Текст книги "Сумерки империи (СИ)"

Автор книги: Александр Терников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 8

Все висело на волоске, но внезапно пружина разжалась обратно. И сильно. Словно бы в шахматную партию, которые ведут два умудренных гроссмейстера, случайно вмешался нетрезвый зритель и неожиданно смахнул с доски часть фигур, уже предвкушающего победу и отдых шахматного мастера. Потому, что в дело неожиданно вмешалась третья сила. Предальпийские галлы.

У Рима с галлами была весьма запутанная история взаимоотношений. Племенная ненависть тут не пустые слова. Темперамент такой, чего ж вы хотите?

Как известно, первоначально доминирующим народом в Италии были этруски. Именно у этих своих северных соседей Рим заимствовал организацию своей армии. Если бы все шло по накатанной колее, то именно этрусские легионы завоевали Средиземноморье. Но, не срослось.

Рим же, расположенный буквально на южной границе Этрурии (а поскольку этрусков называли еще «туски» то можно употреблять Тускуния или Тоскана), был просто этрусской колонией. Здесь правили этрусские цари. А поскольку Этрурия еще не объединилась, то она была рыхлым конгломератом из 12 больших городов и десятков мелких и являлась скорее культурным понятием, чем политическим.

Но в один прекрасный момент в Риме произошла «революция» и «свержение самодержавия». Но на самом деле это были «чисто семейные разборки». Просто племянник Брут, согнал с престола и прогнал из города дядю Торквиния Гордого. А поскольку Брут в переводе значит «тупица», то все понимали, что единолично Брут править не сможет. Поэтому он заключил «общественный договор» и власть в городе разделили 23 главные мафиозные семьи. Как этрусского, так сабинского (это местные аборигены) и латинского (первоначальные колонисты) происхождения. Так появилась римская демократия…

Этруски римскую «революцию» проигнорировали. Этрурия была образованием децентрализованным, а тут соплеменники остались у власти – и ладно. К тому же, политическая верхушка Этрурии резонно решила, что плодородные земли вокруг большой реки По, намного обширнее земель долины Тибра. А за двумя зайцами гнаться негоже. И направление этрусской колонизации сместилось в северную Италию.

И тут гримаса Фортуны. Северная Италия подверглась кельтскому нашествию. Или же галльскому. Решившему: «Удобные земли лежат на юге! Богатые, тучные и беззащитные, ибо населены мелким, слабодушным народцем. Небесная секира отдает их нам».

Это был просто ужас. Здоровенные громилы галлы, могли запросто своими секирами перерубить невысоких итальянцев пополам. А если учесть, что часто эти свирепые детинушки были под наркотой, обожравшись мухоморов, то этруски в панике бежали, потеряв все свои колонии и все свои северные территории. Этот был разгром. Этрурия была разорена.

Чтобы как-то продолжить неудачную войну, представители этрусских городов заключили союз с Римом, признав его главенство. Это произошло во многом потому, что южные территории еще не были разорены войной и могли взять основную тяжесть боевых действий на себя.

Но война для Рима не задалась. Галлы под предводительством свирепого вождя Бренна (в переводе Ворон) взяли Рим. Та часть горожан, что укрылась в «Кремле» на Капитолии, была вынуждена заплатить выкуп, чтобы галлы ушли восвояси. Это был полный крах.

Но тут Фортуна совершила свой очередной кульбит. На Северную Италию, то есть на галльские тылы, обрушилось очередное нашествие. Переселялись венеты. Это не были чистые кельты. А народ смешенного происхождения. Частью с большой долей славянской крови, а частью с иллирийской. Галлы вынуждены были уйти из Этрурии и делить с венетами комнаты в «коммунальной квартире». Кроме того, не забываем, что в Северной Италии сохранились еще и аборигены лигуры– дикий древний народ, еще не индоевропейского происхождения.

