Текст книги "Саномания"
Автор книги: Александр Стенников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
– И что деда Илья, не уш – то так быват? Каки ж они не надежные, если ты смог их всех сразу, так быстро полюбить? А потома-то, как все? Ведь как-то все, коли ты с Лизаветой-то Даниловной, вместе…
– Да как-то все… Якорь им в корму! Санушко, глянь, заболтались мы с тобой, солнце-то скоро совсем сядет. Давай-ко, помогай мне, я буду подгребать, а ты сеть потихоньку подымай, да рыбешку тряси в лодку.
– Я-то потрясу, токмо у тебя деда одни руки заняты, ты давай Илья, рассказывай дале, жуть как интересно!
– Вообще Сано, жить, очень интересно, вот только одна закавыка, не главный ты в своей жизни, не дают ею распоряжаться, как ты хошь.
– Ет почему?! Кто не дает-то?
– А потому что, законы нынче, жизни нашей, убедительно принудительно ведут тебя по очень узкой дорожке, с которой ни шагу ни влево, ни в право, иначе, нечто
прилетит по башке больно! Вот мы балакаем с тобой тут о любви, а уж лет по десять, лагерей, набалакали бы, если б жили в те времена!
– Деда Илья, не боись! Клянусь, ни кому не расскажу, только Кольке пузану, можно?
– Можно, я свое уж, отбоялся. Да и по-другому нынче, вроде как все. Но, возвращаясь в те времена, так мне хотелось с Лизаветой моей, куда ни будь, по далее от всех, на остров что ль, по средь океана, где б ни одной души…
Какое-то время дед Илья, молча, управлял лодкой, глядя, будто сквозь меня глубоко под воду. Крупные караси, застрявшие в сети, покорно замирали в моей ладони, пока я их не освобожу, и уж после начинали резвиться вместе с остальными на дне лодки.
– Деда, возвращайся давай, из задумчивости, мы ж не будем здеся ночевать! Да и не все еще рассказал-то! Ты можешь думать вслух? Вона, последняя сеть осталась…
– Да что рассказывать-то, слезы одни. Ведь как было-то? Вот вроде, счастлив, летаешь где-то в мечтах своих, а тебя обязательно в эти моменты как из ушата холодной водой, то там то тут!
– От побывки тогда, оставалось мне трое суток дома побыть, да четверо, на обратну дорогу оставил, чтоб уж наверняка вовремя на кораблик свой возвернуться. Распрощавшись в тот день с Лизоветой, бегом домой, к мамуле. Тут же не далеко, через лес да поле, и вот третья хата с краю. Всю дорогу бежал, а перед домом, сердце как остановилось. Время уж вечерело, вижу, окна светятся, стал медленно подходить, всей грудью вдыхая родные запахи до помутнения в голове. А в кухонном окошке, я увидел маму. Она как всегда в платочке, уперев щечки в свои загрубевшие ладошки, задумчиво смотрела в окно на дорогу. Я подходил все ближе, а она, вроде, как и не видела меня вовсе.
И, чтоб не напугать ее, пошел еще медленнее, пока губами не уперся в стекло. Этим поцелуем, она и очнулась, вернее, в обморок упала. Да.., откачивал ее тогда. Она ведь думала, что привиделся я ей, сколько раз уж так бывало, потом уж сказывала, а тут взял и поцеловал…
– Связи ж, тогда ни какой, и предупредить, что еду не мол, раз в год, ежели письмо дойдет, так хорошо…
Дом был пуст. Отца милиция забрала, колоски на полях собирал, что остались после уборки урожая, считалось воровство. А какое воровство?! Если зима, и все снегом засыпет! А старший брат еще до моей службы уехал куда-то, на заработки, да так и след простыл…
– Послушал я маму, посмотрел на нее, стара стала, от болезней всяких, от одиночества иссохла вся, да помалела, Дом весь прохудился, крыша течет, в окна дует. И душа моя взвыла, и готова была взорваться миной морской! Как вот оставить ее одну, бес присмотру, еще на полгода, дождется ли? А еще мысли о Лизавете и ноги к ней бегут, на какие такие части разорвать эти трое суток?! Полночи мы с мамой проговорили, вспоминали все…
А с первыми петухами я уже латал крышу, утеплял окна и двери, поправлял забор вокруг дома. А к обеду, взял у соседа коня, и прямиком к источнику, как раз в то время когда Лизавета за водицей ходит.
