Текст книги "Порт-Артур (Том 2)"

Автор книги: Александр Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

– Пойдемте на Зубчатую, может, хоть она откроет огонь, – предложил Звонарев.

– Командиром там некто Страшников, недавно переброшен с Тигрового Хвоста, невероятный трус. Он скорее умрет, чем решится стрелять без приказания из Управления артиллерии.

Когда нужное приказание было получено, Звонарев отправился на Зубчатую гору. Она находилась всего в нескольких десятках саженей от Стрелковой, за неглубокой лощинкой. В отличие от последней, фронт ее имел вид дуги, и орудия смотрели в разные стороны, но при этом она была прекрасно замаскирована.

За батареей под прикрытием обрывистого склона горы виднелись палатки и землянки стрелкового резерва. Тут же жил и сам Страшников. Он сидел у входа в свое убежище и грелся на солнце. Несмотря на летнее время, капитан был в пальто и с шарфом на шее. Он любезно пригласил Звонарева выпить стакан чаю.

В блиндаже даже днем горела керосиновая лампа. Прапорщик разглядел широкую двухспальную кровать с горой подушек; на столе, сбитом из некрашеных досок, шипел самовар.

"Совсем по-домашнему устроился", – подумал Звонарев и тут увидел, к своему удивлению, моложавую пышную блондинку с энергичным лицом.

– Знакомься, Нюсик, – обратился капитан к ней. Известный тебе по рассказам прапорщик Звонарев.

– Как же, как же! С Электрического Утеса, будущий зять Белого, затараторила мадам Страшникова, бесцеремонно разглядывая гостя. – Одобряю Варин вкус: молод, здоров, румянец во всю щеку, застенчив, – продолжала капитанша.

Офицер действительно покраснел, но не столько от смущения, сколько от раздражения.

– Зачем изволили к нам пожаловать? – деловито справилась Страшникова.

– Нас заставляют стрелять, – ответил ей муж.

– Этого еще только не хватало! Мало вчерашнего разгрома Саперной, так хотят, чтобы и мы подверглись той же участи. И не подумаем открывать огня!

– Что же мне сообщить в Управление артиллерии? – спросил Звонарев.

– Доложите, что приказание передали, а остальное вас не касается. – И она сердито повернулась к мужу. – Не правда ли, Миша?

– Пожалуй, так лучше всего. Разреши чайку, Нюсик, предложи рому, у нас еще из довоенных запасов.

Пока прапорщик пил чай, капитанша занялась ротными делами.

– Фельдфебель тут никуда не годится, – жаловалась она мужу. – Смотрит волком, что-то бурчит мне в ответ. Ты его подтяни. Затем скажи солдатам, чтобы не смели ругаться в моем присутствии.

Поблагодарив за чай, Звонарев встал из-за стола.

– Разрешите мне взглянуть все же на батарею, – попросил он.

– Только, чур, – не привлекать внимания японцев. Начнется обстрел, я же женщина слабая, не выношу грохота, – за мужа ответила капитанша. – Я сама провожу вас.

Под конвоем Страшниковой прапорщик прошелся вдоль орудий. Стоило ему взглянуть через бруствер, как его бесцеремонно потянули за рукав:

– Не высовывайтесь! Пройдем на наблюдательный пункт, оттуда можно незаметно осмотреть японские позиции.

Встречные солдаты вытягивались, отдавая честь.

Страшникова милостиво здоровалась с ними.

– Здравия желаю, барыня! – выкрикивали артиллеристы, по-уставному дико выпучивая глаза на мадам Страшникову.

На командирском пункте Страшникова довольно толково указала прапорщику цели, какие батарея могла обстрелять днем и какие ночью.

– В случае нужды вы, Анна Павловна, свободно можете заменить здесь своего мужа, – заметил Звонарев.

– Что вы, я совсем не знаю правил стрельбы! В хозяйстве другое дело. Там опытный женский глаз во всем разбирается скорее и лучше, чем мужской.

– Не разрешите ли сделать хотя бы несколько выстрелов? Японские, резервы прекрасно видны отсюда, и с первого же выстрела им можно, нанести большой урон.

– Не знаю уж, право. Разве для вашего удовольствия... Только не много.

