Текст книги "Рубакин (Лоцман книжного моря)"

Автор книги: Александр Рубакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава 8
Последняя встреча с советским читателем

Вторая мировая война лишила Рубакина контакта с Советской Россией, да и с другими странами. Изоляция на этот раз оказалась гораздо сильнее, чем в эпоху первой мировой войны.

В сентябре 1939 года швейцарские границы были закрыты, а с июля 1940 года Швейцария была полностью отрезана от всех других стран и прежде всего от Советского Союза. В остальном же война сказалась на Швейцарии сравнительно легко. От фашистской оккупации страну спасло то, что она была нужна воюющим капиталистическим странам – ее соседям: здесь буржуазия хранила накопленные и награбленные ею капиталы и ценности. Но миссия хранителя капиталов возлагала на Швейцарию и обязательства по отношению к своим вкладчикам: швейцарская буржуазия, правящая страной, до смерти боялась возбудить их неудовольствие в случае, если в ней «заведется» коммунистическое движение. И вот швейцарские власти приняли ряд мер для подавления всякой возможности коммунистического движения. Федеральный совет Швейцарии особым декретом запретил в стране коммунистическую партию, а федеральному департаменту (министерству) юстиции и полиции (любопытное объединение в швейцарской «демократии» исполнительной и судебной власти!) были даны полномочия бороться со всякого рода коммунистической пропагандой. Соответственно Кассационный департамент федерального суда постановлением от 20 ноября 1942 года подтвердил эти полномочия. Под понятие «коммунистическая пропаганда» подводилось все, что было желательно высоким вкладчикам, что могло бы опорочить в глазах трудящихся существующий капиталистический строй и что могло бы казаться восхвалением Советского Союза. Даже простое упоминание о победах Советской Армии у Сталинграда, под Курском и т.д. вызывало репрессии со стороны швейцарских властей.

И все-таки сперва в результате героического сопротивления Советской Армии и всего советского народа германо-фашистскому нашествию, а затем вследствие замечательных побед нашей армии в Швейцарии возник и все нарастал острый интерес ко всему советскому в самых широких кругах общественности и народа.

Рубакин и его библиотека стали информационным центром во всем, что касалось Советского Союза, и к нему посыпались запросы от самых разнообразных людей, заинтересованных жизнью Советской страны. Его деятельность в эту эпоху была необычна и чрезвычайно многообразна. Рубакин пишет в своем отчете за первые годы войны, что «библиотека подверглась настоящему натиску со стороны всех тех, в ком проснулся интерес к России и ко всему русскому. Многие стали изучать русский язык, так что все учебники русского языка разошлись по рукам и библиотека не могла удовлетворить всех желающих. Много нашлось и таких, которые захотели освежить свои знания русского языка и грамматики, хрестоматии и книги для чтения и т.д. были также в ходу».

Рубакина буквально забрасывали требованиями на русскую литературу, на библиографические справки, на русские драматические и музыкальные произведения – обращались к нему и издательства, и писатели, и переводчики, артисты, всякие культурные и другие учреждения. «Не один десяток советских книг в переводе с русского появился в свет за годы войны в Швейцарии», – пишет Рубакин.

Требовали исторические и географические данные, доходило до того, что какие-то русские аристократы вдруг потребовали справки о своей генеалогии! К Рубакину обращались университеты почти всех городов Швейцарии, студенты, пишущие работы на темы о России, издательства и журналисты.

В Швейцарии создалось несколько кружков – «Русский драматический кружок» в Берне, «Школьный клуб по изучению русской истории», «Кружок русской литературы имени Н.А.Рубакина» в Цюрихе.

Библиотека Рубакина сначала разослала около тысячи книг, но число читателей их исчислялось десятками тысяч, так как их рассылали по учреждениям, библиотекам университетов и т.д.

Обычно читатели указывали тему, какая их интересовала, так как у библиотеки не было печатного каталога.

Добровольные сотрудники библиотеки читали лекции или выступали по радио на эти темы. Так, в Берне была проведена беседа по радио на тему «Названия русских городов, их произношение и значение», профессор Лассер в Народном доме в Лозанне прочел лекции по истории России, в Лозаннском университете состоялись лекции Граниеллы Лерман о великих русских романах XIX века, профессор доктор Малер читал в Базеле о культурной жизни современной России.

