Текст книги "Александр Посохов. "Всемогущий из С С С Р" (СИ)"

Автор книги: Александр Посохов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– Ладно, – говорит Панкратов. – Зайду сегодня после работы.

Панкратов заходит в районный отдел милиции. Из комнаты дежурного навстречу ему выходит подполковник и протягивает для приветствия руку. Панкратов с некоторым недоумением жмёт руку подполковнику и внимательно всматривается в его лицо.

– Да я это я, Кайзер, – улыбается Виктор Краузе. – Если помнишь.

– Теперь вспомнил, – говорит Панкратов. – Здравствуйте или здравствуй, не знаю, как и обращаться, товарищ подполковник.

– На ты, конечно, давай без церемоний, – предлагает Краузе и садится с приглашением Панкратову сесть рядом на большой кожаный диван. – Это я тебя вызвал. Захотелось узнать, как живёшь, где трудишься, чем в свободное время занимаешься? Кстати, хорошо, что ты сегодня зашёл, я как раз на службе, а сейчас ещё и сам дежурю, больше некому. Все в разъездах и на заданиях, время такое. Ну, рассказывай.

– А чего рассказывать, – пожимая плечами, говорит Панкратов. – В армии отслужил достойно, как ты и пожелал мне, матери даже генерал, командир дивизии, благодарственное письмо прислал за такого сына, работаю, не женат, всё.

– Да, весьма обстоятельно и увлекательно, – улыбаясь, подытоживает Краузе. – Всё, так всё. А я ведь тебя не просто так пригласил. Проверка по вашим домам была и мне доложили, что ты в Москве юридический институт закончил, а по специальности не работаешь. Вот и решил предложить тебе работу у нас. Офицерское звание и капитанскую должность я тебе гарантирую. В партию вступишь, у нас без этого нельзя. Ну, как?

– Премного благодарен, но вынужден отказаться, – не задумываясь, отвечает Панкратов. – Нет, Виктор, правда, спасибо, но согласиться никак не могу.

– Почему? – спрашивает Краузе.

– Для нашей партии и работы в органах я родословной чуток не вышел.

– Что ты имеешь в виду?

– Не что, а кого, – отвечает Панкратов. – Отца своего, которого я не знал фактически, но который семь раз судим, а на восьмой расстрел получил. Впервые тебе только, как старому знакомому и человеку закона, прямо так и сообщаю. Чтобы ты меня во лжи не обвинил потом и гнусным обманщиком не обозвал.

– Действительно, это может помешать, – поразмыслив немного, соглашается Краузе. – А, если я попрошу, кого надо. Даже лично к министру готов обратиться. Для меня это тоже дело принципа. Дети не должны отвечать за отцов.

– Ну-ну, как раз там, в Москве, тебя очень даже поймут, – с ухмылкой замечает Панкратов.

– Может быть, и поймут, – говорит Краузе. – Если я свой пример приведу. Я ведь тоже своего отца не знаю. Он немец поволжский. Мать рассказывала, в начале сорок первого ночью его забрали и увезли на "чёрном вороне". И до сих пор мне ничего об отце не известно. Даже по своим каналам узнать что-либо о нём не удалось. То есть тоже, с отцом у меня не всё благополучно. Но ничего, мандатную комиссию я прошёл когда-то и в школу милиции меня взяли.

В это время стало слышно через открытую дверь, как по рации в дежурном помещении сообщают о происшествии. Рация работает с помехами и понятно только, что ограблен какой-то магазин и ранен кассир.

– Извини, мне на выезд, – внимательно ещё раз прослушав оперативную информацию, говорит Панкратову Краузе, быстро поднимается этажом выше, тут же возвращается с молоденькой сотрудницей райотдела и усаживает её на место дежурного. – Остаёшься за меня, – приказывает ей Краузе. – Будь постоянно на связи.

– Может, поможешь? – уже на улице возле милицейской машины просит Панкратова Краузе. – Поедем вместе, сам же говорил когда-то, что преступников ненавидишь.

– Неохота, – отказывается Панкратов, но спрашивает. – А что за магазин?

