Текст книги "Глас Времени"

Автор книги: Александр Малашкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Очевидно одно: они принимают решение. Лиловый свет пульсирует с нарастающей частотой. Существа двигаются в сторону специальных кресел и закрепляют в них свои тела примитивными ремнями.

Механизмы, разрывающее пространство и время, запущены! Секунда – тарелка исчезает. След её прочерчивается сквозь будущие века.

4

На особняк, в котором под стражей содержатся гости из будущего, наваливается ночь. Одинокий дом на фоне серебристых звезд якобы заброшен. Ветки старого дуба скребутся о мутные окна. Створками забытого оконца где-то на чердаке хлопает ветер. Во мраке ночи эти звуки можно спутать с глухими кладбищенскими стуками лопаты о прогнивший гроб. Усадьба обнесена кустарником примерно в человеческий рост. В зарослях, словно мыши, кишат эсесовцы. Время от времени они стреляют друг у друга папиросы и обветренными губами с наслаждением пускают дым. Их молодые бледные лица смотрятся странно в таких обстоятельствах. Экипировка, оружие, серьезное задание повышенной секретности – все это не для них, юных детей Германии. Конечно, каждый из них кипит фанатизмом и готов выстрелить, но ведь особенность орудий наступившего века такова, что выстрелить без всякого усилия может и ребенок. Нет нужды поднимать тяжелое копье, как когда-то делали предки. Уже ни к чему те сильные внутренние импульсы, заставлявшие вздымать над головою мечи. Человеческое стремление к убийству сильно упростило механизмы умерщвления. Когда-то побуждением служили исконные чувства: любви к женщине, желание защитить, теперь же – слепая вера в сомнительные идеалы.

Одна из четырех стен белого дома мерцает багровым оттенком. Минутой прежде Иосиф разжег в мангале огонь. Дрова и бумага, в силу своей сухости, занимаются моментально. Лотар приносит с веранды маленький стол.

Вечером, пока они пили чай и беседовали, из Мюнхена пришла машина: им привезли ужин. Точнее, продукты, из которых они должны его приготовить. В бумажном свертке – маринованное мясо, пиво и овощи.

– Наверное, это насмешка, – бурчит Лотар, насаживая на шампур куски мяса. – Выбить человеку тройку зубов, а потом угостить мясом. Все же, превозмогая боль, назло всем, я буду жрать! Пить пиво и жрать! Ибо последний раз я ел восемь десятилетий назад.

– Вперед, – поправляет Иосиф.

– Какое это имеет значение?

– И впрямь.

Угли весело потрескивают. Мясо покрывается аппетитной корочкой, испуская заманчивый аромат. Эсесовцы, расставленные по периметру, теперь всё чаще снуют ближе к огню. В оцинкованном ведерке много заготовленной свинины, но друзья не собираются делиться, пока не насытятся сами. Таков истинный закон природы выживания. Но прежде всего – закон голода.

Откупоривают пиво. Бутылки веют прохладой, а из горлышка поднимается легкий дымок.

– Замечательно! – восхищается Иосиф, закусывая пиво мясом и запеченным луком. – Как только ваш Гитлер от всего этого отказывается?

– Для того чтобы занимать в этом мире достаточно высокое положение, нужно ставить себя в жесткие рамки ограничений. Чем выше эти рамки, тем выше положение. Человек, отказавшийся от всего, кроме власти, власть будет иметь в избытке. Как отказавшийся от излишков еды получит фигуру, а от развлечений и праздности – светлый ум и ясные мысли. Если Гитлер начнет пить шнапс наравне с уличными пьянчугами, он быстро закончит политическую карьеру. Люди перестанут его слушаться, когда поймут, что он такой же человек с земными слабостями, а вовсе не мессия, посланный провидением.

– А если люди сами начнут вести трезвый и правильный образ жизни? Чем тогда хвастаться Гитлеру?

– Здесь дело не в хвастовстве. В обществе и сейчас много тех, кто либо не пьет совсем, либо крайне редко. Он, как фюрер целого народа, просто обязан служить примером. Что если, скажем, он разжиреет, как Геринг? Если сопьется? Кому нужен такой вождь? Его будет ждать бесславная дорога на свалку истории.

