Текст книги "Притворщик"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 17

– Однако, – молвил Саня, когда я закончил. – Однако и влип же ты, брат. И как только тебя угораздило?

– Сам не знаю...

– Что требуется от нас? – спросил молчавший все время Володя.

– Для начала как можно более подробная информация вот по этим вопросам, – я перебросил ребятам через стол несколько листков бумаги. – Там же данные по человеку, к которому надо приставить «ушки». Его и еще этих двух персонажей неплохо было бы, начиная с сегодняшнего дня, поводить по городу, попытаться отследить контакты. Вот эту пару номеров хорошо было бы послушать. Справитесь?

– Постараемся. Это все?

– Мне еще может понадобиться контрнаблюдение, подстраховка и, допускаю, несколько человек для участия в небольшой корпоративной войне.

– Неслабо, – заявил Котов, допивающий черт знает какую по счету чашку кофе. За прошедшее с начала нашей милой беседы время он умудрился истребить его ничуть не меньше, чем среднестатистический россиянин пива с похмелья.

– Именно, – вступил в разговор Сергей. – Между прочим, нас всего-то девять штыков, это если считать с тобой.

– Не думаю, что против нас выставят дивизию. Девять-десять подготовленных профессионалов максимум. Устраивать шум на весь мир никто не захочет, так что расчет будет на неожиданность и внезапность.

– Стоп, почему обязательно на весь мир? – поднял голову от блокнота, в котором делал какие-то записи, явно очнувшийся от летаргии Саня. – Ребята, у меня тут идейка одна нарисовалась, пойду, поразмышляю в тиши, а заодно нашему компьютерному задачи поставлю.

– Давай, – одобрил так кстати возникшее служебное рвение у коллеги Сергей и, повернувшись ко мне, спросил:

– Наш гонорар?

– Сто тысяч евро за информационное обеспечение и оперативные мероприятия, миллион в случае, если придется повоевать, плюс оплата всех возникших расходов. Деньги привезу завтра.

– Привози все, – заявил задержавшийся у выхода из кабинета Котов. – Придется.

– Уверен?

– Да, – чувствовалось, что этот человек с замашками персонажа из анекдота – единственный из них всех опер, причем, очень даже неплохой. – Сегодня вечерком почту свою почитай, перешлю кое-что.

– Буду ждать.

Я ехал в трамвае по Дворцовому мосту, когда зазвонил телефон.

– Да.

– Стас, привет, это Толмачев.

– Приветствую, Павел Константинович, – заместитель Терехина еще со времен службы в конторе и наиболее доверенный его сотрудник, Толмачев, после того как его шефа ушли на заслуженный отдых, не захотел занять его пост, а последовал за ним, демонстрируя удивительную в наше странное время личную преданность. Редкостный педант, можно сказать, зануда, службист до мозга костей, славящийся на все управление феноменальной памятью и въедливостью.

– Андрей Степанович велел сообщить, что приготовил, – тут он сделал паузу, конспиративный наш, – когда приедешь забрать?

– Завтра.

– Как тебя найти, если срочно понадобишься?

– Через час я буду у себя на Шверника.

– Добро, – следуя примеру шефа, тот обожал вставлять в разговор военно-морские словечки. – Будь на связи.

– Непременно, – пообещал я и отключился.

Глава 18

Прихватив оставленную в камере хранения на Киевском сумку, я нырнул в метро и отправился домой на Академическую. В мои планы совсем не входило ночевать в собственной квартире, просто следовало кое-что проверить. Уж больно не понравился недавний разговор с верным Павлом ибн Константиновичем и его вопросики.

Выйдя из метро, я немного прошел дворами и вышел на улицу моего детства. Когда-то она называлась улицей Телевидения, но после того, как выдающийся партийный и государственный деятель, несгибаемый большевик, твердо и принципиально колеблющийся исключительно вместе с линией партии (тому свидетельство – присутствие в политбюро, как при Сталине, так и при Никитке) товарищ Шверник на восемьдесят третьем году жизни оставил этот мир, улицу назвали в его честь. Я миновал здание торгового центра и, не доходя до многоэтажки дома аспирантов, повернул налево. Вслед мне несся отборный русский мат, это будущее российской науки, гости с Кавказа, о чем-то мирно беседовали с группой вьетнамских «аспирантов» с Черкизовского рынка.