Лиза сидела на лавочке у источника и плакала, увидев меня, соскочила и побежала на встречу. Остановившись в шаге от меня, прижав свои ладошки на груди, Лизавета смотрела мне в глаза, снизу в верх, а из глаз по щекам, беспрерывно катились крупные слезинки.
– Лизонька, что случилось? Кто тебя обидел?!
Она бросилась ко мне, прижавшись щекой к тельняшке, обняв обеими руками с силой, от чего стало ясно, что я единственный человек, который может ее защитить, но от чего, от кого? Не переставая рыдать, Лиза, сквозь слезы стала рассказывать,– Они…ночью…сильный стук в дверь, так же как и в прошлый раз… Военные, с ружьями… НКВД, все перевернули вверх дном… искали что-то… А потом папу увели, в чем был… в тапочках и даже не разрешили ни чего с собой… ни еды, и ни каких вещей…
Илья, что же это такое?! Ведь папа хороший, он добрый, он слова плохого ни кому в жизни ни сказал, за что такие унижения, и несправедливость такая?! И мама сразу слегла, тихо так, только и промолвила, что не увидимся мы больше с Данилой Ивановичем…
Это так, Илья? Что делать теперь, как жить дальше?…
– Лизонька, родная, я съезжу в район, и все узнаю про Данилу Ивановича, прям сейчас и поеду. А ты ступай к маме, и только не плач, будь сильной, маме твоей тепереча сила твоя нужна. Ступай и будь с ней, отвлеки ее от мыслей плохих, улыбайся Лизонька, жить надо, наперекор всему! Постараться стать счастливой…
– Как хорошо, что ты есть… Илейка, мне тебя Бог послал… ОН, все знал, еще вчера…
В районном НКВД со мной и разговаривать ни кто не стал, а только посоветовали грубо, удалиться восвояси, пока рядом с «этим батюшкой» к стенке не поставили. Якорь им в корму!
Так что Сано, скоро уж сорок лет как с тех событий, а только до сих пор о Даниле Иваныче, ни каких вестей…
– Деда Илья, а что значит, к стенке?
– К стенке Сано… расстреляли, значит Данилу Иваныча, без суда и следствия, как врага народа…
– Какой же он враг?!– закричал я на все озеро. В моей маленькой голове не вмещалось все, о чем рассказал Илья. Всем своим существом я не хотел принимать жизнь, если она такая. Мы шли к берегу, лодка мягко скользила по тихой воде, а я молча плакал…
– Не шторми Сано, якорь тебе за ногу! Не мороси! Жизнь продолжается, и за счастье порой нужно бороться. Наша любовь с Лизоветой, это совсем не жертва обстоятельств, а чувство, которое может победить любые обстоятельства. В тот день, мы признались друг дружке, что полюбили…
Я чувствовал, что любовь эта больше жизни и что не имею права оставлять Лизоньку и ее маму в таком состоянии еще на полгода. Пообещав Лизавете, что ни когда больше не придется плакать. Попросив благословения на брак у Варвары Кузминишны, я взял у соседа телегу, погрузил их не великий скарб и перевез к маме. Всем вместе будет легче пережить зиму и дождаться моего возвращения. А на следующий день мы с Елизаветой Даниловной расписались в нашем сельском совете…
Придавленный новыми, доселе неизвестными чувствами, мыслями и каким-то не понятным волнением в нутрии себя, я ввалился в хату, будто нахлобученный сверху каким-то тяжелым мешком.
– Сано, как хорошо-то, что не разошлись мы, ты пока умойся, да ужинать будем, а я покедова, сбегаю, ненадолго к соседке Раисе-то, по делу надо.
И бабушка ушла, а Сано все сидел неподвижно как пришибленный всем услышанным, с чем-то ну совсем не соглашаясь…
– Вечер добрый, соседка!
