Текст книги "Гвидово поле. Хроники Паэтты. Книга V"

Автор книги: Александр Фёдоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Сила любого лорда прежде всего в его вассалах, – заставляя себя не отводить взгляда от несчастного мальчика, вновь заговорил Давин. – Но и тут у меня неважные новости для тебя, Увилл. Вассальное право зиждется на том, что сеньор – не только повелитель, но и, в первую очередь, защитник своих людей. А твои вассалы, сынок, не верят в то, что ты способен их защитить. Многие из них втянуты в приграничные дрязги и боятся, что в нужный момент их сюзерен не сумеет помочь. Мне тяжело говорить это, Увилл, но я должен сказать. Твои вассалы не явятся на твой зов, если на земли домена придёт войско Даффа.

– Значит, меня некому защитить?.. – теперь уже Увилл плакал в голос, его сотрясала дрожь.

– Я защищу тебя, мой любимый! – также рыдая, бросилась к сыну мать, обнимая его так, словно пыталась закрыть собою от всего враждебного мира.

– И я защищу тебя, сын, – надтреснутым голосом добавил Давин. – Я заменю тебе отца и никому не дозволю тронуть тебя хоть пальцем! Но ты должен понять – я не могу развязать войну с Даффом. Даже если я призову всех, кто только может держать копьё, у меня не будет и пяти тысяч человек. Латион без особых усилий соберёт вдвое больше. Мудрый воин избегает схваток, в которых он обречён на поражение.

Увилл уже не мог справиться с собой. Долго накапливающееся напряжение вырвалось в настоящую истерику. Мальчик не мог даже стоять на ногах – он обвис в объятиях матери и теперь бился в каких-то конвульсиях. Рыдания душили его, и он едва мог дышать.

– Давин! – в ужасе взвизгнула Лаура, никогда ранее не видевшая сына в таком состоянии и теперь совершенно растерявшаяся.

Опешивший Давин всё же быстрее сумел прийти в себя. Одним прыжком он оказался рядом и подхватил сотрясающееся тело мальчика на руки. Кровати в комнате не было, поэтому он, не раздумывая, положил Увилла на стол, сбросив с него какие-то блюда и кувшин. Несчастный ребёнок извивался дугой, пытаясь вдохнуть воздуха, но спазмы рыданий, казалось, сковали его горло. Он надсадно хрипел, и даже раскрасневшаяся кожа его, кажется, начала синеть.

– Тише, сынок, тише! – увещевал Давин, пытаясь докричаться до Увилла. – Тебе нужно просто успокоиться! Спокойнее, попытайся выдохнуть! Ну же!

Но с ребёнком явно творилось что-то странное. С каждым хриплым всхлипом он словно бы втягивал немного воздуха, но вот выпустить его обратно почему-то не получалось. Не говоря уж о том, что его тело скручивали судороги.

– Он умирает!.. – взвизгнула Лаура, пытаясь обнять сына. Увы, но это ничем не могло помочь.

– Отойди, Лаура! – рявкнул Давин, отталкивая несчастную женщину в сторону.

Он видел, что мальчик вот-вот потеряет сознание от удушья. Сам не зная толком, что делать, он вдруг сильно, но аккуратно ударил Увилла кулаком в грудь. И это сработало. Мальчик выдохнул с таким звуком, словно выпустили воздух из туго надутого кожаного пузыря. Видимо спазм, сковывающий дыхание, исчез, потому что Увилл смог втянуть в себя свежего воздуха. Давин вглядывался в него, до сих пор не веря, что это сработало, но ребёнок, похоже, хоть и с трудом, но дышал.

Однако же судороги продолжались – ноги мальчика дёргались, колотя по столешнице, да и всё тело время от времени содрогалось. Но теперь, похоже, жизни Увилла уже ничто не угрожало. Давин чуть отступил от стола, словно давая понять Лауре, что она может подойти. Несчастная буквально бросилась на тельце своего сына, накрывая его собой, и сама затряслась в рыданиях.

