Текст книги "Фигня (сборник)"

Автор книги: Александр Житинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 2
Торжественная встреча

Вертолет завис над площадкой, подняв тучи пыли, затем начал медленно снижаться и наконец коснулся колесами земли Южной Америки.

Открылась дверца, пилот сбросил лесенку, и из кабины выглянули Иван и Вадим в тельняшках.

– Ого! – сказал Иван.

Все выглядело так, как обычно бывает при встрече официальной правительственной делегации. С правой стороны замер строй солдат в экзотической военной форме с винтовками. Солдаты по виду были метисами. Слева стояла разномастная толпа, более всего напоминавшая ораву анархистов времен революции, как их принято было изображать в кинофильмах недавних лет. В центре, на ковровой дорожке, ждал желанных гостей дон Перес де Гуэйра на костылях с одной загипсованной ногой. По бокам от него навытяжку стояли Максим и Федор в генеральских мундирах той же экзотической формы. За ними разместился оркестр, состоящий из двух гармошек и трех балалаек.

– Ну, кто первый пойдет? – нетерпеливо спросил Вадим.

– Давай ты, – великодушно предложил Иван. – Все-таки в штанах.

Вадим потрусил вниз по лесенке, Иван пошел за ним. Следом из вертолета показались Заблудский, Ольга, Бранко и донья Исидора, все в тельняшках. Прибывшие были похожи на команду пиратского судна.

Оркестр грянул марш тореадора из оперы Бизе «Кармен», и Перес ловко поскакал на костылях навстречу гостям, напоминая старого пирата Сильвера.

Максим и Федор поспешили за ним, придерживая болтающиеся на боку сабли и тихо матерясь в такт музыке. Их обогнал долговязый небритый человек в дырявой футболке, который нес наперевес микрофонную стойку.

Иван и Вадим выступили вперед, одернув тельняшки. Перес подскакал к ним на костылях и отдал честь. То же сделали генералы Максим и Федор. Долговязый поставил микрофонную стойку перед Пересом.

– Дон Перес, ну к чему это… – недовольно поморщился Вадим. – Прямо оперетка какая-то…

– Сами виноваты. Приперлись без приглашения! – свистящим шепотом отвечал Перес. – Теперь терпите протокол. Обязан принять по протоколу. Юридически мы государство.

Он взялся рукой за стойку и притянул к себе микрофон, как поп-звезда.

– Дамы и господа! – прорычал Перес в микрофон по-русски. – Мы рады приветствовать наших дорогих гостей из России на гостеприимной земле вольной страны Касальянки! Наши связи с Россией обширны и многогранны. У нас один государственный язык – русский, почти все граждане Касальянки – выходцы из России!

– Да ну! – вырвалось у Ивана.

– Баранки гну! – огрызнулся Перес.

Микрофон, дотоле не работавший, включился именно на этой реплике Переса, и над летным полем ни к селу ни к городу прогремело: «Баранки гну!»

Генералы Максим и Федор недоуменно переглянулись. Перес поискал глазами долговязого радиста и погрозил ему кулаком.

– Различия государственных систем не имеют значения. Я уверен, что наши народы рука об руку будут идти к процветанию! – закончил Перес и уступил место перед микрофоном.

– Кто будет говорить? – шепнул Вадим Ивану.

– Говори ты. У тебя язык лучше подвешен.

Вадим откашлялся.

– Господин президент! Дамы и господа! Товарищи! Мы прибыли к вам с миссией доброй воли. Вся наша делегация испытывает чувство глубокого удовлетворения. Мы хотим побыстрее сесть за стол переговоров. Да здравствует свободолюбивый касальянский народ!

Вадим блестяще справился со своею задачей. Образец ораторского искусства. Коротко и ясно.

Донья Исидора, стоявшая за его спиной, с гордостью посмотрела на коротко стриженный затылок Вадима. После инцидента с двумя дюймами она все чаще ловила себя на том, что думает о Вадиме почти с любовью. Его жизненная драма, как ни странно, размягчила донью, а трахаться, откровенно говоря, уже порядком надоело.

