Текст книги "Смысл жизни"

Автор книги: Александр Омильянович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Спустя некоторое время, соблюдая осторожность, я навестил нескольких своих старых товарищей в Граево. Они радостно встретили меня, похвалили за мужественное поведение на суде и в тюрьме и предупредили, что за мной установлено наблюдение. Было решено, что в работу я включусь через несколько месяцев. А пока меня снабдили партийной литературой, велели отдыхать и наслаждаться свободой.

Тем временем наступил 1938 год. Мюнхен, раздел Чехословакии, ультиматум Гитлера Польше. Затем наступил август 1939 года…

Контрабандисты из Восточной Пруссии приносили плохие вести о растущей мощи фашистов, о подготовке Гитлера к войне, о ненависти к полякам. Война была неизбежной.

Вскоре объявили мобилизацию. Я не получил повестки, и поэтому сам явился в повятовую комендатуру. Начальник иронически взглянул на меня и заявил, что коммунистов, да к тому же с таким прошлым, как у меня, в польскую армию не берут.

Уже в начале сентября у нас, в Граевском повяте, не стало ни армии, ни полиции. Мы потеряли свободу. После 17 сентября разнесся слух, что с востока идут ваши. 25 сентября они были уже у нас. Созвали митинг в Крошеве. Там выступил ваш офицер. Он говорил о предательской политике польской буржуазии, о ее ненависти к Стране Советов, о страданиях польского народа, Я удивился, когда он назвал мою фамилию, – не знаю, откуда он ее узнал, – и коротко рассказал о моем жизненном пути. Я стоял смущенный в толпе и не верил собственным ушам. Потом приступили к выборам новых властей гмины. Первым назвали мою кандидатуру – так я стал председателем тминного совета в Крошеве. Начался новый период в моей жизни…

* * *

Приближалась осень 1940 года. Петер Диц – руководитель шпионско-диверсионного центра абвера в Сувалках – с нетерпением ждал прибытия своего шефа, зондерфюрера Шпитценпфайля, по прозвищу Фогель, который бот уже несколько дней находился в Гижицко в резиденции одного из центров абвера, называемого в обиходе «Песте» («Гнездо»). В ожидании гостя он внимательно читал последние агентурные донесения, поступившие из-за рубежа. На основе полученной информации он составлял планы дальнейшей деятельности разведывательных групп в Литве, Белоруссии и Белостокской области, где в то время стояли части Советской Армии. Центр все время требовал новых шпионских донесений и диверсионных актов.

Фогель прибыл в Сувалки в тот же день вечером и, узнав по телефону, что Диц у себя, сразу же поехал к нему.

– Майор Оскар Шиммель просил меня выразить свое неудовольствие по поводу вашей работы, – процедил сквозь зубы Фогель.

– Как это понять? Диверсионные группы делают все, что могут, и результаты налицо, – возразил Диц.

– Вы не новичок в нашей работе, и мне кажется, что нет необходимости объяснять вам что к чему. От вас поступает очень мало настоящей информации о Советской Армии и совершенных вами диверсиях и покушениях политического характера. Мы предупреждаем вас… Третья империя даром никому не платит. Особенно в нашей работе… Я думаю, что вы меня поняли. – Фогель вынул из папки какие-то документы. – Не зафиксирована ли где-нибудь у вас фамилия Вацлав Куберский? – спросил он спустя некоторое время Дица.

– Сейчас проверю. Кажется, я что-то слышал об этом человеке.

Он достал из ящика письменного стола толстую тетрадь и начал быстро листать ее.

– Есть! Нашел!

– И что же вам известно об этом человеке? Есть ли какие-нибудь подробные сведения о нем?

– Из донесений моих людей следует, что в прошлом это один из деятелей Коммунистической партии, а сейчас работает в тминном совете в Крошеве.

– И все? – поднял удивленно брови Фогель.

– Да, все…

Фогель открыл скоросшиватель, достал довольно большого формата фотографию и положил ее на стол перед Дицем.

– Это он, Куберский. Фотография сделана 14 лет назад.

Диц вопросительно взглянул на Фогеля.