– По-видимому, тяжело постоянно во всем себе отказывать?

– Вряд ли. Когда на тебя смотрят миллионы, есть ради кого идти на лишения. Тем более в чем на самом деле он себе отказывает? – Лотар поднимает бутылку пива. – В этом? Или, – взглядом указывает на солдата, дымящего сигаретой, – в этом? Это категория вредных привычек, которые противоречат истинной природе человека.

– Если мне не изменяет память, вредность табачного дыма откроют только в 50-х, – говорит Иосиф. – А вред от алкоголя люди не распознают и в наше время. В целом, Лотар, ты говоришь правильные вещи: чтобы вершить дела, нужно иметь трезвое, незатуманенное сознание. Но тогда как быть с нашим Сталиным и с их, – указывает на север, – Черчиллем? Оба не прочь побаловаться спиртным. Оба почти всегда обкурены…

Вспышка на горизонте обрывает Иосифа. Это взблески отдаленных молний. На востоке, за сотни километров отсюда, бушуют две стихии. Стихия Земли – порывистый ветер с дождем и грозами. Стихия человечества – град рукотворного огня, взрывы и выстрелы.

– Там война! – вздыхает Иосиф.

– И потенциально мы можем стать ее свидетелями. Махнем на границу?

– Мертвый свидетель все равно не свидетель, – мотает головой Иосиф. – Пользы от нас двоих в зоне боевых действий не будет никакой. Вот куда бы я сейчас отправился, так это на встречу с каким-нибудь влиятельным политиком рейха. Например, с Гитлером, чтобы его прикончить.

– Почему бы тебе не отправиться на Восток, прикончить Сталина?

– Или Сталина, – соглашается Иосиф. – Какая между ними разница? Оба хороши. На счету обоих миллионы жизней. Историки не прекращают спорить, кто убил больше, – кстати, товарищ Сталин пока выигрывает. Если подумать, то покушаться лишь на одного из диктаторов не имеет смысла, ибо влияние другого тут же возрастет. Пока они живы и находятся в противостоянии, ими создается своего рода баланс. И когда один, благодаря кончине другого, займет лидирующие позиции, получив безграничное влияние, гарантий, что свирепства не примут лавинообразный характер, просто не существует. Я даже представить не могу, что делал бы Гитлер, захвати вермахт весь мир. Когда на планете не осталось бы сил противостоять его кровавой машине. Газовые камеры и крематории строили бы размером с город! Представляешь лагерь площадью с Нью-Йорк, где вместо небоскребов кислым дымом человеческих останков чадят массивные двухсотметровые трубы? Наверняка точно так же поступил бы и Сталин, с одним лишь различием: его лагерем стал бы весь мир, а все жители планеты – бесправными узниками. Поэтому в идеале меня устроит встреча только с обоими и возможность покончить сразу с двумя.

– Не люблю часто отвечать согласием, но ты прав. А вообще, Йозеф, это не наше с тобой дело. – Лотар откупоривает очередную бутылку. – Мы здесь по чистой случайности, гости в чужом доме, а как нужно вести себя в гостях?.. Правильно: пить чай и ничего не трогать. Пусть нас вернут. А то так все испортим, что возвращаться будет некуда.

Иосиф укоризненно поднимает брови. Судя по настроенности Лотара, доказывать противоположное пользы не возымеет. Случайности во Вселенной происходят намеренно и несут в себе замысел. С первого взгляда разгадать комбинацию Великой Шахматной Партии невозможно. Нужно присматриваться, изучать, менять ракурсы и постоянно думать. Только при таких условиях в глубине сознания может проблеснуть искра понимания. Но и это еще не все. Необходимо пуститься вдогонку за этой искрой и в тусклых переливах её естества распознать квинтэссенцию высшего смысла.

С тех пор как они оказались в этом пригородном мюнхенском доме, Иосифа не покидает чувство преднамеренности происходящего. Словно кто-то очень властный ведет свою игру.

По дорожке шуршит эсесовец.

– Давай к нам! – подзывает Лотар, указывая на мангал, где на слабых углях допекаются остатки свинины.

