Текст книги "Рубакин (Лоцман книжного моря)"

Автор книги: Александр Рубакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3
«Культурная работа – средство, революция – цель»

К 900-м годам у Рубакина уже окончательно сложились взгляды на так называемую народную литературу, и он энергично осуществлял их на практике.

Чтоб понять роль Н.А.Рубакина в создании народной литературы, нужно знать, как относились раньше к этой литературе видные русские писатели и общественные деятели. Передовые русские общественные круги с начала XIX века были очень далеки от народа. Разрыв между интеллигенцией и народом был очень велик. Пропорция неграмотных среди рабочих, крестьян, ремесленников даже в конце XIX – начале XX века, как мы уже говорили, превышала 75 процентов, а среди женщин была еще выше. И все-таки постепенно расширялся круг читателей из народа.

Но даже грамотным людям из народа было нечего читать, так как выходившие в издательствах книги были непонятны для необразованного читателя, да и книг-то выходило очень мало. За весь XVIII век в России печаталось в среднем только 125 книг (названий) в год, с 1887 по 1892 год число названий книг, выпускаемых ежегодно, поднялось с 7 тысяч до 9 тысяч, в 1893 году перевалило за 10 тысяч, в 1908 году достигло 23 852 и в 1912-м – 34 630. При этом в 1887 году было напечатано всего 24 миллиона экземпляров книг на всю Россию, в 1895-м – 42 миллиона и в 1912-м – 134 миллиона, то есть около одной книги в год на каждого жителя.

Образование и чтение были достоянием сравнительно небольшого круга людей. Такое положение обусловило довольно странную реакцию со стороны многих русских писателей в их отношении к тому, что надо читать народу.

В 1916 году известный деятель русского просвещения В.И.Сыромятников писал: «Тяга к книге всегда была в народе и никогда не замирала, но, к сожалению, та книга, которая доходила до народа, в подавляющем числе случаев была не подлинным „хлебом насущным“, а книжной „лебедой“, жалким суррогатом настоящей книги и представляла из себя или обыкновенный, или интеллигентский лубок, т.е. книгу, специально изготовленную для народа, все равно, малограмотным ли поставщиком ходового товара на рынок, первоклассным ли писателем, сочиняющим „книжки для народа“ по особливу рецепту, применительно ко вкусам и „устоям“ исконного быта этого народа».

«Так народная литература как особое понятие стала синонимом литературы лубочной».

Во второй половине XIX века даже самые передовые умы, как, например, Добролюбов и Писарев, выражали такое же отношение к литературе для народа. Добролюбов писал: «Народу, к сожалению, вовсе нет дела до художественности Пушкина, до пленительной сладости стихов Жуковского, до высоких парений Державина и т.д. Скажем больше, даже юмор Гоголя и лукавая простота Крылова вовсе не дошли до народа. Ему не до того, чтобы наши книжки разбирать, если даже он и грамоте выучится... Даже в том случае, если интеллигентная литература дойдет до народа, она все равно „ни мало не займет его и не принесет ему пользы“. Даже говоря об интересах и нуждах народа, мы трактуем их „не с народной точки зрения, а непременно в видах частных интересов той или другой партии, того или другого класса“.

Писарев в статье «Народные книжки» также писал: «Нашей поэтической пропаганды народ не поймет, потому что мы говорим на двух разных языках, живем в двух разных сферах и в умственных наших интересах не имеем ни одной... точки соприкосновения».

Л.Толстой сам попытался создать особую литературу для народа: он, как известно, написал ряд рассказов «для народа». Но что такое эти рассказы? Это прежде всего поучительные, «духовно-нравственные» повествования на евангельские темы, написанные либо в форме притчи, либо в форме сказки, и даже названия говорят об их характере: «Где любовь, там и бог», «Бог правду видит», «Ходите в свете, пока есть свет». Вряд ли такая литература дошла до народа, во всяком случае она-то действительно была ему совершенно не нужна.

