Текст книги "Древний Человек в Городе"
Автор книги: Александр Пятигорский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
"Как приятно ехать с обыкновенным шофером!" – Она откинулась на сиденье и обняла его за плечи. "Точнее было бы сказать, как приятно не бояться, что шофером может оказаться ОН. А не взбесился ли наш друг, убийца-спаситель, оттого, что сегодня утром, в первый раз, остался без очередной инструкции? Но ведь он сам и есть все эти инструкции, без них он, скажем так, самоликвидируется. Тогда, в панике, чувствуя, что уже тает, он и бросился сам себя инструктировать. Только чтоб продолжаться! И тут же ошибка: описав, что он с тобой сделает, он сам наиподробнейше проинструктировал ТЕБЯ, как его наипростейшим образом уничтожить. Ошибка, которую он не мог не совершить, ибо всю свою нечеловеческую энергию сосредоточил на мне и тем самым, как ЕМУ казалось, себя обезопасил. Забавно, правда?" – "Не очень. Я с самого начала была совершенно уверена, что он – не человек. Помнишь, еще назвала тебя дураком, видя, что ты об этом не догадался".– "Человек ли он или что угодно еще – пусть Менке разбирается".
"Я к нему успею.– Он стоял посередине огромного холла вебстеровского особняка и смотрел на Мелу, разливающую кофе, и на Вальку, пытающегося, по его собственным словам, более или менее рационально оценить происходящее.– И успею вернуться к ужину до прихода Вебстера. А не успею – ну и черт с ним со всем! На этом витке опоздания ничего не значат. Ты все понял, Валя?" "Почти все. Только скажи, ты действительно уверен, что электрограмму с упоминанием Виктории, подписанную фон Потаповым, тоже послал твой страшный робот?" "Конечно, он".– "Но зачем?" – "Здесь нет "зачем"". Понимаешь, чтение им инструкций всегда сверхинтенсивно направляет его только на один указанный объект, вокруг которого он ткет паутину, вплетая в нее и себя. Так что сам он не может видеть и слышать ничего, что находится за этой паутиной, будь то в полмиллиметре от ее шелковистых волокон".– "Хорошо, это даже я могу понять, как любил говорить Юлий Матвеевич Гутман. Но кто же тогда автор всей нашей ситуации В ЦЕЛОМ, вместе с Вебстером, обеими прекрасными дамами, Сергеем, барменом, Исполнителем, приставами, палачами и твоим убийцей-спасителем в придачу, я уже не говорю о Древнем Человеке, которого пока еще никто не видел?" – "Если ты все же настаиваешь на авторстве, то единственный, на которого я бы мог условно сослаться, как, прости, лишь на СОАВТОРА,– ты. Ну а теперь я все-таки пойду".
Никто не заметил служанку, уже несколько минут не решавшуюся прервать их разговор. "Простите, господин Август, какой-то джентльмен позвонил в наружную дверь и говорит, что у него с вами свидание. Я проводила его в библиотеку".
Дверь в библиотеку была приоткрыта, и он шагнул в голубое облако грубо-сладковатого табачного дыма, успев подумать, что еще за мгновение до того, как он переступил порог, не чувствовал ни малейшего запаха. В то же самое мгновение, представив себе эту небольшую, раз в пять меньше вебстеровского кабинета, комнату с узкими трапециевидными окнами между верхними полками книжных стеллажей и потолком, он уже точно знал, где мог бы сидеть ожидавший его человек, и, еще не выйдя из голубого облака, поклонился, не поднимая глаз.
"Вот ведь как получилось.– Человек распахнул зеленый плащ, сделал короткую затяжку и оперся локтями на колени широко расставленных ног, обутых в темно-коричневые замшевые сапоги.– Вроде ты меня и не звал, но я пришел все-таки. Ты вот затянулся бы разок-другой,– он протянул Августу трубку,тогда б и поговорили".
О Господи, только б не начать, что бы ни случилось, но не начать разговор с того, что тут же сведет его к постылой обязательности вопросов и ответов, вытекающих один из другого! Ну что-нибудь совсем простое и приятное, с чего, собственно, и положено начинаться НОРМАЛЬНОМУ разговору. "Я рад видеть тебя, хозяин дома на полянке, хозяин дома на берегу весело струящегося ручья. Я рад, что ты все устроил, как было раньше тобою же замыслено..." – Он жадно затянулся и выставил вперед руку, как бы утверждая за собой право закончить фразу до первой ответной реплики.