На шум сбежалось несколько человек из дворни. Давин видел в проёме двери испуганное лицо Кары, которая успокаивала плачущую девочку. Слуги принесли воду в кувшине и какие-то полотенца, и теперь суетились вокруг Увилла, хотя было неясно – чем они могут помочь. С неожиданной досадой он велел им всем убираться – ему хотелось сейчас побыть в тишине и одиночестве. Но пока что он должен был, конечно, оставаться с Лаурой – она явно чувствовала себя очень плохо.

Вскоре конвульсии прекратились, и Увилл впал в какое-то странное полуобморочное состояние, похожее на сомнамбулическое. Он не спал, но и почти не реагировал на окружающее. Кожа лица, ещё недавно раскрасневшаяся, теперь становилась совершенно бледной. Мальчик всё ещё немного всхлипывал и судорожно втягивал воздух.

Прошло какое-то время. Наконец Лаура выпрямилась и отошла на несколько шагов. Увилл спал прямо на столе, подтянув ноги к животу.

– Такое бывало раньше? – тихо спросил Давин.

– Нет, – бедняжка буквально рухнула на тяжёлый стул с резной спинкой. – Никогда…

– Это нервы, – попытался успокоить её Давин. – Всё будет хорошо.

– Его нужно показать лекарю, – немигающим взглядом уставившись куда-то в пустоту, пробормотала Лаура.

– Хорошо, – не стал возражать Давин, хотя сомневался, что лекарь чем-то сможет тут помочь. – Я отправлю за ним.

И он действительно позвал слугу и велел привести лекаря, живущего неподалёку от замка. Затем он вернулся и снова сел. Наступали сумерки, и в комнате становилось довольно темно, так что он снова встал, чтобы зажечь пару свечей.

– Что мне делать? – прошептала Лаура, всё так же глядя куда-то на теряющуюся в подступающем мраке дальнюю стену.

– Я не знаю… – покачал головой Давин, усаживаясь неподалёку. – Я ломал над этим голову на протяжении всего пути, но так и не знаю ответа. Можно попытаться созвать заседание Стола, но я сомневаюсь, что Дафф блефовал. Он не стал бы так рисковать, а значит действительно договорился с лордами… Я растерян, Лаура… Если ты попросишь – я, конечно, отправлю своих людей в Колион, да только боюсь, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Мы не будем начинать войну… – помотала головой Лаура. – Это не даст ничего кроме новой крови. Боюсь, остаётся лишь одно – принять предложение Даффа…

Давин не нашёлся с ответом. С одной стороны, он тоже в глубине души понимал, что другого выхода у них нет, но с другой – как одобрить такое решение?

– У меня будет просьба к тебе, Давин, – немного помолчав, продолжила Лаура. – Я очень боюсь за Увилла. Если он вернётся в Колион – боюсь, что Дафф причинит ему зло…

– Он может остаться здесь, – хрипло проговорил Давин. – Он мне как сын, да и Кара будет счастлива. Ручаюсь головой, Лаура, что здесь с него не упадёт даже волос, по крайней мере, пока я жив.

– Может быть позже он сможет вернуться, если всё наладится…

– Всё обязательно наладится, и он вернётся к тебе. Дафф оказался хитрым интриганом, но он не похож на человека, который станет покушаться на жизнь ребёнка.

– И всё же…

– Он останется здесь настолько, насколько потребуется, – заверил Давин.

***

– Почему ты должна ехать? – сейчас Увилл говорил совсем не как лорд, но как маленький испуганный мальчик. Его нетрудно было понять – не так давно он потерял отца, а теперь вот узнал, что мама уезжает, чтобы выйти замуж за человека, который угрожал им, а его оставляет здесь, на попечении посторонних, в общем-то, людей. – Останься, дядя Давин защитит нас!

Увилл снова плакал, но пока, хвала богам, это не походило на вчерашнюю истерику. Бледная Лаура как могла пыталась успокоить сына, боясь, что припадок может повториться. Прошлым вечером явившийся лекарь осмотрел спящего мальчика, но, как и ожидал Давин, так и не сказал ничего определённого. Впрочем, он всё же выдал какую-то успокаивающую микстуру, но лорд Олтендейл подозревал, что это было сделано скорее для видимости, и чтобы успокоить встревоженную не на шутку мать.

