Текст книги "Черный проводник"

Автор книги: Александр Конторович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Извините, товарищ полковник.

– Ладно, не дуйся! Тут идея похитрее есть…

Полковник пододвинулся к столу и разложил на нем карту.

– По имеющимся сведениям, Венедиктов ранен.

– Начоперотдел?

– Он самый. Идти долго не сможет, если вообще в состоянии это делать. Немцы, ясное дело, полковника не бросят, на руках понесут. Но далеко они его так не утащат, а уж через фронт…

– Понятно.

– Мы перехватили их радиограмму – они просят самолет. Да и другие сведения у нас уже имеются. Не все тут лаптем щи хлебают!

– Куда?

– А вот тут есть загвоздка… Подходящие площадки в округе есть, только все они заняты нами. Десант понес потери, и в открытый бой они не полезут. Так что уходить будут тихо. И вариант у них остается один-единственный – вот он! – карандаш полковника указал точку на карте.

– Пост ВНОС?

– Точно так! Он на недостроенном аэродроме базируется, и самолет там сядет. Там мы их и перехватим. Если возьмем живыми радиста и командира – такую комбинацию завернуть можно будет!

– И как они себе такую операцию представляют? Насколько я в курсе, пост постоянно на связи находится. Десять минут невыхода в эфир – и туда рванут комендачи [2]2
  Бойцы комендантского подразделения.


[Закрыть]ВНОС. Самолет же за это время даже и сесть не успеет. А если и сядет – на обратном пути его перехватят истребители.

– Немцы это понимают тоже…

– Так что, повторяю еще раз – мне нужны только добровольцы! – Гальченко прошелся перед строем курсантов. – Риск даже не высок – запределен! Вам предстоит не просто рисковать своей жизнью – к этому вы привыкли, а самим сунуть голову в волчью пасть! И ждать! Ждать команды! Любой из вас может быть убит – и не имеет права поднять руку для своей защиты! Предупреждаю всех – немецкий радист и командир группы нам нужны живыми! Без никаких вариантов! Вторая, не менее важная задача – радист самолета после начала атаки не должен ничего передать. Живым он не особо нужен, но лишним не станет. Так что взять его тоже было бы неплохо.

Строй молчал.

– Никого не тороплю, подумайте… но времени у нас нет. На все, – майор посмотрел на часы, – пять минут. Через пять минут всем собраться здесь. Марина! Ко мне подойди.

Присев на скамейку, он показал ей на место рядом.

– Садись.

Девушка осторожно присела на краешек.

– Тут вот в чем дело, Котенок… Так уж сложилось, что тебе доверено выполнение важной задачи. Ну, нет у нас больше никого на роль радистки. Ребята рискуют, и я могу их понять. Им, в некотором роде, сложнее. Немцы их будут брать – и брать жестко. Могут попросту ножами порезать, хотя не думаю, что они это сразу делать начнут. Там тоже, знаешь ли, не вчерашние школьники собрались. Головы у них на плечах есть, и используют фрицы их по назначению – соображают. Их главная цель – чтобы никто как можно дольше не поднял тревогу. Радист на посту постоянно дежурит у станции – таков порядок. То же самое делает и телефонист. Они должны моментально передать, как только что-то в воздухе засекут. Если на том конце поймут по почерку или по голосу, что на связь вышел не тот радист – всей операции конец. С телефонистами проще, они меняются и голоса у них разные. А вот радисты – их всего несколько и почерк каждого известен – не перепутают. Так что трогать тебя немцы не станут. И нервировать чрезмерно не будут – а ну как ты в обморок брякнешься? Поэтому постараются обойтись с ребятами не так резко и безжалостно. Во всяком случае, на твоих глазах и до того момента, как сядет самолет.

– Иначе – никак?

– Нет. Только перед посадкой самолета они вынесут на поле полковника. Чуть поторопимся – утащат назад в лес. Рисковать мы не можем, его надо отбить живым. Или… исключить возможность его повторного захвата немцами.

– Даже так?

– Так, Котенок. Повторю еще раз – на тебе основная роль. Пока ты будешь ее играть чисто, немцы никого не тронут. Во всяком случае – не должны. Справишься?