"Устроил? Замыслено? Поверь мне, Владыка Рода, я ничего не устраивал и не замысливал. Я только знал о том, что всегда есть. Я не могу знать то, чего нет. Того же, что я знаю, не может не быть. Когда ты пришел в Город, я знал, что кому-то окажется необходимым тебя убить. Тогда я сказал Асебу, что ты хочешь со мной говорить – почему бы этому не случиться, раз ты все равно в Городе? – и что было бы лучше, если б тебя не убивали".– "Но кто он и откуда, если, конечно, позволено об этом спрашивать человеку, одолеваемому любопытством?"
"Рассказ об этом занял бы дни, и не раз приходилось бы лезть на чердак, в сушильню, за новым мешочком табака. Да здесь и нет места для долгого рассказа о том, что некогда происходило и как происходившее стало Асебом да и тобой тоже, Владыка Рода. Но если брать только главное и полагаться на понимание понимающего, то разумно начать с двух обстоятельств, а сказав о них, на этом и закончить. Первое. То, что ты считаешь человеком и называешь словом "человек", есть двойное существо. Оно живет в одном месте в одно время с разными ему подобными или отличными от него существами, и оно же есть в другом месте, где не живут и не умирают, оттого там и времени нет. Теперь второе. Так случилось, что есть люди лишь с одним существованием, первым. Они – только то, что они здесь, и ничего больше. Были ли они такими всегда или стали такими – об этом не спрашивай; случалось и так, и так. Асеб – из таких. Убитые им – тоже такие. Ты ведь не знал, что не будешь убит никем из них, ибо я не видел тебя убитым ими. А послал Асеба, чтобы не было препятствий нашей встрече. Не думай, однако, что я ее устроил – я только знал о ней, как и о предыдущей".
Не впервые ли в жизни видит он себя перед тремя столь разными своими друзьями – Сергеем, Валькой и их с Валькой общим лондонским другом,– себя, с выброшенной вперед в риторическом броске рукой и с вопросом, который есть никакой не вопрос, а прямое утверждение, что последняя истина о чем бы то ни было никому не нужна, потому что за ней ничего не последует. Так что будем считать, что все кончилось и последующее – уже НЕ ОБ ЭТОМ. А о чем оно, если оно вообще будет,– неизвестно. Он видит, как Сергей с сомнением водит острым подбородком ("Истина, если ее хочешь,– нужна, а не хочешь, то никакая"), Валька крутит перед носом граненый карандаш ("Истина для археолога кончается поверхностью, знание о которой получается посредством простой аэросъемки"), а лондонский друг по своей вечной привычке что-то невнятно бормочет (вроде того, что "последняя истина и есть то, что вытекает из последующего, еще не бывшего").
"У тебя ноги устали, Владыка Рода, посиди немного". "Хорошо.– Он сел рядом с человеком в зеленом плаще.– Но если ты всегда здесь и знаешь, как все происходит, то не устраивается ли все по твоему знанию?" Вроде неуклюже и дерзковато, но так будет легче перейти к ледам и керам, уничтожению людей и рождению языков, да и к себе самому, вновь ставшему своим в Городе. "Нет, Владыка Рода. Ты путаешь слова от усталости. Ты говоришь: я всегда нахожусь здесь,– но что такое всегда? Для тебя "всегда" значит "ПОКА ты об этом думаешь", но для меня нет "пока". Ты говоришь, я нахожусь здесь, но я там, где кто-то меня видит и слышит, как ты, скажем. Другого нахождения у меня нет"."Скажи, а если кто-то ДУМАЕТ о тебе как ГДЕ-ТО находящемся, то ты там и есть?" – "Да. Но для этого думающий должен знать МЕСТО, где он ЖЕЛАЕТ встречи со мной".– "Что такое место?" – "На этот вопрос ДЛЯ ТЕБЯ у меня нет ответа. Сколько бы ты ни старался, ты не можешь думать о месте, не помещая его в твое время".
