Текст книги "170000 километров с Г К Жуковым"

Автор книги: Александр Бучин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Бучин Александр Николаевич
170000 километров с Г К Жуковым

Бучин Александр Николаевич

170 000 километров с Г. К. Жуковым

Аннотация издательства: Беседы А.Н. Бучина с профессором истории Н.Н. Яковлевым полны уникальной информации, деталей, сведений, которые не сыщешь ни в одном архиве. Сегодня это самый откровенный, порой шокирующий, рассказ о маршале, о людях, которые его окружали. Издание иллюстрировано в основном никогда не публиковавшимися фотографиями из личных архивов.

Содержание

Вводное слово. Н. Н. Яковлев

Потомственный автомобилист

Грянула война!

На Западном фронте

На разных фронтах

Харьков – Киев – Карпаты

На Берлин!

Гигант в путах

Дело No 3687

О трагедии полководца XX века

Избранная библиография. Составил Н. Н. Яковлев

Вводное слово

За плечами автора этих записок Александра Николаевича Бучина большая насыщенная и интересная жизнь. В 1941-1948 годах судьба свела А. Н. Бучина с нашим национальным героем, прославленным полководцем маршалом Г. К. Жуковым. Эти годы падают на судьбоносное время в истории России – Великую Отечественную и непосредственный послевоенный период, они навсегда врезались в память Александра Николаевича. Зримая память о них – бережно хранимый им томик "Воспоминания и размышления", первое издание мемуаров Г. К. Жукова с дарственной надписью маршала, сделанной в ноябре 1970 года: "Уважаемому Александру Николаевичу Бучину, моему лучшему шоферу, безупречно прошедшему со мной все дороги фронтов Великой Отечественной войны".

Вручая книгу, Георгий Константинович обнял Бучина и сказал: "Вам также нужно писать, вам есть, о чем вспомнить". Бучин ответил, что он не писатель. "Я тоже, – улыбнулся Жуков, – но, как видите, книгу сделал". По многим причинам, в первую очередь заботе о куске хлеба, Александр Николаевич не мог найти времени для работы над книгой. Она откладывалась и откладывалась более двух десятилетий, и только после ухода на пенсию А. Н. Бучин наконец счел возможным рассказать о том, что видел, пережил и узнал, работая у Г. К. Жукова и рядом с ним.

Он нашел меня, первого биографа прославленного маршала, мы договорились оформить бесценные воспоминания Александра Николаевича в виде нашего диалога. Я, профессиональный историк, комментирую в случае нужды рассказ А. Н. Бучина. Особых разъяснений, однако, не потребовалось, ибо у рассказчика с годами вошло в привычку следить за книгами о той войне и всем связанным с Г. К. Жуковым. А. Н. Бучин собрал солидную специальную библиотеку. Как историк свидетельствую: он обладает обширными познаниями, ясно мыслит и четко излагает все касающееся предмета наших занятий. Главное – исправляет и опровергает уже нагроможденные вокруг имени маршала небылицы.

К сожалению, они стали накручиваться уже при жизни Г. К. Жукова по слишком очевидным причинам. К секретности, неизбежной в условиях войны, добавилось глухое молчание о нем в послевоенные годы, когда политические и военные пигмеи стремились вытравить самую память о Жукове из памяти народной. Могут возразить, указав: выпущены и к нашим дням выдержали 10 изданий мемуары Г. К. Жукова. Все это так, но где серьезные рецензии на них, обстоятельные разборы? Их нет. Сначала потому, что выходу в свет первого издания "Воспоминаний и размышлений" сопутствовало указание Агитпропа ЦК КПСС, продублированное ГлавПУРом, – рецензий на книгу не давать. Инерция запрета оказалась сокрушительной, надолго подавив возможность серьезных аналитических исследований о Г. К. Жукове.

