Текст книги "Жизнь и деятельность Бальтазара Коссы"

Автор книги: Александр Парадисис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Вдруг Балтазар почувствовал нечто вроде удара тока, вызвавшего приятную дрожь во всем теле; что-то, как магнит, потянуло его к себе. Он обернулся и увидел Яндру. Глаза его встретились с её спокойным, но проницательным взглядом. Когда небесное создание успело появиться здесь?

– Королева моя, – тихо произнес Косса, завороженный её странным взглядом. – Извини меня за моё ночное, или, скорее, утреннее вторжение. Я, Балтазар Косса, граф Беланте, – владелец Искьи и Прочиды, пришел поблагодарить тебя. Я благословляю судьбу с той самой минуты, как она свела и познакомила меня с тобой, самой очаровательной и доброй из всех, кого я знал до сих пор.

Длинные, густые чёрные ресницы девушки, казалось, чуть шевельнулись, и её черные большие глаза устремились на него с выражением иронии.

– Мессир Косса, – произнесла она несколько надменно, – самые искусные, самые нежные и правдивые излияния идеальнейшего в мире мужчины очень часто не доходят до души женщины… если…

– Если, – подхватил, вздыхая, Косса, – если она полна любви к другому, к другому счастливцу…

Глаза Яндры делла Скала сверкнули.

– Не любви, – поправила его девушка. – Полна благодарности. Благодарности к спасителю, избавившему её от страшнейшего вида смерти, смерти на костре. Я полна признательности человеку, благодаря которому я жива до сих пор.

Как грустно она произнесла последние слова: «жива до сих пор»! Как особенно подчеркнула их! Казалось, что она ещё боится за свою жизнь, не верит в неё.

А Косса печально думал: «Почему меня не было здесь, чтобы я сам мог спасти её!»

Вдруг он вздрогнул и вскочил. Три не то четыре головы показались над садовой стеной. Косса подбежал к окну, чтобы рассмотреть этих людей получше, и заметил ещё нескольких. У него мелькнула мысль о предупреждении Давероны, которому он тогда не поверил.

– Беги, моя королева! – крикнул он. – Только так ты можешь спастись. Беги. Палачи святой инквизиции окружают дом.

– Увы… – произнесла она безнадёжно. – Я была уверена, что этот день недалек. Но я не думала, что это случится сегодня.

– Беги, моя королева!

Он видел в окно, что сад наполняется людьми. А девушка, горько улыбаясь, не двигалась с места.

Косса посмотрел на неё, решительно схватил за руку и потащил к двери.

«Какой путь выбрать? – думал он. – Где они не сторожат и мы сможем выйти?»

Девушка замешкалась, и глаза Коссы свирепо сверкнули.

– Настало моё время спасать тебя. И я спасу тебя! – крикнул он.

Он взял её на руки, поднял как пушинку и начал спускаться по потайной лестнице, надеясь выйти к соседним домам и затеряться в толпе. Но, оказавшись на улице, он сразу потерял всякую надежду. С десяток палачей «святой службы» уже поджидал их. Напрасно Балтазар, опустив девушку, вынул стилет. Напрасно дважды вонзил его в чьи-то тела. Палачи схватили и Яндру делла Скала, и самого Балтазара.

* * *

В центре Болоньи, во дворце правителя города – подеста – запертый в башне, томился наш герой под бдительным надзором стражников ордена капитанов святой Марии. Это был полумонашеский, полувоенный орден, члены которого носили металлические кольчуги под монашеским балахоном с красным крестом на груди [25].

Даже самые близкие друзья Коссы: Гуинджи, Фирски, Умбальтини, Вителлески, ни один из «десяти дьяволов», не говоря уже о тысяче других студентов Болоньи, желавших увидеться с Коссой, не могли проникнуть к нему. И только Даверона, которая поставила на ноги всех своих знакомых и умело использовала связи с подеста, получила к вечеру десятого дня разрешение поговорить с Балтазаром несколько минут.

– Балтазар, – быстро зашептала она, увидев его. – Будь спокоен. Ваша судьба будет решаться только через три месяца, а за это время с тобой ничего не может случиться.

– А Яндра?

– С ней тоже ничего не будет. Великий инквизитор объявит свой приговор вам обоим и другим арестованным в один день.

Действительно, Доменико Бранталино, великий инквизитор Италии, три дня назад решил поступить именно так. На другой же день после того, как были схвачены Косса и девушка из Вероны, он приказал привести к нему каждого в отдельности и сам допрашивал их в присутствии генерального викария и главного нотариуса, то есть тех, кто руководил сыщиками – сбиррами.

– Ты отреклась от спасителя?… – спросил он девушку.

– Нет.

– И всё же ты отреклась. Ты клянёшь святую троицу?

– Нет.

– А чародейство? Разве это не богохульство? Ты поклоняешься дьяволу?

– Нет.

– И всё же ты молишься дьяволу. Не сатане ли ты приносишь в жертву детей, которых не успели ещё окрестить?

– Я не приносила в жертву даже насекомое.

– Кому же как не сатане вы посвящаете ваших детей, ещё до того, как они увидят свет? Не совращаете ли вы людей на служение сатане? Сколько раз ты впадала в грех кровосмешения?