Бухнула пушка в кустах. Балалайки и гармошки затянули гимн России. На флагштоке аэропорта поползли вверх два флага – России и Касальянки. Последний представлял из себя желтое полотнище, в центре которого был изображен зеленый кукиш.

Гимн России сменился гимном Касальянки, представлявшим из себя известный романс на стихи Лермонтова. Толпа бомжей и анархистов, высекая из себя светлые слезы, хором грянула:

 
Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом. —
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?
 

Перес украдкой вытер слезу. В этот миг он был истинно прекрасен – старый пират-сентименталист, калека всех режимов и властей, полупреступник-полугений, творивший добро посредством зла.

 
Играют волны, ветер свищет,
И мачта гнется и скрыпит;
Увы, – он счастия не ищет
И не от счастия бежит! —
 
 
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой, —
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!..
 

Неожиданно к каноническому тексту Лермонтова оказалась присобачена еще одна строфа, принадлежавшая Александру Блоку:

 
Простим угрюмство – разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь – дитя добра и света,
Он весь – свободы торжество!
 

Но этого никто не заметил. Вероятно, на полное невежество и рассчитывал Яков Вениаминович Чеботарь, когда компоновал текст гимна из стихотворений двух классиков.

Поющие просветлели, кое-кто даже перекрестился. Перес, повернувшись к гостям, сделал приглашающий жест:

– Пошли знакомиться с правительством.

Они подошли к разношерстной толпе, которая вблизи выглядела еще хуже, чем издали: исковерканные жизнью физиономии, глаза пропойц и воров, сломанные носы, торчащие уши, острые хищные кадыки. Выделялся изнеженностью лишь один смазливый молодой человек, напоминавший раскормленного котенка. По-видимому, он был здесь новичком, потому что нервно дергался и старался придать себе бравый вид.

С него и начал Перес.

– Министр печати и информации, – представил он молодого человека.

Тот протянул руку Ивану и поспешно отрапортовал:

– Двести шесть, часть вторая!

– Середа, – сказал Иван.

Следующим был одноглазый громила, оказавшийся министром среднего и тяжелого машиностроения. Перес не без гордости произнес его титул, впрочем, тут же добавил со свойственной ему честностью, что ни среднего, ни тем более тяжелого машиностроения в Касальянке пока нет, а министр назначен про запас.

– Сто семьдесят семь прим, – сказал громила.

– Середа, – повторил Иван.

Далее члены кабинета называли различные цифры, но чаще всего повторялись 186, 112 и 88. Долговязый радиолюбитель заведовал комитетом по телевидению и радиовещанию. Ни того ни другого в Касальянке тоже не было.

Наконец Иван не выдержал.

– А что это за цифры? – спросил он. – Телефоны?

– Это статьи Уголовного кодекса, по которым они были осуждены в Советском Союзе и в России, – не скрывая удовольствия, объяснил Перес. – Все они русские беженцы.

– И лишенцы, – добавил министр печати и информации.

Глава 3
Ненормативный Биков

Парад войск Касальянки принимал новый министр обороны Федор, командовал парадом начальник генерального штаба Максим.

Надо сказать, очередная смена имиджа контрабандистов– бриллиантщиков, которые внезапно превратились из монмартрских художников в генералов, пошла им явно на пользу. Смотрелись они гораздо убедительнее, чем на Монмартре. За два дня успели ознакомиться с делами, провести строевой смотр и небольшое учение, состоявшее в сборке и разборке имевшегося на вооружении автомата Калашникова, который по традиции вручался лучшему бойцу. Вся армия минут сорок разбирала автомат, но собрать не смогла. Главнокомандующий и его заместитель, вспомнив школьный курс военной подготовки, собрали автомат. Он достался Хосе Лауренсио Хименесу, молодому бойцу-гвардейцу. В армии Переса все были метисы и все – гвардейцы. Всего бойцов насчитывалось тридцать четыре человека и два капрала.