– Извините, нельзя. Я на службе.

– Ладно тебе, – усмехается Лотар, – мы никому не скажем. В конце концов, не пропадать же такому сочному мясу! Но если не хочешь – не надо, мы оставим его на завтрак.

Эсесовец сворачивает с тропинки.

– Главное, чтобы старший меня не заметил, – волнуется он.

– Ешь и ступай. А можешь взять и закусить по дороге.

– Не люблю жевать на ходу, – отвечает солдат. – Давайте сюда ваш кебаб. А можно угоститься глотком Пауланера?

– В нашей забегаловке можно все! – Лотар протягивает бутылку и шампур.

Эсесовец начинает шустро уплетать свой поздний ужин. На узком продолговатом лице, где белая кожа словно маска, сокращаются мышцы скул.

– Сами-то знаете, кого охраняете? – выждав время, интересуется Лотар.

– Нет… – солдат осекается. – Не имеем права разглашать.

– Так не знаете или не имеете права? – настаивает Лотар.

Парень оглядывается по сторонам.

– Был приказ охранять апартаменты и двух поселившихся человек. Обращаться как с важными гостями, но вольностей не позволять. В частности, исключить попытки проникновения за территорию, даже если будут настаивать. Вот какой у меня приказ.

– Ты жуй, жуй. Угощая, мы тебя не подкупаем, – заверяет Лотар.

Солдат проглатывает последний кусок и поправляет съехавшую набок пилотку.

Иосифу было бы приятно завязать беседу с этим парнем. Он любит много говорить, когда действительно есть о чем. Он бы с охотой выслушал мнение молодого эсесовца о мировой обстановке, о фюрере и о многом другом. Вдобавок, этот солдат олицетворяет собой прообраз, которым в СССР и России пугали и пугают школьников, каковые потом всю оставшуюся жизнь имеют ограниченную точку зрения. Но у такого разговора могут быть последствия.

– Расскажи-ка нам, парнишка, Польшу-то уже взяли? – спрашивает Лотар. Затем добавляет: – Время-то на подходе.

Солдат поднимает глаза и даже не собирается отвечать.

– Как ты думаешь, – не утихает заведенный Лотар, – сколько продлится война? Победят ли немцы?

– У вас есть сомнения? Понятное дело, победят!

– А вот и нет. Сколько, по-твоему, стран будет вовлечено в войну уже через год?

Иосиф бросает на Лотара строгий запрещающий взгляд. Тот по инерции заканчивает очередное вопросительное предложение и утихает.

– Мой друг не хочет, чтобы я надоедал тебе своими бессмысленными вопросами, поэтому – доброй ночи.

– Германия победит, враги будут повержены! Хайль Гитлер! – Эсесовец ловко разворачивается на месте и стремительно исчезает за ветками ближайших кустов.

– Ну, и чего? – ощетинивается Лотар.

– Жалко парня. Ему жить да жить…

– А в чем дело?

– Наши откровения о будущем ему будут дорого стоить.

Лотар кивает. Алкоголь расслабил голову, но теперь он понимает, что чуть не наболтал лишнего.

– Я иду спать, а то буквально валюсь с ног, – говорит Лотар. – Там, на первом этаже, я приглядел для себя узкий топчан. Тебя на втором ждет полноценный диван. Не люблю спать на мягком, – поясняет он.

Кидает пустую бутылку в кусты, отрыгивает и плетется к дому.

Иосиф остается один. Усталость присутствует, но не настолько чтобы, уткнувшись в подушку, моментально уснуть. Он решает побыть какое-то время на свежем воздухе. Дождаться, пока погаснут угли. Тем более что на столе стоит последняя закупоренная бутылка прекрасного немецкого напитка.

Небесный купол усеян серебряно-голубыми звездами. Таких ярких звезд Иосиф не видел за всю свою жизнь. Электрификация Европейского континента, как и всей планеты, в эти годы развита слабо. Верхние слои атмосферы пока не отражают свет десятков и сотен городов, как это будет через сорок-пятьдесят лет.

