Текст книги "Карательная медицина"

Автор книги: Александр Подрабинек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Сведений о врачах-психиатрах, искренне считающих заключенных в психбольницы диссидентов душевнобольными людьми, у нас почти не имеется. Известно нам лишь об одном враче преклонного возраста ЛТПБ в 1953 году. Уже нет нужды упоминать ее фамилию. Женщина эта благоговела перед авторитетами Института им. Сербского и не имела смелости поставить под сомнение поставленный в институте диагноз. Отличалась она большой добротой и заботой о заключенных. Но хотя нам и неизвестны другие случаи, мы допускаем возможность существования таких врачей в наше время. Но не находим им оправдания. Психиатр, не умеющий отличить психически здорового человека от психически больного, тем более социально опасного, должен оставить медицину и заниматься тем делом, в котором низкая квалификация не влечет за собой человеческих жертв. Безграмотность лечащего врача преступна. Дважды преступник тот врач, который сознает свою безграмотность, но из материальных или карьеристских соображений продолжает практиковать, руководствуясь указаниями карательных органов. Вполне естественно, что большинство таких психиатров, да и врачей других профилей сосредоточены именно в спецпсихбольницах. Здесь они находятся под надежной защитой МВД и КГБ и не несут никакой ответственности за здоровье и жизнь вверенных им пациентов. В СПБ мало обращают внимания на специализацию врача. Так, например, один из лечащих врачей Орловской СПБ Дятловицкий – отоларинголог, другой, старший лейтенант Петров – терапевт, зав. III отделением старший лейтенант Козич – окулист. Сознавая перед заключенными и своими коллегами свою низкую квалификацию, они возмещают ее применением жестких дисциплинарных мер.

Но если врачи СПБ часто медицински неграмотны, то этого не скажешь о сотрудниках московского Центрального научно-исследовательского института судебной психиатрии им. проф. Сербского. Научные сотрудники, врачи, доценты, профессора, работающие в этом институте, поставлены на службу органов госбезопасности и внутренних дел. Свои знания психиатрии они используют для защиты политической власти, а не интересов больных. Их гневные выступления на страницах советской прессы, в которых они клеймят позором и обличают клеветников, утверждающих, что в СССР якобы за инакомыслие помещают в психбольницы*, находятся в противоречии с их откровенными высказываниями в частных беседах.

* "Фальшивка и действительность", газета "Известия" от 11.8.73 г.; Е. Майоров "На судебном процессе в Москве", там же, 31.8.73 г.; "Подлость. Почти судебный очерк о тех, кто спекулирует на человеческих трагедиях", "Литературная газета" от 4.2.76 г. и др.

Так, например, директор Института им. Сербского член-корр. АМН СССР проф. Г.В. Морозов, по свидетельству Ж.А. и Р.А. Медведевых, однажды заявил: "Зачем нам проводить политические процессы, когда у нас имеются психиатрические больницы?"* Следуя этой логике.хотелось бы спросить у профессора Морозова: а нужны ли нам психиатрические больницы, когда на каждого гражданина СССР найдется по девять грамм свинца?

После этого особенно смешным выглядит утверждение главы советской психиатрической школы акад. А.В. Снежневского: "За пятьдесят лет работы в советских больницах я не знаю случая, чтобы здоровый человек подвергался психиатрическому лечению"**. Остается бедному академику только жаловаться на несправедливое к нему отношение диссидентов и некоторых западных психиатров. Выступая свидетелем на судебном процессе по делу Якира и Красина в августе 1973 года, Снежневский сообщил, что на международном конгрессе психиатров в Мехико в 1971 г. для него и его советских коллег сложилась весьма неприятная обстановка вследствие того, что среди делегатов конгресса были распространены экземпляры английского издания "Хроники текущих событий", а также книга Ж. и Р. Медведевых "Кто сумасшед-ший?"*** Это сообщение Снежневского, по-видимому, вполне искренне. Призывы доктора Лоубера, доктора Хирта и некоторых других западных психиатров к обструкции Снежневского и его советских коллег безусловно создают неприятное положение для официальных представите-лей советской психиатрии. Не осмеливаясь открыто спорить с достоверными фактами на между-народных форумах, эти советские психиатры используют для самозащиты советскую прессу. В интервью корреспонденту ТАСС заместитель директора Института психиатрии АМН СССР доктор Р.А. Наджаров заявил: "Не может быть сомнений в том, что разговоры на Западе о "принудительном помещении в психиатрические лечебницы неких "инакомыслящих" представи-телей интеллигенции – не что иное как составная часть той антисоветской пропагандистской кампании, которую определенные круги пытаются разжечь, руководствуясь самыми неблаговид-ными политическими целями... Абсурдные утверждения об использовании советской психиатрии для оказания какого-то "давления" на "инакомыслящих" не имеет ничего общего с действительностью"****. Нелишним будет заметить, что Р.А. Наджаров лично ответственен за заключение в психиатрические больницы В. Кузнецова, В. Файнберга, Ж. Медведева.