– Авдотья Алексеевна! Как я рада, что ты зашла, дело у меня к тебе, сама собиралась все зайти, да закрутилась. Помоги! Поделись своим опытом, вашего мирного сосуществования с внуком! Ну, ни какого терпения уж с нашим Колюшкой! Зубы выставлят, стал обидчивый до крайности, ни чего ему не скажи, сразу в слезы и бежит куда подальше, хорошо деревня, далеко не убежит. Но как бы с собой чего не сотворил! Да ведь и не маленький уж, во второй класс нынче! А твой– то, Дуня…ласковый какой, давича прям прослезилась, нечаянно подслушала, как он тебя малинкой да клубничкой называл, а потом сказал, – сахарочек ты мой сладенький…вот тут я и не сдержалась, так и села между грядок…
– Рая, мы ведь взрослые, и нам времени не хватат на все, на бегу, да на бегу. Раздражат, что члены семьи не как не успевают за нами, вот и получают от нас, «не
любви», по полной. Все ж от нас…как мы, то к нам и возвращатся! К примеру, скажи, как ты обращашься к детям, когда хошь, чтоб они выполнили каку-то работу?
– Обыкновенно, Дуня, а как-то я это делаю не правильно?
– Думаю, что не верно…
Рая, это выглядит так:– Коля, я хочу тебя ЗАСТАВИТЬ сделать то-то и то-то… Само слово «заставлю» выражат у него протест, сопротивление, и не желание, чтоб его заставляли. Отсюда и защита в виде, как ты говоришь «выставления зубов». Рая, а попросить, к примеру, ни как нельзя?
– Ой, Алексеевна, спасибо! Я и не замечала, что так говорю, неужели, правда так говорю?!
– И не только детям, сколько раз слыхала, как ты и мужу своему, Александру Кузьмичу так же молвила! Ласковая, ты…
Помню, только-только, мои-то уехали в Казахстан, Санушке три годика было. Переживал он шибко, скучал все, плакал да капризничал. Да и время так совпало, когда у детей включается; «хочу, не хочу», «буду, не буду». Вот я тогда намаялась с ним, жалела уж, что оставила его с собой. А с ним-то ни какого сладу, ни работы, ни уйти от него куда, ни оставить одного. А чтоб уговорить его на что-то, так целая беда, иногда кажись, хоть в прорубь головой!
И вот однажды, по каким-то срочным делам, с горем пополам, уж под вечер, вышли из дому, и только за калитку, а Санушко мой, опять заортачился,– не пойду,– и все тут! Я и уговорами, и угрозами, пыталась силой за руку, а он уперся, плачет, и ни в какую! Тогда я, махнув рукой, бросила его у ворот и ушла, спрятавшись в заулок. А он, маленький, того пуще плачет, по сторонам в потемках смотрит. И так мне стало стыдно, и такая боль резанула по душе, словно полруки себе отрубила! Упала перед ним на колени, обняла в охапку, да ревели так долго. В тот самый момент и дала себе зарок, что ни когда больше так не поступлю! И жить, в преть, буду так терпеливо, так осторожно, что бы для внука моего, каждый день был интересным, а не так, как мне удобно…
Стала придумывать всяко – разно, с самого утра и весь день, все в виде игры; работать, одеваться, засыпать. А сколько мы с ним разговариваем, он же растет! У него ж вопросов вагон и маленька тележка! Иной раз, на какой вопрос и не знашь, что и ответить, приходится два три дня подумать…
– Алексеевна, а что ж за игры то у вас с Саном?
– Ну, вот, к примеру, те же вещи, дети не любят прибирать, разбрасывают, где попало, потом поутру найти не могут, где и что вчерась сняли. В то время была зима, вещей же зимних много. Я прибила на доску десять гвоздей и развесила на них по порядку всю одежу, от носок до варежек. Сану моему так понравилось, он и одеваться стал быстро и в удовольствие все, и снимат посля так же, только в обратном порядке. Очень трудно давалось ему одеть верхню одежу. Оказыватся, если пальто, или фуфайку там, положить на пол, воротником к себе, взять за подмышки и махнуть им через голову, польто прям само одеватся на плечи, а руки быстро ныряют в рукова! Так, Сано готов, по десять раз подряд это проделывать, как ему нравится! Да кажись он уж, всю деревенску детвору энтому обучил…
Не знаю Рая, что и посоветовать тебе? Только, за эти годы, что живем вдвоем с Санушком, вот что поняла: забывам мы, взрослея, как нам жилось в своем детстве. И как больно бывало, когда своим не справедливым ором и подзатыльниками, родители словно гвозди вбивали в наши души! Со временем, гвозди-то, можно вынуть, только дырки в душе от них остаются, да зарастают долго, а каки и всю жизнь сквозняком отдают…
А еще, Раиса, ты ж знашь, как сгинул на фронте мой Андрий, так и не любила я боле ни кого. Уж четверть века пронеслось, зачерствела и окаменела словно. А тут, давеча, сморило меня средь бела дня, токмо и успела как до подушки. Прилегла, и вроде как засыпаю, а сквозь сон-то слышу, как Сано то мой, одеялком меня прикрыват да в глазки меня целует. Вот Рая, сердце-то мое, в этот миг, чуть от счастья и не разорвалось! Ведь тако быват, только от любви, а она или есть, аль ее нет. Жизнь, как зеркало, как живешь, то в нем и отражатся…
Только вроде захлопнулась дверь за баушкой, как в нее постучали, – Добрый вечерочек! Сано, а дома ли Авдотья Алексеевна?
