355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Формозов » Исследователи древностей Москвы и Подмосковья » Текст книги (страница 5)
Исследователи древностей Москвы и Подмосковья
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 23:01

Текст книги "Исследователи древностей Москвы и Подмосковья"


Автор книги: Александр Формозов


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Надо было подумать о том, кто возьмется за изучение собственно археологических находок. Легко удалось договориться со специалистами-естественниками. Остатки дерева соглашался определять профессор Московского университета ботаник Николай Николаевич Кауфман (1834–1870). Химический анализ металлических предметов взял на себя ассистент Петровской сельскохозяйственной академии П. А. Григорьев (умер в 1891 году),[107]107
  В кн.: Блох М.А. Биографический справочник. Выдающиеся химики и ученые XIX и XX столетий, работавшие в смежных с химиею областях. (Л., 1929. Т. 1. С. 259) – упомянут без указания имени и отчества П. А. Григорьев – ассистент Петровской академии, а в дальнейшем директор реального училища в Иваново-Вознесенске. Приведены даты его жизни: 1865–1891, но дата рождения явно ошибочна.


[Закрыть]
а кож и тканей – профессор университета Модест Яковлевич Киттары (1825–1880). Минералогическая характеристика бус и других камней поручалась профессору Петровской академии Ивану Богдановичу Ауэрбаху (1815–1867).

Особое значение имел выбор того, кто должен был интерпретировать с позиции исторической науки как полевые наблюдения, так и собранные коллекции. В Москве жило немало серьезных археологов, но, судя по некоторым намекам в публикациях Богданова, никто из них с ним дела иметь не захотел. Пришлось обратиться к профессору университета Ивану Дмитриевичу Беляеву, упоминавшемуся выше в связи с находками С. Д. Нечаева в Авдотьине. Это был немолодой уже человек, автор монографии «Крестьяне на Руси», многотомных «Рассказов из русской истории» и нескольких десятков статей, посвященных отечественному средневековью.[108]108
  См.: Клочков М. В. Беляев Иван Дмитриевич // Русский биографический словарь. СПб., 1908. Т. Бетанкур—Бякстер [3]. С. 580–585.


[Закрыть]
Авторитетом среди коллег он не пользовался. Крайне низко оценивали его ведущие московские историки С. М. Соловьев и И. Е. Забелин. К тому же археологией он никогда специально не занимался. Таким образом, самый важный консультант раскопок под Москвой был выбран неудачно, что проявилось достаточно скоро.

Раскопки начались в 1864 году у сел Речка и Никульское в Коломенском уезде (ныне районе). Руководил ими врач из Коломны Александр Михайлович Анастасьев (умер в 1877 году),[109]109
  Богданов А. П. Некролог А. М. Анастасьева // Известия Общества любителей естествознания… 1878–1879. Т. 31. С. 116, 117 приложений.


[Закрыть]
а участвовали два близких сотрудника Богданова – А. П. Федченко и Н. Г. Керцелли. Об Алексее Павловиче Федченко (1844–1873) как исследователе Тянь-Шаня и Памиро-Алая знают многие. Насыщенные фактами, добытыми в труднейших условиях, книги его недавно переизданы. Его именем назван ледник на Памире. Между тем это был совсем молодой ученый. Он погиб в возрасте двадцати девяти лет, осваивая в Альпах технику восхождения на ледники.[110]110
  Леонов Н. И. Алексей Павлович Федченко. М., 1972.


[Закрыть]
В 1864 году все у него было еще впереди. Он только что окончил университет, начал преподавать в Николаевском институте, мечтал о большой научной работе и охотно откликнулся на приглашение Богданова помочь в поисках древних черепов.

Николай Григорьевич Керцелли (1822–1882) – фигура иного рода. Сын обер-офицера, он смог получить гимназическое образование, но университетской подготовки не имел. Долго служил чиновником в Московском отделении Сената, с наукой соприкоснулся уже в зрелом возрасте. Аккуратный хранитель коллекций Общества любителей естествознания, Румянцевского и Дашковского музеев, составитель каталогов этих собраний, он был полезен как исполнитель и регистратор, но ученым в полном смысле этого слова так и не стал.[111]111
  О нем см.: Московское археологическое общество за первое пятидесятилетие его существования. М., 1915. Т. 1. С. 154, 155.


