Текст книги "Другой мир за углом (сборник)"
Автор книги: Александр Шорин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Конец рабочего дня
Пастух готовит на огне немудрёный ужин. Садовник моет руки. Механизатор в сердцах пинает колесо своего трактора. Рабочий идет к пивному ларьку с друзьями. Менеджер нажимает пуск -> выключение на рабочем столе компьютера. Балерина перевязывает больную ногу. Палач кормит аквариумных рыбок. Писатель, глотая анальгин, ползет к кровати. Президент, нервно потирая виски, вновь пытается стать мужем и отцом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Бог разочарованно сминает в бесформенный ком неудавшуюся вселенную.
Конец рабочего дня.
Исключений не бывает
Астронавигатор Мишель, огненно-рыжий, совсем молодой, почти мальчишка, шутил себе, скаля сахарные, мелкие зубки:
– Представляете, кэп, какой-нибудь ихний там Коперник, сейчас поджаривается на костре, с пеной у рта доказывая, что их планета – круглая. А на самом-то деле…
Настроение у меня было совсем не такое радостное, как у него. Я отбрил:
– Коперника на костре не жгли. Он отрёкся от своих идей, и его оставили в покое. А от вас, Мишель, я жду совсем не хохмачества, а объяснения феномена, который мы наблюдаем.
Мишель, однако, был совсем не тем человеком, которого легко смутить. Да и уверен был, подлец, в моей лояльности к нему. Знал – поворчу и всё на том. Но продолжил уже более серьёзным тоном:
– Мы наблюдаем планету, внешний вид которой противоречит законам физики. Это не шар и не искаженное шаровидное тело – это почти идеальная плоская поверхность прямоугольной формы, с толщиной всего пару сотен километров. Мне непонятно даже, почему эта поверхность не раскалывается на куски…
– А что говорят ваши коллеги с Земли?
– До всестороннего исследования я их не стал ставить в известность о нашей находке. И не собираюсь пока… Не хватало еще, чтоб они у меня ехидно спрашивали: не обнаружил ли я трёх огромных слонов, на которых покоится эта твердь…
– Ну… насчет слонов мы ещё посмотрим, когда она повернется на орбите, – мрачно пошутил я. Его нежелание связываться с Землей мне было понятно: сам я поступил точно так же.
– Кстати, кэп, – отозвался Мишель, – эта орбита мне совсем не нравится: она тоже противоречит всем научным законам…
– Изучай! – рявкнул я.
– Есть, кэп! – отозвался он, вытянувшись.
Ну наконец-то! Открытия открытиями, но должна же быть дисциплина на судне…
* * *
Слоны, на которых покоилась “твердь”, обнаружились буквально через пару часов. Ну… слоны не слоны, но что-то похожее: нечто вроде огромной трехлапой “подставки”. Ну а сами слоны… правильно, они тоже стояли на чём-то. Но на чём – не разобрать, из-за очень плотного тумана, окружавшего эту часть “планеты” – сразу за “слонами”.
К вечеру я собрал весь экипаж. Хотя “экипаж” – в данном случае слишком громкое название: кроме меня и Мишеля – только Красавчик: наш старый корабельный кот, который, хотя и имел довольствие на моём судне, но правом голоса не обладал.
– Что скажешь? – поинтересовался я у астронавигатора.
– Поразительный результат! – отозвался тот. – Эта планета вращается, но по абсолютно нереальной орбите!
– Что это значит? – поинтересовался я.
– Это значит, что эта планета еще удивительнее, чем казалась вначале. Она… Она…
Его взгляд устремился на иллюминатор, я невольно скосил глаза туда же.
И понял, почему он начал заикаться. За “слонами” из тумана выступило еще одно космическое тело – неизмеримо большее, чем обнаруженная “планета”. И оно тоже не было шарообразным, скорее огромных размеров плоский диск.
– Боже мой, – выдохнул я. – Мишель, ты что-нибудь понимаешь?!!
– Космический корабль либо станция. Но размеры! – ахнул он.
– Погоди, но пробы грунта показывали, что в первом случае мы имели дело все-таки с планетой. Очень странной, но планетой. А это… Ведь это искусственное тело!
– Да, – прошептал он. – И притом хорошо экранированное: иначе мы бы обнаружили его раньше, чем планету. У меня… у меня есть гипотеза, кэп.
– Говори.