– Не, тетка Елена, ты подожди, коли не торопишься, она ненадолго, к соседям, скоро будет…
– Ну, ежели не на долго, не на долго если, дождуся значит, а ты чего угрюмый такой нынче, аль случилось чаво?
– Чаво, чаво… Да говорил вот, сегодня, про любовь все, то с Дуняшей, то вот с дедом Ильей. Разобраться хочу. А может, тетка Елена, ты растолкуешь, кака она любовь-то?– Елена слушала меня с окаменелым лицом, выпучив и так невероятно большущие на поллица глаза, а потом как захохочет на всю хату, я думал заслонка в печку вогнется, а потом вдруг стихла и зашмыгав носом, стала вытирать кончиком платка, уголки глаз у переносицы.
– Не перестаю удивляться тебе Сано, ну вот, не перестаю удивляться, и впрямь, ты какой-то, как не от мира сего! В твои-то годы и за любовь?!
– Да,че ты, теть Лен, завелась-то?! Ежели не знашь, так и скажи, я у кого другова поспрашаю!
– Не знашь, не знашь, это я-то не знашь?! Да я пять разов замужем была, поболе всех баб в деревне, не знашь…– после короткой задумчивой паузы, вскинув на меня свои красивые глаза, тетка Елена продолжила:
– Ладно сынок, так уж и быть, расскажу тебе как счастье мое складывалось: Долгое время моей жизни я провела в большом поселке. Это последний мой муж, Мишка, привез меня сюда, в деревню из одной улицы вокруг озера…
Так вот, была молода, работала в Робкопе, и решило начальство на повышение меня, по службе. А образования-то для новой должности не хватало, вот и направили меня учиться, в Красноярск, в экономический, агааа…заочно.
В одной группе со мной учились люди со всей страны, все ребята были интересные, многие постарше меня, и при высоких должностях. Мне тогда лишь, всего-то двадцать два года было, почитай сама молода в группе была. Да и девочек было мало, все больше парни, да многие уж и женатые, агааа.., такие наглые!
Да, молодость, я-то красииивая была, пикантная такая девушка, элегантная, милая и интересная, радовалась жизни да смеялась все, хохотушкааа… Я, не могууу! Да, а у меня всегда улыбка была, я и не замечала даже, это мне другие говорили, а я и не задумывалась, считала, что это естественно все, а чего грустить-то?
Любовь.., а не знала я про енто тогда ничего, потому как не приходила она ко мне. Конечно, много чего о любви-то вокруг, и кино и книжки всякие, да и подруги, кто постарше, столько наговорят…
Только вот как мой дед говорил, он тоооолстый был, здоооровый, в пекарне ж работал,– все самому пробовать надо,– говорил. А как пробовать-то, без любви ентой?! В деревне ж росла, а у нас-то как? Да ты ж и сам знашь, все как одна семья, все про друг дружку, ну вот прям ни какого секрета и не утаить. Конечно, и влюблялись, и свадьбы играли. Но я, так и относилась к нашим деревенским парням, как к друзьям или братьям. Да и побаивались они меня как-то. Толи я шибко правильная была, толи из– за красоты моей, казалась такой неприступной. Кругами-то ходили, осторожно так, дааа, а мы ж девки-то, не любим, когда осторожно да не решительно…
Да из соседних деревень, и приезжие ребята обращали на меня внимание, так некоторые и замуж звали, и хорошие и с образованием, только не могла я без любви-то! Все ее ждала, любовь-то эту…
Мамка-то моя, ругалась, укоряла меня,– Вот останешься в девках-то, да без детев, стакан воды в старости не кому будет подать!,– А я то че? А я ни че! Так в девках и поехала учиться. Да оно и к лучшему, вот кака учеба, если семья, детки маленьки, да хоть и на заочном?!