– Я не могу остаться, Увилл, – стараясь говорить твёрдо и даже несколько строго, ответила Лаура. – Домен не может остаться без властителя. Если мы сбежим, то навсегда потеряем право владеть им.

– Но ведь это я – лорд домена! Значит, я должен ехать с тобой! – эти слова прозвучали бы гордо и впечатляюще, если бы Увилл не произнёс бы их плаксивым тоном, при этом ещё и капризно топнув ногой.

– Могу я поговорить с тобой, как с мужчиной? – вмешался Давин. – Ведь ты теперь – старший мужчина в семье.

Увилл вынужден был кивнуть. Более того, после этого напоминания он даже несколько собрался, утерев глаза рукавом и втянув свисающие из носа сопли.

– Ты – действительно лорд своего домена. В конце концов, ты – Тионит, и это твои предки, а не предки Саваланов многие десятилетия владели Колионом. И какой бы короткой не была память твоих вассалов, в свой час они об этом вспомнят! Но сейчас судьба распорядилась так, что тебе будет лучше пожить покамест здесь. И не потому, что это безопаснее для тебя, Увилл, а потому, что так будет безопаснее для твоей мамы. Или ты хочешь ради своих амбиций поставить под угрозу её благополучие?

Мальчик поспешно замотал головой. Слёзы так и рвались наружу, но он мужественно давил их, стараясь не уронить звания мужчины, коим наградил его Давин.

– Вообще твоей маме ничего не угрожает, сынок. Мы с ней много лет знаем дядю Даффа – он, в общем-то, славный малый. Но ты же знаешь этих женщин, парень, – теперь Давин доверительно понизил голос, будто секретничая с Увиллом втайне от матери. – Им вечно что-то мерещится. Неужели ты захочешь понапрасну волновать её. Она навоображает себе невесть что, а затем будет бояться этих фантомов. Потеряет сон и аппетит, станет грустить целыми днями. Тебе этого бы хотелось?

Увилл, ещё более польщённый тоном лорда, снова замотал головой.

– Опять же – свадьба состоится не раньше, чем через год, – продолжал Давин. – Да и состоится ли?.. Дафф – тот ещё оболтус. Сегодня он хочет жениться на твоей маме, а завтра может решить разводить кроликов. Через год – кто знает? – он и вовсе вздумает податься в странствующие артисты! А в течение этого года мама будет навещать нас время от времени – кажется, ей по нраву пришёлся воздух Танна. Что скажешь, приятель?

– Хорошо, – мужественно сцепив зубы, чтобы не расплакаться, кивнул Увилл.

– Ты не оставишь нас ненадолго? – удивительно, но этот вопрос Давин адресовал не мальчику, а его матери.

Лаура, на лице которой читалось облегчение, смешанное со скорбью, удивлённо взглянула на Давина, но молча кивнула и вышла.

– А теперь, когда твоей мамы тут нет, поговорим серьёзно, Увилл, – Давин подошёл к мальчику и присел на корточки так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Потому что этот разговор касается лишь мужчин, и лишь лордов. Послушай меня внимательно и хорошенько запомни то, что я скажу. Сейчас ты ещё мал, но это ведь дело поправимое! Пройдёт лет десять – а они в твоём возрасте пролетят незаметно, уж ты поверь! – и ты станешь достаточно взрослым для того, чтобы напомнить о себе. Дафф, даже если он станет мужем твоей мамы, всё равно останется Саваланом, а Колион – вотчина Тионитов. Твои вассалы принесли тебе клятву на могиле твоего отца, и эта клятва священна, хотя сейчас тебе, должно быть, кажется совсем иначе. Даже теперь формально не Дафф будет их сеньором, пусть они и будут подчиняться ему. Это право даёт ему лишь фамилия твоей матери. Та самая, которую носишь ты, сын своего отца.

Увилла теперь распирала самая настоящая гордость. Он видел, что лорд Давин говорит с ним как с равным, и это моментально осушило слёзы. В эту минуту он едва ли не боготворил этого человека, и готов был исполнить всё, что бы тот ни сказал. Вероятно, именно этого Давин и добивался этим своим поступком, но, тем не менее, он говорил сейчас совершенно искренне и прямо. Это был не просто приём, чтобы заставить ребёнка перестать капризничать.

