Текст книги "Загадки Великого океана"
Автор книги: Александр Кондратов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Часть первая
Пацифида, Лемурия, Му
Зоогеография
Еще в XVIII веке была составлена классификация животных и растений, известных людям. Сделал это великий шведский ученый Карл Линней. А так как библейские догматы в ту эпоху считались неоспоримыми, перед Линнеем встала трудная задача: объяснить многообразие животного мира в согласии с библейским мифом о происхождении жизни. Библия утверждала, что все животные и растения были созданы в раю, находившемся в междуречье Евфрата и Тигра. Отсюда распространились они во все концы земли… Но каким же образом ухитрялись сосуществовать в этом раю жирафы и белые медведи, крокодилы и тюлени, полярные песцы и тушканчики, жители пустынь? Или тропические пальмы и мхи тундры, орхидеи и таежные кедры и т. д.?
Линней предположил, что растения и животные были сотворены на острове, посреди которого возвышалась гора, столь огромная, что склоны ее вмещали все климатические зоны, от тропиков у подножия до полярного холода на покрытой вечными снегами вершине. По этим-то климатическим зонам и расселил бог растения и животных, сотворенных им: белых медведей поселил на вершине горы, жираф и газелей – у подножия и т. п. Море отступило, остров соединился с сушей – и началось великое переселение животных и растений, которые постепенно освоили участки планеты с подходящим климатом.
Карл Линней, безусловно, гениальный ученый, недаром он признан «отцом» современной систематики животных и растений. И если его «теория» распространения живых существ выглядит, мягко говоря, наивно (известный ботаник Альфонс де Кандоль считал даже, что теорию эту «знаменитый швед мог создать только в момент умственного затмения»), то виной здесь уровень научных знаний той эпохи, и главное – стремление согласовать науку с догматами Священного писания.
Шли годы, ученые, ботаники и зоологи, накапливали все новые и новые факты о распространении животных и растений по лику Земли, на островах и материках, в тропиках и тундре, пустынях и горах. Появлялись новые гипотезы, объясняющие это распространение. В них фигурировали и всемирный потоп, и геологические катастрофы, и божественный акт сотворения мира, и многое, многое другое. Но только после появления капитального труда Чарлза Дарвина «Происхождение видов» началась подлинная наука биология, а вместе с ней стали науками и фитогеография, изучающая и объясняющая распространение растений, и зоогеография, изучающая и объясняющая распространение животных (обе эти дисциплины часто объединяются в биогеографию – науку о географическом распространении организмов).
В XII и XIII главах «Происхождения видов» Дарвин определил, по существу, пути развития современной биогеографии. Он показал, что сходство или несходство фаун и флор нельзя объяснить только лишь физическими факторами. Гениальный ученый убедительно показал, как естественные преграды, вроде пустынь, проливов, горных хребтов, изолируют животных и растения от окружающего мира и в этом «изоляте», на острове или в горах (которые он образно назвал «островами на суше») в процессе эволюции формируются обособленные – эндемичные – виды, присущие только данному острову или «острову на суше».
Вот несколько примеров. Озеро Байкал, изолированное высокими горными цепями, изобилует эндемиками, видами, присущими этому и только этому озеру. Из 33 видов моллюсков 32 являются «байкальскими», т. е. эндемичны; из 74 видов планарий, найденных в Байкале, эндемичны 65; 14 из 32 видов рыб, водящихся в озере, эндемичны; эндемичен и «сибирский тюлень», плавающий в водах Байкала. В африканском озере Танганьика, также окруженном горами, из 400 населяющих его видов животных эндемично 293, т. е. почти 75 процентов. Еще более разительные примеры показывают острова. Например, актинии, населяющие прибрежные воды Новой Зеландии, эндемичны на 100 процентов, а из 1078 видов бабочек эндемичны 1007. На Гавайских островах имеется самостоятельное эндемичное семейство птиц, распадающееся на 9 родов и 40 видов (советский зоогеограф П. П. Сушкин, проведя обстоятельнейшее исследование, доказал, что все семейство развилось из… обыкновенного, всем нам хорошо знакомого щегла!). На островах Галапагос из 66 видов птиц эндемичны 64; из 48 видов наземных моллюсков, населяющих этот архипелаг, 42 – эндемики.