– Это длинная история. Когда-то его преследовала польская полиция за политическую деятельность и за какие-то другие преступления. Он перешел границу с Восточной Пруссией и попал в руки нашего разведывательного центра в Простках. После следствия его передали польской полиции. Суд, приговор, тюрьма… Он просидел в ней не один год. После выхода из тюрьмы, – медленно продолжал Фогель, роясь в папке, – и вплоть до начала войны он вел пропаганду против фюрера и третьего рейха. Это наш враг. До 1939 года агентура сообщала о нем в центр довольно много интересных сведений. Однако в то время не было приказа убрать его. И сейчас, как проинформировал меня майор Шиммель, он по-прежнему ведет агитацию против третьего рейха и принимает активное участие в ликвидации ваших разведывательных групп. Он активный коммунист. Вы что-нибудь знаете об этом?..

– Мне никто не докладывал, – ответил Диц.

– Очень плохо! Куберский имеет огромный авторитет среди местного населения. Понимаете?..

– Понимаю.

– Майор Шиммель надеется вскоре получить от вас сообщение, что Куберский перестал быть для нас опасным…

– Слушаюсь! Он получит такое сообщение в самое ближайшее время, – ответил Диц.

– Это хорошо, что мы поняли друг друга. Прошу немедленно отдать необходимые распоряжения, а потом поговорим о других делах.

Спустя некоторое время в кабинете Дица собрались командиры диверсионных групп.

– Через час Кожухар доставит вас к месту переброски, – обратился к ним Диц. – Через неделю, самое позднее через две, доложите мне об устранении субъекта по фамилии Вацлав Куберский. Он живет сейчас в Крошеве, где находится их тминный совет. Кто выполнит это задание первым, получит двойное вознаграждение.

Диц встал из-за стола и некоторое время о чем-то говорил с диверсантами, после чего те вышли из кабинета, и Диц с Фогелем остались одни.

– Я считаю вопрос о Куберском решенным, – заявил Диц, возвращаясь к столу.

– Я придерживаюсь того же мнения. Перейдем к другим вопросам, – сказал Фогель, усаживаясь поудобнее в кресло. – Прошу подготовить и направить в «Несте» список лиц, ликвидированных вашими людьми. Управление пропаганды заинтересовалось этой сферой вашей деятельности.

* * *

Лампа на письменном столе освещала кипу документов, руки и склонившееся над ними хмурое лицо Дица. Приближался срок сдачи отчета, который надо было представить по приказу Фогеля, однако он еще не был готов. Диц рассчитывал, что, прежде чем он его закончит, явится кто-нибудь из командиров диверсионных групп с донесением о ликвидации Куберского, и тогда он впишет его фамилию в отчет. Он брал по одному документы, перечитывал их и вносил в отчет новые факты;

«1 июня 1940 г. ликвидирован Владислав Дзярновский из Барглува, Августовский повят, коммунист, председатель совета.

28 июня 1940 года убит деятель Коммунистической партии из Барглува Петр Правдзик.

15 июля 1940 года в Бялобжегах, Августовский повят, ликвидирован крестьянский деятель Юзеф Цеслюковский.

15 июля 1940 года в Тайно-Старом устранены неугодные нам лица, пользовавшиеся большим влиянием среди местного населения – Бронислав, Эдвард и Ядвига Филиповичи.

15 июля 1940 года ликвидирован коммунист Станислав Фелер из Ямин, Августовский повят, председатель совета.

4 августа 1940 года ликвидирован молодой крестьянский деятель Станислав Вавюрко из Пенчикова.

5 августа 1940 года в Полькове, Августовский повят, убит подозреваемый в симпатиях к коммунистам Чеслав Юдыцкий».

Он продолжал писать еще несколько часов, пока не услышал за окном шум мотора автомашины. Диц оторвался от бумаг, прислушался, раздумывая, кто бы мог в такое время приехать к нему. Вдруг двери распахнулись, и в кабинет влетел возмущенный Фогель. Диц вскочил и вытянулся перед ним.

– Только что звонили с пограничного участка в Щебре и сообщили, что на границе слышны были выстрелы. Направленный в то место дозор установил, что четверо ваших людей убиты либо схвачены. Они из той группы, которая должна была ликвидировать Куберского. Одевайтесь, поедем на границу!