А вот и вход в мой двор. Сюда меня привезли в виде свертка в одеяльце из роддома, отсюда же я, не совсем адекватно воспринимающий мир после бурных проводов, отправлялся служить срочную, полагая, что на каких-то два года всего. Здесь жили мои друзья, Сережка и Виталька. В детстве мы вместе играли в войну, и на чердаке у нас был «штаб», немного повзрослев, всей компанией ходили на тренировки в секцию бокса, на Большую Черемушкинскую. Потом жизнь, как и следовало ожидать, разбросала нас. Я не вернулся из армии. Сережка в начале восьмидесятых зашустрил в комсомоле, сейчас он депутат Госдумы и заместитель руководителя какой-то там парламентской группы. Мы столкнулись с ним два года тому назад в лондонском пабе. Он соизволил узнать меня и любезно предложил как-нибудь встретиться, предварительно созвонившись через его секретаря. Виталька сейчас в Австралии, когда ему раз в три-четыре года в очередной раз надоедает руководить транспортной фирмой своего тестя, он вырывается на недельку ко мне, и мы гудим по-русски, то есть с водкой под соленые грибы, и вспоминаем юность.

Если войти под арку во двор, то слева от входа будет беседка, где мы обычно собирались по вечерам перед выходами на Большую землю за приключениями на собственные задницы. А еще мы любили погорланить там под гитару. Помнится, Сережка здорово на ней играл. Как-то он привез со сборов комсомольских активистов в Крыму эту песню, и она стала нашей любимой:

Парашюты рванули, приняли вес,

И земля содрогнулась едва,

А внизу дивизии Эдельвейс

И Мертвая Голова...

Выводили мы нарочито-хриплыми голосами на радость засыпающим соседям и сами себе казались парнями с неба. Насколько я знаю, из нашей троицы один только я сподобился прыгнуть с парашютом. Каких-то сорок восемь раз, исключительно в силу служебной необходимости и без малейшего удовольствия.

Если войти под арку... Не буду я заходить под арку, боюсь. Если уж на то пошло, разумная трусость – первое и основное правило нашей работы. Те, кто забывали о нем, уже не с нами. Вот и я поберегусь.

Это только кажется, что вход в наш двор (он же выход) только один. Когда-то в юные годы мы умудрялись просачиваться туда и обратно через гаражи. Очень хочется верить, что я не очень растолстел с тех пор, когда это у меня получалось. Не хватает для полного счастья еще застрять в проходе между стенами.

Меня действительно ждали. Двое в милицейской форме мирно сидели на скамеечке перед входом в мой подъезд и тщательно пережевывали котлетки на булочках с кунжутом, как поется в рекламной песенке о «Макдоналдсе». Предусмотрительно надетые мной хитрые очочки настолько визуально приближали их изображение, что, казалось, достаточно протянуть руку, и тоже можно было угоститься котлеткой из бумажного пакета. Только вряд ли стоило это делать, уж больно угрожающе выглядела эта пара здоровяков с бычьими шеями. Даже страшно было подумать, что они способны сотворить с любым, покусившимся на их корм.

Их машина, светло-серый «Форд» с гордой надписью на боку «УВД Юго-Западного административного округа» стояла рядом. Водитель задумчиво курил, пуская колечки дыма через раскрытое окошко. Его милое прыщавое личико показалось мне знакомым, конечно же, это один из первой троицы, навестившей меня в городе невест. Судя по всему, горлышко его больше не беспокоит.

Перебравшись в соседний двор, я добрых десять минут приводил одежку в порядок, потому что обтер собой все стены. Пришлось даже сменить курточку. Напоследок с чувством глубокого удовлетворения исполнил свой гражданский долг.

– Дежурный по управлению, майор...

– Але, – старческим дребезжащим голосом обеспокоился я, – вас беспокоит жилец дома номер... по улице Шверника. В нашем дворе у подъезда номер четыре находятся трое в милицейской форме, прибывшие на автомобиле иностранной марки, номерной знак... Настоятельно прошу прислать наряд.

