Текст книги "Звездная вахта (сборник)"

Автор книги: Александр Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 16
Все будет хорошо

Мелкие твари появились перед рассветом – и откуда только взялись в таком количестве? Камни на берегу, казалось, задвигались, а валуны обросли толстой шевелящейся корой. На всякий случай Валентин поглубже отполз в озерко, обеспечив между собой и берегом полосу воды в метр шириной. Оглянулся на Квая – тот сделал то же самое.

Вспомнилось: в ящике с аварийным комплектом должно быть оружие. Но ящик стоял на берегу…

Вот так и помирают на Дне – не учтя какой-нибудь мелочи!

В проблесках молний Валентин сумел кое-как разглядеть этих тварей. Телом они напоминали крыс, но их длинные челюсти были густо усажены мелкими коническими зубами – зубами хищников, а не грызунов. Их крики больше напоминали кваканье, чем крысиный писк. Несколько животных подобрались к самой воде. Плеснула волна – отпрянули.

– А-а, боитесь воды! – закричал Валентин. – Вот я вас! Пшли!..

Зверьки вновь приблизились. Один из них влез передними лапами в воду и принялся лакать, посверкивая на Валентина черным глазом-бусинкой. Не очень-то они боялись воды – просто не хотели в нее лезть без веской причины.

И, глядя на странных двуногих существ, в достаточной мере беспомощных, зверьки, похоже, приходили к мысли, что веская причина существует.

Один из них сжался в комок и прыгнул. Валентин успел лишь заслониться рукой. В запястье вонзились острые зубы. Вскрикнув от боли, Валентин стряхнул мелкого людоеда вместе с клоком кожи. И сейчас же зверьки полезли в воду толпой. Волнообразные движения сплющенных хвостов быстро продвигали их к цели.

Вскрикнул Квай: тоже понял, что местные крысы умеют плавать. Топиться они вовсе не собирались. Они собирались плотно пообедать.

Первого зверька Валентин поймал за хвост и зашвырнул подальше. Второго схватил поперек туловища и попытался утопить. Хищник извернулся, ладонь обожгло укусом. Валентин заорал и забил по воде руками. Судя по крикам и беспорядочному плеску, Квай был занят тем же самым. Но там, где люди не баламутили поверхность озерка, воды не было видно от плывущих зверьков. И на берегу их меньше не стало: живая квакающая кора на камнях по-прежнему отвратительно шевелилась. Все новые твари дюжинами бросались в воду. Плевать им было на то, что пища попалась инопланетная, – была бы белковая!

Еще укус… Отступив в озерко до пояса, Валентин взбивал перед собой уже не воду, а кровавую пену. Внезапно «крысы» на берегу подняли вой и заметались: меж валунов появилось новое животное. Длинное и гибкое, как выдра, оно схватило ближайшего зверька и сразу перекусило его почти пополам. Скача друг по другу, «крысы» толпами бросались в воду. «Выдра» выплюнула добычу и заинтересованно посмотрела на людей. Валентин отступил еще глубже. Трудно стало удерживаться на месте: здесь уже очень чувствовалось течение. Поскользнешься – вода подхватит, утянет в проран, закрутит, разгонит, шмякнет о первый же валун и сделает отбивную. Валентин затравленно озирался. Может, попытаться пересечь озерко и выбраться на другой берег, пока еще есть силы?..

Только это он и успел подумать, прежде чем по ущелью пронесся такой порыв ветра, что там и тут загрохотали падающие камни. И немедленно с неба обрушилась стена воды такой силы, что самый сильный тропический ливень на Терре показался бы по сравнению с ней лишь чуть заметно накрапывающим дождиком. В несколько мгновений вода в реке вышла из берегов. Задыхаясь и отплевываясь, Валентин попробовал плыть, но куда там! Течение повлекло его к естественной плотине, стукнуло о валун, стукнуло о другой и всосало в проран.

И больше уже ничего не было, кроме напряженного, какого-то мазохистского ожидания: какое мгновение самосплава будет последним?

Исчезли мысли. Улетучилось сожаление о том, что приходится умирать не там, где умирают люди его круга, и не так, как они умирают. Пропала лютая злость на Пегого Удава. Испарилась ненависть к Дну – мерзейшему из обитаемых миров. Все эти материи уже не занимали Валентина. Его било о камни – он ощущал удары, но не боль. Его беспорядочно кувыркало – что ж, оставалось лишь смириться с этой неприятностью. Он задыхался и глотал пену – и это тоже было всего лишь еще одной неприятностью. Валентин знал, что сейчас умрет. Он не желал смерти, но больше не ужасался ее.