«Чем был тот сигнал? – вспоминает он последнюю ночь, с которой все началось. – Машина заглохла, выключилась электроника. Но аудиосистема!.. она словно сошла с ума! На динамики будто снисходило излучение, влияние которого заставляло колебаться и воспроизводить звук. В этом месиве шума Гитлер что-то скандировал. Это была его типичная речь. Наверное, одна из сотен, которые он произнес за свои годы. Странно, но почему именно после этого я развернул автомобиль и помчался к незнакомому человеку?»

Иосифа озаряет мыслью, что тот порыв был вызван гипнотической речью. Хотя эта догадка сразу же тает по причине её несостоятельности.

«Но чем тогда являлось то анонимное послание? Указанием? Установкой? А может, случайностью, имеющей объяснение? Может, где-то за пределами небесной выси, в космическом эфире, заблудились трансляции прошлого, сгустки энергии ждущей высвобождения? Непознанные потоки космического ветра усиливали эти информационные преобразования, и наконец – свершилось! Я попал под некий выброс, отсюда и отключение бортовой электроники. Однако даже если это можно объяснить с точки зрения физики, физика будет граничить с фантастикой»

Ночь своими мотивами шумит во все голоса. Это особая, не осеняя, по-летнему ласковая ночь. Она не сыра, мутна и туманна, она отчетлива и контрастна. Линии предметов рельефны и выразительны. Хочется схватить и удержать эту резко очерченную красоту. Но ничто удержать невозможно, тем более красоту. Скоро придет рассвет, тихий мастер по части преображения обликов.

С первыми лучами солнца при чувстве сладкой усталости Иосиф уходит спать.

Глава 9

1

Офицер службы внутренней разведки кладет на стол начальнику мюнхенского «Наследия предков» бумажный сверток со штампом «секретно». Лабберт благодарит и указывает гостю на дверь. Сам усаживается в кресло и распаковывает посылку. В свертке компактное устройство, воспроизводящее звук с магнитных лент, и записка:

«Отчет наблюдения за «Баварской резиденцией». Представленная запись смонтирована из множества фрагментов. Промежутки тишины вырезаны. Микрофоны располагались в нескольких точках, что предоставило превосходное качество слышимости переговоров. Материал скомпонован наилучшим образом.

Служба разведки. Мартин Айгнер. Хайль Гитлер!»

Дом, в котором поселили Иосифа и его приятеля Лотара, находится в ведомстве разведки. Он подходит для особых случаев, когда помещать человека в тюремную камеру, словно отъявленного уголовника, не позволяет его положение, а поселить в отель означает частично утратить контроль. Дом именуется «Баварской резиденцией» и буквально напичкан последними шпионскими изобретениями. Вчера Лабберт отправил депешу в разведывательную службу с просьбой провести акустический контроль. Результат на руках. Кнопка воспроизведения утоплена.

Час он прокручивает пленку. Некоторые места заставляют скрипеть зубами, их Лабберт прослушивает по несколько раз:

«Как только мудозвон вернет нас обратно, я вытряхну из него дух. После того, что с нами случилось, после гибели напарника, потери зубов, синяков, я заставлю эту эсесовскую собаку ответить на каждый вопрос. Будь уверен, знает он немало».

Зачем штандартенфюрер запросил прослушку? Данная процедура понадобилась, чтобы оценить намерения этих двоих из будущего. Фюрер приказал уничтожить гостей любым способом. Лабберт молча принял приказ, заранее зная, что придется его ослушаться и, в конечном счете, отослать людей обратно. Он, как человек, смыслящий в науке и математических закономерностях, не хотел вступать в конфликт с такой малоизученной и опасной штукой как Время. Уничтожить людей из другой эпохи легко, но как это может отразиться на развитии будущего? В общем, физическая ликвидация исключена. Однако запись возмутительных разговоров, в которых ему обещают расправу, заставляет Лабберта изменить решение. Он приступает к разработке нового плана. На столе чистый лист, карандаш и счеты, в руке дымит сигарета, другая прислоняет к уху телефонную трубку.

– Хорст!

– Штандартенфюрер?

– Поезжай в «Баварскую резиденцию» и забери постояльцев.

– Так.

Непродолжительное молчание. Кончиком карандаша Лабберт почесывает ухо.

Хорст не выдерживает:

– Понял. В расход?