[Закрыть]

Широко развернулись раскопки в 1865 и 1866 годах. Они шли в девяти уездах Московской губернии. Не охвачены были только два северных уезда – Дмитровский и Клинский.

Два могильника изучались на окраине города – в Сетуни и Черкизове. Ныне и то, и другое место – в черте Москвы. Раскопки в Сетуни вел сам Богданов при участии Федченко. Посмотреть на курганы приезжали И. Д. Беляев и профессор-медик Николай Дмитриевич Никитин (1823–1883). В Черкизове работал окончивший университет в 1862 году молодой биолог Николай Карлович Зенгер (умер в 1877 году).[112]112
  Богданов А. П. Некролог Н. К. Зенгера // Известия Общества любителей естествознания… 1881. Т. 37. Вып. 1. С. 69–71.


[Закрыть]
Богданов руководил раскопками и вдали от Москвы – у Власьева в Можайском уезде (ныне районе), Обуховки, Петропавловского, Аниськина и Осеева – в Богородском (ныне два первых в Ногинском, два вторых в Щелковском районе), а также посетил раскопки в Верейском уезде у села Крымское (ныне Рузского района), в Звенигородском (Ябедино, ныне Истринского района) и Подольском (Дубровичи, Добрятино, Заболотье и Покров) уездах. В книге Богданова названо двенадцать человек, непосредственно проводивших раскопки в разных пунктах. Среди них мы найдем еще одного биолога, получившего в дальнейшем известность благодаря исследованиям в Средней Азии. Это Василий Федорович Ошанин (1844–1917).[113]113
  О нем см.: Ошанин Л. В., Азатьян А. А. Василий Федорович Ошанин. М., 1961.


[Закрыть]
Вместе со своим другом Федченко он копал курганы у сел Павловское в Звенигородском уезде (ныне в Истринском районе) и Авдотьино, Головино и Хальяново в Бронницком (ныне первое в Ногинском, остальные в Раменском районе). Имена других участников раскопок сегодня нам ничего не говорят. Вероятно, это студенты, недавние выпускники университета и местные деятели из земских учреждений.[114]114
  Богданов А. П. Материалы… С. 5, 12, 24, 55, 70, 85, 115, 118, 128. Вот эти имена: И. Н. Вениаминов, М. Г. Виноградов, И. И. Ильин, Н. И. Куликовский, А. В. Павловский, Н. Ф. Петровский.


[Закрыть]

Оплачивалась работа землекопов, по словам Богданова, из его личных средств и из пожертвований. Руководитель экспедиции предпочитал вскрывать значительное число насыпей в одном могильнике, а не по два-три в нескольких,[115]115
  В дневнике И. Е. Забелина записан разговор на эту тему с А. П. Богдановым 20 января 1865 года (Отдел письменных источников Гос. Ист. музея. Ф. 440. Ед. хр. 5. Л. 318 об.).


[Закрыть]
но до конца этот план осуществлен не был. Копали курганы не на снос, а траншеями, прорезая холм посередине. Делались ли при этом какие-нибудь записки и чертежи, мы не знаем. Во всяком случае, ни те, ни другие до нас не дошли.

В итоговой монографии Богданова сказано, что изучены были 13 курганов в Звенигородском уезде, 15 – в Московском, 17– в Подольском, 5– в Можайском, 43– в Богородском, 22– в Верейском и 14– в Коломенском, итого 129.[116]116
  Богданов А. П. Материалы… С. 12.


[Закрыть]
Но ниже рассмотрено 145 черепов хорошей сохранности и 180 скелетов. Значит, погребений было вскрыто больше. Расхождение объясняется тем, что в список почему-то не попали данные по двум уездам – Бронницкому и Рузскому (курганы у Палашкина, ныне Рузский район, и Новицкого, ныне Наро-Фоминский район, исследованные А. П. Федченко).