– Гастроном на Комсомольской, – отвечает Краузе.

– Тогда другое дело, – сразу соглашается Панкратов и садится в кабину рядом с Краузе. – Я же в этом гастрономе работаю электриком. Да и название улицы мне небезразлично.

Зимний вечер, уже темно, освещение на улицах включено. Вдвоём Краузе и Панкратов подъезжают к большому магазину с вывеской «Гастроном». У входа их поджидают взволнованные работницы торгового заведения. Появление Панкратова, бодро выскочившего из милицейского УАЗика, их очень удивило.

– Панкратов, ты? – восклицает одна из женщин в накинутой на плечи дорогой шубе.

– Потом объясню, – говорит ей Панкратов и представляет её Краузе. – Это директор магазина, товарищ подполковник.

– Где они? – спрашивает Краузе.

– Только что убежали, – отвечает директор. – Их трое, все молодые. Мы сами хотели их задержать, но они вырвались и убежали.

– Куда, в какую сторону? – опять спрашивает Краузе.

– Вон туда, к тем домам и гаражам, – суматошно и наперебой указывают директор и стоящие рядом женщины.

Краузе и Панкратов бегут по натоптанной в снегу дорожке в указанном направлении. Краузе бежит медленнее и отстаёт.

– Возьми хотя бы одного, – просит он вырвавшегося вперёд Панкратова и на ходу вынимает из кобуры пистолет.

– Возьму, – обещает Панкратов и ускоряет бег. – Куда они денутся.

Панкратов, забежав за гаражи, первым видит убегающих грабителей. Перед жилыми домами они разделяются, один из них бежит вдоль пятиэтажки. Панкратов устремляется за ним, а Краузе за теми двумя, что свернули направо, в сторону какого-то нежилого здания и длинного забора. Панкратов догоняет бандита и пинком сзади сбивает его с ног. Тот падает, шапка при этом с него слетает, и он сильно ударяется головой о тротуар. Панкратов наклоняется над ним, переворачивает его на спину и под ярким светом фонаря у дома узнаёт в нём Духа. Панкратов шлёпает Духа по щекам, чтобы привести его в чувство, но бесполезно. В этот момент невдалеке слышится выстрел из пистолета. Панкратов затаскивает Духа в подъезд, укладывает его под лестницу и убегает на звук выстрела.

Прибежав на место, Панкратов видит, как Краузе держит двоих других бандитов под прицелом. С поднятыми руками они стоят в тупике двора, у забора.

– Извини, не догнал, – обманывает Панкратов Краузе. – Как сквозь землю провалился.

– Ничего, – говорит Краузе. – И его возьмём, эти к нему приведут.

Панкратов и Краузе вместе отводят пойманных преступников к машине и усаживают их в специальный отсек.

– Обратно со мной поедешь? – спрашивает Краузе, закрывая двери машины снаружи на замок.

– Поздно уже, – отказывается Панкратов. – И отсюда домой на трамвае ближе.

– Тогда спасибо, – благодарит Краузе. – А я ещё тут задержусь. Выясню, что с кассиршей. Но к нашему разговору мы ещё вернёмся.

– Нет, Виктор, исключено, – решительно отказывается Панкратов. – Вы уж там как-нибудь без меня.

Пожав Краузе на прощание руку, Панкратов возвращается к дому, возле которого он догнал Духа. Дух в том же подъезде, сидит на ступеньке лестницы, тихо стонет и покачивает головой. Видно, что Дух не пришёл ещё в нормальное состояние после падения. Панкратов подбирает шапку и нахлобучивает её на голову Духа.

– А-а, Панкрат, так это ты меня сцапал, – глядя на Панкратова и узнав его, произносит Дух. – Я всегда знал, что ты легавым заделаешься. Ну, и куда ты сейчас меня потащишь, в мусарню свою?

– Ошибаешься, – говорит Панкратов. – Не легавый я, а электрик из гастронома, и не в мусарню, а в гости домой к себе пригласить хочу. Для того и поймал.

– Ни хрена себе приглашение, – ворчит Дух. – Чуть башку не отшиб.

