Текст книги "Взлетная полоса"

Автор книги: Александр Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 12

Минут через пять к посту подъехала машина. А еще минут через тридцать Юля и Кольцов были на Садовой улице. Хозяйка уже спала. Свет в ее окнах давно был потушен. Юлю это несколько озадачило. Но Кольцов мигом успокоил ее:

– Я знаю тут все наизусть. Ключ у вас?

– В тайнике.

– За трубой?

Юля кивнула. Кольцов быстро нашел ключ, открыл дверь.

– Вот вы и дома. Располагайтесь, – жестом пригласил он Юлю в дом.

Вы меня не оставляйте, – попросила Юля. – Я, признаться, днем и осмотреться-то хорошенько не успела, где тут что…

– Пожалуйста, покажу, – с готовностью согласился Кольцов.

Они зашли в комнату. Кольцов включил электричество.

– Первым делом я хочу вымыться, – сказала юля, осматривая вымазанный в грязи комбинезон.

– Придется греть воду…

– Не надо. Великолепно обойдусь холодной.

– Где же вы будете мыться?

– В саду.

– Да ведь холодно, Юлия Александровна!

– Эх вы, мужчины! – улыбнулась Юля. – Берите полотенце и идите в сад. И ждите меня. Я следом за вами.

После яркого света комнаты в саду Кольцову показалось особенно темно. Но скоро он пригляделся. Из бокового окна в сад через занавеску падал желтоватый луч. Кольцов разглядел тропу, прошел к сараю, заглянул в бочку. Она была полна воды. Хозяйка собирала ее здесь для того, чтобы она за день могла нагреться, и вечером перед самым заходом солнца поливать цветы. Кольцов сунул в бочку руку. Воду нельзя было назвать теплой. Но она не была и холодной. Тут же, на скамейке, Кольцов нашел и ковш. Он зачерпнул из бочки и услышал за спиной голос Юли:

– Ну вот и прекрасно…

Кольцов обернулся. Юля стояла в полосе света в халате и босиком, держа в руке туфли.

– Юлия Александровна, вы простудитесь! – воскликнул он.

– Вы считаете, что здесь холоднее, чем в вашем болоте? – усмехнулась Юля.

– Но босиком-то, босиком-то зачем?

– Люблю, – просто ответила Юля. – Ну так где вода?

– Вот… – указал Кольцов на бочку.

Юля сняла халат и осталась в комбинации.

– Поливайте, – сказала она и взяла мыло.

У Кольцова на щеках выступил румянец. Он давно уже понял, что Юля очень проста в обращении, но такой бесцеремонности не ожидал. А больше всего не ожидал так близко увидеть перед собой ее полуголое тело. Кровь ударила ему в голову. Он не мог понять, что все это означает: обычная непринужденность или откровенное желание подразнить его… А Юля как ни в чем не бывало поставила на скамейку ногу, густо намылила ее и снова обернулась к нему:

– Что же вы? Воды жалко?

Он поспешно вылил ей на ногу ковш.

– Какое блаженство! – сказала она и начала намыливать другую ногу.

Кольцову казалось, что он чувствует исходящее от нее тепло. Кожа у Юли была блестящая, словно мраморная. Ногти на ногах покрыты темным лаком. Смыв пену, Юля ловко вытерла ноги полотенцем. Потом распустила волосы, несколько раз пропустила их сквозь пальцы рук и с облегчением вздохнула:

– Кажется, можно и не мыть. Вымазать не успела. – Кольцов смотрел на нее как завороженный. А Юля не торопясь вымыла плечи, руки и спросила: – Сколько времени?

Кольцов взглянул на часы.

– Три, – ответил он и вдруг не сдержался, сказал то, о чем думал все время, пока был с ней в саду: – Вы необыкновенная женщина! Вы очаровательная женщина! Вы само очарование!..

– А вы знаете, – сказала она, – я, пожалуй, хочу есть. Хорошо бы после такого купания выпить чаю и съесть бутерброд с ветчиной.

– Я мигом организую! – обрадовался Кольцов тому, что ему не придется так быстро от нее уходить, хотя совершенно не представлял, где и что он найдет в такой поздний час.