– Нет, ты что! – взбадривается Лабберт, хотя секунду назад сам размышлял об этом. – Заезжай за мной, повезем их на электростанцию.

2

«Баварская резиденция»

Подобно подслеповатым котятам Лотар с Иосифом вываливаются из дому. На веранде поджидает очередной бумажный пакет с продуктами для завтрака.

Сентябрьское солнце светит ласково, поистине как над Островами блаженных.

– Почему-то я был уверен, что нам привезут женщин, – зевает Лотар.

– Эх, Лотар, а ведь говорил, что женат, – посмеивается Иосиф.

– Это только лишь ради приятной атмосферы.

Иосиф многозначительно кивает.

– Расскажи кому-нибудь другому, что нормального мужика интересует только приятная атмосфера.

– Я лучше расскажу, какой мне приснился сон. Судя по его сценарию, черт подери, домой мы не попали. Ночью просыпался, наверное, пять или шесть раз. Открою глаза – подушку хоть выжимай, лежу и не пойму: события четырех прошедших дней приснились или случились наяву?!

– Видать, сильно перенервничал. Я вот спал крепко. Правда, в моем сне маршировали солдаты, а бесконечные рои бомбардировщиков сбрасывали на них авиабомбы. Но, к моему глубокому удивлению, когда я проснулся, этот сон нисколько не показался ужасным. Напротив, я нашел его забавным.

– По ходу ты перенервничал хлеще: у тебя все признаки формирования военного синдрома. Нормальное явление для тех, кому пришлось стрелять и видеть кровь. Скоро это начнет мучить тебя, но затем ты привыкнешь, а как привыкнешь, это перестанет доставлять неудобства. Когда наша рота вернулась из Афганистана, нам было предложено пройти психотерапевтический курс; многие из нас отказались, посчитав, что поход к какому-то врачишке недостоин настоящего солдата. О чем потом сильно пожалели. Слава богу, что я, шутки ради, – Лотар задумывается, – а может, потому что привык выполнять приказы и рекомендации, без промедлений отправился в центр психологической помощи. Благодаря этому, руки при виде оружия у меня сейчас не дрожат, в отличие от рук моих друзей. Так что советую по возвращении сходить к доктору.

– Обязательно, – кивает Иосиф. – Хоть не совсем понимаю, на что буду жаловаться. На то, что у меня невроз на фоне перелета в прошлое? – фыркает он. – Ну, ладно, главное – вернуться. Только бы Лабберт не подвел.

Лотар исследует содержимое бумажного пакета.

– Нам прислали очередную партию продовольствия. Оказывается, фашисты такие заботливые! Есть хочешь? Мне после вчерашнего шашлыка почему-то хочется еще больше.

– Известно, что едой в достаточной степени можно побороть стресс. Давай будем уплетать эти чудесные кексы и обо всем забывать!

3

Темно-зеленый «Опель Капитан» поднимает дорожную пыль. Параллельно двумя высокими рядами стоят деревья.

Дневное солнце, хоть и не достигающее в это время года зенита, тем не менее, крепко припекает. Коричневая кожа сидений горяча, и к ней не хочется прикасаться.

Хорст поглядывает в салонное зеркало, где мелькает лицо Лабберта. Их путь лежит в «Баварскую резиденцию».

– Как тебе новый автомобиль, Хорст?

– Тот, который сгорел, мне нравился больше, герр Лабберт. Он был славно прикатан. «Опель» требует привыкания. А в целом, автомобиль хороший.

– Там, где мы с тобой скоро окажемся, ездить придется на вагонетках, гусеничных тракторах, а в лучшем случае – на вездеходах. Обычные автомобили там нескоро появятся. Первым делом надлежит освоить промышленность, отладить индустрию, обеспечить горнопроходческим бригадам подходящие условия. Только спустя несколько лет, возможно, начнут завозить автомобили для частного пользования. Но, думаю, они будут считаться роскошью…

Хорст слышит своего начальника, но не разбирает ни слова. Он сжимает руль и улыбается: ведь только сейчас Лабберт косвенно намекнул, что возьмет его с собой!

– …Хо-о-орст!

