Текст книги "Игра в поддавки"

Автор книги: Александр Митич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 14
Доктор Добровольцев и его летающие болты

Oh… I’ve never felt so strange

But… I’m not going insane.

«Still Life», Iron Maiden

На ПДА упало сообщение от Трофима.

Светило молодой науки некробиотики извинялось и сообщало, что вырваться из лагеря для того, чтобы встретиться со мной, не сможет.

Подходите, дескать, к воротам лагеря, дорогие. «Приносите апельсины – я их выброшу в окно», как поется в детской песенке.

Я не сдержался, крепко выругался.

– Что такое? – спросил Тополь.

– Придется топать в лагерь.

– Ну и потопали, подумаешь.

– Теряем время, Костя. Теряем время…

– В Зоне не торопятся, – строго напомнил Тополь.

Что ж, и то верно.

Какое у меня отношение к ученым? В целом хорошее.

Во– первых, народ это все больше культурный, без предупреждения не стреляет, мины-растяжки где попало не ставит.

Во– вторых, преферансисты сильные. Особенно наши, конечно. Европа, Америка – те все больше по покеру.

В– третьих, бизнес. С учеными можно торговать за деньги, а можно выменивать шило на мыло. Кто не знает, «шило» и «мыло» – это артефакты такие.

В отличие от многих барыг и нечистоплотных сталкеров, ученые ведут дела почти безупречно. Прижимистые – это да. Но зато если уж договорились, то – договорились.

Итак, лагерь. После каждого нехорошего инцидента – об одном я рассказал, это когда ученых вооруженные роботы спасли, – лагерь дополнительно укреплялся. Так он укреплялся, укреплялся, да и превратился в настоящую крепость.

Собственно, тут, в Зоне, то же самое, что со счастливыми семьями, которые, как нас учит один толстый писатель, счастливы одинаково. Все нормальные укрепленные лагеря человечества внутри Зоны укреплены по одной схеме: спираль Бруно, заборы, мины, проволока под током, вышки с пулеметами, уродливые ДОТы, сложенные из бетонных блоков длиной два метра каждый.

Исключение составляют только опорные пункты сталкерских кланов. Они – все разные. Ну так я же сказал – «нормальные», а какое отношение кланы, всякие там «Свободы» да «Монолиты», имеют к нормальным? Никакого, уж поверьте.

За полсотни метров от КПП лагеря ученых Тополь вдруг резко остановился, присел на корточки и опасно вильнул с тропы вбок.

– Э, брат, ты чего? – встревожился я. Так приличные сталкеры без надобности не делают, значит – есть надобность… А какая может быть внезапная надобность? Уклонение от опасности, я так считаю. Больше у сталкера в Зоне внезапных надобностей и возникать-то не должно!

– Совсем забыл, там же на КПП сейчас звено Пятнистого дежурит, – отозвался Тополь, усаживаясь на бревнышко среди лопухов.

Лопух – он вовсе не лопух, между прочим. Это самое умное и самое позитивное растение Зоны. Где лопух растет – там можно смело садиться. Нет, значит, поблизости опасных аномалий, и студень никогда из-под земли в таком месте не выскочит.

– Тьфу, пропасть! Предупреждать же надо! Кто так делает? Я уже черт знает что подумал! – вспылил я.

– Было бы черт знает что, я бы тебя с тропы столкнул и за автомат схватился.

– Все равно не делай так больше.

– Я смотрю, нервный ты стал, Комбат. Зря в Зону один ходил, нельзя так.

«Учи ученого. Один по Зоне гуляешь – крыша съезжает, факт… А как не один, так трясись за задницу каждого, кого с собой взял. Легко сказать – „отмычки“, „салаги“… А каково из-за их дурости грех на душу брать?»

Я покачал головой.

– Это кто из нас еще нервный, Тополь. Ты бы себя со стороны видел! Шуганул с тропы, как тушкан от припять-пса… Короче, я так понял, ты не пойдешь со мной к ученым из-за какого-то Пятнистого на КПП?

– Да я бы с радостью, но прикинь, каково мне будет с военными сталкерами общаться? Если они еще не знают, что Речной Кордон разгромлен, то возникнет вопрос, что я здесь делаю. Если знают – тогда вопрос, почему выжил. И снова же – что здесь делаю?