Известный публицист и литературный критик Н.К.Михайловский, «властитель дум» поколения 90-х годов прошлого века, писал: «У нас, например, часто называют Пушкина общечеловеческим поэтом. Это замечательно неверно. Пушкин есть поэт по преимуществу дворянский, и потому его способен принять близко к сердцу и образованный француз, и образованный немец, и средней руки русский дворянин. Но ни русский купец, ни русский мужик ему большой цены не дадут... Теперешняя литература, вообще говоря, не прививается и не привьется народу».

В 1894 году писатель-народник С.Д.Ан-ский указывал на необходимость создания «народной литературы», утверждая, что общая литература для народа непригодна. Ан-ский, как и другие народники, имел в виду прежде всего крестьянина, идеализированного народниками.

Мысль Л.Толстого об издании книг для народа была подхвачена группой интеллигентов в начале 80-х годов прошлого века. В Петербурге возник кружок молодежи, в который входили такие последователи Толстого, как В.Г.Чертков, П.И.Бирюков, а также и будущие ученые Ф.Ф.Ольденбург, С.Ф.Ольденбург и ряд других лиц.

К этому кружку стояла близко и известная впоследствии издательница А.М.Калмыкова. Она переехала в Петербург из Харькова, где принимала участие в составлении сборника «Что читать народу», вышедшего в издательстве деятельницы народного просвещения X.Д.Алчевской. В этом труде был сделан вывод о том, что «произведения первоклассных авторов не только отечественных, но даже и иностранных, производят глубокое впечатление на народ» – вывод, прямо противоположный заключениям Добролюбова, Писарева и Л.Толстого.

Калмыкова была одной из самых ранних участников толстовского издательства «Посредник». Позже она примкнула к первым кружкам социал-демократов в России, стояла близко к «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса», созданному Владимиром Ильичем Лениным. Близко к этому союзу стоял и Рубакин, как показывают полицейские донесения.

В делах департамента полиции (7 д-во, 1897 г., дело 319, т. III, с. 187) в одном из документов указывается, что с «Союзом борьбы» были связаны «женщина-врач Елена Ашуркова, коллежский секретарь Рубакин, дворянка Н.К.Крупская, Лидия и Зинаида Книпович, вдова тайного советника Александра Михайловна Калмыкова». Полиция выяснила сношения Крупской с вышеозначенными лицами.

* * *

В 80-х годах и начале 90-х стала издаваться в России специальная «литература для народа». Издатели отбирали классические произведения русской и мировой литературы, переделывали их, сокращали, издавали также книжки на нравственные и религиозные темы.

При этом речь шла почти исключительно о литературе художественной, а не научной. Научную литературу вообще тогда считали чем-то недосягаемым для народа. А между тем уже с 80-х годов все больше и больше стала намечаться тяга читателей из народа к знаниям, к обладанию наукой, к получению разъяснения о явлениях жизни с научной точки зрения. Рубакин был одним из первых, если не первым, кто заметил эту тягу и кто попытался ответить на нее. По мере развития в народе революционного движения – с 80-х годов это было уже не народническое движение, начавшееся с «хождения в народ» и, по существу, очень далекое от народа, что и привело его к краху, а движение рабочее, в котором стало замечаться и постепенное слияние его с движением передовой марксистской интеллигенции.

Становилось все более ясным: народ надо приучить к книге, к чтению, опираясь прежде всего на его интересы. Как это можно было сделать?

* * *

В двух своих работах «Опыт программы для исследования литературы для народа» и «Этюды о русской читающей публике», основываясь на изучении читателя, Рубакин дал принципы подхода писателя к созданию литературы для народа, и притом не лубочной, не «народнической», а подлинной – общение с классиками и знакомство со всеми достижениями человеческого гения. Рубакин стремился не поучать народ – народ и сам мог разобраться в том, что ему нужно. Он стремился изучить потребности народа в чтении и в знании и способы удовлетворения этих потребностей.

