Текст книги "Другой мир за углом (сборник)"
Автор книги: Александр Шорин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Часть 2. Анализ будущего
Введение
Есть одна простая истина: мир вокруг тебя именно таков, каким ты себе его представляешь.
Как-то довелось мне оказаться в тюремной камере, и я, естественно, впал в депрессивное состояние. И находился в нем довольно долго – ровно до той поры, пока не вспомнил об эффективном способе решения ЛЮБОЙ проблемы: старом добром мозговом штурме.
Здесь, в камере-одиночке, имея огрызок карандаша, достаточно приличный кусок бумаги и практически не ограниченное время, грех было не воспользоваться этим шансом. Одна беда: в мозговом штурме обычно участвуют несколько человек… «Фигня, – решил я, – адаптируем».
Итак, первым делом я сформулировал проблему и написал крупными буквами в верхнем углу листа: «КАК ОТСЮДА ВЫЙТИ НА СВОБОДУ?».
Уже неплохо. Если верно утверждение, что вопрос задать сложнее, чем получить на него ответ, а также то, что интеллект – это искусство задавать вопросы (а не отвечать на них!), то, пожалуй, это утверждение применимо и к формулировке проблемы. Правильная формулировка – половина успеха…
Но я отвлёкся. На втором этапе решения проблемы с помощью мозгового штурма нужно загадать число. Не очень большое, но и не слишком маленькое. Ну,… скажем от 9 до 20. Пусть будет 12. Хорошее число.
Следующий этап – самый простой: под формулировкой проблемы нужно в столбик написать цифры от 1 до 12.
А вот теперь – к делу. Быстро, почти не думая, 12 вариантов решения.
Вот что у меня вышло:
Побег: дверь
Побег: окно
Побег: стены
Побег: пол
Побег: потолок
Побег: подкуп
Ждать, пока выпустят
Симулировать болезнь
Заболеть
Убить (оглушить) охранника
Умолять выпустить
Умереть
* * *
М-да…
* * *
Дальше – дело техники. Берем самый худший из вариантов, вычеркиваем его и ставим напротив цифру 12.
У меня цифра 12 так и осталась двенадцатой… Помереть мы всегда успеем.
Теперь из оставшихся вариантов осталось выбрать худший, вычеркнуть и поставить цифру 11. Продолжать до тех пор, пока не останется одно решение.
…У меня остался первый вариант…
Теперь надо лишь подойти к двери и открыть её.
Всё просто.
* * *
Медленно-медленно, словно и вправду веря в чудо, я подошел к двери и аккуратно дотронулся до нее пальцами.
Холодная. Железная. Тяжёлая.
Запертая.
Легонько толкнул… Надавил плечом…
И ушёл обратно в свой угол, рассматривать записи.
* * *
А ведь знал, что из двенадцати всегда нужно выбирать тринадцатый!
Знал!
Я подошёл к кровати, вынул из-под подушки мобильник, нажал кнопку вызова единственного номера.
– Что, уже сломался, выпускать? – послышался оттуда ехидный голос.
На то, чтобы ответить «нет», мне потребовались все мои силы.
Но потом я нашёл еще чуток сил: для того чтобы написать на листке цифру 13.
А напротив неё следующее: «Считать весь мир тюрьмой, а эту камеру – свободой».
Увольнение
– Вот только жалеть меня не надо, ладно?
Я обернулся к коллективу и улыбнулся своей знаменитой щербатой улыбкой. Говорят, в такие моменты я немного напоминаю аллигатора. И иногда мне кажется, что не врут.
Вот только все это пока только бравада.
Два кибера послушно берут меня под локотки и медленно, с достоинством, ведут к заднему отсеку корабля. В камеру, откуда не смогли сбежать даже псилопоиды. Эх, а ведь начиналось всё совсем неплохо!