– Постараюсь, товарищ майор…

Старая полуторка, подпрыгивая на ухабах, въехала на поляну. Ходивший возле небольшого домика часовой обернулся и внимательно поглядел на подъезжающий автомобиль. Поднял руку.

– Стой! Пропуск?

– Вагранка. Отзыв?

– Беломор. Проезжайте, заждались уже вас, – махнул он рукою в сторону домика.

Из прибывшего транспорта неторопливо выгрузилась очередная смена, во главе с заместителем командира роты ВНОС. Он, как и положено командиру, ехал в кабине. Вышедший на крыльцо сержант козырнул поднимавшемуся по ступенькам лейтенанту.

– Здорово, Никитин! – ответил тот на приветствие. – Вот, смену вам привез.

– Новенькие?

– С Южного фронта. К нам их временно прикомандировали, так что пусть работают.

Сержант с интересом посмотрел на симпатичную девушку, шедшую вместе с остальными бойцами.

– Радистка?

– Младший сержант Барсова! – откозыряла та.

– И тоже – прикомандированная?

– Совершенно верно, товарищ сержант! До особого распоряжения.

Никитин вздохнул и про себя пожелал, чтобы это распоряжение как можно дольше не приходило.

Ступеньки крыльца снова скрипнули, и сержант повернул голову, встречая следующего сменщика. Это оказался немолодой уже старшина.

– Знакомьтесь, Никитин, это старшина Федоров, дежурный начальник смены. До завтра – он тут старший. Хозяйство ему покажите.

Сдача дежурства много времени не отняла, и вскоре отъезжающая смена уже садилась в грузовик. Новый часовой, проводив его, остался сидеть на крыльце, прислонив винтовку к стене. Заметивший это старшина только укоризненно покачал головой, но так ничего и не сказав, ушел в дом.

Внутри домик был совсем небольшим – три комнатки. Одна с кроватями – для отдыха свободной смены. Во второй располагался начальник смены и один телефонист.

В третьей была установлена радиостанция, и стояло несколько телефонов, возле которых сидел еще один боец.

Вот и все.

Осталось прибавить сюда двух дежуривших посменно наблюдателей и двух бойцов, попеременно несущих охрану.

Всего восемь человек – для этого поста более и не полагалось, народу и так не хватало.

Освоившись на новом месте, бойцы занялись повседневными делами. Двое из них, подвесив над костром котел, начали готовить ужин, наблюдатели полезли на вышки. Все прочие, кроме часового, ушли в дом.

– Ну что, Котенок, как думаешь – поверили фрицы в наше представление? – голос майора звучал глухо, присев на корточки, он что-то делал под столом, на котором стояла радиостанция.

– Трудно сказать… со стороны – так вроде бы и нормально все прошло. Приехали, сменили – все как всегда.

– Ну, это их взводному спасибо нужно сказать. Молодец мужик, сразу врубился и вопросов не задавал, – вылез наконец-то из-под стола майор. На нем сегодня были петлицы ефрейтора, и он играл роль дежурного телефониста. – Сядь на место, проверь – удобно ли?

Марина поерзала на стуле.

– Да вроде бы…

– Ну, и славно. Включай станцию, пора на связь выходить.

– А они вообще здесь есть? А то, может быть, мы зазря тут сидим?

– Степаныч сказал – здесь они. Ему верю безоговорочно, он таких промашек не дает. Уж как дед ходит да смотрит – мне самому поучиться не грех. А я ведь ходок неплохой, тоже не один год по лесам бродил.

– Где ж это?

– Тайга… она у нас большая.

– И каково ему сейчас в лесу одному? Мы-то хоть рядом, поддержать друг друга можем, а он?

– За него не переживай. Чтобы такого деда в лесу отловить… – Гальченко покачал головой. – Я даже и представить не могу, каким надо быть сыщиком. Все! С этого момента – молчок! Любые сообщения по делу – только условными сигналами. Черт их знает, этих немцев, вдруг они дюже чуткие и даже мышиный шорох за версту различать могут?

Захрипел динамик радиостанции, началась очередная перекличка постов. Надвинув наушники, девушка занялась знакомым делом. И понеслось… Пальцы быстро вспомнили привычные манипуляции. И вскоре работа полностью поглотила девушку.