– Пойми меня правильно – я не хочу сказать, что, стоит тебе подрасти, и домен тут же будет твоим! Но я хочу сказать, что если ты будешь достоин – ты сумеешь вернуть его! Тогда всё будет иначе – иное отношение Стола, иное отношение вассалов, а главное – иное отношение Даффа. Никто не боится шестилетнего мальчика, но взрослого лорда со славным именем и обоснованными амбициями будут бояться. Всё ли ты понял, сын?

– Всё понял, дядя Давин, – кивнул Увилл, не отводя взгляда от его глаз.

– И коли ты хочешь стать достойным лордом, пора бы начинать уже сейчас. Если ты – маленький мальчик, что ж – тогда хнычь и топай ножками. Но тогда ты никакой не лорд. А если ты – лорд, то подотри сопли и будь лордом!

– Я – лорд! – гордо ответил Увилл, с вызовом глядя на Давина.

– Хорошо! Тогда скажи мне, лорд Тионит, увидит ли ещё твоя достойная мама твои слёзы? Заставят ли они кровоточить её несчастное сердце?

– Этого не будет, дядя, – сказал Увилл, и Давин как-то сразу понял, что он не обманет.

– Ну вот и славно! – чуть поморщившись, Давин распрямил затёкшие ноги. – Пойдём к маме. И ещё одно, Увилл… Если хочешь, можешь называть меня отцом.

***

Солнце заливало внутренний двор замка. Лаура с дочерью отправлялись обратно в Колион. На сей раз их ожидала не та убогая карета, в которой они прибыли сюда – Давин уступил ей свой лучший экипаж. Он был заметно удобнее и представительней.

Во дворе кроме отъезжавших были и сам Давин, и Кара, и Увилл. Последний пусть и кривовато, но улыбался матери. Он держался чуть в стороне, даже не пытаясь провести последние мгновения в объятиях Лауры. Всем своим видом он старался показать, сколь мало его огорчает отъезд мамы, пусть и получалось у него пока плоховато. И всё же Давин гордился мальчиком – ни одной слезинки не выкатилось из-под его век, а улыбка, хотя и какая-то судорожная, ни на секунду не покидала его лица.

– Ты хоть поцелуешь маму на прощание? – шутливый тон Лауры не слишком-то вязался с бледным и печальным лицом.

Неловко кивнув, мальчик быстрым шагом подошёл к маме, обнял её и, буквально клюнув в щёку, тут же стремительно отошёл. Давин заметил блеснувшую слезу, но Увилл, вновь отбежав на безопасное расстояние, смотрел куда угодно, но только не на садящуюся в карету мать. Он поклялся, что Лаура не увидит его слёз, – осенило Давина. И теперь он делает всё возможное, чтобы сдержать клятву.

И лишь когда карета, вздымая пыль, помчалась вон из замка, Давин подошёл к мальчику и, обняв его за плечи, тихонько сказал:

– Теперь уже можно.

Уткнувшись лицом в потёртую кожаную куртку названного отца, Увилл зарыдал.

Глава 4. Наследник

С появлением Увилла замок Олтендейлов зажил новой жизнью. Он уже много-много лет не слыхал детских голосов – с тех самых пор, как сам Давин и две его сестры были детьми. И теперь он словно проснулся. Даже лица слуг, казалось, лучились каким-то теплом. Что уж говорить о хозяевах – для них наступили благословенные времена.

Первые дни Увилл, естественно, заметно грустил, хотя изо всех сил старался не показывать этого. Но грусть прошла – мальчик истосковался по отцу, и теперь с радостью нашёл его в Давине. Кара, хотя и не могла заменить ему мать, окружила его истинно материнской заботой и любовью. Она и не претендовала на то, чтобы он считал её мамой, но её собственные нерастраченные материнские инстинкты превращали её в настоящую наседку.

Давин тоже целиком погрузился в заботы о мальчике. Особенно поначалу, когда Увилл тосковал по матери, он старался постоянно искать для него интересные занятия. Они много гуляли в окрестностях Танна – городишко стоял неподалёку от границы Симмерских болот, и местность здесь отличалась от лесистых окрестностей Колиона. Тут хватало и лесов, и рощ, но было много лугов, которые убегали к влажным редколесьям преддверий болот.