Ныне иные времена, но песни старые: казалось, о Г. К. Жукове стали много и открыто говорить. Но говорят селективно, отстаивая ту или иную субъективную точку зрения. Любое другое начисто игнорируется. Разве не смешно, когда в "Военно-историческом журнале" (1993, No 7), в статье, посвященной разбору литературы о войне, упоминается так, проходняком, "книга о Г. К. Жукове из серии "Жизнь замечательных людей", без фамилии автора. А речь идет о моей книге о Г. К. Жукове, выдержавшей в 1985-1992 годах 7 изданий общим тиражом свыше 3 миллионов экземпляров. Работа, помимо прочего, отредактированная и одобренная Маршалом Советского Союза С. Ф. Ахромеевым. Первая в нашей стране биография Жукова не устраивает и новейших "знатоков" военной истории. Вот почему вдвойне, втройне своевременны правдивые записки А. Н. Бучина.

Нет слов, чтобы выразить ему благодарность за плодотворное сотрудничество, терпение и доброе отношение к моим иногда утомительным расспросам. К сожалению, это неизбежно. В годы войны работавшим с Г. К. Жуковым было категорически запрещено вести какие-либо дневники, делать заметки и т. д. Нарушивший запрет рисковал оказаться в руках военной контрразведки СМЕРШ по стандартному подозрению в шпионаже. Конечно, военных контрразведчиков можно и нужно помянуть за действительные подвиги, но и дров они наломали порядочно. С А. Н. Бучиным мы работали по памяти, он вспоминал события полувековой давности. Где возможно, мы проверяли их по доступным источникам. Как правило, сходилось!

Александр Николаевич – хрестоматийный пример того, как прекрасен человек, проживший чистую, честную жизнь. Он ушел на пенсию в январе 1992 года 75 лет, проработав последние 39 лет сначала в междугородных автобусных, затем в международных автомобильных перевозках. С 1982 года, когда начали разжиматься тиски "партийности", его, беспартийного, "допустили" к работе за рубежом, он гонял тяжелые автопоезда не только в тогдашние социалистические страны, но и в капстраны – Италию, Францию, Германию, Австрию, на Балканы – в Югославию.

Что же дало ему феноменальную долголетнюю работоспособность? Скажут: здоровье укрепил спорт. Александр Николаевич был выдающимся мотогонщиком, в жизни не курил и практически не пил. Отнести, однако, его жизнеспособность за счет спорта недостаточно. Тем более что мотогонки, как никакой другой вид спорта, изнашивают организм во всех отношениях.

Думаю, дело в другом – А. Н. Бучин был всегда в ладах с совестью. С юных лет ему пришлось по необходимости работать в густой тени наших карательных органов. Со всех сторон соблазны, обычно непреодолимые для честолюбия молодости. Александр Николаевич, необычный человек, устоял, твердо отвергнув многие попытки посулами реальных благ заманить в партию. Он знал свое дело и совершенствовал профессиональное мастерство. Спокойно шел своей дорогой русского человека, которая в тогдашних условиях привела в тюрьму МГБ СССР. Как многие другие честные люди, А. Н. Бучин встретил смерть Сталина в заключении.

Не согнулся и там. Сохранил свое достоинство и отстоял честь Г. К. Жукова, а за работу с маршалом, собственно, его и бросили за решетку. Теперь он рассказал и об этом.

Крестный путь Г. К. Жукова и некоторых из тех, кто был близок к нему, побудил меня заключить эту книгу обширным эссе о судьбах военачальников в XX веке.

Надеюсь, что записки А. Н. Бучина станут важным источником по истории Великой Отечественной войны.

Проф. Н. Н. ЯКОВЛЕВ

Октябрь, 1993 г.

Потомственный автомобилист

В 1900 году большое горе постигло семью рабочего Бучина, проживавшую в Марьиной Роще, в собственном доме. Пропал 16-летний сын Николай. Только-только поступил смышленый Николка в слесарную мастерскую учиться ремеслу и пропал. Утром пошел на работу, а вечером не вернулся. Безутешно искали сына-первенца и единственного – уже немолодые родители. Никаких следов. Наконец и у матери Екатерины Васильевны стала иссякать надежда снова увидеть парня. Подала за упокой души раба Божьего Николая просфорку. Конечно, никак не могла смириться с утратой.