Удивительная фауна островов Галапагос, как известно, натолкнула молодого Чарлза Дарвина на мысль о том, что распространение там животных можно объяснить лишь только постепенным изменением видов во времени (разница между видами, населяющими отдельные острова, тем больше, чем значительней – стало быть, и древнее – географическая разобщенность этих территорий).
Но как первоначально попадают животные и растения на острова, в изолированные озера, на плоскогорья и т. п.? На этот вопрос в «Происхождении видов», а также в других трудах Дарвина приводятся убедительные ответы. Этому же вопросу посвящал свои труды великий сподвижник Дарвина Альфред Уоллес. Его двухтомное сочинение «Географическое распределение животных» является, по сути дела, развернутым и насыщенным колоссальным фактическим материалом изложением идей, высказанных в главах XII и XIII «Происхождения видов», – то есть фундаментом биогеографии. Монография Уоллеса «Островная жизнь» целиком посвящена анализу путей и средств, с помощью которых животные заселяют острова, отделенные от материков десятками и сотнями километров. И еще при жизни Уоллеса, в 1883 году, природа поставила своеобразный «эксперимент», который показал, что водные преграды не являются непреодолимым препятствием для животных и даже растений.
26 августа 1883 года в Зондском проливе, разделяющем индонезийские острова Суматру и Яву, произошло извержение вулкана Кракатау. Одноименный остров был засыпан толстым слоем вулканического пепла, и все живое на Кракатау погибло. Остров, отделенный от ближайшей суши 18 с половиной километрами, превратился в настоящий «остров мертвых»…
Но вот через три года после извержения, в 1886 году, на Кракатау были обнаружены сине-зеленые водоросли, 11 видов папоротников и 50 видов цветковых растений. Через 6 лет, в 1889 году, на острове вслед за растениями появились и животные: пауки, мухи, клопы, жуки, бабочки и даже крупная ящерица – варан. В 1908 году остров Кракатау населяло 263 вида наземных животных, из них 240 видов членистоногих, 2 вида рептилий, 16 видов гнездящихся птиц. А в 1921 году здесь обитало уже 573 вида, в том числе 1 вид змей, 26 видов гнездящихся птиц, 2 вида летучих мышей и вездесущие крысы.
По воздуху, по морю… и по суше!
Столь быстрое заселение Кракатау, конечно, объясняется близостью суши и тем, что животные и растения, попадавшие туда, не встречали никакой конкуренции. Обычно же каждый переселенец должен еще и укорениться на новой родине, суметь победить прежних ее жителей, успешно размножиться и т. д. Но нас интересует другое: каким же образом попали на Кракатау различные животные и растения? И – шире – как заселяются острова?
Самый естественный способ преодолеть водную преграду – это переплыть ее. Но возможности пловцов-животных ограничены. «Рекордсменом» здесь может считаться крокодил (у Кокосовых островов в Индийском океане видели крокодила, который мог заплыть сюда только с Зондских островов, лежащих в 900 километрах). Несколько десятков километров могут проплыть гиппопотам, буйвол, белый медведь, северный олень. Тигры переплывали Джохорский пролив, отделяющий остров Сингапур от полуострова Малакка. Но пролив этот неширок; расстояние же в несколько десятков километров тиграм уже не одолеть: на Калимантане, Яве и многих других островах Индонезии их нет. Пресноводные же рыбы и амфибии соленой морской воды не переносят, и морские путешествия им не под силу. И тем не менее такие никудышные пловцы, как, например, ночные ящерицы-гекконы, населяют почти все острова Тихого океана!