– Да штандартенфюрер! – адъютант возвращается к реальности.

– Я спрашиваю, как поступишь с женой? Антарктическая комиссия приветствует, когда туда едут парами.

– В таком случае я возьму её с собой. Можно?

– Нужно, мой мальчик! А она согласится ни с того ни с сего переселиться черти куда?

– Я поговорю с ней.

– Только не поднимайте вокруг этого шум, – Лабберт предостерегающе смотрит в зеркало. – Переброска кадров к шестой части света носит крайне секретный характер.

– Не беспокойтесь, штандартенфюрер. Думаю, для родственников и знакомых мы переедем на юг Италии.

На горизонте появляется белый особняк. Автомобиль сбавляет ход. Дальнозоркий Лабберт видит двоих постояльцев резиденции, притомившихся в тени веранды.

– Слушай меня внимательно, Хорст. – Лабберт наклоняется между передних сидений. – Первое: будь готов в любую секунду выхватить из кобуры пистолет. Второе: чутко следи за Лотаром. Это тот, у которого на лице синяки, он опаснее первого. Может выкинуть трюк. Если что – стреляй без моего приказа. Когда мы приедем на электростанцию, держись поближе ко мне и гляди в оба. Мы перескочим в другое время и тотчас вернемся.

4

– Смотри-ка, несутся! – Лотар указывает на поднимающуюся от автомобиля пыль. – Я отсюда вижу эту нацистскую рожу.

«Опель» останавливается возле забора. Хорст выходит первым. Бледно-серая форма СС выглажена до безупречности. Над козырьком блестит череп, в начищенных сапогах отражается небо.

– Театр, да и только, – улыбается Иосиф.

Лотар жует помидор и кивает.

– Как провели время? – интересуется Лабберт, быстро вышагивая по тропинке.

– Как в санатории! – отвечает Лотар, скрещивая на груди руки.

Лабберт оценивает их взглядом. В данную секунду решение относительно судьбы этих двоих может измениться. И… почти незаметно кивает, оставаясь непреклонным.

– Итак, с двадцатым веком вам пора прощаться! Мы отправляемся на электростанцию, откуда вы будете отосланы домой.

– О!

– Вот два новых костюма, которые вы наденете взамен ваших потрепанных одежд, – на стол ложатся два плоских брикета.

Лотар оглядывает свою бежевую полицейскую рубашку. Она слегка порвана, по бокам пятна пота, на груди под подбородком капельки засохшей крови.

– Хорошая идея, – Иосиф щелкает смешными подтяжками подаренных ему штанов. – Не то в этих тряпках нас приняли бы за побитых бомжей.

5

Салон «Опеля» тесноват для четверых мужчин, но ехать приходится недолго. Хорст усердно жмет на педаль, и через десять минут они у ворот одной из городских распределительных электростанций.

Лабберт протягивает пропуск охране; судя по их ответной реакции, этот визит здесь ожидают давно.

– Все подготовлено, штандартенфюрер! Следуйте за мотоциклом.

Один из служащих вскакивает на одиночный мотоцикл, и «Опель» начинает двигаться за бурлящим выхлопными газами «БМВ».

Несколько минут приходится петлять между электротехническими сооружениями. Наконец, как говорится, от глаз подальше, в самом отдаленном местечке территории, на небольшом пятачке, машина и мотоцикл останавливаются.

Лабберт выходит первым. При нем уже привычный для его образа пузатый портфельчик. В лицо ударяют запахи подгоревшей обмотки. Атмосфера здесь наэлектризованная. Пожалуй, стояла бы ночь, воздух светился бы.

Спрыгнув с седла, мотоциклист вертким движением ноги ставит аппарат на подножку и взмахом руки призывает следовать за ним.

– Здесь в радиусе пятидесяти метров открытое пустое пространство, герр Лабберт, как вы и хотели.

Лабберт окидывает взглядом местность – даже больше, чем пятьдесят метров. Он удовлетворенно кивает и просит приступать ко второй части плана: всему персоналу подстанции надлежит покинуть объект, а охране – встать в караул по периметру. Он обращает внимание, что через забор перекинута черная ткань. Этого он не просил, но доволен, что кто-то по своей инициативе скрыл территорию от назойливых глаз местных жителей.

