Текст книги "Южноуральцы — Герои Советского Союза"
Автор книги: Александр Кислицын
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
СИЛЬНЫЕ ДУХОМ
1
20 июня самолет гражданского воздушного флота взял курс на Ашхабад. На борту самолета – восемь пассажиров. Самолет вел высокий, худощавый пилот Южилин Александр Григорьевич – летчик высокого класса.
Неисправность в моторе вынудила продлить остановку на одном из аэродромов на четыре часа.
– Товарищ пилот! Скоро мы будем в Баку? – спрашивала одна из пассажирок.
– Скоро, очень скоро.
Сделав круг над аэродромом, пилот повел машину на посадку, а через полчаса снова взмыл в воздух. Серебряная гладь Каспийского моря не скоро исчезла под крылом.
2
На следующий день пассажирский экспресс приземлился в Ашхабаде. Вскоре экипаж отправился на отдых в санаторий, который находился недалеко от аэродрома. Обычный субботний вечер был заполнен до отказа.
Утром Александр Григорьевич и борт техник отправились к знакомой пожилой женщине, которую они называли просто Степановна. Здесь всегда можно полакомиться фруктами в саду.
Степановна встретила их побледневшей. Дрожащим голосом она произнесла:
– Слыхали? Война с немцами.
– Не может быть, – ответили оба.
– Сын слушал радио из Москвы. Напали фашисты и бомбят города. Что-то будет теперь, – охала Степановна, – что-то будет?
Летчики побежали к санаторию.
…Южилина вызывали в управление гражданского воздушного флота.
– Вам телеграмма из Москвы. «Самолет задержать и немедленно выехать в свою часть», – взволнованно сообщил дежурный.
Получив документы, Александр поехал на вокзал. Но поезд только что ушел, а следующий – через двое суток. Как быть?
Расстроенный Южилин вернулся в санаторий и позвонил в управление.
– Почему не разрешают лететь? – спрашивал он. – Запросите немедленно…
Наступила ночь полная раздумий, догадок и настоящего человеческого беспокойства…
Дежурный диспетчер позвонил глухой ночью. Александр схватил трубку.
– Срочно вылетайте в Москву, – коротко сказал диспетчер.
Солнце еще не взошло. Прохлада с недалеких гор бодрила. Поспешно, но, как всегда, тщательно опробовали моторы. Все готово к взлету. Сигнал и самолет оторвался от взлетной дорожки.
…Посадки в Баку, Сталинграде для заправки и осмотра, отметки документов происходили по давно сложившимся правилам. Но Южилин и его спутники видели, как война встревожила и торопила всех.
Воздушный корабль подлетает к Москве. С высоты отчетливо видно, как на дорогах передвигаются войска. Всюду устанавливаются зенитные батареи. Штурман докладывает Южилину: «Впереди большая облачность».
– Пробьемся, – отвечает пилот.
Погода резко изменилась. Облака надвигались с запада, накрапывал дождь. Радист установил связь, но сигнал запрещал посадку.
Молчавший всю дорогу Южилин мрачно бросил:
– Не поняли сигнала! Будем садиться…
Южилин благополучно посадил машину, без промедления побежав в штаб.
3
Южилину вручили документы, приказано направиться в Курск. Он поспешил на вокзал. Еле втиснувшись в переполненный пассажирский вагон, Александр ощутил, что он и его спутники с этой минуты полностью во власти войны.
Ночью проехали Орел.
Гитлеровцы бомбили этот город накануне. Пассажиры узнали об этом от проводников. Многие, озираясь, ждали нового налета, нервничали.
Южилин с нетерпением поглядывал на часы. Отправления на Курск все еще не давали. «Полк наверняка перебазировался ближе к фронту, но где проходит фронтовая линия?» – думал Александр.
Ехали с погашенными огнями. От этого становилось еще грустнее. В вагонах очень душно. Разговоры велись полушепотом. Что-то ждет впереди?
В Курске Южилин буквально на ходу выскочил из вагона и через несколько минут был дома.
Софья Григорьевна – жена и большой друг – с нетерпением ждала его, обрадовалась, но встать не могла. Маленький Валерик крепко спал, не слышал, как вошел отец. Александр Григорьевич обнял супругу и черные глаза Сони обволоклись туманной пеленой радости и слез. Она с минуты на минуту ждала родов.