– Это еще зачем? – судя по всему, перед тем как поднять трубку, дежурный сладко дремал на боевом посту, и ему снилось грядущее повышение зарплаты.

– А затем, – тут мой голос налился строгостью, – что я, мил человек, тридцать семь лет отслужил в органах, и своего от чужого отличу сразу. Эти трое – ряженые, к гадалке не ходи.

– Какой, вы сказали, номер?

– Номерной знак.., автомобиль серого цвета, иностранный, на капоте овальная эмблема синего цвета.

– Спасибо за информацию. Представьтесь, пожалуйста.

– Я же сказал, жилец дома, а фамилию называть не буду, потому что опасаюсь.

И отключился. Теперь ребята, жующие и курящие в моем дворе, кого-нибудь точно дождутся.

После восьми вечера поток желающих выехать в Подмосковье заметно редеет. Я устроился у окна в вагоне Посадской электрички. Специально выбрал именно эту, «длинную» электричку, чтобы спокойно часик поразмышлять, мне всегда хорошо думалось под стук колес. Но не сложилось. Сначала идущие друг за другом коробейники жестяными голосами настоятельно советовали приобрести у них множество жизненно необходимых товаров, следом за ними прошла группа товарищей алкогольного вида «Сами мы нездешние...», а потом в вагон вошел невысокий парнишка с гитарой и запел песню Анчарова, кстати, автора той, любимой песни моей юности:

...Про детей, и про витязей, и про невест...

Вы когда-нибудь видели сабельный блеск?

Поднимается на небо топот и храп.

Вы видали когда-нибудь сабельный шрам?

Видал и не далее как сегодня утром, когда брился перед зеркалом. Косой тонкий шрамик через дельтовидную мышцу левой руки. Как ни старались наши хирурги, свести его на нет не получилось. Меня полоснул не пожелавший представиться всадник в середине девяностых в одной из стран Арабского Востока. Из-за этого я провалил задание, второй раз за всю службу. Не хочу об этом вспоминать. А песня-то, между прочим, классная, и пел тот парень здорово, гораздо лучше тут и там мелькающих по ящику «полуфабрикатов».

После Лосинки напротив меня на сиденье шмякнулась толстуха в светлом брючном костюме, тут же достала телефон и завела бесконечный разговор с каким-то Ромой. Сначала она поведала ему о своих нечеловечески высоких достижениях в сфере продаж, потом театральным шепотом на весь вагон начала предлагать какие-то замороженные офисные обеды на реализацию и свое нежное тело в лизинг с перспективой дальнейших отношений. Первая часть коммерческого предложения явно заинтересовала того самого Рому гораздо больше, нежели вторая, потому что, закончив разговор на подъезде к Пушкино, дамочка молвила на весь вагон: «Коз-з-зел!» и в скорби нас покинула.

Я вышел на следующей после Пушкино станции с романтическим названием Заветы Ильича. Купил кое-что из съестного в близлежащем магазинчике и через пятнадцать минут уже вовсю хозяйствовал на кухне.

Не успел я приступить к ужину, как раздался стук в дверь.

Глава 19

– Бога ради, извините за поздний визит. Могу я видеть Виктора Геннадиевича? – всклокоченный человечек в дверях, сжимающий в руке старый журнал «Юность», встав на цыпочки, заглядывал мне через плечо.

– Виктора нет, я его товарищ, мы, кстати, виделись с вами в позапрошлом году.

– Жалко, – наступила пауза. Мой собеседник явно не собирался уходить. Он, судя по всему, остро нуждался в беседе и некоторой дозе алкоголя.

– Я как раз собрался поужинать, может быть, составите компанию?

– Э-э-э, мне, право, неудобно, – и быстренько просочился на кухню.

– Не возражаете? – я достал из холодильника початую бутылку водки.

– Не знаю, я обычно не пью на ночь, – его лицо в этот момент выражало острое желание выпить на ночь, с утра пораньше и даже быть разбуженным для этого посреди ночи.

Я налил ему полную рюмку, плеснул на донышко себе и пригласил гостя дорогого и незваного к столу. Он не стал отказываться и заглотил содержимое своей рюмки, садясь. И требовательно посмотрел на меня, Я тут же налил ему вторую, которую ждала та же участь.