– Очень тонкая у тебя душевная организация, Тополь… – уныло вздохнул я и пошел в лагерь ученых один.

Возле лагеря тропа была верная, и на отслеживание аномалий много времени тратить не приходилось.

На КПП меня уже ждал некробиотик Трофим. После недолгих препирательств с охраной лагеря – Трофим махал в воздухе своими корочками, говорил грозные слова и вообще вел себя как настоящий друг – меня все-таки пустили на территорию.

Кстати, не заметил я на воротах ни одного военсталкера, встречи с которыми так опасался Тополь.

На вахте стояли вооруженные ученые. Молодые. Я бы сказал – вообще студентики. Но студентов там быть не могло. Выходило, что передо мной – чьи-то аспиранты, хилая, но мозговитая гвардия. А то и вовсе кандидаты наук – ученые, я заметил, могут до самой смерти выглядеть как мальчики.

«Их путевками в Зону премируют или штрафуют?» – некстати подумалось мне. И еще подумалось: «Эге, а если они на КПП этих сопляков выставили, значит, все приписанные к лагерю военсталкеры где-то на поисковом выходе!»

Трофим внешне был не очень-то похож на записного ученого: коренастый, бритоголовый, с приплюснутым боксерским носом. Однако стоило ему открыть рот, и всякий понимал, что перед ним личность в высшей степени интеллигентная: говорил Трофим мягким, красивым голосом с плавными интонациями, причем говорил вещи обтекаемые и банально-верные. Матом же Трофим и вовсе не ругался.

– Мне нужно на тот берег, – сказал я Трофиму. – А для этого я хочу попросить у тебя мокроступы. Две пары.

– Это я уже понял. – Он вздохнул. – Ты бы раньше приходил. Этих мокроступов было!

– И куда, интересно, сплыло?

– Вчера, – он понизил голос, – пришли семеро. Все запыхавшиеся, оборванные, ты бы видел. Как после марш-броска. Не знаю, кто это был и с кем из начальства они говорили… Но только выдали им в итоге семь пар мокроступов и массу ценного оборудования.

– Ну хотя бы приблизительно ты понял? Это сталкеры или, может, кто-то издалека?

– Трое были сталкерами, похоже. Но я их не знаю. Остальные… ну, я бы сказал, военные. Широкие такие мужики, стриженые. В Зоне же как – все в камуфляже, все с автоматами…

– Может, бандосы?

– Может, и бандиты. – Трофим надавил на последнее слово, будто бы укоряя меня за столь нелюбимый им жаргонизм.

– Ладно, вернемся к теме. Так мне бы мокроступы, а?

– Ничем не могу помочь, Комбат. На тот берег и так пройти можно. Обычно озеро нормально обходится – и с юга, и с севера.

– Время, Трофим. Спешим мы. Кроме того, ты сам сказал – «обычно». Обычно – это когда нет Каменного Неба, верно? А с ним-то как? Или, скажешь, оно не влияет?

– Влияет, похоже…

«Спросить его про упавший вертолет? Не спрашивать? А что он скажет в самом лучшем случае? „Да, вертолет видел, да, он летел, а потом упал. Больше ничего не знаю…“ И все это именно в лучшем случае! А в худшем – только отмахнется. Дескать, первый раз слышу…»

Решил другое спросить.

– Слушай, Трофим, а кто тут у вас сейчас лучший специалист по А-генерации?

– Доктор Менглер. Но он сейчас в Гонолулу, на симпозиуме. А что тебя интересует, может, я знаю?

– Меня интересует, что думает современная наука по поводу генерации артефактов феноменом «вертикальный бич». Какие артефакты генерируются, сколько, в общем – конкретика.

– «Вертикальный бич» редкий феномен… Я сомневаюсь, накоплена ли мировой наукой отвечающая стандартам статистика, – степенно ответил Трофим. Хорошо им, ученым, – говори гладко, слов побольше всяких лепи, а тебе за это денежки каждый месяц заносят. Спецам по Зоне, кстати, – немалые…

– Вот именно поэтому я бы хотел говорить с лучшим специалистом по А-генерации, – сказал я, сделав ударение на «лучшим». – Не в обиду, Трофим.