– Планета – это проба, срез, шлиф. В общем, не планета, а только её часть. Отрезанная от лимона долька. Планеты – они все круглые, исключений не бывает.
– А что же тогда ЭТО, Мишель? – спросил я, уже догадываясь, что он ответит.
– Думаю, это микроскоп или что-то в этом духе. “Слоны” – держатель пробы, а диск – часть огромного механизма…
В это время курс нашего корабля самопроизвольно поменялся, и нас начало с неимоверной силой притягивать к поверхности прямоугольно-плоской планеты.
Рыча проклятия, я бросился к пульту управления и начал лихорадочно менять курс. Корабль не слушался. Было такое ощущение, что нас схватили огромным невидимым пинцетом и теперь тащат на предметный столик, как редкое насекомое.
Когда я понял, что сделать ничего невозможно, то отвалился в кресле, скрестив руки на груди. Сказал, обращаясь к Мишелю, который даже не пытался мне помогать:
– Кажется, мы в ловушке. И связи нет… Вполне вероятно, что вскоре мы узнаем, проживает ли на этой планетке мсье Коперник, а также что он думает о строении своего мира.
Мишель попытался улыбнуться, но вышло как-то не очень.
И тогда я приказал ему:
– Тащи коньяк, самую старую бутылку. И закуску: для нас – сыр и буженину, для Красавчика – сардины. И не забудь прихватить пару анекдотов! Смех – последнее прибежище для таких идиотов, как мы…
Письмо президенту
Москва, Кремль.
Президенту Российской Федерации, Путину В.В.
От заключённого колонии № 34576 Завьялова Сергея Сергеевича, 1980 года рождения, приговорённого к пожизненному заключению за многочисленные умышленные убийства при отягчающих обстоятельствах.
Уважаемый Владимир Владимирович!
Я видел Вас по телевизору. Очень долго, очень внимательно на Вас смотрел и понял: Вы – очень справедливый человек, хотя и несчастный. Уверен, что если это письмо попадёт Вам в руки, то я буду амнистирован, потому что на свободе от меня куда больше пользы, чем здесь, в этой камере. Ах, если бы мне довелось поговорить с Вами лично… Но я понимаю – это невозможно, поэтому мне только и остаётся, что написать Вам это письмо.
Постараюсь быть по возможности кратким, чтоб не отнимать ни у Вас, ни у Ваших помощников драгоценного времени, но начать придётся всё-таки издалека – с моего детства. Вернее, с одного случая, произошедшего со мной в детстве, который не только изменил всю мою жизнь, но, в конце концов, и привел сюда, в эту камеру.
А случай со мной произошел, в общем-то, бытовой и, на первый взгляд, ничем особо не примечательный. Мне было пять лет, и я и играл в летчика. Было это так: я залезал на комод и прыгал оттуда на диван, представляя, что я одновременно и самолет, и летчик в этом самолете. Один из таких прыжков закончился для меня трагически: вместо того, чтобы упасть на диван, я пролетел немного дальше и спикировал в телевизор, разбив при этом любимую мамину вазу с цветами. Но вы не подумайте, мама меня за это совсем не ругала и не била – мама у меня очень хорошая. Она даже наказывать меня не стала, а вместо этого повезла в больницу на большой белой машине.
Нет, вы не подумайте, что я стал идиотом – нет! Меня даже судебная экспертиза признала вменяемым и нормальным – там где-то в моем деле об этом и справка есть. А пишу я «большая белая машина», а не, например, «Скорая помощь», потому что тогда, в детстве, я не знал, что эта машина называется «Скорая помощь», а я ведь сейчас о детстве пишу… Ну да не в этом дело, а в другом: в том, что с тех пор я стал видеть наш мир совсем иначе.
Я не буду отнимать Ваше время перечислением диагнозов, которые мне ставили врачи, расскажу лишь суть, которую сам я понял, естественно, далеко не сразу. Вам, наверное, известно, что хрусталик нашего глаза получает информацию об окружающем мире не в том – объемном – изображении, которое мы все привыкли видеть, а виде плоских картинок, которые наш мозг обрабатывает, чтобы те приобрели объем. Так вот, что-то, по словам врачей, случилось с моим мозгом, и с тех пор я никогда не вижу наш мир объемным. Я вижу плоские картинки.