Ровно через год великая радость посетила дом в Марьиной Роще. Буднично, как будто ничего не случилось, вошел в прихожую возмужавший 17-летний Николка. Расцеловал мать, почтительно поздоровался с отцом и за русским самоваром начал рассказ, затянувшийся на многие дни, о том, как занесла его судьба в Европу, в Германию. Впрочем, судьбу эту юноша избрал сам.

Россия вступала в XX век под грохот машин новейшей по тем временам индустрии. Лучшие из лучших в нашей стране связывали свое будущее с техникой и наукой. Престиж механика или инженера был ни с чем не сравним в глазах мыслящей молодежи. Среди самых завидных профессий шофер фигура даже загадочная. Водитель в очках-консервах, перчатках-крагах в первое десятилетие нашего столетия смотрелся примерно так, как космонавт в скафандре в шестидесятые. Стать шофером и решил юный Николай Бучин.

Хотя автомобиль уже пришел в Россию, он торопился – в мастерской наслышался от умудренного годами механика, что в Германии этих самых самоходов навалом. Значит, нужно в Германию, куда и отправился Николай. Единственный багаж – золотые руки и сообразительная голова. Как оказалось, громадное богатство в глазах педантичных немцев. Николка подряжался работать в мастерских и гаражах, попутно овладевая навыками вождения. Он довольно часто менял хозяев. Вынуждало, с одной стороны, ненасытное любопытство побольше познать, с другой – быстро надоедала скаредность и мелочность очередного хозяйчика. Каждый из них старался побольше выжать из талантливого русского парня, подарком судьбы свалившегося в очередную закопченную мастерскую обычно при гараже.

Бучин в Германии стал первоклассным специалистом по автоделу. Стал собственными усилиями, ибо никто из немецких мастеров не торопился обучать русского, а скорее они сами приглядывались к тому, как он работал. По-видимому, тут не было злого умысла – какой спрос с пресловутого немецкого простолюдина. Дело объяснялось много проще – само автодело было в новинку и для тамошнего мастерового. И все же, и все же. Николай на каждом шагу сталкивался с омерзительным высокомерием тупого обывателя, почему-то уверовавшего, что Германия превыше всего и всех. Правда, обычно это проявлялось тогда, когда немец раздувался от пива. Для воздержанного Николая он не пил и не курил – представлялись дикарями восседавшие в клубах табачного дыма с громадными кружками в толстых руках. В общем на учебу и обучение претендовавших на наставничество ушел год.

В Россию вернулся не Николка, а Николай Борисович, как уважительно именовали семнадцатилетнего шофера и мастера по автоделу. Бучин стал работать в Москве тогда, когда, по официальной статистике, на всю страну насчитывалось 148 автомобилей! На машине "панар-левассор" он возил московского коммерции советника Люкке.

С семнадцати лет, с 1902 года, Николай Борисович за рулем. Заработок по тем временам был вполне достаточный, да и за женой взял приличное приданое. Но денег все равно было в обрез, страсть к автоспорту всегда требовала немалых средств. Для Н. Б. Бучина это не имело решительно никакого значения, он был готов потуже затянуть пояс, лишь бы покрыть свои расходы гонщика. Он непременный участник почти всех важнейших соревнований того времени в России. Гонки по маршрутам Москва – Петербург, Москва – Орел, Петербург – Севастополь. В 1909 году Н. Б. Бучин в Петербурге на автомобиле "лаурин-клемеат" (от него пошли нынешние "шкоды") установил всероссийский рекорд скорости – 1 верста за 43 секунды.

В 1910 – 1911 годах, по приглашению фирмы "Пежо" работает во Франции техником, принимает участие в гонках Париж – Бордо.