Эта армия под звуки тех же балалаек бодро промаршировала мимо президента и гостей, и Перес пригласил прибывших в здание аэропорта на пресс-конференцию.

Долговязый министр-радист снова поволок микрофонную стойку, а министр печати и информации побежал вперед организовывать место встречи с журналистами. Журналистов было двое – сам министр и Пенкина.

– Я его узнала, – шепнула Ольга Ивану.

– Кого?

– Министра этого. По печати. Я его по телевизору видела в «Пресс-клубе». Он из журнала «Собутыльник».

– А сюда как попал? – спросил Иван.

– Не знаю.

Иван прибавил шаг, догнал министра.

– Ты кто? – прямо спросил он.

– Дима, – просто ответил министр.

– Фамилия?

– Биков.

– Как здесь оказался?

– Осужден условно за ненормативную лексику, хуе-мое, – ответил Биков. – Пен-клуб отмазал.

Из этих слов Иван не понял ничего, кроме «хуе-мое».

– Норму не выполнил, что ли?

– Мудила ты, товарищ, огородная! Я тебе, бля, русским языком говорю, матом ругался, на хуй! В печати! – взорвался Биков.

При этом его молодое красивое лицо стало еще красивей.

– Зачем? Тебе что, слов не хватало? – искренне удивился Иван.

– Хватало, – опечалился Биков. – Знаешь, какие я стихи писал, сержант!

– Я лейтенант, – поправил Иван.

– Один хуй. Вот скажи, пошел в жопу – это хулиганство или нет?

– Смотря кто пошел, – мудро ответил Иван. – Если сосед или товарищ по работе, к примеру, то нет…

– А если президент? – не унимался Биков.

– Неужто ты президента послал? – усомнился Иван.

– Нет. Министра по чрезвычайным ситуациям. В газете. Шутя.

– Ну и правильно дали, – заключил Иван. – Я бы на месте суда…

– А я его в рот ебал! – заорал Биков. – Суд! Мне Стругацкий факс прислал!.. Ничего, я им еще врежу. Здесь свобода слова – полная! Журнал буду издавать. Знаешь, как называется? «Фигня»! Не слабо, да?

– «Фигня»? – насторожился Иван. – Почему?

– Да так. Слово красивое. И не матерное.

Сзади плелись члены кабинета, надеявшиеся на бесплатное угощение после пресс-конференции. Они негромко роптали и обменивались впечатлениями.

– Бабы-то две, – сказал громила по машиностроению. – Которая Яшкина?

– Вроде бы чернявая, – отозвался министр юстиции.

– Он такой живоглот – двух возьмет, не подавится, – злобно сказал машиностроитель, серчавший на президента за отсутствие машиностроения.

– Ты бы помолчал, Николай, – оборвал его председатель комитета по телевидению. – Тебе такое министерство дали. Ни хера делать не надо, а оклад идет. Сидел бы сейчас в Воркуте, срок мотал…

– Павел абсолютно прав. Абсолютно! – поддержал товарища по кабинету старик-еврей, министр торговли. – Мы должны молиться на Якова Вениаминыча.

– Подлипалы! – не сдавался громила. – Погодите, я путч вам устрою.

– Ой-ой-ой! Эти путчи! Напугали нас путчами! – замахал на него руками еврей. – Сидите и не рыпайтесь.

Министр обороны с помощником отделились от толпы и направились обратно к вертолету.

Пилоты Уве и Улле сидели в тени лопасти на складных стульчиках и резались в кости.

– Свободен, шеф? – обратился Федор к Уве.

– Не понимаю, – сказал пилот по-английски.

Максим перевел вопрос.

– Я зафрахтован доньей Исидорой, – ответил пилот.

– Ну, донья… Считай, что ее уже нет. Надо кинуть груз в Вену. Сто двадцать килограммов.

Пилот вынул из кармана калькулятор, посчитал.

– Двенадцать тысяч баксов. Какой груз?

– Да так. Фигня.

– Двадцать пять тысяч.