– А чего мне обижаться? Я некробиотик, занимаюсь местными формами квазижизни. Аномалии и артефакты меня интересуют лишь в той мере, в какой возможно установление связей между их активностью и поведением форм квазижиз…

Видимо, взгляд мой в ту секунду стал достаточно красноречив, потому что Трофим осекся и кротко сказал:

– Хочешь, сейчас сходим в лабораторию Менглера. Спросим у кого-то из его сотрудников. Может, знают.

– Хочу. А пока мы идем, ты думай, пожалуйста, как меня на тот берег переправить. Очень надо.

Я так запросто с Трофимом обращался – будто был он моим подчиненным, – потому что чувствовал за собой моральное право. А когда я чувствую за собой моральное право – извините-подвиньтесь.

В конце прошлого года я спас Трофиму жизнь. Ничего особенного, обычная история про обычных парней в Зоне.

Он шел по Зоне один, ошибся, попал в жадинку. Собственно, главная ошибка Трофима была в том, что он шел по Зоне один. То, что он жадинку не заметил и позволил себя крепко прихватить, – это уже мелочи.

Ну а я тоже шел по Зоне один – мне можно! – и вдруг оказался в нужном месте в нужное время. И был у меня при себе, к счастью, артефакт «иллюзион». Редкий, но дешевый, потому что за пределами Зоны он теряет все свои свойства. Да и в пределах-то Зоны свойство у него лишь одно: вместе с изменениями температуры «иллюзион» меняет вес. В частности, при нагреве – тяжелеет.

Ну и вот при помощи «иллюзиона» вкупе с горелкой (на которой я кофе себе по утром варю) я без проблем перегрузил жадинку. Она лопнула и Трофима отпустила.

Так что Трофим – мой должник. Но я пока ни разу не злоупотребил этим. А теперь вот намеревался.

Пока мы шли, Трофим сопел, пыхтел, и было видно, что в душе у него идет настоящая борьба – сообщать некоему Комбату нечто важное или перебьется. В то же время это «нечто» тянуло его за язык…

Наконец – припомнил, видать, по чьей милости он все еще землю топчет – Трофим остановил меня, придержав за локоть, перед ангаром, на дверях которого желтела трафаретная надпись «Лаборатория А-3».

– Я вообще-то не рекомендую тебе сейчас идти на тот берег, Комбат. Сейчас – не надо.

– А что такое?

– Не могу тебе сказать. Мне и знать-то это не положено… Но там что-то аховое. Все наши военные сталкеры сорвались туда, за озеро, два часа назад.

«Ах какая неожиданность!» – удовлетворенно подумал я.

– Зачем сорвались?

– Ну а зачем военсталкеры срываются? Спасают кого-то, сам понимаешь.

– А не кажется тебе, товарищ ученый, что есть какая-то связь между той семеркой, которая вчера выгребла все мокроступы, и вашими военсталкерами?

– Какая связь? – Трофим нахмурился. Кажется, он действительно не просекал.

«Во дает! Хорош интеллектуал!»

– Ну, например, ваши военсталкеры получили сигнал тревоги от аларм-маячка, принадлежащего одному из тех типов, в ваших мокроступах. А?

– А ведь похоже… Ну так тем более, Комбат! Куда ты собрался сейчас? Если те громилы всемером не справились! Если были вынуждены позвать на помощь наших военсталкеров, значит, там кошмар и полный пэ!

«Полный пэ» – такое я из уст Трофима слышал впервые в жизни.

– Без истерик. Полный или неполный – надо идти смотреть. Заозерье, в конце концов, большое. Если те вчерашние ходоки были идиоты и сунулись, скажем, ко второй скважине… Или если у кого-то из них хватило ума выстрелить в Каменное Небо…

– Для самоуспокоения то, что ты говоришь, вполне годится. Но лично я тебя на тот берег идти всячески отговариваю.

– Это я вижу. И вообще – спасибо за заботу о моей бесценной шкурке! А теперь позволь же мне поговорить с кем-нибудь из сотрудников этого вашего Менглера.

Трофим рывком открыл дверь в «Лабораторию А-3», предварительно скользнув своей пластиковой карточкой по панели электронного замка.

Мы вошли.

Внутри оказалось на удивление светло и просторно. Я готовился обнаружить, что весь объем лаборатории заставлен железными шкафами с оборудованием. Но ничего подобного. Никаких шкафов – только два стальных стола. На одном стоял некий затейливый агрегат, похожий на портативный электронный микроскоп, на другом – прозрачная банка с желеобразной багровой жидкостью. Не могу назвать оттенок жидкости «кровавым», скорее она походила цветом на малиновое варенье.

