Текст книги "Взлетная полоса"

Автор книги: Александр Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 23

Помотавшись в пятницу с утра по магазинам, накупив для всех столичных подарков, а для себя в основном книг, Сергей часа в три уже был на вокзале. Там он пообедал и один из первых занял место в вагоне, у окна. Он хорошо видел перрон. И если бы Юля появилась, безусловно, заметил бы ее еще издали. Но время шло. Стрелки больших вокзальных часов неумолимо приближались к восемнадцати. А Юли не было и не было. В конце концов поезд тронулся. Кольцов понял, что ждать больше нечего, и вышел в тамбур покурить. Настроение у него заметно упало, хотя обжаться на Юлю вроде бы было и не за что. И если все же сердился, то, пожалуй, больше всего на себя: нечего было строить иллюзии. Так он думал. И не знал, что ошибется. Когда шел в тамбур, уже ни разу не взглянул в окна вагона. А если бы взглянул, то, наверно, остолбенел бы от радости. Только колеса вагона дробно ударили на первом стыке рельсов, как на перроне появилась Юля. Она спешила. У нее не было припасено для Кольцова каких-то особых слов. Она ничего не собиралась сказать ему важного или значительного. И наверняка обошлась бы самым простым: «Счастливого пути!» Но ей хотелось его увидеть. А совещание, о котором, кстати сказать, она знала еще вчера, как назло, затянулось. И она опоздала. Поезд уже увозил Кольцова.

Глава 24

На станции Кольцова встречал Чекан. Предусмотрительный зампотех прихватил с собой шапку-ушанку и шинель. Увидев Чекана, Кольцов искренне обрадовался ему как близкому человеку. Они обнялись и даже поцеловались, хотя Чекан и успел перед этим как положено поприветствовать командира:

– Здравия желаю, товарищ капитан!

– Здравствуй, Алексей! Здравствуй! – протянул ему руку Кольцов. – Дошла телеграмма?

– Полчаса назад получил, Только и успел схватить машину да раздеть Аверочкина, – рассказывал Чекан.

Кольцов разглядел на шинели погоны старшего лейтенант. Ни с чьего другого плеча никакая вещь не была ему впору.

– Все кстати, – одобрил Кольцов оперативность зампотеха. Он переоделся. Сели в кузов. Машина поехала в полк. – Ну что тут у вас, Алексей? – нетерпеливо спросил Кольцов.

– В масштабе роты – ничего. Идем вперед. По пути, как всегда, устраняем недостатки, – полушутя-полусерьезно ответил Чекан.

– И много их? – пытливо взглянул на зампотеха Кольцов.

– Периодически обнаруживаются.

– Ну а что в масштабе батальона?

– Прибыл на усиление подполковник Доронин.

– Михаил Иванович?

– Так точно. Перед контрольной начальство решило лично всюду навести порядок. Командир полка взялся за третий батальон, начальник штаба – за второй, а Доронин – за нас.

– Ну а в полку?

– Тоже есть. Но не все понятно. Почему контрольную затягивают? Неспроста. В Москве что об этом говорят?

– Бог с тобой! – рассмешила Кольцова такая наивность Чекана. – Откуда я мог узнать?

– Странный город, – вполне серьезно заметил Чекан. – В Одессе я бы за пять минут узнал, что творится на всем белом свете.

– А может, просто жалеет нас Москва. Хочет, чтобы мы получше подготовились, – все свел к шутке Кольцов.

Но Чекан был серьезен.

– Мы готовы. Подводили без вас итоги соцсоревнования, – доложил Чекан. – В целом получается неплохо. Малость, правда, молодые механики-водители отстают. Сейчас в основном жмем на них. – Вспомнили и о тренажере, сконструированном Борисовым.

– Разобрали его?

– И не думали. Только перетащили в учебный класс. Командир полка приказал. – ответил Чекан.

Кольцова это удивило. Фомин видел этот тренажер и раньше, но никогда не выказывал к нему никакой заинтересованности. Напротив, Кольцову казалось, что подполковник смотрит на макет даже осуждающе. И вдруг сам велел перенести его в учебный класс…

– Совершенно точно, – подтвердил Чекан. – Перед самыми заморозками приехал на второе учебное место. Сел за рычаги. Опробовал. Нас никого не вызывал. Хлопцы из второй роты видели. Уехал. А потом комбат сделал мне втык, почему ценное учебное пособие стоит под открытым небом.

– Даже ценное? – не удержал улыбки Кольцов.

– Так и сказал.

– Значит, занятия на нем продолжаете?

– Систематически.