– У меня все есть, – выручила Юля. – Идите в дом и приготовьте, пожалуйста.

Кольцов проворно взбежал по ступенькам крыльца, зашел в комнату. На столе в прозрачной хлорвиниловой сумочке лежали продукты. Кольцов достал ветчину, колбасу, масло, две московские булки, сыр, нашел коробочку с дорожными пакетиками чая, кипятильник, изящную серебряную ложечку, стакан с подстаканником, соль, сахар и даже тюбик с горчицей. Он выложил все на стол и подумал, что Юля неплохо умеет собираться в дорогу. Он налил в стакан воды, включил кипятильник, нарезал булки, намазал их маслом, положил на масло ветчину, и хотя сам в этот момент испытывал необычайный, просто волчий аппетит, все его мысли были заняты только Юлей. Она стояла у него перед глазами – стройная, нежная, притягательная. У него руки начинали дрожать, когда он думал о том, как сейчас войдет в дом, сядет за стол напротив него – и он снова увидит ее малахитовые глаза, распущенные волосы. Юля вошла, мельком взглянула на его приготовления, улыбнулась и остановила на Кольцове долгий, пристальный взгляд. Он смутился под этим взглядом, спросил:

– Что-нибудь не так?

– Вам, кажется, повезло больше, чем мне, – заметила она.

– А, да, – понял он, что имела она в виду. – Я действительно не промок. Сбросил комбинезон, вымыл сапоги – и чист.

– Что же вы стоите? Вы ведь тоже голодны, ужинайте, – предложила она и подошла к этажерке, на которой стояли зеркало, флакон духов, еще какие-то баночки и коробочки. Она открыла духи, смочила палец и легонько дотронулась до шеи за ушами. И сейчас же Кольцов уловил запах миндаля и ландыша. Но теперь он показался ему более терпким. Юля вроде бы не замечала его. Она вела себя так, будто была в комнате одна. И в то же время он чувствовал: ей было приятно сознавать, что он любуется ею. Она закрутила волосы в жгут и уложила его на левое плечо. При этом открылась чуть загорелая шея. Кольцов не отрываясь следил за ее неторопливыми движениями и вдруг почувствовал, что его словно толкнули к этой женщине, так спокойно и непринужденно укладывавшей свои волосы. Он попытался бороться с этой неведомой силой, но понял: все старания напрасны. Чувствуя, что теряет над собой контроль, он подошел к Юле и поцеловал ее в шею раз, другой, потом в плечо, потом снова в шею…

– Можно подумать, мы с вами на четырнадцатом этаже, – негромко сказала она.

– Конечно. То есть кругом только сад, – прошептал он в ответ что-то несвязное, шагнул к выключателю и выключил свет. А когда обернулся, то скорее почувствовал, чем увидел, что Юли уже нет возле этажерки. Он напряг зрение, пытаясь увидеть ее в темноте. Но не увидел. Лишь услышал мягкие шаги и легкий шелест халата. Потом что-то скрипнуло. И он понял: Юля села на кровать. У него забилось сердце так, что каждый удар отдавался в висках. Он шагнул к ней, сел рядом, робко обнял и стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи… Юля спокойно принимала его ласки, будто ждала их.

Потом, позднее, когда он на ощупь нашел сигареты и взял одну, Юля сказала:

– Я тоже хочу.

Он протянул пачку, зажег спичку, поднес ей. И пока она прикуривала, не сводил с нее глаз. Выражение лица у Юли было довольным, веки полусмежены. Кольцов жадно выкурил сигарету, потянулся за второй. Но она жестом остановила его и, держа за руку, продолжала лежать молча. Он тоже не говорил ничего, только думал и думал о ней. Он плохо понимал ее. И совершенно не мог объяснить себе ее поступок. Да и не старался понять. Зато свое собственное состояние и настроение он взвешивал до мелочей и прекрасно отдавал себе отчет во всем. В его жизни произошло нечто огромное, ни с чем не сравнимое, ни на что не похожее. Как и подобает цельной натуре, редко принимающей решения, но зато принимающей их раз и навсегда, он понял: отныне может и должен принадлежать только этой женщине, бесконечно влекущей его к себе. Это было для него так очевидно, что он не удержался и сказал ей дрогнувшим от волнения голосом:

– Хотите вы этого или не хотите, но я теперь ваш.

