Текст книги "Лунная дорога (с иллюстрациями)"

Автор книги: Александр Казанцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Ч а с т ь т р е т ь я
СЕДЬМОЙ КОНТИНЕНТ
Г л а в а п е р в а я
КОЛЬЦО ДРУЖБЫ

Под крылом самолета плыли прямоугольники разграфленных каналами полей. Страна трудолюбия, отгороженная от моря дамбами, осушенная каналами и насосными станциями, качавшими воду в море, уровень которого был выше крыш, казалась огромной шахматной доской. Широкий канал натянутой лентой разделял ее пополам. Пароходы и моторные барки рассыпались по нему пятнами. Рядом тянулись линейки рельсов. Игрушечный поезд на них будто стоял. Параллельная полоска шоссе была усеяна автомобильчиками, а вереница велосипедистов на бетонной тропинке казалась цепочкой.

К самому крылу вдруг резко поднялись домики с крутыми крышами, стали видны переброшенные с порогов мостки, замелькали кроны редких деревьев.

Самолет шел так низко, что должен бы врезаться в забор.

Но заборов в Голландии не строят.

Не было забора и вокруг Амстердамского аэродрома, центрального узла западных воздушных путей. Джон Смит прекрасно знал это еще в ту пору, когда сам летал. Теперь он был пассажиром. В последний раз на этот аэродром он сажал самолет трансатлантической линии вместе со вторым пилотом Томом Годвином, который бродит теперь где-то на Луне, а тогда, готовясь к космическим полетам, проходил практику на современных реактивных самолетах.

Здесь, в ресторане для экипажей, состоялись проводы Джона Смита. Он восседал на высоком табурете у стойки рядом с Томом Годвином и отечески поглядывал на тоненьких, затянутых в форменные костюмы девушек, которые на игольчатых каблучках прибегали с летного поля. А парни со всех линий, англичане, поляки, русские, немцы, французы, чехи, шведы и, конечно, голландцы в различных, но чем-то похожих формах, едва появляясь в ресторане, подходили к Смиту и чокались, опрокидывали с ним стаканчик. Все они были здесь друзья: и польский летчик Казимир Нагурский, гордившийся своим родственником, первым русским полярным летчиком, и француз Лавеню, неистощимый весельчак, и грузный Герберт Шварц, отказавшийся в свое время от службы в военной авиации, и иронический Джолиан Сайкс, сын лондонского докера и поэт; наконец, эти советские парни, только что прилетевшие на обгоняющем время ТУ, – все, все они знали друг друга, присаживались за одни и те же столики, обменивались шутками и жалели старого Джона Смита, который заканчивал свой последний рейс.

– Нет, не последний, – втолковывал каждому Джон Смит. – Я еще полечу, вернее вылечу с места. Вот это и будет последний полет.

Пилоты хохотали, тревожно поглядывая на старого летчика. Трудно будет ему, многосемейному, найти работу.

Тогда и сказал Том Годвин:

– Хэллоу, Джон, не терзайте всем душу, словно вас уже наняли на постоянную работу в ад. Я устрою вас в космопорт. Не хотите ли поддерживать со мной связь через космические бездны, наполненные надеждами?

– О'кэй! – сказал Джон Смит. – Это не хуже, чем просто выть на луну.

На самом деле это оказалось почти одно и то же. Джон Смит работал в радиорубке космопорта, но Годвина не слышал. Американская ракета "Колумб" разбилась о лунные скалы. Том Годвин и эта молодчина Кенни, получившая во всем мире прозвище "космической Эллен", примкнули к русским, и все вместе, бросив русскую ракету с радиоаппаратурой, отправились пересекать лунный диск! А связь с Землей поддерживали через телеуправляемую танкетку только в те часы, когда Луну было видно в Москве.

Джон Смит чувствовал, что даром ест хлеб и имеет все шансы вылететь с места. Однако не только забота о себе и о семье привела его на Амстердамский аэродром. Ему казалось очень важным поддерживать с Луной связь круглосуточно. Многие газеты хорошо бы заплатили, чтобы получить корреспонденции от "космической Эллен" и на худой конец от Тома Годвина непосредственно, а не через русских.