Девушка покраснела и не ответила.

– Ты не убивала людей? – переспросил инквизитор. – Не варила и не ела сваренных человеческих членов?… Не губила людей ядом и колдовскими заклинаниями? Не вызывала падежа животных? Не накликала бесплодия на женщин, не заставляла деревья раньше времени сбрасывать плоды?…

Последние вопросы прозвучали как монолог, так как девушка молчала. Однако это не остановило инквизитора, он задал ей обязательный для «чародеев» вопрос.

– Не имеешь ли ты телесных сношений с сатаной? Если не каждый день, то сколько раз ты спала с ним?

Главный доминиканский монах получил удовлетворение, увидев, как краска заливает бледно-розовые щёки Яндры, и предъявил ей новое «официальное обвинение».

– Какая-то женщина, жертва твоих чародейств, так опухла, что живот у неё почти закрыл лицо. Из её утробы слышатся разные звуки, похожие на петушиный крик, на куриное кудахтанье, на блеяние баранов, на рёв быков, на мычание коров, на лай собак, на хрюканье свиней, на ржание лошадей. Тот, кто донёс на тебя, сказал, что живот этой женщины похож на ходячий скотный двор.

Яндре было противно слушать все это, и она не защищалась. Представитель «воинствующей церкви» вызвал стражу и распорядился отвести девушку в камеру, а привести к нему её «жертву», околдованного ею студента, её «защитника» и «любовника».

Великий инквизитор знал, что девушка была любовницей кардинала ди Санта Кьяра, но, чтобы не впутывать в эту историю действительного любовника, одного из корифеев церкви, он делал вид, что ему ничего об этом неизвестно, и притворялся верящим, что чародейка свела с ума Коссу, что он её любовник.

Читатели должны знать, что инквизитор, будь он хотя бы простым монахом, не боялся никого, даже кардинала. Потому что «святая служба» не зависела ни от церковных, ни от политических владык, подчиняясь непосредственно святому престолу. И нельзя недооценивать страшной опасности, которой подвергался наш герой и девушка, как и всякий, кто попадал в руки инквизиции. Может быть, вышеизложенные обвинения, предъявленные им, в настоящее время кажутся смехотворными. Но в те времена такое обвинение святой инквизиции предвещало верную и ужасную смерть. Святая инквизиция была «мечом западной церкви». [4]4
  Де Поте, крупный историк XIX столетия, в своей книге «История христианства» пишет:
  «Католицизм должен был употребить власть, силу, пытки и террор, или он перестал бы существовать. Этим объясняется возникновение жестоких законов святого суда. Одна из статей гласила, что обвинение в ереси должно быть поддержано даже в том случае, если оно исходит из уст хотя бы одного доносчика».
  В начале XIII столетия сначала в Италии и Франции, а потом в некоторых государствах Испании и Германии возникла святая инквизиция. Началось невиданное доселе преследование еретиков. Успех этих действий объяснялся тем, что преследование велось под знаменем борьбы с еретиками и чародеями – «сообщниками дьявола», согласно кодексу законов Ватикана, его программе, составленной «мудрейшими мыслителями церкви». Организация преследования принадлежала не местным церковным властям, не епископам каждого района или властям каждой страны. Центр управления преследованиями находился в Ватикане, и руководил им сам папа. Все операции по преследованию проводились преданным святому престолу орденом святого Доминика. Доминиканцы были доверенными лицами папы в разных странах и с большим рвением производили преследования средствами, обеспечивавшими господство святого престола над народами. «Нищие» монахи ордена святого Доминика были убежденными исполнителями воли святой инквизиции. Они бродили по деревням и городам, собирали милостыню, чтобы жить, но вместе с тем добывали сведения о людях, которые искали истину (это считалось колдовством), или тех, кто осмеливался жаловаться на различные злоупотребления папы и западной церкви, порицать роскошную и распутную жизнь служителей всевышнего. На основании этих сведений люди, требовавшие обновления церкви и возвращения её к простоте апостольских времен, предавались суду. Усердие доминиканских преследователей, судивших еретиков и чародеев, у которых они захватывали богатства, передававшееся «матери церкви», было неописуемо. Мстительность монахов была безгранична. Они сжигали дома и посевы «вероотступников» и «слуг дьявола», вздымая руки и вознося имя Христа, которого «предали вероотступники»…
  Папа Гонорий III приказывал епископам помогать доминиканцам, которые, как он говорил, «с вдохновенным усердием проповедуют волю церкви». «Предоставляйте им, – приказывал он, – все средства для наказания вероотступников…»
  И вот, следуя папским циркулярам, церковные и светские власти в разных странах оказывали всяческую поддержку этому монашескому ордену. А основатель ордена святой Доминик (заявлявший, что он стремится восстановить в церкви простоту апостольских времен) организовал из этих приверженцев церкви многочисленные группы доносчиков и сыщиков, которые были обязаны разыскивать и предавать суду святой инквизиции каждого подозреваемого, каждого, кто хоть что-нибудь говорил о разложении церкви, огнем и мечом бороться с её противниками.
  Надо сказать, что светские правители, императоры и короли, считали для себя выгодным помогать церкви, своему союзнику в борьбе, стремились подавить «духовный мятеж» и нанести мощный удар по «новым, еретическим идеям». Все правители брали под свою защиту монахов-проповедников, которые в городах и деревнях разыскивали «бандитов-еретиков и чародеев», приказывали своим подданным выдавать, задерживать и бросать в тюрьмы всех подозрительных [25].
  Отец Фома, 2 августа 1483 года принявший пост великого инквизитора, за восемнадцать лет пребывания на ртом посту только в одной стране отправил на тот свет десять тысяч человек, поджаривая их на кострах. Дни, когда людей сжигали за их антицерковные идеи, обставлялись как большие празднества. Государство и церковь делали все что могли для придания величия этому зрелищу в назидание всем. Тысячи людей стекались с разных сторон на центральную площадь, где на куче дров уже стояли осужденные еретики. Чтобы привлечь зрителей на эти «официальные торжества», сюда приглашались крупные должностные лица церкви (инквизиторы, епископы, помощники епископов), представители высших классов и часто сам король.
  Служители церкви пользовались случаем и обращались к собравшейся многотысячной толпе с пламенными речами против еретиков и «служителей дьявола». Они использовали этот пример, «чтобы спасти зрителей и слушателей от неверия». Долгожданное «зрелище» – сожжение людей преподносилось в конце. И темная толпа веселилась, созерцая этот живой костер. Глаза разбегались: на кого смотреть, за кем следить?! Люди кричали все вместе, обсуждали увиденное, самым непосредственным, первобытным образом выражали свой энтузиазм при виде того, как человечество избавляется от врагов церковной, а вместе с тем и политической власти.


