Текст книги "Женитьба Белугина"

Автор книги: Александр Островский

Соавторы: Николай Соловьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Гаврила Пантелеич, Настасья Петровна, Елена, Андрей и Нина Александровна.

Н и н а А л е к с а н д р о в н а. Тысячу раз простите, мои дорогие; мне так совестно… я вас оставила!

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Ничего-с… Нам, однако, и время… часы поздние…

Н и н а А л е к с а н д р о в н а. Ах, что вы, что вы! Не обижайте нас!..

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Он ведь у меня – сырой человек, Гаврила Пантелеич: они не могут никак долго не привычка-с!..

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. (кланяясь). Просим прощенья!.. Уж извините-с!

Н и н а А л е к с а н д р о в н а. Как вам угодно; я стеснять вас не смею. Но позвольте мне сожалеть и надеяться, что в будущий раз… Ах, я и сама к вам!..

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Милости просим!..

Н и н а А л е к с а н д р о в н а. (обнимая Настасью Петровну). Как я жалею, как я жалею!

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Вы, пожалуйста, себя не беспокойте. А только что Гаврила Пантелеич, они у нас – такие люди, что им никак невозможно: им стеснительно. Уж позвольте… (Целует Елену.) А н д р е й. (подходя к отцу). Сами изволите видеть… Что же вы скажете?

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. (у двери). Ну, что уж! Ослепли, братец, вот как! Настасья Петровна…

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Иду, иду, Гаврила Пантелеич… (Обнимаясь с Ниной Александровной.) Им, знаете, Гавриле Пантелеичу, часик посидеть – и довольно. А то уж снять сюртук да отдохнуть требовается.

Идет Нина Александровна, Елена и Андрей за нею.

Куда же вы, зачем беспокоитесь?

Н и н а А л е к с а н д р о в н а. Нет, уж я вас провожу… Ах, как мне больно, как мне больно!..

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Ну, так уж Андрюша-то с Еленой Васильевной пущай останутся, пущай забавляются…

Гаврила Пантелеич, Настасья Петровна и Нина Александровна уходят.

ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Елена и Андрей.

А н д р е й. Вы думаете, Елена Васильевна, что я не понимаю, что я вас не стою, что это одно только счастье мне необыкновенное-с?

Е л е н а. Ну, это как знать, кто кого стоит!

А н д р е й. А и во мне есть-с (ударяя себя в грудь), ого есть-с… разве только не захотите обратить внимания!

Е л е н а. Поживем, так узнаем друг друга!

А н д р е й. А только теперь я очень конфужусь, провалиться, кажется б, сквозь землю! Все на меня смотрят а я ни повернуться, ни слова сказать… Стакан чуть не уронил, чай на какую-то даму на платье пролил.

Е л е н а. (смеется). Это ничего… Конечно, лучше стаканов не ронять и платьев не обливать! А конфузиться нечего: как умеете, так и держите себя!

А н д р е й. Я это понимаю-с!

Е л е н а. Приободритесь, имейте побольше достоинства, ведите себя просто, как всегда! Ведь все это страшная пустота: болтают, сплетничают, говорят пошлые любезности или пускают шпильки друг в друга…

А н д р е й. Уж я теперь вооружусь! А вот я сейчас для куража стакан шампанского выпью. (Целует руку Елены.) Поддержали вы меня-с.

Е л е н а. А вот много поцелуев и вообще нежностей я не люблю! Да еще вам приказ: не извольте гоняться за мною, держитесь подальше!..

А н д р е й. И не подойду теперь! (У двери.) Человек! Дай-ка, братец, сюда бутылочку шампанского.

Е л е н а. Когда будем танцевать, можете только кадриль…

А н д р е й. Слушаю-с…

Елена, кокетливо ударив его по плечу веером, идет быстро в гостиную.

А н д р е й (ловит ее и целует ее руку). Не могу! Последний раз!

Елена уходит.

А н д р е й. Эх, вся эта канитель – и к чему? Тоска здесь смертная… Взять бы саночки, да в Стрельну на своих серых!.. Эх, мороз-морозец, аленькие щечки!..

Входит Агишин.

ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Андрей, Агишин и человек с бутылкой шампанского.

А н д р е й. А, вот он! Поди-ка сюда! (Горячо схватывает Агишина в объятья.) А г и ш и н (освобождаясь). Стой, стой, задавишь!