Чертков, Иванишев, Нечаев и Гатцук раскопали примерно 40 курганов, Богданов и его сотрудники – около двухсот. Такой большой материал давал право на обобщенную характеристику курганов Подмосковья. Стало ясно, что они не похожи на южнорусские, содержащие под одной насыпью множество могил разного времени и типа. Земляные надгробия у подмосковных деревень скрывают единичные захоронения одной средневековой эпохи с довольно однообразным набором вещей.

Основные результаты исследований 1864–1866 годов нашли отражение в экспозиции Этнографической выставки 1867 года[117]117
  Каталог антропологического и археологического отделения Русской этнографической выставки, устроенной Обществом любителей естествознания, состоящим при Московском университете. М., 1867. С. 4, 5.


[Закрыть]
и в монографии Богданова. В ней любопытен ряд моментов. В начале (на странице 17) указана дата изученных памятников: VIII–X века. Она появилась в литературе после массовых курганных раскопок, проходивших в 1850-х годах в соседних с Московской губерниях – Владимирской, Ярославской (А. С. Уваров, П. С. Савельев) и Тверской (Н. А. Ушаков). И тут всюду встречались средневековые захоронения, а не могилы бронзового века, столь многочисленные на Украине. В средней полосе России, вопреки прогнозам А. Д. Черткова, Д. П. Сонцова и А. А. Гатцука, они очень редки. С другой стороны, поверить в то, что население бассейна Оки и Верхней Волги хоронило сородичей по языческому обряду и после принятия христианства, археологи все еще не решались. Отсюда и крайний предел – X век.

Центральный вопрос, волновавший всех исследователей курганов, заключался в том, кому же принадлежат эти памятники – славянам или каким-либо другим народам. Из летописей известно, что до вятичей в бассейне Оки жили племена меря и мурома. Они говорили на языках финно-угорской группы, в которую входят и ныне живущие в нашей стране мордва-эрзя и мордва-мокша, коми-зыряне и коми-пермяки, марийцы и удмурты, карелы и эстонцы. Меряне и мурома, находившиеся в дружественных отношениях со славянами и испытавшие воздействие их культуры, постепенно растворились в более многочисленном массиве славянских племен. Именно мерянам приписывал владимирские курганы А. С. Уваров.

Пытался ответить на спорный вопрос и И. Д. Беляев в трех статьях, опубликованных в «Известиях Общества любителей естествознания». Он опирался и на сведения письменных источников, и на материалы раскопок Черткова и Нечаева. Беляев подчеркивал, что на протяжении веков в Подмосковье жили племена самого разного происхождения, между ними шло смешение и искать здесь чистый расовый тип совершенно безнадежно. Это верно, но дальнейшее утверждение, что курганы оставлены, скорее всего, древними финнами, было поспешным и необоснованным.[118]118
  Беляев И. Д. Как образовалось великорусское племя и какое сословие принять представителем великорусского племенного типа // Известия Общества любителей естествознания, антропологии… 1865. Т. 2. С. 32–43; Он же. Краткая записка о племенах, в разное время населявших нынешние губернии Московского учебного округа // Известия Общества любителей естествознания, антропологии… 1865. Т. 3. Вып. 1. С. 34–45; Он же. О раскопках курганов в Московской губернии, произведенных в 1838 и 1854 гг. // Известия Общества любителей естествознания, антропологии… 1876. Т. 20. С. 3–5.


[Закрыть]

Иначе подошел к тому же вопросу выдающийся биолог академик К. М. Бэр. Он тщательно промерил черепа из раскопок под Звенигородом, присланные в Петербург А. Д. Чертковым, и сравнил их с черепами современных финнов, хранившимися в Анатомическом кабинете Академии Наук. Разница бросалась в глаза, и вывод напрашивался сам собой: в Звенигородских курганах похоронены не древние финны, а представители какого-то другого народа.[119]119
  Бэр К. М. Человек в естественно-историческом отношении // Русская фауна или описание и изображение животных, водящихся в империи Российской, составленное Юлием Симашко. СПб., 1850. Т. 1. С. 512.