И только через полчаса она сдвинула наушники, прислушиваясь к разговору.

– Да! – поднял трубку мнимый ефрейтор. – Один? Удаление, курс? Принято! Маринка, передавай – одиночный самолет, удаление до двух километров. Курс сто семьдесят пять! Высота около полутора тысяч метров.

Спустя некоторое время на столе появился стакан. С горячим чаем. Машинально из него отхлебнув, она кивнула.

«Стоп!»

Марина еще раз мельком глянула на стол.

(Стакан… полный стакан – выдвижение на позиции завершено. Горячий – немцы готовы к броску.)

Вот так, милая… а ты чего ждала?

Шорох под крыльцом привлек внимание часового. Отбросив в сторону веточку, которую до этого вертел в руках, боец поднялся. Потянулся и шагнул к крыльцу.

Р-раз!

Гибкая фигура в черном комбинезоне выметнулась откуда-то снизу.

Блямс!

Мощный удар сапогом отбросил бойца в сторону. И в следующее мгновение острие ножа, качнувшегося у него перед глазами, недвусмысленно намекнуло на ненужность поднятия шума.

Сидевший у стола старшина увлеченно копался в потрохах телефона. Так что на скрип двери он только недовольно буркнул: «Чего надо?»

Не дождавшись ответа, поднял голову, подслеповато прищуриваясь и пытаясь разглядеть вошедшего. И краем глаза увидел, как сидевший справа от двери телефонист поднимает руки.

– Т-с-с-с! – стоявший напротив человек с пистолетом приложил палец к губам. – Тихо!

Увлеченная работой на ключе, Марина почти ничего не слышала вокруг, привычно вылавливая в шорохе и треске помех знакомые сочетания точек-тире. Закончив передачу, отпустила ключ и расслабленно встряхнула в воздухе кистями рук.

– Уф! Федорыч, чего-то сегодня народ прорвало! А? – она повернула голову в сторону майора.

Как выяснилось, в комнате прибавилось действующих лиц. Гальченко притиснули к стене, и он сидел ровно, положив на стол руки. Около него стоял человек в темном комбинезоне, покачивая в руке пистолет.

Еще один, точно такой же, стоял сейчас около нее.

– А?! Что такое? – ее рука метнулась в сторону винтовки, которая должна была стоять сбоку от стола.

Должна. Но ее там не оказалось.

– Не надо так волноваться, мадмуазель, – стоявший рядом с нею человек покачал головой. – Оружие вам не потребуется.

– Кто вы такой?! И что тут делаете?

– Немцы это, – не меня положения, хриплым от волнения голосом сказал майор. – Похоже, что всех нас повязали уже…

– Вы не ошиблись, – кивнул немец. – Позвольте представиться – обер-лейтенант Рауф! Вы все взяты в плен, и от того, как будете себя вести, зависит то, что с вами произойдет дальше.

– Что вы хотите? – поинтересовался майор.

– Вы старший?

– Нет. Старшина Федоров, он в той комнате, – движением головы указал Гальченко.

– Кто дежурит на связи?

– Я. И младший сержант. У старшины тоже есть телефон, он может звонить, минуя нас.

– Хорошо. Продолжайте вашу работу. И… дорогуша, это касается именно вас – постарайтесь вести себя так, чтобы у ваших корреспондентов не возникало бы ненужных вопросов. Вы меня понимаете? Учтите, жизни всех, кто сейчас находится здесь, зависят именно от этого. Не буду скрывать, если что-то пойдет не так… то я вынужден буду отсюда уйти. И никто из персонала поста мне в этом случае не будет нужен. Я ясно выражаюсь?

– Да… – Марина не узнала своего голоса. – Пусть мне дадут воды…

Тихо ступая, в комнату вошел еще один десантник. Пристроившись сбоку от стола, он быстро развернул на нем свою радиостанцию.

– Клаус будет вас контролировать, фройляйн. Так что постарайтесь не вызвать у него подозрений.