А н д р е й (ударяя ею по плечу). Эх вы, слабость, хилость!.. Ха, ха, ха!..

А г и ш и н (пожимаясь). Эка сила и свежесть у них, у чертей, завидная!

А н д р е й. Садись, выпьем. (Сажает на диван. Человеку.) Ну-ка, послужи; налей нам, да и убирайся, а бутылку оставь!

Человек наливает и уходит.

А н д р е й. Ну-ка, давай по душе… (Чокаются и пьют.) Скажи-ка ты мне, ты, человек разумный, образованный: любит она меня или нет?

А г и ш и н. Если теперь еще не любит, то потом уж полюбит непременно!..

А н д р е й. Почему так?

А г и ш и н. Потому что свежесть, сила – чего же еще! Уж как там ни финти перед женщиной, а коли натуры мало, так не много возьмешь! А у вас этой здоровой любви…

А н д р е й. Да уж, брат, душу ли за нее положить, в охапку ли взять покрепче – уж этого у нас так-то много, что и девать не знаем куда.

А г и ш и н. Все это хорошо, а совесть-то у тебя есть? Когда же мы?..

А н д р е й. Что же это? Насчет чего?

А г и ш и н. А прощанье с холостой жизнью – холостая пирушка? У невест бывает девишник, а мы мальчишник сделаем!

А н д р е й. И разотлично! Так распорядись. Хочешь-у меня дома, а то так за Крестовскую! Только, чтобы уж вприсядку с тобой танцевать. (Ударяет его рукой по плечу.) А г и ш и н. Ой, ой! Уж ты выражай чувства как-нибудь иначе, а не дерись!

А н д р е й. Ну, теперь пойду приглашу танцевать какую-нибудь барышню, куражу довольно! Только все кислота какая! (Уходит.) А г и ш и н. Мил, мил! Ну, что за Андрюша у меня! Только какие у них длани!.. Вот этак, сохрани бог, попадешься! Нет, тут подумаешь!

Входит Елена.

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Агишин и Елена.

Е л е н а (опускается на диван). Я бешусь… Я просто зарыдать готова!..

А г и ш и н (садится рядом). Что с вами?

Е л е н а. Я совсем не выдерживаю своей роли: я или раздражительно весела, или не слышу, что говорят мне!

А г и ш и н. Что за ажитация! Я от вас не ожидал. Будьте благоразумны.

Е л е н а. Но из чего же я бьюсь, из чего же я бьюсь, скажите?

А г и ш и н. Из того, чтобы приготовить себе приятную жизнь в будущем.

Е л е н а. Я вас возненавижу!.. Ведь все это фразы, холодные фразы. Я еще не так пала, чтобы притворяться по холодному расчету!.. Где же мне поддержка? Где же та страсть, ради которой я играю комедию? где же она… моя опора? Ведь иначе я должна презирать себя!

А г и ш и н (берет ее руку). Чего же, чего же вам нужно? (Целует ее руки.) Я люблю вас, люблю больше своей жизни, но разве здесь место, здесь время…

Е л е н а. Ну, вот только мне и нужно, только мне и нужно!.. А то я изнемогаю! (Шепотом.) Давно бы, Давно…

А г и ш и н (целуя ее руки). О, целая жизнь не стоит этой минуты!

Андрей показывается в дверях и уходит.

Е л е н а (заметив Андрея, встает). Он видел!

А г и ш и н. Ничего, пусть привыкает… Приласкать немножко – вот и все! (Уходит.) Е л е н а. Но все-таки надо поправлять дела… Теперь у меня опять силы, и вот сейчас проба!

Отходит к стороне. Входит Андрей.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Андрей и Елена.

А н д р е й (не замечая Елены). Мне почудилось, мне почудилось!.. (Хватает себя за голову.) Нет, я видел здесь, здесь… Господи! или в самом деле почудилось, что ли!

Стоит в задумчивости. Елена подходит к нему сзади.

Е л е н а. Об чем, об чем? Разве женихи задумываются?

Андрей молча смотрит на нее.

Что за грозная туча на челе вашем?

А н д р е й. Так, мне что-то почудилось или померещилось!

Е л е н а (хохочет). Ха, ха, ха! Не то ли, что у меня Агишин руки целовал? Ха, ха, ха! Извольте сейчас его вызвать на дуэль! Хотя я еще и не ваша, хоть он, как старый знакомый, мог горячо пожелать мне счастья и целовать мои руки, но вы вызовите его на дуэль и убейте, убейте непременно!