В истории семьи памятен 1909 год – у Надежды Александровны и Николая Борисовича родился первенец – Сергей. В 1911 году появился на свет Алексей. Расходы резко возросли. Пришлось подумать о хорошо оплачиваемом месте. Московские купчины наперебой стремились переманить себе на службу даровитого молодого человека, о котором шла слава автоспортсмена. Лицемерной лаской и бессовестной лестью купец 1 -и гильдии Таланов заманил на службу Николая Борисовича, обещая горы золотые – помочь организовать автогонки и прочее и прочее. В самом конце тридцатых "Вечерняя Москва" (очерк А. Абрамова и А. Григорьева "Семья Бучиных") поведала, что из этого получилось:

"Николай Борисович Бучин на неуклюжей, неповоротливой, шумливой машине возил своих хозяев, их чад и домочадцев по булыжной Москве.

Лучше других была знакома молодому шоферу дорога к "Яру". Любило именитое купечество проводить ночи в этом раззолоченном кабаке.

Часто по целым ночам у дверей ресторанов и увеселительных заведений дожидался Николай Борисович своего нового хозяина самодура – купца Таланова. Только под утро захмелевшая ватага с криками и пьяными воплями усаживалась в машины.

– А ну, вези, – командовал, отдуваясь и отплевываясь, Таланов.

– Гони, ямщик! – визжали размалеванный шансонетки. Злобой и горечью наполнялось сердце молодого шофера. С каким наслаждением бросил бы он тяжелую, унизительную службу. И только мысли о доме, о жене и малышах – Сережке и Алексее – заставили смириться.

Но все же пришел конец терпению. Грубо кричал расходившийся пьяный купец.

– Тихо едешь, мерзавец! – вопил он, размахивая тростью. – Видишь, нам с барышнями некогда. Пошевеливайся! – И Таланов ткнул тростью в спину шофера.

Кровь бросилась в голову Николая Борисовича. Резко затормозив, он быстро обернулся и выхватил трость из рук хозяина. Плохо пришлось бы Таланову, не выручи ехавшие с ним собутыльники.

– Ладно уж, вези как знаешь, – сдерживая ярость, заговорил Таланов.

– Ну, нет! Пусть черт вас возит. Или сами поезжайте, если сумеете. – С такими словами Николай Борисович отошел от машины, оставив на темном шоссе своего хозяина и его компанию.

На следующий день шофер Бучин был уволен за "непочтительное отношение к хозяину". Среди расхваливаемых ныне меценатов были такие.

Развязавшись с постылой работой, Николай Борисович всецело отдался автоспорту. Он неоднократный чемпион России, что принесло существенное материальное вознаграждение. Почти с каждых соревнований он приносит домой весомые призы – золотой портсигар, премию в 10 000 рублей и многое другое.

С началом войны в 1914 году Бучин мобилизован для работы в быстро растущем автохозяйстве армии. Дел хватало, водителей нет. На его плечи легла чудовищная нагрузка – готовить водителей для военных машин, в том числе броневых. В октябрьские дни 1917 года наставник сам садится за руль броневика, принимает участие в боях в Москве.

Гражданская война бросала Н. Б. Бучина на различные фронты. В Красной Армии ценили и умело использовали специалистов. Хотя Н. Б. Бучин был равнодушен к политике и не кипел р-р-революционным рвением, ему доверяются важные посты. В Орле он руководит армейским автохозяйством. С 1920 года жизнь надолго связала Н. Б. Бучина с Тулой – городом прославленных оружейников. Там цена рабочего человека определялась мастерством, а его Николаю Борисовичу было не занимать.

Под руководством Н. Б. Бучина быстро восстанавливалось растерзанное войной автохозяйство города. Пришлось помочь привести в порядок разболтанный гараж ЧК. Несмотря на щедрые посулы, он предпочел не связываться с работой в мрачном ведомстве, а ушел в автобусный парк, где с 1922 года Н. Б. Бучин несколько лет работал начальником автобазы автобусов. Звучит громко, на деле он был бригадиром.

С 1917 года новые ветры дули над Россией, специалист бучинской квалификации уверенно и спокойно смотрел в будущее. Он знал – Родине нужен. В быстрой последовательности – в 1917 году родился герой этой книги Александр, в 1918 году – брат Виктор, в 1919 году – сестра Зинаида. В Туле жили дружной семьей сначала на Косой горе, потом переехали на улицу Коммунаров. Многочисленные друзья и соседи – а жили открытым домом – не могли налюбоваться главным достоянием семьи – детьми, "бученятами", как любовно и ласково прозвали их в округе.