В это время Рим «переварил» разобщенных этрусков и стал соседями галлов. Но воевать с ними побоялся и оставил кельтов в покое на целых двести лет. Не тронь– вонять не будет. Но и галлы успокоились. Это произошло потому, что они распробовали продукцию местных виноградников Ломбардии и забросили свои мухоморы. А когда захваченные этрусские рабы научили их ухаживать за виноградниками и делать вино, то галлам стало как-то не завоеваний. Совсем. Слишком уж большие объемы вина надо было выпить каждый год. Счастья, хотя бы на время, хочется всем, а эти галлы в детстве ничего слаще моркови не едали…

А Рим, в поисках позитива, направил свои территориальные захваты по линии наименьшего сопротивления. При этом республиканский Рим часто платил галлам золотом, чтобы они не совершали на него набеги. Но когда была завоевана вся Италия южнее реки Рубикон, встал закономерный вопрос: «что делать дальше». Хороший вопрос, верно? Дальше римляне разобрались с Карфагеном в первой пунической войне и на волне эйфории принялись за предальпийских галлов.

Конечно, галлы как и всякие варвары были крупнее, сильнее и даже умнее цивилизованных людей, в том числе римлян. Но и на стороне Рима играли многие факторы. Во-первых, колоссальное численное преимущество. Можно сказать ошеломляющее преимущество продвинутых оседлых земледельцев с развитой урбанизацией над охотниками с зачатками земледелия. Во-вторых, тотальное преимущество в вооружении и доспехах. А многие галльские ополченцы еще сражались дубьем и полуголыми. В-третьих, римские крестьяне генетически уже были приучены к тяжелой монотонной работе, отсюда прекрасно овладели стратегией распределения сил и экономии усилий. Да они и так уже какие-то мутанты! Из-за повторяющихся рабочих нагрузок у римлян в телах даже произошли костные изменения под влиянием повседневного труда. Рост меньше, спина сутулая, колени подогнуты, зубы страдают железодефицитной анемией. Тут поневоле будешь усилия экономить. И четвертое – строй.

Тут надо заметить, что в древних армиях, сражающихся в рукопашную, воевали в основном люди в первом ряду. Немного ими помогали из второго, действуя из-за плеч и голов товарищей. То есть, в независимости от численности сходящихся армий, в определенный момент времени сражались лишь первые ряды. Отсюда чисто математически, кто мог втиснуть в первый ряд больше людей – тот получал колоссальное стратегическое преимущество. Крупные галлы, «вольные птицы», не любили «толкаться локтями», действовали размашисто. И оружие у них было под стать – секиры, дубины, длинные мечи, копья, в тесноте ими орудовать было неудобно.

Кроме того, свободолюбивые галлы не любили муштру, а действовать в тесноте «все как один», при этом не мешая товарищам, надо было долго учиться. В общем-то в этом галлы были в своих предпочтениях не одиноки. Даже в армии Ганнибала немного обучены строю лишь фаланги из старых ливийских солдат. Остальные же нумедийцы, иберы и кельты, составляющие большинство армии, так и сражались толпой.

А вот римляне умели сражаться плечом к плечу. То есть на каждого галла, размашисто бившегося в первом ряду, у них приходилось сразу двое бойцов. Двое на одного. И пока один легионер отвлекал галла, второй втыкал ему короткий меч в левый бок. Непременно втыкал, так как вечно экономящие усилия римляне знали, что при рубке расходуется намного больше усилий, чем при уколах. Итак, двое побеждали одного, а затем просто повторяли эту же нехитрую операцию против следующего галла. И опять двое на одного. Как правило, когда они убивали третьего, галлы проигрывали. Таким образом, в индивидуальные поединки римляне не вступали, а всегда нападать кучей на одного, легко и приятно. А кучей даже «батьку» легче бить не то, что – галлов.

Кроме этого, строй лишает каждого солдата его индивидуальности, с которой любому командующему некогда и невозможно считаться.