Владимир Владимирович! Никогда бы я не стал утомлять Вас этими подробностями, если бы они не были так важны. С тех пор я стал очень задумчивым ребёнком: мог часами смотреть в одну точку, на какой-нибудь предмет или на человека. Взрослые стали меня сторониться, дети – бояться. Но, поверьте, это только поначалу. Очень скоро я начал получать большие выгоды из этого своего положения, которое на первый взгляд кажется очень незавидным.
Оказалось, глядя на какого-нибудь человека, я вижу самую его суть – ту его плоскость, которая наиболее ярко его отражает. Иногда – и даже очень часто – у человека несколько плоскостей, лежащих очень близко друг от друга, но какая-то из них важнее других. Ну вот, например, у моей мамы есть плоскость, в которой она меня безраздельно любит, а есть другая – та, где она совсем не любит моего папу. И есть ещё одна: она не любит работу, на которую ходит по обязанности, и очень хочет стать врачом. Но это, поверьте, очень простой пример. Сейчас я не только вижу истинную плоскость любого человека, но и могу сделать так, чтобы одна из его плоскостей стала главенствующей. Моя мама сейчас – очень хороший врач, и она совсем не вспоминает, что когда-то не любила папу: нет, она его по-прежнему не любит, но зато очень уважает за его кулинарный талант. А моя учительница – коллекционирует бабочек, и при этом очень счастлива. Я могу долго продолжать. Поверьте: я научился помогать другим людям так, что они этого даже не замечают, и могу принести еще больше пользы, если снова окажусь на свободе.
Теперь пришла пора рассказать о том, почему я оказался в местах заключения. Начать тоже придется издалека. Извините, но я вынужден это сделать, иначе ничего не будет понятно. А начать нужно с того, что после случая, произошедшего со мной в детстве, о котором я уже рассказывал, я стал очень бояться высоты. Мы жили в частном доме, и я никогда не бывал в многоэтажке. Но вот так случилось, что меня (уже двадцатилетнего) одна девушка пригласила в гости. Я согласился, никак не ожидая такого подвоха, что она живет на шестнадцатом этаже. Пока мы ехали в лифте, я ещё не очень боялся, когда на кухне пили чай – мне было страшно, но терпимо. Но вот когда она зачем-то потащила меня на балкон… я чуть не убежал оттуда со всех ног. Но потом я был ей благодарен: потому что, стоило мне выглянуть с балкона, как я увидел перед собой не только улицу и дома перед ней плоскими, конечно же – абсолютно плоскими, но и то, как можно помочь всем тем людям, которые живут в этих домах. Вот, например, в девятиэтажке напротив целый подъезд страдал из-за одного-единственного пьяницы, который бил всю семью, и портил энергетику целого дома. Я пришел к нему, поговорил всего пять минут, и что Вы думаете? Оказалось, что в другой плоскости он очень любит собак. В другом доме оказался управдом-склочник, в третьем… Извините, я кажется вновь занимаю слишком много Вашего внимания. Перехожу ближе к настоящему.
Так вот: когда я понял, что с высоты мне куда виднее глобальные проблемы, я решил сесть на самолет и прилететь к Вам, в Москву, чтобы по мере сил помочь в Вашей нелёгкой работе. Вы ведь, кажется, сами говорили, что Президент – это работа? Ну да не важно это. Куда более важно то, что когда я увидел с борта самолета Москву… Только тут я осознал, в каком страшном городе Вы, Владимир Владимирович, живете. Я, конечно, сразу понял, как Вам помочь, да только в приемную Президента меня и близко не пустили. Пришлось действовать самому.
Проблема Москвы вот в чем: там огромное, просто запредельное, количество людей, которые своими плоскостями портят жизнь окружающим. И, вы уж извините, но сколько таких людей в Вашем правительстве… Ну, да я опять не о том. Тогда я решил так: поживу-ка я немного в Москве, почищу этот город, а там, глядишь, и придумаю, как суметь увидеться с Вами. Но тут оказалось – вот беда – что Москву почистить куда труднее, чем мой родной Урюпинск. Нет, я конечно, у многих людей и тут плоскости поменял с плохих на хорошие… Но вы не представляете, сколько нашлось таких, у которых плоскости такие, что поменяй одну на другую – только хуже сделаешь…
Первого человека я убил (это записано в моем деле, можно проверить) за то, что он нес взрывчатку в метро. Это оказалось на удивление просто: в нужной плоскости надави пальчиком – и все, человек уже труп. Но я вам клянусь: умирали они мгновенно и боли при этом не испытывали. И я, убивая, тоже не испытывал ни малейшего удовольствия, всегда руки мыл после такого…
Да, я даже соглашусь с прокурором: сорок человек – это много. Да, согласен, я погорячился. Наверное, нужно было поискать какие-то другие методы. Но поверьте, Владимир Владимирович – столица-то чище стала, вздохнула свободнее…
Уважаемый Президент! Я понимаю – просто отпустить меня на свободу нельзя, это будет не очень умное политическое решение. Но ведь есть научные институты, есть специальные лаборатории, есть разведка, в конце-то концов! Ведь нельзя же такой талант как у меня, такие способности просто взять и зарыть в землю.