А н д р е й. Коли так-с, извините!

Е л е н а. Ах, как это мило! Он ревнив, он… Отелло! (Смеется.) Это мне нравится. Значит, он и вперед будет ревновать, а кто ревнует, тот любит!

А н д р е й. Вот все и свалилось! Вы все можете – я погубить, и осчастливить человека! (Берет руку и целует.) Эта ручка-с… ну, одно слово, ваш-с – что хотите, то со мною и делайте!

За сценой музыка.

Е л е н а. Пойдемте танцевать.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Декорация первого действия. Та же комната, но богаче отделанная и обставленная.

Фамильные портреты стоят на полу, а вместо них висит дорогая картина.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Прохор, один, обметает мебель.

П р о х о р. Старики с фабрики приехали; два раза присылали узнать, дома ли. Ну, где, мол, скоро ль их дождешься? За город кататься поехали! Авось хоть при стариках-то угомонятся немножко, а то ведь это наказанье сущее: каждый день либо с утра до поздней ночи, либо с вечера на всю ночь, а ты до четырех утра не спи, дожидайся их! (Подходя к портретам.) Что эти идолы-то тут стоят! Прибрать бы их, да не знаю, куда повесить.

Входит Настасья Петровна.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Прохор и Настасья Петровна.

П р о х о р. Сами пожаловали…

Н а с т а с ь я П е т р о в н а (садясь). Ждала, ждала, Да уж моченьки моей нет… Часа четыре как с железной дороги приехали; сижу у окна да гляжу, как сыч.

П р о х о р. Теперь, чай, скоро будут; потому если на вечер куда, так переодеться домой заедут.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Как тебя звать-то?

П р о х о р. Прохором, сударыня!

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Ты, что ли, Прохорушка, Андрюшу-то одеваешь?

П р о х о р. Нет, у них свой камердинер есть; а мое дело – передняя, да вот комнаты убрать, ну, опять у стола – мало ли дела!

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. А почивают-то они где?

П р о х о р. Андрей Гаврилыч (показывая налево) вот здесь, на своей половине, а Елена Васильевна (указывая направо) – у себя, на своей-с.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Как, врозь?

П р о х о р. Так точно. Как следует.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Неужели и всё так?

П р о х о р. Всё так-с, как следует, как завсегда у господ бывает – на две половины.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Да ведь муж-то и жена – одно, какие ж тут две половины? Коли бог сочетал воедино, на что же пополам-то делить?

П р о х о р. Уж это не нашего ума дело. Стало быть, так следует. Надо полагать, что так лучше, либо мода такая, а то кто б им велел!

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Что это ты, уж не врешь ли, Прохорушка?

П р о х о р. Что мне, помилуйте! Обыкновенно две половины: и гости, ежели к Андрею Гаврилычу или по делам, так они у себя принимают; а ежели к Елене Васильевне – так они на своей половине принимают.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. И гости-то разные?

П р о х о р. Разные-с.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Ну, а чай как поутру?

П р о х о р. Завсегда врозь: потому Андрей Гаврилыч раньше встают и чай пьют, а Елена Васильевна позже – и кофе кушают.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. А обедают?

П р о х о р. Кушают вместе, уж это везде так.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Ну, то-то уж, а то ведь это все одно что чужие. А согласно живут-то?

П р о х о р. А этого мы знать не можем, потому редко их и видишь: только что за столом-с. Когда Андрей Гаврилыч вечером покойной ночи желают, так ему ручку дают поцеловать; поутру тоже, когда с добрым утром – так опять ручку.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Все ручку да ручку. (Качает головой.) П р о х о р (прислушивается). А вот, должно быть, и приехали: что-то задвигали в передней, и дверями хлопают, и разговор слышно.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Так я в Андрюшины комнаты пойду. Коли это мой старик, так ты не сказывай, что я здесь. (Уходит в дверь налево.)

Прохор уходит в переднюю. За сценой голос Елены Васильевны: «Пустите, что за глупости! Пустите, говорю я!» Вбегает Елена за ней входит Андрей.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Елена и Андрей.

Е л е н а. Сумасшедший, что вы делаете?

А н д р е й. А что такое? ничего-с!..