Кумиром семьи был автомобиль, и ребята с детства на всю жизнь влюбились в мотор. Во весь голос заявил об этой страсти Сергей, когда ему было всего девять лет. В праздник вокруг самовара у Бучиных собрались гости. Сели за стол по-русски весело, поют, но почти не пьют – семья на редкость трезвая. Тут в открытое окно доносится треск мотоцикла. Отец к окну – приветствовать запоздалого гостя. Не гость, а под завистливыми взглядами соседских мальчишек, вихляя колесом по двору, разъезжает Сережка на семейном мотоцикле. Надежду Александровну ветром сдуло от стола. Скоро она втащила за руку в комнату отчаянно упиравшегося сына. Под смех гостей он поведал, как с помощью младшего брата и приятелей-сорванцов свел со двора мотоцикл, отогнали его на руках за два квартала. Там с превеликим трудом завел – непостижимо, как девятилетний малец смог осилить тугую педаль пуска двигателя, – взгромоздился на седло и помчался по улице.

По дороге отца и старшего брата пошел и Саша. "Разве мог я, – писал много лет спустя А. Н. Бучин, – отставать от старшего! Да еще в таком фамильном деле! В двенадцать лет я уже мог сам пустить двигатель автомобиля и проехать по двору. Потом, повторяя "подвиг" Сергея, самовольно взгромоздился в седло "харлея". Помню ветер в лицо, бешеную скорость, падение. Так мгновенно и на всю жизнь влюбился я в мотоцикл. Эта любовь и привела меня в мотоспорт". Но где заниматься им? В провинциальной Туле возможностей для этого практически не было.

Состоялось немало семейных советов: как быть? Пришлось пойти на уступки Николаю Борисовичу, отменному семьянину и по натуре добрейшему человеку.

Александр Бучин – А. Б.: Отцу нужно было перерешить проблему, которую он оставил позади в начале двадцатых, – вернуться на работу в гаражах "органов". Собственно, инициатором был Сережа. С пятнадцати лет на стареньком "харлее" он развозил почту по Туле. Но одно дело держать руль почтового мотоцикла, другое – гоночного. В то время спортивные мотоциклы находились в распоряжении тех или иных ведомств. Пожалуй, одним из самых авторитетных было спорт-общество "Динамо", объединявшее тех, кто так или иначе был связан по работе с пресловутыми "органами". Иного пропуска в ряды динамовцев не было. Сережа понял это, поступил шофером в один из гаражей НКВД и теперь склонял отца последовать его примеру. И еще одно соображение – в этом случае удалось бы выбраться из Тулы в Москву.

Доводы Сергея, начинающего спортсмена, звучали неотразимо для ветерана автомотоспорта, и отец сделал первый шаг – перешел на работу шофером в угрозыск Тулы. Приглашение в Москву не замедлило. В 1933 году наша семья вернулась в Москву. Дом в Марьиной Роще давно пошел на слом, и нам выделили комнату в коммунальной квартире в Старопанском переулке.

Конечно, это центр, но нас-то было семь человек! Разделили комнату на три клетушки – столовая, комната родителей и наша, "детская", в которой по очереди спали на полу. Устроились в столице! Так что "органы" не расстарались обеспечить жильем отца, которому для начала доверили возить начальника войск НКВД Москвы и Московской области. Хороший был человек и, увы, в 1937 году расстрелян.

С переездом в Москву я не стал продолжать учебу. Счел, что достаточно семилетки, которую окончил в Туле. Я по уши увлекся автоделом, и отец отправил меня работать на завод, ныне носящий имя Лихачева, а тогда Сталина. Рабочего из меня не получилось. В 1934 году сдал экзамен на права и приобрел профессию шофера. Я все теребил Сережу – когда вступлю в спортивное общество? Он какое-то время отмалчивался. Наконец в один прекрасный день повел меня в отдел кадров НКВД и "устроил" на работу – возить секретаря начальника ГУЛАГа НКВД некоего Сулина.