Журналисты и писатели получали в библиотеке материалы для статей на различные темы: о генералиссимусе Суворове, о русских партизанах, об Илье Эренбурге, о Коминтерне, о Мурманске и о севере России, о медицине, о положении женщины в СССР. Был дан материал для диссертаций – среди тем были такие: «СССР и Лига наций», «Толстой и мусульманское учение», «Маринетти и Маяковский».

В библиотеку за справками и объяснениями приходило множество швейцарцев и других иностранцев. Рубакин и его ближайшие сотрудники затратили массу энергии на борьбу «с заведомой ложью, ненавистью и страхом, какие отделяли Советскую Россию от Швейцарии».

Многие читатели требовали от библиотеки марксистскую литературу. Но швейцарские власти не позволяли посылать сочинения Маркса, Ленина, крупнейших деятелей рабочего движения. Дошло до того, что Кантональная библиотека в Лозанне обозначила в своем каталоге для читателей звездочкой все те книги, которые не подлежали выдаче и не должны были выходить из библиотеки. Таковыми были все книги, которые считались «пропагандой коммунизма», хотя часто они не имели к коммунизму никакого отношения.

Поэтому библиотеке Рубакина пришлось разослать своим читателям письма с просьбой, если они захотят выписать сочинения этих авторов, получить предварительно официальное разрешение Федерального департамента и доказать ему, что книги нужны для научных исследований.

При посылке книг швейцарским учреждениям и отдельным лицам приходилось соблюдать особую осторожность, так как швейцарская цензура могла легко придраться, обвинить в пропаганде коммунизма и выслать из Швейцарии Николая Александровича, а библиотеку конфисковать.

В своем отчете о работе библиотеки за 1942 – 1943 годы Рубакин иронически писал: «А что называть книгой с коммунистической пропагандой? С нашей точки зрения, ежемесячный отчет общества швейцарских банков, который можно всюду купить за 10 сантимов, может взорвать вулкан общественного мнения и служить для коммунистической пропаганды...». Действительно, эти отчеты банков, в которых швейцарские правящие монополии, богатеющие на поставках немцам продуктов и военного материала, с упоением сообщали об огромных барышах, полученных ими от этих поставок, многим открыли в Швейцарии глаза на интересы капиталистов.

* * *

В отчете о деятельности Института библиопсихологии за годы войны Рубакин отмечает, что «она составляет особую эпоху в его истории». Прежде всего он отмечает любопытное и несколько неожиданное явление: «Война не только не уменьшила интереса и потребности в чтении, а, наоборот, значительно усилила их... не только в Швейцарии, но во всем мире, она возбудила ряд вопросов, о которых люди до того и не думали, относясь индифферентно к социальным и интернациональным проблемам». Как известно, во второй мировой войне гражданское население понесло значительно большие потери, чем армии, – война шла тотальная, развязанная варварским фашизмом, ставившим целью истребление гражданского населения оккупированных им стран. Нельзя было не думать о вышеуказанных проблемах, когда буквально все население оккупированных и воюющих стран было втянуто в войну, страдало от голода, холода, от издевательств и мучений, погибало миллионами в фашистских концлагерях, лагерях смерти. Заставляла думать обо всех этих проблемах и непосредственная встреча с советскими людьми.

Война открыла Рубакину новых, еще незнакомых ему читателей – советских людей. Это были военные и гражданские пленные, угнанные фашистско-германской шайкой в Германию и оттуда ухитрившиеся бежать в Швейцарию. Швейцарские власти приняли их не очень доброжелательно, вернее, враждебно и рассадили по концлагерям, держали их, правда, в гораздо лучших условиях, чем в Германии; в швейцарских лагерях не было ни пыток, ни избиений, ни казней, ни сплошных издевательств над людьми. Но советские люди тем не менее томились в этих лагерях, рвались на Родину, рвались на борьбу с гитлеровцами. К тому же, несомненно, из фашистского плена бежали наиболее энергичные, смелые, решительные люди, для которых прозябание в швейцарских концлагерях в бездействии и спокойствии было тяжело – они рвались в бой с врагами Советского Союза, и многие из них бежали и из этих концлагерей и перебрались кто во Францию, кто в Италию, а там участвовали в партизанской войне против фашистов.

