Текст книги "Орден республики"

Автор книги: Александр Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Ты красный? – не поверила Женя. – И ты так долго это от меня скрывал?

– Это не моя тайна! Я и теперь рассказал только потому, что твой дедушка хорошо о Ленине говорит. И еще, если что, только ты можешь выполнять задание нашего командира. На, держи шапку.

– Не возьму! Сам выполнишь задание.

– Возьми! – приказал Ашот.

Женя неохотно взяла шапку, повертела ее в руках и надела на голову.

– Тогда уж так, – улыбнулась она.

А река становилась все бурливей. Все чаще встречались на пути ребят торчащие из воды камни, о которые с плеском бились волны. Лодку качало, заливало водой. Она то и дело кренилась то на один, то на другой борт. Женя едва успевала выравнивать ее. Ашот пригоршнями выплескивал воду.

– Вай-вай-вай! – причитал он, и глаза его стеклянели от страха.

Жене было жалко Ашота. Она знала, что его надо как-то успокоить, отвлечь от искрящейся, брызжущей и пенящейся воды. И она спросила:

– А сколько ты кончил классов?

Ашот посмотрел на нее непонимающе.

– Какие классы? О чем ты говоришь?

– В лодках всегда о чем-нибудь разговаривают, – пыталась отвлечь его Женя.

– Конечно, если она спокойная, а не такая сумасшедшая, как наша! Вай-вай-вай! – опять запричитал Ашот, и было от чего.

Поток ударил о камень. Лодка приподнялась и лишь чудом не перевернулась. Женя успела упереться шестом в дно, и это спасло ребят.

– Так все-таки ты учился? – едва миновала опасность, снова спросила Женя.

– Конечно! – чувствуя, что она не отвяжется, огрызнулся Ашот.

– Сколько?

– Один класс!

– Так мало? – не поверила Женя.

– Отец сказал «хватит».

– Но ведь действительно мало!

– Он ткнул пальцем в книжку, я прочитал «Хлеб». Он сказал: «Молодец! Самое главное уже умеешь. Остальное чепуха». И послал меня помогать нашему деревенскому чабану, – Ашот повеселел немного от воспоминаний. И вдруг закричал: – Смотри! Верный бежит!

Женя посмотрела на берег. Действительно, по камням бежал Верный.

– Странно. Почему же он не вернулся к хозяину? – удивилась она. – Ой, мы уже приплыли… Вон развалины и два сухих дерева.

Ашот ничего не успел ответить. Лодка налетела на камень, подпрыгнула и зачерпнула левым бортом воду. Ребята инстинктивно бросились на правый борт. Лодка накренилась на правый борт, снова зачерпнула воды и на этот раз перевернулась.

– Ай! – только и успел вскрикнуть Ашот и скрылся под водой.

– Держись! – закричала Женя и нырнула за ним.

Вода была мутная. В ней ничего нельзя было увидеть. Но Женя действовала решительно, схватила Ашота за волосы и вытащила на поверхность. Ашот глотнул ртом воздух, уцепился за борт лодки и сразу же закричал:

– Шапка где? Шапка?

Шапку кружило в водовороте.

– Утонет! – снова закричал Ашот и, перебирая руками по корпусу лодки, потянулся за шапкой.

Женя оттолкнулась от лодки и поплыла к ней. Но шапку уже понесло по волнам. Женя поплыла быстрей. Однако догнать шапку оказалось не так-то просто. Река как будто шутила над Женей. Злополучная шапка то вдруг останавливалась, и ее начинало кружить на одном месте, то, подхваченная потоком, устремлялась по течению так быстро, что угнаться за ней не было никакой возможности. И наверное, Жене так и не удалось бы ее поймать, если бы не пес. Как только ребята скрылись под водой, Верный, не раздумывая, бросился в реку и поплыл к лодке. А когда увидел, что Женя старается догнать что-то черное, с каждой минутой уплывающее от нее все дальше и дальше, направился к этому черному наперерез, подплыл к нему и схватил в зубы. Потом он поплыл к Жене. Она взяла у него из пасти злополучную шапку и снова надела ее на себя. Вода с шапки заливалась ей в рот, в глаза. Но Женя не обращала на это внимания. Она нащупала под ногами камень и встала на него. Камень оказался большим и плоским. Женя почувствовала, что стоит устойчиво. Тогда она схватила Верного, который плавал вокруг нее, и тоже помогла ему встать на камень. В таком положении они дождались, когда стремнина принесет к ним лодку с Ашотом.

– Держись крепче за лодку, – скомандовала Женя, зажала в зубах веревку, привязанную к лодке, и поплыла к берегу.

Плыть было нелегко. Но когда Женя достала, наконец, ногами до дна, сердце у нее готово было выскочить из груди. В эти считанные минуты она напрягла все свои силы, заставила себя быть смелой и выиграла неравный поединок с рекой.

А скоро уже и Ашот с Верным были на берегу. С них ручьями текла вода. Верный сейчас же встряхнулся. А Ашот долго еще не мог прийти в себя, дрожал, стучал от холода зубами и то и дело повторял:

– Ты настоящий человек. Ты кунак! Тебе джигитом надо было родиться!

– Мне и так хорошо! – смеялась Женя. – А ты мне не доверял! А теперь побежали – надо скорее согреться! Верный, пошли!

Но Верный сел возле лодки и всем своим видом дал понять, что его место теперь тут, возле лодки хозяина. Ашот понял это.

– Он будет ее караулить. Бежим скорей! – снова сказал он и помчался в лес, за которым, как объяснил им Сурен, находится Благодать.

Глава 10

Казаки торопились и не жалея гнали лошадей. Лавочника, чтобы он не свалился, привязали к седлу веревкой. Но в следующей деревне они отвязали его и спустили на землю.

– Ищи своего длинноухого, – приказал Попов.

Лавочник, всхлипывая и что-то бормоча под нос, заковылял к ближнему дому. Напарник Чибисова Петруха неотлучно следовал за ним. Лавочник постучал в окно и, когда на его стук выглянула моложавая женщина, принялся что-то горячо ей объяснять. Женщина поджимала губы, вертела головой, потом задумалась, будто что-то припоминая, и показала рукой на большой дом напротив. Лавочник обрадовался и, даже не поблагодарив ее, побежал к этому дому. Заглянув через забор в сад, он прислушался, вбежал на крыльцо и скрылся в доме. Казак в дом не пошел, но крикнул ему вдогонку:

– Поскорее там поворачивайся!

Минут через пять лавочник проворно скатился по ступенькам обратно и напрямик побежал к другому дому, возле которого накануне останавливались ребята. За ним последовали и все казаки.

На этот раз лавочник не стал ни подниматься на крыльцо, ни барабанить в окно. Он прямо направился к воротам и смело распахнул их. Во дворе двое мужчин и женщина навьючивали поклажей двух ишаков. Лавочник, словно за ним гнались волки, пулей влетел во двор и с криком: «Мой! Мой, господин офицер!» – подбежал к ишаку, который уже был нагружен.

– Кто твой? С ума спятил, Тигран? – оттолкнул его старик с большим носом.

– Ишак мой! Вот кто! – не переставая орал лавочник. – Это ты совсем свихнулся от жадности. Хватаешь все: и свое и чужое!

– Я хватаю? – опешил старик. – Нет, он совсем повредился в уме. Вся деревня видела, как я выменял его на козу, на хлеб, на сыр! И не мешай мне, проклятый торгаш!

Во двор выбежало еще несколько человек. Но лавочника это не испугало.

– Я тебе покажу, кто проклятый! – полез он с кулаками на старика.

Но и старик не думал отступать.

– Гоните его со двора! – приказал старик своей челяди и вместе со всеми бросился на лавочника. И наверное, здорово бы его отколотил. Но в это время во двор въехал есаул. За ним казаки. И один из них сразу же бесцеремонно схватил старика за шиворот.

– Охолонь, дядя, – назидательно сказал он, приподнял старика над землей и потряс.

От лавочника тотчас все отступились. А тот обнял ишака, как родного сына, и, захлебываясь от радости, повторял есаулу:

– Мой это, господин офицер. Правду я вам говорил. Мой!

– Ну твой, тогда забирай его, – разрешил есаул.

Лавочник поспешно стал скидывать с ишака поклажу. Но тут на защиту своего добра снова выступил старик с большим носом.

– Я купил его, господин офицер. Все люди могут это подтвердить! – закричал он.

– Рассказывай, у кого ты его купил, – потребовал есаул.

– У ребятишек, господин офицер. Мальчик и девочка. Лет по двенадцати. Такие хорошие, – заключил старик. – Говорили…

– Они это, ваше благородие. Как есть они! – не дал ему досказать Чибисов.

– Что они говорили? – перебил его есаул.

– Говорили, ишак дедушкин. А дедушка, тоже очень почтенный человек, заболел. А за ишака я очень дорого заплатил, – рассказывал старик. – Дал самую дойную козу. Хлеба дал. Сыру дал. И еще денег дал.

– И поди, еще дорогу показал, по которой бежать лучше? – добавил молодой казак.

– Не показывал, господин офицер. Клянусь прахом моих предков! – запричитал старик.

– Ты хорошо их запомнил?

– Как сейчас вижу, господин офицер. Мальчик такой чуть повыше, совсем черненький. Девочка такая чуть пониже, совсем беленькая…

– Вот и прекрасно, – подвел итог разговору Попов. И уже совершенно другим тоном, не терпящим никаких возражений, приказал: – Поедешь с нами. Поможешь нам их найти.

Старик замахал руками, закрутил головой:

– Где я их буду искать?! Что вы, господин офицер, куда мне ехать?

К Попову бросились все домочадцы старика. Двор огласился воплями:

– Помилуйте, господин офицер!

– На лошадь его! – рявкнул есаул.

Старика подхватили под руки и затащили на коня, на котором до этого ехал лавочник. Быстро прикрутили к седлу, сунули в руки поводья.

– А этих в дом! – снова скомандовал Попов. – Да так, чтобы рта не раскрывали!

Казаки и эту команду выполнили немедленно. В воздухе замелькали плетки. На родичей старика градом посыпались удары.

– Поехали! Не найдешь этих лазутчиков – поставлю к стенке как их пособника! – пригрозил Попов и, пришпорив коня, выехал со двора.

Казаки вместе со стариком проскакали вслед за ним по всей деревне и выехали за околицу. У тропы, ведущей в горы, все остановились. Чибисов, как и на предыдущей развилке, соскочил с коня, пытаясь разобраться в следах.

– Ну, что там? – нетерпеливо окликнул его есаул.

– Не разберу, ваше благородие! Вроде не сворачивали, – не очень уверенно ответил Чибисов.

На помощь Чибисову подошли еще двое казаков. Петруха поднялся по тропе, другой казак разбирал следы на дороге. Тропа была каменистой. На ней не оставалось никаких отпечатков. И Петруха скоро вернулся, похлестывая себя по голенищу веревкой.

– Проскочить бы туда вёрсты на полторы, может, следы и будут, – высказал он свои соображения.

Есаул задумался.

– Куда ведет эта тропа? – спросил он старика.

– К реке, господин офицер. Прямо к воде, и там кончается, – объяснил старик.

– Что за рекой?

– Горы. У нас везде горы, господин офицер, – сказал старик, и вдруг прищуренный глаз его широко раскрылся и стал снова круглым, как у орла. А сам он весь подался в седле вперед, к Петрухе.

– Ты чего, дед? – изумился Петруха.

– Веревка! Моя веревка! – тянул к Петрухе руки старик. – Покажи ее мне!

Петруха протянул ему веревку, которую нашел в траве у тропы. Старик вертел ее перед носом, внимательно разглядывал. Казаки с любопытством следили за ним.

– Я сам привязывал на нее козу, – сказал наконец старик. – Где ты ее нашел?

– А вон, за камнем, – показал Петруха.

– Значит, они свернули с дороги. Туда надо ехать, господин офицер.

– Поехали! – приказал есаул, и вся кавалькада помчалась по тропе в горы. Теперь старик уже никак не хотел отставать от есаула.

Путь, который ребята проделали за два часа, казаки преодолели минут за пятнадцать. Они вылетели на взмыленных лошадях на поляну и увидели овец. А рядом с ними и чабана. Есаул направился прямо к нему. Сурен встретил непрошеных гостей молча. Он и виду не подал, что испугался или удивился их появлению. Мало ли кто и зачем ездит…

Есаул кивнул Чибисову, и тот осадил коня прямо перед чабаном.

– Парнишку и девчонку тут видел? – спросил он.

Сурен покачал головой.

– Никого не видел.

– Похоже, память у него отшибло, ваше благородие, – обернулся к есаулу Чибисов.

– А ты спроси еще раз хорошенько. Может, он не понял, – приказал есаул.

– Все он понял, господин офицер. Врет он, – вмешался в разговор старик. – Только правды он все равно не скажет. Каторжный он. Голытьбу против царя поднимал.

– Вот оно что… – Есаул вплотную подъехал к чабану. – Тогда другой разговор. Значит, ты никого не видел?

Казаки, не дожидаясь команды, окружили чабана со всех сторон, а двое из них быстро спешились.

– Отвечай! – потребовал есаул.

– Не видел, – громко повторил чабан.

Сурена тотчас свалили на землю. С него сорвали бурку. Один казак сел ему на голову, другой на ноги. Чибисов вывинтил из винтовки шомпол.

– Последний раз спрашиваю, видел парня и девку? – предупредил Чибисов.

– Никого не видел, – глухо ответил Сурен.

Есаул кивнул. Это была команда. Чибисов взмахнул шомполом и с силой опустил его на спину чабану. После десяти ударов рубаха на спине у Сурена покраснела от крови.

Есаул остановил Чибисова. Нагнулся над чабаном. Снова спросил:

– Видел мальчишку и девчонку?

– Не видел, – процедил сквозь зубы Сурен.

– Я спущу с тебя шкуру целиком, если ты не скажешь правды, – предупредил есаул. – Отвечай!

– Не было здесь никого, – твердо ответил Сурен.

– Не было? – снова завопил старик. – А откуда тут моя коза взялась? Вот же она!

Старик нашел в стаде свою козу и тащил ее за рога. Коза упиралась. Старик чертыхался, но козу не выпускал.

– Говорил я вам: не верьте ему, христопродавцу! – продолжал он кричать. – Пусть скажет, как попала к нему коза.

Есаул ударил Сурена сапогом.

– Отвечай, где взял скотину?

Но Сурен вместо ответа только сильнее сжал зубы.

– Отвечай! – хрипел есаул.

На Сурена снова посыпались удары. Били шомполом. Потом хлестали плеткой. Сурен не произнес ни звука.

– Ладно, – сказал есаул. – Он еще заговорит. Не будем терять времени. Эй, старик! Кроме этой тропы, есть отсюда еще какой-нибудь выход?

– Только к реке дорога, господин офицер, – ответил старик. – Вот моя коза…

– Забирай ее и уматывай ко всем чертям, пока мои ребята не расписали тебя, как зебру! – рявкнул есаул.

Старик не заставил господина есаула повторять это приказание дважды. Подгоняя козу и руками и ногами, он бегом припустил с поляны. Он бежал, останавливался, кланялся господину офицеру и снова бежал. И снова кланялся. Но ни есаул, ни казаки этого уже не видели. Они перекинули чабана поперек лошади, связали у нее под животом ему руки и ноги и, вскочив в седла, поскакали по тропе, ведущей к реке.

На берегу казаки снова спешились и разбрелись в поисках следов. Берег был отлогим и сплошь засыпан камнями. Никаких следов обнаружить там не удалось. Есаул задумался:

– Может, они еще раньше свернули в лес?

– Не вылезти им по таким кручам, – ответил молодой казак. – Да и старик говорил, что один от поляны ход, по тропе…

– А если один, то куда же они отсюда делись?

– Разрешили бы вы нам еще раз этого идола крутануть, – кивнул на чабана молодой казак, – он бы точно сказал, куда. Он-то знает.

– Крутаните, – разрешил есаул.

Чабана сняли с лошади и бросили на камни. В этот момент Чибисов неожиданно увидел на узкой глинистой полоске берега полукруглую, приглаженную вмятину. Такую вмятину могло оставить только или бревно, когда его стаскивали в воду, или лодка. Чибисов осмотрел берег внимательней и скоро убедился, что тут стояла именно лодка. Он тут же доложил об этом есаулу.

Попов остановил экзекуцию и осмотрел след.

– Похоже, что лодка, – согласился он.

– На ней они и удрали, – решил Чибисов.

– А куда?

– Не иначе вниз, ваше благородие, – уверенно ответил Чибисов.

– Почему думаешь?

– Сами посудите: насупротив – не вылезти, берег крут. Вверх не выгрести – ишь, река шибко несет, – рассуждал казак. – Да и бежать им надо к своим, к фронту. А он там…

– Он там, – снова согласился есаул. – И мост там. А на мосту часовые. И им приказано ниже моста не пропускать ни души.

Есаул лихо вскочил на коня и, не дожидаясь, когда то же самое сделают его подчиненные, помчался вдоль берега вниз по течению. Прибрежная полоса была так узка, что кони то и дело заскакивали в воду и поднимали копытами фонтаны брызг, переливавшихся на солнце всеми цветами радуги. Несколько раз казакам пришлось сворачивать от берега и пробираться лесом, так как берег сплошь был завален камнями. Местами, там где река несла свои воды под кручами, пускали коней вплавь и плыли вместе с ними, держась за седла. Обогнули каменистый мыс. И неожиданно увидели на берегу лодку. Переправились через реку и подъехали к ней.

– Твоя лодка? – спросил чабана есаул.

Избитый казаками чабан еле шевелил губами. Но он собрал силы и ответил твердо:

– Не знаю никакой лодки.

– А чья же она? – требовал ответа есаул.

Сурен молчал. И тут, откуда ни возьмись, из кустов вдруг выскочил Верный. Должно быть, он лежал там, затаившись. Но когда услышал голос хозяина, сразу же покинул свою засаду. Он подбежал к нему и, повизгивая от радости, облизал его лицо и связанные руки. А потом с громким лаем набросился на казака, пытавшегося вытащить перевернутую лодку на берег.

– И толковать нечего, его лодка, ваше благородие. И собака его. Ишь как хозяйское добро бережет, – сказал Чибисов и снял с плеча винтовку. – Зараз мы ей заткнем глотку.

Но он не успел загнать патрон в патронник. Сурен вдруг закричал громко, с отчаянием:

– Уходи, Верный! Домой иди! Домой!

Пес перестал лаять, на мгновение замер. А потом стремглав бросился обратно в кусты, из которых только что выскочил. Выстрел Чибисова грохнул в тот момент, когда сзади него плотно сомкнулись ветки. Увесистый удар прикладом получил и Сурен. И не выдержал, застонал от боли. Но Верного спас. Вовремя подал команду.

Видя все это, есаул Попов разъярился. Он схватил Сурена за волосы и, приподняв его голову, зашипел ему прямо в лицо:

– Шутки шутить вздумал? Ну подожди: я тебя не кому-нибудь передам, а господину Мещерскому. А у него мертвые разговаривают. Да как! И ты заговоришь, собака!

– Может, дальше его не тащить, ваше благородие? – снова снял с плеча винтовку Чибисов. – Теперь в аккурат все ясно.

– Не спеши, Чибисов, – остановил казака есаул. – В руках у капитана он бога молить будет, чтобы его кто-нибудь пристрелил. А ты сам хочешь сделать ему такую услугу. А сейчас по коням! К мосту!

И снова казаки погнали коней по берегу реки. Скакали лугом. Потом по жнивью. Потом опять лугом, пока возле самого моста путь им не преградила колючая проволока. Она опоясывала мост двумя рядами, между которыми торчали ежи. А у самого моста были сложены из мешков с песком два пулеметных гнезда, в них стояли пулеметы и сидели расчеты, в любую минуту готовые открыть огонь. Казаки остановились, и начальник охраны моста, прапорщик, потребовал у Попова документы. Есаул показал их. Начальник охраны разрешил ему пройти за колючую проволоку.

– Есть у вас связь с Благодатью? – спросил Попов.

– Так точно, господин есаул, – доложил прапорщик. – Прошу к телефону.

Попов подошел к аппарату и приказал дежурному связисту:

– Соедини-ка меня, голубчик, с «Засадой».

Дежурный покрутил ручку аппарата и назвал позывной. Услышал ответ и протянул трубку Попову.

– «Засада» на проводе, ваше благородие.

Попов взял трубку.

– «Засада»? – удостоверился он. – Попрошу капитана Мещерского.

Очевидно, связь работала не очень хорошо и слышно было слабо, потому что есаул разговаривал очень громко, так, что было слышно всем.

– Да, да! – кричал Попов. – Мои канальи упустили двух связных большевиков. Идут к линии фронта. Но через лес. Да, да! Мальчишка и девчонка. Кто их может опознать? Есть у меня такой. Сейчас же доставлю вам. Что? Пробовал. Молчит. Что? Заговорит? Надеюсь. И еще посылаю вам донесение. Прошу пару ящиков динамита…

Откозыряв прапорщику, Попов вернулся к казакам. Он написал на листке бумаги донесение, свернул листок вчетверо и передал Чибисову.

– Доставишь лично начальнику контрразведки капитану Мещерскому и донесение и этого оборванца! – приказал он.

– Слушаюсь, ваше благородие! – вытянулся в струнку Чибисов. – Разрешите взять напарника?

– Бери, – разрешил Попов. И добавил: – И если и на этот раз у вас что-нибудь случится, расстреляю обоих собственноручно!

Глава 11

Начальник контрразведки капитан Мещерский, человек невысокого роста, худощавый, с рыжеватыми подергивающимися усиками и большим шрамом на щеке, положил на рычаги аппарата трубку и подошел к окну. Над городом собирались тучи. Они плыли из-за гор, скапливались над лесом, наглухо закрывая небо и солнце. Их тяжелый лиловый, местами переходящий в свинцовый цвет предвещал грозу. Солдаты, чистившие во дворе оружие, с опаской поглядывали на небо, спешно свертывали свои дела.

Капитан открыл окно и громко позвал:

– Дежурный, ко мне!

По ступеням крыльца проворно взбежал широкоскулый солдат и, вытянувшись перед капитаном, доложил:

– Младший унтер-офицер Сыч слухает!

– Поднимайте, дежурный, по тревоге первый взвод и немедленно отправляйте прочесывать лес у реки! – приказал Мещерский. – Всех, кого встретят, особенно подростков, доставить сюда. В город не должна проскочить и мышь. Понятно?

– Слухаю! – отчеканил дежурный.

– Да не «слухаю», а так точно! – потребовал Мещерский.

– Слухаю, так точно! – вытаращил глаза дежурный.

– Тьфу! – плюнул капитан. – Выполняй!

Дежурный выскочил из кабинета, а в кабинет зашел подпоручик Геборян. Мещерский закурил и сел в свое кресло. Дел у начальника контрразведки было много. Подпоручик положил перед ним на стол пакет.

– От кого? – спросил капитан.

– От начальника гарнизона, – доложил подпоручик.

Мещерский вскрыл пакет и прочитал бумагу. И бросил ее на стол. Лицо его посуровело, левый ус нервно задергался.

– Черт знает чем приходится заниматься, – недовольно проворчал он.

За окном во дворе послышалась команда:

– Первый взвод, за мной, рысью, марш!

Зацокали подковы, и взвод выехал со двора.

– Вот моя работа, – указал на окно Мещерский. – Ловить красных шпионов. А не вшей.

– Полковник просил вас лично связаться с доктором Прозоровым, – заметил подпоручик.

– Как будто в гарнизоне нет других офицеров, – продолжал ворчать Мещерский, искоса поглядывая в окно. Попадать под ливень ему явно не хотелось. А сегодня, судя по внезапно наступившей в природе зловещей тишине, небо собиралось разразиться именно ливнем. – Почему бы, например, не съездить к доктору вам, подпоручик?

– Вы же знаете характер этого эскулапа, – усмехнулся подпоручик. – Только вы, Юлий Константинович, можете повлиять на него.

– Да вы разве не понимаете, что он первым делом потребует, чтобы я нашел его внучку? А где я ее найду? Где?

– Полковник ждет от вас доклада, – ушел от ответа на вопрос подпоручик.

Мещерский потушил папиросу и встал из-за стола. Он подошел к большому, черному, как гранитная глыба, сейфу, открыл его, сунул в сейф распоряжение начальника гарнизона, а из сейфа взял какие-то другие бумаги.

– Конечно, я поеду, – сказал он. – Распорядитесь, чтобы подали мой экипаж и двух верховых в сопровождение.

Подпоручик быстро вышел из кабинета. А Мещерский развернул и внимательно прочитал только что взятые из сейфа бумаги.

Влиять на доктора Прозорова было не так-то просто. И надо было хорошенько подготовиться к разговору с этим ершистым и чересчур непокладистым субъектом. Естественно, в другое, совсем недавнее и спокойное время, когда власть в Закавказье, да и на всем Кавказе, прочно удерживалась в руках белых, с доктором можно было бы и не церемониться. Но сейчас фронт находился всего в нескольких верстах от Благодати, раненых солдат и офицеров привозили прямо с передовой, и все они нуждались в немедленной помощи. А на всю округу остался один-единственный врач, который мог оказать им необходимую помощь, и в этой ситуации разговаривать с ним надо было крайне деликатно. Тем более, что контрразведка, несмотря на все старания, до сих пор ничем не могла помочь доктору в розыске его внучки. Как только эта злополучная девчонка пропала, доктор Прозоров сейчас же позвонил Мещерскому. Капитан отдал распоряжение перекрыть все дороги, ведущие из города. Патрули обыскали все дома, все дворы, все сараи. Но девчонка словно в воду канула. Доктор очень нервничал, перестал ходить на работу. И именно в эти дни в городке появились первые тифозные больные. Начальник гарнизона, крайне обеспокоенный тем, что в гарнизоне может вспыхнуть эпидемия, потребовал от Мещерского любым путем вернуть доктора в больницу. Почему от Мещерского? На это были особые основания…

Мещерский поднялся на крыльцо докторского дома как раз в тот момент, когда первые крупные капли дождя упали на ступеньки, гулко забарабанили по крыше и окнам.

Капитан проворно постучался в дверь.

– Входите. Не заперто, – услышал он недовольный глуховатый голос доктора.

Мещерский вошел в дом. Доктор был небрит, взлохмачен, небрежно одет. Он поднял на капитана покрасневшие от бессонницы глаза, нетерпеливо спросил:

– Есть новости?

– К сожалению, ничего сообщить не могу, – ответил Мещерский.

Доктор нахмурился и отвернулся к окну.

– Но мы не теряем надежды. И настойчиво продолжаем поиски, – попытался утешить его Мещерский.

Прозоров никак не отреагировал на это заверение капитана, словно бы и не слышал его. А капитан, сделав небольшую паузу, продолжал:

– Однако не это прискорбное дело привело меня на сей раз к вам, уважаемый Петр Федорович. В городе появились больные тифом. И мы хотели бы, чтобы вы приняли соответствующие меры, предупреждающие распространение этой заразы.

Доктор не отрывал взгляда от тропинки, ведущей в сад. Женя, если бы она вдруг появилась, подошла бы к дому только по этой тропинке. В саду вовсю бушевал ливень. Упругие струи воды хлестали по листьям, примяли траву на лужайках, барабанили по лужам, выбивая из них быстрые, юркие фонтанчики.

– Вы сами понимаете, какую опасность для нас может принести вспыхнувшая в городе эпидемия, – говорил Мещерский. – Врачей нет. Медикаментов нет. Больница и городская управа забиты ранеными. И к тому же начнется повальный тиф…

Доктор Прозоров отлично понимал, почему так обеспокоено командование белых. Тиф страшнее пуль. Страшнее снарядов. Он будет косить солдат, как траву. Не пощадит ни нижних чинов, ни господ офицеров. Он выберет для себя жертвы в каждом отделении, в каждом пулеметном и артиллерийском расчете. Он превратит боеспособный гарнизон в скопище горячечных больных, большинство которых будет обречено на гибель.

– Вы слышите меня, Петр Федорович? – повысил голос Мещерский.

Доктор с трудом оторвал взгляд от тропинки.

– Да, – отрешенно ответил он.

– Так почему же вы молчите?

– На все ваши слова я отвечу только одним вопросом: где моя внучка?

– Но я же сказал, мы ее ищем.

– Вот когда вы ее найдете, тогда я буду что-нибудь для вас делать, – твердо ответил доктор.

– Но тогда все может оказаться слишком поздно, – заметил Мещерский.

– Ищите быстрей. Это мое непременное условие, – сказал доктор и снова отвернулся к окну.

Он не видел, как передернулось лицо капитана, как побелел у него на щеке шрам. Но услышал его неожиданно ставший хриплым голос.

– А вот условий, господин доктор, я на вашем месте не стал бы ставить.

– Вы меня предупреждаете? – на сей раз быстро откликнулся Прозоров.

– Пока нет. Но взываю к вам, как к бывшему офицеру, – сказал Мещерский и перевел взгляд на фотографию, висевшую над диваном. На ней доктор был снят в форме военного врача с винтовкой и кубком в руках. Под фотографией красивым почерком было выведено: «Чемпион Санкт-Петербурга по стрельбе из трехлинейной винтовки военврач П. Ф. Прозоров». – Вы присягали государю. И если забыли об этом, я могу вам напомнить, как законы Российской империи карают клятвоотступников.

– Вы мне угрожаете? – негодующе посмотрел на капитана Прозоров. – Потрудитесь немедленно удалиться из моего дома!

Но Мещерский в ответ только снисходительно усмехнулся.

– Но-но, доктор. К чему такие резкости? – Он открыл портсигар и бесцеремонно закурил. – Во-первых, этот дом не ваш.

– Как вы смеете так говорить! – вспылил Прозоров.

– Смею, доктор, – ответил Мещерский, достал из кармана кителя бумагу и протянул ее Прозорову. – Вот документ, подтверждающий, что дом этот казенный. Он принадлежит больнице, и вы имеете право его занимать лишь до тех пор, пока тут работаете. А так как вы изволили фактически самоустраниться, нам, как единственным представителям законной власти, ничего не стоит вытряхнуть вас на улицу, а помещение занять под раненых. Которых, кстати сказать, уже давно негде размещать.

Прозоров опешил. Такой наглости он не ожидал.

– Хорошо, – сказал он. – Извольте. Я уйду.

– Это мало что изменит, доктор, – продолжал снисходительно Мещерский. – У нас есть к вам и более серьезные претензии. И от них вы уже не уйдете никуда.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Прозоров.

– Ну хотя бы то, почему вы оставили службу в девятьсот пятом году…

– Это было мое личное дело, – нахмурился Прозоров. Осведомленность контрразведчика обезоруживала его.

А Мещерский теперь уже явно с издевкой продолжал:

– Вряд ли, доктор, можно считать личным делом явную симпатию революционно настроенным элементам. Это уже идеология. А она всегда общественна. Но в ту пору о вас еще многого не знали. И тогда вас просто уволили со службы. А сегодня…

– Что сегодня?

– А сегодня нам немало известно и о вашем сыне! – сказал Мещерский и в упор посмотрел на Прозорова.

– О Николае? – вздрогнул Прозоров.

– Совершенно верно, – подтвердил Мещерский.

– Мой сын ученый…

– Он активно сотрудничает с большевиками!

– Откуда вам это известно?

– Об этом вам сообщают ваши друзья, – ответил Мещерский и протянул доктору еще один листок, исписанный мелким почерком.

Прозоров взглянул на лист и сразу узнал почерк своего старого друга, врача железнодорожной больницы из Владикавказа, от которого всего несколько дней тому назад получил письмо. Но как такое же письмо могло попасть контрразведчикам? И тут Прозоров вдруг вспомнил, что в его письме не хватало именно той страницы, на которой его друг писал о Николае. Значит, контрразведка просто-напросто перехватила это письмо, прочитала его, извлекла из него то, что ей было нужно, а уж только после этого письмо попало к нему…

– Вы читаете чужие письма? – еле выговорил от негодования Прозоров.

Мещерский в ответ лишь развел руками.

– Но ведь это нечестно! Подло! Гнусно!

– Увы, доктор, – согласился Мещерский. – Но этого требуют интересы службы. Однако вернемся к нашим делам. Теперь, надеюсь, вы признаете, что у нас есть достаточно оснований считать, что мы с вами по разным сторонам баррикады. И по законам военного времени можем безжалостно покарать вас. Но мы, доктор, этого не делаем. И лишь просим вас: осмотрите наши лазареты. Изолируйте больных. Не дайте вспыхнуть эпидемии.

Контрразведчик говорил о чем-то еще. Но Прозоров его уже не слышал. Он вдруг увидел, как входная дверь тихо открылась и в дом вошла Женя. Прозоров сначала даже напугался. Ему явно показалось, что у него начались галлюцинации. Он совершенно ясно видел свою внучку. И в то же время почти не мог ее узнать. Волосы на голове у нее слиплись. Платье было насквозь мокрым. Вся она была в чем-то перемазана… От неожиданности, от охватившего его волнения и смятения доктор даже забыл, что творится на улице… И только когда она радостно улыбнулась и громко крикнула: «Дедушка!» – он понял, что перед ним не плод воображения, а его живая и невредимая внучка.