Сулин и все связанное с ним меня интересовало мало. Отбыв повинность за рулем, я торопился в "Динамо", где погружался в любимый мир мотоциклов, узнавал ближе тех, о ком понаслышался – мотогонщиков. Они будоражили воображение, иной раз мне снилось, будто я наконец веду мощный мотоцикл, под колесо бесконечной серой лентой уходит дорога. Наверное, опытные водители знают, что такое снится при большой усталости после долгой дороги. Наяву я не мог дождаться, когда выйду на настоящий старт. С этим пришлось повременить.

Как-то я провел приятеля Ваню Кипариси (он работал шофером в германском посольстве) в клуб НКВД в кино. Ваня был чуть старше меня – ему было лет 19. Кто-то увидел со мной "неизвестного" человека, и уже на следующий день я предстал перед грозными очами самого Матвея Дмитриевича Бермана. Стоило мне переступить порог, как Берман заорал. Много лет прошло, но по сей день помню ощущение было не из приятных. От Бермана я все узнал о себе, о своем темном прошлом и еще худшем будущем. Оказалось, что я способен, если нужно, привести и "врага народа" в священный светлый чекистский храм, предать, продать, проиграть, а сам продаться и еще не упомню, на что был способен. Он предрек мне неизбежно "сдохнуть" за решеткой, и все криком с подвизгиванием сказывался тот же местечковый акцент. Думаю, что Берман проорал заключительное "вон, мерзавец!" не раньше чем через час непрерывной площадной брани. Как он не сорвал голос, не постигаю. Из кабинета я выкатился безработным.

Однако не на "органах" начиналась и кончалась жизнь. Тут же устроился возить начальника автоинспекции Сокольнического района Буравина. С ним проработал год, который ничем не был примечательным, если не считать одного эпизода. Летом 1937 года мы пошли гулять с приятелем Сережей Романовым, также работавшим шофером, в Парк культуры и отдыха. Когда возвращались, то у ворот парка увидели прекрасный открытый автомобиль, кажется, марки "форд". Разумеется, мы заинтересовались и стали осматривать заграничное чудо со всех сторон, даже заглядывали под кузов.

За этим приятным занятием нас застал подтянутый седой пожилой человек. Он говорил довольно чисто по-русски и охотно ответил на наши вопросы. Завязалась беседа, которую он предложил продолжить у него дома. Мы, молодые ребята, забрались в замечательную машину, хозяин сел за руль и скоро привез в шикарную квартиру. Мы просидели за чаем и разговорами на разные темы несколько часов и ушли от гостеприимного иностранца уже затемно. Он просто околдовал нас веселый, доброжелательный человек, по-отечески угощавший всякими разностями и по-детски смеявшийся нашим несмелым шуткам. Отвечать за "контакт" с американским военным атташе в Москве Файнмонвилем, а им и оказался обходительный иностранец, пришлось через полтора десятка лет. Но об этом дальше.

Николай Яковлев – Н. Я.: Вам крупно повезло встретиться с интересным и, надо прямо сказать, хорошим человеком. Полковник Филипп Файнмонвиль провел на посту военного атташе посольства США в Москве около двух лет. Отлично подготовленный офицер, реалист до мозга костей, он с глубоким, постоянным и неубывающим интересом изучал нашу страну. В донесениях в Вашингтон полковник высоко оценивал успехи социалистического строительства в СССР. "Эта система, писал он в одном из донесений, – оказалась настолько эффективной, что есть все основания считать неизбежным ее дальнейшее расширение". Производным от быстрого экономического и социального развития нашей страны Файнмонвиль считал рост советской военной мощи, что, учитывая тогдашнюю обстановку в мире, он всячески приветствовал.