Вы знаете, здесь у меня очень много времени на размышления, и я многое понял в жизни. Раньше я был все больше практиком – очень уж часто приходилось сталкиваться со злом. А здесь мне вот какая в голову мысль пришла: может быть, это не я вижу этот мир неправильно, может быть, это вы все не видите его таким, какой он есть на самом деле?!! Иначе как объяснить то, что я могу влиять на этот мир куда больше, чем любой другой, ну, может быть, кроме Вас, но Вы-то ведь все-таки Президент… Может быть, мир наш на самом деле плоский? Чей-то рисунок, страница в чьей-то книге, чей-то рассказ на листе бумаги или набор буковок на компьютерном мониторе? Я не знаю точно, но я могу это узнать, и только Вы, Владимир Владимирович, можете мне в этом помочь: меня надо отправить в космос, на нашу орбитальную станцию, чтобы я своими глазами смог посмотреть на родную планету. Чтобы увидеть: плоская ли она? А если плоская, чтоб смог увидеть, как помочь нам всем сразу!
Заканчиваю. Очень надеюсь, уважаемый Президент, что вы прочтёте это послание, и моя судьба изменится. А напоследок хочу попросить об одной маленькой и очень личной просьбе. Меня тут каждый вечер перед сном насильно поят какими-то очень большими красными таблетками. Говорят, чтобы я спал лучше. А я с них совсем не сплю, а если и засыпаю под утро, то обязательно вижу какие-нибудь кошмары. Не далее как сегодня привиделось, что души усопших оседают с другой стороны плоскости нашего мира и кричат там, рвутся обратно в этот мир прямо у нас под ногами. А я уже не среди людей, а один из этих духов и, а днем мне только кажется, что я жив. Вот, посудите сами, разве можно подвергать человека, пусть даже заключенного, таким мучениям?
На этом прощаюсь и с нетерпением жду Вашего решения в отношении моей судьбы, которую вверяю в Ваши руки.
С уважением, Сергей Завьялов.
Про свободных художников
– Вась, ну я всё могу понять: оппозицию я бы тоже истребил, национальный обычай «танцы с гранатометом» – не самая приятная вещь… Но свободная продажа легких наркотиков… спорно, спорно…
– Но доход государству! – вскинулся он.
– Ладно, проехали…
– Дальше… Проституция…
– А что? Древнейшая профессия, между прочим…
– И тоже доход государству?
– Ага. Пятидесятипроцентный налог!
– И платят?
– Как миленькие!
– А что силовые структуры?
– А им скидка. По выходным – бесплатно.
– Популист хренов! Что ещё? Ага… Стоп! Это уже через край!!! Тут правильно написано?
– Где?
– Вторая строчка снизу.
– Ну…
– Чё, правда что ли?
– Угу.
– Ну ты даешь! Многобрачие – еще туда-сюда, но чтобы… И не возмущаются?
– Никак нет, все довольны.
– Слушай, да ты, оказывается политик. А я-то ещё думал, кого здесь оставить, пока мы на Землю летаем… Короче всё понимаю, кроме одного: художников-то всех зачем по тюрьмам? А? Вандал!!!
– Ну так я это…
– Выпустить немедленно!
– Есть, кэп. То есть разрешите оправдаться.
– От-ставить! Я сказал – выпустить! Мы тут – рассадник демократии вдали от родины, а не диктаторы какие-нибудь!
– Так точно! Но ведь доходы… Да они и сами довольны…
– Это как так довольны?
– Разрешите объяснить?
– Хрен с тобой, объясняй, только быстро!
– После того, как я выпустил всех уголовников…
– Ты выпустил всех уголовников?
– Кэп, это первый пункт. Вот здесь, в самом верху.