В довершении напомним, что галлы уже попали в плен крепких вин. О вино, вино! Глоток солнца в фиале, дар божественной виноградной лозы! Ради этих терпких, и сладких, и горьковатых на первый вкус напитков, вселяющих веселье, смиряются вожди колен, кланов и поселений с тем что временно ржавеют их мечи в прадедовских ножнах. И как эти южане, считающие себя разумниками, портят божественные вина, разбавляя их едва ли не пополам безвкусной водичкой?

Война в Северной Италии закончилась только в прошлом году. Галлов побили, они согласились платить дань, дали в качестве гарантий заложников, и позволили создать на своей территории римские крепости, напичканные чужеземной солдатней. Но тут тупые римляне, наполненные зверскими инстинктами вперемешку с вожделением, просчитались. И перегнули палку.

В преддверии нашествия Ганнибала они решили еще больше укрепить свои позиции в Предальпийской Галлии и приступили к лихорадочной колонизации. Бойи и инсумбры и так были недовольны недавним разорением своей страны римлянами, а уж захват своих нив, виноградников и прочих земель поселенцами из Плаценции (Пьяченцы) и Кремоны и вовсе восприняли как события выходящее за пределы границ добра и зла. А римлян жадность обуяла, как мартышку с апельсином в ловушке. «Лисица видит сыр, лисицу сыр пленил…»

Бойи и инсумбры, и вообще не желающие терпеть римского господства, основание Кремоны и Плаценции восприняли как прямую угрозу как своим имущественным интересам, так и остаткам своей независимости. Было ясно, что римские колонисты в самое ближайшее время вытеснят нынешнее коренное население из долины Пада (По). А от такой наглости даже у святого терпение лопнет.

В начале галлы еще пытались действовать увещеваниями, обращаясь к разуму колонистов:

– Мы вас не звали. Повинуясь жадности, которая у вас, римлян, в крови, пришли вы отнять у бедных галлов все. Наши деревни сожжены, наши отцы и братья гниют в болотах, пробитые дротиками; женщины изнурены постоянными переходами и болеют. Вы преследуете нас. За что? Разве в ваших владениях мало полей, зверя, рыбы и дерева? Вы спугиваете нашу дичь; олени и лисицы бегут на север, где воздух свободен от вашего запаха. Вы жжете леса, как дети играя пожарами, воруете наш хлеб, скот, траву, топчете посевы. Уходите или будете истреблены все. Вам не перехитрить нас. Мы – лес, из-за каждого дерева которого подкарауливает вас гибель.

Тщетно! Объединить варварские племена, которые даже в самые мирные времена враждовали между собой, свести их вместе – это был гигантский труд, по-своему заслуживающий уважения. Но римским колонистам это удалось.

Бойи, легко возбудимые люди, надеявшиеся на скорый приход Ганнибала (словно бы не Пиренеи перешел Ганнибал, а уже Альпы) и на близкое избавление от чужеземного гнета, рассчитывавшие, что римское правительство, занятое войной с Карфагеном, не сможет найти достаточно средств для борьбы еще и с ними, быстренько поднялись по сполоху, напали на обе колонии и заставили поселенцев, а также триумвиров, направленных для распределения земель между колонистами, бежать в Мутину.

Там римляне оказались в осаде и, не видя пока другого средства к избавлению, решили начать переговоры с противником. Бойи, однако, к ужасу колонистов, вместо «цивилизованного обмена мнениями» попросту захватили в плен римских представителей, чтобы впоследствии обменять их на своих, взятых заложниками. Баш на баш!

Против восставших галлов была брошена «резервная армия» Луция Манлия, обладателя свирепой жестокости. Он жаждал чтобы его легионеры омыли мечи варварской кровью. «Вонючие варвары, мы вам покажем, как надо воевать!».

Но галлы уже кое чему научились. Давать преимущество римлянам два против одного они уже не желали. И поскольку муштровать своих воинов у них времени не было, да и опытных центурионов, которые в римских легионах свистками и палками, словно дирижеры, ловко заполняют легионерами бреши в первом ряду, у них не имелось, то они решили напасть в местности, где римляне не сумеют построиться и бой тогда разобьется на череду индивидуальных поединков. В которых слабосильные римляне галлам не чета.