Диц достал из ящика стола пистолет, набросил на плечи плащ и выбежал следом за Фогелем на улицу. Спустя некоторое время шофер вывел машину из города, и она помчалась по шоссе в направлении Щебры.

* * *

Прошло уже почти три недели, как Диц перебросил через границу диверсантов с целью ликвидировать Куберского. Первым явился командир диверсионной группы Внуковский. Не успел он доложить о своем прибытии, как Диц, смерив его взглядом, прервал:

– Задание выполнил?

– Шеф, я делал все…

– Я тебя спрашиваю – ты выполнил задание или нет? – рявкнул Диц, не владея собой.

– Это дьявол, а не человек. Мы несколько раз устраивали засаду, но каждый раз ему удавалось уйти. Он будто заколдован от пуль.

– Вон! – Диц указал Внуковскому на дверь.

Павелко и Полубиньский прибыли спустя несколько дней, и та же сцена повторилась. Опытный конспиратор умел вырываться из расставленных сетей. Он догадывался, что за ним охотятся диверсанты абвера.

Диц решил любой ценой выполнить приказ майора Шиммеля. Он долго думал о том, кому бы еще из своих людей поручить выполнение этого задания.

* * *

Василий протянул Куберскому кисет с махоркой. Тот оторвал кусочек старой газеты, насыпал табаку и свернул толстую самокрутку.

– Рассказывай дальше. Очень интересно, – Леон от нетерпения дернул его за рукав.

– Потом я работал в совете в Крошеве, однако политическая обстановка с каждым днем ухудшалась. Многие уже в открытую поговаривали о приближающейся войне. Слухи о ней усиленно распространяли шпионы и диверсанты, которых забрасывал к нам Диц.

А потом – июнь 1941 года и памятное всем воскресенье. Война обрушилась на нас как гром с ясного неба – гул самолетов слился с грохотом орудий. Утром немцы заняли Августов и Граево. Казалось, земля дрожала у нас под ногами. Самолеты, бомбы, артиллерия… Я взял жену, дочь, и вместе с Антонием Батусем мы направились на восток. Мы успели добраться только до Чарной Веси за Белостоком, поскольку танковые колонны гитлеровцев шли быстрее нас. Там мы узнали, что немцы захватили уже Гродно, Белосток и бои идут где-то под Минском. Дорога на восток была отрезана. Посоветовавшись, мы вернулись в родные края. С тех пор я не расставался с оружием. Стал более осторожным. Жену и дочь отвез к родителям в Тайно-Подъезёрне, а сам не ночевал дома. Ждал дальнейшего развития событий.

Диверсанты Дица и их сообщники, затаившиеся враги, устроили настоящую охоту на коммунистов и им сочувствовавших. Прокатилась волна террора. Домой я заходил очень редко. Боялся засады, поскольку не верил в то, что меня оставили в покое. И все же мне пришлось пережить новую драму.

* * *

Гауптштурмфюрер Густав Рильке – командир отряда оперативной группы СС, направленной для наведения порядка в Августовском и Краевском повятах – занял под временную резиденцию штаба здание офицерского яхт-клуба. Подвалы были оборудованы под камеры предварительного заключения. Руководитель шпионского центра абвера в Сувалках Петер Диц несколько дней помогал Рильке наладить работу на Августовщине, а затем возвратился в Сувалки, чтобы ликвидировать свое шпионское гнездо. Бесценной находкой для Рильке явилась переданная, ему Дицем сеть шпионов, диверсантов и сотрудников абвера. Почти каждый день к Рильке приходили люди Дица, предлагая свои услуги.

Наконец явился Вацлав Внуковский, по кличке Збуй, бывший командир диверсионно-шпионской банды.

Рильке тотчас же принял его. Просверлил взглядом и буркнул:

– Долго работал у Дица?

– С 1 июля 1940 года.

– Псевдоним?

– Збуй.

– Мое звание – гауптштурмфюрер СС. Ты мне нравишься. Сколько человек ликвидировал до сих пор?

– Пока только девять.

– Мало, – заметил Рильке. – Сегодня же включу тебя в одну из групп. Поможешь «очищать» Августов.

– Слушаюсь.

– Знаешь здешних людей?