Путешествия через проливы и моря – и это убедительнейшим образом показал Дарвин – животные могут совершать с помощью своеобразных «судов» – древесных стволов и целых деревьев. Выйдя из берегов во время паводков, реки выносят стволы и деревья в открытое море, их подхватывают течения, а затем прилив выбрасывает их на берега островов. В стволах же деревьев находят пристанище многие сухопутные животные – или их личинки, яйца и т. д. Так переселяется, например, геккон рода «птихозоон» – и его-то и можно обнаружить на многих отдаленных островах Океании.
Дарвин провел несложный опыт, в результате которого было доказано, что обыкновенная виноградная улитка может совершить путешествие почти в тысячу километров (ибо улитка перенесла двадцатидневное пребывание а морской воде – за это время морское течение средней скорости унесло бы ее на 660 морских миль). Некоторые сухопутные моллюски совершают морские путешествия, присосавшись к стволам и затянув отверстие раковины особой пленкой или крышечкой.
На «судах» путешествуют не только мелкие животные, вроде улиток и моллюсков. Плавающие стволы «доставляют» змей на острова, причем иногда это довольно крупные экземпляры. Так, на остров Сан-Висенти в Карибском море из Южной Америки на стволе дерева приплыл крупный удав. «Судами» могут служить и льдины. В 80-х годах прошлого века оторвавшаяся льдина унесла в Каспий табун лошадей, который затем совершил высадку на остров Кулалы, к которому прибило льдину, размножился и одичал.
До сих пор речь шла о сухопутных животных. Гораздо проще попадать на острова птицам, летучим мышам, насекомым, обладающим крыльями. Перепел и коростель слывут плохими летунами, однако и они с легкостью перелетают Черное море. Сотни километров могут пролететь летучие мыши и даже насекомые, особенно если им помогает попутный ветер. Стаи перелетной саранчи из Африки попадают на остров Мадейру. Стрекоз наблюдали в океане между Австралией и Индонезией, мотылька – в Индийском океане, в трехстах морских милях от берега. Бабочка «мертвая голова» не раз совершала перелеты в океане, залетая даже на удаленный остров Святой Елены. Неудивительно, что почти все острова в океанах населены насекомыми и летучими мышами.
Пауки не имеют крыльев. Однако и они могут совершать довольно далекие перелеты, носясь по воздуху на длинных нитях паутины. Из таких «паутинных пауков», например, состоит вся фауна пауков на Гавайских островах, отстоящих от других земель на многие сотни километров. А ведь кроме такого активного полета насекомые, а также яйца рептилий, икра пресноводных рыб и т. п. могут приноситься на отдаленные острова перелетными птицами – на опереньи, в погадках и др. (Дарвин называл это «случайными заносами».)
Наконец, огромную роль в расселении животных, в особенности на островах, играет деятельность человека. Например, в Новую Зеландию в разное время было ввезено 42 вида млекопитающих, причем не менее 20 из них настолько укоренились на своей новой родине, что совершенно изменили характер ее фауны. Бескрылые птицы Новой Зеландии были почти полностью истреблены кошками, собаками, лисами и, в основном, людьми. Вытесняться стала и древняя флора этого двойного острова – на смену ей пришли растения, привезенные из Европы. И сейчас многие места Новой Зеландии по своей фауне и флоре стоят ближе к Англии, чем к первозданной природе острова.
Человек помогает расселению животных не только сознательно, но порой и помимо своей воли. Ибо вместе с ним на новые места жительства следуют паразиты и так называемые «захребетники» человека – крысы, мыши, мухи, тараканы, платяные моли и т. п. В наши дни не найти страны, в которой бы не было крыс и мышей. Европейские суда завезли их практически на все острова Океании. Так же, как муравьев, тараканов и других, подобных им, «захребетников».
