Текст книги "Проклятое поместье (СИ)"
Автор книги: Александр Смолин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
В тот день я кричала так громко, что вороны в округе поднялись в небо.
А через два месяца Себастиана отпустили.
Он не сказал, как смог избежать плахи... и вернулся уже другим человеком.
ГЛАВА 4 ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ВСЕГДА СТОИТ В УГЛУ
В эту бессонную ночь я пью чай со своими куклами при свете единственной свечи. Наша компания обсуждает ошибки моего прошлого. Куклы настаивают, что я должна была выдать мужа палачам и спасти свой титул. А я в свою очередь защищаюсь:
– Я не могла его выдать, мы же клялись перед алтарем.
– Нужно было думать о чести рода, графиня. Ты должна была выдать его королю. Сказать, что он убил принца, что он бил тебя и вообще был опасным человеком. Тогда, тебя бы дуреха вернули ко двору как жертву, а теперь ты старая никому не нужная графиня без титула.
Я обнимаю ладонью подбородок и с грустью отворачиваюсь к окну:
– Кому нужны эти титулы? У власти стоит чернь. Миром завладели деньги. Любой повеса, теперь может возомнить себя графом, лишь бы денежки были, а таких как мы с вами, девочки, эти простолюдины не станут лобзать в ягодицы, простите меня за выражение, но в новом мире, для нас нет места. А что до Себастиана, то он никогда меня не бил. Я не могла его выдать, и я не была уверена.
– Все что ты делаешь, Белатрис, это лишь оправдываешься. Прекрати. Мне жалко на тебя смотреть, мир изменился, и теперь для нас нет места под солнцем. А его надо отвоевывать. Ты могла бы добиться льгот.
– Я не стану перед ними унижаться.
– Тогда прекрати жаловаться и признай, что ты ничем не отличаешься от простоволоски с базара, потому что плевать они хотели на твое происхождение.
– Смотри в свою чашку, Анфиса! Не дело попрекать взрослую госпожу кукольными советами. Я, если ты хочешь знать...
Как вдруг в двери кто-то стучит. Причем стучат в двери парадной.
– Неужели Бледная леди?
И снова стук… Я оборачиваюсь через плечо и замираю.
Стучат учтиво, будто, спрашивают разрешения войти. Бледная леди не стала бы церемониться. Она бы вошла без стука.
– Человек, Который Всегда Стоит В Углу, – шепчутся куклы за столом.
Похоже, ему не понравились наши шумные чаепития.
– Может быть это сквозняк, девочки? – я пытаюсь заручиться поддержкой кукол, но они лишь испуганно переглядываются.
Из-за дверей теперь слышится голос:
– Госпожа, я принес вам немного снотворного. Если позволите мне войти, то я буду рад вам его предложить.
И я тут же вспоминаю чудовище из сна.
Пушок рычит из темноты кухни, но так и не решается выйти.
Я пячусь к камину. Я не могу поверить своим ушам, но голос принадлежит дворецкому, некогда служившему в доме. И Себастиана нет рядом, чтобы меня защитить. Похоже, мне придется решать все самой. О Боже!
Но к счастью, в дверь больше никто не стучит. Ни шагов, ни стука, ни предложений. Кажется, все успокоилось. Не стоит больше испытывать судьбу.
Я немедленно решаю закончить вечер в кровати.
Лежа под одеялом, я снова думаю о конце жизни. Но вдруг мне вспоминается, что дворецкий покинул поместье первым из слуг, попросту исчез в один вечер и больше не возвращался, а еще я побаивалась его. Он был странным навязчивым человеком и как-то всегда откровенно на меня смотрел.
Я так и пролежала до трех, пока не пробили часы. И вот сейчас я слышу, как на втором этаже по полу катится не то подсвечник, не то круглая ножка от стула. Я поднимаю глаза к потолку на грязную плиту, и знаю, что с той стороны, на меня смотрит печальная Тень убиенного принца. Эту ночь я буду спать с открытыми глазами, а куклы будут гадать, не преставилась ли их госпожа на тот свет.
* * *
Но наступает утро и тени страхов разбегаются по углам.