Он поставил себе целью создать научно-популярную литературу для народа собственными силами, не дожидаясь, пока явятся другие популяризаторы. Принципом Рубакина стало следующее положение: «Нет самой сложной научной истины, которую нельзя было бы объяснить, сделать понятной для самого малограмотного, самого неподготовленного читателя». Это было новым принципом, непохожим на прежние подходы к читателям из народа, к читателю-народу. Рубакин отрицал надобность особых книг для народа с особым содержанием. Он заявлял: «Нет, народу нужны не народные книги, а дешевые, потому что он бедняк, а не дурак».

В этой формулировке чувствуется настоящее уважение к народу, отсутствие всякой кичливости, желания поставить себя выше народа.

В области создания научно-популярной книги, книги для народа, Рубакин явился новатором не только в смысле создания простого и ясного для всех языка при изложении научных понятий. Он явился новатором и в самом вопросе о том, как и что писать для народа. Не надо забывать, что спор об этом шел в ту эпоху, когда царское правительство вообще не хотело ни давать народу грамотность, ни подпускать народ к книге, в особенности к книге научной. В какой бы форме ни излагались знания, они сами по себе всегда и неизбежно вели к критике существующего строя.

Какой же вопрос встал в первую очередь в этот момент, настолько в первую очередь, что об этом вынуждены были заговорить все, кто имел какое-либо отношение к народному образованию? В массах накануне первой русской революции наблюдался огромный рост интереса к знаниям – и не только научным, но и политическим. О нем можно было судить по требованиям на книги, по увеличению тиражей, по числу запросов читателей. Спрос был не на учебники, вернее, не только на учебники. Учебники были для школ, но для самообразования они обычно не годились. Тут нужны были книги, рассчитанные на читателя, не получившего школьной подготовки. А таких в царской России было большинство.

Правильно указывает один из биографов Рубакина, Л.Разгон, что, когда Рубакин в 1907 году уехал навсегда в Швейцарию, он поставил перед собой гигантскую задачу – возместить русскому трудящемуся народу посредством самообразования то, чего народ был лишен из-за отсутствия или недостаточности образования. Это для него было не новой задачей – с самого начала своей литературной деятельности он, по существу, работал для помощи самообразованию в нашей стране. Как говорит Л.Разгон, «им владела абсолютная и непоколебимая вера в могущество самообразования».

Для этой веры нужна была прежде всего вера в книгу, в ее влияние, в ее силу. Этой задаче вполне соответствует выдвинутый Рубакиным еще в ранней молодости лозунг: «Да здравствует книга, могущественнейшее орудие борьбы за истину и справедливость». Надо тут отметить характерную черту этого лозунга – в нем говорится не о книге как орудии истины и справедливости, а о книге как об орудии борьбы за истину и справедливость. Таким образом, книге здесь придается не просто психологическое и учебное значение, а значение революционное. В этом-то и вся сила рубакинского влияния, влияния его книг и его теорий и практики самообразования. Это была не просто культурническая деятельность, не проповедь ухода от борьбы и политики, а, наоборот, проповедь участия в этой борьбе. Книга как средство, а не книга как самоцель. Образование и самообразование как дело, нужное для борьбы, а не для простого повышения умственного уровня. Недаром Рубакин писал о том, что необразованный революционер вреден и опасен. Революция – это борьба, основанная на знании, на понимании. Чистые «культурники» той эпохи о такой борьбе не говорили. За проповедью малых дел они скрывали уход от борьбы, от политики.

Книга для жизни, а не жизнь для книги – вот был девиз Рубакина.

Рубакин не пренебрегал никаким способом донести знания до народных масс. Сытин по инициативе Рубакина затеял издание специальной «Библиотеки для самообразования». Он же стал первым издавать «Народный календарь», в котором печатались статьи по различным отраслям знания, из них многие были написаны Рубакиным. Календарь достиг колоссального по тем временам тиража – свыше 2 миллионов экземпляров в год. Он имелся почти в каждой крестьянской семье.