Таким образом, животные и растения распространяются на острова вплавь, на «судах» в виде стволов или льдин, на крыльях, чужих или собственных, с помощью человека, сознательной или невольной. Дарвин, Уоллес и другие ученые нарисовали величественную и стройную картину заселения океанических островов… И все-таки в этой картине, несмотря на гениальность ее создателей, были существенные «белые пятна». Многие обитатели островов, в особенности Тихого океана, никак не могли попасть на свою родину «вплавь» или на крыльях перелетных птиц. Единственным разумным объяснением появления их на островах была гипотеза о суше, некогда соединявшей эти острова с материком – или даже с двумя материками. И чем лучше узнавали зоологи своеобразный мир Океании, тем больше фактов говорило о том, что острова в Тихом океане заселялись не только и не столько по воде – случайными «пловцами» и перелетными птицами, – сколько по суше – по «мостам» между материками и островами.
Около полувека назад выдающийся русский ученый Михаил Александрович Мензбир, один из основоположников современной зоогеографии, выпустил книгу под названием «Тайна Великого океана». В ней были подытожены наблюдения нескольких поколений натуралистов и зоологов – наблюдения, которые Мензбир интерпретировал как веские доказательства в пользу былого существования в Тихом океане обширных участков суши.
Двуутробки и др
Представители низших видов млекопитающих встречаются только в Тихоокеанском бассейне. Австралия – классическая страна сумчатых (или двуутробок). Кроме того, сумчатых можно найти в Южной и Северной Америке (опоссум). Миллионы лет назад сумчатые населяли Европу, которая, быть может, и была их родиной (палеонтологи считают, что родина сумчатых – северное полушарие). Каким образом попали двуутробки в Австралию, если пятый континент не был их родиной? Казалось бы, самый простой путь – через Индонезию и Юго-Восточную Азию. Но доказательств в пользу этого пути у нас нет никаких. Зато очень многие факты говорят о том, что сумчатые попали в Австралию из Южной Америки, – и это несмотря на разделяющий их океан!
Ископаемые сумчатые, найденные в Южной Америке, очень походят на австралийских сумчатых. Зоологи и палеонтологи считают поразительным сходство ископаемого сумчатого, найденного в отложениях Санта-Крус в Южной Америке, относящихся к третичному периоду, с австралийским сумчатым волком. Причем ископаемые сумчатые Южной Америки древнее ископаемых сумчатых Австралии. Логично предположить, что когда-то, в третичном периоде, Австралия соединялась с Южной Америкой сухопутным «мостом». Перейдя по этому мосту из Южной Америки на пятый континент, двуутробки нашли здесь свою вторую родину. И когда связь между материками прервалась, ибо «мост» ушел на дно Тихого океана, Австралия, оставшись в изоляции от остальных материков, стала, по существу, настоящим заповедником сумчатых, истребленных почти повсеместно другими, более развитыми видами млекопитающих.
О существовании сухопутного «моста» говорит и распространение так называемых костеязычных рыб семейства Halaxidae. Рыбы эти морской воды не переносят и водятся в реках Южной Африки, Южной Америки, на юге Австралии и даже на острове Новая Зеландия. Пресные воды всех трех материков, лежащих в южном полушарии, между 30 и 60-м градусами южной широты, а также реки острова Новая Зеландия населены рыбами семейства галаксид. Можно попытаться объяснить распространение галаксид в Южной Африке и Южной Америке какими-то далекими путешествиями икринок рыб во время разливов рек и т. п. (ведь ухитряются же рыбы османы, живущие в горных реках Памира, переваливать через хребты и достигать Тянь-Шаня!). Но каким образом попали галаксиды в Австралию и тем более в Новую Зеландию? По всей видимости, распространение галаксид объясняется сухопутными связями континентов: Южной Африки и Южной Америки через Атлантику, Южной Америки и Австралии, включая Новую Зеландию, через Тихий океан.
Весомые доказательства в пользу Тихоокеанского материка видел Мензбир и в ареале распространения десятиногих раков, представителей береговой фауны. Эти раки не смогли бы попасть на разделенные сотнями километров острова Тихого океана, не будь здесь когда-то суши.