…Александру вспомнилось, как совсем еще, недавно он учился в Саратовском аэроклубе, а Софья Григорьевна учила его летному искусству – она была летчиком-инструктором…
Схватки начались очень скоро, и Софья забилась на кровати, забыв обо всем на свете.
– Соня, может, потерпишь до утра? – взмолился Александр.
– Дурной ты, дурной, – еле выговорила Софья Григорьевна, намереваясь встать.
Вместе с соседкой Южилин отвел Соню в районную больницу и через три часа у них появился на свет второй сын.
Вернувшись домой, Александр еле успокоил расплакавшегося Валерика и, передав его на попечение соседки, поспешил к поезду. Южилин оставил записку Соне:
«Назови сына Александром. Если погибну, останется память».
В Брянске стояли долго. Паровозные гудки и воющие сирены оповещали о новом налете вражеской авиации. В ярко-оранжевом закате, поблескивая крыльями, неслись к станции фашистские стервятники. Зенитчики не пропустили противника. Сбросив бомбы на окраинах города, гитлеровцы трусливо повернули назад.
Прошла еще ночь… Выйдя из вагона на станции С., Южилин к своему удивлению увидел сошедшего за ним лейтенанта Волкотруба Виктора.
– Здорово, – кричит Александр и радостно жмет товарищу руку. – Откуда ты свалился?
– Из Курска.
– И я там садился. Вот так история – ехали в одном вагоне и не встретились.
Пилоты уверенной походкой пошли к аэродрому. Вот уже и городок виден. Размахивая чемоданами и неся на руке летное обмундирование, летчики спешили в свою часть. Подходя к служебному зданию, увидели полковника Юханова.
– Здравствуйте, друзья, – приветствовал полковник. – Очень хорошо, что прибыли. Собираются птенцы в свое гнездышко. Как, Южилин, полетал в гражданском флоте, чему научился?
– Летал на пассажирском по трассе Москва – Ашхабад, – бойко рапортовал Южилин.
– Ночью, в облаках летал?
– Так точно, приходилось летать и в облаках, и ночью, и над морем, и над горами.
– Очень хорошо, все это пригодится, – сказал Юханов, поглядывая назад. – Что-то долго нет машины. А не пройтись ли нам по аэродрому. Кстати и познакомитесь с летным полем. Как думаете?
– С удовольствием, – ответили летчики и, схватив чемоданы, зашагали рядом со стройным боевым командиром, которого все почитали в полку, как отца родного.
4
Приближавшийся шум моторов в воздухе услышали все сразу. Остановились, разглядывая горизонт. С севера появились восемь-девять точек на средней высоте.
– Наши СБ (скоростные бомбардировщики), – сказал Южилин.
– Нет младший лейтенант, ошибаетесь, – резко возразил полковник. – С такими я уже встречался в 1937 году в Испании. Это – «юнкерсы».
Точки быстро приближались и уже было видно, что самолеты заходят на аэродром, вдоль стоянок наших самолетов. Захлопали выстрелы зениток, затрещали пулеметы.
– Ложись! – скомандовал Юханов, и все трое распластались на земле, в самом центре аэродрома.
Послышался режущий ухо свист и глухие разрывы бомб, упавших совсем недалеко. Младший лейтенант стал приподниматься, думая, что все уже кончилось, но в это время пулеметная очередь защелкала рядом.
– Ложись! – громче прежнего крикнул командир полка.
Южилин прижался к земле, ища у нее защиты.
…Стрельба постепенно умолкла. Три летчика поднялись, отряхнули пыль.
– Понятно, что такое война? – спрашивает Юханов.
– Понятно, – разом ответили молодые пилоты, не бывавшие еще в боях.
Они вновь шагают рядом с командиром к стоянке самолетов, которая находится недалеко у леска.
Так встретили Южилина и Волкотруба друзья и враги.
5
Противник глубоко проник в глубь страны. Штаб Военно-Воздушных Сил требует все новых и новых данных о противнике. Бомбардировщик Южилина, оборудованный двумя мощными аппаратами, с высоты 5,5—6 тысяч метров фотографирует подходы к Киеву, Днепропетровску, скопления и колонны противника, идущие на восток. Снимки немедленно увозились в главный штаб.