– Закусывайте.

– Спасибо, я на диете, – он все-таки положил себе на тарелку маленький огурчик и стал манерно разделывать его с помощью вилки и ножа.

К своей рюмке я так и не прикоснулся, да мой собутыльник и не настаивал.

– Простите, не помню вашего имени, – нанизав на вилку крошечный кусочек огурца, он требовательно посмотрел на меня.

– Станислав, можно Стас, – и поспешил наполнить его рюмку.

– Очень приятно. Я – Велимир Волченков-Рохальский, честь имею, – наклонив голову, он, казалось, щелкнул под столом каблуками. Получилось не очень, потому что мой гость был в тапочках. – Монархист, русский патриот, писатель, дворянин.

Вот так вот. Именно этого мне для полного счастья и не хватало. Не, что-то надо срочно делать, а то остаток вечера и половина ночи пройдут в распевании «Боже царя храни» и плачу по отечеству, которое мы потеряли и никак не можем отыскать.

– Вам, конечно же, интересно, над чем я сейчас работаю, – по мере опьянения самооценка моего собеседника росла как на дрожжах. – Повесть. Повесть о трагической судьбе русских офицеров, рыцарей белого движения. Представьте, Россия на изломе, торжествующее быдло рвется к власти и... – тут мой собеседник икнул. – И они, офицеры...

«Их мало, но «они в тельняшках»«, – промелькнула в моей голове плебейская мыслишка.

– Но они герои. Попрошу налить, – потребовал он.

Я сноровисто наполнил его рюмку.

– За Русь святыя, – провозгласил мой новый благородный друг и откушал. – А я, знаете, я... Сами прочтете, – он протянул мне журнал с выглядывающими из него листками бумаги. – Честь имею. – И удалился, не забыв прихватить с собой недопитую бутылку. Уже в дверях он остановился и попытался запечатлеть на моем челе прощальный слюнявый поцелуй и получить взаимообразно двести рублей в счет будущих доходов. От поцелуя я увернулся, а деньги дал. Получив искомое, гость со словами: «Вот только не надо меня провожать!» гордо удалился в ночь.

Доев прерванный ужин, я из чистого любопытства взял в руки один из листков, исписанный четким учительским почерком.

«После допроса избитого до полусмерти поручика Ланского бросили в подвал. Утром его ждал расстрел. Русский офицер стойко перенес пытки в застенках ВЧК, молча, с невыразимым презрением глядя в глаза своим мучителям. «Ты же веришь в Бога, – с усмешкой бросил ему один из палачей. – Значит, Бог тебе и поможет!» «Бог, Русь святыя, страна моя, прощайте. Смерть за Отечество, что может быть слаще...», – он всхлипнул, по щеке пробежала скупая слеза. Вспомнились папенька с маменькой, убитые в родовом поместье под Тверью, сестра Варенька, сгинувшая в омуте всероссийской смуты. «Ну, погодите, хамы! Я еще устрою вам последний и решительный бой!» – и он начал перетирать веревку об острый выступ стены...». Я раскрыл журнал, который мой новый друг, видимо, использовал как папку для бумаг, и первое, что увидел, была фотография недавнего собеседника, тогда еще молодого и не так утомленного пьянством. Василий Волченков, потомственный крестьянин, второй секретарь Рязанского обкома комсомола представлял на суд читателей свою первую повесть «Бога нет!». Интересно...

«После допроса избитого до полусмерти комендора Федора Полещука бросили в подвал. Утром его ждал расстрел. Балтийский матрос стойко перенес пытки в застенках белогвардейской контрразведки, молча, с невыразимым презрением глядя в глаза своим мучителям. «Ты же в Бога не веруешь, – с глумливой усмешкой бросил ему один из палачей. – Вот Бог тебе и не поможет!» «Прощайте, товарищи по борьбе. Смерть за рабочее дело, что может быть слаще...» – он застонал, по щеке пробежала скупая мужская слеза. Вспомнился погибший в забое отец, сгоревшая от непосильного труда мать, сестра Маруся, расстрелянная белополяками. «Ну, погодите, ваши благородия! Балтийцы не сдаются! Я покажу вам, что такое последний и решительный бой» – и он начал перетирать веревку об острый камень ступени...»