Гекконы, как вы уже знаете, могут попадать на острова «вплавь». На обломках деревьев могут преодолеть десятки, а порой и сотни километров ящерицы и змеи. Но вряд ли «случайными заносами» можно объяснить необычайную фауну пресмыкающихся на островах Фиджи. Здесь водятся ящерицы-агамы, свойственные восточному полушарию, и ящерицы-игуаны, присущие Новому Свету. Кроме того, на Фиджи обитают мелкие удавы и три разновидности лягушек. Не слишком ли много «случайных заносов» для одного архипелага Фиджи? Вряд ли смогли бы доплыть игуаны до Фиджи из Америки или с островов Галапагос (игуаны Фиджи родственны ящерицам этого уединенного архипелага), ибо плавание «на бревне» заняло бы не один месяц. Тем более неправдоподобным выглядит предположение о «случайном заносе» на Фиджи лягушек, не переносящих соленой воды.
На остальных островах Океании, расположенных к востоку от Фиджи, лягушки отсутствуют. Но на полинезийских архипелагах Самоа и Тонга водятся удавы и ящерицы, а также крупные тяжеловесные кузнечики из рода Salomana, абсолютно неспособные к дальним перелетам. Попасть сюда они могли только по суше. Точно так же, как и некоторые виды бабочек, жуков, муравьев, пауков, моллюсков, амфибий, рептилий и червей, родственные обитателям Америки или Старого Света (например, на Новой Каледонии обитают представители южноамериканских светящихся жуков-щелкунов: невероятно, чтобы их могло занести попутным ветром из Америки, удаленной на несколько тысяч километров!).
О былых «мостах» суши свидетельствует и распространение растительности на островах Тихого океана. Например, в Полинезии, помимо специфических, эндемичных, видов растений есть и азиатские, и австралийские виды, а кипарисы, лилейные и папоротники общи для Полинезии и Америки. «Рекорд» совмещения флоры различных континентов устанавливают Гавайские острова. Тут сосуществует флора Индонезии, Северной Америки, Австралии, Полинезии, Южной Америки, наконец, Антарктики! Одними «случайными заносами» такое вавилонское смешение растительности объяснить нельзя.
Подводя итоги, Мензбир в своей книге «Тайны Великого океана» приходил к выводу о том, что многие острова Океании являются лишь остатками обширной суши, ныне затонувшей. Все поразительные факты расселения животных и растений, приведенные выше, свидетельствуют в пользу этой гипотезы. Более того: создатель русской зоогеографии полагал, что нынешний свой вид островной мир Океании принял совсем недавно. «Объективные данные науки говорят нам, что Великий океан не столь древен, как это можно думать. В своей тропической части он, по-видимому, образовался не ранее миоцена. Но и позднее, гораздо позднее, когда не только произошел человек, но достиг известной степени культуры, на лоне его вод поднимались многочисленные острова – одни больших, другие меньших размеров», – писал Мензбир.
Но если это так, значит, сухопутные «мосты» и острова, ныне исчезнувшие, играли большую роль не только в расселении животных и распространении растений по островам Океании, но и в освоении их людьми. И, как это ни парадоксально, эту точку зрения горячо отстаивал великий Альфред Уоллес – ученый, бывший решительным противником сухопутных «мостов», когда речь шла о распространении фауны и флоры на океанические острова, создатель монументальной монографии «Островная жизнь», приводившей сотни фактов в пользу «случайного заселения» животными островов в океане.
Линия Уоллеса
«Линия Уоллеса» – так называют в современной зоогеографии воображаемую линию, разделяющую два фаунистических мира – тропический и субтропический юг Азиатского континента с частью островов Индонезии и австрало-океанийский, включающий частично острова Индонезийского архипелага. «Линия Уоллеса» проходит между островами Бали и Лембок, восточней острова Явы, и далее широким Макасарским проливом, отделяющим Калимантан (Борнео) от Сулавеси. Альфред Уоллес наглядно показал, что между островами Бали и Лембок, разделенными проливом, ширина которого не достигает и 30 километров, фаунистическая разница больше, чем между… Англией и Японией. Животная жизнь этих островов-соседей отличается столь же резко, как и материков, разделенных Атлантикой, – Европы и Америки.