А на учебе-то, яя нее моогууу!,– каждый раз после этих слов, тетка Елена заливалась звонким и протяжным смехом, глядя на ее раскрасневшееся лицо от чутких воспоминаний и хорошего смеха, мне так же радостно улыбалось…
На деревне ее звали теткой Еленой, но звание ТЕТКИ, ей, ну ни как не подходило! Для ее лет, выглядеть милой и привлекательной женщиной, при деревне да куче детей, еще нужно ухитриться! Она была худенькой, не высокого роста, быстрая во всем! Да, и всегда с улыбкой…
– Хочу отметить, Сано, еще до учебы, живя в деревне-то, можно сказать безвылазно, я ведь не обделена была вниманием-то. Все как-то, вокруг меня крутилось, всем была нужна, посоветоваться, какие-то секреты, все ко мне. А потому как я надежная была, дальше-то меня всем секретам могила! Как– то могла всех организовать, на дело како великое, даааа, и все меня слушались. Командиршей-то и не была вроде, а так, добрым словом, улыбкой…
А как попала на учебу, в Красноярск-то, вот такого внимания, как там, к собственной персоне, ни когда боле не испытывала! Они все словно дикие, повлюблялись в меня скопом. Ага! И не только парни-то, а и девченки! Все хотели разгадать, в чем же секрет моего успеха?! Как медом намазано что ли, как вечер, все ко мне в комнату, в общаге ж жили, ох весело былоооо, яя неее могууу! Им все было интересно, как я говорю, как окаю, и не стесняясь – звонко смеюсь. В любви мне признавались, ну просто штабелями! Самыми упорными были двое, дааа, и оба женатые…
Первый, не буду называть их имен, первый да и все тут! Ему-то уж двадцать девять было. Как увидел меня впервые, так и лишился дара речи, ага, челюсть прям отвисла. Тогда такая присказка была –«глаз выпал», яя нее могууу! Наглый такой, красивый зараза! Подошел, сел напротив, прям почти лицом к лицу, и ни слова не говоря, долго так смотрел, прям в глаза. Тогда мне показалось, что впервые в жизни я забыла, что такое вообще улыбаться, и, конечно же, он сразу мне понравился, дааа… красивый, куда деваться! И потом, я постоянно ловила себя на мысли, что мне не хватает его глаз, все хотелось, что бы они смотрели в мои. Да так и было на самом деле, пооостояннооо, пока учились. А на второй день уж, знакомства, он признался мне, что если я пойду за него, то он готов развестись с женой-то, дааа , достал паспорт и прям на моих глазах, штамп о регистрации брака, взял ручкой и перечеркнул! Яяя нее могууу! Вот, дурнооой…
А что дальше, что могло быть дальше-то?! Девочка ж я правильная, да и любовь к нему, Слава Богу меня не обуяла, так, симпатия одна…
Он конечно, был решительный, да и мне с ним было интересно, уууумный был. Все на свидание меня приглашал, а я что, я ходила. Все про звезды мне рассказывал, да стихи о любви читал, руки целовал, дааа, каждый пальчик в отдельности…
После уж, на третьем или четвертом курсе, он таки развелся с женой-то. Толи жена изменяла ему, пока он на учебу ездил, а что, сессия-то два раза в год, по два да по три месяца, не знаю, врать не буду…
А потом уж, после учебы, наверное, год уж прошел, мы встретились с ним, случайно, в аэропорту. Он летел куда-то на север, в длительную командировку, на повышение, а я с группой на отдых, в Болгарию. Его провожала большая компания, они сидели в кафе, пили там, весело отдыхали, открытое такое кафе. А мы с подружкой шли мимо, и вот эти его глаза, вдруг встретились с моими. Мы тогда оба, просто – обалдели! Разговорились, то да се, я то, так, вообще без задней мысли, а он то, про всех друзей своих забыл и ко мне, и все, обнял и не отпускат. Все что-то говорит, говорит мне на ухо, шепчет, что забыть меня не может, вообще, как любит меня сильно. Поехали со мной, говорит… Яяя не могууу!