– Не только здешних. Кстати, еще сегодня можно арестовать одного субъекта, за которым я напрасно охотился целый год…

Рильке вопросительно взглянул на него.

– В Тайно-Подъезёрном живет некий Вацлав Куберский. Это весьма активный коммунист, враг третьего рейха…

Рильке уткнулся в лежавший на столе список, отыскивая его фамилию. Наконец нашел.

– Говоришь, сейчас он находится в Тайно-Подъезёрном?

– Да. Я недавно был там и узнал об этом от надежных людей.

– Покажи на карте, где находится эта деревня и как лучше ее окружить.

Внуковский показал Рильке, как доехать до Тайно-Подъезёрного, сообщил, где расположен дом Куберского, и посоветовал, как лучше окружить деревню.

Спустя некоторое время перед яхт-клубом в Августове началась суетня и беготня, заревели моторы, и одиннадцать мотоциклов помчались по шоссе в сторону Барглува. Окольными дорогами добрались до Тайно-Старого. Здесь Внуковский посоветовал Рильке оставить мотоциклы и идти дальше пешком.

Эсэсовцы, развернувшись в цепь, прячась в высокой ржи, медленно приближались к Тайно-Подъезёрному. Вскоре Внуковский остановился и показал Рильке рукой на видневшийся вдали дом.

Тот поднес бинокль к глазам и увидел возле дома пасшую гусей девочку, а также женщину и трех мужчин, занятых работой в поле. Он рассматривал их некоторое время, а затем передал бинокль Внуковскому.

– Он здесь, господин гауптштурмфюрер! – воскликнул Внуковский. – Я узнал его. Нельзя терять ни минуты. Эта хитрая лиса может ускользнуть прямо из-под носа. Уже не раз бывало.

– От нас он не уйдет.

Шли, соблюдая все меры предосторожности, поскольку Внуковский предупредил, что у Куберского есть оружие.

Приблизились к работающим в поле. Перед этим Рильке и Внуковский видели в бинокль, что их было четверо – женщина и трое мужчин. Теперь же осталось лишь двое мужчин и женщина. Они стояли, окруженные эсэсовцами, не в силах скрыть своего испуга.

– Фамилия? – рявкнул Рильке на перепуганного старичка.

– Ян Куберский…

– Он? – повернулся Рильке к диверсанту.

– Нет, это его отец, – ответил Внуковский.

– А твоя? – обратился Рильке к другому мужчине.

– Мечислав Соболевский.

Внуковский шепнул что-то Рильке, тот кивнул в знак согласия и подошел к жене Куберского.

– Фамилия?

– Леокадия Куберская.

– Где муж?

– Не знаю. Его здесь давно не было…

– Он только что был здесь.

Рильке ударил ее по лицу. Она упала.

Посланные связные доложили, что никто не пытался прорваться через кольцо окружения.

Значит, Куберский прячется где-то здесь, во ржи, в клевере или в камышах на берегу озера.

Одна группа эсэсовцев прочесала метр за метром рожь, траву и кусты, а другая обшарила весь дом и хозяйственные постройки. Безрезультатно. И хотя они явно видели в бинокль Куберского, тот как будто сквозь землю провалился.

* * *

Возглас жены «Немцы!» Куберский услышал в тот момент, когда уже сам увидел цепь эсэсовцев, окружавших широким кольцом поле, на котором они работали. Он тотчас же сообразил, что остается единственный путь к спасению – озеро. Не раздумывая, он бросился бежать к озеру и вскоре скрылся в зарослях камыша. Липкая тина со стеблями кувшинок и водорослей обвила все его тело. Он удалился от берега так далеко, что из воды торчала только одна его голова. Он прикрыл ее огромным листом водяной лилии и стал прислушиваться к приглушенным голосам и топоту ног бегущих по берегу эсэсовцев.

Близились сумерки. Рильке, взбешенный неудачей, объявил сбор. Посоветовались с Внуковским, что делать дальше. Дочь Куберского Рильке освободил, а отца, жену и Соболевского приказал забрать с собой в Августов…

* * *

Заплаканная Лидия вернулась в опустевший дом. С тревогой прислушивалась она к каждому шороху на улице, но никто из близких не являлся.