Уоллес объяснял это поистине разительное отличие тем, что когда-то острова Индонезии были составными частями двух больших материков, – одни примыкали к Азии, другие – к Австралии (вместе с Новой Гвинеей). И «линия Уоллеса», разделяющая фауну Индонезии, была когда-то не воображаемой линией, а реальным морским проливом, разделявшим два материка. Более того: Уоллес полагал, что пролив этот разделял не только два различных мира животных, «южноазиатский» и «австрало-океанийский», но и две различные человеческие расы – монголоидную и «океанийскую». К представителям последней Уоллес относил аборигенов Австралии, папуасов Новой Гвинеи, а также жителей Меланезии, Микронезии и Полинезии.
Гипотеза Уоллеса была развита и усовершенствована другим великим сподвижником Дарвина – Томасом Гексли. Если Дарвин доказывал свою гениальную теорию эволюции в основном примерами из истории развития животных и растений, то Гексли обратился к сугубо «человеческому» материалу. Изучив антропологические материалы, относящиеся к коренным жителям Австралии, ученый отметил сходство черепов австралийцев со знаменитым черепом из Неандерталя (по названию долины Неандерталь в Германии было дано наименование предшественникам «человека разумного», неандертальцам): у австралийцев, как и у неандертальцев, сильно развиты и выступают вперед надбровья и т. п. (однако Гексли не ставил знак равенства между аборигенами Австралии и неандертальцами, ибо если по одним антропологическим признакам австралийцы ближе всех стоят к неандертальцам, то по другим они отстоят дальше от них, чем представители всех остальных рас планеты). Своеобразие облика австралийцев было настолько велико, что Гексли счел нужным выделить их в особую – четвертую – расу нашей планеты. Наряду с белокожими представителями европеоидной расы, смуглокожими монголоидами и темнокожими негроидами, по мнению Гексли, есть еще одна самостоятельная «большая» раса – австралоидная. Сформировалась она на Тихоокеанском континенте, который затонул относительно недавно. Аборигены Австралии сохранили в наибольшей чистоте «австралоидную расу», в то время как на остальных островах Океании мы имеем дело либо со смешением рас, как, например, в Микронезии, либо с представителями негроидной расы, например, тасманийцами и меланезийцами (жители Тасмании, по мысли Гексли, попали на этот остров из Новой Каледонии по сухопутному «мосту», впоследствии затонувшему).
Гексли работал на заре антропологии и был одним из пионеров изучения австралийцев. Тем не менее его вывод о том, что австралийцы являются представителями совершенно особой «большой» расы человечества, не потерял своего значения и по сей день. «С мнением профессора Гексли», что австралийцы являются самостоятельной расой, был согласен лучший знаток антропологии Океании Н. Н. Миклухо-Маклай; его разделяют и поныне очень многие ученые-антропологи. Правда, есть и другая точка зрения, согласно которой жители Австралии и многих островов Океании являются представителями негроидной (или экваториальной) расы, ее отдельной ветвью. Однако даже на взгляд неспециалиста черты различия между африканцами и австралийцами резко бросаются в глаза: волосы у негроидов курчавые, а у австралийцев – волнистые; в отличие от африканцев у жителей Австралии сильно развит волосяной покров, растет борода. Да и кожа у австралийцев не черная, а темно-коричневая. Среди африканцев преобладают люди с узким лицом и небольшой головой. У австралийцев же массивный череп, покатый лоб, мощные надбровные дуги… Словом, и в строении черепа, и в развитии волосяного покрова австралийцы и африканцы резко различаются. А ведь это, пожалуй, наиболее значимые «параметры», по которым люди классифицируются по расам!