– Молодцы. А когда проводили последнее служебное совещание?

– В этом месяце не проводили, – потупился Чекан.

– Вот с него и начнем. Собирай офицеров. А я на минутку заскочу домой, – сказал Кольцов

Глава 25

Юля расстроилась из-за того, что не проводила Кольцова. Правда, она почему-то чувствовала, что расстались они ненадолго, что Кольцов скоро опять появится в Москве. Но все же она расстроилась. В последнее время Юля все чаще ловила себя на том, что думает о нем. Ей было приятно сознавать, что он ее любит. Ее интересовали его суждения. Но если бы Юле потребовалось точно определить свое отношение к Кольцову, она не сумела бы этого сделать даже для себя. Нравился ей Кольцов? Был симпатичен? Она даже не пыталась в этом разобраться. Но вот чего она совершенно не хотела, так это того, чтобы он вдруг обиделся на нее. И на это были особые причины, и давние, и серьезные. Их было несколько, но главная была одна: Юля разочаровалась в своем муже. Не настолько, чтобы уйти от него и порвать с ним, но настолько, чтобы охладеть к нему, обособиться, замкнуться в себе. А ведь в самом начале ее знакомства с Игорем все было совсем иначе. Она помнила все до мелочей. Они встретились на одном из вечеров в ее институте. Игорь тогда уже заканчивал адъюнктуру и готовился к защите диссертации. Он был интересным, видным, эрудированным. Очевидно, она тоже произвела на него сильное впечатление. Каждый вечер, кроме разве тех дней, когда ему приходилось бывать в наряде, он встречал ее после занятий и провожал домой. Они часто ходили в театры. Не пропускали ни одной премьеры. Увлеченно беседовали о книгах. Игорь много знал и мог заговорить, казалось, кого угодно. Маргарита Андреевна души в нем не чаяла. Да и Александр Петрович никогда не отказывался сыграть с ним партию-другую в шахматы. Незадолго до защиты Юлей диплома Игорь сделал ей предложение. Она к этому времени уже была в него влюблена и с радостью ответила согласием. Они расписались. Он успешно защитился, и Кулешов взял его к себе в КБ. А потом в этом же КБ стала работать и Юля. Прошло года три. Все считали их идеальной парой. Подруги откровенно завидовали Юле. Но сама она уже не думала, что муж ее представляет собой нечто особенное. Это стало для нее очевидным именно после того, как они некоторое время поработали вместе, в одном коллективе. Ибо там, в деловой обстановке, ей очень скоро стало ясно, что его всезнайство, блестящая, как ей казалось, образованность, которые на первых порах буквально покорили ее и представлялись не иначе как проявлением незаурядности, а возможно, и высокого таланта, в большинстве случаев оказывались не такими уж глубокими. Когда Юля поняла это, она совершенно по-иному стала воспринимать все, что он говорил. Подметила она у Игоря и некоторые другие качества, о существовании которых, вероятно, тоже никогда не узнала бы дома. Игорь часто бывал высокомерен по отношению к своим коллегам. Часто откровенно пренебрегал их высказываниями и суждениями. Открылось в нем и еще немало такого, отчего его образ поблек в глазах Юли. Маргарита Андреевна продолжала по-прежнему боготворить зятя. Но Юля заметно изменила к нему свое отношение. Она перестала делиться с мужем своими мыслями, перестала интересоваться его делами, стала сдержанней в проявлении чувств. Но при этом оставалась верной женой. Случай с Кольцовым был единственным и совершенно из ряда вон выходящим. Юля оказалась тогда помимо своей воли во власти совершенно незнакомого ей ранее порыва желания и новизны обстановки. К тому же Юля была уверена, что никогда больше не встретит Кольцова. Но судьба в лице Ачкасова распорядилась иначе. Кольцов сам очень скоро явился к ней. Юля не строила в отношении Кольцова никаких планов. Но и терять его она тоже уже не хотела. И потому расстроилась, не проводив его на вокзал.

Через неделю после отъезда Кольцова Юля наведалась на почту. Писем на ее имя не оказалось. Прошла еще неделя. И снова ни слуху ни духу. Вот тогда она заволновалась… И очень обрадовалась, когда Кулешов решил снова отправить ее в хозяйство подполковника Фомина. Но обстановка в группе «Совы» к этому времени сложилась такая, что он вынужден был отказаться от этого намерения. Разбор, как и предполагал Ачкасов, встряхнул КБ. Но уже на следующий день после разбора Кулешов во всеуслышание заявил, что об изменении схемы «Совы» не может быть и речи, что бросать деньги на ветер он не намерен сам и не позволит никому. Спорить с ним, естественно, никто не стал. Но отношения между сотрудниками отдела после этого заметно испортились. Окунев перестал разговаривать с Руденко. Заруба за что-то крепко обиделся на ведущего конструктора Вольского. Кулешову все это не понравилось, и он разогнал весь отдел по командировкам на предприятия, выполняющие заказы КБ. Даже Ирину отправил с заданием к оптикам. А Юлю, которой больше всех хотелось уехать, он, как нарочно, оставил на месте. И она почти все это время проработала в отделе одна.