Топоча сапогами, в комнату вошли еще несколько человек. Двое здоровенных десантников подталкивали перед собою обезоруженных бойцов. Мельком бросив на них взгляд, Котенок облегченно вздохнула – все целы. Половину лица у Женьки Маркова занимал здоровенный синяк. Именно Женька сейчас играл роль часового, надо полагать, его фрицы при захвате приголубили. По команде Рауфа их всех усадили на пол в углу. Напротив пленных расположился плечистый десантник с ручным пулеметом. В комнате сразу стало тесно и душно.

– Окно…

– Что? – приподнял бровь офицер.

– Нечем дышать, может быть, вы прикажете приоткрыть его? – произнесла Марина.

Немец осмотрел комнату. Приняв какое-то решение, отдал приказ. Один из десантников подошел к окну, осмотрел рамы и, не найдя ничего подозрительного, открыл створки. Демонстративно оттянув затвор у автомата, плавным движением выскользнул в оконный проем и, надо думать, занял позицию напротив него или где-то поблизости.

В наушниках послышались сигналы – вызывал соседний пост.

– Отвечайте, фройляйн, – кивнул на рацию Рауф. – И – помните…

Пулеметчик лязгнул своим оружием.

Рука девушки легла на ключ. Странно, но, занявшись привычным делом, она даже перестала думать о сопящем над ухом фрице. Пальцы заработали, посылая в эфир сочетания точек и тире. Краем глаза она уловила одобрительный кивок Клауса – немец никаких подвохов не заметил.

«… направление движения цели – курс сто девяносто пять. Высота полета – двадцать восемь тысяч метров…» – снова вышел в эфир соседний пост.

Хмыкнув, Марина автоматически исправила неверную цифру – не двадцать восемь тысяч метров, а две тысячи восемьсот.

Уловив вопросительный взгляд немецкого радиста, пояснила: «Сейчас вечер, на такой высоте самолет просто не увидят. Да и не летает никто настолько высоко».

Удовлетворенный объяснением, немец кивнул.

«А русский язык он знает! И неплохо…».

Постояв еще немного за ее спиной, Рауф отошел в сторону и что-то негромко приказал пулеметчику. Повернулся и вышел из комнаты.

Снова потянулись томительные минуты ожидания. Марина слышала, как дублировал ее сообщения по телефону майор. По-видимому, и его поведение не вызывало никаких подозрений у десантников. Во всяком случае, вели они себя спокойно и за оружие больше не хватались.

Прошел час.

«… направление движения цели – курс двести тридцать, высота тысяча восемьсот, снижается…».

– А вот это сообщение дублировать не нужно, фройляйн! – молчавший доселе Клаус открыл рот.

– И что я должна передать?

– Курс сто тридцать, высота тысяча восемьсот.

– Но он услышит!

– И что?

– Перезвонит по телефону!

– Но самолет мог ведь и изменить курс?

– Мог…

– Так и передайте!

«…Цель изменила курс на сто тридцать, прекратила снижение. Высота тысяча семьсот метров…».

– Федорыч! Передай – цель изменила курс на сто тридцать, прекратила снижение. Высота тысяча семьсот метров.

(Это их самолет! Интересно, майор все понял? Жаль, что я не могу обернуться, немцы заметят мои движения…)

– Можно воды?

Клаус, не отрывая взгляда от радиостанции, что-то сказал. Вскоре на столе перед девушкой появился стакан с водой.

«Так, ну вроде все пока идет правильно. Открытое окно – сигнал, что все наши здесь. Исправленная неточность в данных – сигнал работы под контролем. Второй стакан с водой – сигнал майору, что самолет на подходе. Да он и сам все мог слышать, мы говорили не шепотом. Все? Да, пока вроде бы все…».

Уловив краем глаза движение, Котенок чуть довернула голову – немец работал на ключе.

(Я его сигналов не слышу… стало быть, он с частоты ушел – вызывает своих? Но, раз так, то и он меня слышать не может тоже. Второй рации у них, скорее всего, нет. Рискнуть? Другого момента не будет.)

Тренированные пальцы Марины чуть заметно шевельнулись.

Три точки, три точки, три точки…

Все, сигнал ушел. Теперь наши знают, что немцы встречают самолет.

А это, несомненно, был тот самый борт, который так ждали десантники. До посадки осталось не так уж и много времени, на поляне уже виднелись отблески от зажженных десантниками костров. Загорелся свет и в доме – Клаус засветил висевшую на стене керосиновую лампу.