Юля молчала.

– И только ваш, – повторил он.

– Никакой собственности, – предупредила вдруг она и попросила: – И пожалуйста, не надо ни о чем говорить.

Кольцову показалось: она шутит, хотя голос ее звучал довольно твердо. И он продолжал:

– Но это так…

Тогда она просто закрыла ему ладонью рот и повернулась к нему лицом. Теперь он уже не видел его выражения, не видел, улыбается она или серьезна. Однако решительность ее жеста напугала его. Ему стало страшно от мысли, что скоро начнет светать. Им придется расстаться. Днем она может уехать. А он так и не скажет ей ничего и, главное, ни слова не услышит от нее. А как же дальше? Как надо и как сможет он жить дальше?

Мысль эта так взволновала его, что он, несколько раз горячо поцеловав ее руку, заговорил снова, быстро, словно боясь, что она не даст ему договорить:

– Не уезжайте так скоро.

– Что же мне тут делать? – ответила Юля.

– Не знаю, – признался Кольцов и поправился: – Пока не знаю. Потом придумаем. Давайте хотя бы повторим все испытания.

Юля добродушно засмеялась:

– Теперь уже вроде испытывать нечего.

– Почему? – не понял он ее шутки. – Придумаем что-нибудь… – Юля молчала. Но ему хотелось слышать ее голос. И он продолжал: – Без вас я тоже работал… И кажется, мне удалось кое-что подметить интересное. Помните длинные темные полосы на экране?

– Помню. Я знаю, что это такое.

– А не заметили, что они появляются только в определенные моменты?

– В определенные?

– Именно.

– В какие же? – даже заинтересовалась Юля.

– Я расскажу. Но не сейчас же, Юлия Александровна! – боясь переборщить и все испортить, взмолился Кольцов.

– Хорошо, – ответила она после некоторой паузы.

Кольцов встал.

– Я пойду, – сказал он и стал целовать ее лицо, глаза, волосы.

Она не отталкивала его, только сказала:

– Мы расстаемся всего на несколько часов.

– Да, – сказал он и, быстро собравшись, вышел в сад.

В десять часов утра его разбудил Шульгин. Он сильно постучал в дверь квартиры капитана и на вопрос «Кто там?» громко доложил:

– Вас, товарищ капитан, командир полка срочно вызывает.

Дремоту, еще смежавшую веки капитана, как ветром сдуло. Кольцов проворно сел на тахте, заменявшей ему в его холостяцкой квартире кровать, и сбросил с себя простыню, но с тахты не слез. Он подумал не о Фомине, а о Юле. И снова, как наяву, совершенно отчетливо увидел ее перед собой, ее стройные, крепкие ноги, тяжелый жгут волос, легкие, проворные и в то же время несуетливые руки. «Я, кажется, сойду с ума», – подумал он и снова зажмурил глаза. Но Юля от этого не исчезла, а, наоборот, стала видна еще четче. Он услышал ее голос: «Мы расстаемся всего на несколько часов…» «Надо, непременно надо задержать ее здесь… – подумал он и только теперь вспомнил о Фомине: – И зачем я ему понадобился так рано?»

Он встал, открыл дверь, впустил Шульгина. Поздоровался за руку, спросил:

– Как вчера добрались?

– Полный порядок, товарищ капитан, – доложил Шульгин. – Танк вымыли. Загнали в бокс.

– Когда же успели? – удивился Кольцов.

– Сразу после подъема. Старшина разрешил, вместо зарядки.

– Молодцы! А тебя кто послал?

– Лейтенант Аверочкин.