– Годится. – Федор шлепнул его по ладони двумя пальцами. – А на этих не обращай внимания, – кивнул он в сторон аэровокзала, куда входила делегация. – Через час их расстреляют.

– О’кей, – сказал пилот.

Глава 4
Программа действий

После пресс-конференции, на которой Перес отбивался от вопросов Пенкиной о правах человека в Касальянке, а Биков острил, что права есть, а человеков нет, президент пригласил донью Исидору и Бранко в кабинет, находившийся тут же, в аэровокзале, который по совместительству оказался президентским дворцом.

Министры в это время накинулись на халяву, состоявшую из копченых ножек Буша, квашеной капусты и немерянного количества водки. Интерполовцы последовали общему примеру и уже через два стакана их нельзя было отличить от министров. Такие же вдохновенные.

Кабинет Переса был обставлен в неожиданном стиле любителя путешествий: карты, чучела птиц и животных, огромный глобус. Прислонив костыль к столу, Перес не без труда уселся на стул, скрестил руки на груди и несколько секунд испытующе глядел на своих подручных.

Бранко виновато переминался с ноги на ногу, донья же делала вид, что происходящее ее не касается. Она подошла к чучелу фламинго и погладила его по длинной изогнутой шее.

– Ну что? Опять динамит плохой? – укоризненно начал Перес, глядя на Бранко. – Хоть бы одного взорвал, ей-богу! Как заколдобило! Теперь возись с ними.

– Отпустите меня в Сантьяго, – глухо промолвил Бранко.

– Вот еще! Придумал. Будешь работать здесь… И ты тоже хороша! – Перес повернулся к Исидоре, обратившись к ней пофранцузски. – Приволокла полный вертолет интерполовцев. Так бы они полгода нас искали, а тут – пожалуйста! У меня только пошли дела…

– Дела?! – Донья с ходу перешла в контратаку. – Знаю я твои дела! Кто мне говорил, что готовит в Касальянке глобальный эксперимент? Что от этого зависит будущее России и всего мира? Я поверила, дурочка… А на самом деле ты просто делаешь деньги с помощью своего зелья!

– Что ты знаешь… – отмахнулся он от нее.

– А вот знаю!

Перес немного подумал, вращая большие пальцы один вокруг другого. Потом вынул из ящика письменного стола ключ, бросил его Бранко. Тот поймал.

– Пойдешь на склад, возьмешь сколько нужно взрывчатки, оружия, патронов…

– Опять… – вздохнул Бранко, но тут же поправился: – Слушаюсь, господин…

– Если они не примут моих условий, займешься ликвидацией. Я не могу их официально расстрелять. Будет международный скандал, меня в ООН не примут. Мне нужно, чтобы они погибли от руки коммунистического террориста. За себя не бойся, тебя я потом спрячу.

– Как я получу приказ? – спросил Бранко.

– Следи за мной. Условной фразой будет: «Да свершится воля Господня!» Повтори.

– Да свершится воля Господня, – послушно повторил Бранко.

– Как только я произнесу эту фразу – считай, приговор им уже подписан. Сам выберешь место и время. Не тяни. Постарайся поэффектнее, чтобы было больше свидетелей…

– Да я всегда эффектно, – пожал плечами Бранко.

– Знаю, как ты эффектно… – Перес постучал кулаком по загипсованной ноге. – А ты сегодня же полетишь к народу с Ольгой, – обратился он к Исидоре.

– Куда?

– На ферму, в колонию. К моему народу.

– Видела я этот народ. Головорезы.

– Это не народ. Это правительство. Не впадай в марксистскую ошибку. Народ и правительство не едины. Народ у меня весь на ферме. Семьсот тридцать два человека… – Голос Переса потеплел. – Все как на подбор.

– Зачем мы туда полетим? – спросила Исидора.

– Журналистка должна написать правду. Как живут, чем занимаются.

– Неужто ты заинтересован в правде? – спросила донья.

– Все! Хватит! – Перес пристукнул ладонью по столу. – Подойди ко мне… – неожиданно дрогнувшим голосом произнес он.