Отец очень ценил таких издателей, как О.Н.Попова, П.Гершунин, И.Д.Сытин. Он привык иметь дело со старой когортой издателей – настоящих фанатиков и пропагандистов книги, таких, как Ф.Ф.Павленков, и представлял себе издателя как человека, заинтересованного в распространении книги. На деле же таких издателей насчитывались единицы, большинство издателей были такие же торговцы, как и все прочие, и книга интересовала их главным образом как объект продажи и прибыли.

Иван Дмитриевич Сытин представлял собой особую фигуру издателя. Полуграмотный человек, так до конца жизни не научившийся писать правильно по-русски, он, несомненно, был дельцом крупного масштаба. Хотя книга для него была источником дохода, но его интересовала и польза, приносимая книгой. У него было острое умение различать нужные и ненужные народу книги и вместе с тем чутье на те книги и издания, на которых можно много заработать. Он создал огромное издательское дело и уважал писателей и книгу. Да и размах у него был большой – этот человек мыслил в государственном масштабе. И вместе с тем он ни на минуту не забывал своих интересов, умел покупать рукописи у авторов по дешевке, хотя были случаи, когда он щедро платил им. С отцом моим он заключил последний в жизни отца издательский договор, по которому отец передал ему право на издание всех своих книжек, и это за весьма небольшую цену. Но началась первая мировая война, затем революция, и весь этот договор полетел.

В своем приветствии И.Д.Сытину Рубакин писал: «Вы создали из ничего настолько грандиозное дело, какое еще чуть ли не вчера казалось совершенно невероятным на Руси по своей постановке, по своим корням, да и по размаху... Счастлив бесконечно тот, кто, выйдя из наиболее обездоленной среды, для нее-то больше всего и плодотворно отработал на своем веку, и русское крестьянство не может не сказать о русском крестьянине, костромском самоучке И.Д.Сытине: „Это он, крестьянин, больше других и лучше других и снабдил нас не только хорошими, но и подходящими книгами“. И пусть-ка кто-нибудь теперь попробует выскребет из всех этажей народной толщи то хорошее, что внесли туда сытинские издания».

Книжки Рубакина читались с увлечением крестьянами и рабочими прежде всего, но и интеллигентами, гимназистами и студентами. Они брались нарасхват. Недаром писал о них К.И.Чуковский Рубакину в 1911 году:

«Еще мальчишкой (помню), как я собирал копейку за копейкой – складывал, чтобы купить Рубакина „Рассказы о делах в царстве животных“, „Чудо на море“, а позднее в „Новом слове“, в „Северном вестнике“ – я строчки Вашей не пропускал. Приходил в библиотеку, брал старые журналы – и сейчас даже шрифт помню, каким были напечатаны Ваши „Взыскующие града“. Какой Вы счастливый человек: Вы поняли, что нужны людям, и Вы делаете именно то, что нужно, несомненное дело. Каждая Ваша книга несомненное дело. Каждая Ваша книга насущно нужна – это не суфле, не шоколадный крем, это хлеб. И сколько Вы уже сделали, сколько написали, сколько научили! И никуда не свернули в сторону: Вы беллетрист, но ни разу не написали повести „просто так, ни для чего“. Вы ученый, но и здесь не ушли в отвлеченности. Я был удивлен, когда увидел Ваш портрет: мне до того казалось, что Вы старый старик. И как понадобятся всем Ваши книги, когда в России заведут всеобщее обучение!»

Известный в свое время детский писатель А.А.Усов, работавший с Рубакиным в Музее подвижных пособий, в письме от 3 июня 1928 года, называя Рубакина своим «духовным учителем», пишет ему: «Наверное, Вы не представляете, как обязан я Вам и Вашему бодрому миросозерцанию. Для меня Вы, как и для многих, живой университет, и в этом громадная, еще не оцененная заслуга Ваша в деле народного образования».

В одном своем письме писатель А.С.Новиков-Прибой писал Рубакину: «На Ваших научно-популярных книгах я, как самоучка, воспитывался. Они заменяли для меня школу. А потом, продолжая умственно развиваться, я руководствовался Вашими указателями – что читать и как читать. Они были для меня профессорскою головой».