Хорошо, пока еще ни одного вопроса о себе.
"Хорошо, человек без времени, пусть будет так. Но ты САМ видел и слышал, как леды убивали керов? Не я же это придумал в своем сне или мой друг Валентин в его докладе?" – "Я видел и слышал их, убивших и убитых, как вижу и слышу тебя. Но от них, как и от тебя, я отделен тончайшим промежутком, который не могло бы заполнить все время мира. Я слышал шелест их мыслей и шепот их желаний. Леды хотели обмануть богов, не зная, что боги сами желают быть обманутыми.– Он вынул из-за пазухи другую трубку, а также крошечный кремень и огниво. Август услышал легкий, сухой треск и снова оказался в голубом облаке. Покури еще, я не знаю другого случая, чтоб ты сюда вернулся в бодрствовании или во снах. Город в тебе исчерпан. Вместе с женщиной, знавшей тебя до того, как ты знал ее, ты покинул Город для других бодрствований и видений. Твоя женщина – дань роду, но не тому, Владыкой которого ты был тысячелетия, а другому, о котором у тебя нет знания".
Нет, вопросов о себе он не задает, но ответы все равно получает! "Но у тебя ведь нет женщины, человек без времени?" – "Конечно, есть, Владыка Рода. Для кого еще стал бы я удить плещущую серебром рыбу или спешить назад после долгих обходов рощ и лесов? Но у меня нет детей, я – вне рода. Ибо любой род, человеческий или божественный, существует во времени, где меня нет.
У тебя ж в Городе было много родов, хороших и дурных. От них ты уходишь с твоей женщиной – прочь от родовых законов".– "Зачем же мне было тогда сюда возвращаться, человек без времени?" – "Чтобы начать другую историю. О твоем другом, нездешнем, роде, роде без Владыки и его наследника. Он – всегда твой, но, чтобы занять свое место в Доме Его Старейшин, тебе надо было вернуться к твоим здешним родам, чтобы попрощаться с ними. Для того ты сюда и приехал, как и другие из того же рода-не-рода, Валентин и Вебстер. Только в них ЕЩЕ не признали своих, а тебя свои тут же учуяли, как собаки зайца. Как почувствовали, кто ты, хотя и совсем по-другому, Валентин и Вебстер. Но каждый из них на ощупь искал только в своем месте, вокруг себя, включив, не сговариваясь, и тебя в это свое место и не подозревая, что место у вас всех было одно – Город. Вебстер спохватился первым, испугался им не предвиденного и не им предрешенного – тебя, а в тебе своей последней гибели,– ты ведь уже раз его убил. Он навел марево на тебя и свой дом, но опоздал, как всегда опаздывал".– "Скажи, человек без времени, КЕМ ты их знал? Они тоже были главами родов?" – "О нет, Владыка Рода. Вебстер был жрец. Умный, умелый и всегда неудачливый. Оттого был сильно склонен к волшебству и вечно связывался с разными теневыми существами. Валентин был воин, храбрый и опрометчивый, но в отличие от тебя ненастоящий".– "Я – настоящий воин? Никогда о себе этого не знал".– "Главное в настоящем воине – осторожность и решительность, Владыка Рода. Ты побеждал в битвах и схватках, но тебя убивали, безоружного, в постели или за пиршественным столом. Я так думаю, беседа наша подошла к концу. Довольно с тебя Города. Для тебя – бодрствования в странах Севера и Запада и видения на берегах Волги, Вислы и Северна".
"Значит, ты всегда знал ВСЕ!" – не удержавшись, вскричал Август. "Нет. Я знал то, что видел и слышал".– "А разве это не все?" – "Нет. Я не знаю о себе".– "Кто же тогда о тебе знает?" – "Тот, кого не знаю я".
За ужином Валька кричал и ругался. Проклинал все – Город, археологию и особенно археологию Города. Это же необъяснимо и омерзительно в своей необъяснимости – факт полного уничтожения керов ледами ("Факт, с которым никто не посмеет спорить, и ты сам знаешь, что это факт!") никак не отражен археологически, и Август не имеет никакого права вот так, просто, сидеть перед ними, Валькой и Вебстером, не произнося ни единого слова. Август засыпал над главным блюдом, английским пирогом с телятиной и почками в черном пиве, и Меле приходилось его больно щипать, чтобы он не уронил голову в подливку.
