Текст книги "Карательная медицина"
Автор книги: Александр Подрабинек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Не идеализируя жертвы карательной медицины, придется сказать, что некоторые воспользовались этим старым рациональным методом. Кое-кто пытался даже обосновать его разумность как единственную возможность освободиться из СПБ. На нашу долю не выпали испытания спецпсихбольницей. Мы не вправе ни осуждать, ни оправдывать эту позицию. Но справедливости ради следует вспомнить о тех, кто остался непримирим в тяжелых ситуациях и не "раскаялся" в обмен на свободу. Избавим эту главу от имен, скажем только, что таких людей немало, иные из них и сейчас в спецпсихбольницах, и имена многих нам не известны.
Итак, наш заключенный провел в СПБ два, пять или десять лет. То ли его раскаяние, то ли взметнувшаяся волна общественного возмущения (увы, преимущественно западного), то ли другие соображения и обстоятельства вынудили КГБ поторопиться с его освобождением.
Выписные комиссии по официальным нормам должны проводиться один раз в шесть месяцев*. Фактически они проводятся один раз в восемь-девять месяцев, а иногда и реже. Комиссию возглавляет представитель ЦНИИСП им. Сербского, курирующий данную СПБ. Заключение комиссии представляется суду, вынесшему решение по данному делу. Суд в распорядительном заседании решает вопрос об изменении вида принудительного лечения. Теоретически суд может освободить от принудительного лечения, но практически такого никогда не случается. Нашему арестанту только изменяют режим – переводят в психиатричес-кую больницу общего типа, как правило, по месту жительства. Но после выписной врачебной комиссии пройдет еще много месяцев, прежде чем суд вынесет решение, минуют сроки опротестования, администрация СПБ подготовит выписные дела и наш заключенный почувствует легкое дыхание свободы, сопутствующее переводу в общую психбольницу.
СПБ находятся в ведении Министерства внутренних дел, психиатрические больницы общего типа подведомственны Министерству здравоохранения. В этом есть свои плюсы и минусы. Наш заключенный, только что переведенный сюда из "спеца", может это быстро оценить. Внутрен-ний режим в СПБ гораздо строже, но нельзя сказать, что именно это было самым большим минусом. В СПБ зэк твердо знает, что делать можно, что нельзя, за что грозит наказание. Медицинская субординация существенно подкреплена военной. Границы произвола в СПБ довольно-таки четко проведены между отдельными звеньями карательно-медицинского аппара-та. В ПБ общего типа персонал гражданский. Вследствие этого всем звеньям медицинского обслуживания предоставлена гораздо большая свобода произвола, чем их коллегам в спецпсих-больницах. К тому же следует заметить, что медики общей ПБ развращены карательной медициной не меньше, чем в СПБ, им тоже часто приходится с ней сталкиваться. Ведь сюда попадают не только переведенные со "спецов", но и по известной инструкции**, да и не только по политическим мотивам.
* Инструкция о порядке применения принудительного лечения и других мер медицинского характера в отношении психически больных, совершивших общественно опасные деяния, от 14. II. 1967 г., пункт 23 (см. Приложение 4).
** Инструкция по неотложной госпитализации психически больных, представляющих общественную опасность, от 26. VIII. 1971 г. (см. Приложение 1).
Короче говоря, ПБ общего типа представляют менее жесткую систему, но поэтому наряду со свободой произвола для медперсонала там существует определенная свобода и для заключен-ных, чего нет в СПБ. Свидания, например, разрешены, как правило, не только с родными и без ограничений. Также продуктовые передачи, книги, деньги и т. д.
"Лечение" продолжается – иногда не менее мучительное, чем в СПБ. Произвол фельдше-ров, медсестер и санитаров часто бывает еще страшнее, чем в спецах. Рассказывают о страшном режиме в психиатрической больнице общего типа города Александрова.
Судьба переведенного из спецпсихбольницы, как правило, целиком зависит от лечащего врача (тоже почти всегда заведующего отделением). КГБ, согласившись на выписку, особенно не занимается нашим заключенным. Врачи это знают и знают, что условия содержания практически зависят только от них. Обычно они не стараются осложнить положение заключен-ного. Большинство бедствий ему достается от среднего и младшего медперсонала. Многое зависит от самой психбольницы – ее традиций, администрации, местоположения, отношений с властями.