[Закрыть]

Наш герой, запертый теперь в подвале крепости при дворце подеста, внимательно глядел на свою бывшую подругу, которая принесла ему эти вести. Он должен был ещё многое сказать Име, прежде чем стража – «друзья церкви» – уведут её от него.

– Има, – тихо сказал он, нахмурив брови. – Передай «десяти дьяволам», пусть двое-трое из них, каждый отдельно, поедут в Неаполь, разыщут моего брата Гаспара и расскажут ему, что произошло. Пусть разыщут и кондотьера Альберинго Джуссиано и поговорят с ним тоже. А я надеюсь что-нибудь сделать здесь. Главное, чего я хочу – это спасти Яндру. Има, передай то, что я сказал тебе, Ринери, Джованни, Ованто, Берардо и Биордо – всем.

Как ни старалась бедная Има скрыть своё горе, когда «друзья церкви» пришли, чтобы увести её, было видно, как она страдает. Она знала, что нет никаких средств, которые могли бы спасти жизнь тем, кто «согрешил», нарушил законы церкви. Ни один правитель, никакая власть не могли им помочь. Сами они должны были погибнуть на кострах, а их жилища, будь то дворцы или крепости, разрушены до основания или сожжены, часто вместе с соседними домами.

Родственники и друзья казненных лишались всех прав. Их изолировали словно прокажённых. Они обязаны были носить «одежду бесчестия». [5]5
  На груди и на спине этой одежды был изображен большой черный крест.


[Закрыть] Всё их имущество переходило в собственность церкви. Церковь же была призвана охранять общество от дурных примеров, подаваемых недовольными родственниками казнённых.