Вот с этими-то соотечественниками Рубакин и встретился во время второй мировой войны. И, несмотря на тяжелое положение советских людей, несмотря на тяжелое положение самого Рубакина, отрезанного от Родины и почти лишенного средств существования, так как его пенсия теперь пересылалась ему с большими опозданиями и нерегулярно, это была для него одна из счастливейших эпох его жизни – возобновился, и притом в совершенно новых условиях, его контакт с русским народом. Это был последний и драматический контакт в его долгой жизни.

Рубакину и его библиотеке пришлось перестроить всю свою деятельность на великое дело помощи советским людям, попавшим в Швейцарию.

Около 10 тысяч советских военнопленных и беженцев, мужчин и женщин, взрослых и даже детей, обращались к Рубакину за помощью – и не только за книгами. Ведь библиотека была единственным учреждением в Швейцарии, представлявшим неофициально Советский Союз. Попавшие в Швейцарию советские люди, вырвавшиеся путем неимоверных усилий и отчаянной смелости из фашистского ада, очутившиеся в чужой и неизвестной им стране, нуждались в поддержке.

Отношение швейцарских властей к советским людям, а также к Рубакину и его библиотеке в начале войны, когда гитлеровские орды потеснили Советскую Армию и захватили часть советской территории, было резко враждебным и грубым.

Швейцарское правительство воздвигло ряд препятствий для деятельности Рубакина и его библиотеки среди советских людей, интернированных в швейцарских концлагерях, и тем не менее Рубакин нашел способ помогать тысячам людей.

Единственными людьми в Швейцарии, говорящими по-русски, с которыми пришлось встретиться интернированным советским людям, были или белоэмигранты, или швейцарцы, репатриированные из России. И те и другие были враждебно настроены и к Советскому Союзу, и к советским интернированным. Неудивительно, что между швейцарцами и русскими создалась атмосфера отчуждения, вражды, взаимного непонимания. Начальники лагерей для интернированных в большинстве были тоже враждебны советским людям, лишь некоторые из них относились к ним очень хорошо.

И вот в последний период своей жизни и деятельности мой отец проявил себя как подлинный советский патриот.

«Война, – замечает Рубакин, – нам выявила новый тип читателя – военного читателя, на которого наложили печать зверства войны и ее последствий – плен, каторга, невыразимые страдания, всевозможные лишения, побеги, интернирование и т.д. Почти тысяча таких беглецов из Германии, военных и гражданских советских людей, мужчин и женщин, юношей, девушек и детей, интернированных в Швейцарии, обратились к нам. И не только для книг».

Отец сразу же активно стал помогать советским людям в лагерях. Материальную поддержку он оказать им не мог, но зато было то, что он всегда считал самым главным для поднятия духа и бодрости: были книги.

К исстрадавшимся, отрезанным от Родины советским людям стали приходить русские книги из библиотеки Рубакина. Радость этих людей была огромна. Как пишет Рубакин, книги встречались там как «друзья и светочи, оказавшие им поддержку в тяжелые и долгие дни их невольного пребывания на чужбине».

Только в 1943 – 1944 годах свыше двух тысяч советских людей, военных и гражданских, были читателями книг из библиотеки Рубакина. Как пишет Рубакин, «это были первые советские читатели, с которыми библиотеке пришлось иметь дело», не случайные проезжие советские граждане, а подлинные представители народных масс. «Это были также, – пишет Рубакин, – и первые читатели, носившие на себе печать войны: плен, принудительные работы, голод, пытки, неоднократные побеги, тяжелые воспоминания пережитых кошмаров в немецких истребительных лагерях, мучимые полной неизвестностью будущего, с надломленным здоровьем, в окружении чужой и незнакомой им среды».

Книга стала их лучшим другом: на ее чистых страницах они сообщали друг другу свои адреса, посылали друг другу приветы, извещали о своих горестях и радостях, подчеркивали в книгах особо поразившие их места, прославляли мощь Советской Армии и делились своей тоской по Родине. «Так они, – пишет Рубакин, – создали свое особое объединение советских граждан за границей во время войны, в котором связующим звеном им служила книга».

Помогать советским интернированным, даже посылая им лишь книги, учебники и т.д., конечно, было невозможно только на средства библиотеки и самого Рубакина. Ему бескорыстно помогали разные лица и учреждения в Швейцарии.

