Текст книги "Увидеть Лондон и умереть (Похищение)"

Автор книги: Александр Поль

Соавторы: Морис Ролан
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Осмотр длился минут двадцать, не больше. Я просидел это время в кабинете хозяина, а сам он сопровождал Бейли. Когда они вернулись, вид у сержанта был несколько разочарованный.

– Пожалуй, теперь мы можем уйти, мистер Тейлор. До свидания, мистер Велецос.

Мы уже ехали какое-то время по Коммершел-Роуд, когда Бейли сказал:

– Я убежден, что этот Велецос не причастен к исчезновению миссис Тейлор.

– И почему же вы так в этом убеждены? – спросил я.

– Из-за Хромого. То, как Велецос описал человека, который увез вашу жену, в точности совпадает с рассказом водителя аэропортовского автобуса. Какой бы то ни было сговор между хозяином «Кипра» и водителем автобуса совершенно исключается. Следовательно, можно считать, что грек говорит правду.

– Если только нет сговора между Велецосом и Хромым.

– В этом случае Велецос остерегся бы давать нам такое точное описание Хромого, напротив, он попытался бы отвлечь наши подозрения от Хромого и уверял бы нас, что миссис Тейлор увез совершенно другой человек.

– А что дал ваш обыск? – спросил я.

– Я ничего не нашел. В ближайшее время я еще не раз туда наведаюсь. Вполне возможно, что Велецос торгует наркотиками… Но никаких следов миссис Тейлор при этом беглом осмотре я не обнаружил. Может быть, Велецос так упорно противился обыску лишь потому, что боялся, как бы мы не нашли несессер миссис Тейлор. Когда он нам его отдал, то сразу успокоился. Кстати, о несессере: я думаю, вы бы хотели оставить его у себя?

– Да, – сказал я. – Для меня эта вещь имеет особую цену.

– Вообще-то у нас это не полагается, – заметил Бейли. – Я должен зарегистрировать несессер как вещественное доказательство. Но я думаю, что сэр Джон согласится оставить его вам, мы лишь попросим у вас расписку.

Он свернул на Уайтчепел-Хайстрит. Скоро показались развалины Сити, которые мрачной каменной пустыней простирались до самой Темзы.

– Как странно, – снова заговорил Бейли. – Перед войной я часто бывал в этом квартале, но никогда не подозревал, что между Святым Павлом и Тауэром такое большое расстояние. А теперь, когда все разрушено…

Он замолчал. Чувствовалось, что для Бейли, как и для большинства лондонцев, в разрушении Сити есть что-то непоправимое: сознание этой утраты жило в нем как неизбывная скорбь, и только традиционная британская сдержанность мешала ему все это высказать…

Но мое сердце жгла еще более невыносимая скорбь.

– Все это очень хорошо, – сказал я резко, – но мы по-прежнему топчемся на месте. Надо было бы найти этого Хромого, надо было бы узнать, где они держат Патрицию, надо было бы…

Мы остановились перед красным огнем светофора. Бейли удивленно посмотрел на меня и улыбнулся.

– Спокойствие, мистер Тейлор, спокойствие. Что же вы так? Расследование еще не закончено.

Глава тринадцатая

Поездка на Джамайка-стрит измотала меня до предела. Я попросил Бейли высадить меня у «Камберленда» и прилег в своеем номере отдохнуть.

Со дня прибытия в Лондон мои чувства претерпели заметную эволюцию. Разумеется, я по-прежнему был полон решимости найти свою жену, но сейчас, когда я думал о ней, я понимал многое из того, что вначале от меня ускользало. В первые дни я считал, что она стала жертвой чудовищной ошибки, что она попала в ловушку, предназначенную для кого-то другого. Теперь я отдавал себе отчет в том, что она поддалась шантажу; шантаж этот был, конечно, тоже чудовищно гнусен, однако теперь я мог в какой-то мере его объяснить. Рассказ Кэтрин Вильсон открыл мне глаза на многое. Я уже угадывал истину. Если Пат не позвала меня на помощь (а она вполне могла это сделать за те четыре дня, что прожила в гостинице «Кипр»), значит, она не хотела подвергать меня опасности. Или просто не хотела волновать. Она надеется собственными силами отделаться от мерзавцев, которые преследуют ее; она ни за что не желает впутывать меня в эту историю. И тем самым дает мне лучшее доказательство своей любви. Поведение Пат говорит о чрезмерном ее самомнении, о гордыне, даже о безумии, но вместе с тем о самопожертвовании и благородстве…

