Текст книги "Шпион и разведчик - Инструменты философии"

Автор книги: Александр Секацкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Итак, в подвалах бесознательного, где хранятся зародыши монстров, время не течет, сюда и проваливаются обрывки нетекущего или вялотекущего времени, некие нереализованности, "обсессии", не получившие доступа к хроноэкспозиции времен Я. Все они – законспирированные агенты, мечтающие внедриться и овладеть формой Я. В индуистской и буддистской терминологии это "голодные духи", жаждущие перерождения в более высоких аватарах. В Ведах говорится о "сонмище голодных духов", и понятна их ненасытная жажда – ведь плоть всегда в дефиците – вот духам и призракам и приходится вести отчаянную борьбу за воплощение. Поскольку тела, наиболее пригодные для вселения, находятся под юрисдикцией Я, главная диверсионная задача Чужого – отщепить модус субъектности (произвести деперсонализацию).

Конечно, если бы надежда защититься от вторжения сводилась только к "аналитической работе", все тела давным-давно были бы уже захвачены Чужими ясно, что внутренняя контрразведка Dasein организована, по крайней мере, не хуже, чем спецслужбы Weltlauf. Множество зародышей-хронохимер блокируются на подступах к сознанию – роль пограничных столбов и колючей проволоки могут выполнять моральные запреты. Все же через КПП проходят не только свои, но также переодетые и хорошо законспирированные "чужие" – их при наличии мало-мальски убедительной "легенды" (вроде фрейдовской "рационализации") пропускают на территорию Я. Само по себе это еще не представляет угрозы. С проникшим агентом может совершиться метаморфоза, уже известная нам как парадокс шпиона: навязчивость вбирает в себя санкционированные цели Я и тем самым работает на штирлица.

Универсальным естественным способом избывания является сновидение, и для понимания происходящего во сне таинства следует обратиться к такому проницательному наблюдателю, как Джеймс Хиллмэн: "Когда мы интерпретируем происходящее с нами во сне как свидетельство психической жизни Я, мы допускаем одну коренную ошибку, проходя мимо очевидной вещи, не замеченной Фрейдом и, разумеется, его последователями. Мы отдаем себе отчет, что снящееся нам есть нечто воображаемое – но "воображаемым" в этом же смысле является прежде всего субъект – тот, кому снится. Я сновидца отличается от бодрствующего Я хотя бы тем, что оно само снится, равно как и все происходящее с ним. Я, видящее сон, есть событие сновидения, причем основополагающее событие"*.

* Hillman J. The Dream and the Underworld, N.Y., 1979, P. 102.

Сны, в сущности, мне не принадлежат, поскольку тот, кому они принадлежат, – временный гость в этом теле, пусть даже мой собственный десант, "я-представитель", тихо отслаивающийся в небытие. В океане сновидений Я уступает свою форму и модальность голодным духам – благо, навык делегирования прекрасно отработан в операции fort/da. Ребенок забрасывает привязанную катушку, а потом подтягивает ее к себе: агент возвращается с донесением. Пример, предложенный Фрейдом, не случайно стал самой мощной моделирующей системой освоения мира. Лакан построил на нем свою алгебру "маленького объекта" petit а, вполне шпионологическую теорию познания. Но в данном случае "petit а" не возвращается назад: Я сновидца заранее приготовлено к от-знаванию и от-чувствова-нию, оно по определению есть "смертник".

Итак, основная операция группы СМЕРШ выглядит следующим образом. Требуется обезвредить свернувшийся в кольцо обрывок ненастоящего времени, который ведет себя воистину как голодный дух, пытаясь во что бы то ни стало субъективизироваться. Ему и предоставляется его вожделенное, форма Я – но это приманка, разновидность уже упоминавшейся false self system. Чужой заманивается в отплывающий кораблик, предназначенный к затоплению, в пустую оболочку, которая развеется с первыми лучами дневного света*. Сновидение выступает как основной прием контрразведки Dasein, осуществляющий нейтрализацию агентуры Чужих, уже пробравшихся через иммунную систему (таможню) Я. Семена сорного времени, потерявшие всхожесть, т.е. способность давать ростки будущего**, отреагируются естественным образом. Через сон идет "отзнавание" повседневных "первичных сцен" – обиды, зависти, ревности, вины. С помощью массированной ночной операции Dasein удается отвязаться от этих навязчивостей: утро вечера мудренее.

* Фрейд говорил о виртуально-бессмертных обитателях Оно, но в поисках более точного описания можно обратиться к Гегелю, описавшему "дурную бесконечность" – упрямое, безостановочное перечисление одного и того же. В данном случае мы как раз имеем дело с такой разновидностью дури – с дурным бессмертием.

** Во сне всякий нормальный человек уступает место шизофренику или потенциальному шизофренику, тем самым избавляя свое бодрствование от этой патологической угрозы.

Поэтому наряду с трансцендентальным субъектом познания (Я-познающее), в единство Я входит и трансцендентальный субъект развоплощения конкурентов от-знавания. Поскольку данная инстанция или является подсистемой штирлица, или находится с ним в теснейшем симбиозе, ее можно назвать "мюллером" – в самом деле, для внутренней службы безопасности Dasein трудно предложить лучшее название. И хотя рабочий механизм от-знавания не менее сложен, чем трансцендентальный субъект познания, а последствия его поломки могут быть просто катастрофическими (утрата аутентичности, безумие) – мюллер тем не менее, как и положено Мюллеру, остается в тени. В силу общей неразработанности шпионологического дискурса, наши сведения о деятельности мюллера крайне скупы: его служба "и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна", а между тем – непрерывная реставрация охранных рубежей Я, обезвреживание проникших агентов обеспечивают рутинное благополучие в форме Я, простую длительность подлинного субъекта во времени. Стоит вовремя не распознать кристаллизацию какого-нибудь квази-субъекта из структуры застоявшегося времени – и последствия не заставят себя ждать. Если не удается вытеснить агента в подсознание – ибо он многолик и навербовал сторонников, не удается продлить его законспирированность и постепенно перевести ее в сублимацию (т. е. устроить ему "парадокс шпиона"), не удается вывезти в челноке Я-сновидца и затопить в океане сновидений, – это значит: мюллер спекся.

Приходится обращаться к помощи Другого, прибегать к психоаналитической процедуре – увы, протез не лучшая замена естественному органу. К тому же даже и эти ограниченные возможности психоанализа имеют смысл только на ранних стадиях образования навязчивостей: Фрейд честно предупреждал, что его метод годится только для неврозов, но не для психозов.

Итак, посмотрим, что происходит, когда Dasein не справляется с проникшим на ею территорию агентом (агентами). Метаморфоз Чужого развертывается последовательно, по всем правилам агентурной работы. Сначала сверхценная идея, вытесняя прочие мысли из настоящего (времени), начинает доминировать в аналитическом круговороте, подсовывая трансцендентальному субъекту только себя. Затем она проникает в моторику (навязчивые действия, длинные цепочки шизофренической ритуализации и т. д.). Она все чаще высказывает себя – a Dasein, бедняга, думает, что высказывает себя, а не ее (его). Наконец – итоговая диверсия, перерезание коммуникаций между всеми подсистемами, расщепление Я.

Территория Я, захваченная Чужим или Чужими, это Terra Schizophrenia, порабощенная страна, где отменено течение времени и нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего, а царит зацикленное в дурном бессмертии ненастоящее: вечное "одно и то же", мания, одержимость. Шизофреник психически и экзистенциально не стареет, поскольку ему нечего предъявить к проживанию-в-будущее. У квазисубъекта принципиально отсутствует внутренняя достоверность возраста.

По существу, вечную жизнь Чужого ограничивают лишь биологические ресурсы организма – (не)собственного тела, или Брата Осла, как называл его Франциск Ассизский.* И здесь трудно удержаться от напрашивающегося вывода: чем дольше длится заброшенность Dasein, его пребывание в мире, тем более возрастает вероятность роковой ошибки, допускаемой, например, в работе сновидений, да и в других отделах контрразведки и погранслужбы. Соответственно, возрастает угроза решающей диверсии и последующей оккупации Чужим. И коль скоро экспансия империи Terra Schizophrenia радикально пресекается лишь отмиранием захваченных тел, то возможно, что слишком медленное продвижение человечества к своей сверхзадача – к модернизации или замене самого слабого лимитирующего звена – органического носителя Я, тела имеет немалый смысл**. Упрямство глупого Брата Осла по отношению к понуканиям своего умного младшего Брата Погонщика не потому ли так велико, что вызвано нежеланием возить Чужого седока?

* Тема Брата Осла рассматривается в ряде работ Б. В. Маркова.

** Если бы бессмертие физическою тела было обретено сейчас, оно было бы бессмертием не для себя, а для захватчика, Чужого. Пока теория экзистенциального шпионажа делает лишь первые шаги, синтез тела должен быть приостановлен: в грядущее бессмертие нельзя проносить роковые имена, это слишком опасно.

Далее. Нельзя не заметить явный параллелизм между персонажами демонологии и агентами, проникающими во внутренний мир Dasein. Две общие черты можно выделить сразу же. Во-первых, виртуальное бессмертие обитателей Оно (бессознательных мотивов) и проникших в него агентов явно коррелирует с дурным бессмертием призраков, вампиров, голодных духов и прочих кощеев. Характерно, что мифы и сказки практически никогда не сообщают о естественной смерти представителей потусторонних сил – обычно речь идет об их принудительном развоплощении. Появляется герой, который либо отправляет нечисть в могилу вместе с обезображенным, уже ни на что человеческое не годным телом – либо возвращает захваченную плоть законному владельцу. Психиатрия пока тщетно ожидает явления такого героя.

Во-вторых, все потусторонние существа психологически просты, или, лучше сказать, атомарны. Для них характерно нулевое самосознание, полностью совпадающее с функциональным предназначением. Точно таковы и наши агенты: в целостной картине психической жизни они создают осложнения, но сами по себе они элементарны. Как мономеры, входящие в состав сложной органической молекулы. Обратимся вновь к Фрейду, пока еще не превзойденному знатоку внутренней контрразведки Dasein: "Если такая психическая организация, как болезнь, существует длительное время, то она ведет себя в конце концов как самостоятельное существо, она проявляет нечто вроде инстинкта самосохранения, образуется своего рода modus vivendi между нею и другими сторонами душевной жизни, причем даже такими, которые, в сущности, враждебны ей"*. Это верно. Но очевидно и другое – как "самостоятельное существо? болезнь никогда не дотягивает до реальности субъекта, она остается типичным квазисубъектом с нулевым самосознанием, демоном, пребывающим в аватаре ракшаса.

* Фрейд 3. Введение в психоанализ. Лекции. М., 1991. С. 245.

Опираясь на эти два пункта, продолжим сопоставления в поисках сходств и различий. Приглядевшись, можно заметить, что демонология и психология как бы описывают разные стадии метаморфоза. В волшебных сказках и фильмах ужасов мы сталкиваемся с диссеменацией Чужого, уже "проросшего из семени (споры)" и меняющего плоть как перчатки. Психология (психиатрия), напротив, занимается почти исключительно ранней стадией метаморфоза, когда невротический агент не стяжал еще ни одной субъектной характеристики, еще не отпал от породившей (или вскормившей) его психики и представляет собой некую особенность поведения.

Такой разности акцентов есть свое объяснение. Дело в том, что только ранняя стадия метаморфоза Чужого проходит в среде психического и может быть названа психической стадией. Но когда вызревание заканчивается, и из кокона психики вылупяется готовый квазисубъект, монстр, его деятельность уже не поддается описанию в категориях психологии, ибо его собственная "психика" атомарна, определяется простой, далее не разложимой формулой типа "ах, как я зол", "ох, как я велик", "меня хотят убить" и т. д. При этом предыдущая среда обитания, в которой происходило окукливание, теперь напрочь разрушена и представляет собой "остаточную психику", по существу – руины того, что некогда было субъектом.

И здесь юрисдикция психологии заканчивается, поскольку кончается сама сфера "Психе", здесь царство простейших... Остаточная психика шизофреника претерпевает коллапс, автономные территории лишаются права автономии: нет человека более цельного, чем маньяк. Именно он может узнать только то, что "уже знает", и понять лишь то, что "уже понимает": агент по кличке Dasein и агент по кличке Чужой в равной мере непсихологичны как агенты, только один из них имеет внутренний мир, а другой (Чужой) – не имеет. Психология прежде всего наше внутреннее дело, а коли нет никаких внутренних дел, то нет и психологии (монада Psyche отсутствует).

Нечувствительность современной философии и психологии к шпионологическому измерению препятствует пониманию метаморфоза в последовательности (или непоследовательности) стадий. Диалектика, как некая частная процедура, описывает только такие трансформации, где из любой произвольно взятой точки траектории видна точка старта. Между тем путешественнику, вышедшему из царства Психе, назад тем же путем уже не вернуться. Общий случай метаморфоза не сохраняет стартовой точки: эпилептический припадок не связан следом памяти с соседними модусами проживания, он не из этого биографического единства – его время не расходуется в манифестации, а значит, не приобретает никакого иноприсутствия. Нельзя помнить того, что не осталось в прошлом, того, что не дано ни в каком иноприсутствии. Диалектика описывает процессы, связанные имманентностью переходов в некой единой процессуальности, но она теряется и спотыкается, сталкиваясь с радикальной заброшенностью, с каким-нибудь строгим метаморфозом, когда течение собственного времени прочно перебивается временем чужого.

К классу таких метаморфозов относится, например, метемпсихоз – душа ничего не помнит о прежней аватаре, воплотившись в новую – или довольствуется "воспоминаниями", которые сфальсифицированы резидентом (супершпионом). Сюда же относятся раздвоение личности, припадок, амок, сон и пробуждение...

7. Подвиг разведчика

Terra Schizophrenia. Выжженная земля. Ослабевший штирлиц как тень перемещается от стены к стене – он даже не знает, в тюрьме он или в лабиринте – во всяком случае, где-то в глубоком подполье. Все захвачено или разрушено Чужими – они пользуются теперь бесхозным имуществом Я. Штирлиц слеп, ибо смотровое окошко сознания уже давно захвачено Чужим – с тех пор все данные восприятия поступают к Одержимому; точнее говоря, к Одержавшему, к Победителю.

– Зачем они ему, – думает штирлиц, – ведь практически вся информация внешнего мира для этого монстра избыточна. Вся моя иерархия целей, глубина замыслов, вся автономия отдельных способностей не нужна этому захватчику, застрявшему в своей мономаниакальной идее.

Кричать, взывать к кому-нибудь бесполезно, да, собственно, и нечем кричать – штирлиц глух и нем. Штаб-квартира Я оккупирована – разумеется, занята и радиорубка, речевой центр Dasein. Чужие поочередно выкрикивают моим голосом какие-то глупости, размахивают моими руками. Осталась тень: я теперь как голодный дух, думает штирлиц.

Степь да степъ кругом.

Но надо пробиться к передатчику, попробовать выйти в эфир – это единственная надежда.

Уже не первый раз штирлиц пытается проникнуть в штаб-квартиру, но вслепую, на ощупь – разве пройдешь? На рубежах сознания встречает стража – и сбрасывает вниз, в чертог теней, к слепым ласточкам. Подлые пограничники! Когда-то ведь неплохо служили штирлицу, подстраховывая дальность броска... Вновь звучат некогда пропущенные мимо ушей слова мюллepa, звучат тихо, как только способен передать их внутренний голос внутреннего голоса:

– Никому нельзя верить.

Даже себе.

.........

Мне – можно.

Золотые слова. Поздно, слишком поздно.

Одкатсо час выбран удачно, кажется, ранний рассвет, точка перегиба всякого метаморфоза. По фоновой вибрации передатчика штирлиц угадывает порог Штаб-квартиры. Стража до сих пор не спохватилась. Есть шанс. Собраться с силами – во что бы то ни стало.

Невероятно, пройдены все посты. Еще мгновение – есть! штирлиц прильнул к смотровому окошку сознания. Свет по векам ударил, трубы зазвучали, подключились блоки оперативной и долгосрочной памяти. Впервые за несколько лет восстановлена полнота присутствия Dasein. Но надо спешить. Не то слово, нельзя терять ни минуты. Передатчик Dasein начинает по всем частотам транслировать сигнал бедствия. Сигнал – мольба о последней надежде с Выжженной Земли, он не изменился с тех пор:

Я, Гея-Земля, взываю к Тебе

О, Зевс-Громовержец, спаси что осталось...

Задумчивый психиатр смотрит на пациента. Опять новый голос, какой-то незнакомый, совсем охрипший. Опять никакой логики. Delirium. Обострение. Придется завтра госпитализировать.

Ясно, помощи ждать не приходится. Вот если бы был экзорцист, умевший изгонять Дьявола, – но та техника уже никому более не ведома. Этот даже не понимает, кто говорит. Ему и невдомек, что речевой центр захватывается в первую очередь – сразу после Диверсии. И вместе со всеми подсистемами, с инстанциями резонов и аргументаций.

Все, передатчик отключен – больше ни слова. Теперь действительно последний шанс. Разведчик включает правую панель моторики. Скорее, надо успеть. Чужие уже ломятся в Башню – спохватились, гады. Ноги слушаются плохо, руки едва шевелятся, дыхание сбито. Понятно, почему маньяк такой сильный – ему ведь не жаль этого тела.

Добрести до дома. Так. Где-то была веревка. Вот она. Не до мыла, поздно. Выдержит ли крюк? Штирлиц снова слеп – чужие отключили восприятие с левой панели. Но веревка затянута: сейчас, негодяй, сейчас, сволочь. Матахари, хватило сил, табуретка упала. Все, Чужой уничтожен.