Но помимо посылки книг – духовной пищи, интернированным надо было оказывать и материальную помощь. Целый ряд лиц откликнулись на призыв Рубакина. Были собраны одежда, обувь, белье, белье для новорожденных (которые тоже появлялись на свет). Библиотека Рубакина и сочувствовавшие ей лица переводили и писали письма для интернированных, сносились для них со швейцарскими властями и юристами.

Постепенно интернированных стали репатриировать с осени 1944 года, когда конец войны и победа Советского Союза уже четко наметились. Но в конце 1944 года в Швейцарию прибыло новое огромное количество советских беженцев из Германии. Их провели через карантинный лагерь, а потом разместили по 88 лагерям, отдельно гражданских и отдельно военных. Библиотека обслуживала книгами также и их. За шесть месяцев им было послано 4 тысячи книг. К этому времени и отношение швейцарцев к ним стало лучше, и целый ряд общественных организаций стал их обслуживать. Дело в том, что, как только начали приходить известия о победах Советской Армии, отношение швейцарских властей к советским интернированным стало быстро изменяться, улучшаться. Им давали отпуска из лагеря. Швейцарская администрация взяла на себя расходы по пересылке книг для лагеря. Это было большим подспорьем.

Рубакин с первых же встреч с советскими людьми начал изучать характер спроса на книги со стороны советских военных и гражданских лиц. Как правило, сперва все требовали легкого, развлекательного чтения – после фашистского ада было трудно сразу засесть за научные книги. Мужчины просили сочинения Конан-Дойля, Майн Рида, Фенимора Купера, Жюля Верна, а женщины требовали книг о любви.

Рубакин внимательно следит за интересами читателей и отмечает, что довольно быстро характер чтения у них меняется. Они начинают все больше и больше интересоваться классиками, как русскими, так и иностранными. Он отмечает, что на полках библиотеки не осталось таких авторов, как Л.Толстой, Достоевский, Пушкин, Лермонтов, Гёте, Шиллер, Мольер, Бальзак, В.Гюго, «Тихий Дон» Шолохова, и «Как закалялась сталь» Островского. Появляются запросы, правда, незначительные, на научно-популярные книги.

Книги переходили из лагеря в лагерь, месяцами не возвращаясь к Рубакину, иногда вообще пропадали. Бывало, что книга, отправленная в один лагерь, через год возвращалась к Рубакину из другого, в другом конце Швейцарии. Некоторые книги проходили через несколько лагерей и нередко приходили растрепанными, запачканными.

Рубакин, всегда требовавший от читателей своей библиотеки самого бережного обращения с книгами и не переносивший всякого рода отметок карандашом на их страницах, на этот раз бережно сохранял все надписи, заметки, которые вместе с книгами служили средством общения между интернированными. Он, так строго следивший за чистотой и целостью своих книг, ничего не говорил виновникам порчи или пропажи. Он только добродушно улыбался и радовался, что его книги несли счастье и бодрость тем, кто их читал. Истрепанные, зачитанные книги с пометками на полях стали гордостью отца.

Рубакин был чрезвычайно растроган, когда на одной из книг рядом со штемпелем «Библиотека Н.А.Рубакина» кто-то нацарапал карандашом слово «наш». «Наш» – это относилось к отцу, и он это считал наивысшей похвалой себе.

Этот «книжный скупец», каким его считали, посылал соотечественникам тысячи книг из своей библиотеки и не жаловался, что они не возвращаются. «Они не возвращаются, но они не пропадают», – говорил он.

Всего за время войны отец передал интернированным около 10 тысяч книг, из которых только немногие вернулись обратно.

Он сам тщательно подбирал книги для тех, кто их просил: одни для здоровых, другие для больных в больницах, особо подбирал книги для девушек и женщин, для невротиков и психических больных – жертв войны и мучений. Их подбирал член Института библиопсихологии, доктор – психиатр и психолог Мишлин.

Десятки тысяч советских людей прочитывали книги, посланные отцом. О том, как они реагировали на эти книги, можно судить по их письмам, которых Рубакин получил свыше 700 только за 1943 – 1944 годы.

Один из интернированных писал отцу: «Я уверен в том, что все наши письма говорят об одном и том же: дай нам, пошли нам, скажи нам. Но вы единственный человек, к которому мы можем обращаться, как к своему отцу».

«Нечего и говорить, – писал другой, – что моральное состояние большинства из нас не очень высокое; не знаешь, куда деться. Все, что делаешь, не то, что нужно бы делать, а то, что нужно сделать, мы не можем сделать, так как мы не у себя дома».