Одна за другой прогремели четыре пушки.

Разрывы легли очень удачно. В бинокль было видно, как резервы бросились врассыпную.

– Ура! – закричал Звонарев. – Еще две-три очереди, и все разбегутся.

– Довольно! Хорошенького понемножку! – решила капитанша.

Вернувшись на Саперную, Звонарев со смехом рассказал обо всех Вениаминову.

– Бой-баба! Они, в сущности, поменялись ролями, Командует ротой жена, а дома сидит муженек. В общем – один из многочисленных артурских анекдотов, резюмировал капитан.

Вскоре на Саперную батарею неожиданно приехал Кондратенко.

– Куда стреляют японцы? – спросил он.

– По-видимому, идет подготовка к штурму Кумирненского и Водопроводного редутов, – доложил прапорщик.

– Весьма возможно! Вы уже поправились, капитан?

Тогда я у вас похищу Сергея Владимировича, а то у меня не осталось ни одного адъютанта.

Через десять минут Звонарев был в седле и широкой рысью едва поспевал за генералом.

Около железной дороги, во второй линии обороны, они разыскали штаб Семенова.

– Как дела? – бросил Кондратенко, пожимая руку полковнику.

– Артиллерийским огнем разрушены все укрытия.

К тому же японцы подвезли горное орудие и расстреливают редут в упор. Я просил Белого сосредоточить огонь всех батарей на атакованном фронте.

– Лейтенант с "Баяна" здесь?

– Так точно. Он установил по два миномета на каждом редуте, но бомбардировка так сильна, что пользоваться ими сейчас невозможно.

– Хотите познакомиться с новым видом артиллерийского оружия – морским минным аппаратом, стреляющим минами по неприятельским окопам? – обернулся Кондратенко к Звонареву.

– С большим удовольствием.

– Тогда пройдемте на Водопроводный редут.

– Там очень опасно, Роман Исидорович! Я могу прапорщику дать туда провожатого, если уж его так интересуют минные аппараты.

– Я тоже хочу посмотреть их действие в бою.

И генерал направился к позиции.

Минуя деревню Палиджуан, где были сосредоточены резервы и перевязочные пункты, они по длинному ходу сообщения прошли на редут.

Временно обстрел почти прекратился. Это дало возможность спокойно добраться до нужного места. Правда, при этом два или три раза их все же обсыпало землей и камнем поцарапало Звонареву щеку.

– Первая рана за всю войну, – заметил он, стирая кровь с лица.

– Будем надеяться, что и последняя, – ответил генерал.

На Водопроводном редуте стрелки торопливо исправляли нанесенные бомбардировкой повреждения. Увидев Кондратенко, они наскоро отряхивались и отдавали ему честь. Генерал на ходу здоровался с ними, как всегда внимательно вглядываясь в солдатские лица.

– Большие у вас потери? Налажена эвакуация раненых? Люди накормлены?

Патронов достаточно? В чем ощущаете недостаток? – забросал он вопросами подошедшего коменданта редута.

Офицер начал что-то длинно докладывать в ответ. Генерал поморщился. Затем поймал за плечо одного из стрелков, старательно укладывавшего на бруствер мешки с землей.

– Сыт? Патроны есть? Чего тебе не хватает?

– Утром снедали, тогда же и патронов давали, – утирая со лба пот, ответил солдат и вдруг, спохватившись, вытянулся:

– Виноват, ваше превосходительство, дюже за работой запарился, сразу вас не признал.

Артиллерии бы нам побольше, а то он бьет, а наша все молчит, даже обида берет!

– Молодчина! Продолжай работать, а об артиллерийской помощи я позабочусь.

– Рад стараться!

– Справитесь с японцем? – спросил Кондратенко другого стрелка.

– Как не справиться, коль надо, – улыбнулся солдат. – Особливо ежели вы сами, ваше превосходительство, с нами будете.

Генерал ласково потрепал его по плечу и пошел дальше. В исходящем углу редута находился на деревянном основании минный аппарат. Когда Кондратенко со своей свитой подошел к нему, его заряжали.