Несколько иное положение с госпитализированными в психбольницы общего типа по вышеупомянутой инструкции или решению суда. Для этих людей больница – не промежуточ-ная инстанция между СПБ и свободой. Здесь они должны пройти "лечение", и выпишут их только тогда, когда это сочтет нужным КГБ. Свидания им предоставляются только с родными, два-три раза в неделю по одному-два часа. Если наш арестант проводит здесь после СПБ обычно месяцев шесть-восемь, то эти люди задерживаются частенько на более длительный срок. В основном это относится к интернированным в ПБ общего типа по решению суда. Но, надо сказать, такие случаи сравнительно редки. С политическими статьями чаще попадают в СПБ. Известны случаи, когда в общих психбольницах вовсе не назначали лекарств. Да и предназначе-ны они не для изоляции, а для лечения, с КГБ непосредственно не связаны, борются, как и все стационары, за оборачиваемость коек – поэтому длинных сроков в этих больницах не бывает. Это короткая и менее драматичная дорога карательной медицины, чем предыдущая. Здесь нет крутых поворотов, уклонов и опасностей, подстерегающих путника на пути прохождения принудлечения в СПБ.
Но зато поистине экзотичны и неожиданны пути попадания в психбольницы общего типа по "Инструкции о неотложной госпитализации...". Анализа этой инструкции мы коснулись в главе "Правовые аспекты...", а теперь посмотрим, как она осуществляется на деле.
В Москве, Ленинграде, Киеве и других крупных городах принудительная госпитализация осуществляется станциями неотложной психиатрической помощи при содействии милиции и психоневрологического диспансера (ПНД), с ведома главного или дежурного психиатра города. Там, где нет станций неотложной психпомощи, госпитализацию осуществляет любой психиатр (ПНД, стационара, поликлиники, медсанчасти) вместе с милицией и также с ведома главного или дежурного психиатра. В рассматриваемых нами случаях за спиной милиции стоит КГБ.
В Москве принудительная госпитализация инакомыслящих продумана до мелочей. Для этих профильных вызовов существует даже специальная машина. Правда, на ней госпитализируются не только диссиденты, но и крупные чиновники высших советских органов (жертвы междоусоб-ной грызни). Эта машина, специализированная по карательной медицине, внешне ничем не выделяется из потока машин, заполняющих улицы Москвы. До недавнего времени это была обыкновенная черная "Волга" (ГАЗ-24), без опознавательных медицинских знаков, с номером 47-10 МОК. Она принадлежала автобазе "скорой медицинской помощи", чинилась и мылась в гараже под Электрозаводским мостом, а дежурила на станции неотложной психиатрической помощи при больнице им. Ганнушкина (Потешная ул., д. 3). Работал на ней персонал этой станции, но избранный – старые, перепроверенные, умеющие держать язык за зубами психиат-ры и фельдшера, обязательно коммунисты. Недавно эта машина сменилась. Теперь едет точно такая же, но белая "Волга", и гараж ее в Безбожном переулке. Все так же выезжает она на квартиры и в общественные места, в министерства и другие советские учреждения. Возят диссидентов и на обычных "рафиках" или "уазах" – обычной "скорой помощи".
"Инструкция..." предусматривает принудительную госпитализацию только тех психически больных, которые представляют опасность для жизни окружающих и своей собственной. В психиатрии это может выразиться в агрессивном поведении при мании преследования, галлюцинаторно-параноидных состояниях, попытках к самоубийству (суицидальная настроен-ность). Карательная медицина интерпретирует эти положения инструкции на свой лад.
Так, например, в г. Электросталь молодого рабочего Алексея Бубнова поместили в психиатрическую больницу общего типа после того, как он на партийном собрании открыто выступил с заявлением о своем выходе из партии.
Ирину Кристи интернировали в психиатрическую больницу общего типа № 1 им. Кащенко в Москве за то, что она пыталась проникнуть в зал суда, где судили открытым (!) судом ее друга Кронида Любарского.
Жену врача Никитенкова поместили в психиатрическую больницу общего типа после того, как она с мужем неудачно попыталась пробиться на территорию посольства США в Москве в надежде получить там политическое убежище*.
Физик Ю. Бровко прорвался в шведское посольство с целью выяснить возможности эмиграции в Швецию. При выходе из посольства он был задержан сотрудниками КГБ и насильно госпитализирован в психиатрическую больницу им. Кащенко**.