Впрочем, капитан этой космической лохани мне сразу не понравился. Командиров кораблей я обычно для себя делил всего на три типа:
а) Старый космический волк, обычно – тёртый служака. Резкий, даже грубый, но прямолинейный;
б) «Прилипала» – хитрый подлиза, выслужившийся из «вечных замов», умело подсидев хозяина. Такие либо становятся самодурами, либо лижут новые, уже более высокие задницы. Они обычно трусоваты, поэтому потенциально не так опасны, как кажется вначале;
в) «Сынок» – тот, кого по жизни ведёт чья-то властная рука. Как ни странно, среди «сынков» иногда попадаются вполне приличные ребята…
Остальные типы я всегда считал промежуточными.
Этот шеф оказался из каких-то новых: больше похож на коммерсанта, чем на командира боевого корабля: здоровый цвет лица, белоснежные зубы, безупречный костюм. И манеры… масляные какие-то. Сразу он мне не понравился.
– Как же, как же…, – приветствовал он меня, – самый известный охотник за чужими в секторе «К». Наслышан, наслышан!
И обдает своей улыбочкой, как волнами ультрафиолета. Я бы послал его… Доверяю интуиции. Но к тому времени на Каркане мою кредитку уже не принимали даже в публичном доме мадам Крокотай, девочки которой не гнушаются никем, даже нелегалами-псилопоидами. В общем, там была… она самая. Вы поняли.
Задание новый шеф сформулировал туманно: «Поймаешь пару монстров и засадишь их в трюм». Контракт стандартный, не подкопаться. В общем, свою интуицию я послал куда подальше с помощью бутылки виски «Старый ворчун» в корабельном баре…
Зато команда подобралась что надо: будто пиратский набег задуман был, а не операция флагманской колонны. Все, вплоть до кока, из Иностранного легиона. Старые, тертые, проверенные. Прелесть, в общем! Даже психолог, положенный по штату, – девка, а не киборг. Еще не хватало мне силиконовой вагины… В общем, жить можно… Так тогда казалось.
…До тех пор, пока не обнаружилось, каких именно «монстров» хочет посадить в трюм наш капитан.
Первого «монстра» звали Крис – мальчик земного типа, 12 лет. Второй «монстр» – девочка, четырнадцать с половиной. Кристина. Родная сестра Криса.
– Что за хрень? – спросил я у капитана, когда он предъявил раскладку.
Его ответной улыбке позавидовал бы даже чеширский кот:
– Папа этих деточек – босс «Валенсии».
И только тут я понял, в какое дерьмо вляпался: «Валенсией» назывался межгалактический картель, контролирующий доставку легальных (а если не врут длинные языки, то и нелегальных) наркотиков во всем секторе «К».
– Киднеппинг? – хрюкнул я.
– Фу, как грубо, – осклабился шеф. – Я бы назвал это военной спецоперацией…
– …направленной на большую перетасовку сфер влияния, – добавил я, улыбаясь фирменно, по-крокодильски.
– Вот именно! – ответил он и спросил напрямую: – Желаете отказаться выполнить приказ?
– Никак нет, сэр! – ответил я, щёлкнув каблуками.
– Тогда соизвольте предоставить план поимки и доставки чужих, – бросил тот холодно.
Что это, если не дерьмо?
…
Всю ночь я ворочался, то и дело вставая, чтобы рассмотреть объемные изображения Криса и Кристины. К утру план у меня созрел, прямо скажем, – гениальный.
– Мой план таков, шеф: пошёл ты в жопу!
И что теперь удивляться, что меня ведут в камеру, предназначенную для чужих? А самое смешное – детям босса «Валенсии» это моё геройство совсем не поможет: просто шеф назначит другого исполнителя.
Вот только жалеть меня не надо, ладно?
* * *
Осталось рассказать совсем малость: о том, почему я щербат. В коронку зуба суперам моего класса всегда вшивают миниатюрные плазменные генераторы. Дырка на месте зуба означает, что я безоружен и беспомощен даже против обычных киберов. Вот только это – сказки для тех, кто меня плохо знает!
…Прежде чем войти в камеру, я ненароком ударяюсь лицом о дверной косяк, и через секунду в моей руке вполне приличное оружие, которое в доли секунды лишает головы одного из моих охранников, а второму делает в груди дыру размером с футбольный мяч.