Открылась дверь, и в комнату снова вошел обер-лейтенант. Что-то спросил у своего радиста, и тот ему ответил.

– Фройляйн, должен выразить восхищение вашей выдержкой и самообладанием. Откровенно говоря – не ожидал! Через час мы расстанемся. Я уже ранее объяснил вашему командиру, что для вас всех будет лучше, если никто не будет поднимать особенного шума после нашего ухода. Иначе… Сибирь большая, там на всех места хватит… Понимаете?

Марина кивнула.

– Клаус обождет здесь еще некоторое время. Естественно – не один. Потом они все уйдут.

«Тебе так нужен спокойный и недерганый радист? Понятно, допусти я ляп в эфире – всей операции каюк, вот немец и разливается соловьем. Все ясно, телефонные провода они перережут, а вот рация, чтобы не вызвать подозрение, должна работать. По крайней мере – до тех пор, пока самолет не отлетит на безопасное расстояние. Тогда Клаус и его товарищи нас кончат и уйдут в лес. Красиво придумано, нечего сказать…».

Марина ничего не ответила, только вздохнула и, выпрямившись, положила руки на колени. Рауф одобрительно покивал.

– Я еще раз напомню старшине об этом. Так, чтобы слышали все. Вас же я попрошу спокойно работать и ни о чем не волноваться. Немецкий офицер всегда держит свое слово! – повернулся он к остальным пленным.

Подойдя к сидевшим на полу бойцам, обер-лейтенант присел на корточки и повторил сказанное. Растерянно выглядевшие красноармейцы вразнобой закивали, соглашаясь с офицером.

Рокот моторов самолета стал громче, приблизился, и на поляну легли отблески посадочных фар.

Металлическая птица грациозно и почти бесшумно коснулась колесами земли, чуть подпрыгнула и покатилась вдоль линии костров. В свете луны это выглядело очень красиво и по-своему завораживало.

Рауф поднялся и, подойдя к окну, высунулся наружу. Отдал короткое приказание дежурившему там часовому.

От дома хорошо видимый в пламени костров отбежал к лесу десантник. Скрылся в кустах.

Самолет достиг конца линии костров и, ревя моторами, стал разворачиваться для взлета. Открылась дверца в фюзеляже, и в проеме стал виден силуэт человека. В руках он держал лестницу и ждал только окончания движения.

Стоявший у окна офицер прищурился – от леса отделилась группа людей, тащивших в руках носилки. Он удовлетворенно кивнул и повернулся к радистке.

– Ну, что ж, фройляйн, позвольте откланяться! Надеюсь, следующая наша встреча произойдет уже при менее драматических обстоятельствах…

– Надеюсь на это, обер-лейтенант… – майор произнес это на безукоризненном немецком языке.

Сигнал! Первые же слова, которые Гальченко скажет не по-русски!

Просунув руки под стол, Котенок выхватила из ременных петель, прикрепленных под ним, свое оружие.

Чпок!

Приглушенный «брамитом» выстрел был почти неразличим в шуме моторов самолета. Выронив пулемет, охранник откинулся назад.

Чпок!

Схватился за простреленное колено Клаус.

Марина стреляла, не поднимая оружия из-под стола.

Неуловимым движением сместившись в сторону, майор перехватил пистолет своего немца, ловко вывернул его из ослабевшей руки и толкнул того в кучу сидящих на полу людей. Где его немедленно и с явным удовольствием встретили…

Опешивший офицер, начавший было разворачиваться к майору, сделал шаг назад. Рука его метнулась к автомату…

Чпок!

…и бессильно повисла, простреленная в локте.

А в следующую секунду его и радиста уже спеленали, засунув им в рот импровизированные кляпы из красноармейских пилоток. Припав на колено, Котенок скользнула к двери и осторожно потянула ее на себя.

Пусто.

В прихожей не было никого.

– Чисто…

– Отлично, – вооруженный двумя пистолетами майор уже был рядом. – Марков, окно!

Блеснув в отраженном свете костров стеклами, створки медленно затворились.

Еле заметно шевельнулись ветки на краю поляны. Увенчанный набалдашником глушителя, поднялся из густой травы винтовочный ствол. Еще один, чуть погодя, высунулся с чердака дома.