Итак, в один прекрасный день, получив известие об осаде Мутины и о судьбе послов, отправленных к бойям, претор Луций Манлий – тот самый, которому была поручена оборона Северной Италии, он же счастливый обладатель всех симптомов безнадежного слабоумия, – спешно направился к Мутине. Луций Манлий был очень доволен своей должностью, свободой, положением в обществе, деньгами – иными словами, всей своей жизнью. Наместник провинции. Большая рыба, плавающая в своем маленьком пруду. Он был реалистом. Он считал, что в этом его сила и уникальность. Всю свою жизнь он гордился своей смелостью и хитростью, своей твердостью и жестким характером. Но не сегодня.

Единственная дорога к осажденному галлами городу вела через глухие, сумрачные леса, заваленные валежником, и каждое дерево здесь взывало к бою, вооружению, сопротивлению, ударам и натиску. Эти чащобы, казалось, были полны беззвучного шепота, зовущего красться, прятаться, подслушивать и таиться, ступать бесшумно, подстерегать и губить. От этого леса так и веяло холодной угрозой, тяжелой, как взгляд исподлобья, заставляющий томиться и холодеть, пойманный обернувшимся человеком. «Ах ты, темный, вероломный лес», – подумал Манлий.

Не лучшее место для схватки, но другого пути нет. С какой бы радостью претор сейчас перенесся в Рим, где сухо, тепло, светло… и безопасно. Увы, в эти мгновения Рим был так же далеко, как и луна. Если не дальше.

Да уж! Страшное место! Этак недолго напороться на варварское копье!

Вот здесь бойи, ведомые вождем Магалом, по прозвищу «Кровавый топор», и устроили свою засаду. Атака варваров была сродни удару молотом. Упали подрубленные деревья, преградив путь легионам, раздался звериный вой и началась кутерьма. Залп стрел и дротиков в упор. Галлы, в ожидании врага, лежали в кустах, затаившись, и внезапно выскочили, громко улюлюкая, и яростно набросились на римлян. Исторгаемый тысячами глоток, их боевой клич напоминал завывания демонов в преисподней. Именно в такие моменты, как этот, решалась судьба большинства сражений. Стоит легионерам дрогнуть, и варвары превратят их в кровавое месиво.

Римлянам были видны оскаленные зубы нападающих лохматых громил, капли пота на лбу, заточенные лезвия их боевых топоров. Крутые парни с севера в костюмах из звериных шкур. Чужаки от которых исходит смесь угрозы и уверенности. Опасные. Возглавляли эту орду четверо совершенно голых воинов «маньяков», чьи тела были раскрашены белой и синей краской. Их свирепый оскал, их рост и физическая сила, полное отсутствие страха, не говоря уже об одежде, – все это вселяло ужас.

Соперники схлестнулись в боевом вихре. Тотчас раздались крики боли и ужаса, звон клинков, пронзительные вопли. Великанистые верзилы, горячие парни, рубили без жалости и пощады, навстречу им подымались хрупкие клинки коротких гладиев, но что могли они сделать против огромных секир в сильных руках? Легионеров охватило безумие, паника, давка, в которой солдаты не могли толком работать мечом.

Орудуя смертоносными боевыми топорами, свирепые варвары косили воинов Рима, словно сухую траву. Солдаты добивали своих раненых товарищей или в отчаянии сами падали на мечи. Римляне дрогнули и побежали. Так как остаться здесь – значило умереть. С большим трудом и огромными потерями Манлий прорвался к поселению Таннет неподалеку от реки Пад; там римляне наспех построили укрепления. Потери были колоссальные. При бегстве римляне бросили не только своих убитых и раненых, но и оставили в руках свирепых галлов своих легионных орлов. «Бежали робкие грузины» – как выразился поэт.