Он видел улицу, засыпанную дождевыми каплями, уютно мерцающими в тусклом свете желтых фонарей. С Городом для него покончено. Он шел по мягкому мокрому тротуару, в теплой осени полузабытого городка позднего детства или ранней юности. Кто его наградил именем, не знающим уменьшительных или ласкательных форм? Он дойдет до конца этой улицы, свернет влево и позвонит в третью дверь от угла... Опять – в будущем, хотя это было и никогда не будет.
"Валентин Иванович хочет от истории определенности, которая парализует историческое воображение".– Голос Вебстера был низким и приятным. "Почему это у него каждый раз другой голос?" – подумал Август. Хорошо, он уже там, его впустили в дверь, которую он найдет и во сне. ("Да, конечно, пожалуйста, какое уж там беспокойство!..") Но не оставили. Сказали: сюда можно только навсегда. Он не хотел навсегда. "Определенность необходима в вопросе,– теперь Валька говорил вполне спокойным голосом,– чтобы отвечающему было легче ошибиться или, если он робкий, сказать, что не знает ответа". "История – только пародия на обыденное мышление,– неожиданно сказал Август.– Здесь никто не затрудняется с ответом. Как скажешь, так и скажешь – иногда получается правильно. Поэтому вопрос должен быть менее определенен, чем ожидаемый ответ. В конце концов то, что леды убили керов, само по себе достаточно определенно, чтобы больше не задавать вопросов". "Прекрасно,– кажется, Валька на самом деле был доволен,просто замечательно. Но я спрашиваю: а не связан ли обратным образом факт уничтожения ледами керов с фактом ОТСУТСТВИЯ археологических данных на этот счет?" "Археологи, по-моему, все недотепы",– вставила Мела. "Не все, а большинство,– поправил ее Вебстер,– но зато они работают все-таки". "Как хотите, как хотите! – Август явно хотел завершить беседу наименее определенным образом.– Тогда мы с таким же основанием, исходя из предложенной Валей концепции истории как точек сознания, могли бы спокойно вывести уничтожение керов из нашего приезда сюда (Вебстер, вас я тоже включаю), из моей женитьбы на Меле и из чего угодно другого. Кстати, о женитьбе, Мела, идем спать. Куда это я дел часы? Ах, черт возьми, мы же собирались их продать! Да, дорогой Вебстер, отныне я буду лишен счастливой возможности пользоваться вашим гостеприимством. Завтра мы с Мелой улетаем или я отправляюсь в тюрьму. Последнее, по-моему, тоже великолепно увязывается с гибелью керов и одновременно предоставляет мне хотя бы временную отсрочку моей собственной, безвременной, так сказать, гибели. Довольно, хочу спать".
Глава тринадцатая. ОТЪЕЗД ГЛАВЫ РОДА
"Где обещанный кофе?" – Он стоял перед кроватью, твердо решив с самого начала не уступать ни в чем,– что обещано, то обещано. "Три минуты, милый, только три минуты. Тогда будет и кофе, и все..." – Она повернулась на другой бок. Август накинул халат и спустился в кухню. За столом сидел грустный Валька и что-то выписывал из археологического журнала. "Садись и ни о чем не думай,сказал он голосом, каким бы вынес смертный приговор своему лучшему другу.Вебстер уже уехал. Я сам сделаю кофе. Ты должен быть жутко усталым после первой брачной ночи". "Второй, Валя, второй. Или ты думаешь, что всю первую мы проговорили об устройстве нашей будущей жизни?" – "Да? Послушай, а ты поосторожнее с этим. Возраст все-таки..." – "У философа нет возраста, Валя. Возраст у тех, кто считает, хватит ли ему времени, чтобы увидеть свою книгу напечатанной, или своих внуков выросшими, кому для выполнения его задачи требуется ФИЗИЧЕСКОЕ время. У философа – все равно, хорошего или плохого – нет задачи. Мышление разрешается в самом себе, без внешней цели, а не разрешится значит, такая его судьба".