«...Далеко от Родины, в безделье мы, конечно, не можем рассматривать себя как счастливцев и как на своем месте. Тем не менее выраженная нам симпатия отвлекает наши мысли от навязчивых идей и от разговоров, во время которых пережевывают все одно и то же... Мы полностью потеряли привычку заниматься серьезными вещами, читать серьезные книги или изучать языки... Пошлите нам книжек, которые бы нас увлекли и развлекли...»

«...Несколько слов о нашей жизни, – находим мы в одном из писем, – мы чувствуем пламя, которое видит весь мир и которое вырывается из нашей Отчизны. Оно нас пронизывает, сжигает нас. Но мы не видим никакого просвета, который мог бы осветить наш путь в ближайшем будущем. А между тем каждый из нас хотел бы найти самого себя, найти себе настоящее место, свою личность и твердую почву, которая была выдернута из-под наших ног».

В Швейцарии находилось около 100 советских девушек и женщин, которые работали у частных лиц – крестьян и т.д. Одна из них писала Н.А.Рубакину:

«Если я получу русские книги, я буду самой счастливой женщиной на свете».

Другая писала:

«...Я хочу пожать руку тому, кто мне послал такие чудные книги. Этим Вы сделали больше, чем если бы Вы мне прислали тысячу франков. Я теперь так счастлива, я могу хоть несколько моментов провести на моей Родине, умчаться в царство грез счастливого прошлого. В самом деле, 18 лет я прожила в России, я была действительно счастлива, а на пороге 19 лет я познала горе и много выстрадала...»

От имени интернированных в лагере «Ле Шалюэ» к Рубакину обращается А.Ибрагимов:

«Дорогой Н.А., после двух лет плена и истязаний в Германии мы, несколько сот русских, смогли вырваться из рук этих варваров и бежать. Зверства татар и гуннов бледнеют перед зверствами немцев, которые тем не менее претендуют на звание культурных и цивилизованных людей. Многим нашим соотечественникам они даже не позволяли говорить на родном языке – языке самых великих людей на свете... Мы, русские, интернированные в Швейцарии, благодарим швейцарский народ за наше спасение из рук немцев. Наша страна никогда не забудет сделанное нам добро. Мы, интернированные лагеря, делаем все, что только возможно, для поддержания умственной и культурной жизни в лагере в ожидании конца этой проклятой войны... Дорогой Н.А., мы знаем, что только вы среди русских, живущих за границей, сделали славное культурное дело, создав большую библиотеку и этим обогатив интеллектуальные силы нашего народа. Позвольте нам обратиться к вам с просьбой: сделайте нам выбор произведений, в которых говорится о славном прошлом нашей страны. Мы уверены, что вы, как русский, глубоко любящий свою страну, и как ученый, высоко ценящий культурное наследство нашего народа, нас поймете и нам поможете. Мы обещаем вам обращаться очень аккуратно с книгами. Они вам будут возвращены по первому требованию».

Помимо посылки книг, Рубакин и его сотрудники старались всячески смягчить отношения между советскими людьми и швейцарцами, объясняя тем и другим особенности жизни, нравов, политического строя каждой страны.

Рубакину удалось привлечь к делу помощи военнопленным и гражданским людям представителей американского «Христианского общества молодых людей». С их помощью в начале 1944 года была основана советская школа в бернском кантоне. Библиотека Рубакина дала этой школе учебники, книги для чтения, руководства, географические карты и т.п. В библиотеку только этой школы Рубакин послал около 500 книг.

Были организованы школы и в других местах. Учебники и книги для этих школ опять-таки были предоставлены Рубакиным.

«Надо отметить, – писал Рубакину директор женской школы Шепетенко, – что бедность умственной жизни во время 2 – 3 лет, проведенных в неволе в Германии, тоска по Родине, разлука с семьей очень сильно снизили способность читательниц сосредоточиться, несмотря на их огромный интерес к чтению. Их непрерывные думы о семьях, о Родине, о войне быстро вытесняют из их памяти все читанное. Мы просим вас послать в библиотеку всякого рода популярные книжки». «Преподавательский состав школы благодарит вас за вашу драгоценную помощь и присылку книг».

