Жак и процитировал, стараясь в точности скопировать все интонации достославного рыцаря: «Тоже мне владельцы! Да ваши деды и просрали королевство, которое им мой славный предок, граф де Ретель, Балдуин де Борк, завещал!» Мог бы, кстати, и извиниться перед Монфором, как барон предлагал…

– То есть стать на колени перед этим надутым павлином и с непокрытой головой вручить ему меч, передав его рукояткой вперед? Да за кого ты меня принимаешь!

– За рыцаря с оруженосцем, которых вышвырнули из замка, подобно псу, ослу, коту и петуху из сказки про трубадуров из Бремена, – вздохнул в ответ Жак. – Если бы ты любимого племянника барона ублюдком не назвал…

– Скажи лучше спасибо, что я королевскую кровь приплел. – Робер скривился, показывая этим, как мало он на самом деле придает этому значения. – Иначе сидеть нам в яме за оскорбление сеньора на его земле… Конечно, нынешние Ретели – побочная ветвь рода Балдуина де Борка, и никакой он мне не предок. Спасибо еще шателену, который по старой дружбе со Скальдом вывел нас через тайные ворота.

– Что делать теперь будем? – спросил у рыцаря оруженосец. – Или ты считаешь, что хартия, где написано, что Робера де Мерлана родом из Арденнской земли, а равно его вассалов и слуг под страхом смерти приказано не пускать в земли, принадлежащие владетелям Яффы и Бейрута, – это именно то, ради чего мы посещали баронский замок…

– Не знаю, что мы будем делать вечером, – после небольшой паузы ответил Робер, к чему-то внимательно прислушиваясь, – но сейчас, очевидно, мы будем немножко сражаться.

Робер резко осадил коня, и Жак, оглянувшись назад, увидел, что их стремительно догоняет группа всадников, скачущих во весь опор.

– Эх! – Робер быстро спешился и деловито принялся проверять подпругу Ветра. – В Бейруте мы оставили много сердитых мужчин, которые очень хотят воспользоваться тем, что барон открыл на нас охоту в своих владениях.

– А может, это не за нами? – В дрожащем голосе недавнего виллана теплилась несбыточная надежда, а гордое звание оруженосца с каждым ударом сердца нравилось ему все меньше и меньше.

– Еще и как за нами! – деловито ответил Робер, проверяя, как ходит в ножнах меч. – Вон, уже начали к атаке готовиться. Значит, так. Рыцарей – трое, столько же и оруженосцев. И четыре, нет, пять сержантов… Все в легких доспехах… Шлем! – не отрывая взгляда от преследователей, произнес Робер.

– Что? – переспросил Жак.

– Шлем мой давай сюда, коровий выкидыш! – заорал достославный рыцарь, входя в боевой азарт.

Пока Жак поспешно выполнял приказание, Робер оседлал дестриера, который в предчувствии боя начал коротко злобно ржать.

– Щит! Копье! – продолжал командовать рыцарь.

Жак суетливо исполнял команды.

– Толку с тебя в бою, как с козла молока, – заходили ходуном под полумаской пшеничные усы. – Хватай лошадей и бегом в ближайшее укрытие. Если он будет вызывать на поединок… Пошел! – завидев, что преследователи ускорили шаг, прокричал Робер.

Жак, сжимая спутанные поводья, рванул к прибрежным скалами. Заведя лошадь и двух мулов в расщелину, он спрятался за большой камень и выглянул наружу.

Судя по тому, что бейрутцы, даже не пытаясь вступить в переговоры, сразу же опустили копья, поединком тут и не пахло. Три рыцаря, среди которых, если верить гербу, нарисованному на щите, был оскорбленный Ги де Монфор, сомкнули строй и начали пришпоривать лошадей. Де Мерлан выставил щит, поиграл кончиком копья, словно прицеливаясь, гикнул и, низко наклонив голову, почти прижавшись к конской гриве, ринулся им навстречу.

Всадники сшиблись. Раздался треск, грохот, несколько глухих ударов. Кони взвились на дыбы, поднимая клубы пыли, которые в мгновение ока укрыли схватку от наблюдателей. Дико заржали лошади. Немного спустя до Жака раздался стук упавшего на землю тела.

Через какое-то время из пыли выскочил всадник, сжимая в руке обломок копья. Это был Робер. Вскоре с другой стороны появились и его противники, Один сидел в седле, другой, шатаясь из стороны в сторону, передвигался в пешем порядке. Когда пыль наконец осела, стало видно, что Ги де Монфор лежит па земле, не подавая признаков жизни. Робер осадил коня, развернулся на месте и вытащил меч. Давая передышку рыцарям, на него бросились сержанты. Мастерски управляя боевым конем, Робер бросился им наперерез, но когда дистанция между сражающимися составила около двух корпусов, резко развернул Ветра на правый фланг и, пролетая мимо крайнего сержанта, нанес ему свой излюбленный удар. Кровь брызнула струей из перебитой шейной артерии, и сержант рухнул на землю.

Уцелевшие оказались опытными бойцами. Поняв, что Робер не собирается воспользоваться их замешательством и пуститься в бегство, а напротив, намерен сражаться до конца, они не стали рисковать. Теперь они гарцевали в стороне, прикрывая одного из оруженосцев в ожидании, когда тот взведет арбалет.

Робер оценил обстановку и, сообразив, что через несколько мгновений он станет легкой мишенью для болта, припустил к ближайшей скале. Оказавшись у начала каменистого подъема, рыцарь на ходу спрыгнул с коня и сделал это очень вовремя, потому что не успели его ноги коснуться земли, как над самым седлом просвистело и звякнуло о камень.

Робер шлепнул Ветра что есть силы по крупу, дестриер недовольно заржал и припустил в сторону расщелины, где скрывался Жак. Рыцарь, не дожидаясь, когда снова взведут арбалет, укрылся за ближайшим камнем.

Уцелевший в сшибке рыцарь принял командование. По его приказу бейрутцы спешились, обнажили мечи и, выстроившись в шеренгу, стали медленно подниматься по склону, обхватывая с двух сторон камень, за которым прятался де Мерлан.

Три сержанта и рыцарь выстроились в шеренгу и начали теснить Робера. Но тот выбрал позицию таким образом, что нападавшие оказались развернутыми против солнца. Стараясь вовсю использовать тактическое преимущество, он прижался спиной к стене и, отбиваясь щитом, стал молниеносными движениями парировать выпады и наносить ответные удары. Вскоре один из сержантов, у которого рукава кольчуги едва доходили до локтя, взвыл и отскочил в сторону с наполовину отсеченной рукой. Еще через некоторое время опустился на колени, а затем медленно повалился набок командующий сержантами рыцарь – меч де Мерлана колющим ударом рассек ему шейный хрящ.

Теперь перед Робером стояли всего два сержанта, да за их спиной топтались мало пригодные к бою оруженосцы. Нападавшие, не желая более рисковать, отскочили в сторону и перекрыли рыцарю путь к отступлению. Одновременно с этим оруженосец, единственный, у кого был арбалет, начал заряжать свое оружие. Де Мерлан, определенно не желая быть расстрелянным, как дикая свинья, выставил щит и стал осторожно, шаг за шагом выдвигаться вперед.

Неожиданно для всех послышался топот множества копыт, и из-за холма, который обходила дорога, вылетел конный отряд числом в несколько десятков человек. Всадники, скачущие в первых рядах, были облачены в снежно-белые плащи, на которых алели кресты с широкими концами. Командир эскадрона резко осадил коня и поднял правую руку вверх, приказывая тамплиерам остановиться.

– Что здесь происходит? – донесся до Жака знакомый голос.

Жак прищурился и облегченно вздохнул. Похоже, что Господь сегодня оказался на их стороне.

– Это мы – сир Робер и я, Жак из Монтелье! На нас напали, брат Гийом!

– Немедленно прекратите сражение! – рявкнул тамплиер. – Этот рыцарь находится под защитой ордена Храма!

Услышав окрик и разглядев тамплиерские плащи, бейрутцы немедленно отступили.

– Ты там жив, монсир? – спросил Гийом, поднимаясь на стременах, чтобы разглядеть, что творится за камнем.

– Да что со мной сделается? – раздался недовольный голос, и сразу же вслед за этим из-за скалы появился Робер.

Он закинул щит за спину и шел, протирая на ходу окровавленный меч большим куском замши. Завершив работу, он осмотрел лезвие на свету, удовлетворенно хмыкнул, вложил меч обратно в ножны и только после этого снял шлем, открывая взмокшую шевелюру. По его усам катились, падая на землю, капли пота.

Бейрутцы с недовольным ворчанием убрали оружие и потащили убитых туда, где их ждали лошади. Жак, убедившись, что опасность миновала, выскочил из укрытия.

– Что ты с Ибелинами не поделил? – убедившись, что рыцарь цел и невредим, спросил Гийом.

– Этот Жан Старый с племянничком слишком много о себе возомнили, – проворчал недовольно Робер и, вскинув глаза на Жака, гневно заорал: – Виллан! Ты оруженосец или нет? Что с Ветром?

– Да не переживай так, сир! Конь ко мне прибежал – вон он, жив и здоров. – Жак махнул рукой в сторону расщелины. Дестриер, услыхав свое имя, словно в подтверждение того, что все сказанное – чистая правда, коротко заржал.

Достославный сир де Мерлан набрал в легкие побольше воздуху, чтобы прочитать оруженосцу короткую нравоучительную нотацию относительно того, что он должен делать в то время, когда благородный рыцарь сокрушает численно превосходящих врагов, но передумал и, обращаясь к недавним противникам, прокричал:

– Что там с вашим де Монфором?

– Жив! – откликнулся пожилой оруженосец. – Дышит, сволочь, сознание только потерял. Ты, сир рыцарь, его прямехонько в нагрудную пластину приложил…

– Пусть знает, петух, как за опытным воином гоняться! – ответил Робер. – Убивать его я не собирался, если бы захотел, то торчало бы мое копье сейчас у него прямо из забрала.

Бейрутцы соорудили носилки и, укрепив их меж двумя лошадьми, уложили туда своего господина, предварительно сняв с него доспехи. Убитых – рыцаря и сержанта – просто перекинули через коней.

– Силен ты биться, сир Робер, – уважительно произнес Гийом. Остальные тамплиеры, присоединяясь к командиру, одобрительно загудели. – Мы идем маршем в Триполи. Не желаете присоединиться? Тамошнему дому такой воин ой как не помешает…

– Нет, брат Гийом, – ответил, приосанившись от похвал, де Мерлан, – раз уж с Ибелином не поладили, придется скакать в Яффу. У нас теперь там самые важные дела.

Тамплиеры, а вслед за ними и люди Ибелинов уж было приготовились к маршу, как вдруг со стороны Бейрута показалась точка, приближающаяся с невероятной быстротой.

Вскоре точка превратилась во всадника. Это был огромный рыцарь, чьи ноги, вытащи он их из стремян, непременно бы волоклись по земле. С коня, загнанного бешеной скачкой, хлопьями сыпалась пена. Рыцарь несся, словно грозовая туча, размахивая над головой огромной черной булавой.

– Брат Недобитый Скальд? – оторопело спросил Робер. – А ты тут как оказался?

– Они в тебя стреляли? – проорал гигант, на всем скаку осаживая бедное животное. – Всем стоять, бояться, сейчас начнем валить!

Убедившись, что бой уже закончен, и пересчитав глазами убитых и раненых, Скальд соизволил наконец объясниться:

– Не успели мы от берега отойти, как поднялось сильное волнение. В трюме открылась течь, вот капитан и зашел в Бейрут. Ну я, пока они там чинились, по старой памяти заглянул к старому приятелю шателену. Он-то мне обо всем и рассказал. Старый Жан до сих пор в себя прийти не может – приказал всем рыцарям прибыть в замок, устроил строевой смотр, пятерых сервов за мелкие провинности лично высек до полусмерти. Говорят, что его таким злым не видели с тех самых пор, когда император Фридрих, женившись на принцессе Изабелле, низложил его друга и союзника, регента Иоанна де Бриенна. Я как узнал, что племянник Ги за вами поскакал, сразу бросился на выручку. Коня по дороге одолжил…

– Мы в Яффу собрались, там вроде этот жонглер Рембо объявился, – благодарно обняв старого приятеля, сказал Робер, – может, поедем вместе?

– Да уж нет, спасибо, – ответил гигант, – сыт я по горло этим Заморьем, домой хочу, в Гент. Вернусь, пожалуй, в Бейрут, на свою галеру.

Вскоре два отряда разъехались в разные стороны. К Ветру теперь прибавился конь де Монфора, а также его меч и доспехи, которые по рыцарскому закону перешли в собственность победившему в честном бою де Мерлану.

* * *

Как выяснилось, в Сидоне имелась не одна, а сразу две крепости – сухопутная, прикрывающая небольшую гавань, и морская, расположенная на острове в нескольких полетах стрелы от береговой черты. Разыскав постоялый двор поприличнее, путники решили провести в этом городе несколько дней, чтобы, по словам Робера, явно копирующего своего дядюшку графа де Ретель, – «дать отдых войскам и лошадям, осуществить переформирование и учинить военный совет».