Я поднимаюсь с кровати, нащупываю на полу тапки и шаркаю в них к камину, чтобы повесить чайник. Я думаю, что просидела в доме уже много дней, и мне хочется выйти на улицу, подышать свежим воздухом, но после случая с червяками, я боюсь. Я стою у окна и смотрю на двор, и к своей радости вижу почтальона. Теперь появился повод выйти. Я выглядываю за дверь и приветствую разносчика газет:
– Доброго дня, господин Шульц. Как ваша спина?
– Уже лучше, госпожа Беладонна, моя племянница привезла с Рокса отличную мазь. Теперь я чувствую себя моложе на двадцать лет.
"Рокс – родина статуй".
– Не одолжите ли вы, господин Шульц, немного мази для моих коленей?
– С удовольствием, госпожа Беладонна, берите – любезно отвечает почтальон. – У меня еще целых два тюбика.
Он протягивает мне тюбик, и я охотно его принимаю. Мазь от болей в ногах, старой женщине точно не помешает.
– Ну, что сегодня, Шульц?
– Опять письма из коммунальной службы. Все не дают вам покоя, так?
– Не могут простить мне выходки с инспектором. Я окатила его чаем.
– Вы шутите? – почтальон улыбается. – Поделом ему.
Пушок выскакивает прямиком под ноги, господина Шульца. Собачка прыгает и резвится на радость моим глазам.
– Пушок! Пушо-о-ок, не докучай господину Шульцу, у него еще много соседей по списку! Господин Шульц, прошу вас, не пугайтесь моего щенка, он безобидный.
Почтальон смотрит на меня немного смущенно, должно быть он стесняется Пушка, а затем он улыбается и играет с песиком.
– Оу, какая милаха, вижу, госпожа Беладонна, у вас теперь есть охрана?
– В следующий раз, спущу Пушка на коммунальную службу, если они еще надумают ко мне явиться. – Мне хочется спуститься за Пушком, но эти черви в земле пугают меня до чертиков. Я смотрю на землю и вижу сквозь нее тысячи голодных зубастых ротиков, которые только и ждут момента, чтобы утащить меня в глубокую почву и обглодать до костей. И я прошу Шульца подать собаку.
Шульц смотрит на меня с состраданием, он неловко мнется и говорит: "Много лет назад моя бабушка, будучи больной, ушла из дома и не вернулась. Ее обнаружили в овраге с разбитой головой. Я бы хотел найти какие-то слова для вас, госпожа Беладонна, но не могу... Вам следует быть осторожней в вашем доме, поверьте мне на слово". – Со строгостью он смотрит на окна второго этажа. И я подозреваю, что он знает про Тень или быть может даже однажды видел ее. Но он не говорит больше, ни слова. Шульц поправляет фуражку и уходит по тропинке в сторону выхода, словно призрак, удаляясь все дальше. Я затворяю дверь. Чайник как раз вскипел.
Пришла пора утреннего чаепития.
* * *
Я у дверей в парадную.
– А что, если мне задобрить нашего ночного гостя сахарком? – Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что меня никто не слышит, и заговариваю кукольным голосом:
– Даже не думай, Триси, – отрезает Бэтти.
– А ты что думаешь, Пэтти?
– Я думаю, что попробовать стоит, дорогуша. Мне не по нраву, что к нашим дверям приходят как к себе домой. После этих стуков, чаепития заканчиваются, а я не люблю, когда чаепития заканчиваются. Если я пью мало чая, то потом чувствую недомогание. Возможно, если его задобрить, то он научится хорошим манерам.
– О чем ты говоришь, дуреха? – возражает Бэтти, – Только прикорми – тогда он от нас не отстанет.
– А ты что думаешь, Анфиса?
– Разве мое мнение тебя интересует, Белатрис?
Я чувствую себя сконфужено. Никогда не знаешь, что может ответить эта заносчивая кукла. Тогда я выдерживаю паузу и с достоинством отвечаю:
– Интересует.
Голос Анфисы звучит высокомерно:
– Я считаю, что мы не должны раздавать милостыню, иначе попрошаек, в доме, станет слишком много.
Я на мгновение задумываюсь, а потом отвечаю:
– Я выслушала ваши мнения и приняла решение поступить по-своему.
* * *
Я поворачиваю ключик в замочной скважине, при этом раздается самый обыкновенный звук щелчка, но в то же время самый зловещий – ворота в ад открыты.
Пушок скулит из-под стола.
– Ты не должен меня бояться Человек, Который Всегда Стоит В Углу. Я хочу тебя угостить...