И оттого, что я это понял, еще больше возросла моя нежность. Я укорял себя в том, что был поначалу так эгоистичен, так черств. Когда Кэтрин Вильсон рассказала мне о некоторых подробностях жизни Пат до ее встречи со мной, я возмутился, я ужасно негодовал. Но как я был глуп! Да, оказалось, что у Пат есть свои слабости, но это означает лишь, что я должен окружить ее еще большей заботой, еще большей любовью. И если как следует разобраться, не был ли я сам невольным виновником этой беды? Сразу же вслед за нашей помолвкой я возвел Пат на некий нравственный пьедестал, и она уже не решалась с него сойти. После беседы с Кэтрин Вильсон я был возмущен, что Пат от меня что-то скрывала, но не было ли тут и моей вины? Конечно же, Патриции больше всего на свете хотелось довериться мне, но ей мешало мое отношение к ней, она боялась, что утратит мою любовь, мое уважение, как только мне станет известна ее история с Рихтером… И по той же самой причине она не решилась позвать меня на помощь, когда перед ней предстал Рихтер – этот загадочный Хромой… Более того, он, наверно, сам использовал это средство нажима: «Если ты не будешь выполнять то, что я тебе велю, я все расскажу твоему мужу». И Пат, в ужасе оттого, что я могу что-то узнать, подчинилась. В какую же грязную интригу он ее впутал? Какими подлыми махинациями заставляет ее заниматься?… И все по моей вине, из-за меня одного…

Я вскочил с кровати. Мой взгляд упал на несессер, который я привез из гостиницы «Кипр». Увидав его у Велецоса, я не ощутил ни малейшего волнения, но теперь, когда он был рядом, когда я мог наедине его созерцать, мог к нему прикасаться, все во мне будто перевернулось. Я вдруг представил себе Патрицию вечером в ночной рубашке, представил, как она сидит перед зеркалом и этой вот щеткой с ручкой из слоновой кости расчесывает свои роскошные волосы, вот этой пилочкой подпиливает свои удлиненные ногти, полирует пемзой свои прелестные ступни… Я судорожно открыл ларец и стал с волнением перебирать все эти милые предметы, которые еще хранили аромат ее тела; голова у меня кружилась, я сходил с ума.

Вдруг меня точно током ударило. Я машинально взял в руки платяную щетку с выдвижной спинкой, внутри которой скрывались ножницы, и играл замком этой своеобразной шкатулки. И там под ножницами лежал сложенный вчетверо листок; когда я потянул его к себе, он сам развернулся. Я узнал почерк Пат, я прочитал торопливые строчки:

«Я стала жертвой шантажа. Меня хотят куда-то увезти. Ради всего святого известите моего мужа Дэвида Тейлора, Милуоки, Соединенные Штаты, или его друга мистера Томаса Брэдли, Линкольнз-Инн-Филдз. Скажите, чтобы они ни в коем случае не обращались в полицию, дело идет о моей жизни. Пусть свяжутся с Робертом Резерфордом, он один может отыскать мой след. Патриция Тейлор».

Глава четырнадцатая

Том, тебе известны почти все события двух последующих дней, но я все равно хочу хотя бы коротко их здесь изложить. Я все надеюсь, что, если я стану припоминать все подробности этого кошмара, я сумею понять его смысл.

Прочитав записку Пат, я сразу позвонил тебе, мы встретились и стали вместе ломать голову над этими строчками. Единственно возможным показалось нам следующее объяснение: тот, кого мы назвали Хромым (ибо я по-прежнему не хотел говорить тебе про Рихтера), заманил Пат в Англию с целью шантажа; действуя угрозами, он заставил ее отправиться в гостиницу «Кипр» и дожидаться там его дальнейших распоряжений. Пат в полной растерянности подчинилась, даже не пытаясь связаться со мной – видимо, из боязни, что я примчусь к ней на помощь и сам попаду в западню. К тебе она тоже не решилась – или по какой-то причине не смогла – обратиться; матери ее не оказалось в Лондоне, так что и этот путь отпадал. Помню, ты высказал предположение, что Пат, возможно, надеялась добыть какой-либо документ, какие-нибудь сведения, которые послужили бы оружием против Хромого, но у нее не хватило на это времени… Так или иначе, но Хромой, наверно, счел для себя небезопасным дальнейшее пребывание Пат в Лондоне и неожиданно приехал в «Кипр», чтобы увезти ее в более надежное место… Воспользовавшись нерасторопностью Хромого, Пат ухитрилась набросать эти несколько строк…

Несессер свой она, конечно, не забыла, а оставила в комнате нарочно, в надежде, что Велецос его обнаружит и поспешит поскорее продать. В ее расчет, очевидно, не входило, чтобы хозяин «Кипра» сам прочел послание, иначе она могла бы просто сунуть его Велецосу. Скорее всего, она не доверяла жадному греку и, возможно, даже подозревала, что он сообщник Хромого…

Содержание самой записки было как будто предельно ясным, но в то же время и невероятно туманным. Шантаж? Но кто и зачем шантажирует Пат? И какое отношение имеет ко всему этому Роберт Резерфорд?

Раз уж я не говорил тебе о своей беседе с Кэтрин Вильсон, я не стал тебя посвящать и в свою гипотезу, касающуюся личности шантажиста. А на второй вопрос ответил ты сам: ты хорошо знал, кто такой Роберт Резерфорд, поскольку учился вместе с ним в Итоне.

Слушая тебя, я вдруг понял еще одно: Роберт Резерфорд был не кто иной, как тот самый Боб, о котором мне уши прожужжала Кэтрин; в самом деле, у твоего товарища по Итону отец был членом палаты общин, и жил он тогда на Кэрзон-стрит. Постепенно все становилось на свои места. Боб должен был знать, где находится Рихтер, он имел против Рихтера сильное оружие. В течение четырех дней, что Пат проживала в «Кипре», она тщетно пыталась связаться с Бобом; теперь это была ее единственная надежда. И опять-таки я не смог поделиться с тобой своими выводами – из-за идиотского самолюбия я не решился рассказать тебе историю, которую поведала мне Кэтрин Вильсон, и не только потому, что она выставляла в невыгодном свете Пат, но потому, что тогда мне пришлось бы признаться, что я скрыл ее от тебя!..

Дорого же мне обошлась моя нелепая скрытность! И не только мне… Ах, Том, я вел себя как последний дурак!

Ты ушел выяснять, где обретается ныне Боб Резерфорд, а я тем временем попытался дозвониться до Кэтрин Вильсон (к концу нашей встречи два дня назад она все же смилостивилась и дала мне свой телефон), но никто не брал трубку; в течение дня я звонил ей еще несколько раз, но с тем же результатом.

Тебе повезло больше, чем мне: когда мы встретились за обедом, у тебя в кармане лежал адрес твоего бывшего однокашника. Он жил теперь не в Лондоне, а в Кенте, где-то возле Чатема. Мы решили на следующее утро поехать к нему.

Милый мой Том, что это была за поездка! С тех пор прошло три дня, а мне кажется, что минули годы. Мы решили ехать в Чатем на машине, но, проснувшись утром, я понял, что это невозможно: ясная погода, которая держалась все эти дни, вдруг сменилась ужасным туманом. Из своего окна я не мог различить даже Марбл-Арч! Я позвонил тебе, и мы договорились встретиться на вокзале Ватерлоо в десять часов, рассчитав, что примерно в это время должен быть поезд на Чатем. Действительно, в расписании такой поезд значился, но по случаю тумана он отправился с часовым опозданием. Мы надеялись, что, когда мы выедем из Лондона, туман хоть немного рассеется. Но куда там! В Чатеме эта висевшая в воздухе каша была еще гуще, чем в Кенсингтоне: сказывалась близость устья Темзы. Самая подходящая погодка, чтобы искать в незнакомой местности незнакомый дом… и незнакомого друга!..

Как и следовало ожидать, найти в Чатеме такси оказалось по такой погоде делом невозможным, но дом Резерфорда находился в двух-трех милях от станции, и мы отправились туда пешком.

Прогулка взбодрила меня. Было не холодно, туман местами редел, и в просветах я видел то зеленые лужайки и зябко сбившихся в кучу овец, то маленькие коттеджи под черепицей неправдоподобно красного цвета. Когда мы пришли в Уинтерборо, где жил Резерфорд, погода почти совсем прояснилась и робкие солнечные лучи стали пробиваться сквозь толстый слой окутывавшей нас ваты.

Крестьянин показал нужный нам дом. Это была маленькая белая вилла. Ее скромный вид удивил меня: неужели член парламента не мог предоставить своему сыну жилище побогаче? Ты мне рассказывал, что Резерфорды – люди весьма состоятельные (что совпадало и со словами Кэтрин Вильсон); Боб, по твоим сведениям, так и не женился и жил в доме, принадлежавшем его родителям. Что же, это и есть родительский дом?… А может быть, он по-прежнему был с ними в ссоре и этот коттедж он у кого-то снимал? Но тогда зачем было забираться в такую глушь? И на какие средства мог он здесь жить?… Мы позвонили у дверей маленькой белой виллы. Нам долго не открывали. Наконец на пороге показалась толстая женщина; у нее был жизнерадостный вид старой экономки, которая с молодых лет служит в добропорядочном буржуазном доме.

– Чем могу вам служить? – любезно осведомилась она. – Должно быть, вы заблудились? Неудивительно в такую погоду! Если вам в Чатем, идите в ту сторону…

– Мы хотели бы видеть мистера Роберта Резерфорда, – сказал ты.

Женщина нахмурилась.

– Мистера Роберта Резерфорда? Кто вам дал этот адрес?

– Гм… его отец… Вернее, я позвонил его отцу, и мне дали этот адрес.

– Вот как! – сказала женщина. – Не надо было им этого делать. Кто вы?

– Один из его старых приятелей.

Она помолчала, раздумывая, потом сказала:

– Его видеть нельзя.

– Почему? Его нет дома?

– Разве вас не предупредили? Он болен.

– Болен? – воскликнул я. – Как это понимать?… Болен серьезно… или просто…

– Его видеть нельзя, больше ничего не могу вам сказать.

– Неужели это никак невозможно? – настаивал ты. – Моему другу нужно спросить у него об одном очень важном деле: речь идет о жизни и смерти. Я сам адвокат, и, можете мне поверить, дело действительно очень важное. Я ни за что не стал бы беспокоить мистера Резерфорда по пустякам, особенно если он себя так плохо чувствует, но случай действительно из ряда вон выходящий, и…

Толстая женщина немного смягчилась (думаю, на нее произвел впечатление мой подавленный вид), но теперь ее лицо выражало страдание.

– Даже если бы я вас впустила, – словно нехотя проговорила она, – это ни к чему бы не привело. Лучше б они там, на Кэрзон-стрит, предупредили вас. Я им всегда говорю: «Не давайте вы никому этого адреса или уж на худой конец предупреждайте людей». Мистер Резерфорд не может ответить на ваши вопросы, да он их и не поймет. Вот уже полгода, как он потерял рассудок.

Глава пятнадцатая

Мы были ошеломлены. Потом сделали слабую попытку протестовать. Я отказывался верить своим ушам; у меня отнимали последнюю надежду, которая затеплилась было, когда я прочитал послание Пат. Нет, не могло быть, чтобы Пат обманулась в своих ожиданиях, чтобы Боб Резерфорд не сумел нам помочь!.. Что-то здесь было не так… Неужто и этот наш шаг обернется пустыми хлопотами, как все наши прежние попытки… Может быть, Роберт Резерфорд вовсе и не безумец, может быть, в этом таится нечто совсем другое, может быть, это еще один хитроумный заговор, какая-то новая, непонятная нам интрига…

Но экономка была непреклонна.

– Я не могу вас впустить. Мне запретили.

– Мы вернемся сюда со следователем из Скотланд-Ярда! – вдруг выпалил я, теряя над собой всякий контроль.

Вспоминаю, ты посмотрел на меня с осуждением; конечно, это была ужасная бестактность с моей стороны.

– Что? – изумилась славная женщина. – Из Скотланд-Ярда?! Скажите на милость! Вы что же, хотите сказать, что мистера Резерфорда держат здесь насильно?

– Ничего такого мы не говорим, – сказал ты примирительно. – Мой друг неверно выразился, он хотел сказать…

В это мгновение раздался какой-то странный вопль, больше похожий на завывание зверя, чем на крик человека.

– Слышите? – воскликнула женщина.

Вопль повторился, перешел в протяжный вой и завершился целой серией нечленораздельных душераздирающих криков. Это было ужасно.

– Неужто это он? – спросил ты испуганно.

– Да, у него всегда в это время начинается приступ. То есть приступы у него не каждый день, но если они бывают, то как раз в эти часы.

Мы оба слегка попятились. Женщина грустно улыбнулась.

– Теперь уж вы больше не настаиваете, чтобы вас впустили? Но не бойтесь, при нем всегда санитар.

– Мы крайне сожалеем, – пробормотал я, – мы не предполагали…

– Не извиняйтесь, – сказала женщина, – этого не поймешь, пока сам не увидишь…

К ней вернулась прежняя доброжелательность, но в глазах стояли слезы.

– Бедный Боб! – вздохнула она. – Я его помню еще ребенком. Такой был красивый мальчик! Такая умница! Но он стал слишком рано прожигать жизнь, не желал никого слушать, делал все, что в голову взбредет… Отец, конечно, поступил с ним чересчур сурово – сами посудите, выставил сына за дверь.

– Вы не знаете, они помирились, до того как?…

– Нет, не успели. Мистер Резерфорд смягчился уже после того, как Боб заболел. Его перевезли сюда. Вот уж почти год, как он здесь. Вначале он просто молол всякий вздор, но бывали и минуты просветления. А последние месяцы…

Крики возобновились. Это был рев дикого зверя, перемежаемый всхлипываниями и рыданиями.

– Есть ли какая-нибудь надежда? – спросил ты.

– Не знаю. Врач настроен не очень-то оптимистически. Он хочет попробовать новое лечение… электрошок, кажется, так это называют.

– А нельзя ли нам все же на него взглянуть?

Я изумился, услышав от тебя этот вопрос. Экономка заколебалась, потом вдруг решилась.

– Идите за мной, – сказала она. – Но не больше минуты. И обещайте мне не входить.

Она повела нас вокруг дома. Туман совсем растаял, на клумбах играло бледное солнце. С тыльной стороны дома была широкая застекленная дверь, к которой вели три ступеньки. Мы увидели комнату с голыми стенами; посреди комнаты стояла кровать. Санитар в белой блузе удерживал за локти высокого мужчину, одетого в домашний халат. Мужчина безостановочно кричал. Мы видели сначала только спину, но потом он повернулся к нам лицом.

Лицо хранило остатки былой красоты, но было искажено гримасой, взгляд блуждал, щеки ввалились. На него было больно смотреть. Особенно страшен был этот бессмысленный взгляд, этот открытый рот, из которого текла слюна…

– Это он, – пробормотал ты.

И тут случилось непредвиденное. Словно загипнотизированный кошмарным обликом Резерфорда, я не заметил неровности почвы, споткнулся о камень и наверняка растянулся бы во весь рост, если бы ты вовремя меня не поддержал. Почему Боб, который, казалось, пребывал в совершенно ином мире, за тысячи миль от нас, почему именно в эту секунду взглянул он в окно? Мой ли вид его взбудоражил? Трудно сказать. Но он весь задрожал и уставился на меня диким взглядом. Мне стало не по себе, и я инстинктивно сделал несколько шагов назад, сильно припадая на одну ногу, которую только что подвернул. Вдруг Боб резким движением вырвался из рук санитара, кинулся к двери и, распахнув ее, бросился на меня. Экономка и санитар схватили его за руки, и я с трудом освободился от его цепких объятий. Тут он снова принялся вопить, но теперь это не были нечленораздельные крики, – теперь он без конца повторял: «Рихтер! Рихтер! Рихтер!..»

Глава шестнадцатая

До самого Чатема мы не произнесли ни слова: сцена подействовала на нас угнетающе. Я даже не подозревал, что, будучи сам раздавлен своим собственным горем, способен принять так близко к сердцу беду, обрушившуюся на незнакомого мне человека; безумие Боба Резерфорда поразило меня так сильно, что я, впервые со дня своего приезда в Лондон, почти забыл про Патрицию.

В Чатем мы добрались в половине второго и стали искать, где пообедать. Вскоре мы нашли вполне приличный, даже комфортабельный ресторан под вывеской «Британский лев». И лишь после того, как официант принял заказ, ты проговорил:

– А если все это был только ловкий розыгрыш?

Такое мне в голову не приходило. Я просто оцепенел от твоего предположения, но почти сразу же понял, что в этом, пожалуй, нет ничего невозможного. Мы долго обсуждали этот вопрос, поглощая в большом количестве пиво и рагу из молодого барашка. У меня опять появилось искушение рассказать тебе про Кэтрин Вильсон, и я опять как дурак поборол его… В результате нашей беседы кое-что вроде бы для нас прояснилось. Одно из двух: или Пат ошибалась, считая, что Боб Резерфорд располагает какими-то возможностями ее спасти, потому что она ничего не знала про его сумасшествие, или же, наоборот, она прекрасно понимала, что пишет, и Боб в самом деле многое знал, но то, что мы увидели в Чатеме, было подстроено кем-то нарочно, чтобы помешать нам поговорить с Бобом; его могли накачать наркотиками, могли избить до потери сознания… Это было как будто бы маловероятным, но нам в нашем тогдашнем состоянии все казалось возможным… Лишь один человек мог мне кое-что разъяснить – Кэтрин Вильсон. Под каким-то предлогом я оставил тебя на минуту, зашел в телефонную кабинку и позвонил Кэтрин. К моему удивлению, она тут же взяла трубку.

– Миссис Крейн? Говорит Дэвид Тейлор.

– Здравствуйте, – отозвалась она полушепотом. – Извините, но сейчас я не могу говорить.

– Это совершенно необходимо, – настаивал я. – Со времени нашей беседы я узнал много нового, и кое-что касается непосредственно вас.

– Меня? Думаю, вы ошибаетесь.

– Нисколько не ошибаюсь. Речь идет о Бобе Резерфорде.

– Ох, – голос у нее дрогнул. – Значит, вы его нашли?

Она явно нервничала.

– Нашел? А что, разве он исчезал?

– Более или менее. По телефону это трудно объяснить.

– Именно поэтому я и хочу с вами встретиться.

– Сейчас это невозможно.

– Почему?

– За мною следят.

– Следят?

– Да, я потом вам объясню. Все довольно серьезно. Вас это тоже касается. Послушайте, Дэвид… Вы разрешите мне звать вас по имени? Я сама очень хочу вам помочь. Мне кажется, я кое о чем догадалась… относительно Пат…

– Относительно Пат? Вы что-то узнали?

– В общем, я выяснила некоторые подробности… Но я должна быть очень осторожной. В тот раз, когда мы с вами встретились, за нами следили.

– Следили? Где же? В «Риджентсе»? В «Ройял-кафе»? В «Камберленде»?

– Всюду, Дэвид, всюду. Ах, ради всего святого, прекратим этот разговор.

– Но сперва договоримся о встрече. Кэтрин, я непременно должен вас увидеть! Не бойтесь, я защищу вас, но только помогите мне!

После короткой паузы она сказала:

– Хорошо, сегодня вечером… но только попозже. Мой муж уйдет, и я смогу ненадолго улизнуть. Давайте в половине десятого.

– Прекрасно, в половине десятого. Где?

– Только не в баре. Во всяком случае, встретимся не в баре. На какойнибудь не слишком людной станции метро. Согласны? Скажем, на НоттингХилл-Гейт.

– Ноттинг-Хилл-Гейт, договорились. Буду там в половине десятого. До свидания, Кэтрин.

Она уже повесила трубку. Я подошел к нашему столику, мы расплатились и вернулись в Лондон.