Е л е н а. Я ведь не ребенок; можно ль носить на руках да еще на лестницу?

А н д р е й. Ничего-с, своя ноша не тянет. Я вас и дальше хотел нести, да кабы не вырвались, дотащил…

Е л е н а. Куда это дальше?

А н д р е й. До самого до места…

Е л е н а. До какого?

А н д р е й. Да ведь устали, отдохнуть захотите – так уж я прямо в спальню и хотел доставить.

Е л е н а. Вот как! Это очень мило.

А н д р е й. Так я сию минуту-с!

Е л е н а. Ну, нет, не трудитесь! Я и сама дойду, настолько-то сил у меня хватит. До свидания!

А н д р е й. Куда же вы?

Е л е н а. Я пойду переоденусь.

Идет к двери, Андрей за нею.

Нет, нет, отправляйтесь на свою половину.

А н д р е й. Только и всего-с?

Е л е н а. Чего же вам еще?

А н д р е й. Не много-с…

Е л е н а. Ах, нет! вы очень нынче умно вели себя вас следует наградить. (Гладит по голове Андрея и целует.) А н д р е й. Что же это, насмешка-с? Нет-с, уж лучше не дразните меня и не играйте со мною. У меня натура горячая и силы довольно-с. Другой раз заиграете, так, пожалуй, и не отыграетесь от меня.

Е л е н а. А, вот как! Ну, так я буду осторожнее. Прощайте!

А н д р е й. Однако что ж это за тиранство, Елена Васильевна?

Е л е н а. Какое тиранство? Ах, оставьте, пожалуйста!

А н д р е й. Как оставить? Поговорить надо, я желаю-с!

Е л е н а. После как-нибудь. (Хочет идти.) А н д р е й (берет ее за руку). Нет, уж извините. Откладывать зачем же – очень накипело. Вот почти месяц вы моей женой считаетесь, а жена ли вы мне? Какая моя жизнь? Забрался было в мечтах-то выше облака, да вот и свалился. Ведь я вас любил, выше всего на свете ставил… Вы думаете, легко мне говорить теперь в глаза, что вы меня обманули?

Е л е н а. Чем обманула? Как?

А н д р е й. Да так, хуже чего не бывает; и обманывали нас и грабили – это с нами за нашу глупость случалось, а такой обиды и во сне не снилось, и врагу не пожелаем. Что я для вас сделал – об этом я говорить не стану, потому что вы за попрек сочтете, но я вам душу, душу отдал-с… Понимаете ли, душу отдал…

Е л е н а. Ах, тише, пожалуйста.

А н д р е й. Да что мне тише? Я у себя дома. Я со всем трепетом просил руки вашей, вы изволили согласиться; какие же мысли вы тогда в голове держали? Опять же в церкви вы очень веселым духом объявили ваше желание. Значит: стоя-то под венцом, обещаясь перед богом быть мне женой, вы задумывали из меня, на потеху своим приятелям, сделать шута…

Е л е н а. Какой вздор вы говорите!

А н д р е й. Не вздор, а все так точно-с. Ваши приятели меня поздравляют, счастливцем зовут, а вы на их слова подсмеиваетесь. Разве я не вижу? Эх!

Е л е н а. К чему этот разговор?

А н д р е й. А вот к чему-с: целый месяц я делал для вашего удовольствия все, что вам было угодно; дела свои бросил и чуть не молился на вас; но только из этого хорошего ничего для меня не вышло, окромя стыда и конфуза… Но я имею свою гордость – довольно дурака-то корчить! Я теперь займусь своим купеческим делом, а вы живите как знаете, я вам мешать не буду. Уж на вашу половину я проситься больше не стану, а если вы, паче чаяния, почувствуете ко мне расположение, так милости просим ко мне, на мою-с.

Е л е н а. Вы нынче не в духе…

А н д р е й. Нет, я довольно равнодушен, а если меня что за сердце возьмет, так я с вами не так заговорю, да не дай бог нам с вами этого дождаться!

Елена, с удивлением взглянув на Андрея, уходит в дверь направо.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Андрей, потом Настасья Петровна.

А н д р е й (подумав). Думай не думай, а дело – дрянь. Пойти счетами заняться. (Идет к двери налево.)

Настасья Петровна выходит ему навстречу.

Маменька!.. (Целует мать.) Ну, слава богу, насилу-то вы собрались!

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Слышала твой голос, да боялась войти: думала, с кем чужим разговариваешь. С самим, Андрюша, приехала, с самим; все хворал, да вот собрался, с тобой об делах потолковать хочет.

А н д р е й. Ну, уж обрадовали, маменька! Чайку не угодно ли?

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Мы давно с машины-то; Уж два раза напилась от скуки, ожидамши вас.

А н д р е й. Да присядьте, потолкуем.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Ох, нет, нет! (Садясь) Разве на минутку… Ведь гроза надо мной: украдкой Андрюша, к вам взошла-то; а то не велел: строго-настрого приказывал, чтоб не смела. Теперь отдохнуть лег – так я сюда: сердце-то уж очень рвалось. (Встает и обнимает Андрея.) Дай же мне хоть посмотреть на тебя хорошенько!

А н д р е й. Все такой же, маменька.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Ох, Андрюша, нет, и следа твоей прежней красоты не осталось! Что ты это, Андрюша, как худ-то стал, голубчик?

А н д р е й. Что вы, маменька? Так вам показалось!

Н а с т а с ь я П е т р о в н а (садясь). Нет, Андрюша, совсем цвету в тебе не стало. Ну, скажи же ты мне про ваше житье-бытье!

А н д р е й. Живем… ничсго-с… веселимся…

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Конечно, нельзя же! спервоначала надо ее потешить; ну, а потом пора и к дому приучать. Что она, с тобой-то как?

А н д р е й. Да она ничего-с… ласкова, шутит…

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Да как же это все шутит? Что уж весело ей, что ли, очень?

А н д р е й (с горькой улыбкой). Живем да радуемся-с… Вчера в маскарад, сегодня в театр, завтра на бал куда-нибудь либо за город – так тебя и носит! От веселья да от музыки голова кругом пошла, а новых друзей, новых приятелей и не сочтешь. Все тебе руки жмут, поздравляют, "счастливец, говорят, ты счастливец!" Ну, если люди счастливцем называют, так, стало быть, счастливец и есть!

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Так-то так, да что-то речи-то твои не хороши! Ты бы толком поговорил со мною.

А н д р е й. А вот к вам вниз сойду, тогда и потолкуемте.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. И из-под венца-то видеть вас бог не привел: сам прихворнул, меня не пускает, плакала, обливалась. И хворает-то, да и сердится; недели две как туча черная бродил, подступу не было. А потом, как фабрику-то распустил, дела порасстроились, хороших приказчиков да мастеров своим характером поразогнал, так и поотмяк и об тебе вспомнил. Стал жаловаться, что ты его забыл да бросил. А твоя ли вина? Он не то что тебя видеть, и слышать про тебя не хотел… Ох, Андрюша, и не след бы мне, а уж скажу: не родительское в нем чувство говорит, а за карман он боится…

А н д р е й. Нешто я не понимаю. Да это все одно-с. Из меня лаской тятенька все могут сделать, потому что мы к родительской ласке не приучены и никогда ее не видим. Да и не от кого-с; лаской из нашего брата хоть веревки вей. Как Сыромятовы поживают? Что Таня?

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Видно, помнишь? Житов, мучник, за нее сватается.

А н д р е й. Да, слышал и я. Житов – человек хороший, с душой, уж пусть бы хоть ей-то бог счастья дал!

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. (вдруг встает). Батюшки, никак сам?

А н д р е й (прислушиваясь). Да, надо быть, что он-с.

Н а с т а с ь я П е т р о в н а. Вынеси, заступница!

А н д р е й. Пожалуйте сюда. (Провожает ее в дверь налево.) Там коридором пройдете.

Идет в переднюю, навстречу ему выходит Гаврила Пантелеич.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Андрей и Гаврила Пантелеич.

А н д р е й. Пожалуйте, батюшка, пожалуйте!

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Да, вот задумал побывать в Москву, поглядеть, как вы тут.

А н д р е й. Мы, слава богу-с! (Подвигая кресло.) Милости прошу, пожалуйте-с! Чайку не прикажете ли?

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Присесть присяду, а чаю не надо. (Садится.) А я вот, брат, призадумываться стал.

А н д р е й. Что же такое, насчет чего-с?

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Хворость, брат, одолевает. Да и дух не тот, не прежний. Зачем? для чего? Думаю: суета сует все это! Хочу, брат, о душе подумать, а то пристигнет час воли господней – и покаяться путем не успеешь.