Европейский фонд помощи студентам предоставил возможность десяти советским молодым людям поступить в швейцарские университеты. Рубакин снабдил их учебниками, руководствами и учебниками для изучения французского и немецкого языков.

Рассылал Рубакин советские книги советским людям, размещенным из-за болезни в швейцарских больницах и санаториях. Там чтение книг имело огромное моральное и, можно сказать, исцеляющее значение. Больные слали письма Рубакину с горячими благодарностями.

«Вдали от любимой Родины, но имея в своем распоряжении Вашу библиотеку, я себя чувствую как у себя дома. При моей тяжелой болезни я думаю, что она помогла мне больше, чем швейцарские врачи, прекрасный альпийский климат и другие приятные удовольствия, пусть они на меня не будут в обиде. Я признаю, что они много для меня сделали».

М., поляк, интернированный в Швейцарии, пишет из Цюриха 23 ноября 1944 года:

«Господин Монс выехал из Швейцарии и благополучно добрался до Франции. Если он смог перенести свое интернирование, не поддавшись искушению покончить самоубийством, то он этому в значительной степени обязан чтению, которое вы ему предоставили. Оно отвлекло его мысли от мучений за его отечество и его семью. Эта духовная пища повлияла на его характер и, я думаю, на будущую жизнь».

Вот коллективное письмо Н.А.Рубакину от советских интернированных в лагере Гурнигель 28 мая 1945 года:

«Дорогой Николай Александрович, мы только что получили Ваше письмо от 8 мая, оно где-то затерялось. Тем не менее оно произвело на нас огромное впечатление.

Разрешите нам, Н.А., прокричать Вам так сильно, чтобы вся Швейцария услышала: «Великое русское спасибо за Ваши слова, полные трогательной доброты, за Ваши моральные утешения и за присылку нам наших дорогих книг».

Вы, Н.А., были первым, протянувшим нам, по нашем прибытии в Швейцарию, братскую руку дружбы.

Вы нам дороги, потому что, живя за границей, Вы напоминаете другим слова нашей популярной песни: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». Это наша Родина, наш Советский Союз, охватывающий сотни национальностей и миллионы жителей.

Мы Вас знаем, Н.А., и мы никогда не забудем Вашу песенку. Вернувшись к себе, мы будем повсюду говорить о Вас и о Вашей работе.

Но для нас было бы еще большей радостью, если бы мы смогли увидеть Вас у себя, на нашей дорогой Родине, в нашем Советском Союзе.

Все мы, члены коллектива в 2000 человек, шлем Вам наши наилучшие пожелания здоровья и труда на благо науки.

Подписано по поручению 2000 интернированных:

1. Русские офицеры... 2. Сержанты...»

Даже и во время всей этой благородной и кипучей деятельности Рубакин не забывал своих обычных устремлений: пополнение библиотеки новыми книгами и библиопсихологическое исследование новых – советских – читателей. Приток книг в библиотеку сильно замедлился перед войной и во время ее. Но все-таки с 1932 по 1945 год библиотека получила от разных советских учреждений и частных лиц за рубежом свыше 26 тысяч книг.

Все книги для советских людей, для этих новых читателей, подбирались по библиопсихологическому методу. Трудно сказать, действовали ли они от этого больше – ведь читатели сами рвались к книгам, их тут было незачем «приучать к чтению».

Рубакин провел несколько опросов среди интернированных, чтобы выяснить их интересы и пожелания. Так, на вопросник, направленный в школу для молодых девушек из СССР в Зоненберге, из 60 учащихся на анкету ответило 32. На один из вопросов анкеты: «Если бы вас послали на необитаемый остров и разрешили бы взять с собой только одну вещь, что бы вы взяли?» – половина девушек ответила: «хороший товарищ», другая половина: «аппарат радио». Интересно, что перед войной на такую же анкету Н.А.Рубакина среди швейцарцев ответы были: со стороны мужчин – «топор», «нож», а со стороны женщин – «библия».

На вопрос анкеты для советских женщин: «Приведите 10 – 15 слов, наиболее вам симпатичных и которые вы любите более всего?» – среди ответов первое место заняли слова: «Родина», затем «семья», «дом», «товарищ».

Так на склоне дней своих отцу было суждено испытать радость от непосредственного сближения с читателем – новым, советским читателем. И ему отрадно было видеть, что его связь с русским народом, которому он служил всю свою жизнь, была по-прежнему сильна.