В этих пейзажах порою было что-то пугающее – особенно в сумерках, когда иные чахловатые отдельно стоящие деревца превращались в ночных духов и чудовищ, а со стороны болот доносились таинственные и жутковатые звуки. А ещё под вечер или утром землю часто накрывали густые туманы, превращавшие мир в настоящее царство зыбких теней.

Увиллу очень нравились эти места. Он говорил, что тут гораздо интереснее, чем жить среди мрачного леса. Несмотря на юный возраст, он уже хорошо держался в седле, так что они с Давином частенько уезжали на несколько миль к северу, чтобы побродить по болотистым лугам.

Также немало времени названные отец и сын посвящали военному ремеслу. Давин был неплохим стрелком из лука, и они с Увиллом ежедневно тренировались на специально отведённой для этих целей площадке. Там стояли соломенные чучела, и Давин обучал мальчика премудростям обращения с луком – начиная с того, как нужно ухаживать за своим оружием, и заканчивая оценкой направления и силы ветра.

Конечно, шестилетнему мальчишке боевой лук был не по силам, поэтому специально для него изготовили маленькое, но вполне функциональное оружие. Увилл обожал стрельбу из лука. И у него было одно качество, которое Давин очень ценил. Мальчик пока ещё нечасто попадал в мишень даже с дюжины шагов, но, несмотря на возраст, он не устраивал истерик по этому поводу, не обвинял во всём лук или стрелы, не отбрасывал оружие с криком и не дулся. Его злили промахи, но это была хорошая злость, которая лишь подзадоривала упрямого мальчишку.

Но куда лучше Давин обращался с мечом, и этому искусству он хотел обучить Увилла в первую очередь. Снова специально для мальчика был сделан деревянный меч, утяжелённый металлическими частями. Давин с наслаждением проводил целые часы, обучая Увилла стойкам и ударам. Его жизнь словно наполнилась теперь новым смыслом, и он был счастлив как никогда.

В общем, уже через какие-нибудь пару недель Давин души не чаял в своём воспитаннике. Он действительно любил его как родного сына и готов был на всё, лишь бы сделать его хоть чуточку счастливее. Надо сказать, что и Увилл отвечал полной взаимностью, радуясь внезапному обретению отца.

Счастье, которое нежданно обрёл Давин, долгое время не позволяло ему увидеть скрытую печаль на лице жены. Она безумно любила Увилла, но всё же её уголки рта слегка опускались, когда она глядела на то, как муж возится с ним. По утрам её и без того опухшее лицо всё чаще носило следы недавних слёз, а из груди то и дело украдкой вырывались вздохи. Однако же прошло несколько недель, пока витавший в облаках Давин что-то заметил.

Они сидели за столом, заканчивая второй завтрак. Увилл, как и все дети, не слишком-то любящий есть, обычно лишь завтракал и ужинал, так что остальные трапезы супруги делили лишь друг с другом. Давин, в общем-то, тоже был неприхотлив в еде и мог бы, подобно Увиллу, довольствоваться лишь двумя плотными приёмами пищи, но для Кары эти минуты, кажется, были очень важны, так что он старался не пропускать ни второй завтрак, ни обед, ни полдник.

– Ты нездорова, белочка? – глядя на болезненную бледность и потухшие глаза жены, спросил Давин. Ещё со времён их помолвки он нежно называл её «белочкой», конечно же не на людях. С тех пор страсть давно уж прошла, но он продолжал это делать, зная, что Каре это приятно.

– Что-то голова болит с утра, – потирая виски, ответила та.

– Ты отчего-то грустна в последнее время, – словно только что осознав этот факт, вновь заговорил Давин, вглядываясь в супругу. – Что произошло?

– Тебе показалось, дорогой, – возразила Кара, но Давин заметил, как уголки её губ вновь скорбно опустились. – Всё хорошо.

Кара была не слишком хороша собой, особенно теперь, спустя более чем шесть лет их брака. Она была невысокой и очень грузной женщиной, причём это была не здоровая пышущая полнота. Рыхлое тело с нездоровой кожей, редеющие жёсткие волосы, множество прыщиков по всему телу. Давин давно уже не любил её как женщину, если вообще когда-то такая любовь была. Но за шесть лет Кара стала для него хорошим другом. Он бесконечно уважал её и относился к ней с большой теплотой. И меньше всего ему хотелось, чтобы она грустила.