…Ещё через десять минут мой – теперь бывший – шеф, влетает в ту же камеру. И готов поспорить: благодаря прогулке от своего кабинета до камеры сидеть на своей заднице комфортно он не сможет недели две!
А потом я улыбаюсь встревоженному коллективу своей, еще более щербатой, улыбкой, и говорю:
– Шеф уволен. Есть возражения?
В ответ – целый забор ответных улыбок. Особенно старается психолог, положенный по штату. Её улыбка мне почему-то особенно приятна…
Есть ли жизнь на Марсе?
– Да ты чё, какая там жизнь?!! – Мой собеседник – грузный носатый дядька под сорок – смачно сплюнул прямо мне на ботинок. – Ты сам подумай: работа-общага, общага-работа, работа-бордель. Вольных баб раз-два и обчелся, все давно «при деле». А бордель? Ты видел тот бордель?!! Тринадцать девок от тридцати и выше, расхитанных вдоль и поперек! А цены?!! Ты видел там цены? Нет, увольте: какая там жизнь – су-ще-ство-ва-ние!
Но мне вовсе не нужен был материал для очерка. Мне на самом деле хотелось понять причину популярности марсианской колонии. У кого ни спроси (и этот не исключение) – все хают жизнь там на чем свет стоит. А возвращаются – единицы. И то, только затем, чтоб прошвырнуться здесь, покидаться длинными «марсианскими» рублями – и назад.
– Так ты навсегда на Землю? – спрашиваю осторожно.
– Не, ни в коем случае, – отвечает тот. – На той неделе назад. Привык, понимаешь. В моем возрасте поздно уже…
– Может все дело…
– В порошочке?
– Ну да, я про «марсианский кокаин».
«Марсианский кокаин» – давно известный полулегальный наркотик. Почему «полулегальный»? Да потому что в одних странах разрешён, в других – нет. Вот у нас, к примеру: «только в строго отведённых местах». Я не пробовал, кстати: дорого очень. Хотя, говорят, ничего опасного: как и у LSD, прямой вред здоровью не доказан, действие – индивидуальное. В общем, хрень, конечно, интересная, но не так, чтобы за неё убиваться.
– Интересуешься? – спросил он хитро.
– Да не так, чтобы… Давай лучше водяры хлебнём. Дорого, поди, там у вас на Марсе-то?
Тот крякнул:
– Да, недёшево…
В общем, через пару часов нализался он так, что мама-дорогая. На ногах почти не стоит, но языком еще ворочает. Я тоже – но с трудом, зато память у меня профессиональная: инфу ловлю в любых состояниях.
Тут-то я и рублю его в лоб:
– Вась, или как тя там?
– Петя я, Петя, – отвечает тот без обид.
– А… Я помню, память у меня… это… проф-ф-ф-е-с-сиональная. Я г-гов-ворил, д-да?
– Да.
– Так в-вот, Вась… ой, извини, Петь, брателло. Колись как на духу: чё вы такое нашли на этом вашем Марсе? Медом ш-ш-толи смазано? А?
Молчит, покачивается. Потом говорит:
– Н-не поймешь.
– П-пойму. Я опытный. Я г-говорил уже?
– Г-гов-ворил. В-все од-дно н-не п-поймешь.
– Ты г-говори, а т-там разб-беремся.
– П-порош-шок, б-брат-тан, над-до пробов-вать на М-марсе, а н-не тут. Ус-сек? Вс-с-се. Э-т-того я т-те не г-гов-ворил. П-понял?
…Я потом долго вспоминал этот разговор. Разбередил этот бродяга моё любопытство до невозможности. Я даже «марсианский кокаин» попробовал – здесь, на Земле, естественно. Нич-чо особенного, я вам скажу: легкие галики с параноидальным уклоном – как и у всех, говорят… Но ведь засели его слова: камнем не выбьешь!
В общем, чудом я прошиб командировку на три дня: обещал редакции и эксклюзивное интервью с Президентом колонии, и репортаж с копей Соломона, и даже тайну древних марсиан с листа – лишь бы отпустили. Уломал!