Чух!

Стоявший в проеме дверцы самолета человек переломился в поясе и осел на пол.

Чух!

Пробив грудь переднего носильщика, пуля ударила в плечо и второго. Оба они рухнули в траву. Секундой позже вторая пуля успокоила начавшего было вопить раненого. В стекле кабины самолета, прямо напротив лица пилота вдруг появилось отверстие. Еще одно! И еще…

Стоявшие около костров десантники схватились за оружие. Не слыша в гуле моторов выстрелов, они, тем не менее, почувствовали какую-то угрозу.

Поздно!

Из распахнувшейся двери дома ударил пулемет. Из окон его поддержали автоматы.

Первая же очередь повалила на землю несколько человек. Уцелевшие десантники метнулись к лесу. Но оттуда негромко кашлянула винтовка, и передний немец, схватившись за простреленную грудь, рухнул в траву. Остальные залегли, не желая испытывать судьбу – на открытом пространстве, подсвеченные собственными кострами, они представляли собою прекрасные мишени для любого стрелка.

Пулемет из дома перенес огонь на кабину самолета, и стекла ее посыпались под ударами пуль.

– Бросайте оружие! – донеслась со стороны дома команда на чистом немецком языке.

Приподнявшийся из травы немец поднял было свой пулемет, но тотчас же получил пулю в спину и ткнулся лицом в землю.

Пулеметная очередь со стороны дома взметнула землю среди лежащих десантников. Вскрикнул и схватился за плечо еще один из них.

– Не стреляйте! Нихт шиссен! – поднялись над травой руки.

Подбежав к самолету, Марина остановилась, держа на прицеле лежащего в дверном проеме немца. Нога его свешивалась наружу.

– Чего ждем? – нарисовался рядом Марков. – Боишься – укусит?

– Он не один там был… Майор сказал обождать.

Подбежавший сбоку Витька Алеференко дернул за ногу покойника.

Труп вывалился наружу и глухо ударился об землю.

– Ну вот, дорога чистая! – удовлетворенно произнес Женька. – Пошли?

– Спешим? – неслышно подошедший Гальченко стоял рядом. – Склероз внезапно наступил – занятия забыли? Быстро – не значит в спешке!

Оба парня смущенно замолчали.

– Алеференко – хвост! Марков – контроль пилотской кабины. Барсова со мной, спину прикроешь! Аккуратнее там, не туда стрельнем – сгорит все к чертовой матери. Нам тогда спасибо не скажут. На счет три – начали!

Кубарем вкатившиеся в самолет курсанты рассредоточились вдоль борта, держа под прицелом пустой салон. Здесь никого не было, только у задней стены, около двери лежали какие-то мешки и ящики. Секундой позже в самолет запрыгнул майор, и следом за ним неслышно проскользнула девушка.

Тихо… только что-то поскрипывало впереди, там, где сидели пилоты.

– Обстановка! – отрывисто произнес майор, держа на прицеле дверь в пилотскую кабину.

– Чисто! Пасу хвост!

– Чисто!

– Держу дверь в кабину, – произнесла Марина.

– В таком разе – начали… – майор привстал.

Приподнялась с пола и девушка.

Зуммер!

Он донесся со стороны кабины!

На секунду глаза всех присутствующих повернулись в ту сторону.

Бах! Бах! Бах!

В закрытом пространстве самолета выстрелы прогрохотали оглушительно. Витька выронил автомат и ткнулся лицом в пол. Схватился за простреленное плечо Марков.

Появившийся откуда-то сзади, по-видимому, из той самой двери, немец стрелял с частотою пулемета.

В падавшем снаружи колеблющемся отсвете костров и тусклом свете потолочных плафонов было видно, как казавшийся огромным пистолетный ствол медленно перемещается, отслеживая движения Котенка, пытавшейся уйти от неминуемого попадания.

Бах!

Удар в плечо!

Это не пуля – удар сзади!

Кубарем полетев на пол, она успела-таки дважды выстрелить в сторону немца. Увы – безрезультатно. А тот уже наводил свое оружие на Гальченко. Сейчас он выстрелит!

Бах!

Чпок!

Пах!

Пах!