[Закрыть]

Так благодаря А. Д. Черткову и К. М. Бэру к решению археологического и исторического вопроса была подключена наука биологического цикла – антропология. Это верный шаг, но проблема решается не столь просто, как казалось вначале. Раса и народность – явления не одного порядка и путать их никак нельзя. Основные признаки народности – это язык и специфическая материальная и духовная культура, а отнюдь не расовые особенности. Многие народы, относящиеся к монголоидному типу (узбеки, киргизы, казахи, каракалпаки), говорят на языках тюркской группы, но заключение о тождестве тюрок и монголоидов ошибочно. Азербайджанцы, говорящие на тюркском языке, с антропологической точки зрения европеоиды. К монголоидному типу помимо тюрок принадлежат народы, пользующиеся языками палеоазиатской, тунгусо-маньчжурской, китайско-тибетской и других групп.

Поэтому нельзя просто объявить какой-то череп славянским или финским. Допустимо лишь гораздо более сложное построение: у населения некоего района, по археологическим, историческим, этнографическим или лингвистическим данным славянского, преобладали черепа с определенным комплексом признаков. Исходя из этого, черепа с теми же признаками можно считать славянскими, а не финскими, поскольку костные остатки из могил древних финнов характеризуются другими показателями. Прежде чем стали возможны выводы, полученные таким сложным путем и все равно требующие оговорок и осторожности, надо было провести огромную работу по сбору и анализу археологических и антропологических материалов, осмыслению письменных источников, наблюдений лингвистов, этнографов, топонимистов и т. д.

Богданов понимал, какие трудности стоят на пути антрополога к историческим выводам, и воздерживался от четких ответов. Проведя множество промеров черепов из подмосковных курганов, он склонен был согласиться не с Беляевым, а с Бэром, и все же предпочитал писать не о славянах, а о «курганном племени». Этот искусственный термин крайне возмущал Гатцука, добивавшегося полной определенности – славянские черепа или финские.

Но дело в том, что долихокефалы, похороненные в курганах, достаточно резко отличались не только от современных финнов, но и от русских – брахикефалов.

Позднейшие исследования показали, что процесс брахикефализации – увеличения круглоголовости – в течение тысячелетий шел повсеместно, вовсе не свидетельствуя о смене населения. Богданов в 1860-х годах этого еще не знал и уверенно отнести курганные черепа к славянам осмелился только тридцать лет спустя – в докладе на Международном конгрессе доисторической археологии и антропологии, состоявшемся в Москве в 1892 году.[120]120
  Bogdanov A. Quelle est la raca la plus ancienne en Russie // Congres international d'archeologie prehistorique et d'anthropologic, 11 session a Moscou. Moscou, 1892. T. 1. P. 1—24.


[Закрыть]
К тому времени накопились большие коллекции черепов, в частности, из московских кладбищ. Костные остатки XVI–XVIII веков оказались по своим показателям стоящими где-то посередине между черепами из курганов и черепами москвичей конца XIX века. Значит, после того, как были насыпаны курганы, никакой новый народ в Центральную Россию не приходил. Изменения в физическом облике обитателей этих мест наступили в результате эволюции.

Таким образом, в разработке вопроса о народе, оставившем подмосковные курганы, Богданов двигался в верном направлении и проявлял вполне разумную осторожность. Не менее важно другое. Признание реальности расовых отличий ни в коей мере не ведет к идее неравноценности рас. Перед нами только следы приспособления предков современных народов к той специфической природной обстановке, где они жили в условиях то относительной изоляции, то, напротив, интенсивного расового смешения. Высших и низших рас не существует. В период возникновения антропологии кое-кто допускал, что, хотя превращение обезьяны в человека произошло в глубокой древности, среди современных народов сохранились представители типа, более близкого к обезьяне, чем к человеку. В таком духе высказывался, например, известный популяризатор науки Карл Фогт, друг Герцена и противник Маркса, посвятившего ему убийственный памфлет «Господин Фогт».[121]121
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч.: В 50 т. М., 1959. Т. 14. С. 305–691.