– Ты с ума сошёл! Это же преступники! Они же мирное население все перережут, как ягнят.
– Никак нет. Преступность у нас почти отсутствует!
– Как так?
– Всего один указ.
– И какой?
– Кастрация.
– Ка… что?!!
– На первый раз предупреждение. За повторное преступление – публичная кастрация.
– Ты сошёл с ума!
– Может быть, но преступления быстро пошли на убыль.
– А если… повторно после кастрации?
– Ну… таких неисправимых мало. Мы экспериментируем… двоих вот в художники записали… Творят, и весьма успешно. Довольны. Едят только много…
– Блин, ты даёшь! А женщины?
– Что женщины?
– Женщины же тоже преступления совершают. Ты их тоже что ли кастрируешь?
– Нет, женщин мы не кастрируем.
– А что с ними делаете?
– Замуж выдаём!
– Замуж? Оригинально. И что, работает?
– Работает. Главное, правильно мужа подобрать…
– А что? Тоже вариант. Ну хорошо, а что с художниками-то?
– Так они это… Добровольно сидят. На освободившейся от зэков жилплощади.
– Добровольно? И много желающих?
– Отбоя нет. Некоторые даже жалуются, что их не пускают. В очередь записываются…
– Ты серьёзно?
– Вполне! Сами посудите, кэп. Кормёжка бесплатная, причем любая: хоть из лучших ресторанов. Выпивка, сигареты, женщины, легкие наркотики: все разрешено, но в меру, без перебора. Ну и конечно, любые расходные материалы: кому холсты, краски и кисти, кому компьютер с Интернетом, кому просто листы бумаги – таких чудаков тоже хватает…
– И тоже всё бесплатно?
– Абсолютно!
– Святый боже, да они же разорят государство!
– Никак нет, они на сегодняшний день приносят в казну денег больше, чем наркотики и проституция.
– Как так?
– А мы им план: будешь плохо работать, на твоё место есть желающие. Конкуренция, как и положено! Зато свобода творчества – абсолютная. И любые выставки, тиражи книг – всё за счёт государства.
– А доходы?
– Доходы пополам. У нас тут уже несколько миллионеров.
– И продолжают сидеть?
– Как миленькие! В случае расторжения контракта все накопления – в пользу государства. На свободе будь свободным художником.
И тут кэп не удержался, сказал совсем не по уставу:
– Вот б..!
Однако Вася понял его правильно. Расцвел и ответил как полагается:
– Рад стараться! Разрешите продолжать службу?
Кэп хохотнул, потрепал Васю по плечу:
– Продолжай в том же духе. Что ещё с тобой делать? Уж не брать же обратно в коки.
Тот потупился, сказал скромно:
– А я что… Я завсегда… Я и сейчас готовлю, жене нравится.
Кэп, уже успокоенный, крякнул одобрительно:
– Из местных, что ль, жена-то?
– Так точно, из бывших заключённых. Так сказать, собственным примером…
– Ну молодца, молодца… Дети-то есть?
– А как же… Трое уже. Дочка вот свой публичный дом открыла. А младшенький в художники решил податься…
– Ну ладно, ладно. Иди, работай, раз справляешься.
– Есть, кэп.
* * *
Капитан задумчиво почесал подбородок. Сказал, обращаясь к первому помощнику:
– А ведь всё не так плохо… Оставим его на третий срок?
– Почему не оставить… Оставим.
– А с художниками – это он лихо. Как думаешь, они и вправду довольны? Всегда думал, что такие люди ценят свободу.
– Ты сомневаешься? А я ему верю. Вася врать не будет, не тот человек. Помнишь, как пообещал, что кило блинов на каждого будет мало?
– Как не помнить, помню. Удивительный человек.
– Талант! Таких ценить надо.
– Ну так мы и ценим. Человек на своем месте, вот и пусть работает. У нас других дел навалом. Давай, что ли, в публичный дом сходим…
– Думаешь, стоит?
– Ты же слышал: художникам – и тем можно. А мы чем хуже?
– Мы не хуже, мы лучше.
– Ладно, сходим. Но сначала – коньячку. Будешь?
– Конечно, буду. Разливай!
– За свободу?
– За свободу!
Можно ли верить друзьям?
Сначала было весело. Страшно, конечно, но всё-таки весело: МЫ, а не кто-нибудь другие, живём именно в то время, когда нашу родную планету нужно освобождать от иноземных захватчиков.