"Ты неплохо придумал, как уходить от неудач".– Валька разлил по чашкам кофе и сел напротив Августа. "И от удач, Валя".– "Какая чушь! Ты получил все, что хотел в этом Городе. Без труда завладел самыми заветными его секретами, недоступными старожилам и знатокам, да еще и Мелой в придачу".– "Я ничем здесь не завладел. Это тот другой, которого я прежде не знал, оказался вплетенным в жизнь Города, и это он получил Мелу. Это из-за него я оказался философом, чему было бы вовсе не возможно случиться, если бы я остался "самим собой", так сказать, себя не видящим – единым и неделимым. Но опять же, кто начал всю эту очаровательную дребедень и кто теперь недоумевает, каков еще будет ее финал? Ты, Валя".
Наверное, оттого, что ему никогда не было нужды ни с чем бороться, ни в себе, ни в других, долей Августа всегда было входить вторым в удивительные события и обстоятельства жизни – за Валькой, Вебстером, Сергеем, да, пожалуй, и мной. Но это вхождение никогда не было немедленным; между ним и предыдущим оставался зазор, и его он заполнял своей волей и мыслью. Сейчас этот зазор виделся ему вчерашним двором-колодцем, и когда наконец появилась Мела с заспанной виноватой улыбкой, первой его мыслью было: да куда же к черту запропастился этот юрист-барон или как его там?..
"Так вот, Менке (тот из тактичности к молодоженам позвонил только в одиннадцать и долго извинялся), могу вас обрадовать. Его имя – Асеб. Он человек или существо, как вам угодно, но без второй души. Не понимаете? Хорошо, тогда без двойника, если это вас больше устраивает. Нет, я не знаю, отбрасывает ли он тень, но это можно легко проверить. Я сейчас туда съезжу и сам посмотрю. Мелу? – Он протянул ей трубку.– Дорогая, скажи ему, Бога ради, что я не сумасшедший". "Нет, Менке, с ним все в порядке. Он говорит, будто знает, почему труп до сих пор не обнаружен, но пока не хочет ничего объяснять. Он категорически не берет меня с собой, а я, разумеется, и не подумаю отпустить его туда без вас. Приезжайте скорее".
Валька стал еще мрачнее и прямо заявил Меле, что не может понять, почему она поощряет некрофильские наклонности своего нового мужа. На что Август саркастически заметил: да ведь вся некрофилия от него-то, Вальки, и пошла. В самом деле, кто разворошил всю историю с захоронением керов в подполе их собственных домов? Валька. Сам он только послушно следует установившейся традиции.
Облегченно вытянув ноги в двухместной спортивной машине Менке, он с ужасом подумал, что НИЧЕМ НЕ РИСКУЕТ. Рискуют Валька, и Сергей, и Александра, даже Вебстер, но не он. Все они – люди и не-люди, палачи и приставы, бармены, археологи, астрофизики, дипломаты – рискуют. Надо скорее уезжать из Города, пребывание в котором оправдывал только риск. Тем более что теперь он, кажется, теряет и свой последний шанс попасть в тюрьму. Он уедет, не попрощавшись с Сергеем и Александрой и не дав Меле собрать вещи. Улетит вечерним самолетом... Он машинально взглянул на часы, с изумлением обнаружив, что они у него на руке. "Все в порядке, господин Август.– Менке перехватил его взгляд.– Госпожа Мела надела часы вам на руку, когда вы прощались".– "Да, но ведь я..." – "Это подарок. Точно следуя вашей инструкции продать часы, госпожа Мела вчера позвонила отчиму, чтобы тот предложил их кому-нибудь из своих состоятельных друзей. Но тот сказал, что сам их покупает и дарит вам обратно в качестве свадебного подарка. Деньги за часы – в конверте на вашем ночном столике. Кстати, в телефонном разговоре со мной вы наградили нашего безвременно скончавшегося общего друга именем Асеб, добавив при этом, что у него одна душа. Или одно существование, если я правильно вас понял. Хотя очаровательная Мела утверждает, что душа – не душа, а считать его человеком было бы грубым преувеличением. Ночью я пролистал пару книг, и у меня возникли два соображения. Первое: такие, как наш Асеб, принимают приказы БУКВАЛЬНО и выполняют их с техническим совершенством, всей своей ЕДИНСТВЕННОЙ – назовем для упрощения – душой. Второе: они служат инструментом, аппаратом связи с кем и чем угодно. Они – смазка истории, отрабатываемый и отбрасываемый материал. Хотя с виду могут казаться вполне живыми человеческими существами. Да, только теперь я понял, что постулат о двусмысленности человеческого существования теряет свою силу, когда речь идет о таких "одинарных" существах. Однако какое это для вас имеет значение? Вы бы и так не погибли по каким-то другим, неизвестным мне причинам".