За окном самолета замелькали бетонные плиты. Негр Джонсон недурно посадил самолет. Смит всегда считал, что эти черные ребята – способные парни.

Пассажирам не полагалось ходить по летному полю, они должны были сесть в автобус, смешной и необычный. Его кузов почти касался дном бетонных плит, сзади опираясь на колеса, а впереди на моторную тележку, которая свободно поворачивалась под ним и возила не только его, но и бензоцистерну.

Джон Смит с удовольствием нарушил правило и в ресторан экипажей отправился вместе с Джонсоном пешком.

Джонсон был гигантского роста. Смит не уступал ему в ширине плеч, но ростом был вдвое ниже. Словом, он не стал бы выставлять свою фигуру на конкурс красоты.

Впервые в знакомый ресторан входил Джон Смит, одетый в мешковатый штатский костюм.

Но его узнали, стали подниматься навстречу, звали выпить стаканчик.

И все говорили о Томе Годвине. Вот это парень, он нашел себе на Луне подходящую компанию! Черт возьми, если бы нужно было послать на Луну целую армаду ракет, недостатка в пилотах наверняка не было бы.

– Он сидел вот на этом табурете у стойки, – вспоминал Смит, – а я не могу с ним даже говорить, хотя он специально для этого устроил меня в космопорт. Когда из Америки видно Луну, то сопровождающая Тома танкетка глохнет, как старый джентльмен, у которого просят взаймы.

– Нужен голос погромче? – спросил грузный Шварц.

Джон Смит сделал в воздухе неопределенный жест.

– Если бы все парни захотели…

– Я понимаю вас, Смит, – сказал Казимир Нагурский. – Поднять в воздух антенны, наладить ретрансляцию?

– О'кэй! – воскликнул Джон Смит. – Именно об этом я и думал.

– Если бы генералы приказали вместо атомных бомб брать антенны и патрулировать с ними в воздухе, все было бы в порядке, – заметил Джолиан Сайкс.

– А не у нас ли за спиной жезлы маршалов авиации? – заметил Жак Лавеню.

– Самовольно подняться в небо и крутить там? – осведомился Шварц.

Лавеню не успел ответить. С летного поля вбежала взволнованная голландка в сером, перетянутом в талии костюме и в сбившемся берете.

Все насторожились.

– Джентльмены! – крикнула она. – Москва!

– Москва… О Луне… Телефонный вызов. Всем вам… Включаю репродуктор.

На стойке зазвенели стаканы. Летчики зашикали на молоденькую буфетчицу "Маркизу" с выкрашенными под седину волосами.

В репродукторе зазвучал женский голос. Казимир Нагурский и Жак Лавеню переводили с русского на английский.

– …положение почти безнадежное. Советское правительство еще вчера обратилось по дипломатическим каналам, а ждать уже нельзя. Они погибают.

– Кто? Кто? – послышалось в зале.

– Петр Громов и Том Годвин… И Эллен Кенни. Все они задыхаются, а танкетка не может доставить им кислород. Луна зашла в Москве за горизонт.

– А что я говорил! – в отчаянии крикнул Джон Смит.

– Тише! – громовым голосом потребовал Джонсон…

– …спасти их еще возможно. Если бы каждый вылетающий самолет нес на себе антенну…

– Блестяще! – не выдержал Жак Лавеню. – Именно каждый!

– …весь мир фактически был бы опоясан кольцом антенн.

– Кольцо дружбы, – вставил Джолиан Сайкс.

– Так ведь это я и хотел предложить! – сказал Джон Смит. – Ведь если бы все парни…

– Друзья! Я говорю прямо из лаборатории, – взволнованно продолжала Наташа. – От вас зависит спасение первых исследователей Луны…

Первые исследователи Луны умирали…

В голове у Громова помутилось. Хотелось сорвать колпак шлема, разодрать на груди скафандр.

Эллен потеряла сознание. Она лежала около провала и словно спала, положив под шлем руку. Ведь командор приказал ей уснуть.

Танкетка, беспомощно накренившись на камне, стояла среди пустынных лунных скал. Вокруг никого не было.

Аникин давно скрылся за утесами. Он бежал, держа баллон на плече. При каждом шаге он взвивался над поверхностью, пролетал два-три десятка метров, едва касаясь ногой камня, отталкивался и снова взмывал.

Петр Сергеевич не позволял прыгать на Луне, боясь неожиданностей. Теперь Аникин мог не считаться с запретом. Все решала скорость. Он не бежал, он летел, лишь изредка касаясь ногой камней. Такое чувство полета бывает лишь во сне! Вместе с баллоном он весил едва треть того, что весил на Земле. Хорошо натренированные мускулы спортсмена как нельзя более пригодились. Нечто подобное он испытывал на пружинной сетке, подбрасывавшей его в тренировочном зале. На ней он привык владеть телом в прыжке.

Редкий спортсмен может бежать в течение часа. В висках у Вани стучало, горло перехватило, кислорода не хватало. Прыжки становились все короче, ноги не повиновались. Казалось, после следующего шага он упадет и не встанет.

И Аникин упал. Острая боль ожгла ногу. Он застонал и стиснул зубы. Ведь его могут услышать в шлемофоны! Он поднялся, хотел еще раз прыгнуть, но снова упал. Слезы залили ему глаза.

Встать он уже не мог и пополз, волоча кислородный баллон.

Он исступленно полз вперед, с трудом преодолевая узкие трещины. Через более широкие он перебрасывал кислородный баллон и переползал по нему, как по мостику…

Надежды не было. Было лишь тупое упорство, воля и страх за дорогих и близких людей.

На слое тысячелетней пыли оставался извилистый след. На миллионы лет сохранится эта странная запись первой лунной трагедии…

На Луне нет звука, на ней не может быть звуков!.. Что это? Галлюцинация? Или так стучит сердце? В висках шумит! А этот грохот?

Это ж по камням звук передается!

Что-то промелькнуло мимо ползущего Аникина.

Не веря глазам, он смотрел вслед мчащейся танкетке, за которой поднималась медленно оседающая пыль.

Ужас сковал Аникина, сердце словно остановилось, перед глазами пошли круги… Танкетка умчалась, бросив его на произвол судьбы.

Аникин поднялся на колени и закричал. Но кричал он уже от радости, еще ничего не понимая, но ликуя:

– Жми, жми! Гони! Успеешь! Эх, молодец!..

Он видел, как взвивалась танкетка, перелетая над трещинами, подскакивая на неровностях.

Вот она вскочила еще раз, сверкнула на черном небе и исчезла за горизонтом.

Когда танкетка подлетела к провалу, корка затрещала под ее гусеницами. Только быстрота могла предотвратить катастрофу. Железные руки на ходу подхватили лежащую недвижно Эллен, оттащили ее от провала и стали присоединять баллон кислорода к дыхательному аппарату скафандра.

Евгений действовал быстро и четко. Никогда он так не проклинал этих бесконечных трех секунд, которые отделяли его мысль и команду от ее выполнения. Ему казалось, что манипуляторы не повинуются ему, что Эллен никогда не очнется… Только страхом за нее можно было объяснить, что он промчался мимо Аникина. А ведь только Ваня мог спуститься на веревке в провал, чтобы поднять бессильных Громова и Годвина, но он отстал, его нет здесь и теперь.

Эллен пришла в себя.

– Аникин отстал. Надо спуститься. Вы сможете, Селена?

Эллен постаралась улыбнуться, но слишком велика была тревога. Она вскочила на ноги, хотела бежать к провалу. Евгений остановил ее.

Через минуту, привязанная за пояс, она нерешительно передвигала ноги, приближаясь к чернеющему проему.

Танкетка медленно двигалась за ней в отдалении. Укрепленная за ее передний крюк веревка все время оставалась натянутой.

Эллен бесстрашно бросилась в черную пропасть.

Танкетка медленно приближалась к ней.

Веревка ослабла. Танкетка остановилась.

Мучительно текли секунды…

Евгению казалось, что испортилась аппаратура, что она не передает больше движения. Все было мертво и недвижно на Луне.

Но вот веревка слабо натянулась.

Три секунды, три бесконечные секунды понадобились Евгению, чтобы танкетка, выполняя его приказ, начала пятиться.

Переброшенная через край веревка прорезала в кромке углубление, превратившееся в трещину. Эллен не показывалась, хотя танкетка дошла до нужного места. Корка нависла над Эллен!

Но вот отвалился у края провала большой кусок корки, из проема высунулась рука…

Маленькая женщина выбралась. Почти с противоестественной силой вытащила она двух грузных с виду мужчин.

Это можно было сделать только на Луне.

Танкетка стала пятиться, оттаскивая всех троих от опасного места.

Волосы слиплись у Евгения на лбу, тенниска прилипла к спине.

Г л а в а в т о р а я
КОНЕЦ ВАВИЛОНА

Золотая дорожка тянулась по воде к солнцу, живая и искрящаяся. Луна прозрачным бликом поднималась из-за голых вершин, напоминавших лунные скалы. Но горы окружали не мертвую впадину цирка, а земное, поразительно синее озеро, которое словно отбрасывало синеву даже на небо…

Катер подходил к берегу. Острым пиком возвышалось удивительное цилиндрическое сооружение. Его шлемовидный купол пронизывал тонкую струю облаков и, казалось, доставал до лунного диска.

Катер замедлил ход. И днем и вечером привозил он сюда толпы взволнованных людей, готовых помогать строителям.

Исполинская башня, которой небоскребы были по пояс, сбрасывала с себя одежды лесов и обретала все более законченные стремительные формы. Только в самой нижней части еще что-то цеплялось за ракету, словно удерживая ее на Земле.

За низкой бетонной оградой носились мотовозы с вагонетками, выезжали и въезжали грузовики, сновало множество людей в комбинезонах, кепках, выутюженных костюмах и мягких шляпах, раздавались крики, гудки, пронзительные свистки, грохот и мерные удары. Сверху сыпались искры электросварки. На столбах тускло светились в спешке не погашенные с ночи прожекторы.

Сухопарая американка в вычурных очках с выбившимися из-под берета седыми буклями тяжелым взглядом смотрела на кипевший людьми берег.

Миссис Хент вовсе не была туристкой, ни, тем более, добровольной помощницей строителей ракеты, какие встречались здесь на каждом шагу. Нет! Миссис Хент, глава газетного треста, рассчитывала на сенсационные изменения в ходе событий, она мечтала о новом буме, который поправит пошатнувшиеся дела "Уорльд курьер"…

Все началось с проклятой Вавилонской башни. Авантюристка Эллен Кенни выдумала для ракеты это хлесткое название… Бездушная и неблагодарная девчонка! Разве не было сделано для нее все, чтобы она стала самой популярной женщиной на Земле? Теперь она может выбирать себе мужа среди красавцев и миллионеров, как покупку в универсальном магазине. Предательски отплатила она за заботу и понесенные расходы. Разболтала в левой печати о милой и невинной затее с Малюткой Биллом и кислородными баллонами. Как будто сто фунтов на самом деле могли иметь решающее значение! Как покупались тогда газеты! А теперь? Из-за "лунных корреспонденций" этой "космической Эллен" "Уорльд курьер" накануне банкротства. Газету не покупают, выражая симпатии этой лунной интриганке! Но все меняется в подлунном мире, кроме устоев здоровой политики. Вавилонская башня была и останется символом разноязычия. Нельзя предать интересы "свободного мира", выдать коммунистам атомные секреты, которые только и могут сдержать их от вандальского наступления на цивилизацию!..

Город туристов был переполнен. Сюда приезжали и приходили молодые люди, как в дни фестивалей, становились палаточным лагерем в горах, предлагая свои услуги строителям международного космического корабля. Они сумели своими силами проложить к строительству еще одну автомобильную дорогу и провести новую железнодорожную ветку…

На узеньких улочках между острокрышими домами кишела толпа. Столики кафе стояли прямо на мостовых, и автомобилям ездить было негде. Словно весь мир сошел с ума из-за этой Луны и лунных бродяг!

Миссис Хент с трудом протолкалась к отелю, в котором происходило решающее заседание Всемирного космического комитета. Там зрела подлинная мировая сенсация, о которой первой сообщит былая королева репортажа, в свое время сумевшая выйти замуж за газетного короля Хента! Ее братья и сестры по молельне, благоговейно выслушав проповедь о защите цивилизации, прольют вместе с ней слезы о неразумных жертвах, нарушивших завет смирения и устремившихся с Земли на небо… Но святые атомные тайны останутся американскими.

На ступеньках отеля появился американский делегат. Миссис Хент хорошо знала сенатора Мэна. Она незаметно открыла сумочку, включив в ней крохотный звукозаписывающий аппарат. Такие аппараты в сумочке или портсигаре вручались лишь репортерам ее газеты.

И вдруг она услышала незнакомый голос. Перед нею вместо сенатора Мэна стоял благообразный седой красавец с трубкой в зубах.

– Леди и джентльмены, – обратился к журналистам американский делегат профессор Трипп. – В интересах человечества и человечности от имени Америки я передал строительству лунной ракеты всю необходимую аппаратуру для использования ядерного горючего, поставляемого нашими советскими коллегами. Единогласно всеми членами комитета лунной ракете присвоено название "Разум". Пусть ее полет послужит переломным моментом в международных отношениях, началом эры доверия и совместных действий разделенного человечества.

Миссис Хент с яростью захлопнула сумочку. Записывающий аппарат выключился, но слова американского делегата независимо от этого облетели весь мир.

В отеле разгневанную владелицу газет ждал Сэм, ее секретарь, который в свое время променял карьеру киногероя на более выгодную угодливую службу.

Сейчас на конфетном лице Сэма было брезгливое выражение. Не чувствовалось в его тоне и обычной почтительности:

– Хэлло, мэм, – сказал он. – Из Нью-Йорка обрадовали. Нашими газетами можно было бы топить топки паровозов, да, жаль, они на свалке. А чтобы сбросить весь наш тираж на свалку, нужно заплатить больше, чем осталось на вашем банковском счете, мэм.

Миссис Хент гневно сверкнула очками:

– Я добуду сенсацию хоть из-под Земли, хоть из-под Луны!

Сэм усмехнулся.

Поздним вечером миссис Хент нашла советского представителя академика Беляева за одним из столиков веранды отеля. Академик оживленно беседовал с молодыми людьми, почтительно окружившими его столик.

– Эти слушатели годятся вам во внуки, сэр, – сказала миссис Хент, бесцеремонно проталкиваясь к академику. – Не сочтете ли вы более выгодным поговорить с человеком своего поколения, которому дано больше понимать?

Молодые люди в растерянности отступили. Академик встал и учтиво придвинул к столику стул.

– Прошу вас, вы, конечно, журналистка, мадам?

– Вы проницательный джентльмен, мистер Беляев. Перед вами газетный трест во главе с газетой "Уорльд курьер".

– Очень приятно, – тонко улыбнулся академик. – Вам действительно дано многое понять.

– Что вы скажете о Луне, которая населена сейчас равным количеством русских и американцев?

– Простите, – почтительно отозвался академик. – Населена?

– Как будет распределена между СССР и Америкой лунная территория?

– На мой взгляд, никак, – холодно ответил академик.

– О'кэй! – обрадовалась миссис Хент. – Значит, русские никак не будут делиться с американцами?

Академик пожал плечами.

– Еще один невесомый вопрос, сэр. Что вы думаете о зависимом положении американцев на Луне? Что вы скажете о том, что русские оказались владельцами всех запасов кислорода на Луне? Что вы думаете о советском диктате на Луне?

– Я думаю, мадам, что сочинить весь этот злобный бред можно и не выслушивая моих ответов.

– Мой аппарат запишет ваши слова! – сказала миссис Хент, демонстративно открывая сумочку. – Здесь микрофон, прошу.

– Если так, то я скажу. Я скажу, что исследователи Антарктиды жили рядом и дружили, независимо оттого, были ли они русскими, американцами, бельгийцами… Исследование Космоса требует еще большего напряжения, еще большего сложения всех сил разных народов. Недаром строится сейчас международная ракета.

– Для того, чтобы и ее подчинить советскому диктату?

– Не диктату, а дружбе. Только дружба может продвинуть человечество на новые рубежи знания. Почти вся прежняя история человечества характерна вспышками знания, вызванными междоусобной борьбой народов, войнами, заставлявшими лихорадочно развиваться науку и технику. Но ныне, когда это развитие достигло таких пределов, что применение последних достижений науки в преступном деле войны грозит уже существованию всего человечества, ныне стимулы прогресса неизбежно станут иными. Не вражда, не борьба, не война, а дружба и единство – вот что приведет человека к новым высотам знания, поможет достичь новых планет солнечной системы, даже новых звезд наконец!

Миссис Хент захлопнула сумочку.

– Пропаганда! – прошипела она.

Академик усмехнулся.

– Отношения людей на Луне – прекрасный пример единения, взаимовыручки и дружбы. Уверяю вас, исследователям будет что рассказать по возвращении на Землю не только о Луне, но и о… Земле. Об отношениях людей на Земле.

– Напрасно стараетесь, мистер академик, звукозаписывающий аппарат уже выключен.

– К счастью, сознание людей во всем мире отнюдь не выключено.

– Мадам! Прошу извинить! Один танец?

Миссис Хент испуганно обернулась.

Перед нею стоял низенький благообразный господин, рано полысевший, напоминавший владельца небольшого магазина, вежливый и подвижный.

– О'кэй?.. – спросил приглашающий.

Растерянная миссис Хент покорно встала, бросив беспомощный взгляд на академика.

– Пожалуйста, пожалуйста, прошу вас, если это доставит вам удовольствие, – поспешил заверить тот.

Сумочка миссис Хент осталась лежать на столе. Академик предпочел бы уйти.

– Вы с ума сошли, – зашипела миссис Хент в ухо Малютке Биллу.

– Не люблю терять времени, мэм.

– Вы прервали интервью.

– А мне нужно теперь другое.

– Что вы имеете в виду?

Джаз неистовствовал, пары не танцевали, а, обнявшись, топтались в неимоверной тесноте, в которой считалось допустимым обниматься, класть голову на грудь партнеру, шептать что-то на ухо.

Малютка Билл шепнул Биг-мэм:

– Видите ли, мэм, я человек многосемейный и не могу больше рисковать. Газета должна печатать то, что хотят читать ее покупатели.

– Какое вам дело до моей газеты? – возмутилась миссис Хент.

– Только то, что акции вашей газеты на бирже так упали, что мне почти ничего не стоило прибрать их к рукам.

– Это чудовищно! – воскликнула миссис Хент, отталкивая партнера.

Соседние пары покосились на столь темпераментно танцующую пожилую пару.

Миссис Хент вырвалась из объятий мистера Скиапорелли.

– Да, да, мэм, – спокойно подтвердил он. – Вы уже больше не владелица газетного треста. Но я могу вас оставить на работе. Для щекотливых поручений, мэм. Ведь именно для этого вы часто обращались ко мне. Мы же старые друзья.

Танцы продолжались. Академика снова окружила молодежь. Дамская сумочка продолжала лежать на столике, и академик с беспокойством поглядывал на нее.

Через толпу протискался мистер Скиапорелли и вежливо раскланялся с академиком.

– Где же эта… журнальная дама? – спросил академик. – Она оставила здесь сумочку.

Малютка Билл взял в руки сумочку и оценивающе осмотрел ее.

– Это очень почтенная и религиозная дама, – сказал он. – Уходя, она сказала – это из священного писания: "Голыми мы пришли в этот мир, голыми и уйдем".

– И ушла? – повеселел академик.

– И ушла, – подтвердил новый хозяин газеты.