Это сломало все планы. Разбитый в пух и прах легион Манлия был чисто римским (а не союзническим). Консул Публий Корнелий Сципион, разинув рот от изумления, чтобы избежать негативного развития ситуации, вынужден был так же один из своих «римских» легионов, готовящихся к отправке в Марсель, перебросить в Геную. Для того, чтобы охладить горячие головы в Северной Италии. И, чтобы быстро перебросить этот легион, консулом, обладавшим упрямством осла, была задействована целая армада из шестидесяти грузовых кораблей.

Тут надобно заметить, что спокойный настрой и простые мужицкие манеры Публия нравились всем, от рядовых легионеров до трибунов. И даже сенаторам нравился этот слабоумный. Гней, его брат, был человеком того же сорта.

Зато теперь римляне, впавшие в угрюмость, уже не имели достаточного количества войск, чтобы встретить Ганнибала на Роне и вынуждены были объявить «вторую волну мобилизации». Более того, галлы из коренной Галлии, движимые патриотическими чувствами и племенной солидарностью, резко расхотели вместе с римлянами воевать против Карфагена. Так что восстание бойев и инсумбров смешало все карты.

Для сна или остроумия больше времени не было. Приходилось шевелиться. В заранее назначенный день из Рима и окрестных городов и селений к Капитолийскому холму начали стекаться военнообязанные. Это называется патриотизмом. Капитолий был по цивилизованному замощен булыжником, в камнях этой наклонной мостовой даже были высечены желоба для отвода огромного количества мочи с сильным запахом, которую кони, эти царственные животные, почему-то находили нужным испускать, как только оказывались перед этим римским подъёмом.

В основном, новобранцы были восемнадцатилетними юношами из зажиточных семей. Так как на сбор следовало сразу явится полностью вооруженным и оснащенным, а оружие они покупали за свой счет. Поэтому неимущих, или как их называли «пролетариев», в Риме в армию и не призывали. Военные трибуны отделили из толпы явившихся наиболее крепких. Республике нужны были солдаты, которые могли с утра съесть горсть сухого изюма, запить ключевой водой и идти сражаться целый день. Но римлян прибыло так много, что даже из отобранных, самых сильных и богатых восемнадцатилетних, пришлось по жребию отобрать пять тысяч человек. Они и составили новый легион.

Этот легион Сенат дал претору Г. Атилию, а к ним вдобавок еще пять тысяч италийских союзников из нового набора. Претор Атилий, обладающий внешностью орангутанга хворающего желудком, со своими двумя легионами без труда добрался до Таннета, и таким образом те солдаты Манлия, которым посчастливилось остаться в живых, были спасены. Тем не менее положение в Цизальпинской Галлии оставалось очень напряженным; бойи и их союзники отнюдь не были покорены и не только с нетерпением ожидали Ганнибала. Галлы продолжали сражаться с врагом, которому они объявили беспощадную войну, то есть с римлянами.

А Льву Карфагена несказанно повезло. Несколько галльских племен, устроив воинственный шабаш, уже взялись за оружие. А как уже говорилось, эти места были населены мужиком темноватым. Больше, чем войны с галлами, Ганнибал боялся задержки и промедления. Его послы тут же прибыли к грязным и пропахшим козьими шкурами вождям этих племен и от имени полководца объявили:

– Ганнибал желает переговорить с вами лично и готов встретиться в любом месте, какое вы сами назначите: он будет рад принять вас в своем лагере, но с не меньшею охотою приедет и к вам. Не сомневайтесь, он пришел в Галлию гостем, а не врагом и обнажит меч не раньше, чем переступит границу Италии. Разве только вы сами заставите его изменить этому решению…

Но мужики в трусиках и ушанках, неизвестно кому сочувствующие, все присматривались и колебались. Промеж себя переговаривались: «Э, не с нашим-то носом кипарисы нюхать! Знаем ваши печки-лавочки, и где раки зимуют, тоже знаем! Нам бы на мандалинах побалабонить!» Никому ничего эти мужики не отвечали, только свои топоры поглаживали.