И все же, несмотря на напряженное ожидание, он так и не засек момент, когда сознание оставило его.

Очнулся он на галечной отмели и не сразу понял, что каким-то чудом остался жив, а когда понял, нисколько не обрадовался: ведь мертвому дозволяется лежать неподвижно, а живому приходится двигаться и вообще совершать какие-то поступки. Мертвому на Дне хорошо, живому – не очень. Саднила кожа, а внутри, по ощущениям Валентина, не осталось ни одной целой кости. Болели раны, горели ссадины, саднили ушибы, язык во рту – и тот был прикушен, распух и болезненно отзывался на попытки пошевелить им.

Валентин оставил эти попытки. Он не двинется с места. Так и будет лежать ничком. Пусть его топят, пусть колошматят, пусть даже едят живьем – на здоровье! С него хватит. Он боролся и выиграл партию, но проиграл жизнь. Печальный факт, но с фактами надо считаться.

– Сейчас он придет в себя, – неожиданно раздался прямо над ухом знакомый голос, и пронзительно-тошнотворная струя ударила в нос. – Кладите его в люльку, да осторожнее!

Несколько маленьких, но крепких рук вцепились в обрывки одежды на теле Валентина и, не обращая внимания на стоны, перевалили его в то, что показалось неким кульком из грубой ткани с тонкой гель-подстилкой. Открылось небо. Стоял день, обычный серый день Трона Аида. Ливня как не бывало. Вода в реке быстро спадала. Ущелье здесь было широким, а стены его – невысокими. На краю обрыва застыл, чуть покачивая лопастями, помятый и обшарпанный туземный вертолет.

А рядом с Валентином стояла водянка Астра, на голову возвышаясь над самым рослым туземцем-спасателем, и смотрела на спасенного с нелогичной смесью торжества и сочувствия. В другое время это озадачило бы, но сейчас Валентин не был склонен разгадывать головоломки. «Жив, – все увереннее прорастала и укоренялась в голове мысль. – Буду жить».

И Марек тоже был здесь – лежал, поджав лапки, и скромно помалкивал.

– Крепи трос, – грубым голосом приказал кто-то из спасателей, и Валентин понял их задумку. Вертолет не смог сесть в ущелье, а туземцам ни за что не втащить люльку на скалы. Вертолет взлетит, зависнет, и люльку втянут в него. Логично.

– Тебе повезло, так? – заговорила, обращаясь к Валентину, Астра. – Это был еще не ураган, лишь предвестник, да и то он зацепил эти места самым краем. Первый настоящий ураган сезона придет вечером. Мы уже будем в безопасности, так? Ты жив. Тебя не съели, ты не утонул. Это к лучшему, так? Твой друг тоже жив, его уже отправили в столицу. Он плох, но выкарабкается.

Валентин не сразу понял, что речь идет о Квае. Друг? Какой он друг – так, подчиненный. Дружба – ловушка для дураков, сильный и умный пользуется ею, а слабый и глупый в нее попадает. Архаичная жизнь диктует туземцам архаичные понятия, и Астра – все еще донница до мозга костей. Попадет на Терру – там ей быстро поставят мозги на место. Валентин и не собирался интересоваться Кваем. Друг, хм…

Трос зацепили. Туземцы муравьями полезли на кручу. Марек зажужжал, взлетел и молча канул в небе – похоже, намеревался добраться сам, не слишком доверяя туземным вертолетам. Он так ничего и не сказал, и это озадачивало. Возле люльки осталась только Астра. Кто-то из туземцев крикнул ей, она небрежно махнула в ответ рукой: сейчас иду, мол.

– Мы сделали это, – кое-как ворочая распухшим языком, прошепелявил Валентин, когда она вновь повернулась к нему, и попытался выдавить из себя улыбку. – Катапульты больше не существует, стартовый комплекс разрушен… – Помолчав, он неуверенно добавил: – Надеюсь, жертвы были минимальны.

– И все же они были, – сказала Астра. Глаза ее стали жесткими.

– Сожалею, – соврал Валентин.

Помолчали. Сверху еще раз крикнули. Астра досадливо обернулась: «Да иду я, иду!»

Но с места не двинулась.

– Теперь ты можешь отправиться на Терру. – Валентин почувствовал, что надо это сказать. Если туземке жаль погибших туземцев, если она запоздало сожалеет о своей роли, то пусть радость убьет всякие сожаления. – Мы выиграли.

Мимолетная усмешка искривила губы Астры. Или это лишь показалось?