Накануне в Москву вернулся Окунев. Утром Юля, как обычно, пришла в КБ и застала его уже там. Олег встретил ее приветливо. К ней он относился более чем доверительно. Он ценил ее за доброту, за умение постоять за свое мнение, ценил как хорошего товарища. Эти качества казались ему лучшей гарантией того, что Юля во всех случаях правильно истолкует любое его высказывание.

– С чем вернулся? – приветливо спросила Юля.

– А за чем я ездил? – пытливо посмотрел на нее Окунев, – За тем, чтобы еще раз убедиться в том, что наше руководство остается верным себе.

Юля догадалась, что он имел в виду, но заметила:

– Я помню, задание было несколько иное.

– Формулировалось иначе, – поправил ее Окунев.

Юля подошла к его столу и только сейчас увидела, что на нем уже разложены чертежи.

– Конечно, задание было другое, – снова заговорил Окунев. – Искал оптимальный вариант подключения 2Х-Щ. Кольцов доказал, что при простом использовании от него толку не будет, так они решили испытать его при соединении со вторым блоком. Но и тут Кольцов оказался прав. Кое-какой эффект это, конечно, дало. Но о кардинальном решении проблемы не может быть и речи. Кстати, ты очень была тут занята?

– В основном всякой ерундой. Но ее хватало.

– А мне тебя там вот так не хватало, позарез! И я дважды просил шефа, чтобы тебя подослали хоть на денек. И он дважды мне отказал.

– Странно! – пожала плечами Юля. – Он даже словом не обмолвился об этом.

– Потом и я понял, что это была пустая затея, – признался Окунев. – Не в его интересах усиливать нашу сторону. В группе и так кавардак… А знаешь, кто стал там моим лучшим помощником? Стрекалов.

– Главный инженер?

– Он самый. Ему-то, казалось, чего лезть в нашу кашу? Выполняй заказы да получай поквартальные. А он увлекся идеей, помог и с расчетами, и с обоснованиями. Вот, пожалуйста, – указал Окунев на разложенные листы ватмана. – Три узла предлагал пересмотреть твой капитан…

– Он не мой.

– Ну, Кольцов. И я скажу тебе, он, конечно, мыслит дальше всех нас. Мы попробовали со Стрекаловым просчитать этот его вариант с «дельтой». Результаты получились самые неожиданные. Вся система усилителей оказывается совершенно не нужной. Луч на выходе обладает такой мощностью, что с лихвой перекрывает все наши нужды…

– Но ведь об этом уже говорили. Это принципиально новая схема!

– А ты-то что так за названия цепляешься: новая, старая! Потребителю какое до этого дело? Он знать не желает, как она рождалась: легко или сложно, сразу или с заходами, ты ее придумала или я. Ему дай лучший результат.

– Ты забываешь о сроках. Новая схема – это минимум год работы! – напомнила Юля. – Об этом уже спорили.

– Ерунда! – даже не стал слушать Окунев. – Год потеряем на переделке, зато пять выиграем на жизни прибора. Это сверчку за печкой и то ясно. Спорили потому, что блок усилителей, который разрабатывал твой Руденко и, надо сказать, сделал его неплохо, при новой схеме придется выбрасывать к чертовой бабушке, а вместе с ним и возможную премию.

– Ты не прав. Конструкторским бюро руководит не Руденко, – возразила Юля.

– А я думаю, что как раз он! Потому что шеф, которого я, несмотря ни на что, уважаю, слишком ему доверяет. А Руденко встал между ним и нами, как пень стоеросовый, и попробуй докажи что-нибудь шефу.

– Почему ты об этом говоришь мне? Ты же знаешь, что я с самого начала высказывалась в пользу предложений Кольцова, – желая переменить тему, сказала Юля.

– Знаю. И не только ты. Нас поддерживает Бочкарев. Мне известно, что он ходил с этим вопросом к Ачкасову. О чем говорили, не знаю, но ходил.

– Так что же ты хочешь от меня? – спросила Юля.