…Однажды в августе Южилину приказали лететь в разведку. Экипаж давно уже был готов к выполнению боевой задачи, а туман, как назло, не расходился. Летчики «прихватили» с собой шесть стокилограммовых бомб.
В 11 часов дня засверкало солнце, и самолет поднялся в небо. Прошло сорок минут. На высоте 3000 метров встретилась густая облачность. По расчету через семь минут должна быть линия фронта, и Южилин «полез» вверх. В это время левый мотор начал «чихать», а радист Якубжанов докладывал: «Справа снизу два МЕ-109 заходят в атаку».
Радист и стрелок встретили противника пулеметным огнем, но у «мессершмидтов» преимущество – с них ведут пушечный огонь.
Атака. Экипаж мужественно защищается… Загорелся правый бензобак. Пилот делает левый разворот в сторону территории и тут узнает о гибели Якубжанова. Башня радиста умолкла, заменить погибшего некем.
«Мессера» повторили атаку, нападая на самолет Южилина снизу, из-под хвоста. Их встретил пулеметным огнем стрелок, но и он после второй атаки оказался раненым в левую руку. Южилин встревожился. Рули высоты не работали: ясно, что тяги перебиты. Самолет потерял управление. Пожар угрожает кабине. Бомбардировщик вошел в резкое пикирование и младший лейтенант подал команду экипажу: «Прыгай!»
Самолет падает с увеличивающейся скоростью. Пилот хочет выпрыгнуть, но в силу перегрузки фонарь кабины открыть невозможно. Секунды кажутся вечностью. Вдруг самолет перевернуло, фонарь легко отодвинулся и Южилин выпал из кабины.
6
Коснувшись земли, летчик собрал парашют и выхватил пистолет, приготовившись к самозащите.
К Южилину подошел неторопливой походкой пожилой колхозник-украинец. Разговорились не сразу. Папиросу из коробки «Шутка», предложенную Южилиным, колхозник не взял, исподлобья разглядывая босого парашютиста. «Черт его знает, наш или вражий, надо ухо держать остро».
Украинец свертывает цигарку, наполнив ее душистым самосадом, и косо глядит на пилота с револьвером в руке. Южилин, спохватившись, убрал пистолет. Ему очень захотелось крепкого табачку и он попросил у колхозника на папироску.
С этого и началась беседа.
– Какой район, папаша, и где линия фронта? – спрашивал Южилин, смущаясь и вопроса и неудобства своего положения.
– До района 35—40 километров. Ахтырка. Передовая три-четыре километра отсюда, – и колхозник показал рукой направление.
– Хиба не слышишь, як палят, – и старик усмехнулся уголками губ.
В самом деле, Александр хорошо различил глухие пулеметные выстрелы. Значит, он на своей земле.
Пока крутили цигарки и закуривали, подошла автомашина с бойцами. Пилота посадили в кузов и повезли в деревню. Там оказался южилинский стрелок, ему уже перевязали руку. Рядом с ним стоял гитлеровский парашютист, радист Ю-88, и медсестра перевязывала ему голову. Фашистского штурмана поймали на передовой. Где был штурман южилинского экипажа никто не знал.
Поехали к самолету. ИЛ-4, ударившись о землю, переломился. Младший лейтенант осмотрел погибшего радиста Якубжанова. Три пули пробили ему грудь. Взяв документы, комсомольский билет, Южилин вместе с жителями и солдатами похоронил своего воина на краю деревни.
В тыл вели большую колонну пленных. Южилин впервые увидел так близко вражеских офицеров и солдат. Офицеры шли гордой, надменной походкой, считая свое пленение каким-то недоразумением. Южилин посмотрел им вслед и подумал: «Скоро, господа завоеватели, пыл у вас поостынет».
7
Южилинскому экипажу, как и тысячам других, приходилось постоянно летать в разведку и одновременно сбрасывать на головы захватчиков бомбы. Гитлеровские армии упорно лезли на Москву, Ленинград, Сталинград, рвались к Волге.
Полк часто менял аэродромы. Однажды Южилину приказали произвести разведку над Сталинградом.
