Текст книги "Между Сциллой и Харибдой. Последний выбор Цивилизации"

Автор книги: Александр Никонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 3. Кто такой Джон Глэд

«Расистские теории, какова бы ни была их природа или обличье, должны быть объявлены вне закона. Их нечего обсуждать».

Это сказано о знаменитой научной работе Дженсена, демонстрирующей межрасовые различия в интеллекте, которую ученый провел в шестидесятые годы. Кто же автор приведенной цитаты? Быть может, красные пропагандисты из социалистического Советского Союза, гневно осудившие буржуазную лженауку, как ранее они осуждали генетику и кибернетику? Предположение небезосновательное, уж больно похоже на них по стилю. Но на самом деле это написал об исследованиях Дженсена левый американский либерал Джозеф Наэм. Продолжим цитирование:

«В своей длинной, изобилующей статистическими выкладками и техническими подробностями статье Дженсен дал простой ответ на этот вопрос. Ответ с точки зрения расиста. Он утверждал, что IQ и школьную успеваемость негритянских детей можно повысить очень незначительно, потому что их врожденные умственные способности ниже, чем у белых детей… Он посвятил 78 страниц своей статьи “доказательствам” того, что интеллект на 80% обусловлен наследственностью и на 20 % – влиянием окружающей среды».

Такова логика левака: раз обнаружил статистически значимую разницу в параметрах IQ между белыми и черными, значит, расист!… Как видите, мышление левых западных интеллектуалов ничем не отличается от мышления самых тупых и замшелых красных пропагандистов, сделанных из мореного советского дуба. Почему так? Разве могут умные люди (не зря же их называют интеллектуалами!) реагировать, как глупые? И в этом один из основных парадоксов нашего времени! Наука этот парадокс заметила.

Вернемся к тому же Кирееву. Он насобирал и привел любопытные данные, говорящие о том, что по некоторым вопросам интеллектуальная элита голосует «лучше», чем самая тупая часть населения, по другим – так же, как тупая, а вот по отдельным вопросам реакция интеллектуальной элиты Запада гораздо «глупее», чем здравое суждение простонародья. Какие же это вопросы?

Например, глупые люди меньше склонны думать о будущем и потому чаще поддерживают сентенции о том, что «жить надо сегодняшним днем» (только 11,7% умных согласились с такой жизненной философией и 44,7% глупых). Иными словами, прогностические способности людей с маленьким 1Q ниже, чем у людей с высоким коэффициентом.

Умные люди по большей части в курсе научных изысканий и знают, что сексуальная ориентация определяется генами. Поэтому только 17% умных согласны с утверждением, будто гомосексуализм – это личный выбор человека. Среди глупых же людей таковых набралось аж 49 %! Для глупых людей мнение о том, будто гомосексуализм – сознательный выбор, есть рационализация ненависти или форма самозащиты, ведь если признать, что гомосексуализм – природная предрасположенность, с которой ничего не поделаешь, то как тогда выступать против гомосексуалистов? Как тогда реализовать собственный консерватизм, выраженный в гомофобии? Нет уж! Будем считать это личным выбором и преследовать!…

Умные люди более склонны соглашаться с тем, что «астрология – не наука» (84,6% против 71,3%). Они чаще выступают за аборты…

Иными словами, там и тогда, где и когда надо думать о будущем, прогнозировать, делать выводы, противоречащие собственной животной нетерпимости, рулят умные.

Если вопрос несложен и в нем на равных участвуют разум и чувства, степень согласованности между умными и глупыми растет. Таков, например, вопрос об эвтаназии. Его, по данным Киреева, поддерживает практически одинаковое число умных и глупых (70,1 % и 71,4%). Это значит, что в социальном смысле умные подтянули к своему миропониманию глупых, взломав их религиозные стереотипы в пользу здравого смысла и гуманизма. Это нормальный процесс. И это нам нужно запомнить: глупые поддаются перепрограммированию! Что естественно. Ведь как развивается мир? Сначала вершины науки и культуры берет очень небольшая часть человечества. Потом накопленные информационные ценности постепенно опускаются вниз, захватывая все более широкие слои. И неизбежно упрощаясь при этом. Происходит смысловая редукция. Идеи, которые поняты единицами наверху, внизу превращаются в разновидность веры. Кто понимает теорию относительности? Немногие. Остальные в нее просто верят, потому что им сказали: это верно. Кто видел микробы? Мало кто. Остальные в них верят под давлением авторитета науки.