Высокий, с живым, веселым лицом, лейтенант, заметив генерала, вытянулся и скомандовал "смирно". Кондратенко попросил продолжать работу. Сигарообразная мина длиной около сажени своим концом высовывалась из дула аппарата.

Лейтенант попросил генерала отойти в сторону.

– В случае неудачного выстрела может произойти преждевременный разрыв.

Поэтому надо быть осторожным, – пояснил он.

Кондратенко отодвинулся на несколько шагов и прислонился к брустверу. До японцев было около сотни шагов.

– Пли! – скомандовал лейтенант.

С легким шумом, окутанная легким облачком дыма, мина, как огромная рыба, взвилась в воздух и, описав правильную траекторию, упала в место работ японцев. Прошло несколько секунд, и высоко вверх взлетел огромный султан дыма и пыли. Вместе с ним поднялись в воздух камни бревна, части человеческих тел, лопаты, кирки... Уцелевшие японцы в ужасе убегали в тыл.

Стрелки без команды ринулись за ними. Завязалась рукопашная схватка.

Через минуту неприятельские окопы были уже заняты. Не вытерпев, Кондратенко вскочил на бруствер и последовал за солдатами. Стрелки, увидав своего генерала, приветствовали его громовым "ура".

– Спасибо за геройскую атаку! – во весь голос крикнул Кондратенко.

В это время японская артиллерия возобновила обстрел с новой силой.

– Вы бы, ваше превосходительство, вернулись назад, – подошел бородатый стрелок. – Не ровен час, зацепит. Мы уж тут сами справимся.

– Коль вы гоните меня, делать нечего – придется уйти, – усмехнулся тронутый заботой генерал.

Вернувшись на редут, Кондратенко приказал его коменданту отправиться в занятые окопы, а сам подошел к миномету.

– Какова скорость стрельбы? – справился он у лейтенанта.

– Не чаще чем раз в пятнадцать минут выстрел.

– Жаль! Если бы удавалось выпускать мину хотя бы каждые пять минут, то минометами можно было бы заменить орудия. Нельзя ли увеличить их число?

– Это не безопасно, так как для вывода из строя миномета достаточно маленького осколка или даже ружейной пули.

– Сергей Владимирович, ознакомьтесь с устройством аппарата и возьмите на себя их установку на Высокой. Лейтенант окажет вам нужное содействие.

– Слушаюсь! Я дам в помощь своего минного квартирмейстера Буторина. Он покажет, как они устанавливаются. Дело не хитрое, – ответил моряк.

Прапорщик вместе с генералом двинулись в обратный путь. По дороге они свернули на Кумирненский редут. Тут разрушений было еще больше. Ров наполовину засыпан, бруствер обвалился. Везде валялись трупы и стонали раненые.

– С минуты на минуту ждем штурма, – доложил генералу комендант редута поручик Дунин-Слепец.

В это мгновение крики "банзай" возвестили, что японцы кинулись на редут.

Из траншей выскочили саперы с бамбуковыми лестницами и ручными гранатами, за ними, с примкнутыми штыками, – штурмовые колонны. Артиллерийский огонь сразу смолк, дым начал рассеиваться. Звонарев подхватил валявшуюся винтовку и приготовился защищать себя и Кондратенко.

– Рота, залпом пли! – закричал поручик, вскакивая на бруствер и размахивая обнаженной шашкой.

Раздался дружный оглушительный треск ружей, за ним еще и еще. Заработал единственный уцелевший пулемет. Трое японцев прорвались к месту, где находился Кондратенко, один из них бросил ручную гранату. Генерал быстро нагнулся, укрывшись за развалинами бруствера. Взрыв на мгновение оглушил и ослепил его, но затем он опять выпрямился.

– Целы? – кинулся к нему Звонарев.

– А вы? – вопросом же ответил Кондратенко.

Рядом на земле корчился в предсмертных судорогах стрелок, другой громко стонал, держась за правый бок.

– Ваше превосходительство, противник отошел в исходное положение, не приняв штыковой контратаки! – доложил Дунин.

– Нам никакие враги не страшны с такими молодцами! Только берегите их, елико возможно. Они опора и гордость Артура, – ответил генерал. – Я еду к Белому с просьбой сосредоточить огонь всех батарей на вашем участке.