Над банкой, на высоте порядка метра, висел болт. Железный болт. Таких устрашающих размеров, будто передо мной была заклепка от «Титаника».

Рядом с банкой стоял грошовый пластмассовый будильник в виде красной божьей коровки.

Чуть в стороне можно было видеть канистру с надписью «Гипохлорит натрия». Что такое гипохлорит натрия, я случайно знал, потому что у одного моего приятеля в Витебске есть дом с бассейном. Так вот этим гипохлоритом дезинфицируют воду в бассейнах, действующее вещество там – обычный хлор.

Возложив локти на стол и сцепив руки под подбородком, банку безмолвно созерцал человек чуть старше средних лет, полный, краснолицый, в очках с толстыми линзами.

– Профессор, можно к вам?

– Нельзя.

– Профессор, мы нуждаемся в вашей эрудиции исследователя и таланте крупного ученого.

Краснолицый чуть повернул голову в нашу сторону, но взгляд его по-прежнему был сфокусирован на малиновом варенье в банке. «Картина: чем занимался Карлсон до того, как начал интересоваться малышами», – пронеслось в голове.

– Убирайтесь к дьяволу.

Я поглядел на Трофима. Трофим поглядел на меня. Удивительно, но в глазах Трофима не читалось обиды. Напротив! Казалось, мой друг некробиотик нашел для себя в словах Добровольцева нечто обнадеживающее.

– Вопрос про «вертикальный бич», – сообщил Трофим.

Добровольцев вдруг резко развернулся на нас всем корпусом вместе со стулом, вмиг потеряв всякий интерес к малиновому варенью, будильнику, болту.

– И какой вопрос? – спросил он с живейшим интересом.

Я повторил то, что уже говорил Трофиму по поводу генерации артефактов.

– Ага, ага. – Ученый оживленно закивал. – Насколько мы можем судить, генерируются «вертячки», «волчьи слезы» и «мамины бусы». Ну еще полумифическая «звезда Полынь», но это… вы понимаете…

– Я понимаю. А скажите, уважаемый профессор, «вертикальный бич», он же, по идее, сопровождается правозакрученной турбулентностью?

– О, молодой человек! Вы, я вижу, неплохо подкованы! У кого в аспирантуре?

– Я сталкер.

– А, из этих… Удивительно!

– Из этих. Что вас удивляет?

– Я не хочу вас обидеть, но вы же понимаете… Должны понимать, что сталкеры частенько производят не самое благоприятное впечатление… Главное, мало кто из них может выговорить слова «правозакрученная турбулентность».

– Ну вот такой я особенный сталкер. Продукт, надо полагать, положительных мутаций. – Я улыбнулся, Добровольцев тоже улыбнулся, один только Трофим не улыбнулся – он подошел к банке с малиновым вареньем и, казалось, полностью утратил интерес к нашему разговору. – Так скажите, будьте любезны, что все-таки с турбулентностью? Ее «бич» дает?

– Дает, как удалось установить три месяца назад. Ток воздуха идет по часовой стрелке. Так что она действительно правозакрученная.

– Вот почему «волчьи слезы» распределяются на поверхности почвы по фигуре, напоминающей спираль, верно?

– Не спираль, а скорее серп.

– И какой он получается длины?

– А вы дотошный молодой человек! Где учились?

– Физфак. Минский университет. Не окончил.

– Это вы напрасно… Впрочем, какая разница!.. Позвольте, минуточку, я сейчас загляну в отчет Гуторина. – С этими словами ученый извлек из кармана халата свой ПДА. – Он по заданию Менглера этот вопрос исследовал на границе Дикой Территории…

Еще пять минут говорильни – и я узнал все, что требовалось мне и для поисков «звезды Полыни», и для поисков разбившегося вертолета.

Как узнал, откуда? Какая связь между «бичом» и вертолетом? Элементарно, Ватсон! Дедукция!

Когда я уже намеревался сказать светилу отечественной аномалистики «до свидания», жидкость в банке вдруг резко изменила цвет на фиолетовый. Раздался оглушительный щелчок, и болт, паривший над банкой… исчез!

– Где болт? – спросил я, с трудом возвращая челюсть на место.

В ответ мне зазвонил будильник – тот самый, в виде божьей коровки.

– В высшей степени странно, – проворчал Добровольцев. – Семь секунд… Снова семь секунд…

«Да при чем здесь семь секунд?! Они что, действительно научились телепортировать предметы???»

– Куда подевался болт?

Трофим усмехнулся и показал рукой куда-то вверх. Только теперь я заметил, что к потолку лаборатории привинчен квадратный щит-уловитель: многослойный твердый пенопласт, наклеенный на деревянную основу. Судя по выразительным Т-образным отметинам, Добровольцев уже отправил в него десятка два болтов.

– Что это у него за варево в банке? – спросил я у Трофима, когда мы снова оказались на улице.

– Эх, Володя… Тривиальный студень не узнал!

– Студень? Да вы тут совсем страх Божий потеряли? – пробормотал я в неподдельном изумлении.

– Как видишь, нет. Наоборот! Придумали-таки материал, который способен удерживать студень долго, стабильно. Между прочим, менглерит называется. Сам понимаешь, в честь кого.

– А почему цвет такой, малиновый? Студень же фиолетовый должен быть.

– Сами удивляемся. Но, похоже, из-за Каменного Неба…

– А почему болт левитирует? Почему его выстреливает, как из пушки?

– «Все хочу на свете знать»… – пропел Трофим; он замедлил шаги, остановился и, конечно же, сменил тему: – Слушай, Володя, я вас, сталкеров, знаю. Отговаривать – совершенно бесполезно. Все равно пойдешь на тот берег. Ведь пойдешь?

– Без вопросов.

– Я так и думал. Ясно, что учуял ты где-то там «звезду Полынь» и теперь, уж конечно, не отступишься…

Силен Трофим! Силен! Молодец! Вот иногда кажется: совсем человек не от мира сего. И, кажется, совсем он тебя не слушает и словно спит на ходу. А потом вдруг обнаруживаешь – котелок-то у него варит!

– Да какая там «звезда Полынь», смеешься…

– Ну ясно, ясно. Ты идешь туда ландыши собирать для любимой и одуванчики на салатик… Предлагаю тебе сделку. Я дам тебе мокроступы. А ты за это отнесешь к «звезде Полыни» одну вещь.

– Мне нужны две пары мокроступов, – напомнил я.

– Тогда ты отнесешь к «звезде Полыни» две вещи.

– Нет там никакой «звезды». – Я на всякий случай продолжал отпираться, как партизан на допросе.

– Да-да. В таком случае отнесешь к не-звезде не-Полы-ни две вещи и сделаешь с ними несколько простых манипуляций. В итоге образуются две маленьких флэш-карты с записью, заберешь их. И передашь мне с любой подходящей оказией.

– Ну а если я не выйду к не-звезде не-Полыни?

– Ты – выйдешь. Так что: по рукам?

Глава 15
Неопознанная блуждающая аномалия

Hey Hey Hey

Ain’t no mercy

Ain’t no mercy there for me.

«I Disappear», Metallica

Я находился уже по ту сторону КПП и со всех ног двигал к Тополю, когда обнаружил, что из лопухов вышел и быстро потопал прочь по тропе Ньютон.

– О чем вы с ним говорили? – подозрительно спросил я, присаживаясь рядом с Тополем.

– Ньютон сделал мой фотопортрет. Даже, если можно так выразиться, целую фотогалерею.

Я почувствовал укол зависти.

– Да ты что?! Гляди, Тополь, этак тебя и к Хозяевам Зоны на корпоративчик скоро позовут!

– Типун тебе на язык… Тебя он, кстати, тоже пару раз щелкнул. Этим… телевиком!

– Чем?

– Ну, телевиком. Объектив такой для дальней съемки. Он его специально прикручивал, чтобы снять, как ты от лабораторий к воротам топаешь. Так что тебя тоже в Хозяева Зоны записать решили.

– А чего? – Я пожал плечами. – Я вот иногда прикидываю: а что, если бы мне одним из Хозяев Зоны предложили сделаться? Как когда-то Хемулю? И, знаешь, я думаю, что отказываться бы не стал. Влился бы в коллективный разум, начал бы все здесь разруливать, каждую травиночку хребтом чувствовать…

– Во дурак.

– Есть немного. Кстати, извини, что я тебя ждать заставил. У Трофима там Содом с Гоморрой.

– Не узнаю тебя, Комбат. Извиняешься все время, как ненормальный. Где только набрался… Так что там, у ученых-то? Я уже волноваться начал.

– Да пока эти мокроступы выцыганил! Думал уже, придется их украсть у Трофима, что ли… Или конфисковать под угрозой оружия.

– В роли господина Шарикова, терроризирующего доктора Борменталя, артист театра и кино Владимир Пушкарев по прозвищу Комбат! Ваши аплодисменты, господа!

Под такой неспешный разговор мы нацепили мокроступы и перепаковали вещички в рюкзаках.

Однажды, подсев к костру, у которого варили вечерний гуляш сталкеры «Долга», я слышал замечательную песню. Был там такой куплет:

Вот это для мужчин -

Винтарь и мокроступ,

И нет таких причин,

Чтобы не брать «икру»…

Это у них очень верно было спето. «Жабью икру» действительно надо брать, чего на нее смотреть-то.

А ботинок-мокроступ – тот, который в Зоне можно у ученых арендовать, – это не просто обувь. И даже не просто обувь для хождения по воде, основанная на аномальной физике Зоны. Это именно что для настоящих мужчин. Ну как хоккей, картофельный самогон и женитьба на женщине с двумя детьми.

Хождение в мокроступе требует сноровки, внимания и в конечном итоге – недюжинной физической силы, ибо утомляет почище верховой езды без седла. Особенно – когда за плечами приличный такой рюкзак с хабаром.

Хабара у нас с Тополем не было, но вот «две вещи», полученные мной от Трофима, оказались клетками из осмистого иридия.

В каждой клетке сидел злющий крысиный волк. В потолок и дно клетки были вмонтированы разнообразные датчики – в том числе и обычные видеокамеры. После нажатия кнопки вся информация, идущая от камер и датчиков, начинала писаться на флэшку.

Забавная деталь: на клетках стояли клейма Сестрорецкого электромеханического завода. Скольким производствам Зона занятость обеспечивает!

Ну а весили эти клетки ой-ой-ой сколько. Что, в общем, нормально: у крысиного волка зубы такие, что обычные стальные прутья он рано или поздно раскрошит. Конечно, пару своих зубов он ради этого источит, чудес не бывает, но зубы-то новые отрастут…

Хождение в мокроступах выглядит вот как.

Включаем мокроступы. При этом в трубочки, проложенные вокруг артефактов, вделанных в подошвы, неравномерным потоком подается специальная магнитная жидкость. Воздействие подвижного магнитного поля в течение нескольких минут «прогревает» артефакты. Именно «прогревает», то есть, так сказать, строит в них диполи шеренгами, но еще не инициирует.

Затем мы подходим к водоему, осторожно опускаем левую ногу на поверхность воды.

Вот тут– то, при контакте с водой, в подошве мокроступа инициируются артефакты «лед-девять». Локально, в радиусе полуметра, вода кристаллизуется.

Обычные кристаллы воды, как все знают, получаются при ее охлаждении ниже нуля градусов по Цельсию и называются льдом. А «лед-девять» временно превращает воду в своего рода полимер, который имеет комнатную температуру и напоминает твердый, плотный пластик.

Более того: получившийся «пластмассовый» блин за счет особых физических и механических эффектов временно стабилизируется в жидкости. Он не скользит по воде, не погружается в нее. Вокруг ноги формируется маленькая устойчивая площадка.

Теперь осторожно ставим вторую ногу. Происходит то же самое.

Сложность техники заключается в том, что ногу нельзя опускать слишком поспешно – тогда полимеризация воды произойдет уже после того как ботинок погрузится по верхний срез подошвы или, того хуже, по щиколотку. А это чревато различными осложнениями.

Если обе ноги введены в дело аккуратно, человек в мокроступах превращается в большого игрушечного солдатика на подставке. Который стоит на воде как влитой.

Самая непростая задача теперь – пойти вперед.

– Ну что же ты, Комбат? Давай! – Тополь прошел по Янтарному озеру уже метров десять и обернулся ко мне. Я все никак не мог решиться сделать третий шаг.

– А я-то отвык, оказывается, – пробормотал я. – Ты ведь небось, – я заговорил громче, – в таких регулярно ходил у себя на Речном Кордоне, а?

– Случалось, – согласился Тополь.

– Ну а я уже забыл, когда последний раз такое делал.

– Комбат, не позорься. Начинаешь тянуть левую ногу вверх, отключаешь мокроступ, он почти сразу высвободится. Проносишь ботинок вперед, пока он в воздухе – включаешь мокроступ. А по равновесию – вперед заваливайся, ну как на коньках.

Ага, легко сказать… На коньках… Совсем не так на твоих коньках. На коньках мы катаемся без тяжелого рюкзака за плечами, без автомата… А с такими разновесами вероятность завалиться на бок – процентов семьдесят.

От подошв мокроступов в ступни и выше, в колени, шло странное тепло. Нагревалась будто не поверхность кожи, а кровь в сосудах и капиллярах. Это тоже не придавало мне уверенности. Вроде так быть не должно. Все из-за этого Каменного Неба, черт бы его побрал…

Эх, была не была!

Я проделал все движения в точности так, как сказал Тополь. Но, увы, малость не рассчитал и вогнал с маху левую ногу в воду по щиколотку. После чего она завязла насмерть в стремительно загустевшей, отвердевшей воде.

Т– твою дивизию…

Я же говорил!

Короче говоря, пришлось Тополю возвращаться и мне ассистировать – его техника хождения по воде была в разы совершеннее моей. Но потом я кое-как освоился.

Взмок – как мышь. Устал – как собака. В общем, все из разряда «не было печали – черти накачали»!

До западного берега оставалось рукой подать, когда мой левый мокроступ отдал в ногу не только очередную порцию тепла, но еще и легкую, едва ощутимую дрожь.

Мы с Тополем как раз доковыляли до края затопленного кладбища техники. Там, в последнем ряду, под водой смутно угадывалась скорбная шеренга проржавелых автобусов «Икарус».

Кстати, здесь техника стояла поглубже, чем у восточного берега.

Крыши автобусов и грузовиков находились на глубине метр-полтора, а местами и все два.

– А ну-ка стой, – сказал я Тополю.

Тот, как и любой нормальный сталкер, без лишних вопросов подчинился.

Я покосился на детектор аномалий. Ну что? Да вроде чисто.

– Твой детектор что-нибудь показывает? – спросил я у Тополя.

– Абсолютно ничего.

– Абсолютно ничего, – задумчиво повторил я, как вдруг уже обе мои ступни почувствовали подозрительный зуд.

Такой зуд, как если бы… если бы, скажем, где-то под водой зазвонил мобильный телефон, поставленный на виброзвонок. Только телефон размером, положим, с полено. А то и с легковую машину.

– Почувствовал? – спросил я у Тополя.

– Да.

– Наши действия?

– Есть мнение, надо на все забить и идти к берегу.

– Согласен.

– Тогда пошли.

Мы не успели сделать и пары шагов, как дрожь стала такой сильной, что у меня застучали зубы.

– Самое странное, – сказал я, следя за тем, чтобы мой голос звучал как можно беспечнее, – самое странное в том, как оно распространяется, это воздействие. Потому что по всей логике…

Тополь мне вежливо, участливо кивал, как больному, а сам тянул с плеча «Грозу», снимал ее с предохранителя, проверял наличие патронов, возвращал на предохранитель, менял полупустой магазин на полный. Человек действия!

Не переставая говорить, я попробовал сделать шаг вбок. Вроде получилось и вроде бы даже дрожь стала послабее. Я тоже снял «Грозу» с плеча и жестом пригласил Тополя поближе.

– …Вот такие вопросы, друг мой, – закончил я свою речь о загадках природы, когда множество серебристых блесток, метнувшись из окон ближайшего «Икаруса», едва не заставили меня с перепугу выпустить в них треть магазина.

Это были мальки, всего лишь мальки какой-то безобидной рыбы вроде карася, как видно, напуганные невидимой опасностью.

Мальки так рьяно устремились к поверхности, что вылетели из воды. Они описали в воздухе блестящие дуги, и, шлепнувшись назад, зигзагом поплыли на восток – туда, откуда мы пришли.

– Давай-ка сюда. – Я сделал еще один шаг вбок. Дрожь там стала еще слабее. Похоже, я угадал верное направление.

Тополь, пристально вглядываясь в воду, охотно последовал за мной.

Так, бочком, бочком, мы постепенно удалялись от источника нехороших вибраций.

Неужели разойдемся тихо-мирно?

Неуже…

Рак– гороскоп грациозно выскользнул из-под «Икаруса» и, поднявшись поближе к поверхности, помахивая пышным хвостом, царственно уселся на крышу грузовика.

Одного взмаха клешни этого двухметрового чудища было достаточно, чтобы оставить человека без ноги. А то и без обоих.

– Это он, что ли, жужжал? – спросил Тополь, беря рака на мушку.

– Погоди стрелять. Раки вроде не жужжат. Боюсь, мы имеем дело с припять-плавунцом…

– По-моему, его проще завалить, чем думать.

– Тебе бы только валить, солдафон… Это крупный рак, очень крупный. Думаю, ты его только поцарапаешь.

– Ну и?

– Знаешь что, а давай мы его просто напугаем.

С этими словами я взял РГД, снял с нее осколочную рубашку и швырнул гранату так, чтобы она упала между нами и раком. Но – поближе к раку, само собой.

Бу– бум-м!

Сработало! Зверюга, перепугавшись до смерти, юркнула в достаточно широкий просвет между двумя «Икарусами» и была такова.

– Так кто же все-таки жужжал?…

Я не успел ответить Тополю, ибо из враждебных глубин озера поднялся…

О нет, только не это!..

Водянка– сварщик!

Господи Иисусе, ну зачем здесь я? Лучше бы здесь был некробиотик Трофим! Значительно лучше! Вот кто всю жизнь мечтает о встрече с этим экзотическим мутантом!

О да, в ту минуту я понял рака-гороскопа. Действительно, даже монстр с метровыми клешнями почтет за лучшее держаться подальше от мутировавшего водяного паука величиной с письменный стол! Паутинные железы которого преобразованы в две форсунки, распыляющие невероятно едкую кислоту, по своей природе близкую к «студню» – пресловутой аномальной субстанции, одинаково легко пожирающей и сталь, и кевлар, и живую плоть!

Только кислота, которую выделяет паук-мутант, не полностью растворяет все эти материалы, а лишь временно их разжижает. Так что паук может, орудуя челюстями, задними лапами и подвижным брюшком с паутинными железами, намертво склеивать, считай – сваривать разные предметы друг с другом. Я, например, как-то видел его подводное жилище, сваренное из трех кабин тракторов – более чем впечатляет!

Вопрос лишь в том, на кой ляд водянке-сварщику потребовалось вылезать наверх. Он есть хочет или…

Или его самого что-то спугнуло?!

Кстати, к вопросу о спугнуло. А будем-ка мы экономить патроны…

Я со вздохом вытащил вторую РГД.

Удивительно, но повторить фокус удалось: получив тяжелую оплеуху гидроудара, водянка-сварщик почел за лучшее продуть трахеи и, как заправская подлодка, исчез в зловещих глубинах Янтарного.

Когда я решил, что мы подозрительно легко отделались, и вот-вот будем на берегу, жужжание повторилось с новой силой. И, я бы сказал, теперь в каком-то новом регистре.

– Я вспомнил. – Тополь вдруг спал с лица. – Я такую штуку слышал. В рации одного военного сталкера.

– Ну и? – Я напрягся.

– Он доложил, что наблюдает какое-то «веретено». Доложил, что оно приближается. В рации зажужжало. И все. Больше его никто никогда…

Тополь осекся.

Из той точки, куда погрузился водянка-сварщик, поднималось нечто. Я не успел глазом моргнуть, как расплывчатое пятно света превратилось в огромный сияющий… кокон? волчок? веретено?

Ну, пусть будет веретено, хотя пропорции не очень подходили.

Веретено выскочило из воды прямо перед нами, подлетело вверх, упало вниз (поверхность озера при этом оставалась невозмутимой!) и вдруг замерло.

Замерли, не дыша, и мы.

Это была настоящая, полноценная НБА – неопознанная блуждающая аномалия. Контактов с различными неопознанными объектами в Зоне фиксируется несколько сотен в год, но они, как правило, имеют достаточно скромные размеры. О таких гигантах – два человеческих роста в высоту, метра полтора в поперечнике – мне слыхать не доводилось.