Всё было просто. Вот мы – люди, а вот они – зелёные и безобразные. Да, сильные. Да, организованные. Да, опережающие нас в технологическом развитии… Но зато нас – миллиарды, мы забыли все национальные и территориальные дрязги. Мы – земляне, и это звучит гордо. Какой угодно ценой, но мы победим! Бывшие преступники и террористы всех мастей имеют все шансы стать героями. Ну, и мы с Валеркой, конечно.
Мы всегда вместе. Потому что он для друга и последний рубль, и последний сухарик отдаст, не то что рубаху. Он дважды спасал мне жизнь. Он был для меня больше, чем я сам. И вот теперь я иду к нему. Я иду, чтобы убить его.
* * *
Очень долго считалось, что предательство интересов нации – вещь почти невозможная. Ну сами подумайте: одно дело предать людей (пусть даже близких) в интересах других людей, совсем другое дело – начать предавать интересы людей в пользу каких-то зеленых псевдопауков. Абсурд! Но именно из-за этой точки зрения предателей и развелось настолько много.
…К концу третьего года вооруженного противостояния с пришельцами мы – люди – ушли в глубокое подполье, обосновавшись в канализациях мегаполисов, в глубоко законспирированных жилищах вдали от цивилизации…
А предатели (как их ещё назвать?) продолжали жить под пятой этих насекомообразных гадов. Попутно истребляя нас, как диких зверей. И получая в ответ то же самое от нас – людей.
Сначала ОНИ – люди-нелюди, составляли меньшинство, огораживая свои территории колючей проволокой и вышками охранников. Но постепенно мы, а не они остались в меньшинстве – и теперь они живут почти обычной человеческой жизнью, а мы прячемся, как вымирающий вид, как недобитые хищники…
…Кстати, это Валерка первым предложил: убивать своих друзей и знакомых, перешедших на сторону врага. И делал это, прямо скажем, очень успешно. Как, впрочем, всё, за что он брался. Но после одной из таких операций он не вернулся. Мы считали его погибшим… до тех пор, пока я не узнал его в одном из командиров отряда карателей. Бр-ррр. Я чуть с катушек не съехал.
И вот теперь мой долг по отношению к моему другу, к Валерке, – убить его.
* * *
…Конечно, братва одобрила. Трое вызвались идти со мной, но я отказался твёрдо: Валерка – мой! Дружба должна оставаться дружбой: его я никому не уступлю.
Тем более, что только я знаю, где искать его в Городе: давно известно, что после предательства большинство не меняют своих привычек. А привычки Валерки я знаю очень хорошо: по субботам – обязательно в баню. Там-то я его и возьму: тепленьким.
С трудом пробравшись через кордоны, я иду по родным когда-то улицам, таясь, как зверь: знаю, что первый же из нелюдей сдаст меня охотникам. Да и пахнет от меня как от зверя: в нашей землянке не до гигиены…
«Калаш» я с собой брать не стал: громоздко, да и видно издалека. Мой старый добрый «Макаров» – то, что надо. На Валерку с лихвой хватит.
«Банька», а точнее – банный комплекс, когда-то наш любимый с Валеркой, располагался почти в центре. Опасно, конечно, да и охрана там хорошая. Ну да я знаю, на что иду… И у меня чёткое ощущение: Валерка тоже это знает. И ждёт – кто кого. Что ж: посмотрим, Валерочка!
Нарываться на охранников у входа я не стал: проник через чердак – давненько все продумано и выверено. Оттуда – по лестнице, и тут – наши любимые апартаменты: парилка, душ, бассейн. Если моё звериное чутье меня не обманывает, то сейчас он должен быть здесь. Один. Накрайняк – с какой-нибудь бабой.
Неслышно я подобрался ближе и заглянул в щелку… Тут-то меня и взяли: двое сзади под мышки – не дёрнуться. А за дверью, конечно, Валерка – рот до ушей, но голос повелительный:
– Оружие у него забрать, раздеть донага – и ко мне.
…И вот я голый, грязный и расстроенный донельзя – прямо перед его глазами. Он, правда, вооружен тоже не абы как: веник в руках, на которых надеты рукавицы – и всё.
Кричит весело:
– А я, Санёк, каждую субботу тут тебя поджидаю. Все думаю: когда появишься?
Я тоже скалю зубы, но на самом деле мне сейчас очень страшно. Гляжу на него и думаю: «Ну он ведь, точно он. Ничуть не изменился!». Но молчу. Скалюсь и молчу.