Исидора нехотя повиновалась. Перес обнял ее за талию одной рукой, притянул к себе. Бранко Синицын тактично отвернулся.

– Ну что? Ты соблазнила этого мента? – спросил Перес.

– Нет. Он любит Ольгу.

– Дур-рак! – выругался Перес. – Ему такой шанс выпал. Я соскучился по тебе… Дурака и застрелить не жалко. Как считаешь, Синицын? – обратился он к Бранко по-русски.

Бранко замялся.

– Как вам будет угодно…

– Не убивай их, – попросила донья.

– Если пойдут ко мне министрами – не убью. Ивану министерство внутренних дел отдам.

– Иван не пойдет, – сказала она.

– Вдвойне дураком будет. У меня ж не работа, а мечта. При таких-то людях… Да у них и внутренних дел никаких нету, министерство жалко заводить… Ладно, ступайте. Я тут позанимаюсь полчаса, – Перес нацепил на нос очки, углубился в какие-то бумаги.

В очках он сразу стал неопасным стареющим человеком.

Исидора и Бранко вышли.

– Бранко, вы помните, как отец народов относился к наркотикам? – тихо спросила Исидора.

– Резко отрицательно, – так же тихо ответил Бранко.

– Вы уже знаете, что дон Перес производит и продает наркотики. Иван и Вадим хотят это пресечь. Вы меня поняли?

– Более чем, донья.

– Ой, не верю я вам… – покачала она головой.

– Да вы что – за идиота меня считаете?! С тех пор как ВПШ кончил, все за идиота считают! – обиделся Бранко. – Все будет хорошо. Еще ни одного порядочного человека не взорвал, – уже спокойнее добавил он.

Глава 5
Коммюнике

Пенкина не участвовала в общей пьянке, потому что Биков засадил ее за коммюнике. Он обещал Пересу коммюнике к вечеру.

Ольга никогда не писала коммюнике. Ей было интересно.

Они устроились в том же зале, где проходила пресс-конференция. Биков вел себя суетливо, зачем-то закрыл дверь на ключ, часто вытирал пот.

– Зачем дверь закрыл? – прямо спросила Ольга.

– Секретность, Пенкина, секретность… – озабоченно проговорил Биков и принялся опускать жалюзи.

За окном уже выносили из банкетного зала первых перепившихся министров и Алексея Заблудского. Их несли в правительственную деревню, располагавшуюся неподалеку, в парке.

В пресс-холле стало полутемно и лирично. Биков включил музыку и достал из холодильника ликер «Амаретто». Пенкина с интересом смотрела на эти приготовления к коммюнике.

Биков разлил ликер в рюмки и поднес одну Пенкиной. Та взяла осторожно, чтобы не расплескать, поскольку Биков наполнил рюмочку до краев.

Сам Дмитрий, будто этого и ждал, поставил свою рюмку на стол и внезапно грохнулся перед Пенкиной на колени. При этом уткнулся лбом ей в бедро. Пенкина не могла отбить атаку, ибо держала переполненную рюмочку и боялась пролить на голову Бикову.

– Оля! Оленька! – глухо взывал Биков, в промежутках покрывая бедро поцелуями и стремясь расширить их зону. – Я увидел тебя – и погиб! Здесь нет ни одной женщины! Кругом сельва и пьяные члены кабинета! Ты одна можешь меня спасти!

Ольга улучила момент и одним махом влила в себя рюмку. Одна из проблем была решена. Ольга отбросила рюмку и вцепилась пальцами в кудрявую шевелюру Бикова, стремясь оторвать его голову от своей ноги.

– Давай… писать… коммюнике… – с усилием выговорила она, ибо Биков был силен, как молодой бугаек.

– Давай… Только… сначала… любовь… – также в борьбе отвечал ей министр.

– Где… ты… предлагаешь?.. – полюбопытствовала Ольга, держа тяжелую голову навесу.

– Где… угодно… На столе… Я микрофоны… уберу… – тяжело дышал Биков.

– Да уж… давай… с микрофонами… – пыхтела Ольга.