Ночь… Ураганный ветер подбрасывал самолет, вырывая из рук штурвал. Пришлось лететь на высоте не более четырехсот метров. Связь с землей прекратилась из-за обледенения антенны, но, к счастью, в районе Сталинграда оказалась безоблачная, тихая погода и пилот повел корабль ввысь. Зенитчики противника неистово открыли огонь, но умело маневрируя, Южилин сбросил свои «подарки» на головы зенитчиков и повернул назад. Через полчаса самолет снова встретил снежную бурю и «сражался» со стихией.
Примерно через час полета, самолет Южилина оказался над каким-то незнакомым аэродромом. Здесь жгли большие костры, которые были еле видны. Связь с аэродромом установить не удалось, хотя радист без умолку передавал: «Я свой самолет, прошу посадку».
Пилот водит самолет по кругу, выбирает откуда лучше совершить посадку. На аэродроме увидели самолет, догадались, что пилот ищет место посадки и кроме костров зажгли две осветительные бомбы. Южилин посадил тяжелую машину в снег. При этом лопнуло колесо.
Пришла автомашина и экипаж повезли к начальству.
– Мы своим летчикам запретили садиться, и они ушли на другие аэродромы, а тебя черт принес в эту сумасшедшую погоду, – вполне искренне возмущался командир полка. – Откуда ты взялся?
Южилин доложил.
– Не думал, что живы будете. Самолет прошел метрах в двадцати от водокачки. Ваше счастье, лейтенант, повезло.
– Мне нужно связаться с командованием. Где я нахожусь? – спрашивал Южилин.
– Район Балашова. Антенны обледенели и оборваны, связи нет.
Полковник приказал немедленно накормить экипаж и обогреть.
– Молодцы, – сказал он и попрощался с Южилиным.
Часа через два Южилин доложил на КП о результатах разведки, а утром экипаж отправился в свою часть.
Боевые вылеты. Жестокие схватки с врагом. Так шел день за днем, месяц за месяцем. Много славных дел совершил опытный летчик Южилин. Когда его представляли к званию Героя Советского Союза, в характеристике было записано:
«Были геройские случаи. При выполнении боевых заданий днем Южилин несколько раз приводил на свой аэродром самолет, имевший сто и более пробоин зенитной артиллерии врага, а первого сентября 1942 года, при обороне Сталинграда, несмотря на то, что весь путь пришлось лететь в плохую погоду на высоте не свыше 100 метров, Южилин настойчиво пробился к цели и точным попаданием вызвал сильные взрывы и три очага пожаров. Над целью самолет был подбит, но отлично пилотируя, летчик привел корабль на свой аэродром».
Это настоящий боевой подвиг.
Сталинградская группировка противника доживала последние дни. Наши бомбардировщики днем и ночью бомбят противника.
Январской ночью, когда ветер у земли достигал 18 метров в секунду, а поземка мела, забивая глаза, Южилину было приказано пойти на разведку и бомбежку. Самолет еще с вечера был на старте с бомбами и полной заправкой. При видимости, равной нулю, самолет взлетел и на бреющем полете шел почти до Сталинграда. Над городом погода ясная, и пилот, поднявшись на 2000 метров, зашел вдоль Волги на фашистские позиции, которые теперь называли «пятачок». В это время появились 50 «юнкерсов» и 30 «мессершмидтов». Заметив советский самолет, два МЕ-109 бросились на него. Радист Одуденко и стрелок Панылин Иван в первой же атаке сбили одного истребителя. Оставшийся МЕ-109 во время второй атаки зажег левый мотор южилинского самолета, и он стал давать перебои. Южилин перешел на бреющий полет, чтобы уйти от врага. В это время подошли наши «яки» и ПЕ-2. Завязался крупный воздушный бой и очень немногим самолетам противника удалось уйти на свои аэродромы.
8
В конце декабря 1942 года авиация дальнего действия получила боевую задачу – сорвать новое генеральное наступление на Москву. Полк, в котором служил Южилин, базировался под Москвой. Летчикам было дано задание уничтожить крупную группировку фашистов в районе Ржева. Советские соколы наносили мощные удары по скоплениям врага, делая по два вылета в ночь. Делалось так: авиаполк три-четыре минуты бомбит и уходит, чтобы дать место другому полку. И так всю ночь. «Генеральное» наступление врага было сорвано.