* * *
О полете что рассказывать? Бытовуха. Одно интересно: с корочками прорвался к пилотам, и те дали пострелять по метеоритам. Вот то было здорово: я – снайпер, оказывается. Но у меня вообще много талантов. Я говорил?
Колония убогая: серые космобараки, столовая, да бордель. Что там смотреть? Месторождения тоже не ахти чего: разрытые карьеры – они хоть и на Марсе – разрытые карьеры. Скафандры неудобные, транспорт – старьё. Знаменитая марсианская красная трава, из которой добывают «кокаин» – что-то вроде верблюжьей колючки, да и цвета не красного: скорее рыжевато-бурого. Растёт мелкими клочками, перекатывается под ветром: поди поймай! А на один грамм порошка, говорят, надо насобирать три кило: забодаешься собирать!
…Вечером, устав от интервью с этим придурком (одно слово – Президент), я выбрался, наконец, к Васе. То есть к Пете… Ну вы поняли.
– Показывай, – говорю, – действие своей марихуаны или как её там. Я от любопытства уже скоро окочурюсь.
Тот, надо признать, отнекиваться не стал: отсыпал по полной, показал как вдохнуть правильно. И понеслось!
Скажу сразу: ничё похожего на то, что было на Земле. Сначала – красное все, и вроде как даже неприятно. Но потом… Ребят, как это описать? Ну вот вы путешествуете, например, скитаетесь где-то, а потом возвращаетесь домой – и всё тут родное. Не просто знакомое, а именно родное – то, что искал всю жизнь. Титька материнская или в этом духе что-то. Я аж задохнулся весь.
– Вась, – спрашиваю, – а у тебя тоже так, а?
А он смотрит так заговорщически и говорит:
– Т-сс! Это тайна большая. Ты не говори никому: налетят, паразиты, всю малину изгадят.
А я киваю покладисто так, хотя полчаса назад за такой материал ползарплаты бы не пожалел.
– Ясно, – говорю. – А дальше всё также, если по второй?
Тот улыбается загадочно:
– Чтобы все тайны открыть, нужно годами это делать. И с каждым днем все ближе будешь к Главной тайне подступать.
– Ага? – спрашиваю недоверчиво.
– А то! – отвечает тот.
Короче, чё тут рассказывать: остался я. Пашу теперь рядом с Васей. Тьфу, чёрт, с Петей то есть. И не спрашивайте, как тут жизнь: нету тут никакой нормальной жизни!
Анализ будущего
По земным меркам мой приятель с Тарахири безобразен настолько, что рядом с ним даже Квазимодо показался бы писаным красавцем. Насколько я помню, у Квазимодо один из глаз закрывала огромная бородавка, и он был горбат. Мой приятель имеет на своем, с позволенья сказать, лице, штук пятьдесят безобразных бородавок, чудовищно изогнутый нос (казалось, две ноздри торчат из какого-то углубления) и рот такой величины, что он может спокойно целиком глотать апельсины или яблоки средних размеров. Из этого рта торчат во все стороны кривые клыки, чистить которые на Тарахири не позволяет религия, а поэтому они почти чёрные. Горба у него нет, зато он настолько толст, что кажется поперёк себя шире, что при его двухметровом росте не-так то просто. В Россию он приезжает исключительно за закупкой самой дешевой водки, которую потребляет в количествах, для человеческих существ абсолютно невообразимых: например, за сегодняшний вечер, по моим прикидкам, он выпил уже литров тридцать, причём на его состоянии это никак не сказалось. Если к этому добавить, что голос у него рыкоподобный, а наш язык он изучал по словарю русского мата, составленному еще в конце ХХ века, то несложно себе представить, что с друзьями у него здесь некоторый напряг.
Я – исключение, потому что знаю, что тарахирец (имя его состоит из 77 согласных, потому выговорить его нет никой возможности) – милейшее существо. Я однажды спас его от проблем, связанных с оптовыми закупками водки (тот умудрился поссориться с мафией, контролирующей этот рынок), и с тех пор он меня просто обожает.