Алмазная пыль рухнувшей Римской империи покрыла всю Европу. И Европа после крушения великой цивилизации начала подниматься уже не с нуля, а с некоторой подложечки. Потеряно было не все. Память о великом свете, который сиял над миром, осталась. Представления о римском праве остались. Римская культура в виде свитков, хранящихся в монастырях, осталась. Язык остался и превратился в язык науки.

Так и идет развитие цивилизации. Накопление небольшой частью людей – сброс на большую часть с неизбежной смысловой редукцией. С девальвацией сложности.

Сейчас, в эпоху очередной варваризации, когда на цивилизацию накатывают новые волны варваров из Третьего мира, а та уже не имеет сил сопротивляться, импотентно сдавая рубеж за рубежом, над миром снова поднимается тень Средневековья. Все процессы в современном мире ускорились, и потому, сколько продлится это новое Средневековье, никто не скажет точно – тыщу лет, как прежнее, или сто. Но наша задача – погибая, если это суждено, передать дикарям осколки сияния – обаяние современной цивилизации, которое неотразимо. Вот ведь ненавидят мусульмане западный развратный мир! А удержаться не могут, лезут и лезут в него, не желая жить в туземности своих кишлаков, стараясь прикоснуться телом к комфорту Запада, а в душе ненавидя разврат Запада.

А на самом Западе?… На самом Западе есть вопросы, которые западные интеллектуалы решают уже хуже средней массы. Какие же это вопросы?

Это вопросы, связанные с идеологией. Например, с тезисом «положение негров в США улучшается» соглашается меньше умных людей (51,7%), чем простых (64,5%). Почему? Потому что простые что видят, то и говорят. Раньше они видели, как Солнце вращается вокруг Земли и прямо об этом заявляли. Потом их переучили. Теперь они видят, что положение негров реально улучшилось, и прямо говорят об этом. Переучить их еще не успели. А вот затуманенные неорелигией эгалитаризма и политкорректности мозги современных левых интеллектуалов не могут согласиться с реальностью, которая хуже придуманного ими идеала! И потому упрямо твердят: не улучшилось! В этом они напоминают просвещенных христиан, снисходительно смотрящих сверху вниз на полуязыческую народную толпу. Только им, просвещенным, ведома великая истина настоящей религии!

Те простые истины, которые видны простым людям простым невооруженным глазом и которые они не стесняются признавать, – что женщины и негры добиваются в жизни меньших высот, чем белые мужчины, из-за своих меньших же способностей, – интеллектуалы, исповедующие эгалитаризм, упорно признавать не хотят (разница в проценте согласных между умными и глупыми: 4,2% против 12,9% по неграм и 24% против 37 % – по женщинам).

Так что мало иметь хорошие мозги. Нужно еще, чтобы они не были поражены плесенью религии или псевдорелигии.

Задача цивилизации – проскочить в игольное ушко здравого смысла – между простонародно-глупыми и элитарно-умными, но при этом пораженными энтропийными идеями эгалитаризма. Людей нужного пошиба – неглупых и при этом достаточно жестких – не так уж много. Мелочь в сравнении с массивом простонародья! Но именно они – потенциал будущего, как когда-то потенциалом будущего стали мелкие теплокровные, совершенно незаметные на фоне царивших на планете огромных ящеров.

Вот только какие шансы у умных и безрелигиозных? Не затопчут ли их тупые слонопотамы Традиции? Не заразят ли обезоруживающей импотентностью розовые либералы Постмодерна?

Есть такой американский фильм «Идиократия». Это комедия. Но рассказывает она о серьезной проблеме. Как видно из названия, фильм о мире, в котором правят идиоты. Смысловой фундамент, на котором строится действие ленты: у умных людей очень низкая рождаемость, а у дураков – крайне высокая. Вывод: перспективы цивилизации печальны, ее затопчут идиоты.

Ситуация и вправду не радует. Согласно гэллаповскому опросу, проведенному в 2000 году (это был год выборов президента США), 34% американцев не смогли назвать кандидатов в президенты! Причем среди лиц с низким IQ (то есть лиц со средним образованием и низким заработком) это число вырастало до 55 %.

Вот еще пара фактов: 56 % американцев не смогли без калькулятора отнять 37 и 55 из 100. А 25 % американцев не смогли изобразить цифрами число «триста пятьдесят шесть тысяч девяносто семь». И 21 % американцев не знают, что Земля вращается вокруг Солнца.

Совсем плохая ситуация среди молодежи. Среди людей в возрасте от 18 до 24 лет трое американцев из десяти не могут найти на карте Тихий океан.

Я даже боюсь представить, сколько из них решили бы приведенный мной в начале книги небольшой тест…

Возможно, именно факт усиленного размножения тупых маргинальных слоев и послужил толчком для второго рождения евгеники. Как вы, наверное, знаете, евгеника – это людская селекция. Она возникла в конце XIX века и поставила своей целью улучшение человеческой породы. Однако, несмотря на то что евгеника преследовала вполне благородные цели, ее сначала взяли на вооружение злобные расисты, которые полагали некоторые расы более «правильными», потом подоспел Гитлер со своими страшными практиками, и на какое-то время интерес приличной публики к евгенике угас. Она стала считаться чем-то предосудительным, почти фашистским. Но через некоторое время, с появлением генной инженерии, этот интерес возник снова.

В Америке одним из пропагандистов возрожденной евгеники является профессор Мэрилендского университета Джон Глэд, которого «пугает мысль, что дисгеническая рождаемость, присущая современному обществу, создает популяцию с меньшими врожденными способностями, чем у предшествующей».

Профессор отмечает, что идиократия, над которой смеется Голливуд, уже наступает: женщины более умные получают образование и делают карьеру, соответственно рожают позже, и у них остается физически меньше времени на производство умного потомства. Тогда как глупые бабы из низов выскакивают замуж рано, на аборты у них денег нет, работы нет, пособия есть, вот они и плодят в изобилии низкоинтеллектуальный продукт. Который потом оседает на маргинальном дне и питается социальными пособиями, требуя хлеба и зрелищ.

Начался этот процесс не вчера: «В 1979 году средний процент абортов среди женщин двадцати лет и старше был: 44,3 для тех, кто окончил среднюю школу, и лишь 3,2 для тех, кто имел меньше восьми лет школьного образования». Иными словами, жертвуя первыми детьми ради образования, умные женщины сокращали поголовье умных людей. Впрочем, об абортах и их пользе для человечества мы еще поговорим, а пока дадим слово Глэду:

«…Согласно нью-йоркскому исследованию, женщины, относящиеся по умственному развитию к нижним пяти процентам, рожали первого ребенка на семь с лишним лет раньше, чем те, которые входят в высшие пять процентов. При этом у 20% супружеских пар в США откладывание беременности оборачивается бездетностью».

Джон Глэд обращает внимание на самоубийственное поведение цивилизации:

«…Необходимо задуматься над последствиями вознаграждения женщин с малым IQ – по принципу, чем больше они рожают, тем больше денег они получают, а также над последствиями для генофонда отказа им в оплаченных абортах». То есть социальные пособия стимулируют некачественную рождаемость, а платность абортов препятствует их доступности для маргиналок. Не в пример целесообразнее иная политика – пособия максимально сокращать, стимулируя самозанятость, а аборты, напротив, сделать для беднейших слоев бесплатными и поощряемыми.

С последним – проблема. Не только в пуританской Америке, но даже и у нас часто и довольно бездумно аборты называют социальным злом. Между тем реальность такова, что если вы желаете использовать понятийный аппарат, идущий от религии («добро», «зло»), то аборты логичнее было бы назвать социальным добром!

Это доказал в своей блестящей работе коллега Джона Глэда по науке Стивен Левитт – экономист и профессор Чикагского университета. Он занялся связью абортов с преступностью.

Преступность в США после Второй мировой войны неуклонно увеличивалась. И вскоре стала настоящим бедствием для страны. Причем, что самое печальное, быстрее всего росли тяжкие преступления. Обычно в числе правонарушений львиную долю составляет мелочевка, а в Штатах к 1990-м годам 80 % преступлений составляли тяжкие и особо тяжкие. Криминалисты, видя ужасающий тренд, строили прогнозы один другого страшнее. Однако в начале девяностых преступность вдруг перестала расти и начала снижаться. Для всех это стало приятной, но все же абсолютной неожиданностью. А преступность меж тем, поражая экспертов, все падала и падала, достигнув едва ли не послевоенного уровня. И, что характерно, продолжает падать по сию пору.

Что же случилось? Куда вдруг делись преступники? Почему их поголовье резко сократилось? Было выдвинуто около десятка разных версий, среди которых, правда, по идеологическим соображениям не значилась версия о росте вооруженности населения (для американских либералов это – табу), зато значилась выдвинутая левыми же либералами версия о том, что сыграли свою благостную роль законы о контроле над оружием.

Вообще-то оружие – не тема настоящей книги, но вкратце мне придется кое-что прояснить, раз уж речь зашла о падении преступности. Дело в том, что в первой половине девяностых годов президент Клинтон протащил через конгресс закон – Assault Weapons Ban, запрещающий торговлю так называемым «штурмовым оружием». Запрет был введен на волне истерии после нескольких массовых расстрелов. Запрету подлежали магазины емкостью более 10 патронов и полуавтоматическое оружие, го есть гражданские версии Калашниковых, штурмовых винтовок М-16, израильских пистолетов-пулеметов «Узи»… Гражданские версии отличаются от военных тем, что в них ликвидирована возможность ведения огня очередями, поскольку это всегда было запрещено.

(Кстати, как только в прессе заговорили о введении закона, Америка кинулась в оружейные магазины и скупила огромное количество Калашниковых и штурмовых винтовок. Аналогично реагировали американцы и в конце 2012 года, когда случилась еще пара расстрелов и пресса вновь загомонила о необходимости оружейных запретов. Тогда американцы вновь бросились в магазины сметать оружие и патроны, скупив запасы стволов, магазинов и боеприпасов на годы вперед! Вот вам еще один пример, когда масса реагирует адекватнее интеллектуалов.)

Клинтоновский запрет был введен сроком всего на 10 лет, иначе конгресс не соглашался его пропустить. Но поскольку криминалистические данные не подтвердили положительного влияния данной меры на преступность, через десять лет его продлевать не стали, несмотря на то что противники оружия кричали, будто огнестрельное оружие убивает каждый день 13 детей и вообще оно страшное и некрасивое. Позже выяснилось, что статистика леваков дутая, и они включили в нее «детей» в возрасте до… 24 лет! Если же взять официальную статистику ФБР, то можно увидеть, что детей гибнет вдесятеро меньше.

Между прочим та же ФБР-овская статистика показала, что пик применения преступниками огнестрельного оружия тоже пришелся на 1993 год – то есть на то самое загадочное время, когда преступность вдруг перестала расти и начала падать.

(Чтобы вы, не дай бог, не связали по ошибке клинтоновский запрет на полуавтоматическое оружие с уменьшением числа «огнестрельных» преступлений, скажу, что падение преступности продолжалось и после отмены запрета. Да запрет на «штурмовое» оружие и не мог снизить его преступного применения, поскольку законодательные запреты всегда касаются только законопослушных граждан, которые преступлений не совершают по определению. А преступники на запреты плюют и продолжают пользоваться нелегальным оружием.)

Так что же случилось в начале девяностых? Почему вдруг кривая преступности поползла вниз, если это не было связано с оружием? Сыграло свою роль укрепление экономики? Изменение демографической картины? Рост численности полиции? Другие причины?

Самым тщательным образом изучая и отбрасывая версию за версией, Левитт в конце концов пришел к парадоксальному выводу: на столь резкое падение преступности повлияло… разрешение абортов в США в начале семидесятых! Смысл прост… Кого абортируют? Нежеланных детей. Тех, которые вырастают в нелюбви, нищете, в маргинальном слое, у матерей-одиночек, у пьющих, в неблагополучных семьях. Именно такие ненужные, недолюбленные дети и пополняли армию преступников. Но после разрешения абортов в разных штатах матери перестали «через силу рожать» этих ублюдков – будущих насильников, грабителей, убийц, членов молодежных банд, наркоманов. И примерно через двадцать лет – аккурат к девяностым годам – преступный мир постигла демографическая яма.

Самым приятным в падении преступности было резкое сокращение числа убийств. Так что если вы хотите добра нации, сделайте аборты простыми, доступными и бесплатными для маргиналов. И вовсю пропагандируйте их в «придонных» слоях общества как легкое и доступное средство контрацепции.

Кстати, еще одним фактором снижения преступности стал некоторый отход законодательной и судебной систем от политкорректности. Раньше, в эпоху бурного роста преступности и одновременного роста политкорректности, правоохранительная машина была чересчур гуманной к преступникам из опасения обвинений в расизме, поскольку огромное число преступлений совершалось черными и латиносами. Добрые белые люди их журили, давали маленькие сроки… В таких условиях чего ж не быть преступником?

И лишь ужесточение наказаний, в том числе увеличение сроков за рецидивные преступления, сыграло свою положительную роль. Поэтому когда я в 2000 году побывал в тюрьме на Аляске, то увидел там одних индейцев (алеутов), белых было всего пара человек. «Угнетенных» перестали стесняться сажать.

Считается, что треть общего спада преступности обеспечили именно эти меры. Небольшую роль сыграло также увеличение на руках у граждан легального оружия. А все остальное сделало разрешение абортов, которые – в контексте нашей книги – чрезвычайно полезны, ибо повышают средний интеллект нации, выбивая малоумных маргиналов.

История абортов в США вообще весьма замысловата. Когда-то давно, при заселении материка и формировании государства, их спокойно делали, потому что была вольница, а в XIX веке стали запрещать, потому что пришло государство со своими заморочками. И к началу XX века аборты уже были запрещены во всех штатах. Столь печальная ситуация длилась примерно до 1960-х годов. Дыхание Нового времени отогрело и заторможенные США. Сначала несколько штатов разрешили аборты по медицинским показаниям и после изнасилований, а через десять лет в десятке штатов аборты стали легальными уже просто по желанию. Затем, в 1973 году, случился знаменитый процесс Рои против Уэйда (по которому в 1989 году даже был снят фильм). В ходе этого суда техасская женщина добилась отмены запрета на аборт. Процесс спустил лавину, и аборты были легализованы по всей стране. Легализация тут же сбросила цену на аборты с 500 долларов до 100, сделав их более доступными для потребителей.

Американские женщины оценили эту свободу: число абортов уже в первые годы вольницы достигло 1 на 4 рождения, а к началу восьмидесятых приблизилось к отметке 1:2,25. Естественно, аборты в первую очередь делали малолетки, девушки из бедных слоев населения, малообразованные, бесперспективные, залетевшие и брошенные… Миллионы нежеланных детей не были рождены, не были нелюбимы, не стали тягостью, не влились через 15-20 лет в преступный мир.

Разумеется, после того как Левитт заявил, что аборты снижают преступность, его завалили гневными письмами клерикальные ортодоксы, противники абортов и прочие моралисты. Они твердили, что такого быть не может, ибо аборты – это зло, а зло не может приводить к добру!… Логика, как видите, железная.

Но с выводами Левитта не на эмоциональном, а на научном уровне спорить было невозможно. Он показал, что в тех штатах, где аборты были разрешены на несколько лет раньше остальных, – Нью-Йорк, Калифорния, Вашингтон, Аляска, Гавайи – и уровень преступности начал падать на те же несколько лет раньше! Больше того, прослеживалась строгая корреляция между числом абортов, сделанных в данном штате, с падением в нем преступности. Много абортов – больше падение, мало абортов – меньше падение. В Нью-Йорке был самый высокий процент абортов и соответственно самое высокое падение преступности – на треть.

В русскоязычном Интернете (и американской демократической прессе) получила большую популярность «теория разбитых стекол», которая объясняла падение преступности в Большом Яблоке так: полиция Нью-Йорка при новом мэре Джулиани стала больше обращать внимание на мелкие правонарушения, поэтому тяжелые чудесным образом снизились сами по себе. Однако реальность состояла в том, что в городе просто-напросто снизилась демографическая база преступности – преступники были абортированы в начале семидесятых. Элегантное решение!

Левитт кидал на стол козырь за козырем и лупил по вытянувшимся мордам гуманных демократов и религиозных консерваторов одной мокрой тряпкой за другой. Он показал, что от начала семидесятых до начала девяностых никакой корреляции между абортами и преступностью не наблюдалось, потому что молодежь, родившаяся в начале семидесятых, до начала девяностых еще не подросла, чтобы пополнить преступный мир. А как подросла – тут и стала наблюдаться корреляция между числом абортов в штате и падением преступности. Далее. В штатах, где было много абортов, снижение преступности наблюдалось именно среди молодежи, а не «старичков». И это говорило о том, что молодое пополнение не пришло. Наконец, исследования, проведенные в Австралии и Канаде, также показали связь между числом абортов и уровнем преступности с лагом в 15-20 лет.

Механизм снижения преступности был двояким – так сказать, близкодействующим и дальнодействующим. Неродившиеся мальчики-маргиналы не пополнили ряды уличных банд (близкое действие), а неродившиеся девочки-маргиналки не стали потом матерями-одиночками, повторив судьбу своих мамаш (в «придонных» слоях общества дочери матерей-малолеток тоже, как правило, становятся малолетними мамашами-одиночками). А раз они не стали матерями-одиночками, через поколение не были воспроизведены очередные уголовники – вот вам дальнее действие, через поколение.

Любопытный факт в ту же копилку: средний IQ у молодых матерей, которые родили ребенка вне брака, на 10 пунктов ниже, чем у замужних матерей.

И еще подкину фактологический сувенир в абортивную кладовую Левитта: европейские ученые установили, что не только тупость (и вытекающая из нее бедность) передаются генетически, но и склонность к совершению преступлений – через наследуемые признаки типа агрессивности и импульсивности в сочетании с низким 1Q, неспособностью контролировать себя и прогнозировать последствия своих действий. Серия исследований, проведенных в восьмидесятые годы в датских судебных архивах, продемонстрировала эту зависимость количественно. Изучив дела усыновленных нарушителей закона с 1924 по 1947 год, ученые подсчитали, что уровень преступности среди усыновленных детей составлял 2,9%, если их биологические родители никогда не совершали преступлений. Но если хотя бы один из биологических родителей совершал преступления, это число сразу возрастало до 6,7%. А если преступниками были оба биологических родителя, уровень преступности в среде усыновленных подскакивал уже до 12,1 %… Почему изучали именно преступность усыновленных детей, понятно – чтобы исключить фактор влияния среды и выделить значимость именно биологического фактора.

Вывод? «В целом полученные данные ясно свидетельствуют о наследуемой склонности к криминальному поведению… Наследственность может детерминировать тот личностный порог, за которым начинается активация специфических нейрогумо– ральных реакций, связанных с агрессивным поведением». То есть трижды прав был профессор Левитт, на основании работ которого мы делаем вывод о благостной роли абортов в среде маргинальной публики.

В общем, Левитт молодец. И мы на добром слове покидаем Стивена и возвращаемся к его коллеге Джону Глэду, а то он уже заждался…

Джон Глэд, напомню, если вы вдруг на секунду забыли, современный евгеник, то есть человек, обращающий внимание общественности на плачевное положение, складывающееся с человеческим генофондом. А также на то, что маргинальные и глупые (с низким IQ) слои населения размножаются не в пример активнее приличных и умных людей. Более того, они почти и не смешиваются. История Золушки, вдруг выскочившей замуж за принца, – редкая сказка для бульварной прессы. Да и Золушка-то, выскочившая за принца, каждый раз на поверку оказывается вовсе не девчонкой из трейлера, что работает в местной забегаловке официанткой и считает доллары до получки, а вполне социализированной девушкой, как правило, из приличной семьи. Даже классический пример – знаменитая Диана, выскочившая замуж за английского принца и представляемая прессой как «народная принцесса», на самом деле родилась в графской семье Спенсеров и является дальней родственницей Уинстона Черчилля. Больше того, в ее жилах текла толика королевской крови.

Последний наследный принц Европы – герцог Люксембургский Гийом – тоже не так давно женился на «простушке»: его жена, дочь американского миллионера, закончила колледж и пишет докторскую диссертацию… Я, честно говоря, не очень слежу за похождениями евроаристократов, но единственное известное мне исключение из этого правила – когда наследный принц женился не на приличной девушке, а на матери-одиночке, да к тому же еще и бывшей наркоманке – приключилось в Норвегии. Но про норвежцев мы еще поговорим, и вы перестанете удивляться, что данный факт произошел именно в Норвегии, которая встала на путь энтропийно-эгалитарной нивелировки…

Словом, исключения бывают, но, в общем, правило остается правилом: миллионеры редко ищут жену на помойке. Обычно судьба подбрасывает им вариант из своего круга. В результате порой возникает ощущение, что наш вид раздваивается на элоев и морлоков – умных и добрых, с одной стороны, и бедных, но злобных – с другой. Когда-то аристократия не скрещивалась с простонародьем. Потом ситуация размазалась буржуазными революциями. А теперь вот, похоже, возникла новая аристократия – интеллектуальная и финансовая, противостоящая маргинальным слоям, требующим хлеба и зрелищ. Вам так не кажется?

Сложно сейчас сказать, по какому пути пойдет человечество – разделения на два вида или по «норвежскому пути». Однако читатели, внимательно следящие за моим скромным творчеством, из книги «Формула бессмертия» со слов ее героя, эволюциониста Сергея Савельева, знают о том, что последние несколько тысяч лет мозг homo sapiens уменьшается, а это – весьма тревожный признак.

Данные Савельева подтверждает и генетик из Стэнфорда Джералд Крабтри. По его мнению, человечество было на своем интеллектуальном пике примерно 2-6 тысяч лет назад, и с той поры наш IQ постепенно снижается. Падение началось с введением сельского хозяйства, когда люди стали жить скученно. Влияние коллективизации? Сытости? Повышения безопасности жизни?… Правда, снижение интеллекта с лихвой компенсировалось уплотнением информационных потоков из-за скученности и изобретением письменности, которая позволила накапливать полученные знания. Тем не менее сам факт снижения персональных интеллектов печалит. Особенно учитывая общее ухудшение здоровья из-за генетического вырождения человечества, о котором нам тоже придется поговорить подробнее. А что делать? О многих неприятных вещах нам придется поговорить, поскольку в этой книге решается будущее человечества!…

Джон Глэд в этой связи утверждает то же самое, что неустанно повторяю я: наш вид от весьма скорого исчезновения спасет только генная инженерия. Кстати, возможно, именно она и углубит едва наметившуюся трещинку между нью-аристократией и социальным плебсом – элоями и морлоками. Как углубит? Да очень просто…

Это раньше, в романах Диккенса, социальное дно было нищетой в ее классическом понимании – грязь, заплатки, недостаток еды, нужда в элементарном, жизнь в картонной коробке или продуваемой всеми ветрами халупе с клопами. Сейчас в развитых странах стандарт бедности совсем иной. Такую жизнь герои Диккенса назвали бы завидной! Голода нет! Еды полно, волшебная машина под названием «телевизор» дает развлечения, на кухне стоит не менее волшебная машинка, подогревающая еду. Повозка, движущаяся без лошади возле дома. Социальное жилье бесплатно дают. Да еще деньги платят за то, что ты не работаешь, – пособие называется. Чем не жизнь? На что они еще жалуются? Их даже не бьют!

Конечно, те, кто работает и относится к среднему классу, живут получше, чем сидящие на социале. И район поприличнее, и машина новая, и дом побольше, и телевизор покрупнее, да не один. Да и вещи купить просто: ни кухонный комбайн, ни компьютер, ни холодильник, ни кондиционер, ни одежда, ни еда никаких проблем в приобретении не доставляют в силу дешевизны. Есть только два массовых товара, которые по-настоящему дороги – автомобили и дома. Их почти все покупают в кредит и потом годами расплачиваются. В случае с недвижимостью – даже десятилетиями.

Но и эта проблема, возможно, будет решена, и данный тип товаров сдвинется в сторону холодильников и прочего, резко подешевев. Почему нет? Когда-то ведь и сапоги стоили дорого, крестьяне носили их за спиной на палке, чтобы не стаптывать, и, только завидев впереди город, надевали… Но что же придет на смену очень дорогим товарам, ведь надо же как-то привязать людей к работе на годы и десятилетия?

Генная инженерия, например.

Если вы в гипотетическом будущем хотите завести ребенка и при этом обитаете в социальном жилье на пособия или просто очень мало зарабатываете, ваше будущее чадо совершенно бесплатно избавят от всех наследственных болезней, которыми вы можете его наградить. Просто чтобы в дальнейшем не нагружать социальную систему уходом за дефективным, что выйдет дороже. Почистят, так сказать, набор генов. Может быть, даже дадут выбрать пол. А вот все остальное – уже за деньги.

Хотите убрать у своего будущего ребенка склонность к ожирению, раку, гипертонии? Доплатите.