Рано утром послышался треск мотоциклов. В дом ворвалось несколько немцев. Одни начали перетряхивать дом, другие забрасывали Лидию вопросами об отце, о родственниках, о коммунистах, живущих в округе. Лидия ничего не знала и не понимала, чего от нее хотят. Немцы избили ее и уехали.

Тем временем в Августове допрашивали Куберских. Ввели Леокадию. Она прислонилась к стене и со страхом смотрела на палачей. В душе она радовалась, что мужу удалось бежать. Ее подробно расспрашивали о нем, о его деятельности, о связях с коммунистами, об оружии, которое он имел. Она ничего не знала. Это вывело из себя палачей, они избили ее. Затем взялись за старого Куберского, а потом за Мечислава Соболевского, который вместе с Вацлавом Куберским работал в совете. Допросы возобновлялись каждый день. Заключенные молчали, и Рильке так и не удалось ничего узнать о Куберском. А он интересовал его в последнее время все больше и больше.

На рассвете 6 июля 1941 года перед зданием яхт-клуба остановилась автомашина, покрытая черным брезентом. Из подвала вывели арестованных. Это были польские коммунисты, советские офицеры и просто подозрительные. Среди них находились Леокадия Куберская и Мечислав Соболевский. Заключенные еле держались на ногах.

Командир карателей отдал рапорт Рильке. Тот еще раз просмотрел список арестованных, затем их втолкнули в автомашину, и она под эскортом мотоциклистов помчалась в сторону Щебры. Там, за деревней на опушке леса, все эти люди были расстреляны…

* * *

Куберский на минуту умолк и жадно затянулся цигаркой. Всегда, когда он вспоминал свою жену, сердце его сжималось от боли. Он взглянул на лица внимательно слушавших товарищей, на стены погруженной во мрак землянки и продолжил свой рассказ:

– Стемнело. Я по-прежнему стоял по горло в воде и прислушивался. Это было почти то же самое место, где пятнадцать лет назад я спрятался от гнавшихся за мной полицейских. Вдруг недалеко от меня грянули выстрелы. Вначале одиночные, а затем залп. Я решил, что это расстреливают мою жену, Лидию и отца. Вскоре все стихло.

Как назло, ночь была безветренная. От каждого моего движения со дна озера поднимались пузырьки воздуха, на поверхности воды появлялись разбегавшиеся во все стороны круги. Время от времени шелестели камыши. Я был уверен, что немцы устроили на берегу озера засаду и ждут моего появления.

Время тянулось медленно. Мне казалось, что я начинаю терять сознание. Я мог остаться здесь навсегда.

Старался не думать об этом, но чувствовал, как постепенно погружаюсь в трясину, как немеют ноги, туманится разум, даже начинаются галлюцинации. Только иногда крик ночной птицы в камышах приводил меня в чувство, и я заглатывал ртом вонючую воду…

Наконец начало светать. Легкий ветерок качнул камыши. Собрав остатки сил, я начал осторожно пробираться через болото к берегу. Насквозь промокший, весь в грязи, я добрался наконец до Красного болота.

Спустя несколько дней я встретился с Лидией и узнал, что отец вернулся, а жены… больше у меня нет. Я разгадал их дьявольский план. Они оставили в живых дочь и отца как приманку. Они были уверены, что я буду навещать родных и попаду таким образом в лапы гестапо.

Убежище для себя я устроил в Красном болоте, недоступном месте, которое знал еще до войны, когда скрывался там от полиции. Дочь приносила мне еду и необходимую одежду. Там я просидел почти до зимы. Покидал его очень редко, и то лишь для того, чтобы узнать последние новости. Охота на коммунистов продолжалась…

Зимой я вернулся в деревню. Немцы появлялись здесь все реже и реже. Я прятался то у Соболевских в Ожехувке, то у Сикоры и Бобруна в Таенеке, а иногда и в своем сарае, где оборудовал себе в молотом зерне тайник.

Зима прошла спокойно, а весной я опять вернулся в Красное болото. Постепенно собирал оружие.

Повсюду люди поднимались на борьбу с немецкими захватчиками. Даже те, кто в первые дни оккупации не думали об этом, вступали теперь в подпольные организации и просили дать им оружие. Широкую деятельность развернула в этом районе Армия Крайова [7]7
  Армия Крайова (АК) – подпольная вооруженная организация, созданная на территории Польши реакционным эмигрантским правительством в Лондоне с целью подчинить своему влиянию стихийный рост сопротивления польского народа гитлеровским оккупантам. Несмотря на реакционную, предательскую роль руководства АК, низовые звенья Армии Крайовой нередко вели борьбу с немецко-фашистскими оккупантами, сотрудничая с отрядами Гвардии Людовой (позднее Армии Людовой), созданной Польской рабочей партией (ППР). – Прим. ред.


[Закрыть].

Я знал многих участников подпольного движения, и они даже пытались привлечь меня в свою организацию. Я не имел ничего против, поскольку искал лишь удобного случая, чтобы включиться в борьбу с фашистами. Однако, когда я узнал, что некоторые шпионы, диверсанты и их сообщники из шпионского центра Дица в Сувалках сумели проникнуть в эту организацию, я изменил свое решение. Ведь именно они, люди Дица, охотились когда-то за мной целый год и убили многих моих товарищей. Я не верил, что они изменились, не хотел сражаться вместе с ними.

Диверсанты Дица, а затем эсэсовцы и гестаповцы в течение нескольких лет ликвидировали почти всех коммунистов в нашем районе. Уцелели очень немногие – в Августове, Граево, Габовых Грондах и Райгруде. Мне удалось установить с ними связь. Теперь я уже не чувствовал себя одиноким. По распоряжению товарища Сильвестра из Граево я начал выполнять первые поручения, в основном разведывательного характера. Несколько раз доводилось «встречаться» с немцами, но пистолет никогда меня не подводил, и мне удавалось выходить из этих переплетов целым и невредимым. Наконец я получил задание, которого давно ждал.

* * *

В Граево, на Райгродской улице, стоял старый деревянный дом. В небольшой комнате на чердаке помещалась конспиративная явка. Вацлав Куберский прибыл в Граево вечером. Нашел дом, убедился, нет ли слежки, пролез через дыру в заборе во двор и поднялся на чердак. Скрипнула дверь, и кто-то тихо спросил:

– Это ты, Кубер?

– Я.

– Входи!

Кубер закрыл за собой дверь и огляделся. Прикрытая газетой свеча бросала тусклый, мерцающий свет, в комнате было полутемно. Сильвестр показал рукой на незнакомого человека, который, прислонившись к печке, курил и с любопытством разглядывал вошедшего.

– Познакомься, Кубер, это – Борис.

– Борис? – переспросил Куберский. – Это тот товарищ, о котором я столько слышал?

– Да, это я, товарищ Кубер, – протянул руку Борис. – По рассказам мы уже давно знаем друг друга. Я ведь тоже многое о вас слышал.

– Послушай, Кубер, ты, наверное, лучше всех знаешь Бебжанские болота? – обратился к Куберскому Сильвестр. – Товарищи называют тебя болотным духом.

– Знаю, и даже слишком хорошо. Эти болота стали моим домом. Уже не первый год.

– Скажи, Кубер, а сейчас, в ноябре, можно через них где-то перейти?

– Надо знать проходы.

Борис вынул из куртки штабную карту, разложил ее на полу, а Сильвестр поставил рядом свечку.

– Товарищ Кубер, а вот в этом треугольнике, – ткнул Борис пальцем на карте, – между Возьнавейским каналом и реками Егжня и Ленг имеются сухие участки?

Куберский на минуту задумался, затем ответил:

– Я знаю несколько таких мест.

– А каких они размеров?

– Разные. И по сто, и по пятьсот метров…

– Вполне достаточно, – прервал его Борис. – Речь, товарищ Кубер, идет о деле большой важности. Я дам вам с собой штабную карту. Пойдете в эти болота и подыщите места для…

– Для приема грузов с воздуха? – перебил его взволнованный Куберский.

– Угадали. Только это пока секрет. Чем больше будет площадка, тем лучше. Измерьте ее шагами и нанесите на карту. Только как можно точнее.

– Понимаю.

– Дело очень важное, и выполнить задание надо как можно скорее. Мы с Борисом будем ждать вашего возвращения каждую ночь, – сказал Сильвестр.