Нет, не показалось…

– Да, мы выиграли, – сказала она. – Мы, донники, выиграли. А Терра проиграла. – И, поскольку Валентин ошарашенно молчал, добавила: – На орбите крейсер Земли и крейсер Унии. Согласно дополнительному протоколу к Фомальгаутскому договору Дно отныне независимая планета, так? Ваше торгпредство в столице будет эвакуировано завтра же. И ты тоже. Если Терра хочет впредь торговать с нами, она должна признать нашу независимость и прислать делегацию для переговоров, но только равноправных переговоров. В качестве жеста доброй воли мы отпускаем без наказания тебя и двух твоих сообщников, живого и железного. Так? Если Терра не оценит значения жеста – это ее проблемы. А если Терра захочет вести себя у нас по-прежнему, ей отныне придется иметь дело с Землей и Унией.

Валентин беззвучно открывал и закрывал рот.

– Ты, наверное, хочешь спросить, как мы смогли запустить спутник? – догадалась Астра. – Я расскажу. В южных тропических широтах нашей планеты внутри первого, самого мощного в сезоне урагана обычно формируется могучий восходящий поток. Мы направили туда дирижабль особой конструкции, предназначенный для подъема ракеты-носителя на должную высоту. Так? На пятидесяти тысячах метров четыре члена экипажа выпрыгнули с парашютами – из них только один остался в живых, – после чего ракета стартовала в космос прямо сквозь оболочку дирижабля. Космодром с катапультой на склоне Клоаки Сатаны с самого начала рассматривался нами как резервный вариант, так? Когда правительству стало ясно, что Терра не остановится ни перед чем, чтобы сорвать запуск, было решено пожертвовать резервным вариантом, выдав его за единственный… То есть за один из двух: вторым был намек на возможность захвата вашего флаера. Твоими руками Терра сумела отсечь эти два варианта, так? А сработал третий.

Всего десять минут назад Валентин был равнодушен к вопросам жизни и смерти. Теперь он хотел умереть.

– Я скажу тебе, в чем была твоя ошибка, – заговорила после паузы Астра. – Ты поверил в то, что рассказывали тебе о донниках твои коллеги, так? Беглый взгляд на Дно убедил тебя в справедливости постулата: донники поголовно тупы, хитры примитивно, по-крестьянски, лишены высоких устремлений и, по большому счету, не являются полноценными людьми. Ты сделал ту же ошибку: принял кажущееся за действительное. Так было проще, так было удобнее, так было комфортнее психологически. Что с ними мудрить, с выродившимся народцем, недочеловеками? Они ведь не способны вести мало-мальски сложную игру. Им даже не придет в голову вбухать уйму средств в то, что почти наверняка обречено на уничтожение, в обманку для слишком умных и неоправданно высокомерных… Так?

«Так», – показал глазами Валентин. Он не мог говорить.

Быстрее молнии Астра выхватила пистолет. Два выстрела – и невесть откуда налетевшая крылатая тварь пронзительно вякнула, захлопала крыльями и унеслась прочь, отказавшись от нападения. Астра даже не посмотрела в ее сторону.

Сверху снова крикнули – поторапливали.

– Иду!

– Подожди… – Язык вновь обрел способность шевелиться, и вопрос рвался наружу. – Ну да… понимаю… ты была внедрена… как и большинство моих агентов, наверное… Но почему… почему ты выбрала эту мерзость… эту планету… Ты же была на Терре, ты видела ее!

Астра улыбнулась.

– Хорошая планета Терра. Совсем легкая. Приятно жить на ней, так? А только я – донница, ею и останусь. И еще я водянка, так что будет у меня и положение в обществе, и интересная, очень нужная работа. И счастье, надеюсь, будет. Не так уж мало водян уцелело после бедствия, я солгала тебе тогда. У меня есть жених, тоже водянин. Наш архипелаг вовсе не ушел под воду, а кроме него, на Дне есть и другие острова, даже более удобные. Есть, наконец, обширная береговая линия материка, так? Всем места хватит, и жить в воде удобнее. Правительством принята долгосрочная программа постепенного переселения донников в воду. Когда-нибудь, через столетия, раса карликов на Дне исчезнет, будут только водяне. Конечно, придется решить массу проблем, так? Я слыхала, ты видел домашний музей нашего премьера. Те ужасные животные – лишь малая часть наших забот. Но мы справимся.

– Но почему… – вымучил Валентин.

– Почему мы сразу не прибегли к помощи Терры? – Астра засмеялась. – Зачем запустили спутник, для чего нам независимость? А ты как думаешь? Для чего вообще нужна свобода?

– Для чего? – спросил Валентин.

– Для того чтобы поверить в свои силы. Для того чтобы нас не одергивали всевозможные корыстные шишки с Терры. Им нет и не будет дела до наших проблем. А нам не обойтись без помощи, это верно, и потому мы по-прежнему будем экспортировать алмазы, металлы и биоматериалы. Но теперь мы сами решим, с кем иметь дело. Может, присоединимся к землянам, может, вступим в Унию, может, даже и в Лигу, но только на наших условиях. А может, останемся независимыми, так? Это теперь решать нам, а не Терре…

Сверху закричали уже в несколько голосов – раздраженно. Астра кивнула Валентину и полезла на кручу.

За весь долгий полет до столицы Валентин не произнес ни одного слова. Он проиграл. Горечь поражения особенно нестерпима, когда она приходит на смену ощущению победы. Туземцы оживленно болтали между собой, стараясь перекричать надсадный рев двигателя и рокот воздушного винта, и не обращали на Валентина никакого внимания. То ли деликатничали, то ли брезговали. Все равно.

Он проиграл, проиграл, проиграл! За всю свою дипломатическую карьеру Валентин впервые получил такую плюху. Он провалил задание и подвел Терру. Он хотел всплыть со Дна – и всплыл так, как всплывает… то, что не тонет. По-настоящему-то всплыли донники Хотя… стоп! «Вы должны сделать так, чтобы никакой спутник никогда не был запущен с той катапульты», – сказал Пегий Удав. Эти слова были заданием. Оно не провалено, оно выполнено. Кто посмеет утверждать обратное? Весь разговор с Удавом был записан Валентином в долговременную память. При неизбежном разбирательстве достаточно будет просьбы о ментоскопировании – и Удав скиснет. Старая задница! Он, он неверно сформулировал поставленную задачу. Он и никто другой! Валентин Ферфакс Эрик Исиро Прямухин ни в чем не виноват. При желании ему можно будет вменить в вину избыток дубоватости при недостатке компетентности, но не более того. И даже эти обвинения можно оспорить. Само собой, о подъеме на новую служебную ступень придется на какое-то время забыть, но придет время – и будут еще победы на Терре и в других мирах. Он навсегда покинет проклятое Дно, подлечится, ликвидирует отечность и остеохондроз и, конечно, женится на Вивьен. Он даже постарается забыть кошмар, именуемый Дном. Несомненно, процесс будет долгим и болезненным, но со временем он завершится – должен завершиться! – полным успехом.

И все будет хорошо.

Скверна

1

Никогда и ничего я не имел против Скотта Ивана. Совсем наоборот, он мне нравился. Он всем нравился. По-моему, надо быть очень угрюмым, озлобленным на весь мир субъектом, чтобы ощутить хотя бы малейшую неприязнь к Скотту Ивану.

Скотт – это его имя, Иван – фамилия. Хотя некоторые предпочитают произносить ее как Айвен. Я не пытался выяснить, какого роду-племени его предки. Да и зачем? Будь Скотт неприятным типом, чье присутствие в экипаже вызывает у всех изжогу, копание в его генеалогии, возможно, имело бы смысл, ну а так – какого рожна? Достаточно факта: хороший человек. Ну и иди к нам, хороший, мы тебе рады.

А плохие у нас надолго не задерживались. Экипаж отторгал их с такой же легкостью, с какой вода вытесняет керосин, отторгал, сам того не замечая, и они переводились на другие посудины – иногда со скандалом, но чаще тихо. И не любили впоследствии вспоминать о службе на «Стремительном».

Я бы на их месте тоже не вспоминал. Что толку даром растравлять себе желчь? Если ты честный человек, то ничего, кроме самобичевания, из этого не выйдет. Ходи и думай с закушенной губой: ты не вписался! Не годен. Не подошел.

Но я-то как раз подошел. И знаю точно: многие мне завидовали. Скрывали это, пренебрежительно кривились, отпускали колкости, но ведь правду не скроешь. Знаете проблемы небольших замкнутых коллективов? Когда месяцами видишь вокруг себя одни и те же рожи, слышишь одни и те же шутки, когда сосед открыл рот, а ты уже точно знаешь, что он собирается сказать, – трудно не озвереть. Это старая проблема долговременной совместимости человеческих индивидов, с нею борются психологи и загоняют-таки ее в подполье, но она все равно не исчезает полностью и время от времени дает о себе знать – иногда вплоть до серьезных ЧП.