После грохота, шума и нервного напряжения боя в Палиджуане казалось совсем тихо и спокойно, только где-то вверху мелодично пели редкие ружейные пули.

– Жарковато сейчас было! – облегченно вздохнул прапорщик.

– Впереди предстоят еще более горячие часы. Надо торопиться к Белому.

– Разрешите мне вернуться на Саперную, – попросил прапорщик.

– Да, да, и сообщите Вениаминову о данном вам поручении, договоритесь с Ирма, ном о минных аппаратах, – напутствовал его генерал.

– Не чаял вас и в живых видеть! – встретил Вениаминов прапорщика. – Я все время наблюдал в бинокль за тем, что происходило. Здорово японцы навалились на редуты!

Узнав о поручении, данном Звонареву, капитан завздыхал.

– Хоть до вечера-то побудьте у меня. Ваши солдаты – Блохин с компанией чуть не передрались с остальными на работе. Для них вы и Борейко – высшие авторитеты. Со мной они спорят, а лейтенанту Блохин нахально заявил, что тот ничего не понимает в постройке? батареи, за что, конечно, был избит.

– Разрешите мне взять их с собой. Они мне будут очень полезны.

– Работать невозможно, – подошел к прапорщику Блохия, – что им ни говоришь, не слухают, а ихний офицер так в рыло кулаками и лезет, – показал он на свой подбитый глаз.

Звонарев сообщил ему о предстоящей работе.

– За вами, Сергей Владимирович, мы повсюду идти согласны, – обрадовался солдат.

Вечером от Вари прибыл вестовой-матрос с запиской: "Жду к обеду. В."

– Так что барыня, то бишь – барышня, наказывали, чтобы вы непременно сейчас шли до дому, – торопливо доложил он.

Сговорившись с Вениаминовым, прапорщик решил на чае сходить в город.

– Вы ранены? – спросила Варя, увидя кровь на лице у Звонарева.

– Нет, поцелован японской красавицей по имени шимоза.

– Надо сказать йодом во избежание нагноения, – с апломбом проговорила девушка.

В доме все блестело чистотой. Полы были вымыты, гардины выстираны, медные предметы начищены, все расставлено в порядке, нигде ни пылинки.

– Потрудились вы изрядно, – заметил прапорщик, оглядывая комнаты.

– Была не квартира, а свинюшник! Ваша Ривочка редкостная неряха и грязнуля, – тараторила Варя. – Мы с Афанасием тут все вверх дном перевернули. Он такой забавный! Пол называет палубой; мыть ее, по его, лопатить, чистить-надраивать. Все сокрушался, что в полу нет каких-то шпигатов для стока воды. Мы с ним теперь друзья. Он вашу Ривочку не одобряет. По его мнению, она особа несамостоятельная. Он и меня считал за "офицерскую барышню" и верить не хотел, что я генеральская дочь, потому что я хорошо умею мыть полы, стирать белье.

– А меня за кого же он принимает? – перебил ее Звонарев.

– За моего возлюбленного...

– И вы этим, конечно, весьма польщены?

– Польщена! Да мне стоит лишь пальцем пошевельнуть, как у моих ног будут полковники, если не генералы!

– Вроде Костенко!

Варя захохотала.

– Ох, уморил! Крестный в роли донжуана!

За обедом чинно сидели вдвоем. Афанасий подавал, Варя разливала суп, а Звонарев уплетал все за обе щеки. В дверь постучали. Варя сорвалась с места и побежала открывать.

– Кондратенко! – через минуту влетела она обратно. – Вас спрашивает!

Прапорщик поспешил навстречу генералу.

– Прошу прощенья за беспокойство, – извинился генерал. – Я хотел вам указать место для установок минных аппаратов. Заехал на Саперную, и мне указали ваше местопребывание.

– Может быть. Роман Исидорович, между делом вы отобедаете с нами? предложила Варя.

– Не откажусь, проголодался сегодня основательно, да, кроме того, обед у вас, наверно, очень вкусный, недаром же вы дочка Марии Фоминичны – великой мастерицы по кулинарной части.

Генерал отдал должное всем блюдам, чем очень обрадовал Варю.

– Я и не знал, что у вас в Новом городе такая хорошенькая квартирка, Сергей Владимирович, – заметил он.