А тот всё так же весело продолжает:
– Убивать меня явился? Дело хорошее, но кто ж мешает сначала помыться? Так сказать, по русскому обычаю…
Силком затаскивает меня в парную и начинает охаживать веником. Я – млею, прям против воли – но млею. А он хохочет.
– Хорошо? Вижу, что хорошо!
После загоняет в душ, а потом выставляет пиво ледяное – как в старые добрые времена.
Я пью. Смотрю на него во все глаза. А он говорит:
– А я ведь знаю, о чем ты сейчас думаешь. Ты думаешь: тот ли я Валерка, с которым ты пуд соли съел? Не сидит ли во мне зелёный монстр? Можно ли мне доверять, как раньше? Так?
– Ну, так, – говорю я сквозь зубы. А самого колотит, будто я не из парной, а с мороза сюда зашёл. Кружка с пивом во рту так и гуляет, выбивая дробь барабанную.
А он продолжает:
– У меня то же самое было. Не боись: всё объясню сейчас.
Отхлебывает хороший такой глоток пивка и продолжает:
– Мы ведь с тобой что думали: те, кто в города возвращается под иго этих насекомых – нелюди и монстры. А вот мы – партизаны – и есть настоящие люди. За правое дело боремся. Ведь так? Вижу, что так и думаешь.
Он снова делает приличный глоток и даже откидывается назад. Если бы я не знал его силу и реакцию, может быть, даже рискнул бы ему сейчас в горло вцепиться. Шансов мало, но…
Он угадывает мои мысли. Грозит пальчиком укоризненно:
– Прежде чем дёргаться, послушай сначала.
– Да слушаю я, слушаю, – выдавливаю из себя, но сам настороже.
Он угадывает, что прямо сейчас я не брошусь, и вновь начинает говорить:
– Пару лет назад, когда война с зелёными была освободительной, так всё и было. Мы – воины, а другие – предатели и ироды рода человеческого. А сейчас посмотри: я пью пиво и живу как человек, а ты мыкаешься по землянкам и выходишь на улицы родного города, как дикий пес из леса. А? Не так? Этим зелёным от нас ничего, кроме власти, не надо: а тебе не похеру по большому счету, кто главный, если он тебе жить не мешает, а?
Он смотрит на меня внимательно.
– Ты секи в корень: для них это чисто бюрократическая заморочка – ещё одна планета в альянсе Чжи-Су, управляемая их наместником. Всё! Мы живём по-людски, а ты и твои лесные братья – только помеха, усёк?
Тут пиво начинает действовать, и я, хоть обычно и не разговорчив (из нас двоих Валерка всегда был в этом мастак), спрашиваю:
– Ты хочешь сказать, что сделал выбор добровольно?
– Конечно! Мне все объяснили, как я тебе сейчас. Ну ты сам подумай: нормальная жизнь, все блага цивилизации, новые технологии, межзвездные путешествия… Ну вся херня, короче. И цена-то всего: небольшая группка инопланетян занимается за нас своей инопланетной дипломатией. У нас же даже свой Президент, не слыхал?
Я слышал об этом, конечно, но гну свое:
– Но ты ведь против своих, против товарищей.
– Вынужденно, Санёк, вы-нуж-ден-но. Я готов беседовать с каждым, как сейчас с тобой. Но если кто-то упёрся и не хочет видеть реальное положение вещей и мешает нормально жить… Что делать, приходится защищаться.
– Защищаться? Ты теперь так это называешь?!!
– А как бы ты назвал нападение на людей диких волков из леса?
– Так значит я – дикий волк?
– Ты – мой друг. И я хочу, чтобы ты мне доверял. Я хочу тебе только хорошего. Нормальной жизни.
Голова у меня шла кругом. И не только от пива. Передо мной сидел мой друг – Валерка, и говорил страшные, просто невообразимые вещи.
– То есть ты считаешь…
– Я считаю, что ваша борьба отныне бессмысленна, а наша новая жизнь не только не стала хуже, напротив – в ней будущее, в ней огромные перспективы! Да, в конце концов, мы можем со временем сбросить власть этих уродов и снова стать самостоятельными. Но уже с их технологиями: на новом уровне. Какие перспективы! Неужто не просекаешь?
Он наклонился ко мне очень близко. Опасно близко.
Я…
Как вы думаете: убил я его?