– Плохая затея, Триси, – предупреждает Бэтти.
Но я ее не слушаю.
– Ты меня слышишь, господин призрак?
Я ставлю блюдце с угощением на пол. А то, что происходит дальше, повергает меня в неописуемый ужас: на разрушенной парадной лестнице, за массивной люстрой, которая давно упала и проломила ступени, появляется Тень.
Она заговаривает со мной:
– Покаяться ты пришла?
Я не вижу ни лица принца, ни одежды, только черный силуэт тенью падающий на стену.
– Я...
Тень ползет по ступеням в моем направлении.
Я пытаюсь закрыть двери, но словно остолбенела.
– С собой муж покончил твой. Ты не последовала примеру его, отчего же?
– Я не виновата.
Теперь Тень стоит напротив меня на стене.
– Все равно придет она за тобой – ты знаешь о ком я.
"Бледная леди".
– Она уже прибыла головой за твоей. Так к чему же тянуть? Покончи с этим. Иначе ты встретишься с ней лицом. Ай! Больно мне! Знала бы ты как больно... я хочу помочь тебе фрейлина Белатрис Длинный нос.
Мои губы сжимаются в тиски, с трудом перебарываю страх, и отвечаю:
– Не называй меня так.
– Помнишь ты прозвище за что получила? Не суй ты свой нос, за закрытую дверь, жила при дворе бы и дальше теперь. Ай... как больно... боль нарастает... умри... умри же пока не поздно... Бледная леди уже у ворот.
Мои губы дрожат:
– Нет... не говори так...
– Мне лишь дорогу останется ей указать... повинна ты в муках моих... могла бы ты участи своей избежать...
Неожиданно для меня и, похоже, что для самой Тени в углу появляется призрак дворецкого. Он безобразный как полуразложившийся мертвец в моем сне. Дворецкий приглаживает свой череп, мнет руками кости своей челюсти, трепет седые пушистые бакенбарды и удивляется тому, что видит через свои ладони паркет.
– Ваше высочество. Простите, что вмешиваюсь, но если позволите, то я бы хотел вступиться за госпожу графиню.
– Не графиня больше она! – возражает тень принца. – Лишила маман ее титула.
– Я не предавала Элизу. Я не причастна к твоей гибели, Тень, – срывается мой голос на крик мольбы.
– Тень? – обиженно спрашивает Мартеон. – Тень все, осталось, что от меня, убийца. Отняла жизнь ты мою. Мне не вернуться домой. Так холодно мне...
– Ваше высочество, простите мою дерзость, но я готов поручиться, что в момент вашей... эм... кончины, госпожа графиня пребывала на балконе вместе с другими дамами и не могла быть причастна к инциденту.
– Как смеешь ее защищать ты? Мне вздумал перечить покойный дворецкий? Наследник престола перед тобой. Фрейлина Белатрис Длинный нос – не графиня. Считаешь, что с рук ей кинжал тот спустить?
– Боюсь, что вы ошибаетесь юный принц. Кинжал тот держала другая рука.
– Не сам ли ты лег в эту землю костьми? Костей полон дом. Так холодно мне. Но ей холодней. Бледная леди придет на порог. – Тень раздается оглушительным криком и бежит по стенке наверх и вскоре исчезает во мраке второго этажа. Раздается очередной вопль, и что-то с грохотом разлетается вдребезги.
Дворецкий поворачивается ко мне. Он печален, но дарит мне искусственную улыбку, как и положено по этикету прислуге. Сквозь эту улыбку я вижу высохший язык.
– Все в порядке моя госпожа? Могу я вам чем-то помочь?
– Благодарю тебя Человек, Который Всегда Стоит В Углу.
– Человек, Который Всегда Стоит В Углу? Какое странное имя. Вы не помните, как меня зовут? Впрочем, неважно. Вы можете звать меня как угодно. Я думаю вам пора, госпожа графиня. Не стоит беспокоить Его Высочество понапрасну. Он сегодня не в духе. Впрочем, как и всегда. У мертвецов, знаете ли, скверный характер. Я зайду к вам вечером на чай. Вы же не откажете своему дворецкому в таком удовольствии?
– Да, конечно, – отвечаю я, чтобы отвязаться от призрака и закрываю двери.
Дрожащей рукой прикрываю рот и тихонько плачу.
* * *
Весь этот день я провела в раздумьях. Мне хотелось пойти на улицу, но слова Тени о Бледной Леди напугали меня. Вот уже два часа я сижу и смотрю на входную дверь, не решаясь к ней подойти.
"Вы же не откажете своему дворецкому в таком удовольствии?"
– Конечно же откажу.
Я встаю с кресла и начинаю ходить по комнате, чтобы немного размять поясницу.
–А что если она еще не пришла? Что если у меня еще есть время на побег?
Но к моменту, когда я, наконец, решаюсь выйти, за окном становится, слишком, темно. Теперь рисковать опасно.
С наступлением вечера я первым же делом разжигаю огонь в камине. Дрова кончаются. Я храню их возле оранжереи – те немногие остатки, что Себастиан, успел заготовить еще при жизни. Нужно подумать о новых запасах. От одной мысли, что мне придется с больной поясницей взяться за топор, становится дурно.
Мне хочется чаю. Нужно рассадить кукол по местам, и мы устроим занятное чаепитие. Но что я слышу? Кажется за парадными дверьми на полу поехало блюдечко.
– Святые угодники.
Приведение приняло подношение.
В двери учтиво стучат.
* * *
– Госпожа графиня, это ваш дворецкий, я пришел на чай, вы мне откроете?
Я отвечаю надрывистым шепотом:
– Убирайся...
В этот момент куклы начинают ехидничать:
– Почему бы тебе не пригласить его к нам, ведь это ты его прикормила? – укоризненно говорит Бэтти.
Анфиса тоже не остается в стороне:
– Давай Белатрис, не дело заставлять гостя ждать за дверьми.
– Мне сегодня нездоровится, господин дворецкий, – лгу, – приходите завтра.
– В самом деле? Я надеюсь ничего серьезного? Может нам вызвать доктора? Если бы вы впустили меня, я бы мог осмотреть вас и убедиться, что все в порядке.
– Не стоит беспокоиться, Человек, Который Всегда Стоит В Углу. Я поправлюсь сама. Сейчас мы с девочками уже планируем ложиться спать. Всего вам доброго.
Но дворецкий настаивает:
– Могу я принести вам снотворное? Оно поможет скорее уснуть.
– Нет, нет, мой дорогой, сегодня обойдусь без него.
– У вас не осталось немного благородного напитка для меня? А то, знаете ли, угощение у меня есть, а вот горячего чая не нашлось. Может, вы угостите?
Я начинаю выходить из себя. Какая назойливость!
Я отвечаю на повышенных тонах:
– Я же сказала вам: приходите завтра!
– Хорошо, моя госпожа, поправляйтесь. Я непременно приду к вам завтра.
От ужаса я засовываю пальцы в рот, чтобы не выдать стонов.
* * *
Вокруг совсем темно и только красная кучка пепла тлеет внутри камина, отбрасывая алые блики на пол. Кто-то скребется в окно, это все что я понимаю. Как много становится кошмаров. Каждый раз по пробуждению, я чувствует себя подавленной и разбитой. Будто Бледная леди намеренно высасывает из меня жизнь.
– Я мышка, живущая в собачьей конуре.
Кучка пепла в последний раз освещает стены мертвенным бликом света, давая мне возможность увидеть кукол, все так же сидящих на столе, и угасает, погружая комнату в непроглядный мрак. Стрелка часов как-то громко тикает, и я уже знаю, что произойдет в следующий момент.
– Не бойся, Пушок... – слышу свой хриплый голос. – Мы себя в обиду не дадим...
Но Пушка в комнате нет. Я больше его не вижу.
Пустую комнату, наполняет мой стон отчаяния.
– Должно быть, сбежал... и правильно сделал... кто станет жить с такой чудачкой как я?
Часы бьют трижды, тишина начинает громко звенеть, что-то сыплется по лестнице где-то в глубине дома, а прямо сейчас в этот самый миг на втором этаже прямо за потолком леденящий душу крик перерастает в вопль безумия! Кричит Тень! Кричи-и-и-т изо всех сил!
– А-а-а-й! А-а-а-а-й! Больно! Бо-о-о-о-льно!
Этот крик разносится по дому, распугивая мышей под полами, а после некоторой паузы, что-то тяжелое ударяется о стену и разлетается вдребезги, осыпаясь дощечками по полу. Я думаю, что это был стул.
– Идет она в твой дом, заговорщица. Скоро ее ты встретишь! За ногу подвесит тебя над червивой ямой! Опомнись не поздно еще все закончить. Прими мышьяка и как крыса подохни.
Немедля я покидаю дом, а Тень кричит мне вслед скверные ругательства, а потом переходит на нечто среднее между завываниями кота и протяжными стонами беса.
– Больно! Больно! Кинжал! Уберите кинжал!
Наконец я ухожу на достаточное расстояние, чтобы ее не слышать, но теперь я боюсь не Тень. Теперь я оглядываюсь по сторонам в поисках Бледной леди.
ГЛАВА 5 ДОЛГАЯ НОЧЬ
Я слышу, как феи машут своими крылышками. Они здесь повсюду. Они летают.
– Не бойся, – шепчут феи.
– Она еще не пришла.
– Мы покажем тебе представление.
И все вокруг преображается. И теперь все иное. Темно. И в этой темноте, деревья кажутся лиловыми, а тропинки окрасились желтым сиянием. И всю эту прелесть застилает белый туман. Я оказалась в сказке. Но мне надо на могилу супруга. В поместье нет больше никого, кто бы меня утешил, и пусть при жизни он был затворником, но после смерти стал чертовски хорошим слушателем.
Теперь я на аллее Статуй, где мраморные исполины шевелятся под светом мертвенно бледной луны. Они заговаривают со мной:
– Как ваше здоровье, госпожа графиня? – грубым басом спрашивает статуя древнего воителя, от голоса которой я вздрагиваю.
– Как вы себя чувствуете? – любопытствует богиня охоты и рыболовли.
– Я схожу с ума? – спрашиваю я.
– Ну что вы госпожа Беладонна, – отвечают статуи.– Вы в полном здравии.
А дальше, Феи увлекают меня за собой словно маленькие цирковые артисты, по тропинке, к старой вишне, где под ее ветвями, стоят белый стол и три стула. За столом сидит молодой мужчина и ветер трепет его темные кудри.
– Себастиан?
– Садовник Эцио поставил для нас стол, дорогая. Я сейчас же распоряжусь, чтобы слуги принесли пирожных. Позавтракаем в саду, – голос звучит так правдоподобно, что на мгновение я начинаю верить в происходящее.
Как это было давно. В то время он верил в нашу любовь, а я верила ему. Знал ли он тогда, что превратит мою жизнь в руины?
– Ты сегодня прекрасна, – продолжает Себастиан, – подаренное мною колье тебе к лицу. Нас ожидает долгая и счастливая жизнь, моя графиня.
За спиной Себастиана белыми цветами распускается вишня. И все кустарники, и деревья вокруг, начинают цвести сообща. Даже птицы поют, несмотря на ночь.
Но мой разум начинает сопротивляться – он вытаскивает из хранилища воспоминаний снимок, на котором этот же самый стол изображен уже давно проржавевшим до дыр, и на фотографии нет ни единого стула, но в эту ночь реальность не имеет власти над происходящим, зато мой разум свою власть имеет.
– Черта с два! – набрасываюсь я на Себастиана от фальшивости его обещаний.
Себастиан меняется в лице:
– Что на тебя нашло, моя графиня?
– Проклятый сын мясника! Да что ты знаешь о том, как обращаться с женщиной?! Ты, грязный солдафон!
Себастиан вскакивает из-за стола:
– Знаешь ли, Трис, не перегибай палку!
– Какая же я была наивная, когда выходила за тебя! Через неделю после пирожен ты воткнешь кинжал в спину нашего счастья, и все твои обещания упадут прахом!
Себастиан убегает во тьму.
Я оступаюсь и падаю. Кашляю и печально всхлипываю. Бью кулаками о землю. И постепенно иллюзия рассеивается. Но перед тем как полностью исчезнуть одинокая фея приносит пергамент из темноты и кладет его на ржавый стол.
"Страница дневника".
Цветы на деревьях осыпаются пеплом, и краски сказочности меркнут.
Я поднимаюсь с земли и теперь вижу тот самый стол проржавевшим до дыр, вокруг больше нет фей, фиолетовой дымки, или светящихся в белом тумане тропинок. Лишь ночь и тьма окутывают все вокруг. Но вот что странно: на столе и в самом деле лежит страница дневника. Но лежит она тут давно.
Я с трудом отскребаю ее от металла.
* * *
" Запись 2. 3 сентября 1911г. Семьдесят морских миль от Рокса на юг.
Один богатый торговец по имени Фокс, нанял наш военный корабль для его сопровождения в опасных водах. Наш путь пролегал от острова Рокс до главного торгового порта в Варселоне. Наниматель был весьма влиятельным и имел серьезные связи, потому как за него хлопотал сам король, и контракт я получал из его рук.
Как-то раз в безветренную ночь, мы встретились с Фоксом в каюте и приятно побеседовали об искусстве в Медланде. Он рассказал мне, что прикупил целый полк статуй, и собирается выстроить их на аллее перед своим дворцом в Нью-Бэйкле.
Он предложил скоротать время за бутылочкой грога и перекинуться в карты, на что я с охотой согласился. Меня неплохо научили жульничать во время войны в Неопале, и я знал толк в карточной игре.
Все закончилось тем, что я выиграл набор дорогих рокоских сигар, бочку орлиянского вина, картину Де Мерелье, а также наградную саблю, после чего наши ставки продолжились.
Фокс не привык проигрывать и в погоне за реваншем он выставил на кон самое дорогое, что у него было – дюжину статуй из чистого мрамора.
Купчие на них, уже в скором времени лежали у меня на коленях, а я покуривал толстую сигару, закинув на стол сапоги.
Клянусь ветрами, что я не видел никогда в своей жизни более яростного человека, чем Фокс в тот момент. Уверен, не выиграй я у него саблю, то он непременно пустил бы ее в дело. К счастью все обошлось.
Наутро статуи уже украшали палубу моего галеона, а контракт на сопровождение судов был расторгнут. Вот так я и облапошил торговца. Он мог бы нажаловаться на меня королю, только к моей удаче оказался человеком порядочным – карточный долг уважал.
Думаю, статуи прекрасно украсят сад на моей усадьбе.
Адмирал Себастиан Вереск ".
* * *
Лунный свет падает на старый пергамент, засвечивая строки поблекших синих чернил. Я прикасаюсь к древнему сокровищу ушедших времен. Мне любопытно узнать подробности, той игры в карты, благодаря которой, сейчас, в моем саду стоят двенадцать прекрасных статуй, только запись не несет никакой ценной информации по поводу смерти наследника. Я бросаю листок на землю и иду за Себастианом в темноту.
Я иду как баньши из древних мифов, умирающая вместе со своим поместьем, все глубже и глубже погружаясь в ночь. Я уже слышу отдаленный писк подземных обитателей глубин. Этот писк нарастает. Они знают, что я на улице. Я ускоряю шаг. Я уже почти дошла до тропинки, ведущей к могиле Себастиана, как вдруг меня окликает мужской голос с южным акцентом, который кажется мне знакомым:
– Что за прекрасная госпожа гуляет по моему саду?
Я вижу садовника Эцио в черноте вишен в самом конце тропы ведущей к садовому домику.
– Госпожа Беладонна, позвольте мне угостить вас чаем? Я расскажу вам о новых сортах роз. Мой брат Бонифаций привез их как раз из командировки.
Я колеблюсь. Слишком уж темной кажется мне тропа. Я знаю, что вижу фантом давно ушедшего события, и я помню это предложение чая, и то, чем оно обернулось. Но я не помню деталей. Ноги сами идут по тропе.
И чем глубже я погружаюсь в вишневый сад, тем темнее становится ночь. Эцио исчезает, а его место занимает садовый домик.
Словно таращится он на меня своими впалыми окнами.
– Не ходи туда, Белатрис, – говорю я себе голосом куклы Анфисы, и только потом спохватываюсь, что я не в доме.
– Я должна, – отвечаю я.
Я вхожу под навес, переступая через заржавевшие садовые орудия, и прохожу внутрь под своды печального камня.
Огромными ртами заговаривают со мной стены:
– Госпожа Беладонна, я назову этот сорт в честь вас. И если позволите, я угощу вас чаем с высоких гор.
Я помню услужливого яркого красавца Эцио, который, даже, несмотря на свой зрелый возраст, мог покорить любую северянку. Черные тонкие усы, пылкие карие глаза, вьющиеся черные волосы. Себастиан ревновал к нему. Он ревновал меня ко всем.
Из стены раздается голос Себастиана:
– Что ты здесь делаешь с моей женой?! Я набью тебе морду, ты грязный садовник!
Теперь я слышу звуки борьбы.
Я помню, как добродушный до этого Эцио потерял над собой контроль. Как он схватил Себастиана под горло одной рукой и как едва не задушил. Я умоляла не убивать его в тот день. Только на этот раз умоляла ожившая стена моим собственным голосом.
– Лучше бы ты его тогда придушил, – сухо отвечаю я и покидаю домик.
В тот день Себастиан впервые сильно напился, а потом выпивка крепко вошла в его жизнь. Тогда я еще любила своего Себастиана, но мое женское сердце чувствовало, что это начало конца. После того случая, садовник Эцио навсегда ушел из поместья.
А следом пропал и дворецкий.
* * *
Я иду в черноту, я уже близка. В свете луны озаряется надгробный камень Себастиана. Наконец ты лежишь у моих ног, не в силах сбежать, отмахнуться или повысить голос. Я могу сказать тебе все что захочу, только не могу выдавить ни слова.
Лунный диск заслоняет туча, и мрак теперь всюду.
А где-то в доме шепчутся куклы, а в парадной стоит Человек, Который Всегда Стоит В Углу в ожидании приглашения, а со второго этажа кричит тень наследника, которая бьется от боли и сожаления, что не может ворваться в мир живых и вынуждена каждую ночь пребывать в предсмертной агонии.
Мрак удушает меня, я давлюсь им – чернота проникает мне в горло, я теряю равновесие и падаю на землю, на радость голодным червякам.
ГЛАВА 6 ПРОБУЖДЕНИЕ
Оглушительное дыхание доносится до моих ушей, это мое собственное дыхание, мое дыхание, которое идет из глубины бездонных колодцев легких... я не чувствую рук, я не чувствую горла от холода, горло в тисках, вместо стонов из груди вырывается хрип. Ослепительный свет ослепляет мои глаза, и только спустя минуту, из этого света вырисовываются очертания моих владений поместья.
Я сижу на могиле? Надгробный камень упирается мне в спину.
Я часть этого холодного утра. Я ледяная женщина? Я вижу отпечаток грязной ладони у себя на плече и ничего не помню.
Мои веки примерзли к глазам, я с трудом открываю их. Передо мной поднимается солнце – холодное, но ослепительно желтое. Уж лучше бы я замерзла насмерть, чем ожила в этой замерзшей приносящей боль оболочке.
Это промерзлое утро приносит первые снежинки больше похожие на крупу. Я поднимаюсь в надежде дойти до дома, словно ожившая статуя. Я пытаюсь размяться, а в ответ только хруст костей. Словно поднявшийся из могилы мертвец я направляюсь к дому, ощущая в ноге нарастающую боль. Я не могу позволить себе пролежать в доме несколько месяцев.
Потому что у меня их нет.
Что чувствует человек на пороге перехода, который превращается в прах, вместе с предметами окружения и воспоминаниями? Где взять отвагу, чтобы достойно встретить, ту, которую страшится каждый? Собрать чемоданы в последний путь. Я думаю, что уже достаточно устала от жизни, и уже нету сил на обиды, воспоминания, потому что история, доживающая свой век в моей памяти, только лишь пыль времен.
Старые картины в музеях Медланда с нарисованными королем и королевой, теперь походят на сцену из сказки. Кто из свидетелей тех дней, остается в живых? Я одна на всем белом свете еще помню хоть что-то от прошлых дней, когда гремели балы, и поэты читали стихи благородным дамам на аллеях садов, когда еще не было автомобилей и люди использовали лошадей, когда одежда была красивой, а не удобной в угоду дней, когда в ногах еще были силы, а в глазах не начинало темнеть...
* * *
В беспамятстве я добираюсь до кровати. Теперь я чувствую жар. Губами я жадно хватаю воздух, и боль во всем теле сводит меня с ума, глаза бесшумно рыдают, губы срываются в немой рыбий крик, пока я пытаюсь освободиться от грязного одеяния, и только спустя час мне удается сорвать с себя платье. Я остаюсь нагой, как младенец. Теперь весь дом видит меня такой и мне становится стыдно.
Из последних сил я гляжу на платье, чтобы увидеть отпечаток грязной ладони. И вдруг вспоминаю, как оступилась ночью и повалилась на могилу, и как рыхлая земля поглотила меня целиком, как обнимала меня могильная грязь.
Пальцы касаются отпечатка.
Я помню, как вылезла из могилы и как, кричала, надрывая горло, что Себастиан оставил меня одну, и сбежал как трус... что меня больше некому защитить. Как тяжелая распухшая рука опустилась на мое плечо в ту ночь.
Я вижу в окне фигуру.
"Себастиан?"
Но стоит сморгнуть, как призрак исчезает.
Я так устала... проваливаюсь в сон. Мне снится серая дымка. Она отделяет меня от реального мира, где люди: живут беззаботной жизнью, своими житейскими проблемами, дышат воздухом, ходят на рыбалку, работу, пикники, слышатся детские голоса и звонкий хохот влюбленных, крики мальчишек на школьном дворе, звуки грузовиков, везущих коробки по магазинам. Я все это слышу, но не могу пробиться сквозь дым, он обволакивает меня. Что-то бледное ходит среди пелены. Что-то меня поджидает.
Сон становится беспокойным.
Вот я выхожу на балкон второго этажа, а передо мной расстилается кровавое небо Гренвиля с которого светит розовая луна. На мое поместье надвигается гигантическая черная гора и чем ближе она надвигается, тем четче становятся ее очертания. Постойте-ка, это вовсе и не гора, а невероятных размеров катафалк гробовщика Кристофа. Он едет прямо на дом, желая раздавить его большими колесами, и я знаю, что в черном кузове этой машины-смерти лежит пустой гроб, и что этот гроб предназначен мне.
Я просыпаюсь.
Я открываю глаза и ощущаю в горле странное першение, мне кажется, что я чувствую какое-то шевеление и, открыв рот пошире, засовываю туда свои пальцы, чтобы нащупать, что мне мешает. Что-то липкое. Кажется, я ухватилась за мягкий кусочек плоти, мне бы только его подцепить, кажется, мне удалось ухватиться за него, вытаскиваю мерзость которая повергает меня в ужас – тонкий склизкий извивающийся червяк!
Мне дурно.
...
Меня рвет червями, жуками и гусеницами.
...
Я просто шокирована!
– Почему я должна уйти? Я хочу жить! Дышать воздухом! Гулять среди яблонь и кормить уток! Я не хочу в могилу! Я не хочу в могилу! Я не хочу в могилу! Нет! Нет!!! Не-е-ет!!! Я не сумасшедшая!!! Не сумасшедшая!!! Проклятые выродки, уберите от меня свои мертвые руки!!! Уберите руки!!! Мне больно! Уберите кинжа-а-а-а-а-а-ал!!!
Без сил я свисаю с кровати и вижу, как куча моих рвотных масс живым потоком гадов, расползается по полу и исчезает, будто и не было их.
Я остаюсь свисать с кровати немая и обессилившая. Я знаю, что куклы все видели. Прямо сейчас они обсуждают старую Трис.
– Жалкое зрелище, дорогуша, – "сочувствует" Пэтти.
Бэтти тоже не остается в стороне:
– Ты безумная старуха и тебе пора в могилу, твое место в земле.
– Нет... – пытаюсь ответить я через осипшее горло, из которого вырываются только свистки и шипение. – Я еще жива... Я живу...
– О Триси, не обманывай себя, – продолжает Бэтти.
К разговору присоединяется Анфиса:
– Ты можешь обмануть нас, Белатрис, но себя ты не проведешь, ты поступаешь несправедливо, отнимая у червей их заслуженный корм.
– Ах, как мне все надоело... Убирайтесь... Убирайтесь...
Теперь я вижу в окне инспектора из коммунальной службы. Он подглядывает за мной. Он видит, как я беспомощна на кровати и громко хохочет.
Мне стыдно.
– Разоблачили.
Теперь меня точно отправят в сумасшедший дом.
Лицо инспектора озаряет злорадная ухмылка, он довольно потирает руки и грозит мне пальцем, в очередной раз разражаясь хохотом, держась руками за толстый живот. Я хочу встать, чтобы обрушить на него свою трость.
Но я не могу встать с этой проклятой кровати.
* * *
Я провела в бреду целую вечность.
Несколько раз к дверям подходил мальчик Марк. Он стучался, но я принимала его стук, за происки дворецкого, и кричала, чтобы он убирался.