* "Белая книга...", стр. 43.

** "Хроника текущих событий", вып. 30.

*** "Хроника защиты прав в СССР", вып. 3.

**** "Известия" от 11.8.73 г.

Как и врачи СПБ, психиатры Ин-та им. Сербского аттестованы. По некоторым свидетельст-вам, член-корр. Г.В. Морозов имеет генеральский чин. П.Г. Григоренко и многие другие неоднократно видели профессора Д.Р. Лунца в форме полковника КГБ. Д.Р. Лунц – фигура едва ли не самая отвратительная в Ин-те им. Сербского. По свидетельству С. Писарева, В. Гусарова и С-на, доцент Лунц еще в 50-е годы вел в институте дела политических заключенных. Затем он стал заведующим IV отделением института, сменив на этом посту профессора Введенского. В 1956-58 годах комиссия Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, созданная по инициативе бывшего узника ЛТПБ С.П. Писарева, установила личную ответственность Д.Р. Лунца за принудительное помещение в психбольницы психически здоровых людей. Однако это не помешало ему и дальше заниматься своими грязными делами. В списке его жертв Григоренко, Иофе, Айхенвальд, Писарев, Гусаров, Старчик, Файнберг, Горбаневская, Яхимович, Доброволь-ский, Плющ, Шиханович и многие другие. Лишь недавно Лунц ушел на пенсию и оставил практику карательной медицины, но тем усиленнее занялся теоретическим ее обоснованием. В своих работах он останавливает внимание психиатров на особой социальной опасности больных в пограничных состояниях, при отсутствии психотической симптоматики. Основываясь на явлении диссоциации психической деятельности у больных шизофренией, Лунц определяет возможность существования различных уровней адаптации с преобладанием негативной симптоматики только на одном уровне, в одной сфере деятельности.* Остается добавить, что у большинства пациентов доктора Лунца социальная адаптация отсутствует в политической сфере деятельности, чтобы понять, почему его имя здесь так часто упоминается. Так, расширяя границу определения шизофрении и социальной опасности, стирая взаимозависимость между тяжестью психических нарушений и уровнем социальной адаптации, Лунц подводит теоретическую базу под карательную медицину.

* Д.Р. Лунц. О соотношении психопатологических расстройств и особенностей социальной адаптации больных шизофренией. Доклад на VI Всесоюзном съезде невропатологов и психиатров. М., 1975.

С уходом Д.Р. Лунца на пенсию его место заняла не менее одиозная фигура – Я.Л. Ландау. Подписи Ландау стоят под многими экспертными заключениями, признающими психически здоровых людей невменяемыми (Файнберг, Кузнецов, Фин, Егидес и другие). Очевидец Р. Фин рассказывает, что Ландау собственноручно душил подэкспертного, отказавшегося сдавать на анализ кровь. По-видимому, Я.Л. Ландау разделяет мнение одного лагерного врача, описанного А.И. Солженицыным: "Прежде всего я чекист, а потом врач". Озверелость врачей вполне соответствует целям и духу подобных учреждений. По свидетельству В. Гусарова, один больной был подвергнут смирительной рубашке за то, что обозвал врача "фашистской сволочью". Даже не учитывая, что это определение было, по всей видимости, верным, надо учесть, что высказал его действительно психически больной, признанный невменяемым. Настолько в глазах врачей СПБ стерлась разница между больными и здоровыми, что за поступок, ответственность за который могут нести только здоровые люди, они подвергают наказанию и больных. Тот же Гусаров рассказывает, что ему были назначены инъекции сульфозина за то, что он сказал своему лечащему врачу: "Вы же Гиппократову клятву давали!"