– Вот и пойдём, полечим её.

Панкратов помогает Духу подняться, и они уходят.

Зайдя в квартиру, Панкратов знакомит мать с Духом.

– Вот, мама, тот, с которым мы много лет назад вместе на стройке работали. И даже в армии встречались, представляешь. Пожалуйста, приготовь нам чего-нибудь на закусон.

– А как хоть зовут твоего знакомого? – вежливо интересуется мать.

– Как тебя зовут? – спрашивает у Духа Панкратов. – В ответ Дух молча закатывает глаза, будто вспоминает своё имя, но не может вспомнить. – Ладно, мама, не обращай внимания, он сегодня головой ушибся немножко. На память, видать, подействовало.

– Но ты-то помнишь, как его зовут?

– Разумеется, его зовут Дух.

– А с твоей головой всё в порядке, сынок? – опять спрашивает мать. – И ты действительно знаешь, кого домой к себе привёл?

– Знаю, мама, знаю. Просто что-то в сердце ёкнуло, когда его встретил. Посидеть, поговорить захотелось, стройку вспомнить, армию.

– Ну, смотри, – говорит мать и уходит на кухню.

Панкратов заводит Духа в свою комнату и усаживает его в кресло.

– Подожди тут, – говорит он Духу. – А я пока за горючим сгоняю, как Загвозкин говорил, помнишь? – Панкратов берёт деньги и уходит из дома.

Дух один в комнате Панкратова, не сидит на месте, а встаёт и начинает осматривать помещение так, будто выбирает, что можно украсть. Дух шарит по полкам на стене, заглядывает в ящики комода, в письменный стол, под кровать, вытаскивает из-под кровати чемодан, открывает его и читает названия документов. В руках у Духа всё тот же Устав Союза ради свободы и "Обращение к гражданам СССР". Дух закрывает чемодан, берёт его и незаметно для матери Панкратова выходит из квартиры на улицу.

Краузе и Панкратов в следственном изоляторе Управления Комитета государственной безопасности СССР по Свердловской области.

– Чемодан твой принёс к нам этот самый Дух, судимый пару раз по мелочи, – говорит Краузе. – Шестёрка уголовная. Он давно уже у одного нашего сотрудника осведомителем числится и за снисхождение к себе регулярно сдаёт ему своих дружков. А тот сразу, ни с кем не посоветовавшись, передал всё содержимое чемодана в КГБ. Я сам узнал об этом случайно. Чекисты же накануне шестидесятилетия Октября рвут и мечут, всего боятся, на воду дуют и готовы раскрутить тебя и твой союз или как его там на всю катушку. Надо искать выход, Саша, не садится же тебе по семидесятой за антисоветскую агитацию и пропаганду. Во-первых, по уголовному кодексу за такое до семи лет схлопотать можно. А, во-вторых, как с такой судимостью дальше-то жить, она же относится к государственным преступлениям. Лучше уж пару лет за банальную кражу отсидеть. Да ты сам юрист и понимаешь это не хуже меня. Ну, чего ты молчишь. Вот где, например, ты взял пишущую машинку?

– В том же гастрономе, – отвечает Панкратов. – Машинка была сломана и валялась как хлам на складе в подвале. Я взял её с разрешения директрисы отремонтировать, попользоваться какое-то

время и вернуть. И вернул бы обязательно.

– Тогда предлагаю так, – после некоторого раздумья говорит Краузе. – Ты специально сознаешься, будто пишущую машинку украл с целью продажи. То есть действовал, как обычный воришка, деньги нужны были. Директриса кражу подтвердит, я ей всё объясню, что к чему. И больше вообще ни в чём и ни под каким предлогом сознаваться не будешь. С госбезопасностью я тоже договорюсь, чтобы по их линии ничего не проходило. Расскажу там, как ты спас меня когда-то.

Зал заседаний районного суда. Судья оглашает приговор Панкратову:

– Приговорить Панкратова Александра Николаевича к лишению свободы сроком на два года по части первой статьи 89 УК РСФСР "Хищение государственного или общественного имущества, совершенное путём кражи" с отбыванием наказания в колонии общего режима.