Посланцы Ганнибала снова и снова повторяли и клялись мамой и Мечеруким Гэзом, что тот пришел в Галлию как гость, относится к хозяевам этой страны как брат, а не как враг, что, если галлам это будет угодно, он обнажит свой меч, только вступив на территорию Италии. Даже плясали пунийские послы отважно прямо посреди деревни для завоевания доверия местного крестьянства. Им поверили… Галльские вожди встретились с Ганнибалом, напугавшим многих доблестью карфагенского меча, у него в лагере.

Вид диких кельтских царьков, высоких и голубоглазых, с потными физиономиями пьяниц, был смесью свирепого и смешного: здоровенные губы, украшенные ржаво-соломенными вислыми усами, отвислые уши, распяленные ракушками и медными пуговицами, мохнатые, над жестокими глазами, брови, высокие прически в виде башен, утыканных перьями, ритуальные шрамы и татуировки, копья и палицы – все это дышало ядом и убийством.

На очередные уверения в дружбе и миролюбии полузвериные галльские владыки, холодно поблескивая мужицкими глазами, с прямотой фельдфебеля ответили:

– Так ты, батюшка, Ганнибал Гамилькарыч, ужо отколупни бабосиков, без энтого как же.

Все понятно. Понятнее некуда. Тоже ведь не дураки собрались, и свою выгоду понимают.

Получив богатые подарки, местные царьки, теперь галантные как принцы, вполне миролюбиво пропустили войско через свои владения. Золото Сагунтийской добычи и серебро рудников Нового Карфагена, звеневшие соловьиными трелями, пробили дорогу карфагенскому полководцу лучше любой армии.

Так что через некоторое время, оплатив «транзит», Ганнибал с войском очутился на берегах Родана (Роны). Это была огромная река. Ливийцы, исконные жители пустынь, привыкшие беречь каждую каплю воды с искреннем изумлением, с глазами «по пять рублей», смотрели на столь полноводную реку. Оставленная ими позади испанское Эбро по сравнению Роной казалась жалким ручейком.

Римляне из-за своих сложностей пока не сумели собрать в Марселе достаточное войско для генерального сражения. Хотя из Генуи спешили перебросить отданный взаймы легион.

– Столько месяцев ушло на болтовню, – ворчал один из молодых легионеров, плывущих на этом корабле. – Пора уже начать войну с карфагенянами и быстро покончить с этими проблемами. Дома полно дел.

– Ты же прекрасно понимаешь истинные причины проволочек, которые устраивают политики, – отвечал ему пожилой солдат. – Поскольку большая часть армии была распущена, было логично дождаться избрания новых консулов прежде, чем принимать далеко идущие решения. И потом и галлы восстали. Да и за деятельностью Филиппа Пятого, царя Македонского, в Иллирии надо было приглядывать. Вот три месяца и ушли псу под хвост.

Но прибывшим римлянам теперь уже не так-то просто было остановить на Роне Ганнибала. Галльских добровольцев теперь у них оказалось мало. Так что Рим нанял местное племя «волков» (или вольков) воевать с карфагенской армией и помешать ей переправиться через Рону. А там уже и армия великого Рима подтянется. Друзей не бросят в беде.

Кстати, когда консул Сципион, этот полудержавный властелин, завершив формирование в Риме нового легиона, прибыл в Марсель со своими войсками, он почему-то был искренне убежден, что у него в запасе еще полно времени. Мол, пунийцы еще не отошли далеко от Пиренеев. И тут такие новости, словно кулаком под дых.

В общем, высадившись в Мессалии и, к своему глубокому изумлению, узнав, что неприятель уже подошел к Родану, консул отправил вверх по течению Родана 300 отборных всадников с массалиотскими проводниками и наемниками-галлами, служившими в массалиотских войсках. В разведку. Они должны были проследить за тем, что предпримут карфагеняне. Больше никаких телодвижений Сципион не предпринял. Побоялся. Как и Семпроний высаживаться в Африке. Как еще в Предальпийской Галлии дела повернутся, возможно еще назад придется спешно возвращаться!

