Текст книги "Фармацевт 4 (СИ)"

Автор книги: Александр Санфиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 3

Увы, Герда готовила не мясо, а обычные сосиски, это я губу раскатал, понимаешь, надеялся, что моя студенточка научилась готовить.

Оставив Элизу дожаривать сосиски, Герда увела меня в комнату, в ее крохотной квартирке соблюдать интимность было затруднительно.

– Папа, ты должен помочь Элизе, – категорично заявила она.

Я удивленно посмотрел на дочь.

– Герда, я никому ничего не должен, – сообщил ей в ответ.

– Ой, папа! Не надо придираться к словам! Я это образно сказала, – возмутилась дочь.

Мысленно я улыбнулся.

Прошло одиннадцать лет, а Герда ничуть не изменилась, разговаривает, как будто ей пятнадцать лет. Или это она только со мной так общается?

– Ну, давай рассказывай, что случилось у твоей подруги, хотя не факт, что я смогу ей помочь.

– Пап, понимаешь, Элиза уже два года живет с молодым человеком, владельцем небольшой кампании, по окончанию университета они хотят пожениться.

– Ну, так в чем же дело? – удивился я. – Если хотят, кто им мешает? Тем более у будущего мужа с деньгами все в порядке. Я то тут при чем?

– Дело в том, что Элиза бесплодна, – шепотом, сообщила Герда, – У нее ановуляция!

Улыбнувшись, я признался:

– Знаешь, милая, не забывай, что я врач-психиатр и в женских болезнях понимаю мало, вернее, ничего не понимаю. Пусть твоя подруга лечится у гинеколога.

– Папа, ну что ты дураком прикидываешься? Ты ведь понял, я хочу, чтобы ты ее вылечил.

– Почему? – задал я вполне логичный вопрос.

– Потому, что Карл тогда не узнает о ее болезни.

– Однако, Герда ты слишком хорошего мнения обо мне, откуда такая уверенность в том, что я могу ее вылечить?

– Папа, я знаю, ты можешь вылечить все, – с непоколебимой уверенностью сообщила дочь. – Мы с Яной за прошедшие годы ничем не болели, наша мама выглядит сейчас на тридцать лет, да и тебе никто не даст пятьдесят шесть. Я очень прошу, сделай что-нибудь для Элизки.

В ответ я развел руками.

– Увы, Герда, твой отец не бог и не волшебник. Мановением руки исцелить никого не могу.

– Но, папа, ты же вылечил меня тогда, много лет назад. У меня ведь, правда, был рак. Нам твой врач –онколог тогда долго покоя не давал. Мама с ним даже поругалась, из-за него мне пришлось несколько раз анализы сдавать.

Ты тогда давал мне какое-то лекарство типа зубной пасты. Может, ты и для Элизы такое сделаешь?

Я не на миг не сомневался в своем решении, когда твердо заявил дочери:

– Герда, я не специалист по женским болезням и помочь твоей подруге не могу. Надеюсь, ты не обещала ей ничего?

Глаза Герды наполнились слезами.

– Ну, я ей конкретно ничего не обещала, но намекнула, что возможно ты сможешь ей помочь, посоветуешь, какой-нибудь гомеопатический препарат.

Папочка, ты хоть поговори с ней, ты же врач, успокой ее хоть немного. Ну, пожалуйста!

Тяжко вздохнув, я согласился.

– Хорошо, давай поговорим.

Мы вернулись на кухню, где Элиза уже закончила с готовкой и увлеченно раскладывала сосиски по тарелкам.

Мы еле уместились за небольшим столиком. Герда и Элиза сидели напротив меня. И если краснощекая Герда буквально пыхала здоровьем, то субтильная, худенькая Элиза здоровой явно не выглядела.

Хотя ела она с аппетитом и охотно болтала о всяких пустяках.

После ужина Герда осталась мыть посуду, а нас отправила в комнату.

Там я ненавязчиво начал расспрашивать девушку, удивляясь тому, что за прошедшие годы не забыл, как собирать анамнез.

– Мда, наверно, ановуляция у девицы это симптом другого заболевания, возможно анемии, – подумал я в какой-то момент. После чего решил посчитать пульс.

Взяв худенькое запястье в свою руку, сразу почувствовал, что пульс немного частит.

– Волнуется девчонка?– подумал я, и тут меня накрыло.

В ушах раздался звон, перед глазами поплыло окружающее, а пальцы, которыми я считал пульс, стали горячими.

– Херр Циммерман, что с вами⁈ – сквозь звон до меня донесся далекий голос Элизы.

– Папа, что случилось!– в комнату ворвалась Герда.

Вдвоем с Элизой они подняли меня со стула и повели к кровати, я едва переставлял ставшие ватными ноги хорошо, что до кровати было всего два шага.

Рухнув лицом вниз на покрывало, с трудом повернулся на бок и смог сказать Герде.

– Дочка, не волнуйся, сейчас все пройдет, у меня после комы иногда бывают такие приступы.

– Папа, может тебе нужно какое-нибудь лекарство? – взволновано спросила та.

– Нет, лучше сделай чай покрепче и сахара ложки три положи, – попросил я.

Туман перед глазами рассеивался, и я ободряюще улыбнулся обеим перепуганным девчонкам.

После чая мое состояние улучшилось еще больше, я встал и снова уселся за стол.

– Ну, все девочки, я уже в порядке, сейчас еще немного приду в себя и поеду в гостиницу на такси.

– Может, останешься у меня? – робко спросила Герда, о своей просьбе посмотреть подругу, она уже не вспоминала.

Но я отказался и, посидев еще немного, засобирался в гостиницу.

Сидя в такси, размышлял о случившемся приступе слабости. Что же случилось в тот момент, когда, держа руку на пульсе девушки, я подумал о возможном диагнозе?

А, скорее всего, случилось то, что я вылечил Элизу без всяких лекарств.

Но это еще не факт. Нужно бы осторожно выяснить у Герды, как дела у подруги.

Однако выяснять ничего не пришлось.

Следующим утром, когда я еще лежал в постели, зазвонил телефон.

Поднеся его к уху, я услышал возбужденный голос Герды.

– Папа! Привет! Как у тебя дела? Все хорошо?

– Неплохо, – ответил я, протирая глаза.

– Здорово! Папа, ты представляешь? У Элизы сегодня утром начались месячные!

– Во-первых, доброе утро. А во-вторых, что теперь? Мне нужно обрадоваться? – спросил я.

– Ой, папа! Ты с утра заторможенный какой-то! Неужели непонятно? Если у Элизы начались месячные, значит, у нее все в порядке со здоровьем.

– Ну, я очень рад, передавай ей мои поздравления по этому поводу.

– Папа, – в голосе Герды появились интригующие нотки. – Мне почему-то кажется, что без тебя в этом деле не обошлось. Это ведь ты её вылечил?

– Герда, не говори глупостей, я тут не при чем, – начал отказываться я от приписываемых заслуг.

Мы поговорили еще несколько минут, и дочь первой закончила разговор, сообщив, что они с подругой собираются на учебу.

– Надеюсь, Герда не будет убеждать Элизу в том, что её месячные – это моя заслуга. Мне только этого не хватает, – думал я, выбираясь из постели.

После утреннего моциона отправился в соседнее кафе, где под непременную турецкую музыку неторопливо завтракая начал обдумывать, что же произошло вчера, когда я дотронулся до Элизы.

Сорок лет назад, когда Витька Гребнев получил тяжелую черепно-мозговую травму, он умер, и в его тело вселилась моя сущность. Приобретя при этом сверхъестественную способность улучшать свойства лекарств.

Одиннадцать лет назад я вновь попал в аварию, и это тело получило тяжелую травму, гораздо тяжелее, чем в первый раз. Но мое Я не погибло и осталось в этом теле.

Если считать, что я вчера вылечил девушку, сам не подозревая от чего, логично предположить, что за время пребывания в коме способность к лечению изменилась и теперь я могу лечить не опосредованно через лекарства, а своим прикосновением. Какая жуть!

Теперь осталось понять, чем эта жуть может грозить лично мне? На первый взгляд ничем хорошим. Да и на второй тоже.

В итоге всех размышлений я пришел к выводу, что вчерашний случай ничего не доказывает. Все может быть чистой случайностью. И внезапное ухудшение самочувствия, и месячные Элизы. Так, что эти выводы требуют проверки, причем неоднократной. Главное, делать это так, чтобы на попасться на глаза слишком наблюдательным очевидцам.

При том, придется, видимо, учиться, как-то контролировать этот процесс. Вчера ведь все произошло спонтанно. Я начал считать пульс и подумал… А что я собственно подумал? Ведь именно мысль, что девочка должна стать здоровой и явилась триггером начавшегося лечения.

Обдумыванием новых возможностей я занимался в ожидании звонка от Блюменталя. И долго его ждать не пришлось. Но эти три дня меня изрядно напрягли. Хотелось побыстрей чего-то определенного, а безделье здорово утомляло. В какой-то момент я даже пожалел, что не отказался от предложения фармацевтического концерна. И даже начал вновь просматривать объявления о работе, пытаясь найти что-нибудь подходящее.

Поэтому, когда долгожданный звонок прозвучал, я почувствовал некое облегчение.

Наша беседа оказалась непродолжительной и плодотворной. После нее я собрал свои немногие вещи, сдал ключи от номера и отправился на автовокзал. Завтра меня ожидали в Базеле в штаб-квартире Новартиса.

Посмотрев расписание, решил ехать на автобусе, На нем успевал приехать в город к десяти вечера. А гостиницу мне уже забронировали.

Выйдя из автобуса, в темноте особой разницы между Базелем и Дюссельдорфом не заметил, взял такси и через пятнадцать минут уже устраивался в небольшой гостинице неподалеку от штаб-квартиры Новартиса.

Прохладным туманным утром я не спеша, шел к зданию фармацевтического концерна. Как ни странно, особого волнения не испытывал. Видимо атрофировалось с годами такое чувство. Или просто я не предчувствовал неожиданностей. Из намеков Блюменталя я понял, что отправлюсь на стажировку в одну из психиатрических клиник Швейцарии. Притом мне даже не придется ее оплачивать.

Подойдя к своей цели, я несколько растерялся. Хотя мне и сообщили, в какое здание нужно попасть, его еще надо было найти. Но, как говорят, язык до Киева доведет, поэтому, пройдясь по аллее в дубовой роще, я встретил молодую француженку, с удовольствием доведшую меня до нужного адреса. По дороге та ненавязчиво выведывала цель моего появления. Чем немало удивила. Списал это любопытство на особенность французского менталитета, вряд ли коренной швейцарец, или немец, стали задавать лишние вопросы.

Слушая ее невинную болтовню, я вдруг понял, что она кокетничает со мной.

И в первый раз за время, что прошло с момента выхода из комы, подумал, что мой возраст, оказывается не помеха и у меня вполне могут быть романы с женщинами. Долго задумываться об этом не пришлось, потому, что мы подошли к нужным дверям. Подавив желание предложить даме встретиться сегодня в кафе, поблагодарил ее и зашел вовнутрь.

После холодного тумана в вестибюле было неожиданно тепло. Чего от экономных швейцарцев я не ожидал. В моей гостинице было ненамного теплей, чем на улице.

Добравшись до нужного кабинета, обнаружил там несколько сотрудников сидящих за компьютерами.

Услышав мою фамилию, один из них пригласил меня к себе.

В отличие об Блюменталя Фабиан Шнайдер был сух и сдержан. Беседа наша была непродолжительной.

Во время разговора меня не отпускало чувство, что молодой мужчина лет тридцати хочет что-то у меня спросить, но стесняется. Поэтому в конце беседы на его обширной покрасневшей лысине появились даже капельки пота.

И все-таки он не выдержал, когда мы обговорили все вопросы, и я подписал необходимые документы он тихо, чтобы не услышали коллеги, уткнувшиеся в компьютеры, спросил:

– Херр Циммерман, я помню, что лет десять назад у нас в аптеках продавалось ваше гомеопатическое средство от облысения. Моему старшему брату оно помогло, до сих пор у него нет проблем с выпадением волос.

К сожалению, когда такая проблема возникла у меня, вашего средства в продаже уже не было. Могли бы вы что-то мне сказать по этому поводу?

Улыбнувшись, я пожал плечами.

– Увы, господин Шнайдер, на сегодняшний день, помочь вам ничем не могу.

По крайней мере, в ближайшие месяцы.

В глазах собеседника зажегся огонек надежды.

– То есть вы, господин Циммерман, не исключаете возобновления производства ваших лекарств? – спросил он.

– Все возможно, – туманно ответил я и распрощался с молодым человеком, весьма озабоченным увеличивающейся лысиной.

Итак, сегодня мне давался день на обустройство, тем более что к документам прилагался еще небольшой список арендуемого жилья с умеренной квартплатой в шаговой доступности от психиатрической клиники.

– Мелочь, а приятно, – с такой мыслью я отправился искать себе жилье на ближайшие два месяца. Именно столько времени будет нужно, чтобы ознакомиться с изменениями в лечении и диагностике психиатрических болезней случившимися за последние одиннадцать лет.

Так решил руководитель клиники профессор Карл Бремер, думаю, немалую роль в согласии на мое обучение под его руководством сыграла моя длительная кома, и возможность самому оценить с какими потерями вышел человек из подобного состояния.

Карты в моем телефоне еще не было, поэтому купил схему города в ближайшем киоске и пешком отправился по первому адресу, предварительно позвонив риэлтору. Когда я добрался до небольшого четырехэтажного здания, риэлтор уже нетерпеливо прохаживалась по двору. Понятия не имею, как она догадалась, что я именно тот, кто ей нужен, но полная высокая дама уже энергично шагала ко мне, протягивая руку, ее рукопожатие оказалось крепким, как мужское, сразу стало понятно, такая женщина не отступит ни перед какими трудностями.

И Ноа Дит оказалась именно такой. Под ее напором я даже не заметил, как мы прошли все этажи и оказались в мансарде. Зашел я туда без особого желания, мне вообще-то никогда не хотелось жить на чердаке.

Однако небольшая студия, тем не менее, понравилась, несмотря на косую крышу и окно, в ней практически над кроватью…

– Ночью можно будет смотреть на звезды, и всего лишь два месяца, можно потерпеть, – подумалось мне.

Разумно решив, что добро от добра не ищут, я согласился снять эту квартиру и подписал предложенный договор.

По ходу разговора фрау Дит узнав, что я врач, начала разговаривать с еще большим уважением.

Расплатившись наличными, я вместе с риэлтором пока оставил свое временное место жительства. Фрау отправилась окучивать следующего клиента, а я закупать кое-какие мелочи для жизни.

Бродил я по городу очень долго. Знакомился с окрестностями. Надо сказать, что прием собственноручно сделанных тонизирующих напитков, весьма благоприятно повлиял на мое здоровье. Наверно поэтому я особо не утомился за время прогулки, не то, что было сразу после выписки из пансионата, когда одышка появлялась, стоило лишь немного ускорить шаг.

Перекусив в ближайшем бистро, вернулся с покупками в свою квартиру и приступил к обустройству. Пока я планировал прожить здесь всего пару месяцев, но, кто его знает, что взбредет в голову моим работодателям, думать об этом лишний раз не хотелось, поэтому я включил телевизор и бездумно пялился полтора часа в экран, пока не потянуло в сон.

Психиатрическое отделение университетской клиники Базеля располагалось в отдельном трехэтажном здании, среди небольшого парка.

Как психиатра, проработавшего много лет в Советском Союзе, а потом в России меня удивило полное отсутствие охраны и закрытых дверей на входе. В коридоре за столом сидела миловидная девушка в цветастом платье.

Кроме нее вокруг никого не наблюдалось.

Узнав цель моего появления, она приветливо улыбнулась и подробно объяснила, как попасть к шефу, профессору Бремеру.

Сам профессор, когда я зашел в кабинет, бодро поднялся из-за стола и радостно поздоровался, как клещами схватив мою кисть.

– Натренировался на больных? – насмешливо подумал я.

Отпустив, наконец, мою руку, Бремер предложил мне сесть в удобное кресло и начал беседу. Сломал дистанцию он моментально, сказав:

– Алекс будем проще, отбросим эти ненужные церемонии, в нашей клинике, мы обращаемся друг к другу по именам.

– Никаких проблем, Карл, – легко отозвался я. – Так, действительно будет проще.

Минут десять мы говорили ни о чем, о погоде, последних новостях. Но вот Бремер принял озабоченный вид.

– Алекс, когда ко мне обратились из концерна Новартис с просьбой принять тебя на работу стажером, я был несколько озадачен. У нашей клиники имеется опыт повышения квалификации психиатров. Но у них пропуск в работе по профессии обычно был небольшим, год, два. Если же к нам приходил врач с целью получить новую специализацию, то это обычно был молодой человек.

А у тебя проблема, одиннадцать лет без практики, это серьезно. И возраст приличный.

Я улыбнулся.

– Карл, ты, как ни странно, упускаешь из вида одну вещь. Для меня этих одиннадцати лет не было. Для меня с момента попадания в автокатастрофу прошел всего лишь месяц после выхода из комы. Я ничего не забыл, в моей голове события одиннадцатилетней давности свежи, как вчерашние новости…

Бремер растерянно посмотрел на меня.

– Почему-то такое соображение мне в голову не пришло, – смущенно сообщил он. – Прошу прощения, Алекс, для меня, как специалиста это непростительно. Я должен был подумать о такой возможности. Кстати, ты не возражаешь, если за время работы в нашей клинике мы проведем некоторые исследования твоего организма? Тебя же наверно тоже интересуют эти данные?

Кстати, не будет ли нахальством с моей стороны попросить написать тебя небольшое эссе о лечении, ну хотя бы, вялотекущей болезни Блейлера? Просто хотелось бы посмотреть, как в твоей памяти сохранились профессиональные знания.

Меня данные обследования не интересовали. Тем более что перед выпиской из хосписа мне сообщили результат компьютерной томографии головного мозга, по этим данным я уже должен был ослепнуть, оглохнуть и давным-давно умереть от опухоли гипофиза, Вот только я не умираю уже сорок лет с тех пор, как мне впервые поставили этот диагноз.

Зато предложение написать эссе мне понравилось. Видимо профессор желает чтобы я вышел из сухого изложения материала и раздвинул рамки «эссеизма» на медицинские темы. Ну что же, попробую его обрадовать, написав реферат в стиле эссе, если у меня, конечно, это получится.

Вслух же сообщил, что вполне понимаю интерес уважаемого профессора и согласен на обследование в его клинике. Желательно, правда, чтобы эти обследования не мешали моей работе. Что касается эссе, то попробую его написать, но за качество не отвечаю.

Конечно, Карл горячо заверил меня, что его клиника, известна на всю страну качеством подготовки специалистов и у меня будет возможность убедиться в этом самому. А мое эссе ему нужно, чтобы ретроспективно взглянуть на прошлое, ведь не каждый день встречаешь врача, для которого то, что было одиннадцать лет назад, всего лишь вчерашний день.

По окончанию беседы мы отправились знакомить меня с новым коллективом.

Коллектив встретил меня дружелюбно и с неким профессиональным интересом, ибо мою историю все прекрасно знали.

Знакомство много времени не заняло. Пришлось много улыбаться и пожимать руки, после чего доктора занялись своими делами. Поручив меня заботам старшего ординатора Магды Бернхайм, шеф удалился, а я начал вникать в работу клиники. Уже к вечеру чувствовал себя в родной стихии.

Через несколько дней, новизна схлынула полностью, и основное время заняла рутинная работа психиатра.

Сегодня день начался с приема амбулаторных больных. Таковых в клинике было большинство. Стационарные больные составляли весьма незначительное меньшинство. В отличие от российских больниц двери клиники всегда были открыты, и любой больной мог уйти домой, когда пожелает. Хотя единичные тяжелые больные присутствовали, и их приходилось держать в вязках, но об этом старались не говорить и не афишировать.

Первой в мой кабинет зашла фрау Эльза Коттин домохозяйка. Подозреваю, что Магда Бернхайм постаралась направить эту даму именно ко мне, по просьбе Бремера.

Эльза Коттин обладала неплохим физическим здоровьем, поэтому смогла достать терапевтов и хирургов клиники по полной программе, обнаруживая у себя каждый день, новые заболевания от меланомы под коленом до синдрома Титце в грудной клетке.

Поэтому терапевты, хирурги и другие окулисты с большим удовольствием сплавили ее нам, поставив диагноз ларвированной депрессии.

Диагноз подтвердил сам шеф, у которого сразу разгорелся спор с нашим штатным психологом. Та, с пеной у рта, требовала, чтобы фрау Коттин назначили групповую психотерапию, так как тяжесть депрессии минимальна, мыслей о суициде у больной не появляется, поэтому в назначении нейролептиков и антидепрессантов нет никакого смысла.

А вот упоминать нейролептики ей не стоило. Мария Ривкин посмела вторгнуться своими руками в сферу деятельности психиатров, считающуюся их прерогативой. И если до этого момента Карл Бремер добродушно кивал головой, как бы соглашаясь с предложением психолога, то после намека на бессмысленность лекарственной терапии он довольно резко заметил, что Фрау Коттин вполне обойдется в ближайшее время без психологической поддержки, а лечить ее будут психиатры. В дальнейшем вполне возможно психологи тоже смогут сказать свое слово, но сейчас будет так, как он сказал.

Поэтому уже после консилиума Магда Бернхайм с улыбкой вручила мне карту фрау Коттин, сообщив на всю ординаторскую, что надеется, что доктор из России с успехом справится с такой больной.

После чего до вечера мне выносила мозги психолог Мария Ривкин, рассказывая, как ее не ценят в клинике и ей давно пора уйти на вольные хлеба, а не мучиться, работая с таким непробиваемым ретроградом, как наш шеф, не понимающим, что психиатрия – это прошлый век, и будущее принадлежит психологии.

– Представляешь, Алекс, наш шеф никак не может понять, что холистический подход к лечению, то есть внимание не только к симптомам болезни, но и социальному окружению – это путь к излечению больного! Я долгое время пытаюсь расширить возможность применения когнитивно-поведенческой терапии в нашей клинике и все бесполезно.

Вспоминая сейчас, глядя на больную, слова Марии я мысленно улыбался.

– Просто признайтесь, что нет денег на развитие науки, — думалось мне . – В Штатах, особо не заморачиваются когнитивной терапией, а вкладывают миллиарды в исследования биохимии мозга, создание новых препаратов и методов воздействия на мозг. А в Европе, как и в России из-за отсутствия денег пытаются лечить словами. Конечно, кое-что можно вылечить ими, но далеко не все.

Внимательно слушая фрау Коттин, я успокаивающе дотронулся до ее предплечья.

На приеме у меня она появилась во второй раз. Изменения в состоянии прослеживались невооруженным глазом. Женщина увлеченно рассказывала, что за последние дни ей стало намного легче, перестали беспокоить боли в области сердца, ушла слабость, да и выглядела бодрей. Короче, лечением она была довольна. Поэтому я вновь предложил ей пройти тест Гамильтона.

Пациентка в этот раз заполнила его намного быстрее, чем первый.

– Представляете, господин Циммерман, – поделилась она, – Сегодня я совсем по-другому оцениваю вопросы теста, это значит, что лечение идет успешно?

– Совершенно верно, фрау Коттин, вы с нашей помощью побеждаете свою болезнь, уверен, что в ближайшее время вы полностью поправитесь, – заверил я собеседницу.

Мысленно я уже готовился к беседе с шефом. Представляю его реакцию, когда он увидит повторный тест Гамильтона, улучшенный на двенадцать пунктов, в результате лечения обычными антидепрессантами, притом, что уже пять пунктов являются довольно значимым результатом, за более продолжительное лечение.

Скорее всего, в следующее появление больной на приеме он явится сам проверять этот тест.

Посмеявшись про себя, я продолжил прием. На сегодня подобных пациентов я больше не ожидал. Зато завтра ко мне должен был придти больной с малопрогредиентной формой шизофрении, которого тоже пытался лечить по-своему. Хотя понимал прекрасно, что подобные «успехи» привлекут ко мне особое внимание, но удержаться от экспериментов не смог. Рассчитывал, что улучшение состояния парочки больных сильного ажиотажа не вызовет.

Увы, ожидания не оправдались. Посмотрев на тест, Бремер обвинил меня в том, что я выдаю желаемое за действительность. В ответ я предложил, чтобы вопросами тестов с больной занялась Мария Ривкин.

Но Карл пожелал сам присутствовать на очередном приеме.

После беседы с пациенткой и просмотров результатов теста, он задумчиво посмотрел на меня.

– Я все думал, с чего бы это Новартис так в тебе заинтересован, теперь это становиться понятней. Признавайся, что ты добавлял к лечению больной.

Я улыбнулся.

– Карл, ничего, кроме указанных в карте препаратов фрау Коттин не получала.Наверно ей помогла психодинамическая терапия доктора Ривкин.

Бремер в ответ молчать не стал.

– Алекс, я понимаю ваше немного скептическое отношение к нашим коллегам, признаюсь, меня тоже иногда пугает тот энтузиазм, с которым они пытаются лечить психические заболевания. Но нельзя не признать, что психологи освободили нас от массы рутинной работы со всевозможными комплексами человеческой психики, поддающимися воздействию на уровне второй сигнальной системы.

– Карл, не надо меня агитировать, – прервал я речь собеседника. – Я же просто пошутил. Конечно, мы должны работать в тесном контакте. Но должен заметить, психотический эпизод шубообразной шизофрении психологи купировать не смогут, при всем своем желании.

– Кстати, наш разговор ушел куда-то в сторону, – заметил Бремер. – Поставлю вопрос конкретней,выскажи свое мнение, почему твоя пациентка за несколько дней практически вышла из депрессии.

– Понятия не имею, – пожал я плечами. – Получала она антидепрессанты в малых дозах. Я даже не успел их увеличить, как состояние фрау Коттин начало улучшаться. И сейчас остаюсь в сомнениях, стоит ли выходить на общетерапевтические дозы, или оставить все, как есть.

Шеф задумался.

– Может, действительно, оставим все, как есть, – неуверенно сообщил он, глядя на меня

– Ну, что же, – констатировал я. – Так и запишем, при осмотре больной профессор Бремер рекомендовал оставить терапию малыми дозами антидепрессантов и направить фрау Коттин на групповую психотерапию.

Когда провожал остающегося в задумчивости шефа, то подумал:

– Хорошо, что мой однофамилец Циммерман болен малопрогредиентной шизофренией и то, что он выздоровел, так сразу не поймешь. Пожалуй, с экспериментами я завяжу.Нечего лишний раз привлекать к себе внимание.

Закончив с приемом, я начал собираться в сторону дома. Неожиданно в кабинет зашла Магда Бернхайм.

Все-таки решилась, – обреченно подумал я. Уже несколько дней, как я заметил ее странный задумчивый взгляд в мою сторону. Знакомы мне такие взгляды были еще с первой жизни. И предвещали обычно неприятности.

Ведь правило не… где живешь, и не живи где… придумано не так просто.

– Алекс, какие у тебя планы на вечер? – немного смущенно поинтересовалась женщина.

Посмотрев на симпатичную, полногрудую даму лет сорока, я вдруг подумал:

– А почему бы и нет. Ведь мне осталось пробыть в стажерах еще полтора месяца, старший ординатор Магда Бернхайм взрослая самостоятельная женщина, так, что никто не посмеет бросить в нее камень.

Вслух же спросил:

– Магда, ты что-то хотела предложить?