Пистолет немца, наган Котенка и маленький пистолетик в руке майора выстрелили одновременно.

Выронив оружие, немец согнулся пополам. Что-то просипел и сделал несколько шагов вперед.

Пах!

Пах!

Казалось, самолет содрогнулся от падения тяжелого тела. Майор бросил на него быстрый взгляд и рыбкой нырнул в приоткрытую дверь кабины. Через несколько секунд он вышел назад.

– Чисто тут все! Обоих – и пилота, и штурмана – наповал!

– А этот… – Марину колотила нервная дрожь.

– Хвостовой стрелок, надо полагать. Со стороны дома его место не видно, вот и уцелел, не стрелял по нему никто. Тот, что на улице – бортмеханик или выпускающий, в транспортном самолете может быть такой член экипажа. Как ребята?

– Марков ранен. А Витька…

– Черт! Моя вина – не досмотрел! Мало вас учили! Эх! – майор в сердцах двинул кулаком по стенке фюзеляжа. – Это он специально сигнал дал, чтобы все на кабину пилотскую посмотрели. А Витька и купился…

Уже позже, когда убитого Алеференко и раненого Женьку грузили в машину, Котенок подошла к майору.

– Товарищ майор…

– Да? – он обернулся к ней. Лицо Гальченко осунулось, и сейчас было видно, что он не так уж и молод.

– А тогда, в самолете… вы меня оттолкнули. Немец же мог и по вам выстрелить…

– Он и выстрелил, – майор продемонстрировал ей разорванный рукав гимнастерки. – Только не попал.

– Но как же так?! Он ведь вас убить мог!

– Мог. Но не убил.

– Но… почему так? Вы на себя огонь вызвали – зачем? Вы же старше и опытнее нас? Куда более важны и…

– Что делать, Котенок? Не умею я по-другому. Такая уж моя планида, видать – защищать других…

– Кельнер! Еще пива!

– Да, мой господин.

Четвертая кружка… Ладно бы хоть пиво приличное было. Да где его здесь взять? Ведь и у немцев оно тоже далеко не везде одинаково хорошее. Или это я уже к Берлину привык? Так сказать – избаловался? Наверное… А что еще мог себе позволить простой служащий военного министерства, к тому же и не военнообязанный? Пиво, ибо ни на что более существенное скромной зарплаты не хватает. А выглядеть белой вороной среди сослуживцев я отучился уже давно. Точнее – отучили. И правильно сделали, между прочим. Не один такой умник на мелочах погорел, бывали, знаете ли, случаи, да… Мне вот повезло, продержался долго. Но всему приходит конец, вот и сейчас всей спиною ощущается холодок.

Связь… Большинство провалов происходит именно по этим причинам. Но как? Последнее время и так все контакты были сокращены до минимума. Разве что в крайнем случае? Да, вполне вероятно. А то я так бы и сидел, как мышь под веником, никто и не отыскал бы никогда. Видимо, на фронте положение совсем хреновое, раз дали команду на такие действия. Ну, надо думать, им там виднее. Хотя и с моей колокольни тоже кое-что разглядеть можно.

Немцев приперло – и приперло здорово. Уже не так задирают носы бравые военные, не слышно в речах сослуживцев былого оптимизма. Война… третий год уже, это как-то способствует здравому осмыслению происходящего. А грохот разгоняющегося «парового катка» не слышат разве что совсем тугоухие обыватели. Вот для того чтобы подкинуть дровишек в топку этого самого катка, и вспомнило далекое петербургское начальство про скромного письмоводителя. Вспомнило – и озадачило.

Не то чтобы задача была совсем уж невыполнимой. Сделать можно. Только вот с большой вероятностью накрывалась вся легенда о скромном письмоводителе. Скопировать ключи от сейфа – полдела, тем паче, что данную операцию уже удалось провернуть еще в прошлом году. Подвернулась возможность, что ж было делать-то? А вот скопировать документы… это уже вопрос не праздный. И времени на это ушло предостаточно. Вот и не удалось уйти тихо. Наверняка кто-то заметил. И хотя никаких явных улик не было, однако же наблюдение за собою я засек. Причем достаточно профессиональное. Ненавязчивое и очень внимательное. Ясное дело, прямых подозрений против кого-то конкретного у контрразведки нет. А брать за цугундер всех подряд – можно спугнуть истинного виновника всего происшедшего. Вот и смотрят. Пока осторожно и незаметно. Сейчас агенты контрразведки будут наблюдать, кто, когда и с кем выйдет на связь – ведь скопированные документы куда-то же надо девать? Иначе пропадает весь смысл операции. Пусть похищенные данные и являются самыми свежими, но ведь и они имеют, так сказать, срок годности. А перемещать дивизии на фронте, исходя только из предположений тыловиков, никто не станет.