Объективные донесения в военное министерство сыграли роковую роль для карьеры Файнмонвиля. Его отозвали из Москвы, заподозрив, что кадровый американский военный в атмосфере нашей столицы подозрительно "покраснел". После 22 июня 1941 года бригадный генерал Ф. Файнмонвиль оказался единственным ответственным работником военного министерства США, верившим в то, что Красная Армия устоит перед напором вермахта. Когда предсказания Файнмонвиля оправдались, его включили в состав миссии Гарримана в октябре 1941 года, и до 1943 года он проработал в Москве, занимаясь поставками по ленд-лизу. Видимо, он опять чем-то не угодил вашингтонскому начальству и был снова отозван из СССР.

Когда к власти в США пришел Трумэн, Файнмонвиля "ушли" в отставку. Да и возраст подошел. Умер он в 1962 году.

В Москве Файнмонвиль по крупицам собирал информацию об СССР, и ему наверняка было приятно поговорить с вами и вашим приятелем – американец находил в вас обоих то, что искал: энтузиазм русской молодежи.

А. Б.: За давностью лет я, конечно, не помню, о чем мы говорили, но энтузиазма у меня в то время было хоть отбавляй. Судите сами. От спокойного и вежливого Буравина я ушел не потому, что был "летуном", а приняв близко к сердцу тогдашний лозунг "Молодежь – на самолет!". Я видел себя летчиком-истребителем. Прошел медкомиссию и уже представлял, как покажусь в форме авиационного училища с заветными "крылышками" на петлицах, когда как обухом по голове огорошили – не подхожу по образованию. Я горько пожалел, что поленился пойти дальше семилетки. Но нашел, как мне представлялось, выход быть поближе к авиации. Сначала пересел на грузовик, затем на бензовоз. Возил бензин и в аэроклуб, который размещался в районе Мытищ, а там уговорил начлета и несколько раз летал с ним на самолете. Надеялся как-то все же пробиться в авиацию. Но – 27 декабря 1938 года я был призван на военную службу.

Н. Я.: Александр Николаевич, а как с "Динамо" и мотоспортом?

А. Б.: Я никогда с ними не расставался. Обратите внимание – выгнанный Берманом, я ушел работать в систему НКВД, "Динамо" было и ее обществом. Из рядов динамовцев не выбыл.

На всю страну уже гремело имя заслуженного мастера спорта Сергея Бучина, чемпиона и рекордсмена Советского Союза. Он бил рекорды и ставил новые на мотоцикле, сконструированном мужем Зинаиды Олегом Кучеренко. Он побеждает в двух больших мотоциклетных пробегах общим протяжением свыше 8 тысяч километров. Мотоциклы только советские. Летом 1937 года Сергей Бучин участвует в розыгрыше первенства СССР по мотоспорту, в том числе скоростная гонка на 300 километров. Она изобиловала острыми, смертельно опасными моментами. Сережа победил, получил приз из рук популярного тогда летчика, Героя Советского Союза Ляпидевского, главного судьи соревнований. Зимой 1937 года переполненный стадион "Динамо" был потрясен – на льду появились мотоциклисты. Гонки по льду! Первым – Сережа. Ребята творили чудеса ловкости, поражали смелостью и уверенностью в себе и своих машинах. Только отечественные, иностранные динамовцы не признавали. Самое большое "чудо" Сергей припас про запас и в заключение соревнований на большой скорости поднялся на мотоцикле во весь рост и так промчался мимо трибун. На трибунах творилось неописуемое!

Сережа так открывал парад физкультурников на Красной площади – стоя ехал на мотоцикле. Сейчас, понятно, такой трюк не в диковинку, а тогда только экстрагонщикам был под силу.

В том 1937 году я впервые взял свой настоящий старт. Стали мы гоняться с Сергеем. На трассах друг другу спуску не давали, а в жизни – водой не разольешь. Друзья, товарищи. Сергей, конечно, был для меня как отец, учителем был. Алексей и Виктор также не ударяли лицом в грязь. Перед большими соревнованиями в нашей комнате на Старопанском долго не смолкали разговоры о машинах, секундах, горючем, масле. Муж Зинаиды Олег Кучеренко, обычно молчаливый и сдержанный, в эти дни говорил не умолкая – его засыпали вопросами, он консультировал. Мама обычно подводила итог обсуждениям (отец по большей части помалкивал). Она говорила что-нибудь вроде:

– Ну, ребята, посмотрю завтра, как вы пойдете. Не посрамите бучинского рода. И специально для меня:

– Ох, Сашка, что-то я за тебя боюсь, вечно у тебя в машине неполадки. Ты бы у отца поучился за машиной-то смотреть.