А ошарашенный Сципион стал спешно готовить Мессалию к обороне. Конечно же, Ганнибал не оставит в тылу такой важный город, а попробует захватить его! Что Ганнибал рвется по бездорожью в Альпы, оставив вражескую армию в тылу, такой фигни Сципион себе представить просто не мог.

Сменим теперь декорации, оставив горам и лесным чащобам их уединение, и перенесемся в мир более живой и прозаический, но все еще хранящий в себе некоторые черты сельские идиллии.

Все это временя в Гранаде Кирилл крутился как белка в колесе. Все дымилось, кипело, крутилось и вертелось. Но фронт работ зашкаливал. Парень столько готовился к войне, а по факту особо ничего не имеет. Гранаде крепость, чтобы от врага защищаться, нужна? Хотя бы в виде большого двухэтажного кирпичного сарая. Время, можно сказать, военное. Пушки опять две отлили (хотя расход бронзы не вдохновляет) и собирались их вниз по реке сплавить и поставить в Севилью, у реки, чтобы враг с моря в глубь страны не проплыл.

Опять же новые три драккара через пару месяцев закончат и надо начинать, следующие шесть делать. Или уже ваять не такие малютки, раз уж пушки есть, а что-то более солидное. Экспедицию в Гвинею отправил, с личным вкладом в количестве трех купеческих кораблей. А вернется по плану один, остальные уже заранее списаны в расходы. На север, в Толедо, экспедицию послал, чтобы новый металлургический комплекс там ваяли. В тех местах нашли богатейшие залежи железа, а в придачу в ним леса черной ольхи, уголь из которой обеспечивал сильнейший жар.

А то в «городе мастеров» – Гранаде люди на печах уже в три смены работают. Местные кустари уже с поделками из стали не справляются, приходится полуфабрикаты и в Севилью отправлять, и в Кордову, и даже в Гадес. А в горах в каменоломнях добычу доломита наладили. Он тут за строительный камень идет, но из него очень удобно огнеупорные тигли делать. Уже даже один высекли размером с треть ванны. Меха на печах буквально «горят», на них шкур не напасешься. Зато все при деле. Как там великий кормчий Мао учил: «Пусть расцветают сто цветов».

Люди нужны. И производства развивать, и торговлю, и для рудников. Парень прикармливал бесконечные волны эмигрантов и бедняков. Для угольных карьеров и шахт с рудниками хоть из Африки негров вози. Но на нынешних галерах по океану их не привезешь, слишком дорого выходит. А караванами через пустыню Сахару еще дороже. И в Сахаре, южнее Карфагена есть государство гарамантов, по слухам выходцев из Европы или с Ближнего Востока, так они сами всех чернокожих рабов себе забирают. Им для ирригации в Сахаре с/х полей негров много надо. А пустыня все наступает и наступает. Так что с чернокожими пустой номер выходит. Хорошо хоть сенатор Малх налаживает связи с пиратами и они начали поставлять захваченных рабов по дешевке. В основном азиатов с восточного побережья Внутреннего Моря.

Это – руки. Но нужна и голова. А лучшие руководители, администраторы и менеджеры сейчас – карфагенские финикийцы. Они всегда творят чудеса. Разве без поддержки Сияющего Мелькарта сумели бы карфагеняне совершить порой совершенно неслыханное?..

Любой иноплеменный странник, чей путь пролег через Карфаген, когда-то бывшим скалистым мысом, возвращается под крышу родного дома потрясенный, и рассказы его, хотя и правдивые, вызывают недоверие соотечественников, не бывавших нигде дальше соседнего поселка.

Ибо он говорит о рукотворных лесах, взращенных на сухой и каменистой почве полуострова, о срытых скалах, повествует вернувшийся, о каналах, не прорытых в земле, но пробитых в тяжелом камне, о садах, растущих на утесах, куда многие поколения едва ли не горстями приносили черную землю, купленную в плодородных краях.

И для армии тоже люди край как нужны. Слава богу, из армии Ганнибала в Испании сбежало сорок тысяч дезертиров. В большинстве своем это простые крестьяне и пастухи, но тыщенку, другую, авантюристов без страха, если и не без упрека, надо нанять в свое ЧВК. И снабдить всем необходимым. Те же малые бронзовые «ручницы», типа ручной минипушки стали получаться, путем внедрения бронзового литья в стальной кокиль. И надо собираться через месяц выдвигаться к Таррагоне, готовить горячую встречу римлянам.

В Гранаде пытались из кирпичей примитивные большие печи (штукофены) делать, но температура у них оказалась недостаточна. Только железные крицы на них делать выходит, даже чугун они не расплавляют. А сразу огромные домны делать страшно– парень ни разу не металлург. Так, где-то в кино посмотрел, где-то краем глаза почитал. Не его это сфера.

Как и война. И отбора путевого в его ЧВК нет, и муштра совсем не получается. Максимум «веселые старты». «Делай как мы, делай с нами, делай-лучше нас.» Но строй держать его солдаты все равно не умеют. А если построятся, то в ходе учений все равно рассыпаются. А дирижеров центурионов, чтобы свистками, палками и кулаками этот строй держали нет и не предвидится. Да и найди такого – где гарантия что вспыльчивые кельтиберы просто такого «надсмотрщика» не прирежут и скажут что так и было?

Кстати, получилось еще один экспортный товар создать – парафиновые свечи. Восковые сейчас дороги неимоверно, так как пчелы еще дикие, и борти разоряются варварскими способами. А тут уголь с карьера свой, кузнецы помучились, но сварганили здоровенную стальную реторту, в ней уголь греется, через клапан кустарным бронзовым шприцем впрыскивают воды, получается внутри угарный газ, метан и водород. Эти газы по бронзовым трубкам подаются в такую же стальную реторту, только перевернутую и с «холодильником», в который подают постоянно студёную ключевую воду. И там еще в качестве катализатора кусками порубленная железная проволока находится. Продукт реакции стекает вниз.

Греть сильно не надо, где-то в половину температуры кипения воды. И даже меньше. А то охлаждать не получится и на выходе будет газ идти. А поскольку термометров тут нет, то пробуют голой рукой – окунают в воду и на мгновения прикладывают к корпусу реторты. В подставленную внизу миску стекает нормальный легкоплавкий парафин. Угля в карьере много, воды в реке тоже, так что сырья завались. Температуры большие тут не нужны, так что к топливу особых требований нет.

Даже старую солому с крыш жгут, в ее пепле даже больше дефицитного поташа для производства красителя содержится. Конечно, с оборудованием мороки много, но зато результат– можно в формах парафиновые свечи лить в больших количествах. Так как из баржи с углем этого парафина можно много сделать. Особенно если с водой шприцем еще и скипидар добавлять. А скипидар у них теперь в горах при пережоге угля и добычи дегтя в специальных печах получается. Если перегоняют средиземноморскую сосну, то как раз скипидар и канифоль выходит.

В Севилье, вместе с зеркалами тамошние стеклодувы мудрят с оптикой. И на основе оксида свинца, и с обычным калиевым стеклом. Но пока выходит не очень. Все какое-то мутное и радужное и почти не увеличивает. Максимум вдвое.

Еще из лыка придумали делать не лапти, а щиты. Тут нужен для фанеры пресс, или даже просто груз в качестве гнета, клей, можно просто костный. И время. Еще можно эту свежую фанеру распаривать в горячей воде и гнуть. А потом опять под гнет. Затем сушка. Объемы конечно не ахти, но все же лучше местных дерьмовых щитов выходит, сплетенных по принципу корзинки. Их спасает только что они композитные, и сверху и снизу покрыты слоем кожи, которая и амортизирует удары. А фанерные тоже делаются композитными, так что совсем хорошо получится. А если еще вместо воловьей шкуры использовать кожу носорога выйдет вообще – сказка. Жаль столько носорогов не напасешься…