В полку были и такие летчики, которые вылетали на бомбежки по три раза в ночь. Таким был, например, капитан Бодунов – заместитель командира эскадрильи по политической части. Этот бесстрашный человек обычно самые трудные задания всегда брал на себя.
В полку выросли подлинные мастера меткой бомбардировки. Летали они в дождь и туман, в снег и ураган. Это – Бодунов, Герой Советского Союза Юрченко, Южилин, Кувшинов и другие. Капитан Бодунов погиб смертью храбрых. На смену влились свежие силы, молодые летчики Георгий Муравьев, Фомин, позднее ставший Героем Советского Союза.
Эта группа смелых имела особый позывной – «Дельта». Стоило получить по радио сигнал: «Дельта 7» и взмываются в воздух прославленные летчики.
9
Зима 1943 года. На аэродроме кипит напряженная работа. Слышен привычный звук моторов. Вокруг летного поля стоят белые двухмоторные воздушные корабли, а под фюзеляжами чернеют бомбы.
Летчики получают боевую задачу:
«Уничтожить эшелоны с техникой и живой силой на станции Батайск, задержать подходящие резервы».
Экипажи внимательно изучают маршрут, боевую задачу.
– Самолет готов к полету, – четко докладывает Южилину техник.
Экипаж у самолета. Сегодня штурманом летит замполит эскадрильи Яскин.
– Ну как, Южилин, отвезем подарочек врагу, – весело говорит Яскин.
– Будем бить без промаха, – отвечает Южилин и дает команду: «По местам!».
Тихо на аэродроме. Алеет запад в облаках вечерней зари. В воздухе с шипением летит зеленая ракета, и вот она уже распласталась, как жар-птица. Через секунду пришла команда:
– От винтов!
– Есть от винтов.
Заработали десятки пропеллеров. Лопасти загребают воздух, гонят его под фюзеляж. Самолеты подруливают к взлетной площадке. Короткое «мигание» на плоскостях и взлет разрешен.
Самолет тяжело, но послушно оторвался от взлетного поля. Моторы работают ровно.
– Связь установлена, – докладывает Одуденко.
– Хорошо, – отвечает Южилин.
Яскин уверенно дает курс и самолет ложится на заданное направление.
Через два часа полета впереди стали видны пожары, вспышки орудий, гирлянды ракет. Это – линия фронта. Близко враг.
– Смотреть внимательно за воздухом, – предупреждает командир корабля.
– Есть внимательно смотреть!
Самолет проходит через передний край.
– Скоро цель, – говорит штурман, – впереди облачность.
– Ну что ж, пойдем под облаками, – говорит Южилин.
Вспышки прожекторов коснулись самолета.
– Довернуть 10 градусов влево, – раздается команда штурмана. И Южилин доворачивает послушную машину на цель.
Резкий шипящий звук – это открылись бомбовые люки, и бомба, на которой написано «Смерть Гитлеру», пошла вниз.
Самолет уходит с разворотом от цели. Рядом разорвался зенитный снаряд.
– Слева сверху разрыв, – докладывает Одуденко.
– Справа сзади разрыв, – кричит стрелок.
Самолет выравнивается и с повышенной скоростью уходит назад.
Вдруг яркое пламя сзади осветило облака и горизонт.
– Что такое? – спрашивает командир.
– Бомбы попали в эшелон с горючим, поэтому большой взрыв, – сообщает Яскин.
– Очень хорошо, – и Александр Григорьевич еще крепче сжимает штурвал.
– Над станцией большой пожар, – радуясь успеху, сообщает радист.
– Смотреть за воздухом, – командует Южилин.
10
Мы с Южилиным сидим в уютной комнате и полностью отдались воспоминаниям. Перелистываем летную книжку, сохранившуюся до сих пор.
– Разве все запомнишь, – извинительно замечает Александр Григорьевич. – Боев было много, удачных и неудачных. Всякое случалось.
Я прошу Южилина рассказать о боевых вылетах в глубокий тыл противника.