После оглашения приговора Краузе первым подходит к Панкратову.

– Иначе не вышло, – словно оправдываясь, говорит он. – Комитетчики условие поставили, никакого штрафа или исправительных работ, только лишение свободы на пару лет как минимум. Да ещё эта твоя московская история повлияла. Стало известно, почему ты уволился.

– Да уж, я тогда очень интересно попутешествовал, впечатления потрясающие, век помнить буду, – с грустной иронией говорит Панкратов. – Всё равно, спасибо тебе, Виктор.

В это время к Панкратову подходит мать. Она не плачет, грустно смотрит на сына, слегка качает головой и произносит:

– Я ведь предупреждала, что добром это не кончится. Не напрасно, выходит, всё время боялась, что ты попадёшь туда же. Там же ад сущий. И что же теперь будет с тобой, сыночек ты мой дорогой. – При этом в голосе матери прозвучал не вопрос, а какая-то безысходность, глубокая тревога и предполагаемые ею нежелательные события в будущем.

– На рожон там зря не лезь, – наставляет Краузе. – Про отца твоего на зонах знают. По крайней мере, старые авторитеты и те, кто давно и не по одному разу сидит, его помнят или слышали о нём. Я поинтересовался уже. Но с беспредельщиками не корешись и сам не превращайся в такого, как они.

– Да не переживайте вы за меня, – говорит Панкратов и обнимает мать. – Чего, мамочка, ты боишься, точно не будет. Настоящим уголовным элементом, как назвали отца в Москве, я никогда не стану. Вы же меня знаете. Я всегда жил и буду жить по своему разумению. А что касается пребывания на зоне и судимости, то на Руси любой опыт пригодиться может. Умных и сильных людей у нас в стране всегда либо садили, либо они сами кого-то садили. Всё течёт, всё изменяется. И неизвестно ещё, кто кем будет. Никто никуда не денется.

Глава 6.

Конец семидесятых

Территория колонии, большие сугробы снега, высокий забор с колючей проволокой, вышки с охранниками в тулупах, помещение для заключенных. В углу на койке сидит Панкратов с гитарой, перебирает простые аккорды и что-то тихонько и невнятно поёт, как бы сам для себя. Рядом на других койках тоже заключенные, тоже сидят или лежат, двое в карты играют. Видно, что все они не новички на зоне, публика бывалая.

– Панкрат, оставь балалайку в покое, – просит Панкратова один из картёжников, который заметно старше других, на вид почти старик. – Отец твой лучше играл, в натуре, сам слышал, – и после короткой паузы добавляет. – Кстати, молва была, что он под какой-то указ попал. А что за указ, не знаешь, ты же юрист?

– Тогда было принято сразу несколько указов, расширяющих применение смертной казни, – немного подумав, отвечает Панкратов. – Больше всего это касалось особо опасных рецидивистов. В то время при Хрущёве так преступность искореняли – уголовный кодекс сам по себе, а указы сами по себе. Просто решили авторитетных воров физически устранить, вот и придумывали разные подзаконные акты.

– Да, жил когда-то правильный человек и сгинул почём зря, земля ему пухом. Только где она, земля эта, – грустно вздыхает старый зек. – Зона берлогой ему была, а могила где? Ладно, не стоит прошлое ворошить, уж больше десяти лет минуло. У тебя зато всё впереди ещё. Правда, ты что-то долго баллон к нам катил.

– Полезное образование получал и опыт работы во властных структурах, – шутливым тоном поясняет Панкратов. – Грамотным вором со связями за год не станешь. А, если серьёзно, то просто пробовал по-другому пожить и мать жалко было. Очень она всегда боялась, что моя жизнь наподобие отцовской будет, судьбы его для меня не хотела.