[Закрыть]
Книги Фогта многократно переводились в России и пользовались шумным успехом. Недаром персонаж «Бесов» Достоевского «выбросил… из квартиры своей два хозяйские образа и один из них изрубил топором; в своей же комнате разложил на трех подставках в виде трех налоев сочинения Фохта, Молешотта и Бюхнера и перед каждым налоем зажигал восковые свечки».[122]122
  Достоевский Ф. М. Бесы // Поли. собр. соч.: В 30 т. М., 1974. Т. 10. С. 269.


[Закрыть]

Взгляды вульгарных материалистов оказали некоторое влияние на Д. И. Писарева, А. П. Щапова, говоривших в своих журнальных статьях о высших и низших расах. Позиция Богданова была иной. Его книга завершается словами: «Нам нет надобности делать из выводов науки ненаучные средства… о происхождении народонаселения Средней России. Не в русском характере, не в духе истинной русской науки ломать факты и ложно освещать их, да и нет в том надобности. Не брахикефалия или долихокефалия дает право народу на уважение, не курганные предки, каково бы ни было их происхождение, могут унизить или возвысить русский народ и ход его истории».[123]123
  Богданов А. П. Материалы… С. 176.


[Закрыть]
Выступив против построений расистов, Богданов показал себя с наилучшей стороны.

Основные, чисто биологические, разделы книги Богданова я разбирать не буду. Отмечу лишь главное. В ходе исследований он убедился, что принятая им методика Брока несовершенна, и создал собственную более точную и более детальную программу измерения черепов. Проведенные им сотни промеров, оригинальные приемы изучения костных остатков человека надолго стали образцом для наших антропологов.[124]124
  Дебец Г. Ф. Палеоантропология СССР // Труды Института этнографии Академии наук СССР. М., 1948. Т. 4. С. 10, 11, 231, 232; Левин М. Г. Очерки по истории русской антропологии. М., 1960. С. 80– 105.


[Закрыть]
Сосредоточив внимание на черепах, автор старался извлечь все, что возможно, и из других костей скелета. По его просьбе характеристику их подготовил упоминавшийся выше профессор медицины Н. Д. Никитин.

В заслугу Богданову надо поставить и то, что своими наблюдениями он делился не только с узким кружком специалистов, но в традициях демократической русской науки стремился познакомить с итогами проведенной работы самые широкие слои общества. Демонстрировавшиеся на Этнографической и Антропологической выставках археологические находки и черепа из курганов, макеты насыпей и захоронений дали тысячам посетителей наглядное представление о древностях Подмосковья.

Можно одобрить попытки Богданова получить заключения о материалах из раскопок от специалистов в области точных наук. Правда, его обширный план осуществлен не был, но технолог (в будущем профессор) Петр Петрович Петров (1850–1928) опубликовал две заметки о технологических особенностях кож, тканей и глиняных сосудов из курганов (сосудов им проанализировано 15 экземпляров).[125]125
  Петров П. П. Исследование курганных горшков Московской губернии // Известия Общества любителей естествознания, антропологии… 1878–1879. Т. 31. С. 4–6; Он же. Исследование над тканями и кожами, добываемыми при раскопках в Московской губернии // Известия Общества любителей естествознания, антропологии… 1881. Т. 37. Вып. 1. С. 7–9.


[Закрыть]

Достоинства трудов Богданова бесспорны, но для археологии значение их оказалось куда меньшим, чем можно было ожидать. Процесс раскопок, сами захоронения, встреченные в них предметы так и остались неописанными. Коллекции из разных мест, вовремя не приведенные в порядок и не заинвентаризированные должным образом, постепенно перепутались, потеряли этикетки и превратились в груду беспаспортных вещей. Понять, откуда, из какой курганной группы и какой могилы происходят те или иные предметы, сейчас уже невозможно.

Чертков и Нечаев делали на раскопках записи, включенные потом в текст их статей. Вели ли дневники все участники раскопок 1864–1866 годов, мы не знаем. Уже после завершения их доктор А. М. Анастасьев вскрыл в Коломенском уезде еще 73 кургана и в 1876 году напечатал о них добросовестную информацию.[126]126
  Анастасьев А. М. Донесения о раскопках курганов Коломенского у. // Известия Общества любителей естествознания, антропологии… 1876. Т. 20. С. 12–16.