Писатель А.Я.Аросев, бывший в 1925 – 1926 годах секретарем посольства СССР в Париже, писал (письмо от 31 июля 1930 г.):

«Мое поколение знает Вас по литературе едва ли не с самого детства. Ваши популяризаторские работы представляли и рекомендовали нам людей и природу. И несомненно – Ваши работы являлись введением в жизнь для многих поколений. И до сих пор, в особенности среди людей, идущих к знанию непосредственно из среды народной, можно встретить Ваши книги».

Почти все поколения молодых активных борцов революции учились по книжкам Рубакина, искали его советов, переписывались с ним. Неудивительно, что после победы Октября новосозданные органы Советской власти стали переиздавать книги Рубакина массовыми тиражами: так велика была потребность масс в приобретении знаний. «Народ не ждет, когда ему дадут грамотность, – писал Рубакин в книге „Этюды о русской читающей публике“, вышедшей в 1895 году. – Он сам берет ее».

Рубакин всегда говорил, что не только он сам учит своих читателей, но и учится у них. Изучая их речь, их язык, их круг понятий, Рубакин выработал свой, необыкновенно простой и ясный язык, с многочисленными повторениями и вопросами. Некоторым он казался однообразным, бедным. Однако на деле огромная сила популяризации в произведениях Рубакина заключалась в том, что самые сложные вопросы науки в его изложении оказывались доступными пониманию даже совсем малограмотного человека.

Рубакин говорил: «Чтобы человек тебя понял, надо изъясняться немногословно, а возможно меньшим числом слов и обязательно понятными. Вот, например, слово „тело“. Для физика и вообще для образованного человека – это может быть всякий твердый предмет. Но для малограмотного крестьянина или рабочего „тело“ – это только человеческое тело. И из этого надо исходить, а не мудрить. Непонятны могут быть не только иностранные слова, но и русские».

Писание популярных книжек Рубакина шло всегда одновременно с писанием его исследовательских и научных работ о читательстве. На всех этапах его жизни мы находим и те и другие. Даже в последние годы своей жизни, уходя все больше и больше в разработку вопросов библиопсихологии, Рубакин и писал научно-популярные книжки, и редактировал их.

На создание народной научно-популярной литературы Рубакин смотрел совершенно по-новому, хотя, быть может, в начале его деятельности он не совсем ясно отдавал себе отчет в ее направлении. Он рассматривал всю свою деятельность не как деятельность «малых дел», которая проповедовалась тогда либеральной русской интеллигенцией и противопоставлялась революционной деятельности. Как он сам пишет, «с 1882 года он работает всеми доступными ему способами в целях создания сознательных кадров революции». Он считает, что «всякий революционный деятель непременно должен научиться убеждать, а это возможно сделать, лишь опираясь не на словесность, а на реальность». Вместе с тем он бичует и высмеивает интеллигентов, которые легко меняют свои взгляды и от революционных слов в молодости переходят к либеральной болтовне, получив хорошие места. Характерны в этом отношении такие его рассказы, как «Размагниченный интеллигент», который вызвал такую симпатию у А.Горького, «Ах, Эльбрус», «Взыскующие града», «Искорки» и т.д.

Деревню он знал очень мало. Даже в своих путешествиях с целью собирания материала о жизни народа он очень мало заглядывал в деревню. Но его, например, привлекло к себе положение шахтеров в Донбассе, и он посвятил ему особый яркий рассказ «Среди шахтеров», который даже в 1960 году был переиздан отдельной книжкой на Украине. Рассказ «Книгоноша» тоже, по существу, не является рассказом о крестьянской жизни. Но через его героя, «книгоношу», «офеню», как их тогда называли, вскрывается тяга крестьян к знанию и прежде всего к пониманию причин своего угнетенного положения.