Когда они появились в холле гостиницы, портье в темно-лиловом фраке с серебряными пуговицами подпрыгнул чуть ли не до потолка и, вытянувшись в струнку, произнес дрожащим, но одновременно и торжественным голосом:
"О Кон-ринге ("Кон" – титул, примерно соответствующий барону, "ринге", как выше – термин почтительного обращения, добавляемый к титулу старейшины рода или его наследника), я и гостиница – к вашим услугам".– "Благодарю вас, Пэто. Вчера мой клиент выронил из окна, выходящего во внутренний двор, одну вещицу. Если ваши люди ее случайно не обнаружили, то нам бы хотелось пройти во двор и там самим ее поискать".– "Ну, разумеется, как вам будет угодно, вот ключи от подвальной двери во двор. Но не хочу вас обнадеживать, Кон-ринге, сегодня там было несколько служителей, и ни один не сообщил мне о какой-либо находке. Надеюсь, вещица, как вы изволили выразиться, не была особенно ценной?" "Это зависит от точки зрения,– не сдержался Август,– но большой денежной стоимостью она, безусловно, не обладает".
С трудом отклонив настойчивые предложения портье отправить с ними двоих служителей, они стали спускаться по узкой крутой беспролетной лестнице в подвал. Август насчитал пятьдесят шесть ступеней, когда Менке сообщил, что они уже спустились на четыреста лет в прошлое. Обычное дело, фундамент пятнадцатого, а то и четырнадцатого века, первые два этажа – начала шестнадцатого, а остальные надстроены во время строительного бума конца девятнадцатого. Август добавил, что, прощупав кладку обеих стен спуска, он ясно увидел, что левая внутренняя стена была также пристроена, и первоначально лестница была, безусловно, без перил – явление, весьма типичное для так называемых "подземных родовых залов" древнего и раннесредневекового Города. "Так вы еще и археолог?" – "Любитель, Менке, любитель, как и во всем остальном".
С трудом открыв тяжелую низкую дверь, они очутились на дне двора-колодца. На недавно подметенной квадратной площадке не было ничего, кроме нескольких фанерных ящиков. Август показал на единственное окно их с Мелой номера: "Оттуда я его сбросил". Внизу под окном тоже ничего не было. На всякий случай они открыли все ящики – опять ничего.
Они присели покурить. Менке вынул свой блокнот с золотым карандашом и стал что-то записывать, а Август вдруг резко поднялся и, снова подойдя к месту прямо под окном, стал пристально вглядываться в поверхность плотно пригнанных друг к другу двух широких каменных плит. Было сумрачно и сыровато. Он надел очки и опустился на колени. На стыке плит расплывалось небольшое коричневое пятно, по очертаниям несколько напоминающее осьминога с обрубленными щупальцами. Встав и отойдя на несколько шагов назад, он заметил, что участок примерно в полтора квадратных метра вокруг пятна, которое на этом расстоянии он уже не мог различить, явно отличается по цвету от остальной площадки. Подозвав адвоката и показав ему место, он сказал: "Здесь он упал. Они пришли за ним, наверное, сразу же. Могли даже заранее ждать, пока я его выброшу. Потом затянули его в брезентовый мешок и унесли через другую, нам неизвестную дверь в другую часть подвала, где и похоронили под полом по древнему керскому обычаю. Кровь на плитах тщательнейше отмыли вполне современными моющими средствами. Я думаю, что если бы мы сейчас с вами поднялись в номер, то и без новейшей криминалистической техники, лишь с помощью лупы и чистого носового платка нашли бы немало пятен его крови. Но это, по-моему, уже совсем ни к чему.– Он спрятал очки в карман, зажег новую сигарету и устало заключил: – Так окончились дни Асеба, существа без второй души".