[Закрыть]
Основываясь на ней, А. В. Арциховский в 1930 году смог использовать эти материалы в монографии «Курганы вятичей».[127]127
  Арциховский А. В. Курганы вятичей. М., 1930. С. 125.


[Закрыть]
Другие сотрудники Богданова не оставили нам ни полевых дневников, ни публикаций. Всего через три года после смерти Богданова петербургский археолог А. А. Спицын осудил в печати его раскопки как бесплодные для археологии.[128]128
  [Спицын А. А.] Обозрение некоторых губерний и областей России в археологическом отношении // Записки Русского археологического общества. 1899. 11. Вып. 1–2. С. 201.


[Закрыть]
А. В. Арциховский, учитывавший в своей книге данные Черткова и Нечаева, решил просто обойти молчанием коллекции Богданова.

Находки 1864–1866 годов были совсем неплохими, но набор типов древних вещей ограничен. Это все те же семилопастные височные кольца, те же шейные гривны, бусы, перстни. Интерес к этим материалам неизмеримо возрос бы, если бы мы знали, какие вещи встречены вместе, где именно на костях лежали определенные украшения и т. д. В первом случае это позволило бы выделить группы бесспорно одновременных изделий – комплексы, а во втором – реконструировать детали костюма. Из-за того, что ни чертежей, ни полевых дневников, ни публикаций, отражающих массовые раскопки подмосковных курганов, у нас нет, итоги большой работы в значительной мере обесценены.

Кто же в этом виноват? И. Д. Беляев, взявшийся за разбор археологических коллекций, умер в 1873 году, и они перешли в ведение Н. Г. Керцелли. Но и он умер, не составив их научного описания. Причины вроде бы уважительные, но решительно ничто не указывает на то, что Беляев и Керцелли, не имевшие опыта археологических исследований, овладели новой для них областью знаний, а Богданов позднее искал других исполнителей начатого дела. Многое было упущено еще в процессе раскопок. Без дневников и чертежей находки оставались немыми. Безмерно жаль, что перед выездом в экспедицию Богданов не сумел договориться о сотрудничестве с такими признанными московскими археологами, как А. С. Уваров, И. Е. Забелин, Г. Д. Филимонов.

Совершенно непонятно, почему М. Д. Киттары, П. А. Григорьев, И. Б. Ауэрбах и Н. Н. Кауфман не провели анализы вещей из курганов, что было обещано в книге Богданова в 1867 году.

Все эти недочеты в работе Богданова были замечены уже его современниками. Филолог и историк культуры Александр Александрович Котляревский (1837–1881) в рецензии на «Материалы для антропологии курганного периода в Московской губернии» прямо говорил о пренебрежении к собственно археологической стороне исследований и зло высмеивал не справившегося с ней Беляева.[129]129
  А. К. [Котляревский А. А.] Реи.: Материалы для антропологии курганного периода (?) в Московской губернии. Сочинение А. Богданова. М., 1867 // Древности. Археологический вестник. М., 1867. Т. 1.С. 170–178.


[Закрыть]

И сегодня мы с горечью должны сказать, что в истории раскопок 1864–1866 годов, как в капле воды, отразились не только положительные, но и отрицательные особенности личности Богданова. Широкий замысел, организационный размах сочетались с отчуждением от ведущих специалистов, использованием малоквалифицированных помощников, что самым печальным образом повлияло на качество исследований.

Интерес к антропологическим материалам из раскопок сохранился у Богданова до конца дней. В томе «Известий Общества любителей естествознания», посвященном Антропологической выставке 1879 года, для нас любопытны две публикации. М. А. Саблин поместил здесь «Список курганов Московской губернии» – перечень сел, близ которых расположены насыпи над древними могилами, с указанием их числа.[130]130
  Саблин М.А. Список курганов Московской губернии // Известия Общества любителей естествознания, антропологии… 1879. Т. 35. Вып. 1. С. 185–188.