Он врал конечно, да нет, не врал, он был просто таким человеком с широко раскрытыми руками, влюбчивым, готов был обнять весь мир и готов был взять в жены всех женщин планеты… Про таких говорят – перекати-поле, все в его жизни легко, радостно, всех готов осчастливить, легко встретил, легко расстался…
– А потом, когда уж провожали его, махали ручкой ему в окно, я смотрю, среди всех, девочка одна, голову опустила, слезы вытират. И я поняла, что это подруга его, и какая ж холера потащила нас сюда вообще! Я так тогда расстроилась…
А после, мы так больше и не встретились.., он написал мне несколько писем, а я так и не ответила – и тетка Елена на какое-то время задумалась.
– Ну а что же второй-то? Теть Лен, ты говорила, что, самыми настырными были двое?
– Второй, да, он тоже был постарше меня, вроде двадцать семь, и он обихаживал меня, но не так как все, по-особенному, и тоже был женат. Красивая жена у него была, ни чего не скажу, приезжала к нему однажды…
Он был, окуратненький такой мальчик, в кримпленовом костюмчике, агаа, в коричневом, такой окуратненький, яяя нее моогууу. Скромный, учился-то не важно, но был директором крупной овощной базы. Вот придет ко мне в комнату, или на перемене подсядет просто так, и сидит тихо, тихо так, сидит и молчит. Порядочный такой парень, каждый раз, утром главно, подойдет и так официально поздоровается со мной за ручку, скажет,– Здравствуй, Лакисова,– дааа, вот так по фамилии. Другие-то наглые были, а этот порядочный, ничего говорит от тебя не надо, только дозволь рядом посидеть! А я ему, – Серега, что нового, как твоя жена? А он, хоть и не надо от меня ничего, а туда же!,– разведусь,– говорит,– только будь моей!,– нет, говорю, ни кто мне не нужен, и ты, живи давай спокойно со своей красавицей женой. Вот что тебе еще не хватает, Серега? А он,– в том то и дело, что ЖИТЬ хочу. А в ней, в жене моей, только и красота что с виду, а в душе-то пустота, с тобой вот просто рядом посижу и потом летаю целый день, спаси меня!
– Вот Сано, мужики-то, всем что-то надо все! А ведь ни один не сказал, что сделает меня счастливой, ни один не спросил, чего ж я-то хочу от этой жизни, и люблю ли кого. А только и знают, что эгоизм свой ублажать: – мне с тобой хорошо, не могу без тебя жить, спаси меня,– да разве ж всех спасешь?! Да и думала, что самой счастья хочется, где ж оно так долго заблудилось, и придет ли ко мне когда?..
А после учебы, уж дома, я познакомилась с Гошей. У нас друг общий был Сеня, они с Гошей все десять лет за одной партой просидели. Так вот, Сеня и привел его к нам в общагу. А Гоша-то молодой совсем, только вот из армии вернулся, такой мальчик хороший, он мне сразу, так понравился…
Да я, так-то и думать не думала, молодой, красивый, ну хорошенький, да и все, а мне-то уж двадцать восемь скоро, чего тут губу-то раскатывать?! Хотя я выглядела-то как сопливая салага, то есть нормально, не по годам, молодо и изящно, все только девятнадцать и давали, не больше, даааа…миловидная была.
Девки-то за Гошей табуном бегали, а я-то думала, что так и должно быть, такой мальчик хороший, ну вот ни как его с собой не могла даже в мыслях соединить, все из-за разницы в возрасте. Сеня-то рассказывал мне, что до армии у Гоши была любовь, и все у них серьезно было, она откуда-то из далека, на практике у нас была. Да только из армии его не дождалась. А уж после армии-то, выбор у Гоши был большой, раз бегали за ним многие, одна даже со мной в одном кабинете работала, Танькой звали. Он придет как бы к ней, а сам сядет за мой стол передо мной, напротив, и что-то все шутит, смеется…
Да, все шутит да смеется, а ее, вроде как и нету, дааа, а приходит-то к ней и цветы принесет и конфетку, яя нее моогууу! А потом уж все, не стал больше с ней встречаться. Мы поначалу просто дружили, по улице гуляли, болтали обо всем, в кино когда, в общаге сидели, музыку слушали…
А в один момент стала замечать, что душа моя, уж шибко тянется к нему. Но все одно, сопротивлялась и не могла предположить, что с ним может быть что-то у нас получиться, дааа, и все из-за возраста. А у него, ко мне-то, все уже более серьезно, чего уж там, когда касались друг дружку нечаянно, я чувствовала как его аж потрясыват! Пугалась, отстронялась. Знашь как боялась, что может увлечение у него обычное. Может он думал, что вот взрослая девка, опытная, погуляю с ней после армии-то. А потом наступило такое время, когда сама уж, из-за него спать по ночам перестала и когда беспрестанно стала думать только о нем. И без него уже не могла себя представить, и боялась, как вот у нас дальше все может произойти, вот тогда и поняла, что наверное это и есть любовь…
А вскоре, у нас была осенняя ярмарка, мы ж РАЙПО всегда участвовали, торговали там всяким, нарядят нас, ну вылитые матрешки! Ведь целый деревенский праздник был, а мы ж молодые девченки, нас везде и привлекали. Мы значит, с Верой Некипеловой торгуем, а они, Гоша с Сеней пришли и ждут, когда мы освободимся, дааа – взяли бутылочку вина. И пошли мы к Верке домой. Вера-то, по моложе меня, и вот я смотрю, как Гоша с Верой танцуют, и понимаю, что они друг другу подходят больше, а сама-то рееевнуююю, яя нее мооогууу!
У нас с Веркой, были очень похожие платья. Только у меня более синенькое, а у нее более голубенькое, ситцевые платьюшки, но красииивые, и вот такооой вот вырез на груди, декольте, агааа, все прям наружу! Ну и вот, танцевали мы с НИМ, а он взял да поцеловал меня вот сюда, у шеи… Я так испугалась, вообще, ноги прям подкосились и слушаться перестали, а в голове как туман сразу. Я помню все, хорошо помню…
До этих слов, тетка Елена, все смеялась да улыбалась, а тут стала такой серьезной, обняв голову двумя руками, стянула в низ платок и уткнувшись в него лицом, вдруг громко зарыдала…
– А потом, он пошел меня провожать, и дорогой-то признался мне, что полюбил меня всем сердцем. Он говорил эти слова, а я не могла в это поверить, ведь все, что он говорил, совпадает с моими чувствами, что и я люблю, да…да… по настоящему, люблю…
Он тогда и позвал меня замуж…
Проводил домой, и мы с ним целовались…
До Гоши-то я конечно встречалась с ребятами, гуляли, дружили и целовались бывало, и признавались мне в любви. Такие отношения называются– романами,только у меня не романы, а были обычные сквозняки, или как сейчас новомодно говорить – химия. Но я так, до двадцати восьми лет, ни кого и не полюбила, и вот только сейчас, впервые, сказала это слово ЛЮБЛЮ, моему Гоше.
– А может ты и прав, ведь пять разов замужем, от кажного мужика по сыну, ведь пять сынов у меня…
И ведь кажной раз, в замуж-то, по любви выходила, счастливая я…
И любила я, страсть как любила, кажного! Ведь, пока живу с мужиком-то, все ведь устраиват, и хорошо мне, и радостно все. А вот как приходит нова –то любовь, так и понимаш, что настояща-то любовь, это как-то по другому, сразу становлюсь какой-тось красивой, счастливой чтоль…
Может Сано, ты и прав, может чаво и не знаю. В итоге так и не разобралась, что же это за чудо такое – ЛЮБОВЬ…
Но чудо-то как раз в том, как она приходит ВДРУГ…
Вот вижу – ЕГО, и сердце взрывается словно! Душа кричать начинат, о НЕМ конечно, да так кричит, кажись вся деревня слышит…
И как-то все сразу по-другому, не так как прежде. И понимаю ведь нутром то своим, что ЛЮБЛЮ! И тогда, я как порядочная, все как есть, мужу– то свому, так и так мол, влюбилась, ухожу от тебя. А он, – так ведь и меня любила!,– а я то понимаю тепереча, ведь есть с чем сравнивать, я просто не знала, что не любила!