"Итак, если верить в вашу версию,– говорил Менке, когда они возвращались по круговой дороге,– то те, кого вы назвали "они", с самого начала знали, ЧТО произойдет с Асебом, с Мелой, с вами и Бог знает еще с чем. Иными словами, знали ВСЕ, хотя в это, согласитесь, трудно поверить". "Здесь, мой дорогой Менке, было бы соблазнительным предположить, что те же "они" знали, ну, назовем это "все устройство", то есть всю конфигурацию событий, обстоятельств и даже намерений и догадок в отношении Асеба и нас в связи с ним. Из чего было бы еще соблазнительнее сделать вывод, что они как бы подстроили убийство Асеба, использовав нас с Мелой в качестве простых орудий. Но все это – чушь, полная чушь, Менке! Как Асеб, зная "все" обо мне, не знал, что не уйдет живым из моего номера, так и "они", зная все об Асебе и, я думаю, собираясь его убить после того, как он убьет меня, не могли знать, что мы с вами заглянем в отель, чтобы уточнить наше знание о них".– "Это ВЫ, а не МЫ, Август.
Я бы и не подумал туда сам заглядывать. Ну, если хотите, у меня другой идеал полуденной прогулки в это время года. Кстати, а кто все-таки эти "они"?" – "Такие же, как он, с максимум одной душой. Если даже какие-то из них "анти-Асебы", то только оттого, что их инструкции противоположны той, которую выполнял Асеб. В такого не ткнешь пальцем – кер он, лед или кто еще, разница во вложенных в каждого инструкциях – и больше никаких различий. Но есть нечто общее в том, как они видятся и слышатся,– какая-то холодная эксцентричность, абсолютная чужесть тому, кто смотрит на них или говорит с ними. Они всегда настороже и безошибочно учуют момент, когда ты "схватил" эту чужесть. Твое знание об асебах – их провал. И ты уже обречен стать жертвой их предупредительной жестокости. Но одно престранное обстоятельство – если ты хоть раз выкрутился, они навсегда теряют над тобой власть. Их гораздо больше, чем можно было бы подумать".– "Пока я о них не очень много думал. Кстати, а не придет ли им в голову, ну, скажем, убить вас или Мелу?" "Относительно меня категорически исключено; свой первый и последний шанс это сделать они потеряли шесть дней назад. Мела, я думаю, вообще для них не существует. Она просто не на их территории".– И, словно продолжая перечисление, Август вдруг вспомнил слова Древнего Человека о Вальке и Вебстере: их ЕЩЕ не учуяли...
"А зачем им понадобилось убивать Асеба?" – прервал его размышления Менке. "Точно не знаю, но, думаю, оттого, что он стал для них опасен, оставшись без инструкции. Знаете, Менке, взбесившиеся люди с одной душой могут наговорить много лишнего. В особенности до или после того, как кого-нибудь убьют, скажем так, по старой привычке".– "Ну, я, пожалуй, поеду прямо к себе. Мой нижайший поклон госпоже Меле".
Он шел по заросшему вебстеровскому парку и думал, что увозит Мелу из единственного места, которое она любит, из ее Города. У него нет такого места. Им мог бы стать Город, если бы не оказалось, что он там "свой". Ну, как если бы семьдесят лет прожить сиротой, а на семьдесят первом обнаружить, что у тебя есть отец и попытаться его полюбить. Смешно! Даже Сергей упрекал его во "всеподавляющей безместности". Хорошо, теперь он увезет с собой Мелу как СВОЕ единственное место, хотя и переносное, так сказать. Она будет сидеть рядом с ним у очага и смотреть на вспыхивающий и угасающий огонь – где?
Валька был в превосходном настроении. Он уже объяснил Меле, какую она совершила ошибку (роковую, но поправимую!), предпочтя ему Августа. Каждому ясно, насколько он, Валька, больше понимает в любви. Но при этом он должен был признаться именно ей, Меле, женщине с самыми прекрасными ногами на свете (о которых Тимоти Эгар говорил, будто они то единственное в Меле, что может быть описано, да и то как неописуемо прекрасное), что он, Валька, хотя и жутко талантливый, но – обыкновенный, а Август – нет. В чем? Непонятно. "Его жизнь,сказал Валька Меле,– долгая прогулка. Именно не путешествие, а прогулка, лишь изредка прерываемая непредусмотренными попытками полюбить какую-нибудь женщину или какой-нибудь город".