«Верю! – повторил я вслед за классиком, – каждый раз верю!» – и от души заржал на весь поселок.

Глава 20

День третий

Лицо главного «безопасника» «сталеваров» выражало искреннюю боль и горечь расставания, как будто он провожал единственного сына на фронт. Он положил на стол передо мной небольшой пижонский кейс и раскрыл его.

– Будете пересчитывать?

– Нет, – я разорвал банковскую упаковку на одной из пачек, разложил банкноты на столе и немного полюбовался ими под ультрафиолетом с помощью одного нехитрого приборчика. Мне совсем не улыбалось стать обладателем очень крупной суммы денег, помеченных милыми и безобидными надписями типа «Шантаж», «Выкуп» или «Взятка».

– Как всегда, никому не доверяете?

– Не доверяю, – совершенно честно признался я, перекладывая деньги в два пакета. А как, простите, иначе, если все без исключения в этой прекрасной фирме пытаются меня обмануть? Обидно даже.

– По-прежнему отказываетесь работать с нашими людьми?

– Да.

– У вас уже есть своя команда?

– Конечно.

– Я могу полюбопытствовать, что это за люди? В конце концов, я имею на это право.

– Безусловно.

– И?

– Вы имеете полное право задавать какие угодно вопросы, а я – не отвечать на них. – Давненько, видать, ему так не хамили, отвык. По-моему, самым большим желанием моего собеседника было заехать мне в морду. Уж и не знаю, что его от этого удержало, европейское воспитание или боязнь получить сдачи.

– Тогда я вас больше не задерживаю. Если возникнут проблемы, обращайтесь к моему заму.

– Всего вам доброго, – я рассовал пакеты с деньгами по карманам сумки и вышел. Безусловно, самое приятное в общении с господином Вайсфельдом – это расставание. Душа просто пела от заманчивой перспективы не видеть его несколько дней.

Я вышел в приемную. Заметив меня, красавица Марина приветливо улыбнулась и помахала мне ладошкой с двумя поднятыми пальцами в виде буквы «V». Черт, что же это все-таки мне напоминает?

– Ну как, попали в гей-клуб?

– Нет, – с огорчением признался я. – Не получилось. Заскочил, понимаете, в Ленинку просмотреть хит сезона «Падение Порт-Артура» господина Ульянова-Ленина и зачитался. Так что как-нибудь в другой раз.

– А насчет ужина не забыли?

– Ну, что вы, ужин за мной.

– Тогда до встречи.

– Буду ждать ее с нетерпением, – я поцеловал насквозь неискреннюю девушку Марину в щечку и покинул приемную ее шефа.

Выйдя на улицу, я начал ловить попутку. Стоявшая до этого мирно у обочины желтая «маршрутка» вдруг тронулась и резко притормозила возле меня. Я открыл дверь и сел рядом с водителем.

– Здорово, Саня.

– Привет, Стас, – сидящий за рулем в расстегнутой до пупа клетчатой рубашке Котов тронул «Газель». – Принес?

– Держи, – я достал из сумки пакет. – Здесь все.

– Почту вчера смотрел?

– Да.

– Что думаешь?

– Думаю, что есть о чем задуматься.

– Аналогично, коллега. Когда будешь у нас?

– Сегодня позвоню. Тормозни.

– Готово, с вас двадцать рублей, пассажир.

– Из пакета возьмешь, до встречи.

– Пока.

Я вышел, а он поехал дальше. Очень хотелось бы, чтобы кто-нибудь приделал к его машине «ноги». В этом случае любопытных ожидал сюрприз в виде контрнаблюдения.

Сам я решил немного пройтись и не только потому, что пешие прогулки с полумиллионом евро в сумке через плечо очень способствуют пищеварению, а... Словом, кто-то за мной аккуратно и ненавязчиво приглядывал. Для того, чтобы определить это, не нужна никакая хитрая техника, вполне достаточно некоторого специфического опыта и того, что на нашем жаргоне именуются «чуйкой». И того и другого у меня достаточно, поэтому наблюдение я почувствовал, можно сказать, шевелением неотросшей шерсти на загривке.