Именно поэтому он сейчас не довольствовался её отговорками, поскольку видел, что его жена страдает.

– Ну же, белочка, расскажи мне, – мягко, но настойчиво попросил он. – Тебя что-то мучит, и я должен знать – что именно.

Несмотря на хроническую болезнь, не только изуродовавшую её, но и доставлявшую физические страдания, Кара обычно бывала весёлой и жизнерадостной. Но сейчас эта странная тоска буквально сочилась из неё, так что Давин в душе обругал себя последними словами за то, что не заметил этого раньше. Только сейчас он увидел, насколько тяжело этой женщине, которую он привык видеть улыбающейся несмотря ни на что.

И вот Кара внезапно уткнула лицо в ладони и разрыдалась. До сих пор она плакала считанное число раз, так что каждый такой случай производил на Давина неизгладимое впечатление.

– Что случилось? – утешитель из Давина был неважный, поэтому он лишь неловко поднялся и, подойдя к жене сзади, обнял за плечи.

– Всё в порядке, Давин, я просто устала, – сквозь рыдания отвечала Кара.

Но всё же было похоже, что предел её терпения был достигнут, и она уже не могла держать в себе те мысли, что снедали её всё последнее время. Поэтому крик души всё же прорвался наружу спустя всего несколько мгновений.

– Как бы я хотела умереть… – прорыдала она. – Чтобы не мешать тебе жить…

– Что ты такое говоришь, белочка? – вскричал Давин, ещё сильнее сжимая её в объятиях и целуя в заметно поредевшие волосы. – Разве ты мне мешаешь жить? Да без тебя я бы давно уже пропал!

– Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на Увилла? – в этом голосе не было ни злости, ни обвинения. Лишь горе и самобичевание. – Каждый день ты смотришь на него и думаешь о том, что у тебя нет сына!

– Это не так! – тон Давина был абсолютно искренним, хотя, конечно, в этом Кара была права. – Да и что за беда – мы ещё так молоды! Уверен, что у нас будет не один, а сразу несколько сыновей и дочурок!

– Я никогда не рожу тебе ребёнка, Давин… Я больна… Мы столько пытались – и никакого результата! Если бы я умерла, ты мог бы спокойно жениться на ком-то, кто сможет дать тебе наследника! Может быть даже и на Лауре…

– У нас будет ребёнок, слышишь! – шептал Давин, поглаживая голову жены. – Выброси эти глупые мысли из головы, белочка! Я не хочу больше об этом слышать никогда!

– Но это правда! – не обращая внимания на последние слова мужа, продолжала Кара. – Я сковываю тебя, Давин! Я мешаю тебе жить! Ах, если бы я умерла!

– Прекрати! – уже резче одёрнул он её. – Ты говоришь ерунду! Перестань немедленно, слышишь!

– Прости меня, Давин! – Кара схватила его руки и начала исступлённо целовать их, пока он их не отдёрнул. – Прости, что не родила тебе сына! Ты подожди, я больна, я скоро умру! Потерпи ещё немного!..

– Довольно с меня этого! – разрываясь между злостью и жалостью, воскликнул Давин и стремительно выскочил из столовой.

В тот день он старательно избегал оставаться наедине с Карой, поэтому увидел её лишь во время ужина, когда за столом был ещё и Увилл. Она была бледна и расстроена, но не решилась продолжать разговор. Ужин прошёл в тяжёлом молчании – обычно Кара интересовалась у Увилла, как он провёл свой день, но на сей раз она молчала. Сам же Увилл, как и все шестилетние мальчики, был достаточно эгоистичен, чтобы ничего не заметить. Он быстро проглотил содержимое тарелки и сбежал – до темноты оставалось ещё около часа, так что вполне можно было успеть позаниматься множеством мальчишечьих дел.

***

– Я должна кое-что сказать тебе, Давин.

Кара возобновила разговор спустя три или четыре дня, в течение которых Давин надеялся, что до него дело не дойдёт. Супруга в последние день или два заметно повеселела, словно с её души упал огромный камень. Давин не пытался анализировать, с чем связаны подобные изменения, но очень хотел верить, что всё позади. У него до сих пор кошки скребли на душе, но сам он не мог отыскать в себе смелости, чтобы поговорить с женой.

– Мы с Увиллом сегодня думали прокатиться до Ганских болот, – быстро ответил он. – Лошадей уже оседлали, поэтому я…

– Мы можем поговорить, когда ты вернёшься, – не сдавалась Кара.

– Хорошо, говори сейчас, – тяжело вздохнул Давин, решив, что лучше уж разделаться с этим поскорее, тем более что позже разговор рисковал затянуться надолго.

– Сначала я попрошу тебя выслушать меня спокойно и не возражать сходу, – предупредила Кара. – Я долго думала над этим, и это – не какая-то блажь. Пожалуйста, отнесись серьёзно к тому, что я буду говорить.

– Начало многообещающее, – нервно усмехнулся Давин. – Что ж, ладно. Обещаю молчать, пока ты не позволишь говорить.

– Тебе нужен наследник, Давин, – стараясь говорить спокойно, начала Кара. – Это совершенно понятно, и я это вижу. Более того, пусть ты ещё не стар, но всё же сын нужен тебе как можно скорее, ведь Торвин тоже не был старым. Кроме того, твой сын должен быть достаточно взрослым, когда тебя не станет, чтобы его не постигла участь Увилла.

Давин нервно барабанил пальцами по столешнице. Он не понимал пока до конца, куда клонит Кара, но чувствовал, что разговор будет неприятным. Его так и подмывало что-то сказать, но он помалкивал, памятуя о данном обещании.

– Я знаю наверняка, что моё лоно неспособно понести дитя, – продолжала меж тем Кара. – Но я не должна стать той, из-за которой прервётся род Олтендейлов! В конце концов, совершенно неважно, кто выносит твоего наследника!

– Что ты имеешь в виду? – вмиг забыв о своём обещании, изумлённо воскликнул Давин.

– Мы подыщем молодую и здоровую девушку из прислуги, и она понесёт от тебя. А когда ребёнок родится, я стану ему лучшей матерью на свете!

– Ты сошла с ума? – вскричал Давин. – Ты понимаешь, что говоришь?

– Я думала об этом несколько дней, поэтому отлично понимаю, о чём говорю! – отрезала Кара. – Тебе нужен сын, и это совершенно очевидно. Рано или поздно этот вопрос станет критическим, и тогда даже такой тугодум как ты додумается до этого. Так лучше уж мы оба избежим неловкостей, когда ты станешь прятать от меня своего ребёнка. Никто и никогда не узнает о подлоге – все будут считать ребёнка нашим. Он будет таким же Олтендейлом, как если бы его родила я.

– Это безумие! – помотал головой Давин, вставая. – Ты ведь возненавидишь этого ребёнка!

– Я буду благословлять его каждую секунду! – возразила Кара. – Он станет спасением для нас обоих, поверь!

– Мне пора! – резко бросил Давин, бросаясь к двери, будто к спасению. – Увилл уже заждался меня!

Кара продолжала глядеть на захлопнувшуюся дверь. Её лицо выражало сложнейшую гамму чувств – от боли до надежды. Она знала мужа лучше, чем он знал сам себя, поэтому верила, что всё будет именно так, как хочет она.

***

Прошло несколько не слишком-то приятных для Давина дней. Он никак не мог отделаться от мыслей, порождённых словами Кары, и чем дальше, тем больше понимал, что это, вполне возможно, едва ли не единственный выход из положения. Он презирал и ненавидел себя за это, но осознавал, что не может отыскать иного выхода из сложившегося положения.

Проницательная Кара дала мужу почти неделю – наверное, не случайно она называла его тугодумом и понимала, что ему требуется много времени даже не для того, чтобы принять решение, а хотя бы подойти к нему на расстояние продолжения диалога. Также она понимала и то, что сама должна стать инициатором дальнейшего разговора, потому что Давин, даже будучи окончательно уверенным в её правоте, никогда не заговорит об этом первым.

– Знаешь ли ты Нару, нашу служанку? – начала она разговор за обедом.

– Нару? – озадаченно спросил Давин.

– Да, Нару. Она помогает на кухне. Ты мог видеть её во внутреннем дворе – она частенько ловит куриц для кухни, а ещё каждый день кормит птицу. Очень миленькая, высокая, стройная. Ей семнадцать. И волосы у неё… – Кара пощёлкала пальцами, будто пытаясь подобрать слова. – Ну такие, знаешь… Прямо как у Лауры.

Давин пристально поглядел на жену и почувствовал, как щёки его наливаются кровью. Он уже понял, к чему весь этот разговор, а теперь вот почувствовал двойную неловкость. Неужели Кара думает, что он неравнодушен к Лауре? Она, конечно, весьма хороша собой и обаятельна, но… Все эти годы Давин запрещал себе думать о ней в таком ключе, и у него это неплохо получалось.

– Не знаю… Может быть… Возможно… – пролепетал он, ещё больше смущаясь от осознания того, как глупо он сейчас выглядит.

– Так вот, я хочу поставить тебя в известность, что со вчерашнего дня я сделала её нашей горничной. Теперь она будет отвечать за уборку в наших спальнях. Надеюсь, ты не против?

– Ты – хозяйка… – пожал плечами Давин, с преувеличенным усердием ковыряясь ложкой в своей миске.

– Что ж, хорошо, – кивнула Кара. – Уверена, ты останешься доволен её работой.

Давин не нашёлся, что на это ответить.

***

Через два дня состоялся очередной абсурдный разговор.

– Давин, я надеялась, что ты окажешься достаточно умным, чтобы понять всё самостоятельно! – с лёгким раздражением заговорила Кара. – Я надеялась, что ты будешь достаточно чуток ко мне для того, чтобы не заставлять говорить то, что я вынуждена буду сказать сейчас! Я разговаривала с Нарой, и она сообщила, что ты до сих пор не уделил ей должного внимания.

– Но, белочка… – смешался Давин. – Я не хочу делать тебе больно…

– И не сделаешь! – заверила Кара, хотя внимательный наблюдатель без труда разглядел бы потаённую боль в её глазах. – Она – простая служанка. Думаешь, меня может ранить, если ты пару раз облапаешь служанку? Уверена, что время от времени этим грешит едва ли не каждый сеньор. Тоже мне – проблема! Делай что хочешь, но лишь надеюсь, что ты будешь достаточно умён для того, чтобы не привязаться к этой девке.

– Кара… – вновь попытался что-то сказать Давин.

– Чем скорее девчонка забеременеет, тем скорее мы забудем об этом! – отрезала женщина. – Так что тебе придётся потрудиться. Она будет приходить к тебе каждую ночь до тех пор, покуда мы не поймём, что всё получилось.

Так оно и вышло. Молоденькая смазливая служанка тайком пробиралась в его постель практически каждую ночь. Иногда, чувствуя себя уставшим, Давин отсылал её сразу же. Но обычно она задерживалась на некоторое время. В это время в спальне не горели свечи и камин, так что лорд с трудом угадывал очертания лица девушки и, вполне возможно, даже не узнал бы её, столкнись они где-нибудь при свете дня. Он не мог не понимать – что бы там ни говорила Кара, но её ранило сложившееся положение вещей, а потому он свято соблюдал её наказ и старался воспринимать девушку (он сознательно не называл её никогда по имени) лишь как некий сосуд для его будущего ребёнка.

Прошло больше двух месяцев, в течение которых Давин добросовестно «трудился» по выражению Кары, до того времени как она, улыбаясь, сообщила, что Нара, похоже, понесла. Это была уже привычная для бедной женщины улыбка, при которой глаза почти всегда оставались печальными. Для Давина это означало, что его «трудам» пришёл конец, чему он был, говоря откровенно, немало рад.

С этого дня Нара исчезла из его жизни. Он понятия не имел – чем она сейчас занимается и где живёт. Он предполагал, что Кара держит её где-то поблизости и, скорее всего, освободила ото всех работ, опасаясь осложнений. Всё это было теперь неважно – главное было дождаться ребёнка. А ещё надеяться, что его несчастная супруга справится со всем этим.