– Я хочу, чтобы ты написала письмо Кольцову.

– Какое? О чем?

– Надо убедить его продолжать работу с нами.

– Боюсь, что это пустой номер, – призналась Юля.

– Почему?

– Вряд ли захочет он снова иметь с нами дело.

Окунев явно не ожидал такого ответа и нахмурился.

– Обхамили его тут, конечно, порядком, – сказал он. – Но с другой стороны, мы ведь его идею пробиваем. Присваивать ее никто не собирается. Это ему тоже должно быть ясно.

Юля слушала его внимательно, но согласилась не сразу. В первый момент предложение Окунева даже обрадовало ее. Подумала: «Прекрасный предлог. Строгое, деловое письмо. И тогда уже совсем неважно, что инициативу проявила я…» Но уже чуть позднее все это показалось ей совершенно несерьезным. Окунев был натурой увлекающейся, и доверять ему всецело было рискованно. В противоположность Зарубе, которого, как сам он любил повторять, раскочегарить не так-то и просто, Окунев загорался моментально. И так же быстро остывал. Сегодня ему нравилась идея Кольцова – и он готов был сокрушить горы, чтобы воплотить ее в жизнь. Завтра мог увлечься чем-то другим. Кулешов ценил его как энтузиаста всего нового. В этом отношении Окунев служил в КБ чем-то вроде своеобразного компаса, конец стрелки которого был направлен всегда в сторону самого последнего слова, сказанного наукой в интересующей его области. Однако конструирование сколько-либо ответственных участков Александр Петрович никогда Окуневу не поручал. Теперь Юля вспомнила об этом. И усомнилась в том, что должна призывать Кольцова продолжать работать над «Совой». Кому-кому, а ей-то очень хорошо было известно, чем могла закончиться эта работа. Бессонные ночи, огромная затрата сил, фантазии, воли, потеря времени – и никакой отдачи. И все же желание написать Кольцову, напомнить о себе, в какой-то степени загладить перед ним свою вину за то, что в последние дни держала себя с ним подчеркнуто сдержанно и сухо, взяло верх, и она сказала:

– Хорошо. Я напишу.

– Попроси, чтобы подготовил и привез в Москву хотя бы самую общую схему трансформации «дельты», – обрадовался ее согласию Окунев. – Только пусть продумает все до конца…

– Я знаю, о чем ему писать, – прервала его Юля и пристально посмотрела Окуневу в глаза. – Но если ты завтра переметнешься с «дельты» на какую-нибудь новую усовершенствованную соковыжималку, я тебя запрезираю на всю жизнь!

Голос у Юли прозвучал так решительно, что Окунев от неожиданности даже отшатнулся.

– Боже упаси! Боже упаси! – зная за собой такой грех, пробормотал он и, чтобы успокоить ее, добавил: – Нет уж! Вариант Кольцова я доведу до конца, хотя бы назло твоему Руденко.

Глава 26

Буран отбушевал. Унялся ветер, угнав на восток сердитые тучи. И над городком раскинулось бездонное, голубое, студеное и чистое, как ключевая вода, небо. Невысоко над заснеженными холмами и притихшим лесом повисло пунцовое солнце. За несколько мглистых, вьюжных дней округа изменилась до неузнаваемости. Унылый, монотонный пейзаж прибитого дождями чернотропа бесследно исчез, уступив место широкой панораме, заполненной яркими, искристыми красками. Зима заботливо укутала землю, надежно спрятав под белоснежный пуховик и шелковую мякоть озимей, и застывшие волны пашни, и бурые осыпи косогоров. Укрыла она и границу танкодрома. Но еще отчетливее стали видны на нем черные колеи, пробитые танками по снежной целине.

Подполковник Фомин, щурясь от непривычно яркого света, щедро заливавшего городок, быстро шагал в парк боевой техники. Была суббота, и весь личный состав, за исключением двух небольших групп, специально выделенных по приказу Фомина на расчистку снежных заносов и переоборудование учебных классов, занимались приведением в порядок техники.