Варя вспыхнула.

– Это не его, это одного морского офицера, который живет на Ляотешане, сбивчиво объясняла она, поняв свое неловкое положение.

– Не беспокойтесь, я не выдам вашего секрета Марии Фоминичне. К тому же Сергей Владимирович известен нам всем своим скромным поведением, – улыбнулся генерал и начал прощаться.

– Вы куда поедете? – справилась Варя.

– В Старый город. Хочу повидать Василия Федоровича.

– И я отправлюсь с вами домой, – попросила девушка.

– А Сергей Владимирович останется здесь? – спросил Кондратенко.

– Он уже поел, и больше ему тут делать нечего.

Пусть отправляется на позиции, – сурово проговорила девушка.

– Там сегодня неспокойно.

– Будьте осмотрительны, Сергей Владимирович, – уже мягче, но все же в наставительном тоне предупредила Варя.

– Слушаюсь, ваше превосходительство! – шутливо вытянулся Звонарев.

На Саперной прапорщика уже поджидали матросы с Буториным. Вместе с утесовцами они отправились на Высокую, где надо было установить два миномета. Гора являлась тактическим ключом всего Западного фронта, так как господствовала над всеми укреплениями этого района. С нее открывался вид на Старый и Новый город, гавань со стоящей в ней эскадрой, и, заняв ее, японцы получили бы прекрасный наблюдательный пункт для своей осадкой артиллерии.

Это поставило бы под угрозу расстрела все русские суда, а также тылы крепости. Руководители обороны и осаждающие одинаково понимали значение Высокой и готовы были сражаться за нее до последней возможности.

В мирное время на Высокой горе совершенно не имелось оборонительных сооружений, только после начала войны на ней были устроены два ряда полевых окопов с проволочными заграждениями и открыто установлены шестидюймовые крепостные и другие пушки. Но уже во время августовских штурмов пушки, засыпаемые неприятельскими снарядами, не смогли действовать. Поэтому Кондратенко решил теперь усилить оборону горы двумя минометами.

Прибыв в штаб Ирмана, Звонарев попросил дать ему подробные указания о месте расстановки минометов.

– Вы решили вместо артиллерии заняться минным делом? – иронически спросил Ирман.

– Я это делаю по личному распоряжению генерала Кондратенко.

– Подпоручик Гаев, проводите прапорщика на гору. Пусть договорится относительно минометов с капитаном Стемпковским, – распорядился Ирман.

На вершину горы вела крутая и плохо разделанная дорога. В темноте Звонарев и его спутники то и дело спотыкались о неровности, встречавшиеся на пути.

– Почти два месяца занимаем здесь позиции, а инженеры никак не могут удосужиться улучшить сообщение, – возмущался Гаев.

Коменданта горы нашли в прочном блиндаже из десятивершковых бревен. Он прежде всего предложил им выпить и закусить. От выпивки Звонарев категорически отказался и настоял на немедленном начале работ. Стемпковский, не желая расставаться с бутылкой, послал вместо себя с прапорщиком молоденького подпоручика Яковлева. Гаев из любопытства последовал за ними.

Вершину горы составляли две расположенные рядом сопки с небольшой ложбиной между ними.

Направленный в сторону противника склон был настолько крут, что давал возможность далеко забрасывать мины. Здесь и решено было установить один из минометов.

– С фронта позиция труднодоступна, – пояснил Яковлев, – зато благодаря наличию больших мертвых пространств она легко обходится с флангов. В целях улучшения их обороны мы заложили там фугасы.

В окопах правой сопки оказалась рота Квантунского флотского экипажа.

Среди матросов нашлось несколько минеров, которые вызвались помочь в работе.

Вскоре доложили, что на гору поднимаются телеги с минометами. Прошло добрых четверть часа, пока наконец они добрались до вершины. Артиллеристы с любопытством осматривали привезенное. Блохин попробовал даже приподнять за дуло один из аппаратов.

– Детские пушчонки, вашбродь! – презрительно оценил он. – Далече с такого орудия не пальнешь!

Зато мины вызвали его восхищение.

– Неужто она вся до краев полна пироксилином? – недоверчиво осведомился он, похлопывая по корпусу почти саженной мины.