[Закрыть]
Список явно неполон, но содержит сведения, полезные для археологов. Преподаватель географии, близкий к народническим кругам, Михаил Алексеевич Саблин (1842–1898) был секретарем Московского губернского и городского статистического комитета, организатором первой переписи Москвы 12 декабря 1871 года, гласным (депутатом) городской думы, сотрудником «Русских ведомостей». Ему принадлежат «Подворное описание селений Московской губернии», ценные статьи о кустарях и фабрично-заводских рабочих Москвы.[131]131
  О нем см.: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. 1898. Т. 28. С. 18.


[Закрыть]
Изданный им список курганов, несомненно, составлен не в результате личного осмотра памятников, а путем обработки писем, полученных с мест в ответ на разосланные запросы. Инициатором этого начинания был, скорее всего, Богданов, также состоявший гласным городской думы и уже пытавшийся собрать данные о курганах с помощью анкет. Они были направлены им уездным исправникам и почти ничего не дали. В ответ пришли пустые отписки: «в Серпухове и уезде оного не существует никаких курганов», «в уезде курганов не имеется».[132]132
  Известия Общества любителей естествознания, антропологии… Т. 31. С. 22, 23.


[Закрыть]
Саблин добился большего, поскольку обратился не к чиновникам, а к учителям, земским статистам и т. д.

В том же выпуске «Известий Общества» можно прочесть занятный рассказ о раскопках, проведенных под Москвой для иностранных гостей выставки. В четырех верстах от Царицына, на землях помещика Александра Никифоровича Дунаева (1850–1920), близкого знакомого Льва Толстого, у имения Тарычово, были подготовлены к демонстрации двенадцать курганов. Н. Г. Керцелли и ученик Богданова Николай Юрьевич Зограф (1852–1920), впоследствии профессор и организатор гидробиологической станции на озере Глубоком,[133]133
  О нем: Коровчинский Н. М. Николай Юрьевич Зограф // Природа. 1991. № 7. С. 121–128.


[Закрыть]
прорезали насыпи траншеями на глубину, чуть не достигавшую уровня захоронений. 3 августа 1879 года в Тарычово прибыло 58 участников выставки. Ехали, разумеется, на лошадях, четыре часа. Ученых встретил хлебом и солью А. Н. Дунаев и угостил их великолепным обедом. Потом приступили к раскопкам. Изучались одновременно семь курганов русскими учеными, и пять – иностранными. Им было обещано, что все находки они могут увезти для пополнения коллекций тех учреждений, какие они представляют на выставке. Один курган исследовали Жан Катрфаж и Гами – сотрудники Парижского музея естественной истории, второй – Поль Брока, Поль Топинар и Эмиль Мажито из Музея Парижского антропологического общества, третий – Феликс Канитц из Венского антропологического общества, четвертый – Герман Обет из Лейпцигского этнографического музея, пятый – Эрнест Шантр из Лионского антропологического музея. После завершения раскопок гости весело отужинали у Дунаева и поздно вечером очень довольные вернулись в Москву.[134]134
  Известия Общества любителей естествознания, антропологии… Т. 35. Вып. 1. С. 251.


[Закрыть]
Во всех деталях этого «шоу» чувствуется опытная рука мастера рекламы Богданова.

После закрытия выставки в «Известиях Общества любителей естествознания» было напечатано еще несколько отчетных статей о новых раскопках курганов в Подмосковье.[135]135
  Керцелли Н. Г. Отчет о раскопках курганов в Рузском и Подольском уездах Московской губернии // Известия Общества любителей естествознания, антропологии… 1878–1879. Т. 31. С. 9—12 приложений; Лыжин Н. И. Курганы села Косина // Известия Общества любителей естествознания, антропологии… 1890. Т. 99. Вып. 5. С. 735–738. Информация о раскопках Н. Ю. Зографа см.: Известия Общества любителей естествознания, антропологии… 1890. Т. 118. Вып. 8. С. 322.


[Закрыть]
Но в целом эти работы постепенно свертывались. Богданов был занят Зоосадом, стал болеть. Без энергичного руководителя замерла и деятельность его помощников. Но дело не только в этом. Увлечение биологией, и антропологией в частности, к концу XIX века в России спало, а интерес к отечественной истории возрос. С 1880-х годов изучение древностей Подмосковья перешло в руки Московского археологического общества и тесно связанного с ним Российского исторического музея.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю