Текст книги "Черный гусар. Разведчик из будущего"

Автор книги: Александр Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Д'Монтехо достался главарь. Бился он яростно, часто атаковал, причем атаки чередовались с выпадами его товарища. Отчего виконту стало жарко. Он еле успевал укорачиваться. Вспотел. Но утереть выступившие капли, делавшие лицо из-за пудры липким, он никак не мог. Виоле-ля-дюку повезло чуть больше. Ему удалось одного из разбойников ранить уже после первой атаки. Надеялся, что тот прекратит бой и уйдет, да вот только надежды не оправдались. Тот прекрасно владел левой рукой. Удары, удары. Пару раз не повезло, и на рубашке выступила кровь от пары уколов. Один угодил в грудь, пройдя по касательной, поцарапав лишь кожу, второй угодил в левую руку. Виоле-ля-дюк еле сдержался, чтобы не взвыть от боли.

Помощь пришла неожиданно, прямо на дерущуюся группу летел черный всадник. Виконт глазам своим не поверил. Это был тот самый военный, которого он видел в таверне и который, как утверждал хозяин, снимал соседнюю комнату на втором этаже.

– Вот незадача, – проворчал, поднимаясь с постели, барон фон Хаффман, – хотел выехать чуть свет, а провалялся до десяти утра.

Потянулся. Клопы, сволочи, за всю ночь так и не побеспокоили. Видимо, чувствовали, что начни они глупые атаки на спящего гусара, то вряд ли бы легко отделались. Встал. Подошел к окну.

Французы уже собирались в дорогу. Один стоял около кареты и о чем-то беседовал с кучером, изредка бросая неуловимый взгляд в сторону здания. По всей видимости, решил Игнат Севастьянович, его приятель все еще был в таверне и скорее всего не рвался в дальнюю дорогу.

– Нервничает, – проговорил барон, – значит, спешат. Мечтают как можно быстрее уехать. Ага, а вот и сопровождение, – прошептал он, разглядев одного из разбойников. Тот сидел на поваленном дереве и курил трубку. Причем делал это так, что обративший на него внимание человек ни за что бы не подумал, что тот наблюдает.

Второй разбойник в это время стоял со своей лошадью и делал вид, что поправляет ее упряжь. Он тоже ни разу не взглянул в сторону кареты. Но фон Хаффман понял, что разбойник прислушивается к иноземной речи. Причем видно было, что он старался ничего не пропустить.

Между тем из таверны вышел второй француз. Поправил треуголку, взглянул на голубое небо и направился к карете. Сказал что-то своему товарищу и забрался внутрь. За ним последовал второй. Кучер отследил, как закрылась дверца, и хлестнул плеткой коней. Карета тронулась. Барон фон Хаффман ожидал, что ему сейчас посчастливится увидеть третьего из разбойников, но этого не произошло. Тот, что курил трубку, как только карета скрылась, тут же прекратил дымить и направился к товарищу. Второй разбойник отвязал лошадей, и вскоре они уже рысью поехали в том же направлении, в котором в это мгновение двигались французы.

– Не повезло, – проговорил Черный гусар и отошел от окна.

Не повезло французам. Именно им предстояло стать жертвами разбоя. Головорезы выбрали гуся пожирнее, а он военный гусар, да к тому же еще и дезертир, таковым не являлся. То, что третьего разбойника ему так и не удалось увидеть, говорило только об одном. Тот, скорее всего, ускакал вперед к остальной банде.

– Бедные французы, – проговорил фон Хаффман, одеваясь, – как они втроем справятся с целой бандой?

Шансы явно были на стороне разбойников.

Гусар застегнул доломан и только сейчас сообразил, что обедать уже поздно. Быстро собрал вещи, спустился вниз. Расплатился с хозяином да прихватил с собой остатки тех голубей, что вчера не доели посетители. Вышел на улицу и, вскочив на коня, поскакал в том же направлении, в коем уехала карета и преследовавшие ее разбойники.

Сначала были поля, затем они сменились небольшими рощицами, а вскоре фон Хаффман въехал в густой лес. Именно здесь, по его мнению, и должны были напасть разбойники на французов. Игнат Севастьянович не ошибся. Он остановил коня и прислушался. Лесную тишину нарушала отборная французская ругань. Кто-то поминал дьявола. Доносились удары сабель. По-видимому, дворяне просто так не желали делиться своим имуществом с разбойниками. Барон фон Хаффман соскочил с коня. Привязал его к дереву и направился на звук. Идти пришлось недалеко. Вскоре Черный гусар разглядел человеческие фигуры. Подкрался поближе и спрятался за елочку. Теперь, разведя лапы дерева, он мог прекрасно наблюдать.

Карета была перевернута. Убитый кучер валялся на земле. На его канареечного цвета камзоле выступали бурые пятна крови. Выстрел был меткий, и тот даже не понял, что произошло. Оба дворянина, выбравшись из кареты и скинув узкие кафтаны, теперь дрались с разбойниками. Только сейчас фон Хаффман сообразил, что разбойников было четверо. Черный гусар улыбнулся. Он рассчитывал, что тех будет куда больше. Ошибся, благо в лучшую для французов (в какой-то степени) сторону. Хотя, с другой стороны, вполне возможно, это был небольшой отряд одной из банд, что шастали в эту пору по местным лесам.

Невольно фон Хаффман восхитился умением французов. Шпагами те вытворяли невероятные чудеса. Игнат Севастьянович вздохнул. Шпага для бывшего русского офицера была оружием непривычным. Не любил он этот тонкий прутик. То ли дело шашка или сабля. Зато французы владели ею искусно. Разбойники ощутили это на своей шкуре, причем один из них в прямом смысле этого слова. Правую руку он прижимал к груди и, сжимая зубы от боли, пытался атаковать левой.

Решение барон принял молниеносно. Вернулся к коню. Забрался в седло и тут же поскакал туда, где было совершено на французов нападение. За несколько метров до того места, где дорога делала поворот и вот-вот должна была показаться перевернутая карета, он вытащил один из пистолетов. Изображать из себя джентльмена в данной ситуации, по мнению Сухомлинова, было глупо.

Как только разбойники стали ему видны, он прицелился и выстрелил. Одного выстрела хватило, чтобы уравнять шансы. Разбойник, тот, что дрался в паре с раненым товарищем, свалился на землю, словно мешок с песком. Его напарник покосился на убитого приятеля, но отступать не собирался. Несмотря на ранение, он продолжал атаковать француза. Причем с такой яростью, что фон Хаффман невольно восхитился им. Запихнул пистолет в кобуру, что была прикреплена к седлу, да спрыгнул на землю, выхватывая саблю, прямо на ноги и бегом к одному из разбойников.

Появление Черного гусара для разбойников было неожиданностью. Они думали по-быстрому расправиться с дворянами, хотя надеялись, что те отдадут деньги без боя. Не вышло. Сначала бились с переменным успехом, а когда инициатива уже, казалось, (несмотря на ранения) перешла в их руки, откуда ни возьмись появился пруссак. Словно вихрь ворвался. Одним выстрелом убил их товарища и тут же кинулся в мясорубку. Минут пять разбойники пробовали перевести бой в свою пользу, потом поняли, что ничего им в этой ситуации не светит, и кинулись наутек.

Барон фон Хаффман вытер клинок огромным листом лопуха и проводил взглядом неудачников.

– Merci pour votre aide, – проговорил граф, поднимая с травы кафтан.

– Что? – вырвалось у Игната Севастьяновича. О чем говорил француз, он прекрасно понял. Знания, полученные сначала в гимназии, а потом закрепленные в лицее, пришлись как никогда к месту.

– Я благодарить вас, господин… – коряво по-немецки забормотал Виоле-ля-дюк, замялся, но тут среагировал быстро прусский офицер.

– Барон фон Хаффман, – представился он.

– Граф Виоле-ля-дюк, – проговорил француз, – а это мой товарищ виконт д'Монтехо.

Черный гусар учтиво поклонился, не понимая, правильно ли он при данных обстоятельствах поступает.

– Так вот, господин барон, – продолжал между тем Виоле-ля-дюк, – я и мой товарищ хотели выразить вам свою благодарность. Вы вовремя появились и вмешались. В противном случае нам грозила бы неминуемая смерть.

– Не стоит благодарности, граф, – ответил Игнат Севастьянович, – на моем месте так поступил бы каждый. Даже вы.

– О, что вы, что вы, барон, – прошептал виконт. Затем взглянул на перевернутую карету и произнес: – Не могли бы вы нам помочь, барон, вернуть ее в исходное состояние.

Фон Хаффман еле сдержал улыбку. Французы, что с них взять, но вскоре, когда уже ставил карету на колеса, понял, что ошибся. Оба дворянина активно помогали ему, отчего с работой они справились довольно быстро.

– Жаль, что они убили Жана, – проговорил граф, кладя кучера на траву, – славный был малый.

– Мне кажется, господа, что его нужно предать земле, – проговорил фон Хаффман.

– Увы, барон, но у нас нет лопат, да и разбойники в скором времени могут вернуться.

Прусский гусар взглянул в ту сторону, куда удрали непутевые грабители.

– Вы правы, граф. Вот только я все же считаю, что это не дело бросать человека вот так, непогребенным.

– Что же вы предлагаете, барон? – неожиданно подал свой голос виконт.

– Я думаю, что его все же стоит доставить в деревню. Отдать местному пастору, и он уж позаботится о грешной душе Жана.

– Но Жан католик, а ваш пастор лютеранин.

«А я православный», – хотел добавить Игнат Севастьянович, но сдержался.

– Перед Богом все равны, господа.

Французы переглянулись. Они вынуждены были признать правоту пруссака. Да и выхода у них другого просто не было. Можно было бы поискать в этих краях и католического священника, да вот сколько бы на это ушло времени.

– Как же мы его доставим? – задал вопрос, что летал в воздухе уже несколько минут, граф.

– Привяжем его веревками, благо у меня они есть, к седлу, и пусть он едет на моей лошади. Ну, не везти же его в карете?

Французы закивали. Перспектива делить карету с покойником их не устраивала.

– А как же вы, барон? – полюбопытствовал виконт, понимая, что пруссаку все равно придется на чем-то ехать.

– А я поеду на облучке. Вам ведь все равно нужен другой кучер.

– О да, барон, – согласился Виоле-ля-дюк.

– Значит, так и сделаем. Вы, господа, пока есть возможность, перезарядите свое оружие. Кто знает, вдруг оно нам еще понадобится.

Пока французы возились, фон Хаффман посадил покойника в седло и крепко-накрепко привязал его веревками. Если бы у кучера не было головы, отметил про себя Игнат Севастьянович, он бы как две капли воды походил на персонажа Майн Рида. Затем прицепил лошадь позади кареты, дождался, пока французы заберутся внутрь. После чего обшарил карманы мертвого разбойника, лишние деньги им бы сейчас не помешали. Пусть убийца хоть раз позаботится о своей жертве. Затем оттащил разбойника под ели и наломал еловых лап. Нежно, словно перед ним лежал его близкий друг, накрыл того ими. Перекрестил на всякий случай и только после этого, вернувшись к карете, занял место кучера. Отыскал плеть, она лежала на сиденье. Размахнулся ею, и лошади медленно покатили вперед.

Ближе к вечеру они добрались до ближайшей деревни. Барон фон Хаффман тут же отыскал пастора. Вручил ему деньги, изъятые у разбойничка, обрисовал в багровых тонах (слегка приукрасив) события, произошедшие днем, и попросил того предать бывшего кучера земле. То ли боясь гнева Черного гусара, то ли священнику было все равно, кого хоронить, а может, тут сыграли свою роль и деньги, но пастор согласился.

– Вы, господа, – проговорил фон Хаффман, обращаясь к французам, – как хотите, но я бы пожелал остановиться на ночлег в этой деревеньке.

Виконт и граф переглянулись. Минуты три о чем-то говорили по-французски, отойдя в сторону, изредка косясь на пруссака. Наконец после разговора, окончания которого барон терпеливо дожидался, Виоле-ля-дюк подошел к фон Хаффману и сказал:

– Мы остаемся с вами, барон. У нас есть к вам деловой разговор, а на пустой желудок говорить о нем не хочется.

– Хорошо. Осталось найти только постоялый двор или дом, где нам любезно предоставили бы возможность поесть и выспаться. – Игнат Севастьянович взглянул на голубое вечернее небо и добавил: – Меня сейчас устроил бы и сеновал.

– Главное, – молвил виконт, – чтобы клопов не было.

Взглянув на него, фон Хаффман понял, что д'Монтехо изрядно помучился предыдущей ночью.

– Будем надеяться, что их не будет, господа, – проговорил барон и направился к первому же дому, что стоял невдалеке от кирхи.

Если уж не удастся остановиться на постой, то, по крайней мере, думал Игнат Севастьянович, он узнает, где можно остановиться и есть ли где в деревеньке постоялый двор.

Повезло. Фортуна повернулась к нему и в этот раз лицом. Хозяин, увидев деньги, что извлек из кошелька барон, не раздумывая согласился, пожаловавшись только, что потчевать ему сейчас добрых путников нечем. Из-за прусского короля Фридриха сейчас у него проблемы с продовольствием. Не иначе, решил фон Хаффман, местный землевладелец, а может быть, даже тот же пастор, устроил в этих краях продразверстку.

– Ничего, как-нибудь обойдемся, – проговорил Игнат Севастьянович, припомнив, что у него в сумке, которую он вовремя снял со своей лошади, лежало несколько тушек жареных диких голубей. Пусть только французы попытаются отказаться от столь щедрой трапезы. Не захотят – пусть спят голодными. – У нас есть с собой продукты, – пояснил он. Затем взглянул на французов, что скромно стояли у своей кареты, и прокричал: – Господа, я договорился! – Увидел, как лица обоих дворян расплылись в довольной улыбке, добавил: – Вот только еду вам придется взять свою.

Граф выругался. Открыл дверцу кареты и достал корзину.

Стол ломился от яств. Хозяйка была явно женщиной зажиточной, о чем свидетельствовал двухэтажный дом, к тому же на деньги жадной. При виде монет, что заплатил ей барон, сердце ее сразу же оттаяло, хотя вначале хотела их накормить овощной похлебкой, и накрыла стол от всей своей щедрой души. Попыталась было вертеться рядом с ними, чтобы угодить всем прихотям, но граф попросил ее оставить их одних. Женщина недовольно фыркнула. Пришлось ей удалиться, чтобы для гостей застелить кровати.

– У меня к вам, господин барон, – проговорил граф Виоле-ля-дюк, отламывая у жареной курочки крылышко, – деловое предложение.

Сухомлинов пододвинулся поближе, расстегнул пуговку на камзоле и промолвил:

– Я весь во внимании, граф.

Виоле-ля-дюк облизал куриную кость, бросил на поднос и продолжил:

– Мы, барон, направляемся в Россию.

Игнат Севастьянович кивнул.

– Дипломатическая миссия, – проговорил он.

– Вы угадали, барон.

– Это не трудно было сделать, но давайте не будем отвлекаться. Давайте так, граф, вы говорите, а потом я буду уточнять.

– Меня устраивает, господин…

– Адольф, – проговорил прусский офицер, – просто Адольф. Зачем все эти титулы?

– Согласен. Тогда просто Дюк. – Граф посмотрел на виконта: – А его зовите просто Луи.

Сухомлинов вновь кивнул. Виоле-ля-дюк, поняв, что теперь больше вопросов не будет, продолжил:

– Итак, господин… Адольф, у меня к вам деловое предложение. Вы же видите, что мы лишились единственного слуги, – граф взглянул на барона и понял, что сказал не так, поправился: – Единственного, кто может управлять каретой. Я гляжу, у вас, Адольф, есть опыт в кучерском деле. – Фон Хаффман кивнул, дескать, бывало. – Так вот, не могли бы вы сопровождать нас как минимум до российской границы, а уж там мы наймем местного кучера. Мы можем заплатить.

Виоле-ля-дюк замолчал. Игнат Севастьянович подождал несколько минут, делая вид, что обдумывает предложение, и наконец произнес:

– Во-первых, я не слуга.

– Да, да, – проговорил граф.

– То-то, а во-вторых, вы бы смогли нанять кучера в местной деревне.

– Могли бы, да вот только я, Адольф, не уверен, что местный житель согласился бы отправиться в дальние края.

– А вы думаете, я соглашусь, Дюк?

– Уверен.

– Мне бы вашу уверенность, – проговорил фон Хаффман.

– Вы человек военный и скорее всего в отпуске…

– Я – дезертир, – неожиданно заявил гусар, – дезертир. Я вынужден был покинуть службу, так как меня ждала смерть. – Увидев удивленные глаза французов, пояснил: – Меня должны были казнить за то, что я участвовал в дуэли. Меня приговорили к смерти, и я решил покинуть расположение полка. Не хотелось в моем-то возрасте болтаться повешенным на дереве.

– К чему такая откровенность, барон? – проговорил Виоле-ля-дюк.

– К тому, что я не встречал дипломатов, так умело владеющих шпагами. Я уверен, господа, что и в вашей судьбе не обошлось без дуэли.

– Да, вы правы, барон, – проговорил виконт. – Это одна из двух причин, из-за которой король французский Людовик отправил нас в холодную и чуждую Россию. – Вздохнул тяжело. – Подальше от двора.

– Хорошо, допустим, я соглашусь, – сказал фон Хаффман, выслушав д'Монтехо. – И доставлю вас не только до границы с Российской империей, а и в Санкт-Петербург, но хотел бы узнать, сколько вы мне заплатите.

Виоле-ля-дюк поднялся из-за стола, обошел его и, подойдя к барону, склонился над его ухом. Зашептал. Глаза барона округлились от удивления.

– Мне нужно подумать, господа, – проговорил фон Хаффман, – нужно подумать. Ответ я вам дам утром.

– Мы знаем ваш ответ, господин барон, – проговорил граф, – но так и быть, готовы подождать.

Дальше трапезничали уже в тишине. А затем разошлись по комнатам.

Вот только поспать барону не удалось. Сперва он много думал. Просчитывал все варианты. С одной стороны, Сухомлинова с Пруссией, кроме неприятностей, ничего не связывало, с другой, у барона фон Хаффмана здесь было имение. Бросать его вот так вот – глупо. Неизвестно, как сложится судьба, вдруг придется вернуться. Не сейчас, а позднее.

Затем, когда Сухомлинов уже решил, что ответ он примет поутру, ведь не зря же говорится: «Утро вечера мудренее!», в дверь постучались.

– Да, – проговорил Игнат Севастьянович, предполагая, что граф переменил свое решение и пришел сообщить об этом. Ошибся.

Дверь открылась. На пороге стояла хозяйка дома. В одной сорочке. Барон побледнел. Фон Хаффману вдруг показалось, что он угодил во времена Мессалины и Калигулы. В голове тут же закрутились мысли. Игнат Севастьянович попытался понять, правильно ли все с моральной точки зрения. Принято ли вот так вот вести себя в восемнадцатом веке? Или интимные отношения, которые и в его времена не очень-то сильно афишировали, тут в порядке вещей? Ведь обвиняли же Екатерину Великую во всех смертных грехах. А может быть, вся эта мораль только ширма греховных отношений?

– Господин барон, – проговорила женщина, подходя к нему, – я вдова. Мой муж погиб на войне. И у меня давно не было мужчины.

Барон фон Хаффман еле сдержался, чтобы не выругаться. У него отношений с женщинами лет пять не было. Когда началась война – было не до любви, а потом… Игнат Севастьянович ничего такого, причем уверенно, касательно барона фон Хаффмана сказать не мог. Старшина попытался поискать в своей памяти воспоминания, но так и не смог найти. Вполне возможно, об отношениях с женщинами барон просто пытался сразу забывать. И все же невольно он отстранился от фрау. Фон Хаффман попытался что-то сказать, но получился только лепет.

Женщина же присела на кровать, так что даже через одеяло барон почувствовал исходящее от нее тепло. Взглянула в глаза гусару и произнесла томным голосом:

– Меня зовут Моника.

– Адольф, – пролепетал барон в ответ.

Женщина больше ничего не произнесла. Неожиданно она прижала его к своей груди.

– Что вы делаете, фрау? – прошептал фон Хаффман.

Он и сам не понимал, почему оторопел. Может быть, не ожидал, или ему эта женщина просто не нравится? Хотя не нравиться дама в самом соку просто не могла. Просто все произошло неожиданно, спонтанно. Явно, будь на его месте барон фон Хаффман, тот бы не растерялся. Вполне возможно, не Моника, а он сам сидел бы у ее ног. И не просто сидел, а целовал руки и умолял бы о ночи любви. Времени попытаться понять причины такого нелогичного поведения у Игната Севастьяновича просто не было. Женщина оторвала его от своей большой груди и неожиданно поцеловала его в губы. У фон Хаффмана дух захватило. Что-то внутри него щелкнуло, и он неожиданно для самого себя перехватил инициативу. Барон отстранился на мгновение от дамы. Поправил щегольски усы. Подмигнул. И ринулся в бой. Нежно обнял даму и запустил руку в такие потаенные места, что у самого аж где-то внутри защемило. И через минуту он уже демонстрировал то, на что способен гусар. А он, как понял Сухомлинов, был способен на многое.

Утром он проснулся не один. Моника лежала рядом с ним. Мирно спала. Ее черные как смоль волосы струились по подушке. Рукой женщина обнимала барона. Фон Хаффман отстранил, стараясь не разбудить барышню, руку. Сел на кровати, и тут дверь отворилась. На пороге уже при всем параде возник граф. Он оглядел обстановку и прошептал:

– Да вы, барон, Казанова.

– Вот такие мы, – проговорил фон Хаффман, поднимаясь с кровати.

Виоле-ля-дюк тут же отвел глаза в сторону. Не смотря на барона, он проговорил:

– Мы собираемся в дорогу, барон. Вы надумали, Адольф?

– Надумал? – переспросил Черный гусар. Удивленно взглянул на графа и понял, о чем они вчера вечером говорили. – Надумал. Я еду с вами. Вот только в гусарском мундире путешествовать для меня опасно.

– Понимаю. Сейчас я вернусь с одеждой.

– Э, нет, Дюк, – молвил Игнат Севастьянович, понимая, что тот притащит что-нибудь этакое, что он даже под страхом смертной казни не натянул бы. – Лучше я сам разыщу для себя одежду. Правда, вам придется немного подождать.

– Мы готовы это сделать, раз вы согласны сопровождать нас. Я буду ждать вас у кареты.

Виоле-ля-дюк проговорил и ушел, закрывая дверь.

Барон фон Хаффман оделся и уже собрался уходить, как вдруг Моника проснулась. Она открыла глаза и взглянула на него.

– Уже уходишь? – спросила женщина.

– Да. Мне еще нужно найти подходящую одежду, – проговорил барон, – в этой, – он указал на свой мундир, – путешествовать по стране опасно.

– Может, останешься?

– Не могу. Я должен бежать…

– Так, может, я смогу тебя отблагодарить, – перебила она.

– За что? – не понял фон Хаффман.

– За сегодняшнюю ночь. Я могу дать тебе одежду своего мужа.

Она ушла. Барон представил, что сейчас она принесет нечто такое, по сравнению с которым мундир Черного гусара не будет выделяться. Но старшина вновь в который раз ошибся.

Серый кафтан, слегка потрепанный, коричневый камзол, пострадавший от моли. Серые, короткие до колен штаны, белые чулки и поношенные туфли с пряжками. В таком виде он больше походил на обывателя, чем на военного. Образ дополняла треуголка. То, что она была прострелена, барон фон Хаффман понял, когда взял в руки. Выбирать не приходилось. В таком виде можно было и в замок заехать. Никто бы не признал в нем барона, вот только рисковать Игнат Севастьянович не хотел.

Переоделся. Военную форму сложил в плетеную корзину, вышел на улицу и подошел к карете.

– Я готов, господа, – проговорил он.

– Вот и хорошо, господин барон, – молвил граф. – Вещи свои можете прикрепить позади кареты. Кстати, в этой одежде вы выглядите не так воинственно.

– Я знаю, граф.

Корзина была закреплена. Упряжь проверена. Появление пастора было как раз в тот момент, когда они собирались отбывать. Священник сообщил, что тело убитого слуги путешественников предано земле. Люди, что были отправлены на место нападения, вернулись ни с чем. Тело четвертого разбойника пропало, в чем не было ничего удивительного. Разбойники вернулись за убитым товарищем и также похоронили его. Пастор попытался вернуть еще деньги, что были обнаружены в карманах кучера (славный малый был бережлив и накопил немного), но французы отказались. Поблагодарили монаха и отправились в путь.