…Мы стояли на подмосковных аэродромах. Наши ИЛ-4 были оборудованы добавочными баками и это позволяло совершать дальние полеты, находясь по 10—11 часов в воздухе. Помню, в апреле сорок третьего летал на Берлин. Выходили к Балтике и, ориентируясь береговой линией, поворачивали на Штеттин. От него до Берлина сорок минут полета.
Сплошные мечи прожекторов рябили в глазах, мешали пилоту и штурману. Ежесекундные вспышки разрывов зенитных снарядов нервировали экипаж.
Когда оказались над Берлином, были ясно видны очаги нескольких пожаров. Это только что ушли английские самолеты, которые, видимо, неплохо поработали.
Наши бомбы легли хорошо на цель, и зловещие языки большого пожара осветили поверженный город.
Развернув корабль под прямым углом, я уводил его от зенитного огня, но все же один осколок угодил в правый мотор и он начал давать перебои. Так и тянул на одном моторе около тысячи километров. Но, представьте себе, благополучно привел самолет на свой аэродром. Такие случаи нередко бывали и с моими товарищами.
…В феврале 1944 года Южилин за две недели четыре раза вылетал со своим звеном на вражеские объекты, расположенные в Финляндии.
26 февраля, вернувшись с бомбежки, Александр Григорьевич почувствовал неприятное колотье и боль в пальцах ног и рук. Обморозился в полете. Спросил товарищей об этом совсем неожиданном явлении, а у них тоже самое. Ноющая боль усиливалась.
…Командира звена гвардии капитана Южилина позвали к командиру полка подполковнику Аверьянову.
– Как самочувствие капитан? – спросил Аверьянов.
– Хорошее.
– А как руки, ноги? Здорово прихватило?
– Есть маленько, – ответил Южилин.
– Вот что, дорогой капитан. Через час нужно лететь снова в Финляндию. Можешь или трудно будет?
– Могу, – уверенно ответил Южилин и стремительно выбежал из землянки, боясь, что командир может изменить свое решение.
Задание командования было выполнено. Позднее было установлено, что бомбы, сброшенные летчиками, ложились точно на военные объекты. Точное ночное бомбометание русских летчиков ошеломило врага.
– Потом пришлось на месяц с лишним уехать в госпиталь, а так ничего, сошло – рассказывает Южилин.
11
В апреле южилинское звено летало на Тильзит и Кенигсберг. Дальние полеты по-прежнему чередовались с налетами английской и американской авиации. Боевая дружба союзников крепла.
…Противник подтягивал резервы к окруженному Севастополю. Эскадрилье приказано на дальних подступах разрушить узловую станцию, уничтожить скопление вражеских эшелонов.
Посмотрев на Южилина, штурман эскадрильи Коньков сказал:
– Какой калибр бомб взять, вы сами знаете.
– Машина к полету готова, – поблескивая золотыми зубами, доложил техник Ворошилов Виктор.
Ворошилов – неутомимый труженик, весельчак, каких поискать. Три года он обслуживает южилинское звено. Летчики всегда уверены, что этот воин безупречно подготовит самолет к полету.
Южилин улыбнулся и вспомнил в эту минуту, как в зимнюю стужу, в пронзительный ветер, когда тысячи мельчайших крупинок снега окутывали моторы, Ворошилов с распухшими пальцами менял цилиндры и, опробовав моторы, неизменно докладывал: «Манюня», как всегда, в порядке».
К самолету подкатила легковая машина, и из нее вышел плотный, среднего роста пожилой офицер.
– Капитан Южилин? – спросил он.
– Да.
– Полковник Зусиков из генерального штаба. Я штурман и полечу с вами на боевое задание. – Зусиков отдал папаху штурману капитану Воронецкому, взяв у него шлемофон.
Экипаж занимает свои места.
Южилин по привычке командует:
– Штурман, курс! – и тут же спохватывается – на штурманском месте не Гриша Воронецкий, а москвич.
Через два часа линия фронта осталась позади. Видны вспышки разрывов. «Наши уже работают», – подумал Южилин.
Над головой плывут редкие облака. Ярко светит луна.
«Сейчас бы на тебя штору одеть», – думает Южилин, поглядывая на луну, и командует:
– Смотреть за воздухом!
– Есть смотреть! – откликаются Одуденко и Паньшин.