Инженер-строитель Миндаугас Тамонис отказался принять участие в реставрации памятника советским воинам и потребовал воздвигнуть в Литве монумент памяти жертв сталинизма. За это он был насильно помещен в психиатрическую больницу, где пробыл три месяца, подвергаясь лечению инсулином***.
* Она находилась на "лечении" в областной психиатрической больнице (Москва, ул. 8 Марта) с диагнозом "вялотекущая форма шизофрении".
** "Хроника текущих событий", Самиздат, 1975, № 35.
*** Там же.
Подобных примеров – множество.
Быть может, мы мало сведущи в психиатрии, но мы убеждены, что эти люди не угрожали чьей-либо жизни, тем более своей собственной.
Как мы уже говорили, в принудительной госпитализации принимают участие представители власти. К направлению на госпитализацию, выданному психиатром, прилагается путевка органов милиции. В ней указывается, что гражданин имярек признан психиатром социально опасным психически больным и задержан органами милиции для направления на прохождение принудительного лечения в соответствии с "Инструкцией о неотложной госпитализации психически больных, представляющих общественную опасность" от 26.VIII.1971 г. Всякое возмущение, протесты и негодование по поводу принудительной госпитализации будут расценены психиатрами как свидетельство психической болезни. Положение здесь поистине безнадежное. Эта машина перемалывает всех. Невозможно ни защищаться, потому что признан душевнобольным, ни протестовать, потому что не арестован, ни апеллировать – потому что не осужден.
Есть и менее исхоженные пути, потише и покороче. В действие вступает все та же инструкция, только используется здесь не сила, а ложь. КГБ часто невыгодно приезжать за своей жертвой домой или на работу, привлекая внимание соседей, коллег, случайных прохожих. Гораздо проще вызвать неугодного инакомыслящего к себе. Но куда? Если послать повестку с вызовом в КГБ, то об этом моментально станет известно всем друзьям вызванного, а для подобных акций лишние свидетели нежелательны. Нужно нейтральное, не вызывающее подозрений место. Можно вызвать, например, в военкомат. Если человек стоит на учете в ПНД, можно вызвать его туда якобы для беседы. Можно даже вызвать в милицию под любым благовидным предлогом. В последнее время этот способ получил некоторое распространение.
Интересно, что в повестке из диспансера, присылаемой на дом, напоминается, что необходимо иметь при себе "10 чистых конвертов с марками". Они нужны для отправления писем из психбольницы. Уже одна эта фраза свидетельствует о том, что вопрос госпитализации решен без всяких бесед. Копию одной такой повестки мы приводим здесь, предварительно вычеркнув из нее фамилию вызванного.
Гр.............
Просим Вас прийти на прием к врачу Каторгину в диспансер (Донская, 48).
В случае неявки будет сообщено в отделение милиции.
Врач принимает: понед., пятница, субб. с 9-12 четверг, втор. 14-19.
Иметь при себе 10 чистых конвертов с марками.
тел. 232-14-00
16/1-76.
Подпись
По прибытии в психиатрическую больницу нашего "душевнобольного" в течение суток должны освидетельствовать три врача-психиатра и, подтвердив диагноз, дать согласие на стационирование. Конечно, это пустая формальность, но и она чаще всего не соблюдается. Это и понятно. Зачем врачам утруждать себя лишними беседами, тратить время, если они заранее знают, что этого "больного" госпитализировали по распоряжению КГБ.
Обычно в течение нескольких месяцев наш инакомыслящий находится в психиатрической больнице общего типа, подвергаясь воздействию галоперидола, аминазина, инсулина, сульфозина и других препаратов.
В последнее время стали гораздо реже превентивные принудительные госпитализации. Прежде потенциально опасные, неудобные властям инакомыслящие граждане помещались в психбольницы перед визитами в СССР высокопоставленных государственных деятелей, перед советскими юбилеями, партийными съездами. Ослабление подобной политики объясняется недавним возмущением западной и демократической общественности репрессиями в СССР.
Отбыв назначенный ему КГБ срок в психиатрической больнице общего типа, наш измученный лекарствами и отчаянием арестант возвращается домой. Пребывание в психбольнице, особенно в специальной, остается в его жизни вечным клеймом. Его мытарства продолжаются и на воле.
Суд, освободивший от принудительного лечения в психбольнице, может признать его недееспособным. Он лишается гражданских прав, предоставленных ему законом. Над ним учреждается опека. Взрослый, здоровый, самостоятельный человек зависит от воли своих опекунов, часто идущей вразрез с его убеждениями. Это обычно родные, искренне желающие ему добра, но неспособные понять или хотя бы уважать его жизненные принципы и стремления.
ВТЭК признает его инвалидом второй группы, и ему назначается пенсия 45 рублей в месяц. Это, кажется, единственная издержка карательной медицины, но и она не проходит без отрицательных для ее жертвы последствий. Инвалидам второй группы закрыт доступ ко многим работам, а на 45 рублей в месяц прожить почти невозможно. Отказавшись от пенсии, через какое-то время можно добиться третьей группы инвалидности и устроиться на приемлемую работу. Но все равно такому человеку закрыт доступ к работе в авиации, педагогике, автомобилевождении и многих других областях. Также ему навсегда закрыт доступ к учебе в высших учебных заведениях.
Кроме официального запрета на профессии существуют и неофициальные. На каждом производстве при устройстве на работу необходимо пройти через отдел кадров, подробно проверяющий анкетные данные. Прежде всего нужно предъявить трудовую книжку, а там перерыв в трудовом стаже, скажем, пять лет. И в последней записи сказано, что уволен по статье 297 КЗОТ* , да еще в скобках приписано – "арест". Ни один отдел кадров не примет этого человека на работу, не потребовав справку об освобождении, где сказано, что такието годы проходил принудительное лечение в связи с совершением преступного деяния, предусмотренно-го статьей 70 или 190-1 УК РСФСР. От этой справки побледнеет и шарахнется чиновник отдела кадров. Он станет спешно звонить в КГБ и спрашивать, что ему делать. Даже если КГБ и не будет возражать, администрация не захочет иметь у себя такого неудобного и страшного человека.
* Статья, предусматривающая в качестве основания для прекращения трудового договора приговор суда, вступивший в законную силу.
На каждый яд есть противоядие. Пусть удалось достать новую трудовую книжку или исправить старую, но паспорт?! Он выдан на основании все той же справки об освобождении или другого документа, свидетельствующего о пребывании в СПБ. А еще в номере и серии паспорта любой кадровик прочтет о нелояльности его обладателя. Трудно нашему герою ускользнуть от пристального внимания КГБ и милиции. Долго ему еще придется менять места работы, искать новые, терпеть нищету и лишения. Если не помогут друзья, то придется ему жить впроголодь, расплачиваясь за совершенный когда-то смелый поступок.
Но это не все. За каждым его шагом следит еще одна служба карательной медицины – районный психоневрологический диспансер. Каждого вышедшего из психболъницы ставят на учет в ПНД. Диспансеру вменяется в обязанность регулярно проводить обследование, записывать в диспансерную карточку катамнестические наблюдения. Врачи часто относятся к этой обязанности формально, понимая ее ненужность с медицинской точки зрения. Но при соответствующих сигналах из КГБ диспансер занимает жесткую позицию по отношению к наблюдаемому. Не будучи специальной службой карательной медицины, ПНД оказывается в двойственном положении. С одной стороны,трудно, да и бесчестно подчеркивать несуществую-щую психопатологическую симптоматику "больного". С другой стороны, диспансерная карточка должна быть в таком состоянии, чтобы в любой момент можно было госпитализировать "больного", если этого потребует КГБ.
Госбезопасность часто оказывает давление на бывшего узника психбольницы через психоневрологический диспансер. Психиатры предлагают ему прекратить ту или иную вызывающую недовольство КГБ деятельность, совершенно недвусмысленно угрожая принудительной госпитализацией или новым судебным делом и "спецом". Поводом для госпитализации может послужшъ уже только то, что когда-то этот человек побывал в психбольнице.
Так и проходит жизнь нашего бывшего заключенного в раздумьях и взвешивании каждого шага, под постоянной угрозой вновь попасть в психиатрическую больницу.
Прослеженные нами дороги принудительного лечения – это только магистральные пути. Каждый прошедший через психбольницу мог бы рассказать про свою собственную неповтори-мую, тяжелую дорогу. Мог бы рассказать про неизвестные тропинки и темные закоулки карательной медицины. Мы же попытались дать только общее представление о том, что значит принудительное лечение.
ВНУТРЕННИЙ РЕЖИМ СПБ
Принципы содержания психически больных складывались в течение длительного времени. Методы изоляции душевнобольных от общества всегда соответствовали господствующим в данное время представлениям о психической болезни, уровню экономического развития государства и систем социального презрения и обеспечения, всему нравственному облику общества. Отношение к больным вообще характеризует моральную атмосферу и материальное благосостояние государства, а отношение к душевнобольным как самой отверженной части общества – тем более. Общество, не обремененное идеологией ненависти или борьбой за физическое выживание, всегда выделяло значительную часть общественных фондов на презрение больных и неимущих.
Даже примитивные социальные системы автократического или тоталитарного типов проявляют известную заботу о душевнобольных. Впрочем, скорее всего она диктуется не столько мотивами сострадания к больным, сколько стремлением обезопасить здоровую часть общества. Но как бы то ни было институты психиатрической помощи существуют уже не одну сотню лет. Посмотрим, как изменились условия содержания психически больных за это время.
У читателя может возникнуть закономерный вопрос – зачем нам смотреть на условия содержания больных людей, если карательная медицина занимается здоровыми? Это правильно, но не забудем, что в советских психбольницах содержатся и душевнобольные, судьба которых хотя и не связана с карательной медициной, но нам небезразлична. Кроме того, рассмотреть этот вопрос нас обязывает близость тематики. К нашим инакомыслящим в СПБ применяются некоторые меры, распространенные в практике домедицинского периода психиатрии. Это свидетельствует либо о действительном чудовищном отставании советской психиатрии в вопросах диагностики и лечения, либо о преднамеренном использовании средств средневековой медицины с целью подавления инакомыслия. Мы склоняемся к последнему.
Первые убежища для больных появились на Ближнем Востоке у арабов в VII веке от Р. X.
В X веке такие убежища появились в Древнерусском государстве.
В 1377 году в Лондоне открылась первая больница для психически больных – Вифлеемский госпиталь. Вслед за этим подобные приюты начали открываться и в других городах Европы. Располагались они, как правило, в зданиях аббатств, тюрем или заброшенных солеварен. Помещения были сырые и холодные, питание отвратительное. Больные приковывались цепями к стенам. Лишенные наблюдения врача, находясь в ужасных условиях, они умирали от соматических заболеваний.
Мероприятия медицинской направленности сводились в основном к ограничению физичес-кой свободы. Для этого применялись смирительные, "горячечные" рубашки, смирительные кровать и стул (насильственная фиксация к кровати или стулу). Считалось, что терапевтическое значение имеет принудительное стояние и принудительное вращение в специальной "вращатель-ной машине", обливание головы больного струей воды или монотонно падающими каплями. Все это дополнялось грубым, часто издевательским отношением надзирателей.
Такое положение повсеместно продолжалось до Великой Французской революции. В 1792 году французский врач Филипп Пинель (1745-1826 гг.), заведующий психиатрическими убежищами Бисетр и Сальпетриер в Париже, впервые снял с душевнобольных цепи, чем положил начало практическому осуществлению принципа нестеснения. В 1796 году английский врач Тьюк (W. Tuke) открыл "Йоркское убежище", основанное на нестеснении психически больных и трудотерапии.
Принцип нестеснения был впервые сформулирован английским врачом Джоном Конолли в 1842 году и до сих пор не потерял своей актуальности. В 1839 году один из родоначальников петербургской школы психиатров И.Ф. Рюль писал: "Никто не имеет права подвергать больных телесному или другому какому-либо наказанию..." В России идеи Конолли были поддержаны выдающимся русским психиатром С.С. Корсаковым (1854-1900 гг.) и его школой.
Один из самых известных и почитаемых советскими психиатрами учеников Корсакова В.П. Сербский вспоминает о своей деятельности в Тамбовской земской психиатрической больнице:
"Вся моя деятельность в Тамбове была направлена к тому, чтобы вкоренить самые простые мысли и в земстве, и в больнице, и в Тамбовском обществе: что душевнобольных надо кормить, надо одевать – по крайней мере не хуже, чем других больных, что с ними надо обращаться по-человечески..., что можно больных не связывать..."*
* В.П. Сербский. По поводу проекта организации земского попечения о душевнобольных Московской губернии. Москва, 1893.
Послереволюционная советская эпоха официальной проповедью насилия смела обычные представления о доброте и гуманности. Принцип нестеснения был на долгое время забыт.
Но не навсегда. Вот что можно прочесть в официальном советском учебном пособии по психиатрии (В.Ф. Матвеев. М., 1975, стр. 326):
"Основной организационный принцип работы психиатрических учреждений режим нестеснения, что предусматривает недопустимость мер, стесняющих личную свободу и унижающих достоинство человека".
Казалось бы, теоретически вопрос решен – принцип нестеснения победил! Но буквально тут же следует оговорка: "Однако в связи с особенностями психического состояния больных в подавляющем большинстве психиатрических стационаров нашей страны существует система "закрытых дверей". Режим "закрытых дверей" есть элемент стеснения больных, существенное ограничение их личной свободы.
То, что режим СПБ строже, чем в обычных психбольницах, можно было бы понять, так как они в принципе предназначены для особо социально опасных больных. Однако методы воздействия переходят всякие разумные границы. Насильственные меры, применяемые в спецпсихбольницах, часто принимают форму возмездия больничных властей за неподчинение установленному режиму, или наказания за прошлую криминальную деятельность на свободе, или характер наглядной профилактики.
Большинство бывших узников СПБ заявляют, что в случае свободного выбора они предпочли бы лагеря, где, может быть, они потеряли бы физическое здоровье, но сохранили бы при этом способность мыслить и чувствовать.
Те, кто побывал и в лагерях, и в спецпсихбольницах, отмечают некоторую схожесть в режимах этих учреждений.
Большинство специальных психиатрических больниц расположено на территории ныне действующих или в здании бывших тюрем. Территория СПБ отгорожена от посторонних взоров пяти-шестиметровой стеной, поверху которой натянута колючая проволока и провода под током. Около стены, с внутренней стороны, прогулочная дорожка часового, за ней – двух-трехметро-вая запретная зона. По углам территории расположены вышки с установленными на них прожекторами и постоянным караульным постом.
Случаи побегов из СПБ бывали. По свидетельству В.Е. Борисова, в Благовещенской СПБ при попытке к бегству были убиты два заключенных. К сожалению, нам неизвестны их имена и их психическое состояние. Дважды пытался бежать, сначала из Ленинградской, а затем из Орловской СПБ, капитан ВМС Сергей Сергеевич Алексеенко, но оба раза неудачно. Известны и другие случаи удачных и неудачных побегов.
Охранную службу в СПБ, как и в тюрьмах, несут офицеры и солдаты внутренних войск. Они же организуют стукачество, проводят политбеседы, травят бдительность. Таким образом, в спецпсихбольницах по существу два начальства – военное и медицинское. Соответственно тому есть и два руководителя – начальник спецпсихбольницы и главврач.
Спецпсихбольницы состоят обычно из нескольких (порядка десяти) отделений. Как уже говорилось, в СПБ заключенному за время его пребывания там предстоит пройти от самого тяжелого до самого легкого "выписного" отделения. Режимы в этих отделениях различны, и мы дадим характеристику некоего среднего режима – не самого легкого, но и не самого тяжелого.
Но прежде несколько слов о терминологии. По советскому законодательству принудитель-ное лечение не является наказанием, и поэтому узники СПБ именуются больными, а не заключенными. Мы не видим в этом существенного различия, а учитывая, что в СПБ попадают не только больные, но и здоровые люди, считаем, что термин "заключенный" больше соответст-вует их фактическому положению. Кстати, как мы уже писали, в 50-х годах власти были менее щепетильны, и СПБ тогда назывались ТПБ – тюремно-психиатрические больницы, а их узники – б/з/к: больничные заключенные. То же самое и с камерами, которые власти СПБ предпочита-ют называть палатами. Однако эти "палаты" находятся в бывших тюремных корпусах. Такие "палаты" в Ленинградской СПБ, например, являются, по свидетельству В.Е. Борисова, точной копией камер Петропавловской крепости. Мы будем называть вещи своими именами: камеры -камерами, а заключенных – заключенными, невзирая на то что они "освобождены от уголовной ответственности"* и попали туда не по приговору, а по определению суда.
* Стандартная формулировка суда.
Обычно в камере СПБ находится около десяти человек. Это в основном психически больные люди, совершившие тяжкие уголовные преступления. В Казанской СПБ, например, по свидетельству Н. Горбаневской, до 90% заключенных имеют в деле 102 статью УК РСФСР – убийство с отягчающими обстоятельствами. (Отнюдь не все они психически больны. Не таким ли путем органы юстиции пытаются выполнить план по снижению преступности? Ведь деяние душевнобольного не есть преступление.) Политических заключенных, особенно здоровых, или, как их еще называют, "сознательных", стараются вместе в одну камеру не помещать. Больные сокамерники бывают беспокойны, агрессивны, ночью разговаривают, бредят, мешают спать. Камерное общество важный фактор в жизни заключенного. Постоянное окружение душевнобольных трудно переносимо для любого психически полноценного человека. Среди заключенных попадаются и симулянты, переигрывающие сверх необходимого. Они тоже доставляют здоровым много неприятностей.
Стены камер – голая штукатурка. Окна маленькие, зарешеченные, да и те часто закрыты деревянными щитами – намордниками.
Ночью в камере, как и в тюрьме, горит свет. Лампочка окружена проволочной сеткой, иногда на нее надевают красный плафон. Новички с трудом привыкают к этому – при свете, особенно красном, спать трудно. Спят заключенные на металлических нарах или кроватях.
Баня и смена постельного и нательного белья – один раз в десять дней. Одежда больничная. Зимой в камерах и на прогулках бывает холодно, но иметь свою одежду часто не разрешают.
Клозет находится иногда в самих камерах, иногда в коридорах, куда выходить часто запрещается (в разных отделениях по-разному). Тогда приходится каждый раз особо просить надзирателя открыть камеру. Количество табачных изделий может быть ограничено или вовсе отменено в виде наказания.
Свобода передвижения чаще всего ограничена стенами камеры. Еду подают через кормушку в двери. В некоторых отделениях выводят в общую столовую.
Качество питания отвратительное даже на неприхотливый вкус. Процветает воровство. Продукты воруют многие врачи, медсестры, фельдшера, санитары, надзиратели, не говоря уж о работниках пищеблока. Кроме того, весь персонал СПБ в рабочее время питается в общей столовой, и это практически тоже за счет заключенных. Режим питания иногда организован, мягко говоря, неразумно.
Единственное, что может улучшить положение заключенных, – это посылки. Кто не получает их, часто страдает от голода. Правда, многие заключенные делятся продуктами с товарищами. Количество посылок и передач в большинстве СПБ ограничено, в некоторых вовсе запрещены, а в некоторых – без ограничений. Вес посылки или передачи, как правило, не должен превышать 5 кг. Некоторые продукты запрещены.
Письма разрешается отправлять ограниченного формата два раза в месяц и только родным. Получать письма можно без ограничения количества и от кого угодно. Вся корреспонденция подвергается цензуре и в случае надобности подшивается к истории болезни. Поэтому многие письма заключенных пропадают. Не доходят и многие письма с воли. В качестве наказания могут запретить отправку корреспонденции из СПБ.
Свидания предоставляют только родным и, как правило, не чаще одного раза в месяц в течение двух часов. Тем, кто живет далеко от места заключения, может быть предоставлено одно четырехчасовое свидание в два месяца. Свидания происходят в присутствии надзирателя. Пришедшие на свидание и заключенные разделены столом, отгороженным внизу до пола деревянным щитом. Иногда стол разделен вверху полуметровым оргстеклом. Как и в тюрьме, здесь запрещены многие темы для разговоров. При нарушении этих правил или в порядке наказания заключенного свидание могут сократить или даже вовсе отменить.
Поездка на свидание часто представляет для родных известные материальные трудности, особенно если СПБ далеко, а заключен в нее отец многодетного семейства, основной кормилец семьи. Даже те, кто получает денежную помощь от западных благотворительных организаций, Русского фонда и частных лиц, испытывают определенные затруднения. А как же быть тем, кто, живя в провинции, не связан с этими организациями? Они часто находятся в атмосфере моральной изоляции, когда прежние друзья боятся не только одолжить деньги для поездки на свидание, но даже протянуть при встрече руку. Положение этих семей особенно тяжелое.