– На три четверти. В хвосте для веса насыпан песок, – пояснил Буторин.

Ярцев с Юркиным занялись проводкой телефона от блиндажа коменданта к минометной позиции. Около полуночи к месту работ подошли Стемпковский вместе с лейтенантом Гурским, который хромал и опирался на палку.

– Водопроводный редут взят, Кумирненский чуть дышит, но и его уже обходят с обоих флангов, – сообщил он.

– А минометы? – спросил Звонарев.

– Два разбила артиллерия, один мы сами взорвали, один попал в лапы японцам.

– Теперь они нас из них же будут обстреливать, – вздохнул Стемпковский.

– Снизу вверх из минометов стрелять трудно, особенно при такой крутизне, как у вас, – успокоил его Гурский.

– Завтра навалятся на нас и на Длинную. Начнется тогда баня! – вздохнул капитан. – Пошевеливайся, ребята, чтобы к рассвету все было кончено! крикнул он солдатам и матросам.

Но торопить никого не приходилось. Каждый прекрасно понимал, что все работы нужно закончить ночью, так как днем всякое движение на гребне горы немедленно вызывало артиллерийский обстрел. Оставив Буторина наблюдать за ходом установки, офицеры отправились по окопам. Стемпковский высказывал свои соображения относительно обороны горы:

– Наши слабые места – это фланги, особенно слева. Здесь японцы смогут подойти довольно близко. Сюда и надо поставить миномет, хотя бы в офицерском блиндаже. Он у нас очень прочный, с бетонным перекрытием. В нем есть окно, в которое можно просунуть дуло минного аппарата.

Осмотревшись, лейтенант пришел к заключению, что установить миномет в блиндаже действительно удобно.

– Тут под прикрытием можно работать и днем, – сообразил Звонарев.

Когда части миномета были доставлены в блиндаж, к удивлению Звонарева, во главе солдат и матросов оказался Блохин.

– Ты, я вижу, уже стал инструктором по минометному делу? – спросил его прапорщик.

– Мы, вашбродь, на Утесе поручиком Борейко ко всему приучены: из пушек стрелять, рыбу ловить, огороды разводить, батареи строить. Пошевели мозгой, когда дело делаешь, – и все будет в порядке! – ответил солдат.

Минный аппарат занял половину помещения. Пришлось убрать стол, оставив лишь офицерские походные кровати.

Восток начинал чуть сереть. Стихнувшая было около Кумирненского редута стрельба разгорелась с новой силой. Пулеметная и ружейная трескотня, рев артиллерии сливались в один сплошной гул.

– Японцы пошли в решительную атаку, – заметил лейтенант. – К утру, надо думать, они займут редут, тогда очередь будет и за нами.

Стемпковский в ответ только выругался.

Пользуясь первыми проблесками дня, Гурский и Звонарев обошли гору, побывали в передовом окопе и определили место наиболее вероятного скопления японцев.

– Местами тут такие крутые склоны, что по ним легко можно скатывать старые китайские круглые ядра с дистанционными трубками, – проговорил прапорщик.

– Идея недурна! Только не ядра, а наши гальваноударные мины. Они прекрасно катятся, а подтянув пружину ударника, можно добиться, чтобы они взрывались лишь при сильном ударе, например, при падении. Завтра же попробую что-нибудь придумать в этом направлении.

Буторин доложил об окончании установки минометов. Проверив работу, офицеры нашли все в порядке.

– Теперь можно и на отдых. Я с матросами к себе на "Баян", а вы куда? справился лейтенант.

– Останусь здесь до вечера, а там будет видно, что дальше делать.

Звонарев нашел поблизости недоконченный блиндажик и устроился в нем.

Это была узенькая щелка, вырубленная в скале. Взрослый человек с трудом мог туда протиснуться. Наскоро очистив его от земли и мусора, прапорщик раздобыл охапку соломы и улегся.

Обстрел Высокой начался около полудня. Несколько десятков осадных орудий одновременно обстреливали гору. Оберегая людей, Стемпковский оставил в окопах часовых для наблюдения за противником, а остальных отвел в ложбину в тылу. Методично, неторопливо японцы начали разрушать колючую проволоку впереди окопов, блиндажи и ходы сообщения.

Разбуженный канонадой, Звонарев выглянул наружу.

Первое, что он увидел, был Блохин, едущий верхом на Буторине. За ними следом шло несколько человек матросов и солдат. Совершенно не обращая внимания на обстрел, они громко хохотали.

– Прячьтесь, дурьи головы! – кричали им из соседних блиндажей.

– Не имеет права японец в меня попасть, пока Буторин не довезет меня до места, – шутливо ответил Блохин. – Чем я не генерал Стесселев? Лошадь, правда, у меня малость похуже его рыжей кобылы, зато я самгерой! Смирно!

Отвечать, как генералу! – завернул он одно из своих кудрявых ругательств.

Солдаты и матросы от смеха схватились за животы.

Подъехав к прапорщику, Блохин спрыгнул на землю и вытянулся.

– В ваше распоряжение прибыл. Что прикажете делать?

– Надо поскорее расширить эту ямку, здесь переждем обстрел, распорядился прапорщик.

– Сей секунд! – И солдаты принялись за работу.

После полудня к огню осадных батарей присоединились две японские канонерки, которые, подойдя к берегу Малой Голубиной бухты, тоже начали обстреливать Высокую. Восьми – и девятидюймовые снаряды, попадая в окопы, сносили сразу целые участки, разрушали колючую проволоку и делали невозможным пребывание людей на горе.

Под прикрытием этого огня японская пехота небольшими группами перебегала в мертвые пространства на подступах к горе, постепенно накапливаясь здесь для атаки.

Отойдя довольно далеко в сторону, Звонарев с одного из отрогов Высокой наблюдал за происходящим.

– Нам бы сюда мортиры! С их помощью мы живо выкурили бы японцев из-за укрытий, – вздыхали стоявшие рядом стрелки.

– К сожалению, они имеются только на береговом фронте, да и то крупного калибра – девяти, одиннадцати дюймов, и перенести их в этот район невозможно, – ответил прапорщик.

– Тогда установили бы хоть минометы.

– Но они не могут забросить снаряд дальше ста шагов, а до японцев около полутора верст. К вечеру они подойдут вплотную к вершине горы, тогда и постреляем минами.

– Поздно будет, придется сматываться в Новый город, если не на Ляотешань, – мрачно бурчал Стемпковский.

– Японцы пошли в атаку! – взволнованно проговорил Звонарев и побежал на гору.

По южному, обращенному к городу, склону Высокой двигались из резерва густые цепи стрелков. Японская артиллерия в этот момент перенесла огонь в тыл, и русские, спасаясь, рассыпались во все стороны.

Звонарев кинулся к блиндажу, в котором был расположен миномет. За ним последовали Буторин и Блохип. Добравшись до места, они тотчас бросились к окну, стараясь рассмотреть происходящее перед ними. Японские цепи захватили нижний ярус окопов и теперь устраивались в них. Попытки отдельных групп подняться выше отбивались сверху ружейным огнем русских.

– Вашбродь, не пустить ли нам мину? – предложил Буторин.

– Надо сначала связаться с комендантом. Разыщи Стемпковского и спроси, действовать ли минометом? – приказал прапорщик Буторину. – Юркин, следи за левым флангом, не станут ли его обходить японцы. Блохньт, смотри за правым, Ярцев – впереди!

Так как склон горы не был выровнен, то, пользуясь оврагами и промоинами, японцы стали понемногу пробираться вверх.

Блохин не выдержал и, вскинув свою трофейную японскую винтовку, начал стрелять. Несколько темных фигурок одна за другой припали к земле и перестали двигаться, но остальные продолжали карабкаться вверх.

– Слева он совсем в тыл забрался, – доложил Юркин.

Звонарев обернулся. Из небольшой промоины выскакивали поодиночке и группами японцы и с ружьями наперевес стремительно бежали по направлению к резервам. Справа, в обход горы, появилась еще одна цепь.

Вершина оказалась почти окруженной. В это время сбоку, как из-под земли, выросла рота моряков. Впереди, размахивая блестевшим на солнце палашом, бежал офицер, а за ним со штыками наперевес – матросы. При виде моряков японцы растерялись и в следующее мгновение были смяты и отброшены.