Так вот: у нас на «Стремительном» такой проблемы не было. Совсем. Наш штатный врач и психолог Фриц переквалифицировался во второго микробиолога, дабы не сидеть без дела. Мы были единым организмом, а каждый из нас семерых – деталью, встроенной в «конструкцию» без малейшего люфта. Мы идеально дополняли друг друга, и жизнь наша была легка и солнечна. Вы не поверите, но положенный по профсоюзному соглашению отпуск не слишком радовал нас – ну что хорошего в перемещении, пусть временном, из комфортной среды в среду сомнительную?

Удивительный феномен. Один во всем космофлоте.

Само собой, работа мне всегда нравилась. Кому не понравится редкое везение, хотел бы я знать. Не так уж часто в нашей Вселенной попадаются места, где зарабатывать деньги пусть не всегда легко, но всегда приятно.

А знаете, какая у нас работа? Романтическая с виду и убийственно-скучная по сути. Тщательно и предельно добросовестно искать то, чего, возможно, и нет.

С тех пор как полеты в пределах Галактики стали возможны, люди не переставали искать в ней следы деятельности разумных существ. Из чисто умозрительных построений вопрос внезапно перешел в практическую плоскость. Одни ли мы во Вселенной или хотя бы в Галактике? Если одни, то почему? Если не одни, то с кем нам придется делить сферы влияния и пытаться как-то сосуществовать? Разрешима ли эта проблема вообще?

Замечательно, если да. А если нет, то о противнике надо знать как можно больше еще до прямого столкновения с ним.

Миллиард или около того звезд Млечного Пути, теоретически пригодных для развития жизни. Сотня кораблей Дальней Разведки. Тысяч этак пятьсот стандартных лет на беглый осмотр этого самого миллиарда. Хороша задачка?

Если бы нас и еще несколько экипажей разведывательных кораблей перевели на сдельную оплату по результатам поиска чужих, мы бы давно протянули ноги с голоду. В тех краях Галактики, куда до нас не залетал еще ни один земной корабль, мы находили великое множество планет. Иногда среди них встречались планеты с водой и атмосферой, изредка даже кислородной. Исключительно редко попадалась жизнь, увы, абсолютно неразумная – чаще всего бактерии или корочки плесени, которым еще миллиарды лет развиваться до сложных организмов. Еще реже встречалась жизнь, претендующая на звание высшей, однако на фоне интеллекта этих существ обыкновенная земная корова выглядела бы академиком. Не знаю, как у высоколобых аналитиков на Земле, а у меня крепло убеждение: ничегошеньки мы не найдем, сколь ни обшаривай закоулки Галактики. Земная жизнь, конечно, не уникальна, но она – первая. То ли раньше возникла, то ли быстрее развивалась, что, в сущности, неважно.

Лестно быть первыми?

Не знаю, как вам, а мне не очень. Хорошо ли это – состариться в поисках и выйти на пенсию, так и не найдя то, что искал всю жизнь? Татьяна, наш спец по структурной лингвистике и негуманоидному интеллекту, однажды заявила, что не отказалась бы напороться в космосе на эскадру вооруженных до зубов космических каннибалов, и мы возражали ей только в порядке шутки. Никто из нас не отказался бы. Какое-никакое, а разнообразие.

Но до планеты Близнец ни нам, ни другим экипажам флотилии Дальней Разведки лет пять подряд не встречалось никаких признаков разумной жизни. Только скалы – либо мертвые, успокоенные давным-давно, либо дрожащие под тектоническими ударами, трескающиеся, плюющиеся тучами пепла из кратеров. Скалы и пустыни.

И ни единого студенистого комочка жизни в редчайших природных образованиях – лужах.

Что тут поделаешь? Не везет. Никому не везло, не только нам. Невезение еще не повод вываливать на коллег свое раздражение, пусть даже «законное», и устраивать на борту склоки. Не помню, чтобы Бернару хоть раз пришлось использовать для пресечения ссор металлический фальцет, являющийся такой же непременной принадлежностью командира, как фуражка или табельное оружие. Если я ничего не путаю, за шесть лет он отдавал зычные команды всего-навсего раза два или три, всегда в критических ситуациях. Во всякое другое время он позволял спорить с собой и нередко соглашался с чужим мнением, но уж если гнул свое, то не приказывал, а уговаривал, причем как бы между делом. Если экипаж состоит из друзей, прекрасно понимающих друг друга, то где нужда в резких приказах? Ау! Нет ее, и лишь плохой командир обращается к тому, в чем нет нужды. А Бернар был хорошим командиром. Не отцом родным, нет. (Этого еще не хватало!) Просто товарищем, одним из нас. Чуть более опытным, чуть более здравомыслящим, ну и более ответственным, конечно. Вот и вся разница.

Но Скотт Иван, наш бортинженер, был, повторяю, лучшим в нашем экипаже.

До Близнеца.