Она была права, дорогая мама, не хватало терпения "хорохорить" машину, но техническое состояние ее было всегда безупречным. Мама как отличная хозяйка придавала большое значение внешней стороне.

Много призов взяла семья Бучиных. Самый ценный – семейный переходящий мотоцикл по кличке "Жучка". Выигрывавший соревнование получал "Жучку" во временное пользование. Проигравший, было дело, завидовал и копил силы для реванша.

Н. Я.: Вас по призыве в армию направили служить в дивизию Дзержинского. Так что занятия мотоспортом не прерывались?

А. Б.: Вот в этом вы ошибаетесь. Хотя ко времени призыва я приобрел кой-какую известность, имел грамоты, подписанные В. Чкаловым и А. Ляпидевским, тогда еще не было принято числить спортсмена военнослужащим. Эта практика пришла позднее. Нужно было служить, как служили все. Что я и делал на протяжении первых шести месяцев – занятия по боевой и политической подготовке, несение караульной службы (в том числе наряды по охране внутренней тюрьмы НКГБ{1} на Лубянке) и все прочее.

Лагеря дивизии находились в Реутове. Там летом 1939 года меня неожиданно вызвал адъютант командира дивизии П. А. Артемьева. Разговор был коротким: "красноармейцу" Бучину приказывалось стать водителем командира дивизии. Как оказалось, прежний водитель сильно разгневал комдива: напился и разбил крыло машины.

Красноармеец Бучин прижился на новом месте: не пил, не курил, был дисциплинированным. Артемьеву понравилось, как я водил машину. В самом конце 1939 года повез его в дом No 2 на Лубянке. Ушел. Выходит, "был у Берии". Едем на фронт, война с Финляндией уже началась. Едем так едем, что делать – служба.

Собрались в суматохе, кое-как погрузились и направились на север. Остановился с комдивом в районе станции Лоухи, что за Петрозаводском. Выдали экипировку – мне белый полушубок, на "эмку" цепи. А вокруг тыловая неразбериха, снаряжают войска для боя.

Наконец отправились с Артемьевым на фронт. Следовали на грузовике ЗИС-133 – к передним колесам – лыжи, сзади – железные траки. Как и следовало ожидать, чудо техники застряло на каком-то озере, покрытом глубоким снегом. Комдиву подвели лошадь, и на ней он потрусил воевать. Мое дело – вытащить ЗИС-133. Догадался снять гусеницы и кое-как привел машину в божеский вид. Грузовик стал тем, к чему был предназначен – транспортным средством. Какое-то время возил грузы на передовую.

Дело было опасное. Вражеские солдаты на лыжах бродили по нашему ближнему тылу вдоль дорог, подстреливали не только разгильдяев, но иной раз им удавалось перебить десяток-другой красноармейцев, остановившихся, например, на отдых. Досаждали "кукушки" – стрелки противника, забиравшиеся на деревья, маскировавшиеся там и поливавшие сверху огнем из автоматов. Был у них неплохой автомат "Суоми". Конечно, они стремились в первую очередь выводить из строя автотранспорт на дорогах, следовательно, самая заманчивая цель – шофер.

Довольно быстро бойцы и командиры оправились от тягостного изумления поначалу они просто не понимали дураков, мерзнувших с автоматами в гамаках между ветвей. Их обнаруживали и легко подстреливали, а при возможности картечью по верхушкам деревьев. Лес сразу очищался. Наладили охранение, и дела пошли веселей. Работать стало много спокойнее. Но все это – плохое и хорошее неожиданно закончилось. Я как-то встретил на дороге сани, в которых ехал Артемьев. Он подозвал меня, сказал, что войне конец, и велел подготовить "эмку", которая так и осталась в тылу.