М.И. Кукобака рассказывает о Сычевской СПБ: "В 1972 г. четверо больных – Широков Геннадий, Самородов (других не помню) – пытались бежать. Когда их скрутили, то в отделение вместе с контролерами (вольнонаемные системы МВД) пришел и начальник больницы майор Лямиц Леонид Иванович. Больных-уголовников по одному заводили в туалет, и он собственноручно избивал их. А чтобы не испачкать руки, он одел кожаные перчатки.

По образованию он врач. Одно время был заведующим IV отделением и сам приказывал избивать тех больных, которые обращались к нему с какой-либо жалобой. Это у него называлось – "прописать кулазину".

Отвратительный моральный облик таких психиатров проявляется в различных аспектах их деятельности. Находясь на карательной службе, они не упускают возможности заняться личным обогащением. У нас имеются свидетельства В.Гершуни и Р. Фина о взяточничестве в Орловской СПБ. Э.Н. Фильшин был привлечен к уголовной ответственности за хищение государственного имущества в особо крупных размерах (около 200.000 рублей). Прокурор на суде требовал для него смертной казни, но Фильшин был признан невменяемым. Пробыв короткое время в Орлов-ской СПБ, он был выпущен на свободу, уплатив старшему лейтенанту врачу Козичу 500 рублей.

В процедуре получения взятки участвуют и медсестры, которые получают часть суммы. Передавать деньги родственникам непосредственно врачу рискованно. В передаче взятки могут участвовать и иные посредники, получающие определенный процент. Среди заключенных Орловской СПБ бытует мнение, что можно выйти на волю, заплатив кому нужно 500-600 рублей. И некоторым удается освободиться. Эти врачи не брезгуют деньгами, берут взятки и за более мелкие услуги. Такова одна из черт нравственного облика карателей в медицине, порожденная сознанием их сегодняшней безнаказанности.

Вот воспоминание одного политического заключенного психиатрической больницы общего типа о разговоре со своим лечащим врачом.

– Послушайте, когда будет Московский процесс по типу Нюрнбергского и сядут на скамью подсудимых Снежневский, Лунц, Ландау, вы ведь рядом сядете.

– Когда это будет...

– Да хоть через три-пять лет – доживете. Карьера ваша кончится.

– Я слишком мелкая сошка. Не хватит места на таких, как я. А ординатором я всегда устроюсь.

– Хорошо, а детям как будете смотреть в глаза?

– О таких, как я, в Нюрнберге не было речи.

– Ну, тогда до свидания. Всего наилучшего, – откланялся я и вышел".

Действительно ли они опасаются второго Нюрнберга или просто такова чекистская привычка, но психиатры всегда стараются оставаться в тени, не бывать на виду у широкой общественности.

На симпозиуме по социальным проблемам судебной психиатрии, проходившем в рамках VI Всесоюзного съезда невропатологов и психиатров (Москва 1975 год), мною были сфотографиро-ваны выступавшие с докладами и в прениях Г.В. Морозов, Т.П. Печерникова, Д.Р. Лунц, Н.И. Фелинская, Р.А. Наджаров, З.Н. Серебрякова и другие апологеты карательной медицины. После объявления перерыва в заседании я был задержан милицией и не представившимися лицами в штатском и допрошен в помещении комендатуры здания. Хотя симпозиум был открытым и фотографировать не запрещалось, гэбисты почуяли неладное. Может быть, потому, что я был единственным фотографом. Уже посыпались на меня вопросы о моем психическом состоянии и подъехала уже к воротам машина психиатрической перевозки, но спасла меня от принудитель-ной госпитализации в психбольницу только моя изобретательность да то, что я работаю в Москве на станции скорой медицинской помощи. Однако мое заявление о том, что я преклоня-юсь перед такими корифеями современной психиатрии, как Морозов, Снежневский и Лунц и хотел бы иметь их фотографии, не возымело действия. Пленки были тут же засвечены, и читатель таким образом, лишился возможности взглянуть на групповой снимок этих гнусных корифеев.

85% опрошенных нами бывших узников спецпсихбольниц считает, что карательная медицина в СССР находится в стадии расцвета. Большинство из них добавило, что это будет продолжаться до тех пор, пока существует коммунистическая власть. Уродливая социальная система рождает исполнителей ее преступных замыслов. Врачи-психиатры, не осмелившиеся протестовать, влились в карательный легион борьбы с демократией и свободой. Слова "советские психиатры 70-х годов" будут вызывать у наших потомков чувство брезгливости и презрения. Предав гуманные принципы медицины, советская психиатрия дискредитировала себя в глазах потомков и свободомыслящих современников. Именно поэтому мы не можем не рассказать о немногочисленных случаях протестов некоторых психиатров. На Западе, по-видимому, сильно преувеличивают степень сопротивления советских врачей карательной медицине. Доктор Лоубер из Гортон-госпиталя в статье "Зловещий поворот в советской психиатрии"* пишет: "... Или же мы должны поддерживать доктора Глузмана и тех его коллег – я убежден, что их тысячи, – которые ничего не просят, кроме возможности работать по тем деонтологическим нормам, которые мы имеем у себя?" Тысячи – сильное преувеличение. В СССР всего-то несколько тысяч психиатров. На основании собственных наблюдений и бесед с некоторыми из них мы можем отметить, что подавляющее большинство психиатров, не участвующих в практике карательной медицины, занимают позицию невмешательства.

Самый яркий пример протеста подал киевский психиатр С. Глузман. Вместе с двумя своими коллегами, пожелавшими остаться неизвестными, он провел заочную психиатрическую экспертизу генерал-майора П.Г.Григоренко. Они пришли к заключению о его совершенном психическом здоровье и полной вменяемости. После публикации этой экспертизы на Западе С. Глузману было предъявлено обвинение в антисоветской агитации и пропаганде** .В 1972 году С. Глузман был осужден на семь лет лишения свободы и три года ссылки. В настоящее время он отбывает свой срок в исправительно-трудовых лагерях.

* Газета "Гардиан" (Великобр.) от 11.9.73 г.

** С. Глузман был арестован в мае 1972 г., суд состоялся в октябре 1972 г., но на Западе о заочной экспертизе П.Г. Григоренко стало известно только осенью 1972 г. из обращения А.Д. Сахарова в его защиту от 15.11.72 г., уже после процесса Глузмана – Ред.

Некоторый интерес заслуживает поведение доктора Детенгофа (г. Ташкент), признавшего П.Г. Григоренко психически здоровым. Однако до сих пор неясно, сделал ли он это, подчиняясь голосу совести и разума и вопреки указаниям из Москвы, или же вследствие бюрократической неразберихи.

Известную смелость проявила и бывший врач третьей Ленинградской психиатрической больницы общего типа Марина Войханская, взяв под защиту бывшего узника Ленинградской СПБ Виктора Файнберга. Впоследствии она вышла за него замуж, а затем они эмигрировали из СССР.

Угрозам и обыскам неоднократно подвергалась врач-психиатр заведующая III отделением Сычевской СПБ Ольга Викторовна Макарова. В 1976 году она была уволена с работы по ложному обвинению в клевете на администрацию СПБ, а затем дисквалифицирована.

За контакты с политзаключенным Сычевской СПБ Юрием Сергеевичем Беловым неодно-кратно подвергался обыскам и допросам в КГБ врач этой больницы Владимир Васильевич Москаленко. Ему угрожали арестом, если он откажется стать осведомителем органов Комитета государственной безопасности, однако он отказался и в 1976 году был уволен с работы и дисквалифицирован.

Тридцатилетний врач-психиатр Анатолий Никитич Барабанов, заведовавший одним из отделений Сычевской СПБ, в 1975 г. был уволен с работы за высказанную им симпатию к политзаключенным больницы. По некоторым сведениям,он уехал во Владивосток, где и был в 1976 году арестован органами госбезопасности и затем направлен на принудительное лечение в психиатрическую больницу.

Известны случаи, когда врачи проявляют тайное сочувствие к политическим заключенным психиатрических больниц. Это сочувствие проявляется в различных формах: назначение относительно мягкого режима, ослабление или даже отсутствие контроля за приемом лекарств, нормальное или даже дружелюбное обращение с заключенными, различного рода уклонения от приказов КГБ и т.д. Такое же отношение может проявлять и средний медперсонал, хотя гораздо реже.

Нам известны имена трех ныне работающих психиатров, в меру своих сил противостоящих карательной медицине. По соображениям безопасности этих людей мы не приводим их имен.

Эти немногочисленные случаи протеста очень важны. В какой-то мере возмущение одиночек искупает грехи всего общества врачей-психиатров. Власти жестоко расправляются с недовольными, так велика их боязнь перед решительным и ярким примером. Но молчание общественности развязывает им руки. Так же сорок лет назад молчание медицинского мира привело к ужасным экспериментам над людьми в национал-социалистической Германии.

Канадский психиатр, председатель секции Британской Колумбии Канадской психиатричес-кой ассоциации, доктор Норман Б. Хирт в докладе "Медицинская этика и злоупотребление психиатрией в СССР" пишет:

"Заняли ли медики четкую позицию против программы уничтожения, принятой немцами? ... Более чем вероятно, что в этом случае принцип и техника лагерей уничтожения никогда бы не появились на свет".

По этому поводу А. де Мейс замечает: "Автор (т.е. Норман Б. Хирт А.П.) считает, что сегодня медики находятся в аналогичном положении в отношении психиатрических злоупотре-блений. Их молчание снова делает их соучастниками преступлений"*. Мы полностью разделяем мнение доктора Хирта. В настоящее время только мощный протест мировой общественности , и прежде всего врачей и юристов, может остановить лавину психиатрического террора, захлест-нувшую Советский Союз. Кампания протеста 1971-73 годов ослабила карательную медицину. Многие были выпущены из спецпсихбольниц, некоторым удалось эмигрировать на Запад. Но большое количество здоровых людей еще находится в спецпсихбольницах и психиатрических больницах общего типа, подвергаясь разрушительному воздействию лекарств. Имеются и новые жертвы. Имена многих нам неизвестны.

* "Белая книга ...", стр. 51.

Позиция активной обструкции советских психиатров на международных конгрессах и форумах создала бы некоторые предпосылки для уничтожения системы карательной медицины в СССР. В цитированной выше статье доктор Лоубер пишет: "Можно ли считать таких врачей, как Снежневский, Лунц, Морозов, Наджаров и другие единственно уполномоченные встречать и пожимать руки западных психиатров, нашими настоящими коллегами?". Полагая, что ответ на этот вопрос известен и самому доктору Лоуберу, и его западным коллегам, мы призываем всех психиатров на Западе объявить полный бойкот советским психиатрам до тех пор, пока в Советском Союзе будет находиться хоть один заключенный в психиатрическую больницу по политическим мотивам.

Полный бойкот – это тот минимум, который соответствует гуманным принципам медицины и без тяжелых для Запада жертв станет средством борьбы с карательной медициной.

Что же касается наших психиатров, врачей, всех медиков – здесь путь прост и ясен. Личное неучастие в практике карательной медицины – вот тот минимум, на который способен каждый человек, не рискуя своей жизнью и сохраняя этим свою собственную честь, честь медицинского работника.

В конце концов все решают люди, а не система. Если каждый врач откажется от участия, прямого или косвенного, в системе карательной медицины, то от самой системы вскоре ничего не останется. Пусть каждый психиатр решит для себя: либо он убийца и пособник убийц, либо он честный врач и должен возвысить голос протеста. Психиатрам труднее всего. Просто молчание едва ли спасет их от презрения и позора в глазах наших потомков. Пример у них есть – путь им указал Глузман. Только протестуя против карательной медицины, можно восстано-вить доброе имя врача-психиатра. Только этим путем можно реабилитировать советскую психиатрию.

ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ КАРАТЕЛЬНОЙ МЕДИЦИНЫ

В последние годы уменьшилось число судебных дел (по статьям 64-72 и 190-1 УК РСФСР), результатом которых являлось заключение в СПБ. Разумеется, речь идет только о тех случаях, которые стали нам известны. Огромные масштабы нашей страны и почти полное отсутствие достоверной информации не позволяют приводить нам сколько-нибудь серьезные статистичес-кие данные. Единственный источник, на который мы могли опираться в этой работе, самиздат-ский журнал "Хроника текущих событий". Однако "Хроника" информирована далеко не обо всех случаях преступлений против прав человека. В основном "Хронике" (а с ней западным корреспондентам и радиостанциям) известно о людях, так или иначе вовлеченных в орбиту деятельности московских групп защиты прав человека. Некоторую информацию "Хроника" дает о преследовании представителей различных религиозных течений и о положении угнетаемых национальных меньшинств. Но, конечно, информация эта не всеобъемлющая, так как журнал издается в очень трудных условиях.

Следствием провозглашенной советским правительством "политики разрядки" явилось не уменьшение репрессий, а более тщательная их маскировка, усиление камуфляжа и дезинформа-ции. В крупных городах, где аккредитованы иностранные корреспонденты, власти предпочита-ют не устраивать шумные судебные процессы. А в провинции, откуда информация не доходит не только до иностранных корреспондентов, но даже до "Хроники", такие случаи по-прежнему возможны, и уменьшение числа дел о заключении инакомыслящих в СПБ может быть лишь кажущимся.

Помимо судебных дел все большую практику получает насильственная госпитализация диссидентов в психиатрические больницы общего типа. Даже кратковременное пребывание в такой больнице влечет за собой много неприятностей. В ПБ общего типа проводится комплекс "медицинских" мероприятий не меньшего объема, чем в СПБ. По жестокости режима некоторые ПБ общего типа (Александровская, буйные отделения 15-й больницы им. Кащенко в Москве) не уступают "спецам". Пребывание на диспансерном учете (обязательное после лечения в психиатрической больнице) препятствует профессиональной карьере, получению образования, осуществлению юридических и общественных прав. Заключение в психиатрическую больницу общего типа может проводиться во внесудебном порядке, что предоставляет властям (в особенности местным) большие возможности для произвола. Заключению в психбольницу общего типа подвергаются не только диссиденты, но и те, кто по каким-то другим причинам неугоден местным властям.

Мотивы, по которым здорового человека можно изолировать в психбольницу, чрезвычайно многообразны. От медика, работающего на одном крупном промышленном предприятии, мы получили информацию, расширившую наши представления о сферах использования карательной медицины.

Низкий уровень техники безопасности – явление повседневное в советском промышленном производстве. Профессиональные союзы, призванные обеспечить рабочим нормальные условия труда, своих функций не выполняют, так как всегда действуют заодно с администрацией. В ведении профсоюзов находится система государственного социального обеспечения. В числе прочих льгот профсоюзы выплачивают по системе социального обеспечения пособия по временной нетрудоспособности и постоянные пособия по нетрудоспособности в результате производственных травм и заболеваний. Однако, экономя государственные средства, профсою-зы стараются уклониться от выплаты пособий утратившим трудоспособность по причинам производственного травматизма или заболевания. И тут на помощь администрации и профсоюзам приходит карательная медицина.

Рабочих, получивших серьезное производственное заболевание, окончившееся полной или частичной утратой трудоспособности, обязательно отправляют на обследование к психиатру. Нам в точности не известно, как договаривается администрация с медиками, но определенная часть таких инвалидов признается психически больными, а это уже не профессиональное заболевание. Так снижается отчетный процент производственных заболеваний. Так экономятся средства для осуществления глобальных планов в государственной промышленности.

Методы карательной медицины находят применение и в междоусобной борьбе за власть среди советских бюрократов. По свидетельству одного сотрудника московской станции скорой и неотложной психиатрической помощи, в психиатрические больницы иногда госпитализируются ответственные чиновники (вполне здоровые люди) различных ведомств, вплоть до аппарата ЦК и Совмина. Естественно, после пребывания в такой больнице не может быть и речи о дальнейшей политической карьере.

Следует упомянуть и о недобросовестной посмертной судебно-психиатрической экспертизе в делах о наследовании и о других случаях неполитического характера, в которых используется нечистоплотность, продажность некоторых психиатров.

Довольно широко используется аппарат карательной психиатрии в бытовых и стяжательских целях. Один из способов избавиться от нежелательного конкурента на работе или от соседа по коммунальной квартире – объявить его психически больным, представляющим угрозу общественной безопасности. Конечно, чтобы запрятать здорового человека в психушку, нужны связи с психиатрами, кому-то нужно "дать", для кого-то что-то "сделать". Недаром еще в 1963 году по прибытии В. Тарсиса в психиатрическую больницу у него осведомились, в чем были его неполадки с соседями, а успокоились только тогда, когда узнали, что он писатель.

Нам известен случай, когда врачи упрятали в ПБ общего типа своего коллегу, который хотел возбудить дело о преступной халатности в лечении больного, в результате которой больной скончался.

* * *

Представляет некоторый интерес эволюция режима в "спецах". Общее направление изменений в режиме СПБ мы охарактеризовали бы как ослабление общекарательных мер и усиление медицинских репрессий. Так, в 1953 году (второй год существования) в Ленинградской СПБ почти никто не получал никакого лечения. Теперь такие случаи относительно редки. Свидетельствуют (Н. Горбаневская), что в Казанской СПБ сейчас нет такого больного, который бы не получал хоть какого-нибудь лечения.

Подтверждением нашего предположения о направлении развития карательной медицины являются официальные данные об увеличении числа госпитализаций в психиатрические больницы общего типа. Охранный режим в ПБ общего типа, как правило, мягче, чем в "спецах", однако это никак не отражается на проводимом "лечении". Власти не ограничиваются изоляцией инакомыслящих, они предпочитают с помощью лекарств довести человека до деградации или навсегда запугать его.

Исходя из этого, психиатрические больницы общего типа становятся все более выгодными советским властям. Заключение в ПБ общего типа, так же как и заключение в СПБ, может быть бессрочным. Для госпитализации в ПБ общего типа не обязательно определение суда, что позволяет властям избежать судебных процессов. Кстати, для этого и была специально издана совместная Инструкция Министерства здравоохранения и Министерства внутренних дел о неотложной госпитализации психически больных, представляющих общественную опасность. Инструкция предоставляет большой простор местным властям для оперативного и быстрого помещения в психбольницу. Если прежде для изоляции требовались санкция прокурора, предварительное следствие, судебное определение, возможно, согласованное с вышестоящими партийными и юридическими органами, то теперь вопрос о помещении не угодного властям человека в ПБ общего типа можно согласовать по телефону между тем же прокурором, начальником МВД или КГБ и главным психиатром города или района.

Спрашивается, зачем открывать новые СПБ, если, по официальным данным, количество невменяемых больных, поступающих туда на лечение, уменьшается? Все это ставит под большое сомнение достоверность данных, приведенных в вышеупомянутом сборнике.

Истинное количество больных и здоровых, находящихся в СПБ, не приводится ни в одном из открытых статистических сборников, так как СПБ находятся в ведении МВД. Тем более нет никаких официальных данных о заключении в СПБ и ПБ общего типа по политическим мотивам.

Что же касается будущего, то нам кажется – если строятся и открываются все новые спецпсихбольницы, то, значит, нужно их будет кем-то заселять?! И весьма сомнительно, что власти оставят инакомыслящих в покое.

Тенденции развития карательной медицины довольно отчетливо представились на последнем VI Всесоюзном съезде невропатологов и психиатров, проходившем в Москве с 16 по 20 декабря 1975 года.

Зловеще прозвучал призыв члена-корреспондента АМН СССР директора ЦНИИСП им. Сербского профессора Г.В. Морозова, а за ним и других докладчиков о развитии метода социально-трудовой реабилитации. Г.В. Морозов предложил, а съезд затем ходатайствовал перед соответствующими министерствами и ведомствами об организации новых "лечебных" учреждений стационарных реабилитационных центров, основным методом лечения в которых должен стать метод трудотерапии. Морозов не постеснялся заметить и то, что "подобные учреждения, восстанавливающие трудоспособность больных, должны явиться эффективными и с государственно-экономической точки зрения"*. Причем стационарные реабилитационные центры рассчитаны на невменяемых больных, совершивших противоправные деяния и подлежащих госпитализации по определению суда. Короче говоря, психиатры-каратели предлагают новый вид СПБ, в которой больные (и диссиденты) будут не только находиться в изоляции, но и работать, получая нищенскую заработную плату (или вообще ее не получая), и тем самым приносить доход государству. За мягкими формулировками скрывается новый вид трудовых лагерей – психиатрических.

* Материалы VI Всесоюзного съезда невропатологов и психиатров. Доклад Г.В. Морозова на 3-м симпозиуме по социальным аспектам судебной психиатрии. Москва, 1975, т. 1, стр. 414.

Многими докладчиками (в том числе Г.В. Морозовым, Д.Р. Лунцем и другими) поднимался вопрос об усилении ответственности опекунов, о противоправных действиях или социальной опасности опекаемого психически больного. Если на этот счет будет принят какой-нибудь законодательный акт, то в плане карательной медицины это будет означать возможность для органов КГБ привлекать к ответственности не только бывшего узника совести, но и его опекунов, родных, близких, друзей. Возможно, они рассчитывают таким образом отпугнуть близких осужденного от выполнения опекунских обязанностей с тем, чтобы утяжелить положение заключенного или вышедшего из СПБ, лишив его возможности хотя бы через опекуна осуществлять свои гражданские и юридические права.