И так кажной раз, влюблялась, брала чемоданы, детей в охапку и вновь выходила замуж, в любви рожала следуще дите. И кажной раз уверенно считала, что вот ОНА– ЛЮБОВЬ, та, которая сейчас пришла, самая что ни на есть теперь настоящая, от которой ( как говорят) мурашки по телу, бабочки в животе и «крышу» сносит…
И не просто это блажь, аль соблазн какой, с энтим – то справиться не сложно, а вот с любовью ни как не можно! Любовь должна жить, коль пришла, да и не приходит она сама-то, дар это Божий! Ведь сколько людей на земле, которые живут, но так ни разу и не испытают сие чувство и душить в себе любовь, по природе своей преступление!
А последний-то мой, Мишка – козел! Ушел от меня, к этой, к Дуське, и что он в ней нашел?! Она, ведь и старше меня, и страшнее атомной войны, вот тебе и любовь…
А ведь, ты знашь, Сано, я только сейчас, рассказывая тебе о своей жизни, поняла, что самая-то настоящая моя любовь была – первая, к моему Гоше…
С раннего утра я бежал со всех ног к Кольке, чтоб рассказать про любовь деда Ильи, про его Лизавету (и нашу теперь любимую учительницу Елизавету Даниловну), Пузан же ни чего о ней не знат! А еще про лебединну верность.
Как это приятно, просто поговорить с людьми и узнать что-то новое, так вот живешь и думашь, что уж все знашь об энтой жизни, а вот и нет! А у Зойки-то, вона сколько книг, она их читат, и кажной день узнает что то интересное. Вот бы с ней поговорить, только она все нос воротит, взросла уже…
Поскорее б мне уж в школу, научиться все делать самому и читать и писать… это ж кака сила!
– Пузан привет! Полезли на тополь, что-то по секрету расскажу!
– Здорово Сано…
Не выспался я сегодня, все про любовь думал, така она разна быват, оказывается! Вот так живешь, и совсем не знашь, где она тебя, слезливая да с ума сшедшая, подкараулит?!
Мы залезли на тополь, в наш домик. Уселись на краешек, спустили ноги, положили подбородки на перекладину и какое-то время молчали в даль светлую…
– Ладно, Коль, так уж и быть, рассказывай первый.
– А че я то, первый? Сам прибежал ни свет ни заря, полезли на тополь, чтой– то расскажу по секрету…
– Ладно, давай по жребию, вот монетка, мой герб!– Мы кинули монетку…
– Ну вот, как всегда, везунчик же ты Сано! Ладно, сначала я расскажу про баушку Федору. Ну вот, Сань, ты не поверишь! Где тут может быть запрятана любовь? История така проста, ее даже придумать не возможно…
Однажды, они с со своей мамой пошли в лес по грибы. Она –то молода была, и многие парни из нашей –то деревни добивались ее, но она тогда еще маме своей сказала, будете насильно замуж выдавать, то в озере нашем и утоплюсь. Хочу сказыват, по любви. Года идут. А любви –то все нет и нет! Предки ее нагнетают, мол, вона женихов сколько, как на подбор, выбирай, пока всех не разобрали, останется косой да рябой! А из кого выбирать-то, если с измольца росли вместе и всех как облупленных знат. Ведь все наши деревенски парни как на ладони, как она сама выразилась:– видно птицу по полету, добра молодца по соплям! Вот, по грибы то и пошли, а в лесу, между деревьев и притаилась любовь-то! В это ж само время, из соседней деревни Григорий, со своей мамкой да в той же самый лес, по те же самы грибы, ага! До этого момента, они ж друг друга в глаза ни разу не видели, и знать не знали, что есть они на свете! А тут, прошли мимо, один раз только взглянули в глаза-то, и вот она-любовь… Ладно еще если б совсем рядышком прошли, а то так, из далека, промелькнули между деревьями и все! Сано, разве так быват?! А уж на следующий день, все как полагатся, сваты, гармошка, никто и не ждал вовсе. А она-то, баушка-то моя, то есть тогда-то молода невеста Федора, ведь всю ночь не спала, все смотрела как он грибы меж деревьев ищет! Не думала, не гадала, что поутру уж просватана будет! Любовь, что тут скажешь…