Он оторвался от желанного бедра, вскочил, схватил ее на руки и понес к столу, где только что восседали делегации. Пенкина была увесиста, и Биков едва донес ее до стола, где бухнул достаточно неаккуратно.

Пенкина уселась на столе и, недолго думая, влепила Бикову увесистую оплеуху.

– За что? Вот они, микрофоны! – обиделся Биков.

– Я люблю другого, – заявила Пенкина.

– И люби. Кто тебе мешает?

– У тебя несерьезные намерения.

– Хорошо. Давай с намерениями. Выходи за меня, Перес нас распишет, будем выпускать журнал, – с готовностью предложил Дмитрий.

– Так ты небось женат.

Биков потупился. Было видно, что ему тяжело говорить правду, но иначе он как честный журналист не может.

– Женат. Семь раз, – сказал он.

– Сколько?! – вытаращила глаза Ольга. – Ты что – с пеленок женился? Тебе же тридцати нет!

– Двадцать семь, – подтвердил Биков. – Понимаешь, я искренний! – принялся искренне объяснять он. – Каждый раз на одном и том же попадаюсь. Иду с девушкой в ЗАГС, а она приводит подружку-свидетельницу! И я в нее тут же – бух! – и влюбляюсь! Семь раз так было.

– А я восьмой буду, да?

– Это навеки. Точно. Во-первых, свидетельниц нет, кроме доньи Исидоры, а она Пересова. Во-вторых, отсюда не убежишь. Если уж попал – как в зону на пожизненную каторгу. В-третьих, я ведь тебя люблю!

– Навеки? – задумалась Ольга. – Нет, навеки лучше дома. А тебя зачем сюда принесло?

Биков объяснил, что после гонений и судебных преследований, когда Пен-клуб спас его от тюрьмы, он решил эмигрировать ввиду невозможности печатно применять непечатные слова.

– А тебе это очень нужно? – вставила Ольга.

– Вообще-то можно и обойтись. Я ради принципа, – ответил Дмитрий.

Выбор был богатый: Штаты, Франция, Израиль… Но Биков выбрал Касальянку. Здесь сразу давали должность министра и жилье, вдобавок его друг, поэт-авангардист, эмигрировавший в Касальянку два года назад, написал ему, что житье райское и чертовски духовное.

– А он по какой статье сидел, этот друг? – спросила Пенкина.

– Он не сидел. Его сажать абсолютно не за что. Он ничего никогда не делал. Только стихи писал из точек и запятых.

– Значит, просто наркоман, – решила она.

– Чего вы все привязались! – взвился Биков. – Почему наркотики? В Касальянке колония добра и света, а вы про наркотики. Я наркотиков в глаза не видел.

– А Интерпол видел. И наши ребята видели. С той же эмблемой, что на вашем флаге.

– Странно, – задумался Биков. – Как же коммюнике писать? Про добро и свет или про наркотики?

– А на фига нам это коммюнике?

– Точно! Лучше любовь! – воспрянул Биков и полез на стол.

Ольга оправила юбку.

– Нет. Любви тоже не будет.

Опечаленный Биков подошел к окну и поднял жалюзи. За окном двигалась процессия солдат-метисов. Они несли министров домой за руки и за ноги. Впереди трое несли огромного министра обороны, следом тащили его начальника штаба, далее транспортировали бесчувственных гостей Вадима и Ивана, потом всех остальных, включая старенького министра торговли.

Все были пьяны в хлам.

– Банкет удался! – сказал Биков, и тут в дверь постучали.

Он открыл. На пороге стоял капрал и четверка солдат. Ни слова не говоря, двое солдат подхватили Бикова и понесли прочь. Оставшиеся двое взялись за Ольгу.

– Я не пил! – орал Биков. – Я коммюнике составлял! Пустите!

– У нас приказ: отнести членов кабинета и гостей в деревню, – сказал капрал по-испански.

Биков затих и только беззвучно и ненормативно матерился, глядя в бездонное небо над Касальянкой.