Подъезжает грузовик, тянущий за собой на прицепе дизель-генератор. Рабочие отцепляют установку и, не поднимая глаз, оперативно исчезают.

Мотоциклист не может разгадать, для чего посреди электростанции потребовался автономный генератор? Но Лабберт нетерпеливо машет ему ладонью, и тот уже прыгает на лапке кикстартера, вскакивает на седло и уносится.

– Вот и всё. Прощайтесь с двадцатым веком! – ликует Лабберт.

– Вы отправитесь в будущее вместе с нами? – спрашивает Лотар.

– Естественно. Устройство перемещается только в паре с его оператором. Не оставлять же эту драгоценную штуку вам.

– Зачем сюда притащили генератор, если мы и так окружены трансформаторами? – продолжает задавать вопросы Лотар.

– Затем, чтобы в вашем времени не пришлось искать источники энергии. Ведь вы двое оказались здесь именно потому, что в прошлый раз я этого не предусмотрел.

У Лотара перехватывает дыхание, холодеет внутри. Он вспоминает о напарнике, прах которого навсегда останется лежать в этой земле! Но что поделать, не проводить же эксгумацию. Как бы то ни было, немецкая земля для него родная. И пусть ветры чужой эпохи обдувают могилу первой жертвы будущего в этом почти безнадежном прошлом.

– А где же ваше напутствие относительно того, что по возвращении нам лучше держать язык за зубами? – прищуривается Лотар.

– Вы – люди взрослые. Как поступать, решать вам: разболтать, попасть под контроль ваших ведомств или выдумать историю попроще. Я верну вас обратно, а что будет дальше – ваши проблемы.

Иосифу не интересна пустая болтовня, он отворачивается и смотрит в небо. Там, среди лазури, плывут кучки белых облаков.

«Глядя на небо, трудно понять, какое сейчас время. За всю историю человечества оно не менялось. Воздух? В моем веке он слегка загрязнен, но и это незначительно. Что, собственно, придает временам разницу? Жизнь! Люди! Только благодаря этому, создается ощущение движения. Развитие цивилизаций – как встроенный таймер прямого отчета. Лишь человек придает такое большое значение времени: у космических процессов свой непостижимый ритм, и понятен он лишь высшим существам».

– Хорст, запускаем! – приказывает Лабберт, расстегивая ремешки портфеля.

Адъютант проверяет уровень топлива в баке генератора, охлаждающую жидкость, и быстро оценивает визуальную целостность в общем.

– Какое техническое несоответствие! – поворачиваясь, заявляет Иосиф. – Машина времени, фееричный триумф науки, объединенный в одну крохотную коробочку, – и эта громоздкая темно-зеленая установка, выдающая несколько десятков киловатт…

Хорст клацает переключателем, натужный вой стартера переходит в дизельное рокотание. Обороты растут. Произносить слова при таком шуме затруднительно. И к чему разговоры? Всё готово. Лабберт подает Хорсту знак, чтобы тот увеличивал мощность. Черный столб выхлопного дыма поднимается вверх, превращаясь в мрачное облако. Иосиф подталкивает зазевавшегося Лотара поближе к месту, где вот-вот откроется портал в будущее.

От коробочки исходит белое свечение, от которого хочется побыстрее отвернуться. Грохочущая машина, дающая энергию, становится жидкой и, сужаясь в размерах, засасывается сияющим остовом, удерживаемым исчезнувшими руками Лабберта. Быстро исчезает и Хорст. Он стоял к Иосифу в пол-оборота и до последнего, щурясь, не смыкал глаз. Приказ присматривать никто не отменял. Симультанное исчезновение Иосифа и его друга осуществляется на последней фазе, после чего коробочка захлестывает саму себя, и в том месте, где еще минуту назад суетились люди, что-то происходило, теперь никого нет. Лишь отдаленный шум трансформаторов, и больше ничего.