Они еще поговорили немного, и Куберский стал собираться. Было уже за полночь, когда он покинул конспиративную квартиру в Граево. Огородами выбрался за город, перебрался через реку Ленг и исчез в болотах…

* * *

Ночь была холодной. Кончался ноябрь, ударили первые заморозки. Рваные облака заволакивали иногда все небо. Красное болото казалось тихим и пустынным.

В эту ночь по болоту осторожно пробирались два человека. Они остановились на минуту, затем скрылись в лозняке на краю сухого участка болота.

– Который час? – спросил один из них.

– Десятый.

– В нашем распоряжении еще целых три часа. Давай посидим немного и покурим, а потом двинемся дальше.

– Слушай, Борис, а они точно прилетят?

– Последнее сообщение по радио было получено в восемнадцать часов. Они были готовы к вылету.

– А сколько их?

– Точно не знаю. Но, наверное, трое. Доставишь их, как договорились, на явку. Тебе придется сопровождать их во время вылазок, помочь им установить необходимые контакты, понимаешь? Ведь никто, кроме тебя, так хорошо не знает ни этих болот, ни местных людей. В первую очередь необходимо подготовить для них землянку. Вот теперь начнется настоящая работа – не то что в одиночку… Вот увидишь.

Борис встал, погасил окурок. Куберский тоже поднялся и зашагал первым. Хотя видимость была плохая, он, привыкший двигаться в темноте, безошибочно ориентировался и вышел к нужному месту.

– Здесь, – шепнул он Борису.

– Ставь банку!

Куберский поставил жестяную банку, а Борис наполнил ее наполовину бензином. Затем разыскали и остальные места, выбранные несколько дней тому назад Куберским.

– Который час? – снова спросил Куберский.

– Беспокоишься, прилетят или нет? Уже двенадцатый час. Сколько отсюда до Граево?

– Двадцать километров.

– А до Райгруда и Гонёндза?

– Примерно пятнадцать километров.

– А явку выбрал надежную?

– Надежную, и в случае чего удобную для обороны.

Они вновь уселись в кустарнике лозняка, прислушиваясь к ночным шорохам.

Миновала полночь, стрелка часов показала вначале половину первого, а затем час, а долгожданного гула моторов все еще не было слышно.

– Ветер дует с запада, – шепнул Борис, – и поэтому самолет опаздывает. Подождем…

Прошло не более двадцати минут, как вдруг Куберский вскочил и закричал: «Летит!»

Побежали к расставленным банкам. Тем временем самолет миновал Возьнавейский канал и скрылся за рекой Егжня. Вскоре он появился снова. Ошибки быть не могло. Это был тот самый самолет, который они ждали. Вспыхнули два языка пламени, а спустя минуту Куберский зажег бензин и в третьей банке. Самолет снизился и приближался к ним с северо-западной стороны.

Спустя некоторое время они увидели на фоне темного неба и уже недалеко от земли три купола парашютов. Ветер гнал их на восток, на освещенную площадку.

Борис и Куберский погасили огонь в банках. Первый парашютист приземлился недалеко от условленного места, зато остальных двоих ветер отнес на болото. Борис и Куберский поспешили им на помощь. Лязгнуло оружие, и кто-то крикнул суровым голосом:

– Стой, пароль!

– «Пруссия»! Отзыв? – крикнул Борис.

– «Фронт»!

– Свои! – шепнул он Куберскому.

Они помогли сложить парашюты и вынести из болота тяжелые мешки со снаряжением. Вскоре собрались все вместе. Куберский с интересом разглядывал парашютистов. Это были молодые, энергичные ребята. Один из них спросил по-русски:

– Кто из вас Кубер?

– Я, – ответил Куберский.

– Меня просили передать вам привет и одновременно просьбу. Давайте пройдемся немного, а товарищи нас подождут.

* * *

Землянка, предназначенная для парашютистов, была тесная, и в ней с трудом разместилось пять человек. В этот вечер здесь собрались все. Керосиновая лампа освещала лица собравшихся и светлый прямоугольник штабной карты. Обсуждали, как безопаснее всего добраться до места операции. Задание было исключительно тяжелым, поскольку необходимо было проникнуть на территорию Восточной Пруссии. На этом пути, а особенно при возвращении, людей подстерегало множество опасностей. Поэтому мнения разделились. Однако приказ, переданный по радио из разведотдела, был сформулирован недвусмысленно, и его надо было выполнять. Леон еще раз приложил линейку к штабной карте.