В наших последующих разговорах об Августе Валька прямо называл его мифологической личностью, "приходы и уходы" которой никому не известны ("Да и самому ему тоже, клянусь!"). Август – герой мифа, отгадывающий загадки. Так, он, Валька, выдумал Древнего Человека, а Август сам с ним говорил. Вебстер дал первое описание керских родов, а Август сам оказался Старейшиной одного из них. Археологи Города семьдесят лет пытались установить его древнейшую восточную границу, а Август сначала по ней прошел, а потом нанес ее на карту.
"Но труднее всего понять, ЧТО он на самом деле хочет,– так заключил Валька свой монолог об Августе, когда тот наконец появился на кухне,– если не говорить о сексе, до которого он всегда охоч и..." "Ты сильно преувеличиваешь, Валя.– Август был совершенно серьезен.– Сейчас, например, я очень хочу чая с бутербродами..."
Он очень хотел Мелу и еще что-то из того последнего полусна-полувидения, когда он вчера засыпал над ужином. Он провел рукой по лбу, стараясь не то вспомнить, не то отогнать какую-то мысль. Конечно! Ему сказали: сюда можно только навсегда. Но ведь это страшно – навсегда. Да, он навсегда уедет из Города. Однако это две совершенно разные вещи – остаться навсегда или навсегда уехать. Боже, но как он любил ту улицу, засыпанную блестками капель, и дом, подъезд! Он не остается навсегда с Мелой, а берет ее с собой туда, куда полетит первый самолет. Пусть Город останется позади, вместе с Вебстером, Александрой, Сергеем, даже Валькой. Как прекрасен был его приезд сюда! Тимоти Эгар говорил, что приехать в Город можно разными путями, но уехать – только одним. Чушь! По крайней мере двумя – самолетом и поездом. Но дело совсем не в этом. Остается что-то недодуманное и пугающее...
Телефонный звонок не дал ему закончить мысль. Мела взяла трубку. "Нет, он будет около пяти. Валентин? – Увидела выражение панического ужаса на лице Августа, махнувшего рукой в сторону двери.– Валентин вернется ближе к ужину. Благодарю вас, я непременно передам". Она изумленно переводила взгляд с бледного как полотно Августа на добродушно недоумевающего Вальку: "Что случилось?" – "Давайте есть".
Август жадно выпил стакан чаю, и она налила ему второй. "Сейчас опять позвонят. Я знаю". Когда они кончили есть, раздался звонок. Он поднял трубку. "Из аэропорта? Да, я – Август. Я действительно собирался сегодня вылететь около пяти, но, поскольку мои друзья задерживаются и вернутся только к вечеру, я не уеду, не попрощавшись с ними, то лучше отложить отъезд до завтра.
Я был бы вам весьма признателен, если бы вы прислали сюда машину к десяти утра".
"Тебя опять собираются убивать?" – Мела прикурила для него сигарету. "Увы, нет. Не хочу тебя огорчать, но даже в тюрьму попасть шансов нет никаких. Боюсь, что теперь чье-то внимание переключилось на Валю и Вебстера". "Что нам грозит? – Валька был радостно заинтригован.– Убийство, грабеж и поджог?" "Хуже, Валя. Гораздо хуже". "Да и черт с ним, со всем этим, да и с тем, что гораздо хуже в придачу!" – с восторгом закричал Валька. "Я восхищен, Валя, твоим воинским пренебрежением к опасности, которое, как мне рассказывали, не раз подводило тебя в прошлом. Условном прошлом, разумеется, чтобы быть терминологически точным. Даю вам с Мелой ровно двадцать минут на упаковку всех наших вещей и всех карт, записок и прочих материалов из кабинета Вебстера. Несите все сюда, а я пока буду решать, как нам отсюда выбраться. Это – главная проблема. Потом надо найти Вебстера и тихо исчезнуть из этого места".