6

Небо сплошь затянуто темно-серыми тучами. В некоторых местах они настолько черны, что создается впечатление, будто в них закачали сажу. Мощный ветер с нажимом ударяет во все тело. Под ногами каменистая почва. Иосиф смотрит на мыски своих ботинок: его ноги куда-то бегут. Он в ужасе пытается сообразить, что служит причиной невозможности разогнуть спину, и только когда в ноги больно ударяется подхваченная бурей чья-то фуражка, понимает: это страшной силы ветер. Потому что, выпрямившись в полный рост, человек превратится в парус, оторвется и улетит. Все же, балансируя на грани отрыва, Иосиф приподнимает голову, приоткрывает глаз. Впереди, согнувшись в три погибели, прижимая коробочку к груди, обнаруживается Лабберт. Рядом с ним, упершись руками в землю, пытается приподняться адъютант Хорст. Сквозь пелену внезапно обрушившегося дождя виден Лотар.

Пыль и мелкие камни вперемежку с дождем хлещут четверых по лицу. Не сговариваясь, инстинктивно, они разом устремляются к силуэту одиночной скалы. Прибежав, прячутся в расщелине.

– Эй, ты, – озлобленно кричит Лотар, – сраный нацист! В какую временную хрень ты загнал нас на этот раз?! Я не пойму, это что – Апокалипсис?! – Тут ему на голову льется вода, накопившаяся где-то в щелях утеса. – Или потоп?!

– Назовем это по-другому: ошибка в расчетах, – отвечает тот.

– Дорого же тебе обойдется эта ошибка! – Лотар размахивается, чтобы ударить. Лабберт не успевает пригнуться, но в последнюю секунду полет кулака к цели прерывает не менее сильная рука Хорста.

– Осторожнее махай своими отбойниками!

– Точно, с нами же еще один нацистский болван! – восклицает Лотар. – Но я и тебя прищучу, как только пойму, в чем дело.

Хорст выдержанно, исподлобья взирает на Лотара, похлопывая по расстегнутой кобуре.

Лотар плюет под ноги, обращая взгляд туда, где бушует стихия. Что-то похожее на смерч кружит возле заглохнувшего генератора. Буря словно обнюхивает электроустановку, готовая вцепиться и разорвать её на детали, но в последний момент пересматривает свои намерения и, поднимая за собой вихрь песка и пыли, срывается прочь.

– Ошибочка, говоришь? Что за галиматью ты сочиняешь? Треснуть бы тебе по харе.

Иосиф велит Лотару замолчать и сам обращается к Лабберту:

– Скажите, что на самом деле произошло? Эту ошибку можно исправить?

– Боюсь, нет, – тоном, полным коварства, отвечает он. – Для вас – нет!

– Почему?

Лабберт извлекает из кобуры пистолет:

– А потому.

Хорст следует примеру начальника и тоже достает оружие.

Лотар округляет глаза. Синяки становятся заметно больше:

– Ах вы, свиньи!

– Советую не дергаться, – остерегает Лабберт. – Два пистолета – это слишком серьезно даже для таких хватких ребят, как вы.

– Ну, и? Мистер-правда и мистер-вышибала, – закипает Лотар, – какие планы у вас теперь?

– Планы просты: мы летим обратно, а вы остаетесь!

– Остаемся где, сукин сын?! Куда ты нас забросил?

– В такое далекое прошлое, что говорить о его значении можно, смело используя поправки на миллион…

– Проще, умник!

– Во времена, когда начали появляться первые млекопитающие, примерно 200 миллионов лет назад.

Иосиф вздрагивает как от электрошока:

– Да тут же динозавры!

Лотар с трудом себя сдерживает, чтобы на него не наброситься.

– Йозеф-Йозеф, – после некоторого молчания напевает он, – а ведь нам с тобой следовало это предвидеть!

– Кто знал, что все так обернется! – Иосиф буравит Лабберта взглядом, полным презрения.

Погода быстро налаживается. Дождевые облака растворяются, обнажая солнечно-голубой небесный свод. Видимо, как и предполагали ученые, в эру мезозоя климат действительно переменчив и до абсурда динамичен.

– Ну-ка, шагайте! – гаркает Лабберт, потряхивая пистолетом. Бледность его лица, внезапно покрасневшие глаза, синие губы, свидетельствуют об ухудшающемся самочувствии. Воздух тут слишком тяжел.