Расправившись с этим врагом, моряки повернули вправо. Но тут японцы, устрашенные только что происшедшим, сразу же обратились в бегство, теряя по пути оружие и амуницию.

– Здорово! – восхищенно бросил Блохин. – По-нашенскому, по-утесовски дерутся матросы!

– Проволоку режут! – внезапно крикнул Ярцев.

Пока прапорщик следил за происходившим в тылу, с фронта к окопам подобрались до роты японцев и, прорвавшись через проволоку, кинулись в штыки. Звонарев торопливо дернул за спусковую ручку миномета. Мина упала в центре атакующих, разметав их во все стороны.

Стрелки и матросы бросились врукопашную, на плечах японцев ворвались в нижние окопы и выбили оттуда врага. Остатки японцев откатились к подошве горы. Атака была отбита. Тут только вернулся Буторин, придерживая раненую руку.

– Здорово же вы миной шандарахнули! Сразу японцы наутек пошли! – с восхищением заметил он и доложил:

– Комендант приказал вам действовать, как хотите.

К блиндажу подошел морской офицер, командовавший ротой, выдвинутой из резерва. Прапорщик, к своему удивлению, узнал в нем Акинфиева. Андрюша оброс бородой, возмужал и выглядел бодрым и здоровым.

– Какими судьбами ты оказался здесь? – спросил Звонарев.

– Ввиду опасного положения у Высокой нас утром перевели с Ляотешаня в Новый город, а оттуда направили сюда. А ты что делаешь? – Приятели разговорились.

– Надя перебралась в город. Она была очень удивлена порядком в квартире.

Афанасий не мог объяснить толком, что за барышня орудовала у нас, но мы догадались, что это была Варя, особенно когда он рассказал, как она командовала.

– Пожалуй, они еще встретятся сегодня, – задумчиво проговорил Звонарев.

– Ну так что ж? Моя жена очень будет рада с ней познакомиться.

– Варя резковата на язык и может иногда, даже нехотя, обидеть своей прямолинейностью.

– У Нади хватит такта остановить ее.

Офицеры вышли из блиндажа. Вечерело. Солнце быстро опускалось в море за Голубиной бухтой. С наступлением темноты обстрел совсем прекратился.

– Пойдем к нам обедать, – предложил Акинфиев приятелю.

Через полчаса офицеры подходили к домику. Первое, что они там увидели, были Надя и Варя, дружно накрывающие стол. Варя подробно рассказывала хозяйке о том, как следует расставлять посуду, свертывать салфетки, стелить скатерть. Та слушала ее с добродушной улыбкой.

– Вот и наши мальчики, – проговорила она, увидев в окно подходивших офицеров. Варя поморщилась, но смолчала.

Войдя в комнату, Звонарев представил ей Акинфиева.

– Борода вам не к лицу, – сказала Варя. – Она вас старит, а вы совсем еще молоденький, вроде Сережи, то есть Сергея Владимировича, – тотчас поправилась девушка.

Лейтенант удивленно посмотрел на нее.

– Расскажите лучше, как вы попали сюда, – вмешался Звонарев.

– Как мадемуазель Белая попала сюда? – перебила Акинфиева. – Около пяти часов, когда начали сильно стрелять на Высокой, я выскочила посмотреть на улицу, что там делается. Вернувшись же домой, застала гостью. И та, к как мы давно знаем друг друга, то вместе принялись за стряпню.

– Обед готов, прошу садиться, – объявила Варя, входя в роль хозяйки. Вымыли руки? Покажите, – обернулась она к прапорщику. – Все мужчины такие грязнули, что за ними надо смотреть, как за маленькими.

Завязался общий разговор. Офицеры рассказывали об отбитых атаках. Надя ахала и пугалась. Варя слушала молча.

– Неужели же сразу после обеда вы опять вернетесь в этот ад? – спросила Акинфиева.

– Им не привыкать к таким переделкам, по крайней мере, Сергею Владимировичу. Под Цзинджоу, да и в августовские штурмы на Залитерной, тоже временами приходилось туго, но в конце концов все обошлось благополучно, отозвалась Варя.