– Ну, ты даёшь, – ухмыляется зек. – А тебя не научили твои умные профессора в институте, что судьбу не обманешь, сколько не пробуй. Это не карты. Многих заносит сюда по случаю, как ветром мусор во двор. А ты не такой, на шального крадуна не похож – масть держишь, сразу видно. Люди тебя уважают, а мужики и козлы боятся, так и должно быть. Ты же потомственный вор, наследник отцовской короны. Захочешь, в память о нём влиятельные законники покумекают и посвятят тебя в воровской сан. Так бывает. Тем более, что косяков у тебя нет и тюремный опыт уже имеется. А родительницу твою понять можно, сама всё про зону знает. Короче, Санёк, на роду у тебя написано – и масть и власть. А пока считай, что отец за тебя вроде как мазу держит. На том и покончим, откладывай инструмент и присоединяйся.

– Нет уж, тогда без меня, – отказывается второй игрок в карты, кивая в сторону Панкратова. – Фуфло в колоду заряжать тоже, наверно, батя его научил. А с артистами я не играю. Пусть лучше честно выступит, сбацает чего-нибудь, как умеет.

– А я всегда готов, – пожимая плечами, охотно соглашается Панкратов и провозглашает. – Премьера для избранных.

После этих слов он усаживается с гитарой поудобнее и поёт:

Вот опять я вдали

От излюбленных мест,

И опять давит ночь беспокойная.

Будто душу свезли

За кладбищенский крест

Или бросили в яму помойную.

Все мечты мои здесь

Превращаются в прах.

Всё мне в тягость, как в тягость и я всему.

Прямо в петлю хоть лезь,

Так мне плохо впотьмах.

Где же ты, моё солнышко ясное?

Что же гонит меня

По дорогам чужим,

Что ищу я в краю неприветливом?

Разве светлого дня

Мне под кровом родным

Не хватает для счастья заветного?

Погулял и пора

Возвращаться домой

К тихим снам, охраняемым матерью.

Дотяну до утра,

И с пустою сумой

Пусть мне будет дороженька скатертью.

Отбыв весь срок заключения и покинув колонию, Панкратов едет домой на поезде. Вагоны старые, холодные, пассажиров немного, почти все они угрюмого вида, мало разговаривают. Панкратов часто выходит в тамбур вагона. Стоит один, не курит, а просто смотрит в окно, за которым проносится унылый северный пейзаж.

Весенний солнечный день, железнодорожный вокзал Свердловска. На привокзальной площади Панкратов садится в автобус. Через какое-то время по маршруту автобуса открывается панорама городских новостроек. Автобус проезжает мимо одного из строящихся многоэтажных домов. Вагончики строителей стоят вблизи дороги. Панкратов задумчиво смотрит на них, потом вдруг срывается с места, подходит к водителю и просит его:

– Останови здесь, братан, очень нужно.

Автобус останавливается. Панкратов выходит из автобуса и направляется к строительным вагончикам. За несколько шагов до них Панкратова обгоняет молодой паренёк в рабочей одежде и с бухтой провода на плече.

– Эй, пацан, – окликает его Панкратов. – Ты электрик?

– Не электрик, а электромонтажник, – обернувшись, уточняет парень.

– Ну, извини, – улыбается Панкратов и спрашивает. – А не знаешь ли ты случайно бригадира Николу Загвозкина?

– Знаю, – отвечает парень.

– А где он сейчас, на каком участке?

– Да здесь он, вон в том вагончике. Я туда и иду.

– Позови его, будь другом, – просит Панкратов. – Скажи ему, что Панкрат вернулся.

– Без проблем, сейчас позову, – соглашается парень.

Через минуту дверь указанного вагончика широко открывается и на ступеньках появляется Николай Загвозкин, совсем седой, ещё более сутулый, в расстёгнутой телогрейке, в сапогах с загнутыми голенищами. Загвозкин какое-то мгновение всматривается в стоящего чуть поодаль Панкратова, узнаёт его и прямо по грязной луже быстро идёт к нему. Загвозкин и Панкратов без слов крепко, по-мужски обнимают друг друга. При этом на безымянном пальце левой руки у Панкратова видна наколка – перстень с трефовым крестом...

* * *

Рукопись депонирована в ИОН РАН, Рег. ? 3283-ЛП/2