Има знала, что обвиняемых не спасала от казни даже смерть. В таких случаях выкапывали и сжигали их трупы. Правда, постыдное «признание» могло сохранить им жизнь [6]6
  Только в 1482 году в Испании 17 000 человек подписали «признание». Они предпочли это унижение потому, что хотели жить, хотели избавиться от невероятных пыток, предшествовавших суду! Страшных, ежедневных мучений в течение многих месяцев, до тех пор, пока у них не добивались «признания»…
  В первый же год появления святой инквизиции в Испании около 1000 человек было сожжено на кострах, обезглавлено на эшафоте мечом или топором. Людям отрубали руки, ноги или пальцы. А ещё 7000 человек «признали» свою вину и попросили помилования у церкви. Им сохранили жизнь, но для устрашения других соями их чучела. Самих же «раскаявшихся» бросили в подземелья, где они вскоре умерли. У родственников забрали дома и состояние, надели им «одежду бесчестия» и изгнали из города. В Андалузии, в одной только Севилье, за год опустели 5000 домов.
  К «легкому» наказанию, как, например, стегание плетью, отрубание конечностей, привязывание к позорному столбу, когда каждый проходящий имел право плевать в осужденного, было приговорено 97 000 человек.
  В течение одного года только в Испании были обречены на гибель и вечный позор тысячи семейств. В Испании по приказу церкви было проведено также крещение евреев и мусульман.
  Фердинанд Католик в 1492 году выслал из Испании всех евреев, не пожелавших принять христианское вероисповедание. Было изгнано 170 000 семейств – около миллиона человек. Тысячи людей погибли в пути от отчаяния, голода, жажды, холода, во время штормов в Средиземном море, от дурного обращения с ними моряков-христиан. Часто их нарочно топили в море, чтобы воспользоваться жалкими крохами, которые те имели.
  ещё хуже святая инквизиция обошлась с испанскими мусульманами. Они были объявлены «вероотступниками», то есть, другими словами, смертниками, которых ожидали страшные пытки, а затем смерть на костре.
  Но государство взяло их под защиту, и церкви пришлось «оказать им снисхождение». Людей погрузили на корабли и отправили в мусульманские страны.
  Посмотрим, однако, как им удалось доехать: из первой партии в 140 000 человек более 100 000 погибли от голода и жажды. Сами мусульмане считали мавров – испанских мусульман – католиками и европейцами. Но католическая церковь обрекла их на смерть, а король изгнал из страны как мусульман. Кроме погибших по упомянутым выше причинам, тысячи были уничтожены экипажами кораблей, на которых перевозили этих людей. Мужчин убивали на глазах женщин. Жен и дочерей брали себе в наложницы, а потом когда они надоедали, топили их в море и выбирали новых.
  Около трех миллионов мавров и евреев было уничтожено в Испании [63].
  Общеизвестна история французского рыцарского ордена тамплиеров, уничтоженного королём и папой Климентом V для того, чтобы воспользоваться богатствами этого ордена.
  На орден были возведены клеветнические и нелепые обвинения: преклонение перед дьяволом, отречение от Христа, разврат, детоубийства! Государственное и церковное «правосудие» пришло в движение. Палачи начали своё дело. Архиепископы Сены, Роны и Руана вместе с провинциальными епископами приняли решение: если обвиняемые будут впоследствии отказываться от признаний, сделанных под пытками, это должно расцениваться как повое впадение в ересь, вероотступничество, отречение от Христа, и они все равно должны быть сожжены на костре.
  Рыцарей после страшных пыток поднимали на костры по пятьдесят человек и больше и заживо сжигали. Монахи и «святые отцы» западной церкви так умело обставили все, что народ считал сожжение делом совершенно справедливым и питал такую ненависть к тамплиерам, что даже трупы их осквернялись. Люди раскапывали могилы, доставали останки и снова сжигали их, а пепел разбрасывали по ветру.
  Рассказывают, что Яков Моле, великий магистр ордена, прежде чем его охватило пламя костра, обратился к папе, приглашая его через сорок дней встретиться пред очами божьими, а короля – через год. Судьба ли это? Но странно, что через сорок дней после сожжения на костре Якова Моле умер папа, а через год – король.


[Закрыть]

* * *

В февральское раннее утро 1385 года в Болонье стоял такой шум и крик, словно началось светопреставление.

Самое большое волнение царило в центре города, у дворца подеста.

Ну и суматоха! Ещё не рассвело, а площадь перед дворцом была запружена народом, в темноте, словно в дьявольском танце, метались человеческие тени, галопировали всадники, в многоголосом шуме вдруг выделялись какие-то победные возгласы. Крик, вой, грохот, треск, бряцание оружия, вопли! Город гудел.

В огромной толпе мелькали искажённые лица вооруженных людей, причем в качестве оружия использовались и стилеты, и сабли, и дубинки, и доски, и ножи всех видов, вплоть до кухонных.

На пути люди эти встретили немало препятствий, преодолели их и, ворвавшись в город, были беспощадны. Это импровизированное, пестро вооруженное «войско», возглавляемое группой людей с обветренными, почерневшими от загара лицами, рвалось в бой, как стая голодных, кровожадных волков.

Один из вожаков, красивый, смуглый молодой человек лет двадцати пяти, был самым неудержимым. Саблей он расчищал себе дорогу, быстро поднимаясь по лестнице. Он первым взбежал на второй этаж крепостной башни дворца и нанёс сильный удар саблей одному из «друзей церкви», который с группой своих подчинённых стоял у лестницы, преграждая ему вход.

– Где Яндра делла Скала? – крикнул молодой человек.

Уже целый месяц наш герой был на свободе (правда, ему приходилось скрываться в Болонье). Ему удалось убежать, не воспользовавшись даже маленьким напильником, который вместе со стилетом принесла ему в пироге Има. На следующий день после её прихода, когда один из «капитанов святой Марии» подошел к камере, Косса пригнулся у дверей, а когда тот заглянул в окошечко, отыскивая глазами арестованного, быстро вскинул руки, одной крепко обхватил шею «капитана», а другой заткнул ему рот. Сильно сдавив горло тюремщику, он подождал, пока тот потерял сознание, и отобрал у него ключи. Открыв дверь, Косса втащил тело в камеру, поспешно стал раздевать его, чтобы завладеть одеждой «капитана святой Марии», но не успел.

Послышались шаги, и чей-то голос окликнул «капитана».

Будущий папа решил, что колебания тут не к месту. Он выскочил из камеры, взмахнул стилетом и вонзил его прямо в сердце новому «счастливцу». Приволок и его в свою камеру. Потом разделся и вместо «формы», в которую его одели месяц назад, натянул на себя одежду «крестоносца».

Спрятав стилет и напильник в складках платья, он опустил капюшон низко на лоб, с деланным спокойствием поднялся по лестнице, вышел из башни, пересек двор, миновал большой зал дворца, тот самый зал, в котором через двадцать пять лет был созван конклав, провозгласивший его папой [9], вышел на площадь и вскоре затерялся на улицах Болоньи.

