Текст книги "Искатель. 1962. Выпуск №5"

Автор книги: Александр Беляев

Соавторы: Виктор Смирнов,Владимир Михайлов,Глеб Голубев,Виктор Дьяков,Борис Ляпунов,Алексей Леонтьев,Э. Розовский,Ю. Шишина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Искатель 1962
Выпуск № 5

Чудеса ХХ века

ТОК ИЗ ПЛАЗМЫ

Тишина. Негромкие слова команды…

Громовый удар. Еще, еще… Всполохи фиолетового пламени в камере. Взрывы сливаются в гуд, в котором тонут все звуки.

Сквозь желтое броневое стекло виден ослепительный поток, в камере бушуют беспрестанная молния и беспрерывный гром.

Чуть вздрагивают стрелки на пульте управления. Спокойны люди, вызвавшие эту бурю – смерч бушующей плазмы, температура которой только в два раза меньше, чем на поверхности Солнца: три тысячи градусов. Внимательно следят люди за приборами. Вот стрелка одного поползла направо, деление за делением…

Ярким светом вспыхнула сигнальная электрическая лампочка.

– Есть ток!

Чудо свершилось! Чудо безмашинного превращения тепловой энергии в электрическую. Техника грядущего стала явью. Создан плазменный генератор. Советские ученые испытали уникальную модель будущих установок, которые смогут давать огромные мощности.

…Еще со времени Фарадея было известно, что для получения тока необходимо перемещать металлическую проволоку в магнитном поле.

А если проволоку заменить газом? Он станет течь в магнитном поле, пересекать магнитные силовые линии, и в нем возникнет электродвижущая сила. Тогда, опустив в быстродвижущуюся струю газа электроды, можно отвести от нее электрическую энергию. Но газы в обычном состоянии не проводят электричества. Чтобы газ стал проводником, его надо ионизировать, превратить в плазму – сильно разогреть и добавить в него соединения калия, цезия или других щелочных металлов.

Так получается плазма, в которой «рождается» электрический ток.

Чем выгоднее плазменный генератор по сравнению с другими? В нем нет движущихся частей – якорей, турбинных дисков. А трущиеся поверхности быстро изнашиваются. Устройство плазменного генератора просто. Струя раскаленного ионизированного газа проходит через сильное магнитное поле и омывает электроды, которым отдает возникшее в газе электричество. Это, конечно, кажущаяся простота. Нужны сверхтугоплавкие материалы, чтобы выдержать даже «низкотемпературную» плазму. Но советские ученые успешно штурмуют и этот, последний барьер. Уже сделаны необходимые расчеты по созданию уникальной плазменной установки мощностью в десятки тысяч киловатт. В ближайшее время начнется ее сооружение.

В Программе Коммунистической партии Советского Союза записано: «Наиболее важными являются следующие задачи:…открытие новых источников энергии и способов прямого преобразования тепловой, ядерной, солнечной и химической энергии в электрическую…».

Создание плазменного генератора – шаг к осуществлению величественной программы строительства коммунизма.

ЗЕМЛЯ ПОД «РЕНТГЕНОМ»

Да, речь идет о всей нашей планете, которую ученые хотят исследовать с помощью «космического рентгеновского аппарата».

Самые глубокие скважины прошли в глубь Земли не более чем на семь километров. Дальше взгляд человека еще не проникал. Если сравнить земной шар с куриным яйцом, то можно сказать, что мы едва преодолели скорлупу. А каковы природа и строение остальной массы планеты, об этом ученые могут пока лишь догадываться.

Сейчас существует ряд проектов освоения «геокосмоса». Об одном из них мы уже рассказывали во втором (восьмом) номере «Искателя» за этот год. Но, пожалуй, самый «фантастический» проект исследования внутреннего строения Земли предложили физики.

Исследования структуры материи могут проводиться с помощью частиц, которые названы учеными «снарядами», – Частиц с наибольшей пробойной силой, нейтрино.

Нейтрино, по представлениям современных физиков, обладает способностью «прострелить» насквозь земной шар. Советские ученые считают, что в перспективе возможно создание такой установки, которая позволила бы использовать нейтрино для просвечивания всей толщи земного шара.

Понятно, что изучение нейтрино в космических лучах представляет большой принципиальный интерес. Особое значение для этой работы будет иметь установка, создаваемая грузинскими физиками. Основные параметры ее уже определены.

Известно, что, подобно рентгеновским лучам, частицы высоких энергий, проходя через слои различной плотности, теряют часть своей энергии, а то и вовсе поглощаются средой. Этим-то и объясняется появление на специальном экране рентгеновского аппарата изображения различных предметов. Некоторое весьма отдаленное сходство будет иметь с рентгеновским аппаратом и установка по работе с нейтрино.

Физики считают, что «фотографию» внутреннего строения Земли им удастся получить намного раньше, чем другие ученые иными методами смогут исследовать сокровенные недра нашей планеты.

Алексей Леонтьев
НИЧЬЯ ЗЕМЛЯ

_{Повесть печатается в сокращении. Полностью она будет опубликована издательством «Молодая гвардия» под названием «Белая земля».}

Автобус с туристами отошел от скромного домика, где некогда родился великий поэт Германии.

– Александр Иванович! – крикнули из окна автобуса. – Что же вы?

Немолодой человек в темном костюме, улыбнувшись, помахал рукой. Он вынул из кармана бланк адресного стола, внимательно прочитал его и зашагал в обратную сторону. Он шел не торопясь, оглядывая улицы ищущим взглядом приезжего. Город был красив, весь в зелени садов. Рядом с черепичными крышами старинных особняков и островерхими башнями церквей подымались новые здания из бетона и стекла.

Человек на секунду задерживался на перекрестках, читая таблички с названиями улиц, и сворачивал в нужную сторону.

Внизу за гранитной набережной лежала широкая серо-зеленая река. Суетились буксиры и катера, неторопливо плыли вереницы барж. С прогулочных теплоходов неслась музыка.

Человек свернул к центру города. Здесь его темный костюм особенно выделялся среди ярких плащей, курток рубашек уличной толпы. На стенах висели плакаты: толстый человек измерял штангенциркулем серебряную марку. Подпись гласила: «Если ты не хочешь, чтобы наша марка стала меньше, голосуй за Эрхарда – ХДС!»

Приезжий равнодушно скользил взглядом по изобретательным приманкам бесконечных витрин. Вдруг он остановился.

За окном на темном бархате лежали ордена. Железный крест, рыцарский крест, дубовые листья к рыцарскому кресту, крест за тыловую и этапную службу, бронзовый щиток участника боев в Крыму, медаль за зимнюю кампанию 1941–1942 годов… Человек изумленно поднял глаза на вывеску. Нет, это не была лавка древностей. Обычный ювелирный магазин. Здесь каждый мог приобрести себе соответствующий орден.

Было душно. Приезжий снял шляпу. У него были сильно тронутые сединой волосы, простое, чуть скуластое лицо.

Он снова вынул из кармана карточку адресного стола и прибавил шагу. Он шел теперь быстро, внимательно вглядываясь в номера домов. Наконец остановился перед серым четырехэтажным домом. Еще раз сверил адрес. Все правильно. Над подъездом висели медные номера квартир.

Человек сделал шаг к массивной двери и остановился. Он постоял в нерешительности перед подъездом, потом перешел на противоположную сторону улицы и вошел в небольшое кафе.

В зале было немноголюдно. Кельнеры убирали со столов чашки из-под кофе и пустые рюмки. В углу двое подростков кидали никели в игральный автомат. Приезжий сел за столик у окна. За соседним столиком пил пиво широкоплечий парень в пестрой рубашке.

Кельнер положил на стол круглую картонку с надписью: «Избавь нас, боже, от злого взгляда, большого зноя, ненастья тоже» – и поставил на нее высокую глиняную кружку темного пива.

Послышалось осторожное позвякивание. У столика остановился худощавый юноша в сером потертом свитере. В руках у него был небольшой металлический ящик-копилка.

– Алжирским детям! – строго произнес он.

Парень в пестрой рубашке, не подымая глаз, ел шницель. Приезжий положил в кружку несколько монет.

– Спасибо, – с достоинством сказал юноша и двинулся дальше.

Еще несколько раз звякнули упавшие в кружку монеты.

Вечерело. От стоящего поодаль собора доносился явственный даже в уличном шуме перезвон колоколов. Неожиданно могучий рев заглушил все. Зазвенели стекла. Люди, повскакав с мест, прильнули к окнам. Над готической колокольней собора низко, едва не коснувшись шпиля, пронеслись два стремительных треугольника.

– «Локхид»! – восторженно воскликнул парень в пестрой рубашке.

– «Спитфайер», – поправил кто-то.

– Жаль, не «мессершмитт»… – парень бросил на стол деньги и вышел.

Человек в темном костюме задумчиво посмотрел ему вслед…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Гулко бьется сердце. Темнота. Комок тошноты у горла. Я сижу на узкой жесткой койке. Сильно качает. Пахнет сыростью. Отдергиваю штору светомаскировки. За круглым иллюминатором тусклый рассвет. Проступают очертания тесной каюты. Верхняя койка пуста. Мой сосед штурман Иенсен на вахте. Значит, он ничего не слышал. Проклятый кошмар! Снова я проснулся от него. Каждый раз одно и то же…

…Над степью беззвучно летят грязно-серые самолеты с черными крестами на хвостах. Они летят не торопясь, спокойно выглядывая цель.

Один из них нависает надо мной. Помедлив мгновение, бросается вниз, и сразу исчезает тишина. Все ближе нарастающий вой. Тело тщетно пытается уйти в землю. От самолета отделяется черная капля. Она неудержимо приближается. Нет сил пошевелиться, отвести взгляд. Черный овал закрывает весь мир. Из груди вырывается отчаянный немой крик…

Я открыл иллюминатор. В каюту ворвался холодный воздух. Тошнота отступила. Закутавшись в одеяло, откинулся к стенке. Прикрыл глаза. И тут же вновь встала выжженная степь у переправы, вспененный взрывами Дон и надвигающаяся армада грязно-серых «юнкерсов»…

Где теперь моя третья стрелковая? Я не имел никаких вестей от ребят уже несколько месяцев – с того самого дня, когда меня после выздоровления от контузии неожиданно вызвали в штаб и приказали отправляться в Москву для подготовки к заграничной командировке…

Я закурил «Кемел». Никак не могу привыкнуть к этим легким сигаретам после солдатской махорки. Заснуть уже не удастся.

Послышалась боцманская дудка. Потом – топот ног. Начинался новый день. Я поднялся. Надо было проверить груз. В трюме «Святого Олафа» – старого норвежского транспорта – тщательно принайтовлены драгоценные станки. Я должен доставить их из Лондона на авиационный завод, где работал до войны. Завод теперь на Урале. Мои товарищи по командировке уже, наверное, вернулись на Родину: как-то трудно сейчас сказать – домой. А на мою долю выпала неожиданная морская прогулка. Холодное море, погашенные огни, тревожные сигналы эсминцев конвоя…

Сверху донеслась музыка. Неожиданная на корабле, но я уже успел привыкнуть к ней за время пути. Песня Сольвейг. Когда в апреле сорокового года гитлеровцы захватили Норвегию, «Святой Олаф» случайно оказался в канадском порту. Теперь он плавал под английским флагом, но почти вся команда по-прежнему состояла из норвежцев, и капитан Сельмер Дигирнес на подъем флага вместо «Правь, Британия, морями…» упорно ставил пластинку Грига.

Я оделся и вышел на палубу. В промозглом сером утре под песню Сольвейг медленно полз вверх по флагштоку восьми лучевой британский крест на синем поле – «Юниор Джек».

На мостике маячила коренастая фигура Дигирнеса. Козырек фуражки, вислый нос и зажатая в зубах трубка обращены на юг – туда, где за горизонтом лежат берега Норвегии.

Я поднялся на мостик. Дигирнес протянул руку.

– Доброе утро, мистер Колчин. Хау дид ю слип? – он изъясняется со мной на жутковатой смеси русского с английским.

– Отлично. Никогда не спал лучше.

– Воздух, – говорит Дигирнес. – Воздух нашего Норвежского моря – замечательное средство от всех болезней. Верно, Роал?

Мой сосед по каюте штурман Иенсен молча кивает. Его не легко заставить заговорить. Дигирнес в этом отношении исключение среди норвежцев. В его роду все мужчины становились пасторами. Он первым, мальчишкой убежав из дому, нарушил традицию. Но груз наследственности давал себя знать.

Над морем расходился туман. Вода была серо-зеленой, местами белел битый лед. Небо облачно. Это успокаивало. Мы опасались главным образом немецких бомбардировщиков.

Базируясь на севере Норвегии, гитлеровцы зорко стерегли эту зыбкую морскую тропинку, связывающую нас с союзниками. В мае им удалось потопить два английских крейсера. В июле – растрепать огромный караван, или, как говорят англичане, «конвой». Из тридцати пяти судов пошли ко дну двадцать два.

От камбуза тянуло дымком. Сейчас меньше качало. Я почувствовал голод.

– После завтрака приходите ко мне! – крикнул Дигирнес. – Я сейчас передам вахту.

2

Когда я вошел в каюту, капитан сидел перед старинной библией в кожаном переплете – реликвией, переходившей из поколения в поколение Дигирнесов. На столе стояла квадратная бутылка джина, дымящийся термос с кипятком и открытая банка консервированного лимонного сока.

Капитан знаком указал мне на стул.

– Вы слышали когда-нибудь про бой Давида с Голиафом?

– Немного. Кажется, Давид уложил его камнем из рогатки.

– Из пращи, юный язычник… «И опустил Давид руку свою в сумку, и взял оттуда камень, и бросил из пращи, и поразил филистимлянина в лоб, и он упал лицом на землю. Так одолел Давид филистимлянина пращой и камнем, меча же не было в руках Давида», – Дигирнес шумно захлопнул книгу. – Что вы будете пить? Чистый джин?

– Никак не привыкну к этой соленой водке. Лучше грог.

Капитан одобрительно кивнул. Он собственноручно готовил грог, рецептом которого очень гордился. Надо признаться, рецепт был незамысловатый: на полстакана водки – полстакана крутого кипятку, несколько кусков сахара и немного лимонного сока. Дигирнес наполнил два стакана.

– Ну-ка, попробуйте.

Я осторожно отпил глоток обжигающего напитка.

– Ну как? Не мало джина?

– Нет. В самый раз.

Дигирнес отхлебнул добрую половину своего стакана, поморщился.

– Горячая вода. – Он долил стакан из квадратной бутылки. – Давайте я вам тоже добавлю.

– Спасибо. Мне достаточно.

Дигирнес допил стакан и тут же налил себе снова.

Что-то случилось. Недаром капитан перечитывал притчу о Давиде и Голиафе. Он не мог забыть позора девятого апреля сорокового года. Сданных без выстрела береговых укреплений Нарвика, несработавших минных полей Осло-фьорда.

Давид победил Голиафа. Почему же сдалась без боя его гордая страна, у которой если не меч, то уж праща-то была в руках! Но что заставило Дигирнеса сегодня снова вспомнить об этом?

– Вы чем-то расстроены, капитан?

– Нет, все хорошо. Все идет хорошо. Слишком хорошо, чтобы это продолжалось долго… Налить вам еще?

– Только немного. Я еще не спускался в трюм.

Дигирнес посмотрел на меня поверх стакана.

– Вы думаете, кому-нибудь еще нужны эти станки?

– Полагаю, да.

Дигирнес налил себе чистого джина.

– Я слушал сегодня сводку, – сказал он. – Бои идут уже у Волги.

Было очень трудно слышать это, но я сдержался и как можно спокойней сказал:

– Дальше они сне пройдут.

– Вы уверены?

– Да. За Волгой сейчас стоит вся Россия.

– У вас гигантская страна, – вздохнул Дигирнес, – но не все, мой друг, решается размером. Нас, норвежцев, всего три миллиона, но если у вас был Петр Великий, то у нас – король Сверре. У вас – Достоевский и Толстой, а у нас – Бьернсон и Ибсеи.

Капитан вдруг притих и, допив стакан, буркнул:

– Это честный морской счет. Книги Гамсуна я еще год назад выбросил за борт.

Он взял бутылку и потянулся к моему стакану. Я накрыл его ладонью.

– Видите ли, капитан, у нас нет не только Гамсуна, но и Квислинга.

Это было жестоко по отношению к старику, но он слишком раскис сегодня. Мне не хотелось, чтобы он раскисал. У него в Тромсе осталась семья, он не видел ее уже больше двух лет. Дигирнес опять налил себе.

– Кретины с протухшим жиром вместо мозгов! – вдруг воскликнул он. Моряк в нем, видно, совсем забил в этот момент пастора. – Обжирались копченой селедкой и думали, что нас оставят в покое в наших фьордах! Будь трижды прокляты сытость и беспечность!

Переплет старинной библии жалобно пискнул под ударом кулака. Таким капитан мне нравился больше.

В иллюминатор заглянуло солнце. Я посмотрел на часы. Было без двадцати двенадцать. Я поднялся.

– Куда вы? – спросил Дигирнес.

– Вышло солнце, Иенсен сейчас будет брать широту.

Дигирнес улыбнулся.

– Я все забываю, что вам только двадцать пять лет.

3

Я стоял на мостике с секстантом в руках и старался поймать отражение солнечного луча. Мне была немного знакома авиационная навигация – во время летной практики в институте я работал дублером штурмана и теперь пользовался каждым случаем, чтобы постичь премудрость кораблевождения. Молчаливый Иенсен уже доверял мне самостоятельно определяться по солнцу.

Мне почти удалось совместить солнечный луч с точкой горизонта, как вдруг горизонт сдвинулся с места. Это было невероятно. Я снова навел прибор. Намеченная точка оторвалась от горизонта. Она приближалась к нам. Я опустил секстант и взял бинокль. С юга к нашему каравану, спутав осень с весной, стремительно приближался четкий клин журавлиной стаи.

И в тот же миг завыли сирены судов. Послышалась команда Иенсена. На «Олафе» забил колокол громкого боя. Я бросился на корму – там у пожарной помпы было мое место по боевой тревоге.

Бой длился всего несколько минут. Он окончился раньше, чем я успел добраться до своей помпы. «Юнкерсов» встретил огонь всех зенитных стволов кораблей конвоя. Клин раскололся пополам и исчез из виду. Через несколько мгновений «юнкерсы» появились с востока. Конвой не успел перестроиться. Несколько самолетов прорвалось к транспортам. На «Олафе» забили пулеметы.

Со второго захода пикировщик положил бомбу у нас за кормой. Меня бросило на палубу. Кто-то страшно закричал рядом.

Когда я поднялся, столб воды от взрыва еще не успел опасть, но бой уже заканчивался. Рядом с нами кормой в воду уходил эсминец. У него заливало трубы, а с бака еще бил трассирующими спаренный зенитный пулемет. С тяжелым воем падал в воду пикировщик. «Юнкерсы» вразброд тянулись к югу. Два транспорта горели.

«Олаф» как-то странно рыскал из стороны в сторону. Я вернулся в рубку. Капитан Дигирнес чертыхался в переговорную трубу.

– Руль, – сказал Иенсен, – проклятая бомба. Мы потеряли управление.

Это была очень длинная для него фраза.

Я вышел на ходовой мостик. На воде расплывались радужные масляные круги. Возле горящих транспортов суетились спасательные лодки. Несколько шлюпок и моторных баркасов подбирали команду затонувшего эсминца.

По палубе пронесли на носилках незнакомого мне матроса. Кажется, он был уже мертв. Матросы, которые несли носилки, скосив глаза, смотрели на юг. Я тоже посмотрел на юг. Горизонт пока был чист. Два эсминца ставили дымовую завесу. Черный дым стлался низко над водой.

Мы все еще крутились на месте. Дигирнес торопливо прошел в радиорубку. Он пробыл там четверть часа и вышел очень озабоченным. На флагманском крейсере вверх по флагштоку побежала вереница сигнальных флажков. Видимо, сигнал был адресован нам, потому что все вокруг подтянулись. Дигирнес что-то приказал, и на «Олафе» подняли такие же флажки.

– Что это? – спросил я.

– «Желаем удачи». – Дигирнес полошил мне руку на плечо. – Вы сразу попали в хорошую переделку, мой друг. Я отказался от буксира. Я не могу задерживать караван. Постараемся справиться своими силами и догнать их завтра.

Караван медленно уходил на восток. С юга все шире расползалась полоса дымовой завесы. В багровом дыму догорали два транспорта. Мы остались одни посреди холодного моря.

4

Ночью с Атлантики потянул ветер. К утру разыгрался настоящий шторм. О ремонте не могло быть и речи. Дигирнес, маневрируя машинами, только пытался держать «Олаф» против волны. Нас несло штормом на северо-восток. Утром «Олаф» запросили по радио с флагмана. Дигирнес ответил, что все в порядке и скоро надеется нагнать караван. Он хорошо понимал, что попытка пробиться к нам на помощь может дорого обойтись другим кораблям.

На второй день в трюмах показалась вода. Найти пробоину не удалось – по трюму, сорвавшись с найтовых, с грохотом двигались мои драгоценные ящики со станками.

На третий день механик доложил, что топлива до Мурманска не хватит. Дигирнес остановил машины и разрешил сообщить кодом о нашем положении. Но на отчаянные призывы радиста «Олафа» никто не отозвался. «Олаф» уносило все дальше на северо-восток. Транспорт дал заметный крен на левый борт – помпы не справлялись с откачкой воды.

Я встретился с капитаном в кают-компании, куда он заскочил на секунду выпить горячего чаю.

– Где мы? – спросил я.

– У черта в пекле. – Дигирнес прислушался к вою ветра.

– И надолго?

– Не знаю… – Капитан, обжигаясь, допил чай. – Уповайте на милосердие божие… Тут есть островок – ничья земля…

Он не договорил – не хотел искушать словами судьбу.

Вбежавший матрос позвал капитана в радиорубку. Дигирнес, отставив стакан, бросился к трапу. Я поспешил за ним.

Молодой англичанин-радист с воспаленными от бессонницы глазами радостно метнулся навстречу капитану.

– Ну? – спросил Дигирнес,

– Нам отвечают. Вот радио, – радист протянул бланк радиограммы и счастливо улыбнулся.

Он плавал первый год, и ему, видно, было очень жутко один на один с оглохшим эфиром. Дигирнес, взглянув на бланк, нахмурился.

– Почему открытый текст?

Улыбка сползла с лица радиста.

– Я дал «SOS»…

– Что?!

– Я думал… Теперь все равно…

– И наши координаты?

Радист попятился.

– Мальчишка!

Я на всякий случай встал между радистом и капитаном. Дигирнес шумно вздохнул.

– Я предам вас военному суду. Кто это? – он тряхнул радиограммой.

– Не знаю… Я поймал не сразу… Они радировали по-английски.

– Запросите – кто?

Радист кинулся к передатчику.

– Кодом?

Дигирнес махнул рукой. Застучал ключ. Мы молча ожидали ответа. И снова по какой-то причине радисту не удалось принять начала ответной радиограммы. Под писк морзянки его карандаш стремительно бежал по 6yPviare.

«…Следуйте нашим указаниям, – писал он по-английски. – Держитесь норд-ост-норд». – Дальше шли градусы и румбы. Связь оборвалась. Несмотря на все старания радиста, неизвестная радиостанция не отвечала.

Мы с Дигирнесом вышли из радиорубки. Капитан вызвал к себе Иенсена и главного механика. После короткого совещания механик ушел. Дигирнес сам встал к машинному телеграфу. «Олаф» тяжело развернулся. Мы легли на норд-ост-норд.

5

Было еще светло, когда впереди показалась извилистая полоса берега. Радист принял обрывок новой радиограммы. Там опять уточнялся наш курс к острову. Дигирнес подчинился этому указанию. Трудно было предположить, что так далеко на севере мог оказаться враг.

Мы вошли в узкий, глубоко вдающийся в сушу залив. Здесь было тихо. Ветер остался позади.

Я стоял на мостике рядом с Дигирнесом. В наступившей тишине звонко кричали птицы. Чайки кружились над нашей палубой. По сторонам залива лежал пологий берег. К нему нетрудно было пристать.

Вся свободная от вахты команда была на баке. Люди молча смотрели на приближающуюся землю. Дигирнес, не снимая руки с машинного телеграфа, негромко командовал рулевому. «Олаф» осторожно продвигался вперед.

– Кажется, вам придется представить радиста к ордену, – сказал я.

Капитан, не ответив, перебросил ручку телеграфа на «малый». И тут же палуба ушла у меня из-под ног. Я едва успел вцепиться в поручни.

Дигирнес рванул ручку на «самый полный назад», но «Олаф» даже не шелохнулся.

– Камни… – глухо сказал Дигирнес. – Их нет в лоции…

Транспорт быстро кренился на левый борт. Дигирнес поднял мегафон.

– Всем покинуть корабль!

Команду будто смело с бака.

Я попытался пробраться в каюту за вещами. Корабль продолжал стремительно валиться на борт. В переборках заклинило двери. Я с трудом вернулся обратно на палубу. Ее уже заливала вода. «Олаф» почти лежал на боку. Шлюпки были спущены. В них прыгали люди. У борта дрались за спасательные круги. Дигирнеса нигде не было видно.

Через мгновение шлюпки отвалили. Опоздавшие бросались вплавь. И тут на палубе вновь появился Дигирнес. Он вылез из своей каюты с какой-то тряпкой и небольшим мешком под мышкой. Увидев шлюпки, он взволнованно закричал по-норвежски, но его никто не услышал. Придерживаясь за палубные надстройки, Дигирнес не спеша двинулся к корме. Где-то в глубине корабля послышалась музыка.

Вслед за Дигирнесом я перебрался на противоположную, поднявшуюся вверх палубу. Дигирнес задержался у флагштока, дернул фалреп. Британский флаг пополз вниз. Теперь я узнал музыку – это была знакомая пластинка Грига. Капитан оставил в своей каюте заведенный патефон.

Дигирнес сорвал восьми лучевой «Юниор Джек» и привязал к шнуру принесенное полотнище. Его сразу рвануло неожиданно налетевшим ветром. Вверх по флагштоку пополз красно-синий флаг Норвегии.

Две шлюпки, бешено загребая веслами, стремились скорей отойти от тонущего транспорта. Между ними виднелись барахтающиеся в воде люди.

Дигирнес дождался, пока флаг достиг вершины мачты, потом бросил взгляд на опустевший корабль. Скользя по настилу, он дотянулся до высокого правого борта. Меня он не заметил. Неожиданно легко старик перебросил свое тело через поручни и с силой оттолкнулся, стараясь прыгнуть возможно дальше.

Я бросился за ним, в первый момент даже не почувствовав обжигающего холода воды.

Я успел сделать всего несколько взмахов, как позади послышался тяжелый всплеск и слившийся с ним отчаянный крик людей.

Внезапное течение цепко потащило назад. Я рванулся изо всех сил. Только очутившись, наконец, в спокойной воде, я рискнул обернуться.

«Святой Олаф» уходил под воду вверх килем. Перевернувшись, транспорт обрушился на тех, кто пытался спастись с противоположной стороны. Я понял, что кричал Дигирнес своим товарищам. В последний момент он хотел предупредить их о грозящей опасности.

6

Плыть было трудно. Тяжелый меховой комбинезон тянул вниз и не давал как следует взмахнуть руками. Но надувшаяся пузырем на спине куртка поддерживала на воде.

Дигирнес скоро исчез из виду. Я уже совсем выбился из сил, когда ударился головой обо что-то твердое. Впереди был крепкий береговой лед. Срывая ногти, я выбрался из воды и, отдышавшись, направился к заснеженной земле.

Кругом было тихо и пусто. Мне стало страшно.

Я побежал вдоль кромки льда, огибая залив. Мела легкая поземка. Вода в заливе чуть рябила. «Олафа» уже не было видно. Казалось, ничего не случилось у этих тихих берегов.

Я долго бежал, подгоняемый холодом и страхом. Наконец впереди за снежной поземкой показалась неподвижная фигура. Кто-то стоял на коленях с раскрытой книгой в руках.

Я подошел ближе. Это был капитан Дигирнес. Перед ним распростерся навзничь человек. Капитан молился. Я заглянул через его плечо. На снегу лежал Иенсен. Он был мертв. Снег засыпал страницы старой библии. Капитан заметил меня, но не пошевелился, пока не закончил молитвы.

Потом мы вместе завалили тело штурмана камнями и снегом. Дигирнес был сосредоточен и молчалив.

Стряхнув снег, капитан бережно спрятал библию в прорезиненный мешок. Там лежали компас, секстант, хронометр и судовой журнал «Святого Олафа».

Дигирнес записал в журнал несколько строк несмываемым карандашом. Потом медленно, так, чтобы я понял, прочел написанное. Это было краткое сообщение о гибели «Олафа» с упоминанием координат, даты и часа. Затем было указано место, где похоронен штурман Роал Иенсен. Капитан попросил меня расписаться вместе с ним под этой записью.

Мы двинулись дальше, обходя глубоко вдающийся в сушу залив.

Капитан угрюмо молчал, и я никак не мог решиться спросить его: кто же все-таки дал радиограмму, приведшую нас к этому острову?

На противоположной стороне залива мы натолкнулись на остатки разбитой шлюпки с «Олафа». Мы обшарили каждый сантиметр земли и льда вокруг, но так и не нашли следов людей. Поземка еще не могла занести их, если бы кто-нибудь добрался до берега…

Становилось все холодней. Промокший комбинезон не грел. Мы наломали досок от разбитой шлюпки и сложили костер. В мешке Дигирнеса рядом с пачкой табака и трубкой оказался припасенный коробок спичек. Но доски никак не хотели гореть. Напрасно мы щепали тончайшие лучинки и, тщательно заслонив их от ветра, подносили к ним спички. Они гасли одна за другой, не успев передать своего слабого тепла мокрому дереву.

Я пошарил по карманам. Там не оказалось ничего, кроме расползшейся пачки сигарет. Я вставал, садился, снова вставал, ходил, но уже ничем не мог унять бьющую тело дрожь. Послышался шорох. Я обернулся. Капитан держал в руках судовой журнал и старинную библию Дигирнесов. Какое-то мгновенье капитан как бы взвешивал обе книги, затем сунул судовой журнал обратно в мешок.

Затрещали вырываемые из библии листы. Дигирнес поднес к ним спичку. Это было, вероятно, самое полезное использование «священного писания» за всю историю христианства.

Костер разгорелся. От мокрой одежды потянулся, парок. Капитан достал из кармана плоскую фляжку, отвинтил крышку.

– Глотните, это подкрепит вас. А что касается будущего… – он вытащил из своего мешка отлично смазанный пистолет и несколько обойм. – Я думаю, нам удастся добыть какую-нибудь дичь.

Спирт обжег горло, разбежался теплом по телу.

Капитан вынул карту и при свете костра показал, где мы находимся. Это был довольно большой остров в западной части Баренцева моря, километрах в трехстах от материка. Дигирнес сказал, что нам следует идти на север к Шпицбергену – там база англичан. Но я совершенно не представлял, как мы сможем добраться туда без продовольствия и транспорта.

– Никто не знает меры сил человеческих, – сказал Дигирнес. – Здесь, – Дигирнес указал на крошечный островок примерно на полпути к Шпицбергену, – здесь быЛа русская научная станция. Если даже люди теперь ушли, то мы все равно найдем там продовольствие и топливо. Это первый закон Арктики: оставлять все для возможного пришельца. В крайнем случае мы там перезимуем.

– Скажите, Дигирнес, – спросил я, – а здесь… на этом острове никого нет?

– Это ничья земля, – не сразу отозвался капитан. – Судя по карте и лоции, здесь нет людей. Я бы очень хотел, чтобы эти сведения оказались достоверными.

7

На следующий день было пасмурно. Чуть таяло. Под ногами проваливался мягкий снег.

Дигирнес, сверяясь с компасом, держал направление строго на север. Он шел быстро, чуть неуклюжей перевалистой походкой. Казалось, он хотел как можно скорей уйти от места, где погиб его корабль.

Все сильнее давал о себе знать голод. Выпитый утром спирт только разжег аппетит. Почти из-под ног вспорхнула стайка каких-то птиц, похожих на небольших уток. Не боясь людей, птицы снова опустились неподалеку. Остановив Дигирнеса, я потянулся к пистолету, но капитан решительно отвел мою руку.

– Не надо лишнего шума. Мы должны быть очень осторожны, мой друг…

К вечеру снова поднялся ветер. Метель застлала все вокруг, но капитан упрямо продолжал идти, ежеминутно сверяясь с компасом. Ветер пробирал до костей, однако все заглушало сосущее ощущение голода.