История, о которой я хочу рассказать, произошла вот в этом самом баре. Приятель сидел напротив меня вот за этим самым столиком, и поглощал все, что горит, рассказывая мне о том, что спиртное «приятно щекочет ему внутренности» (дословно это звучало «ох…но п…арит по требухе», но впредь я подобные фразы буду сразу переводить на человеческий язык). Я был уже расслаблен, и чёрт дернул меня за язык спросить его о том, много ли тот зарабатывает на перепродаже водки. Удивлению тарахирца не было предела: оказалось, что водка – это его хобби, и закупками ее он занимается исключительно для личного пользования и угощения избранных друзей. Я спросил, чем же он занимается на своей планете.
– Шафтом, – ответил он скромно.
Теперь удивляться была моя очередь. Коллеги из аналитического отдела рассказывали легенды об этом самом тарахирском шафте. Насколько я помню из этих разговоров, шафт – это нечто среднее между предсказаниями и анализом. И если верить им, шафт дает куда более высокие результаты, чем любой продукт земных аналитиков. «Ноу-хау», недоступное землянам.
Я сглотнул слюну и выпил рюмку водки. Тарахирец в ответ опрокинул в свою глотку литровую кружку и спросил:
– Интересуешься?
Я кивнул и выдал первое попавшееся:
– У меня тут с женой… это. Семейные проблемы. Не мог бы ты помочь как-то с ними справиться?
– Почему нет? – спросил тот и тут же ухватил своими ручищами меня за голову. Шея у меня хрустнула, а тот зарычал: – О жене думай!
Сначала всё поплыло перед глазами, а потом я действительно начал думать о жене: о том, какая это была красавица и умница, когда мы познакомились, и вплоть до сегодняшнего дня, когда утром в меня едва не полетел чайник из-за какой-то мелочи.
…Лапы отпустили меня. Приятель хрюкнул удовлетворённо и заявил:
– Вероятность развода 55 процентов, убийства – 15 процентов, самоубийства – 7 процентов…
– А хороших вариантов нет? – пискнул я испуганно.
– Разве развод не хороший вариант? – удивился тот. – Вероятность полной гармонии две десятых процента. Вот смотри.
Он достал из кармана куртки жидкокристаллический блокнот и начал ногтем чертить в нем какие-то схемы, бормоча:
– Дерево вариантов сначала дает четыре ветви, затем 765 ветвей, затем три миллиона шестьсот тысяч ответвлений, затем…
– Погоди, погоди! – остановил я его, хлопнув ещё рюмашку. – Нельзя ли сразу тот вариант, который ноль два процента?
– Почему нельзя? Можно. Для этого нужно…
Дальше шло доскональное описание того, что я должен делать и чего делать не должен. Я только крякал и спрашивал время от времени:
– Во вторник, тридцатого, я должен проснуться в 7.30 и, уходя на работу, завязать шнурок только на левом ботинке… Да?
– Именно! Если завяжешь на обоих ботинках, начнёт действовать вариант миллион сто двадцатый, из которого будет ветвь…
– Не надо ветвь, я понял!
…В общем, для достижения искомого блаженства в личной жизни я должен контролировать не только буквально каждую минуту своего бренного существования, но и регулярно проводить корреляцию поступков в случае малейшей ошибки. Осознав сие, я сам перешел на русский матерный и только спустя несколько минут спросил у него нормально, по человечески:
– Ты сам-то этим пользуешься?
Тот посмотрел на меня как на идиота:
– Нет, конечно!
– А… зачем тогда?
Тот многозначительно посмотрел на свою пустую кружку, наполнил её водкой, опрокинул и сказал медленно:
– Водка для меня – хобби, и я плачу за то, чтобы у меня её было в достатке. А есть те, для кого хобби – шафт. Они платят мне. Усёк?
– Усёк… – ответил я медленно.
И твёрдо решил никогда не рассказывать об этом разговоре нашим аналитикам.
Вдребезги
1.
Машинка была мерзкая, китайского производства. Да к тому же ещё и б/у. Макс рассматривал её с сомнением.
Продавец – типчик, судя по всему, посадивший горло еще в конце прошлого века, когда работал «золото-доллары», смотрел с не меньшим сомнением на самого покупателя. Худой блондинчик с кадыком на длинной шее вызывал у него, судя по всему, какие-то не совсем приятные воспоминания… Впрочем, продавец молчал, экономя силы.