– Заходим к станции под 30 градусов, – сообщает Зусиков.
– Есть под 30 градусов, – отвечает пилот.
Заходить на цель пришлось при ярком освещении луны.
– Хорошо вижу станцию, – говорит полковник-штурман. – Держи курс, скорость и высоту.
Сброшена бомба. Самолет делает разворот.
– Домой? – спрашивает Южилин.
– Нет. Разрыв около здания станции, путь не поврежден. Еще заход, – командует штурман.
При следующих заходах три бомбы положили на железнодорожные пути и одну – в здание.
Бьют вражеские зенитки, иглы прожекторов, кажется, насквозь прошивают бомбардировщик, но экипаж работает уверенно. Еще один заход. Последние бомбы снова накрыли цель.
…В мае бомбили суда и транспорты в Севастопольской бухте. При подходе к Крымскому полуострову погода улучшилась. Штурман Воронецкий уверенно прокладывает курс. Впереди видна бухта, освещенная огнями с воздуха. Разрывы снарядов и сотни прожекторов противника сопровождают наши самолеты. Вот на воде вспыхивает сильный взрыв. Взорвался транспорт.
– Мы тоже свой груз положим куда надо! – кричит штурман.
– Довернуть влево на пять градусов, – слышит Южилин голос Воронецкого. – Так держать. Бомбы сброшены точно в цель.
Самолет уходит от цели.
– Поработали сегодня неплохо, – рассуждает капитан Воронецкий. – Многие корабли врага не уйдут в море.
12
В апреле 1944 года авиация дальнего действия бомбила военные корабли и транспорты в румынском порту Констанца.
К самолетам обычно подвешивали одну тысячекилограммовую бомбу и десять «соток» специального назначения. Выходили на Черное море западнее Одессы. Через лиманы Дуная шли вдоль берега.
Однажды, за пять минут полета до Констанцы, на высоте 5000 метров, встретилась сплошная облачность. Самолет пошел на снижение.
– Штурману и радисту! Снижение 15—20 метров в секунду! – крикнул пилот и добавил: – Спокойно!
Теряя высоту с огромной быстротой, самолет вывалился из облаков. До земли оставалось не больше 1500 метров. Южилину удалось вывести самолет в горизонтальное положение прямо над целью. Штурман сбросил бомбы на корабли и транспорты. Экипаж увидел взрывы и пожары. Утром агентурная разведка подтвердила, что было потоплено несколько транспортов врага. Выходит, что налет был удачным.
13
Шел последний год войны. Авиадивизия ночью бомбила столицу Венгрии. Один самолет южилинского звена столкнулся с другим нашим самолетом и оба экипажа погибли, кроме летчика, выброшенного из кабины при столкновении. Раскрыв парашют, пилот скоро коснулся земли. Его схватили и посадили в крепость.
Утром на допросе тщательно выбритый пожилой полковник, ломая русский язык, приглашал советского летчика к столу. На столе документы погибших экипажей, удостоверение личности и комсомольский билет пленника, а также фотоальбом авиаполка.
– Полюбуйтесь, герр пилот. Вот ваш Аверьянофф, это начальник штаба, это ваш командир звена Южилин. Немец показывал пленнику фотографии хорошо известных ему товарищей – однополчан, правильно называя фамилии и должности. На конвульсивно дергающемся лице гитлеровца скользила профессиональная улыбка палача.
– Аверьянова давно нет, – решил врать лейтенант. – Южилина тоже убрали, – и летчик уверенно назвал несколько имен пришедших на память.
– О, ви молодец, герр пилот. Война. Все может быть, о, да. Пудем каварить. Мы… – тянул полковник, – благородна, феликодушен нация. Немецкое командований предлагает вам Ю-52. Это прима аероплейн и ви будешь самый счастливый тшеловек. К вашим услугам марки, комфорт, прекрасное вино и фрау, о, да. Ви не боятся. Русски зольдатен никада ни пудет Пудапешт, Прага, Перлин.
Затаив гнев, пилот-комсомолец еле сдерживал себя. Если бы не два здоровенных эсесовца с автоматами на груди, стоявшие по бокам, он бы знал, что делать.
– Ваша прима – трехмоторная дрянь и пусть ее водят недобитые гитлеровцы, – только и успел сказать он.