А н д р е й. С чего же такие мрачности у вас в голове-с?

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Да веселиться-то мне нечего. Коли сил нет, так без помощника плохо.

А н д р е й. А я то-с?

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. На приказчиков какая уж надежда! Воровать друг перед другом взапуски – вот на это их взять!

А н д р е й. Да я-то на что же-с?

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Ну, где уж тебе? Нет, не туда дело поехало!

А н д р е й. Почему же так? Я при деле быть могу.

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Ты-то пожалуй, да прынцесса-то твоя – не низко ли ей покажется?

А н д р е й. Это дело до нее не касающее.

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Ну, как, братец! Она, к примеру, такое пирожное, сидит и на фортепьяне играет, а ты из красильни, как шут какой, в кубовой краске в залу-то ввалился! Так одно к другому не подходит.

А н д р е й. Ничего-с! Коли им не угодно, я один уеду; а они могут в Москве остаться.

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. В конторе беспорядки, книги позапущены, приказчиков поразогнал, получения плохи!

А н д р е й. Это уж на что хуже-с!

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Пока ты наблюдал, так дело шло в лучшем виде, а теперь не скоро и распутаешь. До того дошло, что хоть прикончить фабрику-то, так в ту ж пору.

А н д р е й. Нет, как можно-с, дело миллионное! Для вас все суета, а я – человек молодой, я жить хочу.

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Убытков боюсь. Фабрика – такая машина, что коли она в порядке, так барыш, а коли порядку нет, так она года в два все твое состояние съест. Так вот я затем в Москву-то поговорить с тобой. Приходи вниз завтра пораньше, потолкуем, на чем-нибудь надо решить. Я думаю здесь Москве пожить: захвораешь, так дохтура близко; помолиться когда, так святыни много.

А н д р е й. Милости просим: я низ отделал, там для вас всякое спокойствие будет.

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Уж видел, что отделал – швыряй деньги-то! (Заметя портреты.) Эге! вот ты их куда разжаловал, стариков-то!

А н д р е й. Я хотел их туда вниз-с…

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Ну да, подальше куда-нибудь, чтоб с глаз долой: на чердак или в сарай их, чтоб не зазорно было, что у нас, мол, деды – не князья, не бояре…

А н д р е й. Нет-с, не потому-с…

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. А кто, Андрей, нам с тобой деньги-то дал? откуда все эти шелки да бархаты, и кто нам эти палаты выстроил?

А н д р е й. Все это я понимаю-с…

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. А каково было наживать-то ему? Ведь он в лапотках в Москву-то пришел, на себе воду возил, недоедал, недосыпал, и под дождем, и на морозе…

А н д р е й. Все это при нем и останется-с.

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Коли ты труды его ни во что ставишь, так хоть за ум-то почти! Ума-то в этой голове было не то, что у нас с тобой!

А н д р е й. Да я за все его почитаю и уважаю-с.

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Поглядывай на него почаще, так сам умней будешь. (Строго.) Подай мне их, я им место найду!

А н д р е й. Извольте-с. Я давно Прохору говорю, чтоб он их вниз снес. Вы напрасно в сердце приходить изволите.

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Не напрасно! Погляди на себя хорошенько, то ли ты делаешь-то? Ты, может, думаешь, что родители-то – звери, что они к детям все с сердцем да с грозой; так нет, брат, и тоскуют по вас иногда, бывает, что и до слез… (Утирает глаза и, махнув рукой, идет к двери.) А н д р е й (останавливая отца). Позвольте-с! Что же так со слезами уходить, будто я вас обидел? Ведь я ваш сын-то; нужды нет, что я хожу во фраке, а и во мне тоже этой дикости довольно, достаточно. Вы меня за самое сердце задели, а я – русский человек: в таком разе могу все, что для меня дорогого, сейчас пополам да надвое. Скажите одно ласковое слово, так все брошу и не то что конторщиком или машинистом – кочегаром у вас на фабрике буду.

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Ну, ну, бог с тобой! Родня мы, родня, вижу.

А н д р е й. Крутое сердце у меня, тятенька.

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Да вижу, вижу…

А н д р е й. Но и не дурак притом…

Г а в р и л а П а н т е л е и ч. Заходи завтра утром, столкуемся. (Уходит.)