– Точно будет работать? – в голосе Макса что-то хрустнуло и надломилось: он не хуже продавца знал, что он лох – но это знание ему ничего, кроме досады на самого себя, не приносило.
– Бери или сваливай! – сипло прошипел продавец, терпение которого начало подходить к концу.
Он знал, что продаёт кота в мешке. Макс тоже знал это. Но он ещё знал и то, что ему пришлось ради этого дрянного аппарата продать за бесценок почти все свои вещи и залезть в долги, из которых ему не выбраться вовек.
И оба они знали, что продажа этой машинки законом карается более строго, чем убийство, фальшивомонетничество или продажа тяжёлых наркотиков.
– Беру, – выдавил он, и полез, наконец, в карман линялых джинсов за толстой пачкой купюр, перетянутых резинкой.
2.
Лера встретила его грустной улыбкой.
Он не снял обувь, даже не расстегнул плащ: просто устало рухнул в угол дивана, на котором она лежала. Лицо его с закрытыми веками выражало полную безнадёжность.
Она несколько секунд вглядывалась в это лицо, стараясь усмотреть в нем хоть какой-то признак надежды. Не усмотрела и хотела было уже бессильно откинуться обратно на подушку, как один из его глаз вдруг приоткрылся и глянул в её сторону. Глаз был весёлым и хмельным. Впервые за много дней он отливал перламутром. Через мгновенье открылся другой, и взгляд его словно высветил и изменил до неузнаваемости всю его фигуру.
– Работает!!!
Он с криком подпрыгнул и начал пританцовывать, выписывая по комнате хитрые пируэты.
– Заяц, она работает! Работает!!!
Лера покрутила у виска и сказала слабым голосом:
– Ты всегда был сумасшедшим.
– А ты как думала? Муж я или насрано?!!
3.
…Виталик почесал волосатой рукой, усеянной феньками, немытую босую ступню и продолжал задумчивым голосом:
–…в момент наступления смерти нужно нажать кнопочку «Start» и тогда сущность умершего тихо и мирно перетечет вот сюда, – он показал на пластиковый прозрачный корпус. – Если всё сделать правильно, цвет жидкости должен измениться. Всё просто!
– А каким должен стать цвет? – спросил Макс, прихлёбывая пиво из банки.
– Не знаю точно, – ответил Виталик. – Обычно варьируется от бледно-голубого до багрового. Есть теория, что…
– Да погоди ты с теориями! – буркнул Макс. – Дальше-то что?
– Дальше? – голая ступня с костным хрустом описала в воздухе полукруг, – дальше ничего.
– Как ничего?
– Аккуратно подзаряжать батареи и копить миллион евро на новое тело.
– А если батареи сядут?
– Значит сядут.
– И что тогда?
– Что тогда? Хм… что тогда…, – он в задумчивости потянулся к початой пачке «Галуаса». – Тогда всё, чел, иди и заказывай панихиду.
Из пачки «Галуаса» была вынута не сигарета, как следовало бы ожидать, а папироска «Беломор», туго набитая зелёной смесью. В синем пламени зажигалки она вспыхнула малиновым и пыхнула сладким тяжелым дымком. Виталик почти скрылся в дыму, и губы его почти беззвучно добавили:
– Так сказать, за упокой души.
4.
– …сама я её нажать не смогу ни при каких обстоятельствах, правильно? – Глаза Леры светились малюсенькими зелёными огоньками, отражаясь от копны чёрных волос, которые даже сейчас могли бы стать предметом (чёрной?) зависти любой модницы.
– Твоя логика как всегда безупречна, заяц, – Макс сосредоточенно дососал папиросу и добавил в дикобраза пепельницы еще одну окурковую иглу. – То есть ты предлагаешь…
– Да, предлагаю. Или ты хочешь сидеть возле меня 24 часа в сутки?
– Но можно Машу…
– Машу нельзя! И Галю нельзя! И даже Сашу!!! Я ревнива, ты забыл?