– Молшать! – закричал, багровея, полковник. – Ви рюски швайн. Не хочешь жирна куски хлеб, немецка форма, полютшай морда, – и он ударил пленника парабеллумом по голове.
…Летчика отлили водой. Веки еле раскрылись. Голова болела и летчик не сразу вспомнил, что с ним произошло.
Допрос продолжался. Убертс предлагал сигареты, приглашал к столу, указывая на бутылку коньяку и налитые рюмки. Пленный молчал.
Полковник повторил предложение, грозился повесить летчика за отказ служить фюреру, но пилот смотрел на него ненавидящими глазами и, стиснув зубы, молчал.
Избитого и окровавленного лейтенанта уволокли в камеру и бросили на ледяной, каменный пол.
Так продолжалось около двух недель. Молчание юноши-летчика бесило опытных, набивших себе руку эсесовских палачей и они поочередно допрашивали советского офицера и всякий раз били его до потери сознания.
14
Ранним утром летчика вывели из камеры и в коридоре толкнули к десятку таких же оборванных и изуродованных узников.
Комендант и двенадцать эсесовцев вывели пленных за крепость. Высокий, худой, с черной бородкой и усами пилот стоял в первой паре. «Куда ведут»… Он оглянулся на товарищей. Четыре пары в окружении конвойных шли еле волоча ноги. «Если смерти не избежать, все равно надо сопротивляться», – рассуждал летчик. Оглянувшись еще раз, пилот негромко сказал: «Крепитесь, товарищи!». Рядом шедший конвоир ударил прикладом, но летчик удержался на ногах, схватившись рукой за соседа.
…Вдали раздавались глухие взрывы. Их ведут все дальше. Наступили сумерки. Стрельба была все слышнее. Пленных загнали в пустующий венгерский дом. Дрожа от холода, голодные и уставшие, сначала шепотом, а потом и в голос заговорили пленные. Сразу потеплело на душе. О том, что их ожидает, старались не говорить, но все твердо решили: бежать при первой же возможности.
Летчик сидел у окна. Разве можно уснуть в такую неспокойную ночь! Кто виновен в ужасной катастрофе? – спрашивал он себя. Прильнув усталой головой к косяку, пилот в конце концов уснул.
…Утром выглянувшее из-за облаков солнце косым лучом проникло в дом. Стало теплее. Стрельбы уже не слышно.
И вдруг пленные увидели коменданта, идущего к домику веселой походкой. Офицер, переодетый в форму капитана Советской Армии, вбежал в помещение, распахнул дверь и крикнул:
– Выходите, товарищи, я вас передал командованию. Территория за ночь перешла в руки нашей армии. Подойдет машина, и мы поедем в штаб дивизии.
Пленные повскакали, не веря в «чудо». Может быть, это ловушка?
Пилот первым вышел на улицу, озираясь по сторонам. За ним шли остальные. Солдаты конвоя собрались кучкой около дерева и громко спорили. Оружия при них не было. Война для них уже кончилась.
…С запыленной грузовой автомашины сошли двое: офицер и солдат. Улыбаясь, они шли навстречу своим собратьям.
– Я очень жалею, – говорит Александр Григорьевич, – что не могу вспомнить фамилии этого отважного летчика. Может быть однополчане помогут мне это сделать.
15
После Отечественной войны Южилин почти четыре года служил на Сахалине, где был инспектором по обучению технике пилотирования.
– И от Сахалина память осталась, – шутит Южилин.
…Однажды зимой, после взлета, отказали рули высоты.
– Как быть? – запросили по радио.
– Прыгать, – пришел ответ.
Южилин был без парашюта, а одевать его было некогда. Подал команду обучаемому: «Прыгай!» Радисту – тоже.
Последовал ответ:
– Прыгайте вы, мы за вами.
Выход один – сделать посадку. Южилин высмотрел снежные косы и посадил машину на одну из них. При этом было сломано шасси, а пилот получил сильные ушибы. Самолет прорыл глубокую траншею в двухметровом слое снега, распластавшись крыльями. Экипаж был цел. Это главное.
Когда с перевязанной головой Южилин пришел домой, Софья Григорьевна только и успела сказать: