Текст книги "Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)"

Автор книги: Александр Кулешов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Ренатов сладко зажмуривается.

Его возвращает к действительности негромкий вопрос:

– Ну что, выйдет из них толк?

Ренатов вскакивает. За его спиной сам доктор Зан, как всегда элегантный, холеный, внимательный взгляд через очки в золотой оправе устремлен на поле.

– Добрый день, господин президент. Здравствуйте, – с невольным подобострастием произносит Ренатов и, кляня себя за это, нарочито хмуро добавляет: – Надеюсь, смотрю вот.

– Я тоже надеюсь, – по-прежнему негромко говорит господин Зан, – было бы жалко, если все деньги, что тратятся вами на разъезды по стране и отбор ребят, пропадут.

В тоне президента Ренатов улавливает тайную угрозу и торопливо говорит:

– Да нет, господин президент, я не сомневаюсь, что из этих-то толк выйдет. Обратите внимание на того вон, с краю, курносый, – придет время и о нем все заговорят. Далеко пойдет.

– Да, нос у него небольшой. Лишь бы он нас не оставил с носом, – серьезно роняет доктор Зан, и Ренатов мучительно раздумывает, надо ли рассмеяться или нет. В конце концов, он решает улыбнуться. Но улыбка получается какая-то кривая. Он опять начинает говорить:

– Отличный будет нападающий – быстрый, ловкий, упорный... Или вон тот, похожий на бычка, очень добросовестный паренек. И злой...

– Злой?.. – перебивает доктор Зан. – Это хорошо. Знаете, Ренатов, мне кажется, что без злости, я бы сказал жестокости, сейчас в футболе, да и вообще в спорте, ничего не добьешься, спортсмен должен видеть перед собой врага! Всегда! И не важно, идет ли речь о регби или настольном теннисе. Он должен стремиться этого врага уничтожить, раздавить, убить! Фигурально, конечно, – добавляет он после паузы.

– Безусловно, господин президент, – поддакивает Ренатов. – Вы правы. Игрок должен идти к цели напролом...

– И, наметив цель, – добавляет доктор Зан, – чувствовать себя стрелой. Стрелой, а не луком! Лук – это вы, тренеры. Ну, а наш тренировочный центр – колчан, где стрелы хранятся, – теперь президент «Рапида» улыбается.

Он создал этот центр, это его детище, он им гордится.

Ренатов тоже спешит улыбнуться.

Некоторое время царит молчание.

– Да, – задумчиво нарушает его доктор Зан, – тренеры – наша опора, без них не было бы и игроков. Если в мире можно насчитать сотню футбольных звезд, то великих тренеров – дай бог десяток. Звезда гаснет, что же, ее заменяют другой, не сразу, конечно, с трудом, но заменить можно. А вот тренера... тренера – это проблема.

Он устремляет на Ренатова загадочный взгляд. Или это Ренатову, у которого вспотели ладони, кажется, что взгляд президента загадочный, – черт возьми, что он имеет в виду? Кого заменить? Может быть, выгнать его, Ренатова?

– Да, – безмятежно продолжает рассуждать доктор Зан; теперь его взгляд сквозь очки в золотой оправе опять устремлен на поле, – найти тренера проблема. Счастлив тот клуб, в котором есть равноценная замена. Но как узнать о том, что час замены наступил? С игроками-то легко: сразу видно, когда игрок кончился, достаточно посмотреть одну-две игры – и все ясно. А вот тренер... Поди разберись. Начал сдавать он или вина в игроках, в соперниках, судьях, – доктор Зан некоторое время молчит, потом продолжает: – Есть, конечно, верные признаки, но как их заметить? Не могу же я с утра до вечера целые дни проводить с командой.

Он опять смотрит на Ренатова. Теперь тренер понял. Сумасшедшая надежда закрадывается ему в сердце. Неужели? Неужели он не ошибся?!

– Да, вы правы, господин президент, – Ренатов старается, чтобы в его голосе звучала безграничная преданность. – Совершенно правы. Разглядеть недостатки тренера, начало, как вы образно выразились, угасания может только тот, кто рядом с ним постоянно, ну, скажем, его коллега, помощник...

– Второй тренер, – перебивает доктор Зан. – Вы меня поняли, Ренатов. Я знаю, как вы любите и уважаете Корунья. Но для всех для нас футбол главное, главное наш родной «Рапид», его победы, его успехи, его сине-белое знамя. И если мы видим, что какое-то звено в золотой цепи его успехов начинает сдавать, мы не вправе скрывать этого. («Как говорит, как красиво говорит!» – с завистью подумал Ренатов.) Так что в случае чего прямо ко мне.

– Благодарю вас, господин президент, за доверие. Вы знаете мою преданность вам...

– «Рапиду»!..

– «Рапиду», разумеется, «Рапиду». Так что я всегда... я вам, я, если что...

Ренатов (проклиная себя, стыдясь себя, ненавидя себя) окончательно запутывается и умолкает.

– Ну-ну, продолжайте работу, – говорит на прощание доктор Зан и удаляется величественной походкой, седой, элегантный, всесильный.

А Ренатов, разрываясь между радостной надеждой и унижением, от собственной подлости, снова устремляет взгляд на поле. Но ничего не видит, кроме мелькания цветных пятен на зеленой траве.

Так мелькают цветные фишки на зеленом сукне рулетки...

На чью долю выпадет крупный выигрыш?

За каждой фишкой, за каждым цветным пятном на зеленом поле, за каждым игроком стоит чья-то судьба.

Для кого-то в этом тренировочном центре, в этой Футболии, для таких, например, как Малыш или Таран, судьба впереди, для кого-то уже позади.

Лор, например, бежал из дому, когда ему минуло двенадцать лет. Отца посадили в тюрьму после того, как он убил мать, застав ее в постели с любовником. Но то был не любовник, а клиент. Тайно от отца, безработного, она прирабатывала проституцией. Иначе семья подохла бы от голода.

Лор сбежал из дому, по дома-то собственно, уже не было, а в приют он идти не хотел. Вот и болтался, где подворовывая, где подрабатывая. А в промежутках играл на пустырях с себе подобными. Ну, что требовать с человека, когда ему двенадцать лет?

В четырнадцать лет его случайно приметил какой-то третьеразрядный тренер, привлек, переуступил... Так Лор, поднимаясь по лестнице мастерства, поднимался и в цене. Наконец, попал в «Рапид». Играл в нем до износа, а когда закончил играть, выяснилось, что ничего не накопил. Теперь он таскал ящики в порту.

Робен – тот смотался вовремя, сумел увильнуть от очередного кабального контракта и стал что-то рекламировать – то ли мужские трусики, то ли женские лифчики – какая разница, важно, чтобы платили. Потом снялся в кино. Потом стал петь на эстраде. У него не было ни слуха, ни голоса, зато было имя великого футболиста. А когда перестали вспоминать, что он был великим футболистом, все настолько привыкли к его никудышному голосу, что он стал великим певцом.

Были футболисты, знаменитые футболисты, заканчивавшие свою жизнь в ночлежках, на бирже труда, в тюрьме, в больнице.

Многие.

Были жившие тихо, скромно – мелкие чиновники, коммивояжеры, третьеразрядные тренеры, преподаватели в школах, функционеры в спортивных организациях. Большинство.

Были ставшие богачами, киноактерами, дельцами, владельцами магазинов спорттоваров, руководителями клубов. Единицы.

Почти никто из них не вспоминал своих бывших тренеров, не звонил им, не писал. Одним было стыдно за неудавшуюся жизнь, для других тренер теперь становился человеком не «их круга».

Поэтому так ценил Ренатов дружбу с Паничи, своим воспитанником, некогда известнейшим вратарем, а теперь, как ни странно, смотрителем конюшни какого-то миллионера. Миллионер зарабатывал на хлеб нефтяными, алмазными, железнодорожными и горнорудными делами, но имел хобби – скачки. Держал конюшню, владел ипподромом, выставлял на состязания своих лошадей. И когда они выигрывали, предположим, жалкий стотысячный приз, радовался больше, чем заработав десять миллионов на выгодной сделке или неуплате налогов.

– Работать стало невозможно, – жаловался Паничи, когда они сидели как-то в холостяцком домике Ренатова за скромным ужином, – все продается, все покупается. Скоро мулы будут у рысаков выигрывать, лишь бы это букмекеров устраивало.

– Ты преувеличиваешь, – вяло возражал Ренатов, он устал за день и вообще ему было наплевать па всякие там лошадиные комбинации, слава богу, футбол этому не подвержен. Тоже есть, конечно, тотализатор, но без обмана.

– О чем ты говоришь! – возмущался Паничи. – Ничего не знаешь, а говоришь. Там целая мафия, целые гангстерские синдикаты. Жокей только в седле сидит. С таким же успехом он мог бы спать дома. Первой придет лошадь, которой назначено, а не та, что сильней.

– Ну уж...

– Вот тебе и «ну уж». Ты знаешь итальянского жокея Бригенти? Да, да, тот самый, который участвовал в сорока пяти тысячах скачек и в четырех тысячах побеждал. Во многих странах, в том числе и у нас. Так вот он утверждает, что по крайней мере в шести скачках из восьми результат предрешен заранее. Между прочим, у вас в футболе дело обстоит не лучше...

– Футбол не тронь, – кипятился Ренатов, – у нас чисто! Есть тотализатор и подпольный тото. Не спорю! Но игроки-то в этом не участвуют. А у вас жокеи все продажные. Да ты знаешь, что в правилах, в контракте футболистам запрещено играть на тотализаторе, даже официальном!

– Не смеши меня, – заливался Паничи. – Запрещено! Да они все играют, если хочешь знать, все до одного!

– Ложь! – кричал Ренатов. – Никто! Я бы их своими руками задушил, ты не знаешь доктора Зана. Он бы дня не терпел футболиста, если б тот играл на тотализаторе. Ты не знаешь доктора Зана...

– Зана твоего я, может, и не знаю. А вот Фикиориса, президента «Олимпии», хорошо знал лично. Где он? Я спрашиваю тебя – где он? Не знаешь, отвечу: на кладбище. Он вот вроде твоего Зана был кристально честный, не терпел на своих ипподромах ни букмекеров, ни жучков, беспощадно гнал любого жокея, если у того рыльце в пушку. И что же? Его похитили, сначала морочили голову семье, требуя выкуп. Потом привязали к цементной глыбе и сбросили в озеро. Хорошо среди бандитов один порядочный оказался, позвонил в полицию, сообщил где искать. А скольких владельцев лошадей, наездников похищают, увечат, избивают, убивают. Лошадей и тех похищают, уколы нм делают, так что сразу на бойню надо отправлять... А ты говоришь!

Ренатов сидел задумавшись.

Черт знает что творится. Неужели и до футбола доберутся?

– Эх, дружище, – горестно качал головой Паничи, – недавно газеты писали – на официальном тотализаторе на скачках ставок делают, если считать и долларах, почти на полтора миллиарда в год! Понял? Полтора миллиарда! А в подпольном, небось, вдвое больше. На скачках. Что уж тогда говорить о футболе.

– Футбол – другое дело. Там все чисто, уже без всякой уверенности продолжал твердить Ренатов.

Они еще долго сидели за холостяцким столом, обсуждая гримасы этого безумного мира, вспоминая старые добрые времена (забывая при этом, что все было так же и в те далекие дни), заглядывая в невеселое будущее.

...В тот день, это было раз в месяц, Ренатову предстояло дело, которое он считал тоже невеселым (именно он, а были и такие, кто это дело любил). Речь шла о традиционной пресс-конференции. Подобные конференции еженедельно проводили руководители и ведущие тренеры «Рапида». На каждого приходилось примерно по одной в месяц. Сегодня как раз была очередь Ренатова.

Журналисты собирались в большой комнате главного административного здания. В этой комнате и размещался клубный музей.

За стеклянными витринами стояли хрустальные вазы, золоченые и серебряные кубки, лежали плакетки, медали, значки. На стенах висели майки прославленных футболистов прошлого, были расставлены их бутсы. Тут же находились мячи – участники особо важных, победных матчей. Стены украшали бесчисленные фотографии, изображавшие команды «Рапида» разных лет с различными трофеями в руках, сделанные на поле после очередной победы, эпизоды игр, портреты знаменитых игроков с автографами...

Все это должно было каждый раз напоминать журналистам, что они пришли не просто в клуб «Рапид», а в величайший футбольный клуб страны!

Журналисты рассаживались на заранее принесенных стульях, болтали, попивали прохладительные напитки, подаваемые им за счет клуба, готовили диктофоны, фотоаппараты. На встречу с Ренатовым народу набиралось немного – он говорил обычно о тренировках, о молодых игроках, иногда представлял их. Иное дело – Корунья. В дни его пресс-конференций двери ломились.

Кроме этих еженедельных «брифингов» пресс-конференции устраивались после каждой победной встречи и по другим выдающимся случаям. Игроки, тренеры, руководители клуба регулярно давали интервью, выступали по радио и телевидению. Это была тщательно продуманная и настойчиво осуществляемая программа рекламы клуба, не менее важная, чем продажа клубных сувениров, галстуков и флагов.

Ведал этим пресс-атташе «Рапида», мастер своего дела, получавший жалованье, которому мог бы позавидовать любой знаменитый футболист-профессионал.

Президент клуба доктор Зан прекрасно понимал, что такое пресса. Ого-го, что она может сделать! Поднять на пьедестал или бросить в бездну! Объяснить любую неудачу команды, намекнуть на предвзятое судейство, принизить значение победы соперника, разрекламировать игрока (и тем увеличить его денежную стоимость)...

Чего только не могла эта замечательная, эта проклятая пресса!

Поэтому доктор Зан нередко встречался в ресторанах, обычно в «Сетях», с владельцами, директорами и редакторами крупных газет и телеграфных агентств, с теле– и радиобоссами. А пресс-атташе – с их помощниками. Эти обеды и ужины оплачивались из кассы «Рапида».

Еще бы, ведь реклама – двигатель торговли, а что такое клуб «Рапид», его команда, да в конечном счете и весь профессиональный футбол, как, впрочем, и весь профессиональный спорт, как не огромное коммерческое предприятие?

Ренатов, вздохнув, открыл боковую дверь, вошел в комнату и сел за стол. Рядом с ним Малыш и Таран. Мальчики заметно волнуются – это их первая встреча с прессой. Вспыхнули два-три блица, тише стали разговоры.

Ренатов сел за стол, «надел» дежурную улыбку и заговорил принятым в таких случаях наигранно бодрым голосом:

– Дорогие друзья, начинаем наш очередной матч. «Рапид», как всегда, в невыгодном положении – в нашей команде сегодня всего трое: я и двое моих юных подопечных. В вашей команде полный, если не сверхполный, состав, и вы все высококлассные мастера. Надеюсь на ваше снисхождение. Итак, о чем речь? Сегодня я представлю вам чудесных ребят, и прошу вас уже теперь называть их в ваших репортажах и корреспонденциях так же, как их прозвали их товарищи по команде. Вот слева от меня Малыш, справа – Таран. Эти прозвища, как у всех великих футболистов, будут сопровождать их отныне всю жизнь.

Ренатов знал, что журналисты не любят пустой болтовни, на это они сами мастера. Поэтому он коротко поведал биографии ребят, основанные на подлинных фактах, но умело расцвеченные и приукрашенные пресс-атташе.

Затем перешли к главному – вопросам. Это было нелегкое испытание даже для видавшего виды Ренатова. Как справятся с задачей мальчишки? Порой от такой встречи зависит многое: придется парень журналистам по душе – и они поднимут его на пьедестал, завоюют ому симпатии болельщиков, престиж, а значит, и все ту же коммерческую стоимость, следовательно, благосклонность клубного начальства.

А не понравится – предадут забвению.

Поэтому ответам на вопросы журналистов пресс-атташе придавал огромное значение и, как правило, тщательно готовил футболистов, тем более что за долгие годы хорошо изучил интересы газетной братии.

– Какие будут вопросы? – любезно улыбаясь, спросил Ренатов. – И я, и мои юные товарищи готовы ответить вам.

– Лупин. «Приморская почта». Скажите, господин Ренатов, правда ли, что футбол любимый спорт сегодняшней молодежи? И если да, то почему?

– Да, футбол бесспорно любимый спорт. С ним не может сравниться никакой другой по популярности. Пи хоккей, ни баскетбол, ни легкая атлетика. А вот почему... Наверное, в нем проявляются лучшие бойцовские качества человека.

– А в боксе?

– В боксе тоже, но там человек один, а здесь с товарищами. Идет как бы маленькая война. Ну, а вести войну, сами знаете, это у людей в крови. Инстинкт.

– Побоища на трибунах того же происхождения? – послышался иронический вопрос. Журналисты засмеялись.

– Значит, футбол приучает к вражде, – не отставал корреспондент «Приморской почты», – а не к дружбе?

– Я же сказал вам, – начал раздражаться Ренатов («вот пристал»), – что в футболе игроки чувствуют локоть товарища. Это укрепляет дружбу. Соперника же надо бить, он враг.

– Ясно! – поднялся высокий, совершенно лысый, хоть и молодой еще человек. – Раймонд. «Столичные вести». Скажите, господин Ренатов, как вы относитесь к женскому футболу? Во многих странах он запрещен.

Ренатов оживился – он был давним сторонником футбольного равноправия.

– Я считаю это неправильным. Смешно утверждать, что игра в футбол вредна для женского организма, а баскетбол, гандбол, дзюдо, велосипедные шоссейные гонки или мотокросс полезны! Между тем, эти виды нигде не запрещены. Вы видели, как сталкиваются в игре баскетболистки? Какую беговую нагрузку испытывают хоккеистки или гандболистки? Знаете, какое сотрясение получает прыгунья в длину? А что вы скажете об этих пигалицах-гимнастках на разновысоких брусьях – какие толчки! А женский марафон! Я считаю...

– Господин Ренатов. Лавандопулос. Телевидение, – перебил маленький черногривый старик. – Бог с ними, с женщинами. Перейдем лучше к детям. Вот ваши подопечные за что любят футбол?

– Пусть сами отвечают, – отмахнулся Ренатов, Недовольный, что ему помешали развить любимую тему.

– Он азартный, – оживленно заговорил Малыш, блестя глазами. – Я, когда играю, все забываю. Главное забить гол!

– А ты? – телевизионный старик повернулся к Тарану.

– Интересно... – буркнул тот и замолчал.

– Горкей. «Спортивный листок», – не вставая, заговорила молодая женщина в очках. – Скажи, Малыш, если б тебе предложили много-много денег, но чтоб ты перестал играть в футбол, а занялся, скажем, теннисом или плаванием? Ты бы...

– Что вы, – не дал ей договорить Малыш, – ни за что! Хоть миллион – от футбола я не откажусь! Что вы!

– А ты? – она посмотрела на Тарана. – Много-много денег. Отказался бы от футбола?

Таран почесал голову, некоторое время молчал, потом спросил:

– А сколько?

Его слова заглушил взрыв смеха.

– Видите, господа журналисты, – поспешил на помощь Ренатов, – мы тоже зубастые, тоже умеем шутить.

– Ничего себе шуточки, – заметил широкоплечий молодой парень. – Я из молодежной газеты «Рабочее дело». Скажите, господин Ренатов, ваши подопечные, эти дети, уже подписали контракт с «Рапидом» и если да, то на сколько?

Ренатов поджал губы.

– Это коммерческая тайна, господин корреспондент.

– Коммерческая? – громко переспросил широкоплечий. – Ясно. Спасибо за ответ на мой незаданный вопрос, господин воспитатель.

В зале снова раздался смех. Ренатов сам не заметил, как вынул платок и тщательно вытер вспотевшую шею.

– Кем будет играть Малыш? А Таран? Какие у них достижения в прыжках, в спринте? – вопросы сыпались один за другим. И где уж тут было расслышать вопрос корреспондента «Рабочего дела». – Какие у них отметки по математике?

Ребята отбивались. Малыш явно понравился репортерам. Он отвечал находчиво, быстро, весело. Таран не сразу, обдумывая ответ, делая паузы, одним-двумя словами. Не по глупости, из осторожности.

В связи с этим удалось сострить и Ренатову:

– Господа журналисты, вы уже сами поняли, что Малышу самое место центральным нападающим, а Тарану – защитником. Туда мы их и готовим.

Журналисты весело смеялись, и только этот смутьян из «Рабочего дела», конечно, все испортил, сказав:

– На биржу труда вы их готовите, вот куда.

Но коллеги зашикали на него.

Тренер Ренатов подробно рассказал корреспондентам, какую огромную помощь оказывает руководство клуба «Рапид» развитию молодежного и детского футбола и какова в этом деле личная роль президента клуба доктора Зана.

Он пригласил всех на предстоящую встречу, где его подопечные сдадут экзамен на спортивную зрелость.

Потом по традиции для участников пресс-конференции был дан небольшой коктейль (за счет клуба, разумеется). Подняли бокалы за «Рапид», за доктора Зана, за успех юных футболистов, за тренера Ренатова, за болельщиков, еще за что-то...

Постепенно все стали расходиться.

Последним остался широкоплечий молодой парень из рабочей газеты. И уж так получилось, что из здания они вышли с Ренатовым вместе.

Некоторое время шли молча. Первым не выдержал Ренатов.

– Слушай, парень, – спросил он ворчливо, – на кой черт ты задавал свои дурацкие вопросы? Тебя же не спорт интересует, а так, подковырнуть.

– Да брось ты!.. – неожиданно зло сказал парень.

Ренатов внимательно посмотрел на него и с удивлением обнаружил, что парень при ближайшем рассмотрении выглядит не, таким уж молодым, вернее не таким юным. Глаза запали, жесткие складки протянулись к узкогубому рту. Одет он был совсем бедно: потертые бархатные штаны, старый свитер, немодные сандалии.

– Брось! – повторил парень. – Спорт меня не интересует! А тебя? Тебя он интересует?

– Да я за футбол жизнь отдам! – возмутился Ренатов.

– Вот-вот, – насмешливо кивнул парень. – «За футбол». А что такое футбол? Что это, газ такой? Или какие-нибудь там пимезоны, которых никто не видит? Он для чего твой футбол – в музее выставлять, на стенку вешать? Он для людей! – выкрикнул парень с неожиданной силой. – Для людей! Чтоб радовались играя и глядя на игру тоже, чтоб здоровей становились. Словом, чтоб все были в выигрыше, а вы...

– Что мы? – растерянно спросил Ренатов.

– А вы из него бизнес сделали, волков растите. «Соперник – враг. Его надо бить!» Сам же сказал. Вот эти твои двое парнишек. Один еще не понял, а второй уже «сколько?» спрашивает. Все у вас прогнило, – он помолчал и продолжал: – Не у тебя, конечно, ты-то винтик, а вот у твоего Зана и других таких же. Закрой завтра тотализатор, шиш Зан и его компания будут футболом интересоваться. Им же наплевать, что драки на трибунах, что драки на поле, что все продается и покупается, что звезд ваших потом на помойку выкидывают, – он искоса взглянул на Ренатова и добавил: – Да и тренеров тоже. Карман набить – вот что их интересует. А, – парень махнул рукой, – чего время трачу, словно ты другим станешь...

Некоторое время оба опять молчали.

– А ты, – усмехнулся Ренатов, – ты-то чего воюешь? Тебе-то какая выгода? Не пойму.

– То-то и оно, – парень печально улыбнулся, – то-то и оно, что не поймешь. Ну как тебе понять, что футбол твой не цель, а средство. Не сам он по себе существует. А служит чему-то. Вот и пораскинь мозгами, чему он должен служить. Кому? Каким целям? Хорошим – да здравствует футбол. Плохим, – он сделал паузу и зло закончил: – А плохим – так закрыть его к чертовой матери, футбол этот. Ну ладно, пока...

И он пошел своей дорогой, широкоплечий, бедно одетый, крепко верящий во что-то, твердо знающий что-то, чего ему, Ренатову, не дано было знать.

Странный, дурацкий какой-то разговор, а Ренатов долго не мог его забыть и порой, горячась, спорил про себя с тем парнем и на каждой пресс-конференции прежде всего искал его глазами. Но парень больше не появлялся.