– Передай, пусть доложит: сейчас буду, – сказал Кольцов и взял со стула бриджи. Собрался он быстро. На ходу заглянул в холодильник. Выпил пару сырых яиц, заел круто посоленным куском хлеба и направился в штаб. По дороге представил, как встретит его сейчас Фомин. Большой фантазии для этого не требовалось. О случившемся на стрельбище наверняка знал уже весь полк. И как ни оправдывайся и что ни доказывай, а виноват во всем этом, конечно, был он, Кольцов. Исходя из этого, как говорится, по заслугам полагалась и честь…

«В мастерскую так в мастерскую», – уже почти смирился он, и перед его глазами опять встал Фомин, сердитый, почему-то всклокоченный, хотя в жизни подполковник всегда был причесан самым аккуратным образом.

Кольцов решительно открыл дверь кабинета командира полка и, переступив порог, остановился. В кресле возле маленького столика, за которым Фомин обычно принимал своих заместителей, сидела Юля, а рядом с ней стоял Фомин и очень старательно наливал в ее чашку из фарфорового кофейника кофе. Чего-чего, но увидеть это Кольцов не предполагал даже во сне. Почему-то никак не укладывалось в голове, что Юля очутилась здесь раньше его. Ведь ее-то никак не могли вызвать. Значит, пришла сама… И откуда этот кофейник с выгнутым носиком, с синим рисунком на бледно-синему, может быть, даже майсеновскому фарфору?

Кольцов доложил о прибытии. А Фомин как ни в чем не бывало гостеприимно предложил:

– С нами чашечку кофе. Наверное, ведь не завтракали?

– Благодарю! – Кольцов, повесив фуражку на вешалку, подсел за столик.

Юля приветливо улыбнулась, молча кивнула головой. Кольцов тоже кивнул.

– Клади сахар, – предложил Фомин. И, посмотрев за окно, сказал гостье: – Дождь будет. Не к дороге…

– Ничего. Поеду. Все ясно, – сказала Юля. – Дома дел тоже не перечтешь.

– Ну а за эту историю, я думаю, вы нас простите, – мягко улыбнулся Фомин.

– Я как на фронте побыла, – засмеялась Юля. – И не испугалась. Правда? – взглянула она на Кольцова?

– Правда, – глухо ответил Кольцов.

– Но вы знаете, – снова перевела взгляд на Фомина Юля, – очень может быть, что через неделю я опять к вам нагряну. Так что приборы не демонтируйте.

– Милости просим, – расплылся в улыбке Фомин. – Все сохраним как есть.

– И наверняка не одна, – добавила Юля.

– Тем более будем рады! Места всем хватит. Разместим.

– Вы уезжаете? – не выдержал Кольцов.

– Да, поговорила сегодня с Москвой и решила: надо ехать.

– Но мы же хотели провести еще ряд экспериментов!

– Не стоит, Сергей Дмитриевич, мне картина ясна, – просто ответила Юля.

– Напрасно, – с сожалением проговорил Кольцов. – Мне казалось, что дополнительные данные не помешали бы вам для доклада.

– Не помешали бы, – согласилась Юля. – Но я подумала и пришла к выводу: надо еще кому-то из наших специалистов «Сову» показать в деле. Одного моего мнения, при любых данных, сейчас уже недостаточно. Надо сделать так, как я только что сказала Виктору Степановичу: сюда должны приехать два-три наших инженера. Вы меня поняли?

– Я давно вас понял, – буркнул Кольцов.

– Я тоже думаю, что Юлии Александровне виднее, как следует поступать, – заметил Фомин.

Юля допила кофе, поставила чашку на стол, встала. Сказала, обращаясь к Кольцову:

– А если вы меня проводите, буду очень рада.

– Конечно! Обязательно проводит! Какой может быть разговор?! – с готовностью ответил за Кольцова Фомин. – Давай-ка, Сергей Дмитриевич! Берите мою машину. А я сейчас дам команду, чтобы обеспечили билет. Вам, очевидно, в мягком?

– Если удастся.

Юля попрощалась с Фоминым, поблагодарила его за заботу и вышла из кабинета.

На какое-то время Кольцов остался наедине с Фоминым. Но и этого времени вполне хватило, чтобы Фомин снова стал таким, каким Кольцов знал и видел его всегда. Взгляд командира полка, как и прежде, стал строгим, проницательным.