Но уходить надо. Ибо после всего случившегося смысла сидеть здесь и далее – никакого нет. Все, накрылась легенда. Хорошая, надо отдать должное, конструкция была. А ведь кто-то над ней работал, сил небось немерено положил. Вот и продержался я на этом месте так долго…

Делать однако нечего – дал сигнал. Как это, в свое время, и предусматривалось. Мол, задание выполнено, документы получены, обнаружил наблюдение. Прошу срочной эвакуации.

И ответ себя ждать не заставил. Прямо в квартиру письмо подсунули. Как? А бог весть…

Инструкции, несмотря на эзопов язык, были вполне понятными.

Прибыть в этот городок, прийти в пивную, заказать пива и ждать проводника.

Осталось дело за малым – незаметно исчезнуть. А учитывая наружное наблюдение, сделать это было весьма непросто. Пришлось вспомнить старое и, используя давно забытые навыки, лезть в пыли по чердаку. Переползать на соседнюю крышу, тихо переодеваться в чистое платье и быстро топать на вокзал. Удалось ли все сделать тихо?

Пока что хвостов вроде бы не видно. Но, учитывая уровень слежки еще в Берлине, надо думать, что и местные задействуют далеко не вчерашних школьников. Хотя здесь-то их откуда взять?

Поставив кружку на стол, Ролдугин осмотрелся по сторонам. Вечерело, и поэтому в пивной прибавилось посетителей. Прямо у стойки сидела компания юнцов – не иначе, студенты или учащиеся старших классов. Пришли они недавно и вели себя, на удивление, тихо. Совсем рядом с капитаном сидели двое пожилых мужчин – совершенно седые немцы, похоже, что отставные военные. Они негромко переговаривались, рассматривая лежащие перед ними бумаги.

Эти пришли почти одновременно со мною, отметил Ролдугин. Сидят, в бумаги свои зарылись и ничего по сторонам не видят. Наблюдение? Не факт…

Троица молодых парней (странно, что не на фронте, возраст-то вполне подходящий) оккупировала столик в дальнем углу и о чем-то оживленно переговаривалась. Компания вела себя шумно, внимания ни на кого не обращала. Нет, это точно не наблюдение, парни меня и не видят-то толком. Уйду – и не заметят. Не они.

Подтянутый высокий немец. Щеточка усов, бакенбарды. Наглухо застегнутый сюртук, стальной взгляд. Сидит, словно кол проглотил. В глазу монокль поблескивает. Давно уже тут сидит, еще до того, как я появился. Перед ним четыре пустые пивные кружки, пьет, стервец, пятую. Как только еще не лопнул? Хотя пару раз выходил, надо думать, что в туалет. Оттого и сидит спокойно. Офицер? Разве что отставной или по ранению в запасе. Сколько ему? Двадцать пять… или около того. Нет, этот тип тут не по мою душу сидит.

Парочка солдат в углу. Ну да, где-то здесь госпиталь присутствует. А эти двое наверняка из команды выздоравливающих.

Еще какие-то люди входят и выходят, но надолго никто не задерживается.

Так, что-то делать уже пора. Сидеть здесь и дальше? Смысл? Проводник так и не появился. Плохо. Нет никаких шансов, что он до вечера появится здесь. Стало быть, надо уходить самому. Как – вот это уже другой вопрос. Но ничего другого мне не остается. Еще день – и мое отсутствие дома будет обнаружено. И немецкая контрразведка совершенно точно поймет, кого им надобно отловить. Для начала они дадут мои приметы, вполне возможно, что и фото, по вокзалам и погранпостам. Уже с завтрашнего дня меня станут искать весьма плотно и тщательно.