Надо заметить, что Рубакин начал писать в годы тяжелейшей реакции и ему приходилось всячески замаскировывать направление своих произведений, писать их «эзоповским» языком, который, впрочем, людям того поколения был вполне понятен. В своей легальной деятельности Рубакин рассматривал «культурническую» работу как такую, которая дает практическую возможность революционно настроенным элементам русской интеллигенции завоевывать и занимать позиции «около народа», т.е. трудящейся массы, и иметь близкое общение с нею, чтобы ее революционизировать, вооружать необходимейшими для этого знаниями, ни в школе, ни в библиотеке не допускаемыми правительством, усиливая критическое и отрицательное отношение к социально-политическому строю, возбуждая к нему определенно враждебное отношение, а главное, создавая и организуя в трудящихся классах и прежде всего в фабрично-заводском пролетариате свою собственную народную интеллигенцию, не только вышедшую из народа, но в народной же среде и остающуюся и работающую там, не переходя на сторону «чистой публики», т.е. буржуазии». Кратко свою точку зрения Рубакин формулировал так: «Культурная работа – средство. Революция – цель».

Уже одно перечисление работ Рубакина показывает их направленность и иллюстрирует вышеизложенные принципы: «Под гнетом времени» (борьба с церковью, 1888), «Опыт программы исследования литературы для народа» (1889), «Об интеллигенции из народа», доклад в Комитете грамотности «К характеристике читателя и писателя из народа» (1893), «Этюды о русской читающей публике», «Чистая публика и интеллигенция из народа», «Среди борцов» (1907) и т.д.

Эти исследования внесли совершенно новые понятия в литературу для народа. Они показали, чего хочет от литературы сам народ, показали его литературные интересы, основанные на классовых интересах. Это было полное уничтожение всех тех взглядов на литературу для народа, о которых мы говорили выше. На сцену вышел сам народ, который был неизвестной величиной для интеллигенции и для которого та пыталась создать какую-то особую, «народную», а на деле псевдонародную литературу. И это была не литература поучающая, морализирующая в стиле народных рассказов Л.Толстого, а литература, дающая знания, разоблачающая буржуазный и царский строй, возбуждающая интерес к книге и чтению и в конечном итоге революционизирующая. Недаром и теперь читатели книг Рубакина вспоминают с такой благодарностью о стимулирующем действии его книг. Приходится поражаться тому, как много смог сделать своим упорным и целенаправленным трудом один человек.

Научно-популярные книжки Рубакина нельзя назвать революционными. Да они и не могли быть таковыми в условиях царского времени, поскольку они печатались легально. Но все эти книжки были, как правильно он их определил сам, «революционизирующими». На этих книжках учились миллионы рабочих и крестьян в царской России. Книги не только давали им знания, но звали на борьбу с царским режимом, с религией, со всеми видами угнетения, и делали это в такой форме, что даже царская цензура не всегда могла к ним придраться.

Недаром с такой яростью реакционеры и черносотенцы обрушивались на эти книги. В 1913 году в Петербурге была издана книжка «Школьная подготовка второй русской революции». Издателем ее был черносотенный погромный «Союз Михаила Архангела». В этой книжонке авторы статей с необыкновенной злобой пишут о книгах Н.А.Рубакина, которые «под самыми невинными и научными названиями сеют в народе семена революции». Так, в статье о книжке «Среди тайн и чудес», направленной против религии, авторы выискивают и приводят самые острые места и заканчивают статью словами: «Рубакин – чистейший безбожник и анархист. Это, конечно, его дело. Но каким образом его книга „Среди тайн и чудес“, составленная для детей школьного возраста, разрешена к печати и распространению?»

О другой книге Рубакина – «Из тьмы времен к лучшему будущему» в сборнике говорится: «Эта книга имеет яркую революционную окраску. Совершенно не стесняясь, она старается разрушить все понятия о религии и государственности и все время возбуждает ненависть к правящим и состоятельным классам... Эта книга растлевает умы и души юношей...» И автор этого печатного доноса заключает: «Книга написана умно, умело и должна оказывать прямо ужасающее влияние на молодые неопытные умы. Бороться против развращения подобными „пособиями“ русского юношества – прямой долг нашей государственной власти. Невозбранное распространение и обращение среди учащихся книг г-на Рубакина – прямое и тяжелое преступление министерства народного просвещения».

Как же Рубакин достигал такого революционизирующего действия в своих книгах?

Очень просто. Он противопоставлял существующему то, что должно было бы быть, делая это не громкими революционными фразами, а путем сопоставления фактов. Так, в книжках против религии и церковности он, ничего не говоря о религии, разбирал принципы точного знания и их применение к объяснению непонятных явлений (книжка «Среди тайн и чудес», с таким успехом переизданная тремя громадными тиражами с 1961 по 1965 год издательством «Политическая литература» в Москве, «Чудо на море», «Начало всех начал», «Мученик науки Исаак Джем» и т.д.). Не критикуя открыто деспотизм, насилие и произвол, чего цензура не пропустила бы, Рубакин приводил факты и описания борьбы за свободу («Вечная слава», особенно возмутившая цензуру, которая не могла ее запретить; «История Гренвилля Шарпа»; «Русская правящая бюрократия в цифрах»; «Военная бюрократия в цифрах»; «Россия в цифрах», 1912; «Много ли в России чиновников» – «Вестник Европы», 1910; «Среди мусульман»; «Кто не желает дать народу ни земли, ни воли», 1907; «Государственный Совет в цифрах, или Архив государственной мудрости»).

Многие цифровые и фактические данные, приводимые в этих книжках, были неоднократно использованы В.И.Лениным в его работах [15]15
  Буржуазные дельцы-финансисты и политики. Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 258 – 259. Аграрная программа социал-демократии в русской революции. Там же, т. 17, с. 148 – 173.


[Закрыть].

В своей рецензии на книгу «Среди книг» В.И.Ленин подшучивает над отвращением моего отца к полемике и в то же время показывает, что эта полемика у него попадается неоднократно.

Рубакин был замечательным публицистом-полемистом, и его статьи и брошюры с цифровыми данными о богатствах российских чиновников и сановников являются в то же время резкими обличительными статьями, написанными со всем жаром полемиста. Они насыщены фактическими данными, взятыми из официальных документов, и полны ненависти к эксплуататорам, к царскому режиму и его представителям, к церкви, к помещикам, капиталистам. Они разоблачают реакционную сущность защитников царского режима. Неудивительно, что они имели такой успех в ту эпоху, когда были написаны. Они били фактами, а не рассуждениями, и факты были поданы так, что действовали сильнее любой революционной фразы.

Так, вполне логически от писания научно-популярных книжек, проникнутых революционным духом, Рубакин перешел к писанию статей и книг публицистических, имевших такую же направленность, хотя и облеченных в несколько иную форму.

* * *

Необыкновенный успех научно-популярных работ Рубакина сам автор объясняет следующими их особенностями: 1. Их жизненностью, вытекающей из того, что они написаны по непосредственным наблюдениям рабочей и крестьянской жизни и изучения языка их возможных читателей. 2. Их «психологичностью». 3. Их легкой понимаемостью. 4. Эмоциональностью. 5. Революционизирующей силой, обусловленной этой эмоциональностью. 6. Несколько публицистическим характером изложения, то есть приспособлением к злобе дня, придающим книжкам их действенность. 7. Конкретизацией изложения и синтетичностью. 8. Революционным отношением автора ко всяким общераспространенным педагогическим и иным шаблонам. 9. Резко отрицательным отношением к церковному, буржуазному и деспотическому строю. 10. Языку намеков, понятному только тем, кто от этого строя страдает. Между прочим, для современного читателя многие из этих намеков были бы непонятны, но в дореволюционное время, когда вообще обо всех политических, социальных и религиозных вопросах можно было писать только «эзоповским» языком, читатели быстро и хорошо схватывали эти намеки.

Теоретические положения о научно-популярной литературе Рубакин изложил в статье «Как писать научные книжки для массового читателя», опубликованной в 1927 году в журнале «Профсоюз и книга» (№ 1 и 2). Содержание этой статьи и теперь, по существу, не устарело.

Необходимость издания у нас научно-популярной литературы для народа не отпала и сейчас.

