Текст книги "Ложное обвинение (СИ)"

Автор книги: Александр Черевков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

  Ложное обвинение.

   Не успели закончиться мои праздничные проблемы, которые длились до второго семестра пятого курса, как началось такое, что мне пришлось позавидовать тем, кто оставил нас на этом свете. Так как пережить подобное, нужны были железные нервы, крепкое здоровье и сила воли, которые меня ещё не подводили.

   Несмотря на то, что у меня уже начался второй семестр пятого курса, мне приходилось в промежутке между занятиями и экзаменами за пятый курс, продолжать работу в СМНУ-8 по оформлению интерьера бара «Садко».

   Также проводил педагогическим занятиям в различных учебных заведениях, где часто давал свои уроки по изобразительному искусству и гуманитарным предметам. Так каждый мой день был в работе.

   Мотался, ну, прямо, как белка в колесе и не обращал никакого внимания на окружающее меня положение. Для меня главное было закончить работу над баром «Садко» и успешно сдать экзамены за пятый курс в университете. Дальше меня ждали дипломная работа и открытие Производственного объединения «Дизайнер», руководителем и хозяином, которого становился. Нужно было подготовить новые кадры в работу.

   В промежутке между последним занятием за пятый курс и первым экзаменом за этот же курс, работал в СМНУ-8. Так как весь первый этаж был в строительных лесах по росписи масляной художественной краской стен и потолка, которые выполнял приглашённый мной к работе Шевелев Валера, то мне из бара можно было пройти за водой на улицу только по лестнице через второй этаж, где находились кабинеты бухгалтерии и напротив бухгалтерии касса по выдачи зарплаты. Этот путь мы проходили ежедневно без всяких проблем.

   Проходя мимо кабинета бухгалтерии, заметил, что дверь бухгалтерии открыта и в ней слышно всхлипывание. Заглянул в кабинет бухгалтерии и увидел там за столом женщину в слезах, то была главный бухгалтер СМНУ-8, Давлятбаевой Роза.

   В стороне от неё стоял её сожитель, Нигматулин Хамит, который работал слесарем в мастерских нашего управления на территории конторы и постоянно заглядывал в бухгалтерию к Давлятбаевой Розе, чтобы договориться с ней на очередную интимную встречу.

   Вот и в этот раз Нигматулин Хамит находился рядом с ней. Видимо, что-то они не состыковались в этот раз, и она плакала за кабинетным столом бухгалтерии. В это время никого из служащих бухгалтерии не было.

   Возможно, что все ушли обедать в столовую, которая находилась вблизи нашего управления, так как бар «Садко» был на капитальном ремонте. Поэтому сожители были вдвоём и оба тихо беседовали о чём-то на татарском языке, который не знал.

   Ни стал спрашивать о причине слез главного бухгалтера и прошел мимо ими не замеченный. Не этично было вникать в проблемы сожителей. Тем более, что у них и раньше были скандалы на этой почве.

   Так что продолжил свой путь за водой с небольшим электрическим чайником. У нас с Шевелевым Валерой тоже был обед, и решил набрать воды для горячего чая из водяного крана, который находился возле конторы.

   На обратном пути зашёл в актовый зал, чтобы там взять кусок фанеры для настила под потолком на удобство росписи потолка в баре. Так как с раздвижной лестницы расписывать потолок масляной художественной краской было мне неудобно. Можно было уронить краску и упасть, фанера прикрывала щели настила.

   Каково было мое удивление, когда за куском фанеры увидел бутылку «Советского шампанского» вина. Видимо, что это ещё после нового года осталась бутылка шампанского вина. По той причине, что в актовый зал никто не заглядывал, а там более по сцене не шарил, эта бутыл-ка шампанского могла пролежать за куском фанеры до следующего нового года или до тех пор, пока её кто-то увидел бы, как это сейчас сделал.

  – Валера! Радостно, воскликнул, когда вернулся с чайником холодной воды и с бутылкой шампанского вина. – Сейчас мы с тобой отметим самый старый новый год в этом новом году. Вот! Посмотри! Нашёл в актовом зале на сцене за куском фанеры бутылку «Советского» шампанского вина. Видимо её забыли там...

  – Ну! Это нам классно повезло! – радостно, потирая руки, воскликнул Шевелев Валера. – Тем более, что сегодня как раз день рождение моей любимой тёщи. Так что выпьем за мою тёщу. Пускай она живёт долго.

  – За тёщу вы выпьете позже. – сказал милиционер, который только что вошёл в бар. – Сейчас вы оба пройдёте за мной в кабинет начальника управления. Расскажите нам о своих действиях за прошедший день.

  – Чего это мы должны за вами ходить? – удивленно, поинтересовался. – Мы, что, преступники какие-то?

  – Это наше следствие покажет, кто вы такие. – зло, ответил милиционер. – Сейчас вы оба следуйте за мной.

   Мы с Шевелевым Валерой сделали удивлённые гримасы, и, пошли следом за милиционером. В кабинет начальника управления. Там было много народу. Собралось почти все управление, люди которого в этот день были в здании конторы. Не было только Нигматулина Хамита, кото-рый, вероятно, ушёл раньше других после своего обеда? Не было и самого начальника управ-ления, возможно, что убыл по служебным делам?

  – Ты куда дел ворованные деньги? – спросил меня, мужчина в гражданской одежде. – Говори нам откровенно.

  – Не воровал никаких денег. – в резкой форме, ответил. – И не собираюсь с тобой разговаривать. Кто ты такой, чтобы перед тобой отчитывался? Перед женой не отчитываюсь. Ты мне документы предъявлял?

  – Надеть на него наручники и отправить в отделение милиции. – приказал милиционерам, мужчина в гражданской одежде. – Там он у меня узнает сполна, кто такой. Сам напросился на то, что-бы мы его допросили.

   Не успел и шевельнуться, как мне на руки одели наручники и схватив по бокам, тут же поволокли в милицейскую машину, которая стояла возле входной двери в контору управления. Меня в грубой форме затолкали в машину. Повезли в круговую по трассе в городское отделение милиции. Ни стал оказывать сопротивление, так как это там могли впоследствии использовать против меня, как во время следствия, так и на суде. Когда мы приехали в городское отделение милиции, то там была привычная суета.

   Дежурный офицер милиции что-то кричал на таджикском языке в телефонную трубку, смешивая таджикский язык с русским матом. Мимо нас протащили пьяницу и забросили в камеру предварительного заключения.

   Пьяный мужик стал стучать в дверь. Сержант милиции принёс ведро холодной воды. Открыл камеру предварительного заключения.

   Со всей силы врезал кулаком по пьяной морде мужика и когда тот рухнул на пол камеры, то сержант милиции вылил на него ведро холодной воды и обратно замкнул дверь камеры предварительного заключения.

   Пьяный мужик сразу присмирел, только было слышно за дверью, как он стонет и облизывает разбитую губу.

   Это конечно был далеко не демократический вид отношения к пьяному человеку со стороны органов порядка. Но видимо по-другому в милиции не могли относиться к пьяным людям, как только морда битьём.

   Меня провели на второй этаж и затолкали в пустой кабинет, в котором были один стол, один стул, один пустой шкаф и больше ничего.

   Видимо, это был кабинет предварительного допроса. Как только меня замкнули в этом кабинете, то понял, что тут буду находиться до тех пор, пока не приедет на допрос тот тип в гражданской одежде.

   Понятно, что он там будет находиться до того времени пока допросит всех сотрудником нашего управления и только после этого он приедет сюда в городское отделение милиции, чтобы затем дотошно допрашивать здесь меня.

   Поэтому, мне ничего не оставалось делать, как лишь облокотиться на стол и выспаться хорошо. Ведь завтра у меня в университете очередные экзамены, на которых не должен спать.

  – Подъем! – услышал, сквозь свой крепкий сон. – Это тебе не кровать, а кабинет милиции! Быстро вставай!

   Вяло поднялся и слегка присел, чтобы размять своё отёкшее тело от неудобной позы тут во время сна.

  – Ты, что, это разминкой занимаешься? – закричал на меня, сержант милиции. – Прекрати прямо сейчас же!

  – У тебя что, зубы, что ли болят? – ехидно, поинтересовался. – Что это ты орёшь, как резанный? Заткнись!

  – Тебе! Тебе! – заикаясь, стал зевать сержант милиции. – Вот сейчас ты у меня получишь! Быстро встань!

  – Прекратить! – заорал на сержанта милиции гражданский, который только что вошёл в кабинет. – Смирно!

   Сержант милиции попятился от меня и стал по струнке смирно. Тут понял, что это офицер следственной бригады милиции, которым во время службы разрешается быть в гражданской одежде. Вот и сейчас он пришёл в кабинет предварительного допроса все в той же гражданской одежде, в которой он был в нашем управлении.

   Видимо уже было много времени, так как за окном с решёткой была ночь, а лицо мужчины в гражданской одежде было уже измучено от бессонной ночи во время ежедневных допросов в отделении милиции.

  – Рассказывай чистосердечно, за кражу денег из кассы управления. – вяло, сказал мужчина. – Мы все знаем.

  – Ты с начало сними с меня наручники. – спокойно, сказал. – У меня обе руки сильно от наручников опухли.

   Мужчина в гражданской одежде показал кивком сержанту милиции на мои руки. Сержант долго рылся в своих многочисленных карманах в поисках ключа от наручников. Наконец-то он нашёл ключи в верхнем кармане своей формы и не торопливо стал открывать наручники у меня на руках. Когда сержант милиции снял с меня наручники, осторожно потёр опухшие руки.

   На запястьях обеих рук были темно-красные полосы от наручников. Если бы пробыл в наручниках ещё пару часов, то мне можно было бы прощаться с руками.

   Повернулся в сторону мужчины, чтобы отвечать на его вопросы и только тут увидел, что он спит, облокотившись на стол, как только что спал за этим столом.

   Теперь мы с ним поменялись местами. Хотел было слегка толкнуть его, но сержант показал руками, чтобы не трогал.

   Сержант милиции облокотился на дверь и стал дремать. Мне спать не хотелось просто стоял разглядывал в кабинете облезлые стены, которые уже много лет не видели ремонта. По ним было можно определить, когда последний раз тут был ремонт.

   На стенке отчётливо выделялась обработанная купоросом штукатурка. Выходит, что тут был грибок, которого выводили купоросом.

   Стены красили подсинённой гашеной известью. В раствор штукатурки уже лет пять подсыпают противогрибковый порошок. Гашеной известью тоже несколько лет не пользуются. Таким образом, можно сделать вывод, что в этом кабинете не было ремонта, примерно, уже лет десять или даже больше.

  – На чём мы остановились? – протирая глаза, сонно спросил мужчина, растягивая слова. – Ты напомни мне.

  – Ты забыл назвать мне своё имя и звание. – нехотя, подсказал, тупо смотрящему на меня гражданскому.

  – Капитан милиции Садыков Мурат. – назвал себя гражданский. – Следственный отдел уголовного розыска милиции.

  – Очень приятно! – с иронией в голосе, сказал. – Так, о чём вы должны сказать, капитан Садыков Марат?

  – Это ни должен сказать тебе. – вытаращив на меня глаза, прошипел капитан. – Это ты мне скажи. Куда ты дел ворованные деньги, которые выкрал в кассе управления и спрятал их куда-то? Не вздумай мне врать!

  – Совершенно не знаю кто украл и откуда какие-то деньги. – ответил, передразнивая капитана. – Мне неизвестно также кто и куда-то спрятал, неизвестны мне откуда-то пропавшие деньги, которые кто-то украл...

  – Ты что это раскудахтался? – со злобой в голосе, спросил меня, капитан следственных органов. – Говори!

  – Говорю! Всего лишь повторил, ваш неизвестный мне вопрос. – удивленно, ответил, капитану милиции.

  – Ну, ладно! – вспылил капитан. – Ты сейчас у меня поговоришь совсем по-другому. Ну, погоди! Ты запоёшь!

   Капитан вышел из кабинета и так хлопнул дверью, что последние пласты извёстки дружно покинули облезлую стену и она приняла вид стены, пережившей десятилетия с пожарами. На месте осыпавшейся извёстки образовались черно-лиловые пятна, когда-то горевшей милиции.

   С горечью подумал, что здесь, возможно, когда-то была человеческая трагедия во время пожара, который, вероятно, унёс многие людские жизни, которые постарались забыть под слоем гашеной извёстки подкрашенной синькой. Теперь осыпавшаяся штукатурка напомнила людям о прошлом времени, которое сильно потрясло наш город трагическим случаем во время пожара. Конечно, мне не хотелось в этом кабинете пережить трагические минуты прошлых лет.

   Вскоре, после ухода капитана следственного отдела, в кабинет предварительного допроса пришли двое рослых парней, которые значительно выделялись от щуплого капитана милиции следственного отдела. У одного из них в руке была спортивная сумка, которую он тут же водрузил на пустой шкаф.

   Затем повернулся в мою сторону и не называя себя, стал вести допрос, который уже мало чем отличался от допроса капитана.

  – Ты чего так вытаращил на меня глаза? – не выдерживая моего молчания, закричал парень во всю глотку.

  – Лет пятнадцать назад работал в цирке. – с серьёзным видом, пояснил, этому парню. – Так вот, когда приходил в цирк на работу, то на меня постоянно гавкала собака. Хозяин этой собаки ничего не мог сделать, чтобы успокоить собаку, которая своим лаем всем мешала работать. Тогда взялся перевоспитать эту чокнутою собаку. Когда она лаяла на меня, то пристально смотрел ей прямо в глаза. Прошло некоторое время, и собака перестала лаять. Она поняла меня, что лаяться на людей не прилично. Со временем, эта собака даже стала избегать встречу в цирке со мной. Думаю, что со временем ты поймёшь, как не прилично лаять на обычных людей. Так, может быть, ты со временем будешь избегать меня, как та тупая собака в цирке.

   Парень ничего не смог сказать мне. Он жадно глотал воздух и никак не мог найти нужных слов. Наконец он не выдержал. Схватил с пустого шкафа свою спортивную сумку и тут же он покинул кабинет. Следом за ним вышел его сотрудник. Сержант милиции остался у закрытой двери, подпирая плечом покосившуюся дверь. Прошло несколько минут.

   Прежде чем дверь открылась, в кабинет вошёл второй парень со стулом и с той самой спортивной сумкой, которую водрузил на прежнее место, на крышку шкафа. Затем поставил рядом со столом свой стул. Показал мне рукой сесть на него. Сам сел на другой стул и положил передо мной пачку белых листов чистой бумаги и шариковую авторучку. Показал мне пальцем на бумагу и на шариковую авторучку. Сделал вид, что его совершенно не понимаю. Тогда парень показал мне движения писать авторучкой на листе бумаги. Повторил эти его движения, но писать ничего ни стал. Лишь глупо посмотрел на него.

  – Пиши! Тебе говорят! – со злостью, сказал мне, парень, когда его нервы уже окончательно не выдержали.

  – Пиши! Тебе говорят! – повторив его слова, удивленно произнёс, едва сдерживая смех над его гримасой.

  – Встань! – закричал на меня парень. – Сейчас тебя разделаю, чтобы ты больше не прикидывался дураком!

  – Если ты хотя бы шелохнёшь рукой возле меня, – гневно, выдавил, – то тебе уже никого не придется разделывать, даже тушку курицы. Это ни прикидываюсь дураком, а ты так себя ведёшь, как полный дурак.

   Второй парень тоже не выдержал диалога со мной и вышел за пределы этого кабинета, также прихватив с собой спортивную сумку со шкафа. Парень сильно стукнул дверью, но падать со стены уже не было чему.

   Только дверь сильно покосилась, и понял, что в следующий раз в этом кабинете уже нечего будет закрывать, так как дверь не выдержит подобного издевательства с собой и навсегда покинет свой надёжный пост, развалясь на несколько своих не стойких частей. Мне хотелось, чтобы это произошло, как можно быстрее.

   Вскоре вернулся тот парень, который был первым. Он попытался как-то склонить меня к своему разговору о следствии похищения денег. Но у него ничего не вышло. Опять нашёл способ уклониться от допросов. У них ничего не было против меня. Они не могли пришить против меня ложное обвинение.

   Им даже не удавалось склонить меня к обычной наводящей беседы, которой им хотелось раскрутить допрос следствия дела.

   Когда они в четвёртый и в пятый раз меняли друг друга, постоянно забирая с собой спортивную сумку, то догадался, что все их попытки склонить меня к следственному допросу, как-то связаны с этой спортивной сумкой. Ведь не мог ею воспользоваться, когда они покидали этот кабинет, так как рядом стоял сержант милиции.

   Выходили они каждый раз, примерно, в одно и тоже время. Напрашивается сам ответ, что там лежит какая-то машина, связанная с определённым временем. Такой машиной со временем может быть лишь магнитофон. Так что они пытаются записать на магнитофон речь следственного допроса. За кого это они меня держат? Сейчас их проучу за такой подход к моему допросу. Они ещё пожалеют, что заговорил.

   Тогда заговорил. Стал произносить такие философские речи, о существовании которых они никогда не слышали, а совсем недавно выучил из книг по философии, которую мне предстояло сдать на первом экзамене за пятый курс университета.

   Получается, что на следственном допросе готовился к ответу на первых экзаменах. Чего сейчас никак не могли понять эти парни. Они тупо смотрели на меня и не могли говорить.

   В конце концов эти парни не выдержали. Попадали лицом прямо на стол и крепко заснули. Сержант тоже сполз в углу возле двери и также крепко заснул. Посмотрел на ручные часы сержанта милиции, на них было четыре часа ночи. Самое крепкое время для сна человека. Понял, что мне здесь больше делать нечего.

   Надо выходить отсюда, чтобы успеть на экзамены в университет. Только мне надо было это сделать так, чтобы милиция ни могла после придраться. Надо как-то тихо и не заметно покинуть здание отдела милиции.

   Взял лист чистой бумаги и на ней шариковой авторучкой написал «Ушёл сдавать экзамены в университет. Вас решил не беспокоить. Спите спокойно. Александр. Вторник, 28 марта 1989 года, 4 часа 20 минут утра.». Записку осторожно подсунул под руку парня и тут же тихо вышел за приделы кабинета, прямо под самым носом крепко спящего в углу у двери сержанта милиции. Никто из спящих тут в кабинете не проснулся.

   Чтобы меня не заметил дежурный офицер милиции у главного выхода, решил выйти из здания милиции по боковой лестнице через служебную дверь и во внутреннем дворе на стоянке служебных машин милиции перелез через забор на городскую улицу.

   Конечно, сильно рисковал. Лишь за самовольный уход из милиции меня сразу могли посадить на пятнадцать суток под арест и в последствии пришить год тюремного заключения за уклонение от ответственности.

   Естественно, что никакой ответственности за собой не имел. Против меня было выставлено ложное обвинение, но после попробуй докажи, что ты не верблюд, а человек. Если против тебя будут выдвигать серьёзное обвинение за кражу денег и побег из милиции с целью укрытия улик совершенной кражи денег из кассы конторы нашего управления.

   Сразу найдутся свидетели моей причастности к совершенной кражи денег из кассы и моего ночного побега из здания милиции.

   Тогда кончилась моя учёба в университете. Похоронены мечты о собственном бизнесе. Получу срок тюремного заключения. Как тогда буду смотреть в глаза своим сыновьям, которым каждый день твержу, что совершать плохие поступки, это преступно.

   Можно сесть на долго в тюрьму. Свою жизнь тюрьмой искалечить можно из-за малейшего необдуманного поступка. Надо что-то придумать, чтобы выйти нормально из этого ложного обвинения.

   Так рассуждал про себя, когда шёл по темным улицам города к себе домой. Мне надо было перед экзаменами привести себя в порядок. Ведь был в рабочей одежде. Меня забрали в том, что было на мне.

   Хорошо, что в тот день не взял с собой никаких документов. Ключи от квартиры были у меня в кармане. В милиции даже не догадались забрать у меня домашние ключи.

   Надеюсь, что в баре «Садко» ничего не пропадёт за время моего отсутствия, чтобы после не пришили мне кражу в баре. Моя художественная мастерская закрыта.

   Вот только Шевелеву Валеры пришлось домой идти в грязной рабочей одежде, которая заляпана художественной краской. Собственно, ему было не впервые ходить по городу таким заляпанным краской.

  – Ты где это по ночам шляешься? – спросила жена, как только вошёл в квартиру. – Всю ночь ни спала. Все ждала тебя. Когда это все кончится? То сыновья вечно где-то пропадают. То их папаша исчезает где-то.

  – У меня много работы. – соврал жене. – Вот, пришлось задержаться. Можешь у Шевелева спросить...

  – Что мне Шевелева Валеры спрашивать! – возмутилась Людмила. – Он сам вчера вечером за тебя спрашивал. Нечего тебе темнить! Уже весь город знает, что ты совершил кражу денег в кассе конторы управления.

  – Никаких денег не воровал! – едва сдерживая крик, ответил. – Мне свобода дороже денег. Если бы своровал деньги, то меня на экзамены в университет никто из милиции не отпустил. Видишь! Отпустили меня!

  – Только мне басни не рассказывай! – возразила жена. – Словно тебя за восемнадцать лет совместной жизни не изучила. Если за драку на цементном заводе в Чечне удрал в Москву прямо из-под стражи, то чего тебе стоило убежать с нашей шарашкиной милиции. Там работаю и знаю какие в милиции растяпы бывают.

  – Ну, сбежал с твоей шарашкиной милиции! – сознался. – Также как с республиканской милиции в Чечне. Однако, генеральный прокурор Советского Союза, Борис Руденко, тогда оправдал меня полностью за драку.

  – Тогда тебе крупно повезло. – сказала Людмила. – То была резня на комсомольской стройке республики и у тебя была самозащита. Однако ты забыл, что нам после драки пришлось уехать оттуда из-за кровной мести.

  – Сейчас мы никуда не будем уезжать. – заявил, Людмиле. – По крайней мере, до моей защиты диплома в университете. За свой побег из милиции у меня есть уважительная причина. Мне нужно сдавать экзамены в университете. После экзаменов сам приду в милиции. Денег не воровал и скрываться мне нечего. Если в мое отсутствие придут домой, то скажи им, что сдаю экзамены в университете и после экзаменов обязательно приду в милицию. Им оставил записку, что ушёл в университет сдавать очередные экзамены за курс.

  – Вот ты даёшь! – обратно, возмутилась жена. – Возможно, что милиция тебе уже засаду устроила у нашего дома.

  – Ну, хватит тебе! – разозлился на жену. – Надоело твои стоны слушать. Иди спать. Могу из-за тебя на свои экзамены в университет опоздать. За мной преступления нет. Все обойдётся у нас хорошо. Надо собираться.

   Пошёл мыться под душ в ванную, а Людмила отправилась на кухню готовить на семью завтрак. Мне и в правду надо было спешить. Скоро начнётся рассвет, и милиционеры могли проснуться. Тогда мне действительно будет крышка вместе с экзаменами.

   Могут арестовать и вернуть в милицию. Так что быстро перекусил на ходу и нарядившись в шикарный костюм, с зачётной книжкой в кармане костюма, поспешил выйти из дома.

   Кроме документов и денег ничего ни стал брать с собой. Даже повседневный кейс, который никогда не выпускал из рук, на этот раз оставил дома. Учебники мне уже не нужны для подготовки к экзамену.

   Возле дома никакой засады милиции на меня не было. Но ни стал рисковать своим положением. Поэтому не пошёл на городскую площадь к остановке автобуса, там могла меня ожидать засада милиции.

   Если Людмила сказала, что о краже денег из кассы нашей конторы уже знает весь город, то любой милиционер мог меня задержать по подозрению в совершенной краже. Мне нужно было как-то тут подстраховать себя.

   Прямо из своего дома отправился на городскую автобусную станцию, которая находилась в противоположной стороне города от городской площади.

   Чтобы меня милиционеры не прихватили на автобусной станции, стал голосовать на второй остановке после автостанции. Обычно, на таких городских остановка междугородние автобусы не останавливаются.

   Но сейчас должен был идти первый автобус, который часто бывает почти пустой, вот на него сейчас рассчитывал. Надо только мне побыстрее добраться до автобуса.

   Расчёты оказались точными. Может быть, тому причиной был мой шикарный вид или то, что в автобусе было мало людей, но автобус остановился. Заплатил стоимость проезда и прошел в глубину автобуса.

   На последнем сидении сел в самый угол и притворился, что сплю. Мне не хотелось, чтобы меня разглядывали горожане, среди которых, было много знакомых и, возможно, что многие из них уже знали о вчерашней краже денег из кассы нашей конторы.

   К тому же на городской площади в автобус могли зайти милиционеры, а на спящих обращают меньше внимания. Так что мне хотелось выехать из нашего города совершенно незаметно для городской милиции. Хотя бы мне проскочить через нашу городскую площадь никем не замеченным.

   На городской площади, действительно, первым в автобус вошёл милиционер, который мне не был знаком. Милиционер внимательно вглядывался в лица мужчин, но на меня глянул лишь мельком.

   Опять мой вид меня спас, не вызвал подозрения. Ни найдя знакомого лица разыскиваемого, милиционер вышел из автобуса, который тут же заполнился желающими выехать в Душанбе. В большинстве люди ехали на работу.

  – Кого это всюду по городу милиция ищет? – спросил, мужчину, который только что сел рядом со мной.

  – Из тюремного лагеря «Кирпичный завод» сбежали несколько заключённых. – ответил мужчина. – Их ищут.

   Довольный тем, что это не меня разыскивают, облегчённо вздохнул и по-настоящему заснул в углу автобуса, который пересёк мост через реку Кафирниган и набирая скорость устремился в сторону Душанбе. Уже мог быть полностью спокоен, что экзамены не будут сорваны. Подготовка у меня была хорошая.

   Автобус прибыл на привокзальную площадь Душанбе в половине седьмого утра. На площади много милиции. Останавливают каждую машину и внимательно вглядываются в каждое лицо приезжающего. Рассматривают и всех выходящих из нашего автобуса. Спокойно прохожу рядом с милиционером. Теперь точно знаю, что меня больше никто не может задержать.

   Чтобы больше не подвергаться осмотру со стороны милиции, в университет отправляюсь пешком по проспекту Рудаки. У меня в запасе больше двух часов перед экзаменами и есть время на прогулку по Душанбе. Мне нужно развеяться от посторонних мыслей и полностью сосредоточиться на сдачу экзаменов.

   Профессора нашего университета говорят, что за сутки перед экзаменами никакой учёбой заниматься не надо. Пускай мозги отдыхают, тогда намного легче нам вспомнить необходимый материал на сдачу экзаменов. Но в любом случае приходится думать об экзамене.

  – Александр! Как всегда, в своём шикарном костюме на экзамен. – протягивая руку, говорит Гиясов Морис.

  – Ты же знаешь, что у меня экзамен лучший праздник. – отвечаю ему. – Вот и сегодня, на праздник пришёл.

   Вся наша группа в полном сборе. Лишь Никифорова Сергея и Касымовой Зухры никогда не будет с нами. Мне так и не удалось со своими однокурсниками поговорить о смерти наших товарищей. Всем не до смерти, которая стала привычной в республике, сегодня первый экзамен за пятый курс.

   Для меня самый лёгкий экзамен по философии, который просто постоянно у меня на уме и на языке. Думаю, что сдавать этот экзамен придется довольно легко. Пока это только мое предположение. Как будет дальше, посмотрим.

   Захожу первым на экзамены и с привычной дрожью во всем теле, беру там свой экзаменационный билет.

  – «Диалоги Платона». – читаю вслух вопрос в экзаменационном билете, чтобы хорошо слышал профессор.

   Тема вопроса хорошо знакома, но неизвестно на что будет опираться экзаменатор. Дело в том, что со своей философией был ранний и зрелый Платон. Философия Платона значительно отличалась в своём изучении внешней природы.

   В изучении разумного человека, как морально общественного существа, отделённого своим мышлением от природного инстинкта животных. Нужно мне тут опираться на общее понятие Платона.

   Мне можно было без подготовки отвечать на этот вопрос и таким образом получить ещё добавочный бал в свою пользу. Как-то сразу не решился на это и поэтому безразлично сидел на своём месте, ожидая время, когда тут меня экзаменатор позовёт к столу на сдачу первого экзамена. Почти вместе со мной вошли Гиясов Морис и Мулукандова Сара. Гиясов Морис, что-то пишет на листке чистой бумаги.

   Мулукандова Сара дрожит всем телом от страха перед экзаменом, как перед своей первой брачной ночью, которой у неё, возможно, ещё не было. Так думаю по той причине, что она постоянно держится в стороне от парней. Даже во время перехода нашей группы через горные массивы Гиндукуша и Памира.

   Когда Гиясов Морис пытался её опекать. Мулукандова Сара соблюдала дистанцию в отношениях между собой и Гиясовым Морисом.

   Так что, думаю, что с мужчинами в интимных отношениях Мулукандова Сара ещё не была, то есть, она девственница. Дрожь перед брачной ночью у неё ещё впереди, а сейчас она дрожит перед экзаменом, который готовит.

  – Так, Александр, расскажите мне про раннего Платона. – сказал профессор, когда сел напротив за стол.

  – Диалоги раннего Платона именуются в литературе по философии сократическими, – начал, отвечать на заданный вопрос, – поэтому, весь этот период творчества Платона также именуется сократическим. Обозначение ранних произведений Платона, как сократических, имеет безусловное оправдание. Дело в том, что многие произведения раннего Платона вызывают сомнение относительно авторства. Не разрешимым вопросом является и само авторство диалогов Платона. Можно привести ряд примеров из раннего Платона...

  – Похвально! Хорошо! – прервал профессор, мой ответ на заданный вопрос. – Когда же был сам Сократ?

  – Это уже вопрос второго билета. – неудачно, сострил. – Но отвечу и на вопрос следующего билета. Сократ был ровесником Платона и жил он, примерно, между 427-347 гг. до нашей эры. Поэтому они так близки...

  – Вопрос был задан по теме первого билета. – сказал профессор. – Но за то, что ответ последовал не совсем по существу вопроса и с пререканием к экзаменатору. Соответственно, что отличную оценку поставить не могу. Ответ засчитан на оценку «хорошо». Желаю вам успеха в дальнейшей учёбе в нашем университете.

   На красный диплом, конечно, не претендовал, у меня была тройка по древнему миру, но за такой отличный ответ по философии получить четвёрку, мне было обидно. Дёрнуло меня острить на экзаменах. Мог бы там и промолчать насчёт второго билета. Следующий раз умнее буду. Фактически, сам себе снизил оценку.

  – Ну, как с экзаменом? – спросили меня, однокурсники, тревожно рассматривая мое кислое лицо. – Завалил?

  – Четыре! – радостно, вскрикнул, под общий визг моих однокурсников. – Желаю и вам удачи на экзаменах!