И, что интересно, каждый раз, когда я появляюсь у офиса «Русской стали», за мной обязательно следят. Причем, если в первый раз это длилось совсем недолго (такое ощущение, что на меня просто посмотрели), то сейчас меня вели.

Что ж, погуляем. Не скажу, что знаю Москву совсем уж досконально, в наше время это практически невозможно – слишком велика и порой бестолково застроена наша дорогая, в самом прямом смысле этого слова, столица. Но все же есть у меня в запасе несколько заветных мест, где можно вычислить наблюдающих и полюбоваться ими.

Должен сказать, что сразу определить за собой слежку могут только герои кинобоевиков и то только потому, что наблюдающие следуют за ними в паре шагов и обязательно бросаются в глаза высоким ростом, звероватой внешностью и повадками обитателей дурдома.

В реальной жизни «наружник» почти не виден и совсем не потому что, выходя на задание, нахлобучивает на голову шапку-невидимку. Естественно ведущий себя человек среднего роста и телосложения, неброско одетый, без ярких отличительных черт во внешности или походке, а потому – не бросающийся в глаза, просто растворяется в толпе прохожих, и хрен ты его на раз-два вычислишь. Жизнь, знаете ли, не кино.

И, все равно, отследить «наружку» можно. Для этого совсем не обязательно, подобно героям бесчисленных телесериалов, постоянно завязывать шнурки, менять направление движения, любоваться всеми подряд витринами и афишами. Апофеозом идиотизма будет завернуть за угол и тут же высунуть из-за угла хитрое личико. Такими действиями в лучшем случае можно добиться того, что вас препроводят под белы руки в ближайшую ментовскую для выяснения личности.

В реальности во всех спецслужбах существуют специальные методики, еще неплохо при этом знать местность, где все это происходит, и иметь хоть какой-нибудь опыт оперативной работы, скажем, пару-тройку десятков лет.

Итак, что нам подсказывает теория? А, да, «ведите себя естественно». Уговорили. Я двинулся к метро прогулочным шагом, стараясь при этом не оглядываться и не корчить преследователям рожи.

Ближайшая нужная мне точка находилась (и находится до сих пор) на «Кропоткинской», есть там такой чудный проходнячок во дворах и сразу же лестница из четырех пролетов с поворотом градусов на сто пятьдесят.

Мимо! Никто за мной туда не пошел, а когда я вышел на аллею, меня снова повели. Такое складывалось ощущение, что товарищам (или товарищу) на той стороне эта точка знакома. Может, нас обучали по сходным методикам или мы просто сидели за соседними партами.

Выйдя на Арбат, я не стал и пытаться затеряться среди зевак или изменить внешность с помощью сувенирной генеральской шинели в ансамбле с самопальной буденновкой или гермошлемом. Просто прогулялся до «Смоленской» и спустился в метро. Точка номер два на «Китай-городе», бывшей «Ногина» тоже не сработала. Помнится, именно ее я подбирал вместе с... Неужели? Если это тот, кто я думаю, то старой Москвой моего преследователя не удивишь, он ее знает ничуть не хуже меня.

Тогда да здравствует прогресс и точечная застройка. Я выскочил на «Площади Революции», проскочил дворами и нырнул в, извините за выражение, бутик через дорогу. Остановился у крутящейся стойки с зажигалками «Зиппо», озирая окрестности через зеркальное стекло витрины.

Есть! Попался дружок. Обычный прохожий, по виду – типичный москвич средних лет и достатка: джинсы, ветровка, футболка, кроссовки, сумка через левое плечо; А помнится на подъезде к «Ногина», извините, к «Китай-городу», ты, дружок, ехал со мной в одном вагоне, правда, без ветровки и сумки, а с большим пластиковым пакетом и читал нетленку Марининой в бумажной обложке, пошляк.

Грек, а это был он, правда, с большим трудом и не сразу мной узнанный, остановился прямо перед зеркальной витриной, улыбнулся и развел руками, после чего развернулся и растворился среди прохожих, оставив меня любоваться настоящими американскими зажигалками «Made in China».

Зазвонил телефон.

– Да.

– Мы его потеряли.

Меня это даже не удивило.