Он не остался в доме Имы, потому что здесь в первую очередь стала бы искать его святая инквизиция. Он только сообщил девушке о своём побеге. Не остановился он и ни у одного из своих приближённых. Он не ночевал в одном доме две ночи подряд. У одних он проводил утро, у других – вечер, у третьих – ночь. Он знал множество уединённых убежищ. И у него были тысячи сторонников среди студентов Болонского университета.

В один из дней он встретился с «адмиралом», своим братом Гаспаром Коссой. Они обнялись, и Гаспар, посмеиваясь, рассказал Балтазару, как он и его пираты (с ним было сто двадцать человек, остальные ожидали его на корабле в порту Виареджо) обманули стражу и проникли в город. По пути в город они нагнали стадо овец, коз и коров. Узнав у пастухов, кому те гонят скот, пираты сошли с лошадей, связали пастухов, бросили их связанными в какую-то хижину и, пряча лошадей среди стада, двинулись к городу. Под вечер, незадолго до закрытия городских ворот, они проникли в город, а скот отправили владельцу. Гаспара встретили представители студентов.

– Можно покончить с этим делом сегодня же ночью? – спросил Балтазара старший Косса.

– Альберинго Джуссиано дает сто человек на десять часов и просит за это две тысячи скудо, – ответил наш герой.

– Он их получит.

Балтазар достал разработанный им план и показал брату.

– Ночью мы должны собраться на площади у дворца подеста. Там, в башне, её тюрьма. Туда придет около тысячи моих друзей студентов, самых смелых и сильных. Они будут вооружены. А ещё три-четыре тысячи будут разгуливать неподалёку, чтоб помешать городской охране, если ей вздумается помочь людям «святой службы». Но её все ненавидят. Джуссиано уверен, что ни подеста, ни гонфалоньеры не будут мешать. Они бросят на произвол судьбы «друзей церкви», потому что терпеть их не могут.

– Пусть твои ребята займутся стражей у городских стен, главным образом у северных ворот. Через них мы уйдем, закончив дело.

* * *

– Где девушка?

Косса действовал решительно. Он должен был спасти юную красавицу во что бы то ни стало. Сабля тяжело опустилась на «друга церкви». Раздался сухой, отвратительный треск. Правая рука «друга церкви» безжизненно повисла.

– Где Яндра делла Скала? – снова послышался гневный голос Балтазара.

Он понимал, что защитников тюрьмы, помощников «святой службы» было очень много. «Друзья церкви», «капитаны святой Марии», члены общества защитников веры (а по существу – шайка доносчиков) – все они старались преградить ему дорогу.

Будущий папа, рассвирепев, обеими руками вцепился в саблю и с силой стал наносить удары по «друзьям церкви». Крики доносились то справа, то слева и свидетельствовали о том, что удары попадали в цель. Вдруг наш герой ощутил сильную боль в плече. Крови он не видел, но чувствовал, что она течёт.

Но вот наконец и пираты, его старые друзья, словно дьяволы, скачут по лестнице. Косса, разъярённый, схватил за горло подвернувшегося под руку «капитана святой Марии» и начал душить его.

– Где она? – в исступлении повторял Косса, всё сильнее сжимая горло «капитана». – Где Яндра? Ты будешь говорить?

Тот поднял руки… Шум, галдеж, крики заглушил вдруг страшный грохот. Пираты выломали дверь.

– Яндра!…

Девушка протянула ему руки. Божественная улыбка озарила её лицо. Но, заметив рану на его плече, она в испуге бросилась вытирать кровь.

– Яндра, ты с ума сошла! Не время! – закричал Балтазар.

Он поднял девушку на руки, как тогда в её доме, и под охраной четырех пиратов, которые шли сзади и по сторонам, спустился по лестнице на улицу.

– Гаспар, Альберинго Джуссиано, Биордо, Берардо, Ованто, Ринери! Друзья мои «дьяволы», друзья студенты! Дело сделано! Все на лошадей – и к северным воротам!

* * *

Группа всадников бешено скакала по дороге, стремительно удаляясь от Болоньи. Перевалив через вершину Апеннин, высотою около двух тысяч метров, к полудню следующего дня они подъехали к Пистойе и только здесь придержали лошадей. «Адмирал» давно уже посматривал на брата.

– Раз уж ты не хочешь идти со мной, – сказал он, когда они въехали в город и проезжали мимо знаменитого собора святого Зенона, – раз ты решил действовать самостоятельно, я для начала помогу, дам тебе корабль и три лодки. Лодки стоят в устье Арно, у Пизы. И оставлю тебе человек тридцать своих людей.

Балтазар пожал ему руку.

– Я сам всё сделаю.

– Вернёшь, когда сможешь.

– Нет, – упорствовал Балтазар. – Я сам всего добьюсь. Но лодки я всё же возьму.

Гаспар написал несколько слов на листке бумаги и подал его брату.

– Это насчет лодок. Мы расстаёмся. Отсюда я поеду в Виареджо. А вы через Лукку попадёте в Пизу.

* * *

Итак, после шумной сцены в таверне «Кроткая овечка», о которой мы рассказывали, наш герой и его спутники отправились спать. Через несколько часов, ещё до рассвета, они покинули постоялый двор, где провели ночь.

Чуть только забрезжил рассвет, Косса и его друзья выехали из города, направляясь на запад, неуклонно придерживаясь берега Арно. Девушка в мужском костюме, дочь бывшего властелина Вероны Яндра делла Скала, ехавшая с Коссой на одной лошади, совершила невероятный побег из тюрьмы благодаря дерзкому вмешательству Балтазара.  Ещё вчера, подавленная, она размышляла о своей дальнейшей судьбе, а после ночи, проведенной в Пизе, её нельзя было узнать. Лицо Яндры, освещённое первыми лучами зари, сияло от счастья.

Балтазар, вглядываясь вперед, заметил вдали лодки, оставленные ему братом. Увидел он и ещё что-то и взглянул на спутников, ехавших рядом с ним.

– Альберинго, Ривери, – прошептал он, – там ждут… друзья… Люди, которые не хотели вчера меня слушать, пришли сюда ночью. Боятся, что я уеду без них.

Действительно, пришли все, кто был вчера в таверне, даже одноглазый рябой громила, который накануне так бушевал.

– Да, и я пришёл! – растерянно произнес он, раскачиваясь всем своим грузным телом. – Раз идут друзья, я их не брошу. Я с вами. – И он молодцевато шагнул навстречу Коссе.

Балтазар с трудом удержался от улыбки и громко отдал команду:

– Вперёд, друзья! По лодкам!

* * *

Четыре года корабли Балтазара Коссы бороздили воды Средиземного моря. Словно коршуны набрасывались они на проходящие суда, мусульманские или христианские, принадлежавшие различным государствам Европы, уничтожали и захватывали их экипажи и пассажиров. Пираты высаживались также у берегов Африки и Европы, у городов и деревень, на островах, грабили виллы, дома, хижины, сжигали их, предварительно забрав все ценности.

Мы не случайно сказали «корабли». У Коссы было их несколько. Один из них был захвачен в первый же день. Это был арагонский корабль, который шёл из Генуи по направлению к Ферано на острове Эльба. Корабль этот послужил основой для создания целого пиратского флота, совершавшего крупные «операции». Нужно сказать, что Косса предпочитал действовать в районах Берберии, территории, где теперь расположены Тунис, Триполи, Алжир и Марокко. Не потому, что это были мусульманские страны, а он ненавидел мусульман. Нет, Коссе были чужды такие предрассудки. Он совершал набеги и на различные области Испании, Балеарские острова, Корсику, Сардинию, Сицилию и даже на районы континентальной Италии, которая была его родиной. Единственным местом, не страдавшим от налетов Балтазара, был Прованс – французская провинция, правителю которой служил брат Коссы Гаспар со своим пиратским флотом. Балтазар не хотел доставлять неприятности брату, ведь герцог Прованса мог послать Гаспара уничтожить пиратский флот Коссы.

Итак, если нашему герою не попадались торговые суда, которые можно было ограбить, он предпринимал набеги на прибрежные мусульманские страны. Объясняется это тем, что многие жители побережья сами были пиратами, и из каждого своего «похода» привозили домой множество ценных товаров и золотых монет. Города Средиземноморья давали Коссе богатые трофеи.

Наш герой не обходил даже Позитано и Равелло (неподалеку от Амальфи), мест, расположенных рядом с островом, принадлежавшим семье Косса.

Во время своих набегов на города африканского побережья Балтазар не брал в плен кого попало. Он действовал по строго разработанной системе. И никто из тех, у кого было хоть какое-то добро, не ускользал от него.

Во время «экспедиций» в христианские страны самые богатые трофеи приносил грабеж церквей. Золотые и серебряные подносы и чаши, расшитые золотом хоругви, серебряные ризы, золотые урны с останками святых и дары верующих попадали ему в руки. Разумеется, в первую очередь опустошались алтари.

Дома в Берберии были переполнены добром, награбленным мавританскими пиратами в Европе. Кроме золотых и серебряных монет различных стран – дублонов, реалов, скудо, константинатов, торнези, цехинов, – Косса находил там бриллианты и жемчуг, дорогие женские одежды из шелка, драгоценные мужские доспехи (драгоценные потому, что большинство их было украшено бриллиантами. Попадались кольчуги, на которых было до пятисот жемчужин, а также рубины и сапфиры) и мантии правителей, на которых насчитывали до девятисот жемчужин. Из богатых вилл, которые затем предавались огню, люди Коссы корзинами или огромными ящиками выносили золотые и серебряные вещи и дорогие сервизы.

Конечно, всё это давалось не без труда. Владельцы, как говорится, зубами вцеплялись в своё добро. И тут уж резня была страшная. Люди Коссы, словно чёрные демоны, окружали весь район: резали, кололи, убивали сопротивлявшихся людей и на улицах, и в домах, где они запирались. Словно дикие кошки, вскарабкивались они на крыши домов, выламывали двери и окна, врывались в дома. Много крови лилось тогда. Об этом пишет Д. Джовенелли в своей книге «Пиратство».

А с захваченных торговых кораблей Косса доставлял в отчий дом на Искье весь груз, который они везли из Африки и Азии. Соль, пшеница, ткани, ковры, пряности, напитки – эти товары особенно охотно покупались богачами. И рабы. Рабы-мусульмане. Потому что в ту эпоху, в XIV веке, не было на Средиземном море ни одного судна, будь то венецианское, арагонское, прованское, генуэзское, неаполитанское или какое-нибудь ещё, которое не везло бы рабов из Африки или Азии. Рабов продавали в портах Европы богачам, которые использовали их на разных работах, предварительно окрестив, чтобы спасти их души, а заодно тем самым искупить и свои грехи, совершённые в жизни.

Инквизиция. Пытка

* * *

Мать Балтазара, когда он между двумя «операциями» приехал на Искью, советовала сыну:

– Остановись, Балтазар. Наш дом, хоть он и большой, весь Кастелло, а то и весь наш остров, не смогут вместить всего того, что ты привозишь. Что делать с богатством, которое ты привозил и продолжаешь привозить? Всей Искьи не хватит, если так будет продолжаться. Особенно если ты будешь привозить сюда и пленников, а не продавать их по дороге в других портах. Достаточно женщин, которых ты сюда привозишь. Их слишком много. До каких пор ты ещё будешь привозить их? Что мне с ними делать? Ты не сможешь жениться ни на одной из них, даже на той, что у тебя на корабле, на девушке из Вероны. Ты должен служить церкви, сын мой, для этого я тебя растила. Вот уже пятьсот лет многие поколения нашего рода дают служителей церкви. Ты тоже должен им стать. Подумай об этом хорошенько. Я не хочу, чтобы ты снова ушёл в море. Опасная жизнь, которую ты ведешь, тянется слишком долго, а ты обещал мне, что скоро бросишь это занятие… Пусть этот отъезд будет последним. Когда ты вернешься, начинай новую жизнь, новую, мирную жизнь, а то тебя убьют… и тебя, и Гаспара, и Микеле, и Джованни… Вы все обезумели от этой жизни… – говорила она, и на глазах её блестели слезы.

Дело в том, что Косса действительно готовился к большой «операции». Вот почему мать так печально смотрела в глаза сыну, озабоченно хмуря брови. Она взяла его за руку и заставила сесть рядом.

– Как ты похудел, – продолжала она. – Ради бога, довольно любви и женщин – одновременно столько женщин!… Правда, все они красивы, в каждой своя прелесть… Они очень экзотичны и милы, эти девушки из далёких стран, в них много очарования. Но, мой сын, я боюсь за тебя… Да, – задумчиво сказала она, – хватит тебе и одной. Достаточно тебе Яндры, она очень красива и так страдает, бедняжка… А ты бросаешь её и бежишь к другим… Девушка всё понимает. Она не глупа. Пусть она ничего не говорит тебе. Но она всё видит. Я заметила однажды, как она побледнела, когда ты заинтересовался кем-то и ушёл, не обращая на неё внимания. Она глубоко переживает всё. Я видела, как она посмотрела на тебя.

– Мать, ты ошибаешься. Ей это безразлично. Она никогда не говорила со мной об этом. Кроме того, я открыто ничего не делаю…

– Нет, – настаивала мать. – Я не ошибаюсь. Я всё видела, и ты подумай об этом. Ты потеряешь её. Мы, женщины, не прощаем тем, кого любим.

Косса поцеловал её на прощанье и ушёл.

* * *

Прекрасен солнечный зимний день в просторах моря. Корабли Коссы под широко раскрытыми парусами, с тихим плеском разрезая носами воды, легко несут тяжёлый груз, захваченный снова в блестящей «операции», проведённой в Африке.

В порту Джерит Большого Сирта ими были захвачены все товары, привезённые последними караванами из Сахары. В Кембили (Нефзауа), в Гамбесе, в Эль-Хаме (все эти порты торговали чёрными рабами) пираты захватили около пятисот молодых мужчин и женщин, привезённых туда для продажи.

Яндра, одетая в узкие, ладно сидящие на ней брюки, бросила из-под нахмуренных бровей быстрый взгляд на чернокожую девушку, которую только что разглядывал Косса. Но, гордая и хитрая, тут же улыбнулась, делая вид, что наблюдает за весёлой кампанией – Альберинго Джуссиано, Ринери Гуинджи и Гуиндаччо Буонакорсо, которые сидели на палубе и играли в карты.

Балтазар стоял поодаль, подняв голову, и всматривался в небо, в облака, которые появились низко над горизонтом.

– Пятьдесят цехинов, – послышалось вдруг со стороны игроков. – Играю на все.

Косса обернулся. Он узнал голос небезызвестного одноглазого гиганта. Косса знал, что этот человек был картёжным маньяком. Но ему было интересно, кого это Гуиндаччо подзадоривал. Криворотый колосс обращался к Ринери Гуинджи, пытаясь вовлечь его в крупную игру.

– Ну, а ты? – продолжал Буонакорсо. – Клади и ты пятьдесят…

Теперь он обращался к Альберинго.

Видимо, он выигрывал. И теперь хотел или втрое увеличить выигрыш, или… проиграть всё.

«Настоящий картёжник!» – подумал Косса. И снова поднял глаза к небу. Что-то в нём волновало его. Ему очень не нравилось маленькое далёкое облачко.

«Скоро, наверное, подует свежий ветерок», – подумал он. По тут внимание его снова было отвлечено.

– Ладно! – соглашался Гуиндаччо. – Ставьте. Моё дело дрянь. Я всегда проигрываю. – И начал рассказывать, как ему не везёт. Как-то в одну ночь он проиграл пятьсот скудо. Это было всё, что он скопил за всю свою пиратскую жизнь.

– Заело меня, и я одолжил у ребят ещё двести и стал играть дальше. И их я просадил. А так как расплачиваться было нечем, я должен был отслужить у них сколько-то лет, не помню сейчас сколько. Наконец я отработал свой долг, и у меня осталось ещё пятьдесят реалов. И как-то ночью в таверне я сел играть на них. И что вы думаете? Выиграл шесть тысяч золотых цехинов, целое богатство! Забрал выигрыш и поклялся больше не играть, вернуться в Пизу и там пожить спокойно. Но по дороге, в Неаполе, зашел в таверну поесть. Там я увидел богатого путешественника, еврея. Он обедал. Уставился этот еврей на меня, и я решил, что ему захотелось сыграть со мной. Я не выдержал и сам предложил ему перекинуться в картишки. Выиграл я у этого еврея шестьсот пятьдесят золотых цехинов и груз пряностей – груз стоимостью пятьдесят тысяч золотых дукатов. И ещё я выиграл у него мельницу и шестьдесят рабов.

Наш герой, слушая этот рассказ, забыл о своём беспокойстве.

– Еврей, – продолжал Гуиндаччо, – дал мне долговую расписку и попросил меня не уходить, а подождать его. «Я скоро вернусь, – сказал он. – Если хочешь, мы можем продолжить игру». И действительно, он скоро пришёл и принёс тысячу пятьсот золотых лир. Мне захотелось и их выиграть. Мы начали играть снова, и я проиграл всё выигранное у него, и свои деньги, и даже рубашку. Однако еврей меня пожалел и отдал рубашку обратно. Как я вернулся в Пизу, без денег, голодный – это другая история.

Гуиндаччо кончил рассказ, компания опять принялась за игру, а Косса снова беспокойно нахмурил брови. Он посмотрел на надутые ветром паруса и выругался. Взял рупор, поднялся на капитанский мостик и стал отдавать команды.

Его громкий голос, подхваченный начавшимся ветром, был слышен на всех кораблях флотилии.

– Убрать гроты, бом-брамсели, брамсели, бом-кливера и кливера! Оставить норд-весты!

К своему удивлению, Гуиндаччо Буонакорсо, выиграв у Ринери Гуинджи, теперь выиграл и у Джуссиано. Сто пятьдесят золотых цехинов за два часа!

Ветер усилился и отчаянно свистел в парусах. Чёрные, тяжёлые тучи заволокли небо, на волнах показалась пена. Небо, так недавно улыбавшееся, стало тёмным и хмурым. Ветер нёсся навстречу флотилии, корабли трещали и стонали от его порывов. Кривой рот Гуиндаччо ещё больше скривился от страха, единственный глаз как-то тревожно блестел, когда неуклюжий, полный суеверия гигант собирал деньги, завёртывал их в три платка, прятал в карман и бормотал:

– Нам не надо было брать то, что мы взяли. Не надо было делать того, что мы сделали на Лампедузе. Я знал, что бог нас покарает…

Что имел в виду этот жалкий трус? Что произошло на Лампедузе? Что это за место? Лампедуза – остров, который находится почти в середине Средиземного моря. Он лежит южнее Сицилии, западнее Мальты, между островом Пантеллерия и тунисским портом Махдия, ближе к последнему.

На этом острове, расположенном между Африкой и Европой, который служил как бы «нейтральной территорией» для европейских и арабских пиратских кораблей, для христиан и мусульман, в центре его была глубокая пещера. На одной из стен пещеры висело старинное изображение святой Марии с младенцем Христом на руках. У противоположной стены была могила мусульманской «святой» – марабу. Обе половины пещеры были завалены разными товарами.

У стены с изображением богоматери лежали мешки с галетами, целые головы сыра, кувшины с маслом, мешки кофе, вино, деньги.

На противоположной, мусульманской, стороне было сложено почти то же самое и ещё ящики с турецкой, арабской и персидской одеждой. Все это были приношения, оставленные сторонниками обеих религий – экипажами европейских и мусульманских кораблей. Их оставляли специально для беглых рабов, своих единоверцев, которым удалось бежать с галер. Тот, кому удавалось освободиться от цепей, бросался в воду, плыл к Лампедузе, находил пещеру, полную припасов, и был уверен, что проживёт до тех пор, пока к острову причалит какой-нибудь корабль с его единоверцами и заберёт его.

Испанский пират Алонсо де Контрера, рассказывая в своих воспоминаниях об этом острове, утверждает, что приверженцы обеих религиозных догм уважали установленный обычай и никто не осмеливался даже подумать о том, чтобы прикоснуться хотя бы к какой-нибудь мелочи из этих приношений. Контрера говорит также, что невозможно перечислить «чудеса», которые творило изображение богоматери в пещере. «Не чудо ли, – говорит он, – что светильник перед богоматерью горел всегда: и днем и ночью, даже если на острове не было ни души?» Итак, покидая остров, никто не рисковал унести из пещеры хотя бы булавку.