Не по времени стойкий мороз игриво покусывал лицо, пощипывал руки, еще по привычке не желавшие прятаться в перчатки. Бодрил поскрипывающий под ногами снег. Дышалось легко. Но на душе у Фомина не было покоя. Грызла забота. Не так-то просто оказалось внедрить в жизнь многие новинки учебной техники: наладить электронные цепи, заставить надежно работать автоматику. При планировании все это выглядело просто. А при монтаже оборудования, выданного полку командиром дивизии, сразу выяснилось, что для этого нужны специалисты. А их в полку нашлось не так-то много. И с кем бы из них Фомин ни беседовал, все, словно сговорившись, сетовали на то, что в части нет в данный момент Кольцова. Выходило, что в свое время Доронин был прав, когда уверял Фомина в том, что Кольцов – специалист явно незаурядный. Но Фомина все эти разговоры, откровенно говоря, только злили. Сердился он потому, что сам никоим образом не считал Кольцова таким уж хорошим. Он еще помнил, что произошло при испытаниях «Совы». И если не наказал тогда Кольцова за случай с часовым, то только потому, что его просила об этом инженер Руденко, просила ради их совместной работы, ради ее успешного окончания. Сердился оттого, что в душе, так же как и Семин, был недоволен столь длительным отсутствием капитана. На днях Кольцов вернулся. Его тотчас включили в работу. Но вряд ли можно было надеяться на то, что за оставшееся время эту работу закончит и он. Времени оставалось мало. Через три дня проверять организацию всей учебно-материальной базы полка должен приехать командир дивизии. Вот Фомин и нервничал…

Неожиданно в небе раздался гул. Фомин остановился, поднял голову. На высоте десантирования один за другим, словно журавли, летели восемь транспортных самолетов. Фомин знал, что аэродромов, на которых могла базироваться эта группа, поблизости не было. Обычных трасс, по которым летали бы здесь эти самолеты, тоже не замечалось. Фомин проводил крылатые корабли вопросительным взглядом и пошел дальше. Уже в парке, возле хранилищ, его догнал Семин. Доложил, чем занимается батальон. Лицо майора показалось Фомину чем-то озабоченным. Но чем именно, подполковник спрашивать не стал, решил: «Надо будет – скажет сам». Так оно и получилось. Семин не вытерпел.

– Разрешите узнать, товарищ подполковник, как же так получается?.. – заговорил он.

– Что получается? – не понял Фомин.

– Кольцова больше месяца не было в подразделении. А вернулся – и опять ему некогда заниматься ротой.

– Он выполняет мой приказ, – сухо заметил Фомин.

– Так точно! – не перечил Семин. – Вот я и думаю: его все время куда-нибудь отрывают. И дальше, наверно, будут отрывать. А рота не может оставаться без командира.

– Что же вы предлагаете? – с любопытством посмотрел на Семина Фомин.

– Вы хотели перевести Кольцова в ремонтную мастерскую. И я считаю, что сейчас для этого самое лучшее время.

– Почему? – продолжал допытываться Фомин.

– Он за месяц поотвык от дел. Люди от него отвыкли. Им сейчас все равно, кто в подразделение придет – Кольцов или новый командир, – объяснил свою мысль Семин.

Фомин прибавил шаг. То, что Семин заботился о делах подразделения, ему было понятно. И он это одобрял. Но то, что майор не хотел видеть дальше своего носа, вызывало протест и только усиливало раздражение. И опять почему-то вспомнились слова Доронина: «Семин – это не история. Это всего лишь вчерашний день».

– А как вообще обстоят дела в первой роте? – спросил Фомин.

– Известно как они могут обстоять без командира. Тут недоделки, там недоработки…

– Почему же вы раньше ничего не докладывали мне об этом, – уже явно недовольным тоном продолжал Фомин.

– Думал, командир вернется и все исправит…

– Значит, исправлять там есть что, – не то спросил, не то констатировал Фомин.

– Так точно! – подтвердил Семин.

Дальше шли молча. «Думал… исправит! И это накануне проверки! – с негодованием повторял про себя Фомин. – А если бы даже и не было никакой проверки. Неужели не ясно, что порядок следует поддерживать каждый день, каждую минуту! Удивительная логика!»

– Напряжение аккумуляторов давно проверяли? – неожиданно спросил Фомин.

– Только вчера. Лично. Во всех ротах.

– И как?

– Полный порядок.

– Вот это уже хорошо, – удовлетворенно кивнул Фомин и замер. В морозном воздухе завыла сирена. Звук ее, истошный и требовательный, налетел на городок, как вихрь. Он не успел еще докатиться до заснеженных холмов и вернуться эхом обратно, а в городке уже сорвались со своих мест и стремительно бросились к хранилищам танков десятки людей. Звук сирены властно распахнул ворота боксов, двери казарм, повинуясь ему, захлопали люки танков.

«Так вот почему тянули с контрольной проверкой! Решили начать ее с учений и готовились к ним! – подумал Фомин и вспомнил о транспортных самолетах, только что пролетевших над городком. – Они наверняка уже выбросили десант…»