– Пятьдесят километров… два дня туда… два обратно, – пробурчал он.

– А там сколько дней?.. – спросил Борис.

– Столько, сколько потребуется, чтобы выполнить задание. Без этого не вернемся.

– А как, пешком или поездом?.. – переспросил снова Борис.

– Поездом слишком рискованно. Сильвестр предупредил, что немцы проверяют сейчас почти все поезда. Сесть можно было бы в Руде, но эта чертовская пересадка и ожидание в Элке… Там всегда проверяют документы. Нет, ехать поездом нельзя, надо идти пешком, – подвел итог Куберский.

– Ну и каким же маршрутом ты предлагаешь идти? – взглянул на него Леон.

– Лесами доберемся до самой границы и перейдем ее возле деревни Зацечки…

– Ты знаешь эту дорогу? – перебил его Борис.

– Знаю. Вокруг озера Борове тянется лес. Там и устроим первый дневной привал. Оттуда до конечного пункта останется около двадцати километров. Утром будем на месте.

На минуту все смолкли. Предстоящая операция и связанная с нею опасность целиком овладели мыслями людей.

– А сколько пойдет человек? – нарушил молчание Борис.

– Трое, – ответил Леон.

– Кто именно?

– Кубер, ты и я. Василий и Яшка останутся у рации поддерживать связь с центром. Если же мы… не вернемся…

Заснули поздно и спали почти весь день. На следующий вечер Куберский, Леон и Борис, взяв оружие, бинокли и карты, двинулись на запад. Шли лесом, обходя деревни и поселки. К утру перед ними замаячили пограничные столбы, отделявшие Польшу от Восточной Пруссии. На следующую ночь к утру добрались почти до самой цели. Остановились в густом молодом лесу и стали обсуждать, как лучше выполнить задание.

– Смотри! – показал Леон Борису какой-то пункт на штабной карте. – Доберешься до этого места и будешь вести оттуда наблюдение. Мы с Кубером расположимся немного западнее. Ночью встретимся здесь и согласуем дальнейший план действий.

Они долго и внимательно рассматривали штабную карту, на которой Леон обозначил карандашом расположение самого большого военного полигона в Восточной Пруссии «Арис» и отметил те участки, за которыми необходимо установить наблюдение. Здесь проводились учения новых частей, отправлявшихся на Восточный фронт. Кроме того, здесь проводили испытания новых орудий и танков, поступавших на вооружение немецкой армии. Наконец, здесь воздвигались какие-то неизвестные сооружения, напоминающие собой установки для запуска ракет.

– Жаль, – проворчал Куберский, – что от меня будет мало толку.

– Почему? – спросил Леон.

– Я же совсем не разбираюсь в этой чертовщине. И вообще с армией меня почти ничто не связывает, не считая того, что я был когда-то скверным пехотинцем.

– Чепуха! Самое главное, что ты знаешь дорогу и привел нас сюда. И еще предстоит возвращение. Мы с Борисом выясним и передадим те данные, которые требуются, а там уж пусть центр на основании наших донесений ломает себе голову.

До рассвета оставалось еще несколько часов.

Куберский и Леон попрощались с Борисом и направились к своему наблюдательному пункту. Не успел тусклый декабрьский рассвет разогнать темноту, как они уже добрались до опушки леса и приступили к наблюдению.

Полигон просыпался. По дороге, которая была видна в бинокль, проехала автоколонна. Солдаты спрыгивали на ходу с машин и вели наступление на невидимого противника.

Леон фиксировал в памяти количество грузовиков, их номера, характер учений и другие детали. Вскоре им пришлось покинуть свои позиции и отойти даже в глубь леса, так как одно из подразделений пехоты, развернувшись в цепь, двинулось в направлении лесного выступа.

Они вернулись на прежнее место лишь перед самым полуднем.

С северо-восточной стороны до них доносились грохот артиллерийских орудий и глухое эхо выстрелов танковых пушек. Однако пробраться туда они не смогли.