– Если и на этом, финальном, отрезке вашего совместного пути случится хоть что-нибудь, я вас не в ремонтную мастерскую, а в хозвзвод отправлю. Понятно? – чеканя слова, предупредил он.

– Так точно, товарищ подполковник, – вздохнул Кольцов и вышел из кабинета.

Когда Кольцов спустился с крыльца, Юля уже стояла возле командирского газика. Она села в кабину, подождала, когда Кольцов усядется рядом, и сказала:

– Поедемте в парк. Надо снять ленту с измерителя.

– Поедемте.

В парке Юля тепло поздоровалась с Чеканом. Взяла у него пленку, сама упаковала ее в жестяную коробку, сама обклеила коробку изоляционной лентой.

– Берегите прибор, я скоро вернусь, – предупредила она зампотеха.

– Я бы снял его от греха подальше, – честно признался Чекан и вопросительно посмотрел на Юлю. – А?

– Ни в коем случае! – вмешался в разговор Кольцов. – Мы с ним еще поработаем. А за сохранность не беспокойтесь.

– Решайте сами, – сказала Юля и, пожав Чекану руку, пошла к машине.

Из полка до Садовой они ехали молча. Вещи у Юли были уже собраны. Она расплатилась с хозяйкой, попрощалась, и машина повезла их на станцию. Юля со всеми была приветлива, даже ласкова, и только, казалось, не замечала Кольцова. Нет, время от времени она обращалась к нему с каким-нибудь вопросом, что-то говорила ему, но будто не видела его.

Кольцов был вне себя от обиды, от уязвленного самолюбия, от неумения объяснить такое, столь непонятное, поведение Юли. Он не знал, как ему надо на все это реагировать, и решил молчать. Они уже подъезжали к станции. И вдруг Юля заговорила с ним мягким, полным участия голосом:

– Спасибо вам, Сергей Дмитриевич, за все. Вы оказали мне поистине неоценимую помощь.

– Пожалуйста… – буркнул Кольцов.

– Мне не только полезно было с вами работать, но и приятно.

«Так я и поверил!» – чуть не сорвалось у него с языка. Но он сжал губы и насупился еще больше.

– Впрочем, – продолжала Юля, – через неделю-две я надеюсь снова быть здесь. О дне приезда я непременно вас предупрежу.

– Могу уехать в командировку, – неожиданно для себя сказал Кольцов.

– Это исключено, – улыбнулась обезоруживающей улыбкой Юля. – Я просила Виктора Степановича никуда вас не отправлять, и он обещал мне это. Если не приеду, тоже сообщу.

«Могла и не просить. Меня и так никто никуда не пошлет. А уехать, наверное, было бы надо… – подумал Кольцов. – Сирена, вот кто ты. Сирена самая настоящая!»

Газик подкатил к платформе станции. И в тот же момент из-за поворота показался поезд.

Глава 13

Прошло две, три недели, но Юля не приехала и не прислала письма. Прошел месяц. А Москва все молчала. И Кольцов начал понимать, что ждать некого да и нечего. Он многое за эти дни передумал и решил, что в общем-то, наверное, оно так и должно быть. И хотя на душе у него, несмотря на все эти разумные выводы, легче не стало, удивлялся он совсем другому. Весь полк все это время только и обсуждал случай с часовым, а Фомин до сих пор даже не удосужился отчитать Кольцова. И не только Фомин. Семин тоже словно воды в рот набрал. Забыл, казалось, Фомин и о ремонтной мастерской, что тоже на него было мало похоже. Да и вообще он как будто перестал замечать Кольцова…

Обо всем этом и раздумывал сейчас Кольцов, стоя у окна командного пункта вышки. Было темно. Хлестал дождь. Голые ветки деревьев тоскливо бились о стенку вышки при каждом сердитом порыве ветра. Кольцов протер рукой запотевшее стекло, но, убедившись, что виднее через него не стало, открыл окно настежь. Снаружи сразу дохнуло сыростью. Отчетливее стал слышен шум дождя и ровный гул работающих танковых двигателей. Кольцов ждал, когда доложат о готовности мишеней. Вскоре действительно раздался телефонный звонок. Трубку снял сидевший за пультом управления Чекан и, выслушав доклад, сообщил Кольцову:

– Мишени опробованы.

– Будем начинать, – решил Кольцов.

Без комбата?

– Время вышло, – ответил Кольцов, подошел к пульту управления и коротко скомандовал в микрофон:

– Загрузить боеприпасы!

Стоявшие в строю за кормой танков экипажи бросились выполнять команду. Скоро по три снаряда перекочевало в каждый танк. После этого экипажи снова построились за машинами.

– К бою! – снова скомандовал Кольцов.

Натренированные экипажи в считанные секунды заняли свои места в танках.

– Первый! Второй! Третий! – продолжал командовать Кольцов. – Вперед!

Гул за окном сразу превратился в рев.

– Нам, как всегда, везет, – глядя в темноту ночи, задумчиво проговорил Чекан.

– Ничего. Я думаю, хуже, чем у других, не будет, – ответил Кольцов.

– А почему, собственно, мы стреляем последними?

– А ты не знаешь? – так и вскинулся Кольцов. – Испытания кто за нас должен был заканчивать, дядя? Замеры кому надо было добирать? Доверия опять же больше…

– Оно и видно, – кивнул в сторону окна Чекан. К вышке подъехал газик, хлопнула дверь, и на лестнице, ведущей на командный пункт, послышались торопливые шаги. – Оно и видно, – повторил Чекан и натянул на плечи плащ-накидку.

В комнату вошел майор Семин.

– Уже начали заезд? – спросил он безо всяких предисловий.

Кольцов выключил связь.

– Так точно, товарищ майор.

– Чей взвод стреляет?

– Лейтенанта Борисова.

В глубине директрисы ухнул орудийный выстрел. И тотчас на пульте перед Кольцовым зажглась и потухла красная лампочка.

«Молодцы!» – отметил про себя Кольцов.

– Почему не дождались меня? – не обращая внимания на лампочку, недовольным тоном спросил Семин.

– Время истекло, – коротко ответил Кольцов.

– Все равно. Надо было дождаться. Вы знали, что я буду обязательно…

«Та-та-та-та-та…» – раскатилась над стрельбищем пулеметная дробь, и, прорезая пелену дождя, в сторону леса понеслась гирлянда трассирующих пуль. На пульте перед Кольцовым снова отрывисто замигала лампочка.

– Прошил, – довольно отметил Чекан.

– Я сегодня был у вас в подразделении и должен отметить, что мне там многое не понравилось, – оставил без внимания реплику зампотеха, продолжал Семин.

Кольцов внимательно посмотрел на комбата.

– Закончите стрельбы – и надо будет серьезно взяться за наведение порядка. Это хорошо, что ваши солдаты много читают, но зачем же устраивать в казарме филиал библиотеки? Тут книги, там книги. К чему это? Прочитал книгу – сдай…

– Они не просто читают, они занимаются, – объяснил Кольцов.

– И тем не менее в подразделении должен быть порядок, – назидательно проговорил Семин. – И неужели вы сами не можете догадаться, что уже давно пора покрасить пирамиду? Да и койки тоже не мешало бы освежить. Вы думаете, проверяющие не обратят внимания на их затрапезный вид? Вы, Сергей Дмитриевич, упрямо не хотите считаться с психикой военного человека. Не замечаете в ней никакой специфики. А она, между прочим, существует и проявляется, я бы сказал, даже очень активно, – продолжал все в том же спокойном тоне Семин. – Вот возьмите, к примеру, генерала Ачкасова. Казалось бы, какое дело ему – ученому человеку, занятому своими идеями, мыслями, испытаниями новой техники, – до порядка в нашем полку? Не так получается. Как бы Ачкасов о танках ни думал, чем бы голова у него занята ни была, а заметил, что у нас на воротах КПП краска обшарпана. И не только заметил, а так и сказал об этом дежурному. «Что же это, – говорит, – у вас звезды на воротах такие блеклые? Да и сами ворота, как на каком-нибудь постоялом дворе, все грязью обрызганы! Неужели, – говорит, – в полку краски нет, чтобы освежить их как следует?» Вот как она, эта самая специфичность, проявляется. И будь он хоть семи пядей во лбу, ученый-переученый, занимайся хоть космосом, хоть океанским дном, а если прошел он в свое время настоящую военную выучку, он вам ни при каких обстоятельствах форменную пуговицу к тужурке или шинели вверх ногами не пришьет. А вы считаете нормальным, когда книги, хоть они и в стопке, лежат на тумбочках или – еще того хуже – на подоконниках…

Философия по поводу пуговицы показалась Кольцову забавной, но насторожило другое: никогда таких длинных речей Семин не произносил. С майором явно что-то случилось. Впрочем, уже в следующий момент мысли Кольцова были заняты совсем другим. Там, в глубине директрисы, творилось что-то неладное. Время шло, а выстрелы слышались все реже и реже. И все с большими промежутками вспыхивали лампочки на пульте управления.

Кольцов включил микрофон и запросил командира взвода:

– Я – «Вышка». Я – «Вышка». Двадцать второй, отвечайте. Что там у вас происходит?

Ответ из темноты последовал незамедлительно:

– Видимости никакой. Почти нулевая видимость, товарищ капитан.

«Так я и знал!» – подумал Кольцов и взглянул в окно. Дождь налетал теперь на стрельбище сплошным потоком воды. Ветер закручивал их в маленькие смерчи и со злобой бросал на вышку, на деревья, заливал до краев танковые колеи. Сквозь дождь с трудом пробивались лучи прожекторов. Кольцов отлично знал, что в такие минуты экран «Совы» застилает белесая пленка, сквозь которую бывает чертовски трудно даже различить контуры предметов, не то чтобы точно определить расстояние до них. Мишени появляются и исчезают, появляются и исчезают, а наводчик едва успевает к ним присмотреться. В воображении Кольцова само собой возникло зеленоватое поле экрана, мельтешащие на нем сквозь кисею дождя нечеткие очертания плоских, словно вырезанных из жести кустов, рвов, бугров, на вершинах которых время от времени то справа, то слева по ходу движения танка поднимались одиночные и групповые цели. Он тоже мысленно попытался разобраться в этих очертаниях. Но вместо экрана вдруг увидел перед собой внимательные зеленые глаза инженера Руденко и услышал ее голос: «Мы как раз работаем над тем, чтобы увеличить разрешающие возможности прибора». «Разрешающие возможности!.. – передразнил Кольцов. – Вы мне обеспечьте возможность точного определения расстояния. Вот что от вас требуется! Избавьте меня от контрольной пристрелки. Дайте всепогодный ночной дальномер».

Мысли его прервал голос Семина:

– Да вы меня совсем не слушаете!

– Завтра же, товарищ майор, покрасим и кровати, и подоконники, – словно очнувшись, ответил Кольцов.

– При чем тут «покрасим»? Я говорю сейчас совсем о другом, – заметил Семин. – Раз решили с нами расстаться, что уж о наших делах говорить. Надо думать, на новом месте, в Москве, дела будут поинтересней…

– Я не совсем вас понимаю. О чем вы, товарищ майор? – в недоумении спросил Кольцов, чувствуя, что теперь уж он окончательно сбит с толку. – При чем тут Москва? Какие дела?

– Так уж будто ничего и не знаете? – интригующе посмотрел на него Семин.

– Абсолютно!

– Да мне в общем-то конкретно тоже ничего не известно, – быстро пошел на попятную Семин. – Разговор идет… Вас, дескать, в Москву должны перевести.

– Когда?

– Это уж мне неведомо.

– А кто говорил?

– Ну какое это имеет значение? Говорили. И уверен, что не зря. Зря-то кому надо? Так я к чему? На новое место сядете – старых друзей не забывайте.

Кольцов вздохнул так, словно принес тяжеленную ношу. И ничего не ответил. Только подумал: «Что бы там ни было, но с нашим майором не соскучишься».

Вдали глухо раскатился орудийный выстрел.