Он криво усмехнулся. Подумал: чувство юмора умирает последним.
– И?
– И остаётся только определить способ. Как там бишь, твоя курсовая называлась? Апология суицида?
– Апология самоубийства.
– Ну вот и тащи её сюда. Выберем что-нибудь забавное.
Макс подумал: ещё недавно с таким же рвением она требовала кулинарную книгу.
5.
«Яд может вызывать рвоту. Чтобы предотвратить это, примите несколько антигистаминных или антихолинергических таблеток (атропин, средства от морской и воздушной болезни, димедрол, тавегил и т.п.), приблизительно за час, на совершенно пустой желудок и ничего не ешьте», – читала она.
Макс давно не видел её такой увлеченной.
«Алкоголь помогает растворить лекарство. Не пейте ничего перед лекарством, запейте его водкой или спиртом и продолжайте пить, пока вы ещё в сознании… Я советую внутривенное введение, если есть шприц, и вы можете вмазаться самостоятельно. Имейте в виду, если вы попросите друга, ему могут пришить убийство».
– Понял, да? Пришьют тебе убийство!
– Угу. – Хмыкнул Макс. – Я тебя придушу!
– Придушить? А что, это любопытно! – она перелистнула несколько страниц. Ага… Вот!
«100% CO 2вызовет почти мгновенную потерю сознания. Важно, чтобы мешок был хорошо закреплен…».
– Или вот ещё лучше: «Задохнуться веселящим газом. Душевно! Для изготовления нужно несколько килограммов аммиачной селитры. Раскалите самую большую сковородку, плотно закройте все щели в кухне и насыпьте селитру. Она разложится, произведя ударную дозу закиси азота, и вы весело отъедете…». Писал человек с чувством юмора!
– Вот сейчас огрею чем-нибудь по голове! – Макс сделал зверское лицо. – И отъедешь… С чувством юмора!
6.
…задумчивость с оттенком раздражения.
– Тебе всё не то и всё не это!
Он (бледный) продолжал гнуть своё:
– Ну сама послушай: «От удушья мучения могут длиться до десяти минут, при этом человек находится в сознании. Особенно часто это происходит при небольшом весе человека».
– Ладно, дальше.
– Так-так… Утопление. Тоже неблагородный вид смерти. Недаром на Руси считалось, что утопленник, даже не по собственной воле, не попадает в рай. Обычно покойник имеет синий цвет… Прыгание с высоты. Это нам вообще не подходит… может харакири, а?
– Молчи, паскуда! Дальше ищи.
– Слушаюсь. Отравление. Этот способ может считаться приемлемым для женщин… Каково, а? Но! Человек, серьёзно желающий окончить свою жизнь, подобными способами не пользуется… Откачают!
– Меня не откачают! Ладно, отложим пока. Что там ещё?
– Сильная доза наркотиков. Считается сладкой смертью.
– Уже лучше. Ещё?
– Вскрытие вен. Поезд, электричка, автомобиль… Нет, это не годится… Самосожжение. Бр-р-р! Далее: огнестрельное оружие. Здравствуй, Хэм: голый палец ноги на курок длинностволки… И я собираю мозги по всей комнате. Годится?
– Дальше читай (Максу показалось, что у неё скрипнули зубы).
– Хм… Отравление газом. Было, да? Холодное оружие. Как там у классиков: «О, жадный Ромео…». В общем, нож я те не дам – поранишься ещё… Граната, взрывчатка. Змея (привет Клеопатре). Выпить жидкий кислород, азот, гелий… Электрический ток. Отказ от пищи, наконец…
Вдруг он, почти не делая паузы, зарыдал. Потом завыл.
– Маленький, мы что… Это серьёзно?
– Есть ещё один способ, – отозвалась она. Глаза её были сухи и холодны. – Думаю, никто ещё не умирал таким образом.
Он посмотрел на неё сквозь ливневую пелену.
– Я ложусь на кровать и ничего не делаю. Я просто хочу умереть, и смерть наступает.
7.