Первый же мощный взрыв народного самосознания в революции 1905 года показал, что миллионы людей стремились к самообразованию, жаждали хороших книг, знаний.

В.И.Ленин в своей статье «Социал-демократия и временное революционное правительство», говоря о «до конца доходящей демократической революции», пояснил: «Чтобы стать великой... она должна поднять к активной жизни, к героическим усилиям, к „основательному историческому творчеству“ гигантские массы, поднять из страшной темноты, из невиданной забитости, из невероятной одичалости и беспросветной тупости. Она уже поднимает, она поднимет их...» [16]16
  Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 10, с. 19.


[Закрыть]

Ленин следил за работами моего, отца в области библиографии, потому что он видел нового, революционного читателя, рост новых запросов и потребностей масс. Он видел, как эта незаконченная революция 1905 года всколыхнула массы, подняла их на борьбу и зажгла огнем жажды знания.

Как говорит в своей статье Г.П.Фонотов [17]17
  Фонотов Г.П. Общественно-политическое значение рецензии В.И.Ленина на труд Н.А.Рубакина «Среди книг». – «Советская библиография», 1960, № 2.


[Закрыть]: «Рубакин вошел в историю русской библиографии именно потому, что сумел почувствовать появление на историко-культурной арене миллионов читателей нового типа и отразил стремление народных масс к чтению». «Внимательно следя за изменением количества читателей и за характером чтения народа, Рубакин писал в 1911 году, что „книжное дело развилось и интерес народа к книге перед революцией 1905 г. и в период ее увеличился. Книга сделала новые и крайне важные завоевания в народной среде“. „В городах и на фабриках и даже в деревнях появился новый читатель и очень определенно заявил свое властное желание теперь же, неотложно приобщиться к тому самому просвещению, которым живет и которым сильно современное культурное человечество“. И, обращаясь к издателям, Рубакин говорил: „Или помогай читателям, или умирай – такова дилемма!“

Полиция внимательно следила за издательской и редакторской деятельностью Рубакина. В деле департамента полиции «О положении книжной торговли в Москве» разбираются книги, их издатели, авторы, характер книжных магазинов «Труд», «Книжное дело», Карбасникова, Сытина. Об издательстве Сытина говорится в одном документе: «...Не меньше внимания обращает на себя в деятельности названного товарищества также и издание им научных и научно-популярных книг вообще и, в частности, книг, „доступных читателю, получившему образование ниже среднего...“. Общее заведование этим делом поручено состоящему под негласным надзором полиции коллежскому секретарю Николаю Александровичу Рубакину и выделено в особый так называемый „отдел Н.А.Рубакина“. Издаваемые этим отделом книги по большей части являются по своему содержанию совершенно тенденциозными. В большинстве из них проводится та или другая мысль или из числа тех, кои не могут быть одобрены правительством, или же из числа тех, коими набрасывается тень на ту или другую область деятельности правительства. Некоторые из книг, издаваемых отделом: Гейсер „История французской революции“, Дементьев „Фабрика“, Рубакин „Вечная слава“ – весьма нередко встречаются у распропагандированных рабочих». «Тенденциозность этого отдела деятельности Т-ва Сытина как нельзя более оправдывается политической неблагонадежностью заведующего этим отделом Рубакина». «Для характеристики писательской и редакторской деятельности Рубакина нелишним будет добавить, что вышеупомянутая историческая хроника „Вечная слава“, написанная Рубакиным и выпущенная им в продажу в начале текущего года, посвящена им памяти Марии Феодосеевны Ветровой [18]18
  Ветрова Мария Федосеевна (1870 – 1897) – участница «Группы народовольцев» 90-х годов, народная учительница. Арестована в 1896 году по делу тайной типографии. В знак протеста против оскорбительных правил тюремного содержания покончила жизнь самоубийством (сожгла себя) в Трубецком бастионе Петропавловской крепости.


[Закрыть], обвинявшейся в государственном преступлении и окончившей свою жизнь самоубийством в С.-Петербургской тюрьме в начале 1897 года».