…Он умер после третьего нажатия курка. Негромкий хлопок – и всё застыло. Через долю секунды сидящий человек откинул голову набок и замер. Камера снимала уже мёртвого человека. Прошло секунд десять, и из раны в виске медленно вытек мозг. Он полился с хлюпанием, как компот из банки. Камера крутилась ещё несколько десятков минут.
Лера нажала «Reset» и всё повторилось. Потом ещё раз.
Ещё.
И ещё.
– Прекрати! – голос Макса сорвался на визг.
От бессонницы его мутило.
8.
Бормочет:
«Олеандр – принято считать, что один лист должен убивать взрослого человека. Это неправда.
Парацетамол. Тайленол. Ацетаминофен. Фатальны в конечном счете, но агония мучительной смерти от разрушения печени может продолжаться несколько дней или недель…
Антидепрессанты. Хм. Стали бы прописывать депрессующим личностям медикаменты, которые могли бы быть использованы для суицида?
Снотворные… Практически невозможно убить себя передозировкой таблеток, которые продаются свободно.
Перерезание вен. Очень неэффективно.
Уколы воздухом в вену. Очень неэффективно, если только не ввести лошадиную дозу. Но и тогда скорее получишь паралич.
Чёрная вдова. Выстрел из ружья в подбородок снизу вверх. Из пистолета в висок… Что за хрень! Проще от оргазма скопытиться…».
9.
Бормочет (продолжение):
«Тошнота, рвота, бледность кожных покровов, цианоз, озноб, расширение зрачков, нечёткость зрения, тремор, судороги, затруднения дыхания, кома.
Тошнота, рвота, тенезмы, боль в животе, понос. В тяжёлых случаях кровавый стул, гематурия, острая сердечно-сосудистая недостаточность.
Саливация, тошнота, рвота, боль в животе, озноб, сонливость, тремор, тонические судороги, кома, угнетение дыхания.
Шум в ушах, тошнота, рвота, общая слабость, снижение температуры, одышка, сердцебиение.
Резкая слабость, головокружение, сухость во рту, тошнота. Возможно появление судорог, потеря сознания. Коматозное состояние.
Цианоз губ, ушей, лица, конечностей вследствие острой метгемоглобинемии.
Сонливость, мышечная слабость, снижение температуры тела. Кома.
Сухость во рту и глотке, расстройство речи и глотания, нарушение ближнего видения, диплопия, светобоязнь, сердцебиение, одышка, головная боль…».
Она не заметила, как он бледной тенью встал рядом.
Подняла глаза, гортанно крикнула:
– Изыйди!
И захлебнулась истерикой.
10.
Замочите 100 грамм табака на несколько дней, получится коричневая грязь. Отфильтруйте табак и медленно выпаривайте, пока не останется около двух столовых ложек коричневой патоки. Добавьте ее к вашей вечерней выпивке.
150 мг приводят к смерти в течение нескольких секунд.
…
– Лера, ты не видела мой трубочный табак?
11.
Никотин. Психотропное (возбуждающее), нейротоксическое (холинолитическое, судорожное) действие. Токсическая концентрация в крови – 5мл/л, смертельная доза – 10–22 мг/л. Быстро всасывается слизистыми оболочками, в организме быстро метаболизируется…
12.
– Дави… свою… машинку.
Холодный пот побежал со лба вниз. Потом потекла ниточка слюны. Её вырвало. Тело начало биться в судорогах.
Он рванул к ней, поднял на колени голову. Заглянул в глаза. Увидел суженные в острые иголочки зрачки.
– Нет. Не-е-е-т!!! Постой, маленький! Что ты делаешь?
13.
Опомнился. Рванул за машинкой, давя дрожащими пальцами на кнопку. Машинка оставалась мертва.
Впрочем, как и Лера.
– С…а-а-а-а! Бл…!!! Какая же ты с…а…
Продолжая выть, он с хрустом в суставах сжал мерзкую машинку и со всей мочи швырнул об шкаф.
Вдребезги.
14.
И не заметил, как бледно-голубая жидкость начала ме-е-е-дленно вытекать из пластикового корпуса адской машинки.
Как раз в эту минуту откуда-то снизу начали отчаянно колотить по батарее рассерженные соседи.
